"Тени моего города (Сборник)" - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)Понедельник. ГордыняХорошо, что мы не Авраменки. У них тоже гнев с гордыней – в один день, как у нас с Лидкой. Только процентовка – закачаешься! Найдут Анькины 79 на Славкины 84+ – туши свет, сливай воду! Наши жалкие 26 на 31 – курам на смех. Зато ссоримся реже. Хрен бы Авраменко в такой день согласился пса выгулять! А я – ничего. Я не гордый. То есть, гордый, конечно. Чероки – лучший пес в мире! Смотрите, завидуйте. Фу, Чероки! Брось гадость! Как тебе не стыдно? Учись у Дика: он никогда… Куда?! Стой, животное! Внял, зараза. Взял пример с Дика. Кошку, понимаете ли, Дик увидел! Ты ж вчера с Брыськой только что не лизался, кобелина! Или у тебя тоже циклы? Ну, загнали на дерево – дальше что? Так и будем скакать и лаять до вечера? Ой! Это не Брыська… Это ж Лярва! Ко мне, Чероки! На поводок – и домой, пока Эсфирь Львовна не объявилась. За свою Лярву она нас с тобой обоих на дерево загонит! Что-то у меня гордыня сегодня не очень… Подкачала. Дверь квартиры распахивается настежь: – Я кого просила мусор выбросить? Становлюсь в позу: – Пушкина! – Я тебе покажу Пушкина! Я тебя, в гроб сходя, благословлю! Ты у меня сам застрелишься, бездарь! Марш на помойку! Пререкаться со вздорной бабой – ниже моего достоинства. И пойду! И выброшу! Пальцы стальным захватом смыкаются на пакете с мусором. Рвется тонкий полиэтилен. – Еще на пол мне рассыпь!.. Лидка хмурит брови. Нетушки, актрисуля. Не верю. Одарив жену надменной улыбкой, я покидаю отеческий дом. Хлопаю дверью. Шествую по лестнице. С чувством собственного превосходства. Начинаю гнусно хихикать. Индюк надутый! Придурок-муж из «семейного» ток-шоу для дебилов. Как жена меня терпит? Верно сказала: бездарь! И место мое – на помойке… Самоуничижение – паче гордыни? Возле мусорного бака стояли туфли. Черные. Лак, кожа «под чешую» – итальянские. Каблуки всего на треть стоптаны. В доме завелся олигарх? Сорит деньгами? Подарил бы мне… В последний момент я все-таки отдернул руку. У меня не жадность! И не зависть. Чтоб я туфли с помойки взял?! Гордыня, где ты? Ау! Да что ж это, блин, творится?! В квартире было тихо. До звона. – Лидок? Ты дома? Тишина сгущается, ватой лезет в уши. Собственное дыхание кажется громом. Кто-то скулит. На кухне. Чероки? Кто тебя обидел?! За столом сидела Лидка. Плакала, закрыв лицо ладонями. Какие у нее тонкие пальцы… – Что с тобой? – Отстань. – Ну извини меня, дурака. Я ж не нарочно… – Не трогай меня… Пожалуйста. Хоть бы вызверилась, что ли? Я б понял. – Чего ты, Лид? Все нормально, все хорошо… Она вдруг отняла руки от лица. Взглянула на меня в упор, смаргивая слезы. Будто впервые увидела. – Ничего не нормально, Толя. Ничего не хорошо. SMS-ка от шефа. – Ну? – спросил профессор вместо «здравствуйте». – Интервью, – напомнил я. – Ну-ну… И профессор убрел в недра квартиры. Нервничая, я последовал за ним. Так меня встречали впервые. Попадались неврастеники, мизантропы, кретины, пижоны… Ноев ковчег. Вирусолог выбивался из общего ряда. Юркий, как ящерица. Мелкий, как разменная монета. Самодостаточный, как Мона Лиза. А еще он был, что называется, выпивши. С утра. В кабинете царил мрак. Солнце без особого успеха тыкалось в задернутые шторы. Тени, силуэты; звяканье бутылки о рюмку. Мне профессор не предложил. – Ну? Разнообразием он не баловал. – Угостите акулу пера? – Легко. Бутылка звякнула во второй раз. Нет, не жадность, понял я. Гордыня? Брезгует мелким репортеришкой? Вряд ли. Это у меня сегодня гордыня. Два гордеца сцепились бы еще на пороге. Хотя моя нынешняя гордыня… Я задрал нос. Вышло не очень. – Это лечится? – спросил я напрямик. – Нет. – Совсем? – Абсолютно. Пейте, уже все равно. Я сделал глоток. – Бренди? – Арцах. Армянская водка. – Чем пахнет? – Кизилом. – Женщины такое любят. – Такое люблю я, молодой человек. И не похоть. Была бы похоть, среагировал бы на женщин. Или на меня, если гомик. Лень? Ишь какой живчик… И не гнев. Гнев я бы опознал сразу. – Что теперь, Марк Эдуардович? – Черт его знает. Приспособимся. Мы ж тараканы. – В каком смысле? – На нас дуста не изобрели. – Думаете, пандемия? – Я не думаю, молодой человек. Я знаю. – Эмо-карты? Недельные циклы? Профессор был краток: – Плюнуть и растереть. Вешайте меня, жгите огнем, лишайте премии, но лишь сейчас я сообразил, что за темный ангел встал на пороге. Это как же? Это что же? Значит, проснулся я во вторник, а гнева-то нет? Дал жене подзатыльник, и оправдаться нечем? Оторвался на Люське, а смягчающие обстоятельства – хрен с маслом? Что я скажу нищему в воскресенье, пройдя мимо? Мама родная – шпроты… Съел, и мучайся, да? – Спасите, – шепнул я профессору. – Вы же специалист… Горло свело, шепот сорвался. – Работаем, молодой человек. На базе старого штамма вируса. Есть положительные результаты. В принципе, повторно заразиться «Грешником» – реально. Хотите – верьте, хотите – нет, но я готов был руки ему целовать. При всей моей понедельничной гордыне. Жаль, на профессора сей порыв впечатления не произвел. Он размышлял вслух. – Реально, да. Но пики циклов «Грешника-2» – существенно выше. Придется вводить новую процентовку. Откалибруем за милую душу… – Насколько выше? – Раза в два. Что у вас с утра? Гордыня? Вот и прикиньте уровень. Я прикинул. И содрогнулся. – А если снова? Если опять циклы полетят к чертям? – Разработаем «Грешник-3». Понадобится – и четвертый сделаем, и пятый. С такими пиками, что закачаешься. Наука, молодой человек, может все. Исследуешь, внедряешь, смотришь – все. Меняй белый халат на белые тапочки. Его юмор мне не понравился. – Скажите, профессор… Что у вас сегодня? По эмо-карте? – Вам для интервью? – Нет, просто так. Я вот наблюдаю за вами, и никак в толк не возьму… Ни одного ярко выраженного. – Чего – ни одного? – Ну, смертного. Греха. Порока. Разве что бытовое пьянство. Звякнула бутылка. – Нет грехов? Пороков? Это не беда, молодой человек. Добродетелей нет – вот это уже полный грипп… – А что, и такое возможно? – Для науки? Для науки, скажу я вам… Весь дрожа, я ждал ответа. |
||
|