"Принц Галлии" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)

Глава XVIII в которой появляется еще один герой нашей повести

Не успела Маргарита договорить последнее слово, как дверь распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет, едва переступив порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он среднего роста, стройный, черноглазый, а его правильные черты лица выказывали несомненное родственное сходство с Матильдой.

— А вот и он, — прошептала пораженная Матильда.

— Что вы здесь делаете, милостивый государь? — грозно спросила Маргарита, смерив его оценивающим взглядом.

«Какой красавчик! — с умилением подумала она, невольно облизывая губы. — Парень, а еще посмазливее своей сестры… Боюсь, Рикарду снова придется ждать».

— Ну, так что вы здесь делаете? — повторила Маргарита уже не так грозно.

— Смиренно прошу у ваших высочеств прощения, — ответил юноша, доверчиво глядя ей в глаза.

Принцесса усмехнулась:

«Ага! Так он еще и нахал!»

— А что вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас прощения?

— Смилуйтесь, сударыня! Я здесь человек новый и не знал, как вы обычно выпроваживаете своих придворных. Поначалу я не мог понять, что здесь происходит, и очень боялся некстати явиться пред ваши светлые очи и подвернуться вам под горячую руку, ведь вы, сударыня, опять же прошу прощения, разошлись не на шутку. Так что я решил обождать, пока буря утихнет…

— А потом?

— Потом вы разговорились…

— А вы подслушивали. И не предупредили нас о своем присутствии. Разве это порядочно с вашей стороны?

— Но вы должны понять меня, сударыня, — оправдывался парень. — Вы говорили о таких вещах… э-э, не предназначенных для чужих ушей, что я счел лучшим не смущать вас своим появлением.

— Какая деликатность! — саркастически произнесла Маргарита, бросив быстрый взгляд на обескураженную Бланку. — Стало быть, вы все слышали… господин де Монтини, я полагаю?

— Да, сударыня. И я, право, не знаю, что мне делать.

— Прежде всего, подняться с колен, — посоветовала Маргарита, смягчая тон.

Монтини без проволочек выполнил этот приказ, все так же доверчиво глядя на наваррскую принцессу. А та между тем продолжала:

— И хотя ваше поведение, сударь, было небезупречно, я все же прощаю вас. Надеюсь, моя кастильская кузина присоединится ко мне — при условии, конечно, что вы тотчас забудете все случайно услышанное вами.

Бланка утвердительно кивнула, украдкой разглядывая Монтини. В ответ юноша бросил на нее восхищенный взгляд и почтительно поклонился.

— Милостивые государыни, я не могу ручаться, что позабуду о вашем разговоре. Но вместе с тем осмелюсь заверить вас, что никто, кроме ваших высочеств, не заставит меня вспомнить хотя бы слово из услышанного.

Это следовало понимать так: «Рассказать, я никому не расскажу, однако никто не запретит мне использовать полученные сведения в своих личных целях».

— Хорошо, — сказала Маргарита, приняв к сведению хитрость Монтини. — Вы можете садиться, сударь.

Юноша устроился на указанном наваррской принцессой невысоком табурете в двух шагах от дивана, но при этом, как бы невзначай, сел с таким разворотом, чтобы смотреть в упор на принцессу кастильскую. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Маргариты, и она исподтишка ухмыльнулась.

— Если память не изменяет мне, — отозвалась Бланка, нарушая неловкое молчание, — вас зовут Этьен.

— Да, сударыня, Этьен. Правда, с тех пор как наша семья, получив наследство переехала из Блуа в Русильон, мое имя зачастую переиначивают на галльский лад — Стефано. — Он ослепительно улыбнулся. — Так что я сам толком не знаю, как же меня зовут на самом деле.

— С собственными именами порой возникает настоящая неразбериха, — живо подхватила Бланка. — К примеру, кастильское Хайме по-французски произносится Жак, по-галльски и по-итальянски Жакомо, а в библейском варианте — Иаков. Мой духовник, кстати, ваш тезка, падре Эстебан, как-то рассказывал мне, что Иисуса Христа по-еврейски звали Йешуа…

Маргарита слушала кузину, с трудом скрывая свое удивление. Собственно, было бы неверно утверждать, что Бланка избегала мужского общества. Она была девушка общительная и любила поговорить с интересными людьми, независимо от их возраста и пола, а беседы о вещах серьезных и вовсе предпочитала вести с мужчинами, которые были ближе ей по складу ума, чем большинство женщин. Однако сейчас в ее поведении чувствовалось нечто такое, что заставило Маргариту насторожиться. Это «нечто» было на первый взгляд незначительное, почти незаметное и, тем не менее, чрезвычайно важное.

«Определенно, этот парень приглянулся Бланке, — решила Маргарита. — Он застал ее врасплох, когда она не в меру разоткровенничалась, вроде как встретил голую на реке. И если он не дурак… А он точно не дурак. Вон как строит ей глазки, кует железо, пока горячо. Что ж, недаром говорят, что нет худа без добра. — Про себя принцесса вздохнула. — Похоже, мне придется уступить его Бланке. Жаль, конечно, он милый парень, и мы с ним приятно провели бы время. Но чего не сделаешь для лучшей подруги… А Рикарду, считай, повезло».

Между тем разговор от Иисуса Христа, которого на самом деле звали Йешуа, перешел на гонения первых христиан. При случае был упомянут император Нерон, который в поисках вдохновения велел поджечь Рим, дабы, глядя на охваченный огнем город, воспеть падение древней Трои. За сим естественным образом всплыла сама Троя с прекрасной Еленой, авантюристом Парисом и печально известным яблоком раздора. Тут Маргарита испугалась, что Бланка, того и гляди, примется цитировать Овидия или Вергилия, и торопливо вмешалась — тяжелый и высокопарный слог древнеримской поэзии наводил на нее тоску.

— Господин де Монтини, — сказала она. — У меня создается впечатление, что мы с вами уже где-то встречались. Может быть, это потому, что вы очень похожи на Матильду?

— Не только поэтому, сударыня. Вы могли видеть меня, когда шли к государю отцу вашему.

— Да, да, вспомнила. Дело было в галерее. Вы еще стояли, как вкопанный, и даже не поклонились мне.

— Ах, сударыня! — виновато произнес Монтини. — Прошу великодушно простить меня за столь вопиющую неучтивость. Но будьте снисходительны ко мне. Я был так потрясен вашей красотой, что меня буквально парализовало. Я увидел самую прекрасную на всем белом свете женщину после… — Он демонстративно запнулся с таким видом, будто нечаянно выдал свои самые сокровенные мысли.

Маргарита была девушкой сообразительной и тотчас догадалась, что значит это «после» и к кому оно относится.

«Чертенок! Он уже заигрывает с Бланкой».

— Ну да, конечно, — сказала она, выстрелив в кастильскую принцессу насмешливым взглядом. — Для любящего брата во всем мире не сыщешь женщины краше его сестры.

Щеки Бланки вспыхнули алым румянцем. Монтини лицемерно потупился, мастерски изображая смущение. И только Матильда приняла все за чистую монету.

— Я тоже люблю братика, — с очаровательной наивностью ответила она. — Очень люблю.

Маргарита зашлась нервным кашлем, чтобы не расхохотаться.

— Знаю… знаю… Ты рада, что он приехал?

— Ах, сударыня, я так счастлива! — Матильда вскочила с подушки и поцеловала Этьена в щеку. — Я безумно счастлива снова видеть его.

— Ваша сестра, господин де Монтини, настоящее чудо, — сказала наваррская принцесса. — Я ее очень люблю.

— Я тоже, — с неожиданным пылом отозвалась Бланка.

Маргарита и вовсе обалдела.

«Однако же! — подумала она. — У парня железная хватка. И как ловко он это провернул! У него точно есть опыт обольщения девиц, причем немалый… Ай да Бланка! Так вот какие мужчины привлекают нашу скромницу — ловеласы, распутники, соблазнители…»

— И что же привело вас в Памплону? — спросила она у Этьена.

— Главным образом, желание повидаться с Матильдой, — ответил он. — А тут еще представился удобный случай: господин герцог направил к государю отцу вашему посла, господина де Канильо, для ведения каких-то переговоров. Я вызвался сопровождать его, поскольку это совпадало с моими давними планами навестить сестру.

— А что мешало вам самому приехать, и то значительно раньше? Больше года Матильда ждала вас, а вместо этого получала письма, в которых вы сообщали, что задерживаетесь.

Этьен явно смутился и промолчал.

— Его дела задерживали, — вступилась за брата Матильда. — Ведь он еще молод, а ему приходится управлять имением. Это нелегкое дело, сударыня.

Маргарита иронически усмехнулась. У нее зародилось подозрение, что в Русильоне Этьена задерживали отнюдь не хозяйственные дела — во всяком случае, не только хозяйственные.

— Ваша сестра рассказывала, что вы служили пажом у молодого Филиппа Аквитанского. Это так?

— Да, сударыня. Вернее, служил я при дворе господина герцога, но некоторое время был в свите его младшего сына. Правда, недолго, потому что вскоре монсеньор Аквитанский-младший был вынужден покинуть Тараскон и уехал в Кастилию. А я вернулся в Русильон, поскольку господин герцог счел меня бунтовщиком и уволил со службы.

— Значит, вы были участником тех событий?

Монтини замялся.

— Участник, это слишком громко сказано, сударыня, — после недолгих колебаний ответил он. — Я был просто очевидцем. Сочувствующим очевидцем.

«Хоть и нахал, но знает меру, — заключила Маргарита. — Скромность ему не чужда».

— Меня всегда интересовала эта история, — сказала она. — Но все версии, которые я слышала, были из третьих рук и нередко противоречили одна другой…

— А как же граф д’Альбре? — вмешалась Бланка.

— Ха! Этот хвастунишка? Да я не поверила ни единому его слову! Он противоречил не только другим, но и сам себе. Ну, прямо из кожи вон лез, лишь бы выставить себя в самом лучшем свете. И бывают же такие люди!

— А вот Елена считает его очаровательным, — заметила Бланка.

Маргарита фыркнула.

— Тоже мне, авторитет нашла! — произнесла она, удачно копируя одно из излюбленных выражений Бланки. — Елена считает очаровательным любого мужчину, который умеет говорить комплементы. Но речь сейчас не о ней. Господин де Монтини, я хотела бы услышать ваш рассказ, как очевидца тех событий. Тем более, сочувствующего очевидца.

— Но прошу учесть, сударыня, — предупредил Этьен, — что тогда мне было девять лет. Не исключено, что я помню далеко не все существенное, а из того, что запомнил, не все понял и, возможно, кое-что превратно истолковал.

— Невелика беда, — успокоила его Маргарита. — Вы рассказывайте, а мы уж как-нибудь разберемся. Отделим, как говорится в Писании, зерна от плевел.

Монтини охотно принялся исполнять желание наваррской принцессы. Повествуя о событиях семилетней давности, он слушал себя краем уха, а подчас и вовсе не слышал того, что говорил. Все его внимание было приковано к Бланке, и раз за разом он обжигал ее страстными взглядами, притворяясь, что старается делать это незаметно.

Этьен был парнем смышленым и сразу понял, что нравится Бланке. Он, впрочем, с детства привык к тому, что нравится многим женщинам, однако то обстоятельство, что он понравился дочери и сестре королей Кастилии, переполняло его сердце законной гордостью. Случайно подслушанный им разговор взбудоражил его воображение, дал ему широкий простор для самых смелых фантазий и честолюбивых надежд. Он скорее мечтал, чем думал о чем-то, скорее грезил, чем мечтал, и скорее даже бредил, чем предавался грезам, упиваясь своими мечтами и трепеща в предвкушении самой великой победы всей своей жизни…

А Бланка никак не могла справиться со своими мыслями, которые кружились в ее голове, с калейдоскопической быстротой сменяя друг друга, и без какой-либо логической последовательности сплетались в причудливые узоры, поднимая в ней бурю противоречивых чувств. Не подозревая о присутствии Этьена, она в разговоре с Маргаритой открыла ему свою душу и теперь чувствовала себя перед ним будто раздетой догола. Это было такое дразнящее ощущение, что Бланка еле сдерживалась, чтобы не вскочить с места и… Тут она не знала, что ей делать дальше — то ли убежать прочь, замкнуться в своей спальне и плакать от стыда и унижения, сколько ей хватит слез, или же кинуться Монтини на шею, пусть он обнимает ее, целует, пусть делает с ней все, что хочет, пусть сделается таким близким ей, чтобы она не стыдилась своей наготы перед ним, чтобы исчез, наконец, тот настырный, тревожный, неприятный зуд в груди, чтобы прошло ее отвращение к себе и своему телу, оставшееся ей в память о ночах, проведенных с мужем, одна только мысль о которых вызывает непреодолимое желание снова и снова мыться в тщетном стремлении смыть с себя грязь от его прикосновений…

— А вы замечательный рассказчик, господин де Монтини, — одобрительно констатировала Маргарита, когда Этьен закончил. — Вам бы книги писать, я совсем не шучу. Ваш рассказ, бесспорно, самый интересный и увлекательный из всего, что я слышала о тех событиях. Правда, в нем есть некоторые огрехи, но их можно объяснить тем, что вы сами не очень прислушивались к тому, что говорили.

— Это все от усталости, — отозвалась Матильда, снова вступаясь за брата. — Ведь он только приехал, устал с дороги, а потому такой невнимательный.

Маргарита ухмыльнулась и насмешливо взглянула на Бланку, затем вновь перевела свой взгляд на Монтини.

— Раз так, то не смею вас задерживать, сударь. Хорошенько отдохните, а вечером мы продолжим нашу занимательную беседу. Вам уже предоставили комнату?

— Да, сударыня.

— Где?

— В гостевых покоях на первом этаже.

Маргарита покачала головой:

— Это совсем не годится. Брат моей любимой фрейлины вправе рассчитывать на более внимательное отношение. — На какую-то секунду она задумалась. — Итак, поступим следующим образом. Самое позднее к завтрашнему вечеру этот негод… господин Рауль де Толоса должен освободить свою квартиру… свою бывшую квартиру, а пока что… Матильда, ступай разыщи кузена Иверо, представь ему своего брата и от моего имени попроси, чтобы он на денек-другой уступил ему одну из своих комнат… Гм… А чтобы Рикард не вздумал приревновать, скажи, что я приглашаю его пообедать со мной. — С этими словами она протянула Этьену руку для поцелуя. — Приятно было познакомиться с вами, господин де Монтини.

— Мне тоже, — тихо произнесла Бланка. Она вся задрожала, когда он, вроде как нечаянно, вопреки тогдашнему обычаю, прижался губами к ее ладони.

Как только Матильда и Этьен вышли из комнаты, плотно закрыв за собой дверь, Маргарита пристально поглядела на Бланку и спросила:

— Ну? Как тебе понравился братик Матильды? Хорош, не так ли?

Бланка встала с кресла, пересела на диван рядом с Маргаритой и положила голову ей на плечо.

— Господи! — прошептала она. — Что со мной происходит? Я будто горю вся… сгораю…

— Ты влюбилась?

— Нет… Не знаю… Я ничего не знаю!

— Зато я знаю: в тебе вспыхнула страсть. Поэтому ты вся и горишь. Ты сгораешь от страсти. Со мной тоже так было… Когда-то. Очень давно. В самый первый раз. — Маргарита мечтательно улыбнулась. — У нас гостил Альберто Фарнезе, теперешний герцог Пармский, и я, одиннадцатилетняя девчонка, влюбилась в него по уши. Будто с ума сошла. На третью ночь я тайком пробралась в его спальню и залезла к нему в постель. В потемках он принял меня за одну из фрейлин моей матушки — со всеми вытекающими из этого последствиями. А утром… О! Я никогда не забуду выражения его лица, когда он проснулся и увидел меня… Бланка, ты вся дрожишь!

Бланка еще крепче прижалась к ней.

— Мне зябко, Маргарита.

— Но ведь только что ты горела.

— А теперь мне зябко. Мне… мне страшно. Я боюсь…

— Чего ты боишься?

— Себя боюсь. Своих мыслей и…

— И желаний, — помогла ей Маргарита. — Ты испытывала что-то похожее к Красавчику?

Бланка долго молчала, прежде чем ответить.

— Да, — сказала она. — Только это сильнее. Когда меня влекло к Филиппу, я всегда вовремя останавливалась. А сейчас я боюсь, что не сумею остановиться. Что со мной, Маргарита?

— Ты взрослеешь, вот и все. Твой Филипп пробудил в тебе женщину, Александр сделал тебя женщиной, а этот парень, надеюсь, научит тебя быть женщиной. Все это естественно, и тебе нечего бояться. Отбрось все страхи, подчинись своим желаниям, и ты увидишь, как это прекрасно — любить и быть любимой. Ведь сам Господь говорил, что суть нашей жизни — любовь.

— Ах, кузина! — в отчаянии простонала Бланка. — Не мучь меня. Прошу тебя, не мучь… Пожалуйста…

Маргарита вздохнула:

— Ты сама себя мучишь, золотко. И не только себя — меня тоже.

Это была истинная правда. Последние четыре месяца Маргарита жила в постоянном страхе перед будущим. Ее пугали возможные последствия громкого скандала, который разразится, когда Бланка (а когда-нибудь она все же решится на это) потребует развода с Александром, публично обвинив его в кровосмешении. Сам по себе скандал был бы даже выгоден Маргарите, так как позволял ей избавиться от своего политического противника — графа Бискайского, хотя при этом пострадала бы и Жоанна, которую наваррская принцесса по-своему любила. Но в данных обстоятельствах окажется затронутой фамильная честь кастильского королевского дома, и гнев могущественного соседа, скорее всего, обрушится на всю Наварру, без разбора, кто конкретно виноват в несчастьях Бланки — любимицы всей Кастилии и любимой сестры короля. Минимум, что сделает Альфонсо XIII, это денонсирует все мирные договоры и умоет руки, позволив своим воинственным и падким на чужие земли вассалам действовать по собственному усмотрению. А тогда и Гасконь с Арагоном не останутся пассивными наблюдателями — с какой стороны ни глянь, под угрозу будет поставлено существование Наварры как самостоятельного государства.

«Боюсь, — подумала Маргарита, — мне все-таки придется выйти за Красавчика…»

— Бланка, — произнесла она вслух. — Ты должна пообещать мне одну вещь.

Кастильская принцесса подняла голову:

— Да?

— Когда тебе станет совсем невмоготу, когда ты решишь потребовать развода…

— Ты же знаешь, кузина, что я никогда…

— Не зарекайся. То, что в детстве тебя убедили в нерушимости брачных уз, еще не значит, что ты будешь думать так всегда. Лучше пообещай мне, что ничего не предпримешь, не посоветовавшись со мной.

Бланка утерла платочком слезы с лица и вопросительно посмотрела на Маргариту.

— Хорошо, обещаю. Но что ты задумала? Неужели собираешься помочь мне?

— Да. Кажется, я знаю, как уладить твой развод с Александром без лишнего шума и не устраивая скандал.

— И как же?

Маргарита промолчала. Она знала как. Она знала, что ей делать, и, если понадобится, она сделает это. При необходимости она сделает Бланку вдовой — а вдовам незачем требовать развода.