"Шепот в ночи" - читать интересную книгу автора (Эндрюс Вирджиния)Настоящий отецПо Катлерз Коув мы шли пешком. Джефферсон никогда не выходил на улицу так поздно. Покой, окруживший нас, отражение звезд в черной воде океана и темнота заставили его прижаться ко мне, крепко вцепившись в мою руку. Единственными звуками, долетавшими до нас, были скрипы и скрежет доков и лодок, то поднимаемые, то опускаемые волнами, да звук наших собственных шагов по тротуару. Но когда впереди нас ярко засветились уличные фонари приморского городка, Джефферсон немного расслабился. Его удивление и волнение победили его страх и усталость, и он начал засыпать меня вопросами. – Куда мы, Кристи? Почему мы так долго идем пешком? Почему мы не попросили Джулиуса подвезти нас? – Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что мы ушли, Джефферсон. Я же говорила тебе, мы убегаем прочь, – сказала я, понизив голос. Шепот, казалось, более уместен. – Почему? – также перейдя на шепот, спросил Джефферсон. – Кристи? – Он подергал меня за руку. – Почему? Я резко повернулась к нему. – Ты хочешь жить вместе с дядей Филипом, тетей Бет, Ричардом и Мелани всю оставшуюся жизнь? Хочешь? Испуганный моей реакцией на свой вопрос, он замотал головой, округлив глаза. – И я – тоже, поэтому мы ушли из дома. – Но куда мы? – поинтересовался он. – С кем мы будем жить? Я прибавила шагу, почти волоча его за собой. Куда мы идем? До этого самого момента я не задумывалась об этом. Мы не могли ехать к тете Трише. Она была на гастролях. Внезапно меня осенило. – Мы отправляемся в Нью-Йорк, – наконец сказала я. – Мы найдем моего настоящего отца и будем жить с ним. Хуже, чем есть, уже не будет, – пробормотала я. Я не оглянулась на Джефферсона, чтобы узнать, как он воспринял эту идею, я просто продолжала вести его по тротуару, прячась в тени. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел и сообщил о нас. Единственное место в Катлерз Коув, которое было открыто так поздно, был автовокзал. Это было небольшое строение, в котором была единственная старая деревянная скамейка, небольшой фонтанчик и автомат для продажи сигарет. В окошечке был мужчина с проседью в волосах, вьющиеся локоны которых падали ему на лоб. Он выглядел лет на пятьдесят. Когда мы вошли, он читал книгу в мягкой обложке. Какое-то время он нас не замечал. Но затем он быстро выпрямился и посмотрел на нас своими беличьими глазками, в которых светилось любопытство и удивление. – Так, а что вы двое делаете здесь так поздно? – спросил он, его седые брови поднялись и изогнулись как два вопросительных знака. – Мы хотим сесть в автобус до Нью-Йорка, – сказала я, стараясь выглядеть взрослой. – Моя двоюродная сестра высадила нас не там, где надо было, и нам пришлось идти пешком, – добавила я. Он подозрительно нас осмотрел. – Сколько стоит билет до Нью-Йорка? – уверенно спросила я. – И когда будет автобус? – Нью-Йорк, говорите? Так, билет в оба конца… – Нет, только в один конец. Он пристально посмотрел на нас. – Назад мы поедем другой дорогой, – добавила я. – Гм… ну, за него половина стоимости билета, – он кивнул на Джефферсона и посмотрел на меня. – А за вас – полная стоимость. Я не хотела тратить лишние деньги, так как у нас было их не так уж много, но я была рада, что он считает меня достаточно взрослой, чтобы я могла путешествовать одна со своим братом. – Автобус поедет не прямо в Нью-Йорк, – предупредил он, компостируя билеты, – он заедет в Вирджинию Бич, а затем снова в Делавер. – Нам это подходит, – сказала я, ставя свой чемодан и подходя к кассе. – Вообще-то вам повезло, через двадцать минут отсюда отойдет автобус. Но это только маршрутка, на своем пути она заходит еще в два места, прежде чем доберется до Вирджинии Бич. Вам нужно будет пересесть там на… – он проверил расписание, – на первый автобус в восемь сорок. Он довезет вас до вокзала «Порт Власти» в Нью-Йорке. – Замечательно! – воскликнула я и бережно отсчитала деньги. Он снова удивленно поднял брови. – Вы раньше бывали в Нью-Йорке? – скептически спросил он. – Много раз. Там живет мой отец, – ответила я. – О, понятно. Ваша семья одна из тех, в которых мать живет в одном месте, а отец – в другом, да? – Да. Его взгляд потеплел, и он с большей симпатией посмотрел на нас. – А твоя мама, полагаю, не захотела ехать с вами, чтобы навестить твоего отца? – Нет, сер. Он кивнул и ухмыльнулся. – Ну, думаю, я смогу предложить билеты и подешевле. У меня тоже есть сердце. Получив билеты, я направилась с Джефферсоном к скамье. Он пристально смотрел на кассира, пока тот снова не принялся за чтение своей книги. Затем он повернулся и уставился на меня испытующим взглядом. – Зачем ты все это наврала? – спросил он. – Тсс, – придвинула его поближе. – Если бы я этого не сделала, он бы не продал нам билетов. Он бы вызвал полицию и сообщил им, что у него два беглеца. – Полиция арестовала бы нас и одела наручники? – недоверчиво спросил Джефферсон. – Они не стали бы нас арестовывать, а отвезли бы назад, в отель. – Мама говорила, что врать нехорошо, – напомнил он мне. – Она не это имела в виду, она говорила о лжи, которая вредит людям, особенно тем, которые тебя любят и которых любишь ты, – объяснила я. Джефферсон прикрыл глаза и задумался. Я видела, как он переваривает эту мысль, а затем удовлетворенный сел, откинувшись на спинку скамейки. Вскоре прибыла маршрутка. В автобусе было человек пять. – Рановато поднялись, – заметил водитель. – Да, сэр. – Самое время путешествовать, – сказал он. Водитель взял наши чемоданы и положил их в багажное отделение, а затем вошел в здание вокзала поговорить с управляющим. Я усадила Джефферсона на второе место справа и села рядом, глядя на водителя и кассира. Они смотрели в нашу сторону. Мое сердце тревожно забилось. Не о нас ли они говорят? А вдруг они вызовут полицию? Спустя еще несколько минут они рассмеялись и водитель вернулся. Он закрыл дверь и завел двигатель. Я затаила дыхание и крепче стиснула руку Джефферсона. Через мгновение мы уже отъехали от станции. Автобус выехал на главную улицу Катлерз Коув, и водитель увеличил скорость. Мы проезжали мимо магазинчиков и универмагов, которые были так хорошо мне знакомы. Мы миновали мэрию и полицейский участок, а затем и школу. Вскоре мы были на пути к Вирджинии Бич, а Катлерз Коув оставался все дальше и дальше. Я первый раз ехала куда-нибудь одна, но я закрыла глаза и подавила страх. Джефферсон заснул, пока мы ехали в Вирджинию Бич, и продолжал спать на ходу, когда мы выходили из автобуса у огромного вокзала Вирджинии Бич, где стояло множество автобусов. Его не разбудили шум и движение на вокзале. Он дремал у меня на плече, пока мы ждали следующего автобуса. На этот раз, после того, как мы зашли в салон автобуса и заняли свои места, я тоже заснула. Несколько часов спустя, когда мы остановились в Делавере, я проснулась и увидела, что идет дождь. Джефферсон резко открыл глаза и тут же попросился в туалет. – Надеюсь, ты не побоишься пойти туда один. Джефферсон, – сказала я. – Я не могу пойти туда с тобой. – Я не боюсь. Это же просто туалет, – храбро объявил он, но выглядел очень встревоженным, когда входил туда. Пока он был в туалете, я решила сходить и купить нам еды. – Я хочу яичницу, – попросил Джефферсон, когда я принесла ему пакет молока и овсяное печенье. – И поджаренный хлеб с апельсиновым соком. – Когда мы доберемся до Нью-Йорка, мы раздобудем более вкусную еду, – пообещала я. – А твой настоящий отец тоже живет в большом доме? – спросил он. – У него есть горничная и дворецкий? – Я не знаю, Джефферсон. – А у него есть жена, которая будет нашей новой мамой? – допытывался он. – Я даже не знаю, женат ли он. Я знаю о нем очень немного, – печально сказала я. – Поэтому, пожалуйста, не задавай мне больше вопросов, Джефферсон. Просто сиди и смотри в окно, хорошо? – Это скучно, – пожаловался он, скрестив руки на груди и надувшись. – Мне нужно было взять какую-нибудь игру. Почему ты не взяла игрушки? – заскулил он. – Джефферсон, у нас не было времени на сборы. Пожалуйста, веди себя прилично, – попросила я сквозь слезы. Что я делаю? Куда мы едем? Джефферсон пожал плечами и принялся пить молоко и есть печенье. Весь остаток пути мы спали. Дождь прекратился и теперь только слегка моросил. Наконец, я увидела в отдалении очертания Нью-Йорка. Мы приближались, и город, казалось, вырастал с нашим приближением все выше и выше, и вершины зданий уже практически царапали хмурое небо. Затем я увидела надпись: «Тоннель Линкольн» и поняла, что мы вот-вот въедем в Нью-Йорк. Мое сердце сильно забилось. Я начала припоминать все, что мне когда-либо говорила мама о Нью-Йорке: какой он огромный и как много там людей, и как тяжело там приезжим. Но я так же помнила, как сильно любила Нью-Йорк тетя Триша. Если она так восторгалась им, он не мог быть таким уж плохим, надеялась я. Джефферсон пришел в восторг, когда мы въехали в тоннель. Казалось, тоннель никогда не кончится, но неожиданно мы вырвались на светлые улицы Нью-Йорка. Движение и шум были в точности такими, как их описывала мама. Никто, казалось, не замечал, что все еще идет небольшой дождь. Джефферсон приклеился к окну, впиваясь взглядом во все увиденное: в уличных торговцев, такси, полицейских на лошадях, нищих, спящих между домами, и множество причудливо одетых людей, снующих туда-сюда, кто-то с зонтиками, но большинство без них. Вскоре мы въехали в огромный автовокзал и водитель объявил: «Нью-Йорк, Порт Власти. Будьте внимательны при выходе!» Я взяла Джефферсона за руку, сжав ее так сильно, что он поморщился от боли, и мы вышли из автобуса. Пришлось немного подождать, пока водитель доставал наши чемоданы из багажного отделения. Я взяла их, вручив Джефферсону его чемодан, а затем мы вошли в здание вокзала. Везде суетились люди. Казалось, каждый знает, куда идет. – Где твой настоящий отец? – спросил Джефферсон, оглядываясь. – Он еще не знает, что мы – здесь, – сказала я. – Мне нужно найти его телефон и позвонить. – Я заметила телефон-автомат, и мы поспешили к нему. Объем телефонного справочника поразил меня. Джефферсон вытаращил глаза от удивления. – Как много телефонных номеров! – восхищенно воскликнул он. – Джефферсон, присмотри за нашими вещами и моим бумажником, пока я буду искать его номер, – сказала я. Он кивнул, и я принялась переворачивать страницы. Когда же я добралась до фамилии Саттон, мое сердце упало. Здесь было более дюжины этих фамилий с именем Михаэль. Майк или просто М. – У меня много шансов, – сказала я. – На много больше, чем я ожидала. Я вытащила оставшиеся деньги и поискала, где бы я могла их разменять. Я увидела газетный киоск и поспешила туда. – Извините, – попросила я, когда человек в киоске повернулся к нам. – Вы не могли бы разменять деньги, мне нужно позвонить по телефону? – Я что, похож на «Чейз Манхеттен Банк?» – заявил он, ухмыляясь. – Купите что-нибудь и получите мелочь, – ответил он. – Но… хорошо. Дайте, пожалуйста, плитку «Херши», – и я протянула ему пять долларов. – Пожалуйста, сдачу – мелочью. – Вы что, хотите обзвонить всех в Манхеттене? Он покачал головой, но дал мелочь. Джефферсон был в восторге от шоколадки. Я начала звонить. Пальцы дрожали, когда я набирала номер. Что я скажу? С чего я начну? Как я его назову, когда он ответит? Михаэль или Мистер Саттон? По первому номеру никто не ответил. На второй ответила пожилая леди. – Это квартира певца Михаэля Саттона? – начала я. – Певца? Нет, он работает слесарем, – ответила она. – Извините. Я обзвонила остальных. Многие отвечали мне вежливо, а некоторые были чрезвычайно раздражены моим звонком. Один решил, что это хулиганская выходка, и начал осыпать меня проклятиями. Наконец я позвонила одному из М.Саттанов и после четырех гудков ответила женщина, чей голос был такой, будто ее только что разбудили. – Я разыскиваю Михаэля Саттона, певца, – начала я. – Я тоже, – прервала она меня. – Я правильно набрала номер? – спросила я. – Вы одна из его учениц? – Учениц? Да, мэм, – сказала я. – И сегодня у меня урок. – Ну, я надеюсь, не раньше полудня, – грубо бросила она. – Да. – Тогда, что вам нужно, – спросила она. – Он сейчас дома? – поинтересовалась я. – Его тело – да, но не сознание, – ответила она, сопровождая свои слова смехом. – Пожалуйста, вы не могли бы позвать его? – В данный момент он к тому не расположен. Перезвоните где-нибудь… через час, – сказала она. – Но… Она повесила трубку прежде, чем я успела что-либо еще произнести. Ну я хоть нашла, кого нужно, подумала я, и списала адрес из справочника. Джефферсон, который тихо сидел и рассматривал людей и суматоху вокруг, выжидающе посмотрел на меня. – Все в порядке, – сказала я. – Я его нашла. Поищем такси. – Такси? Хорошо! – с восторгом ответил он. Я пошла по указателю к выходу на 41-ю улицу. Когда мы вышли, то увидели вереницу такси, припаркованных у тротуара. Дождь прекратился, но погода оставалась мрачной и унылой. Водитель первой машины быстро подошел к нам. Это был высокий худой человек с густыми каштановыми усами. – Вам нужна машина, мисс? – спросил он. – Да, сэр. – Она у вас уже есть, – сказал он, беря наши чемоданы и укладывая их в багажник. – Садитесь, – он показал на заднее сиденье. Джефферсон мгновенно забрался в машину и выглянул в окно с другой стороны. – Куда едем, мисс? – поинтересовался водитель, усевшись на свое место. Я сообщила ему адрес. – О, Гринвич Вилладж, да? Он включил счетчик и выехал на оживленную улицу так легко, словно мы были там единственным транспортным средством. Сигналили машины, люди кричали, но когда загорелся зеленый свет, он спокойно повернул и увеличил скорость. Через секунду мы неслись по улицам с такой скоростью, что нам пришлось ухватиться за ручки, чтобы не свалиться с сидений. – Вы первый раз в Нью-Йорке? – спросил водитель. – Да, сэр. Он засмеялся. – Так я и думал. Вы выглядели такими напуганными, когда вышли из здания вокзала. Не волнуйтесь. Только не давайте никому утереть себе нос, – посоветовал он. – И все будет в порядке. – Ага, хихикнул Джефферсон. Водитель несколько раз сворачивал, а затем повез нас по длинной улице, потом сделал еще один поворот за угол, где был ресторан и цветочный магазин. Он поехал медленнее и, наконец, остановился. Я выглянула и увидела несколько старых зданий, стоящих в ряд. У большинства были ободранные двери с разбитыми ступеньками. Здания были серые и грязные, окна на нижних этажах были в грязных разводах, оставшихся после дождя. – Приехали, – объявил водитель. – С вас пять сорок. – Я вытащила шесть долларов и отдала ему. – Спасибо, – сказал он и вышел, чтобы достать наш багаж. – Который из них номер восемь-восемнадцать? – спросила я, оглядываясь. – Номера слегка полиняли, но если вы приглядитесь, то увидите, что номер восемь-восемнадцать прямо перед вами. Он сел в машину и уехал. Мы с Джефферсоном стояли на тротуаре, уставившись на входную дверь дома, в котором жил мой родной отец. – Идем, Джефферсон, – сказала я, поднимая чемодан. – Мне здесь не нравится, – захныкал он. – Здесь плохо. А где детская площадка? – оглядываясь, спросил он. – Джефферсон, идем, – скомандовала я и взяла его за рукав. Неохотно поднял он свой маленький чемодан, и мы поднялись по ступенькам к входной двери. Мы вошли в небольшую прихожую. На стенах висели почтовые ящики и на каждом из них было имя квартиранта. Я нашла имя Михаэль Саттон на табличке «квартира 36». Даже при виде имени я так занервничала, что едва могла пошевелиться. Медленно я открыла вторую дверь, и мы вошли на первый этаж. Справа я заметила ступеньки, но нигде не было лифта. – Я не хочу идти пешком по ступенькам. Я устал, – заныл Джефферсон, когда я направилась к лестнице. – Мы вынуждены, – сказала я. – Скоро ты сможешь лечь спать в кровать. Я потянула его за собой, и мы начали подниматься по лестнице. Когда мы очутились на третьем этаже, я остановилась и осмотрелась. Это был мрачный гулкий коридор с единственным маленьким окном в конце, которое, казалось, никто никогда не протирал. – Здесь как-то странно пахнет, – Джефферсон поморщился. Воздух действительно был затхлый, но я ничего не сказала. Вместо этого я прошла по коридору, пока не остановилась перед квартирой 36. Затем я глубоко вздохнула и нажала кнопку звонка. Никто не ответил, и я позвонила снова. И снова – ни звука. – Может, он не работает? – пробормотала я и слегка постучала в дверь. Мы замерли, надеясь услышать шаги, но ничего не услышали. – Может, его нет дома, – предположил Джефферсон. – Нет, ну я же только что разговаривала с кем-то по телефону, – настаивала я и еще раз постучала, на этот раз сильнее. Мгновение спустя дверь распахнулась, и мы очутились лицом к лицу с женщиной, одетой в мужской линялый голубой халат. Ее крашеные светлые волосы были растрепаны. Она была не накрашена и сонная, а во рту у нее дымилась зажженная сигарета. – Чего надо? – грубо спросила она. – Я… мы к Михаэлю Саттону, – объяснила я. – Вы не та, которая звонила недавно? – спросила она, отступая назад с недовольным видом. – Да, мэм. – Я же сказала… – Кто, черт возьми, там? – услышали мы мужской голос. – Одна из твоих вундеркиндов, которой так не терпится стать звездой, что она разбудила нас, – ответила женщина. – Входите, – сказала она. – Ты что, привела своего младшего брата? – Да, мэм. – Няньчишься, да? А почему вы с чемоданами? – Мы можем увидеть Михаэля Саттона? – спросила я. Джефферсон со страхом смотрел на нее. Она тоже посмотрела на него, покачала головой и ушла в другую комнату. Я оглядела гостиную. На диване и стульях валялась одежда, на маленьком столике стояли грязные чашки и тарелки. Ковер был линяло-коричневый со множеством пятен, некоторые из которых, видимо, прожжены сигаретным пеплом. Справа было старое пианино с потрепанным стулом рядом, цвет которого уже невозможно было определить. На подставке стояли открытые ноты и рядом стакан с непонятной жидкостью. Желтые шторы были опущены почти до конца и пропускали немного серого света. Одетый в старые джинсы и застегивая на ходу рубашку, появился мой родной отец. Он был босиком и, казалось, тоже только что встал с постели. Его длинные седеющие темные волосы были всклочены и падали ему на глаза. Худое, почти изможденное небритое лицо было бледным, а голубые глаза – тусклые от сна. Он немного сутулился, поэтому его узкие плечи слегка были повернуты внутрь. Разглядывая нас, он заправил рубашку. Мое сердце упало. Он был далек от того фантастического мужчины моих снов. Этот человек не походил на музыкальную знаменитость. Невозможно было представить, что он когда-то был звездой. В нем не было ни силы, ни уверенности. Он выглядел опустошенным и потерянным. Я не могла поверить, что эти пальцы когда-нибудь касались клавишей, а этот безвольный рот с опущенными уголками мог издавать приятные звуки. Где же те темные, блестящие волосы, те обольстительные темно-синие глаза, о которых рассказывала моя мама и которые озорно поблескивали? Где его широкие плечи? Он перевел взгляд с Джефферсона на меня и упер руки в бока. – Итак? – сказал он. – Что вам нужно? – Это – Джефферсон, – представила я, кивая на своего братика, а меня зовут Кристи. Я подождала немного, наблюдая его реакцию, но ничего не последовало. – И что? Кто-то прислал вас сюда брать уроки. – Нет, сэр. Я – Кристи Лонгчэмп. – Лонгчэмп? – Его глаза немного округлились, и он почесал затылок. – Лонгчэмп? – Да, сэр, мою мать звали Дон. Женщина, которая встретила нас, встала позади моего отца, прислонившись к стене. Она продолжала курить. – Дон? Ты… – Да, я ее дочь, – наконец объявила я. Как это странно прозвучало и как странно было называть этого человека своим отцом. Его глаза округлились еще больше. – Кто она? – переспросила женщина за его спиной, и в ее голосе послышался смех. – Спокойно, – ответил он, не оборачиваясь. – Ты та самая маленькая Кристи? Конечно, конечно, – сказал он, кивая, и, наконец, улыбнулся. – Когда я рассмотрел получше, то сразу тебя узнал. Ты на нее похожа. Ну и ну… – Он выпрямился немного и ладонью пригладил волосы назад. – А это твой брат, да? – Да. – Поверить не могу. Ох! – Он покачал головой и опять улыбнулся. Затем он повернулся к женщине, которая все еще стояла за его спиной. – Моя дочь, – объявил он. – Неплохо, а? – Кошмар, – сказала она, стряхивая пепел на пол. – А что вы здесь делаете? Я хочу сказать… Как вы сюда добрались? – спросил он. – На автобусе, – ответила я. – Не смеши. Что, всю дорогу ехали одни, да? А мама разрешила? – спросил он. – Моя мама… и папа погибли при пожаре. – При пожаре? – Он покачал головой. – В каком пожаре? – Отель загорелся, и они оказались в подвале, отрезанными от выхода, – объяснила я. Даже теперь эти воспоминания вызвали слезы, затмившие свет. – Это ужасно, – вздохнул он. – Итак, отеля больше нет, да? – Мой дядя его восстанавливает, – ответила я. Это было невероятно. Почему он придает этому такое значение? Почему он расстроен этим больше, чем тем, что случилось с моей мамой? – О, конечно! Но должна быть страховка. Так значит… твоей мамы… больше нет… – Он покачал головой и взглянул на женщину: – Почему бы тебе не сварить нам кофе? Она хмыкнула, словно он попросил ее совершить великий подвиг, и неохотно проследовала на кухню. – Это… Катрин. Она поет в одной из студий города. Вот, – сказал он, подходя к дивану и убирая с него одежду, – садитесь. Расскажи мне о себе. Сколько тебе лет? – спросил он, когда мы усаживались. – Мне шестнадцать. – Как он мог забыть сколько мне лет? – О, да, конечно. А сколько… – Он кивнул в сторону Джефферсона. – Джефферсону – девять, – ответила я. – Почти десять, – добавил Джефферсон. – Ну, вполне взрослый, – сострил мой отец. Но Джефферсон не улыбнулся. Он просто уставился на него тем самым немигающим взглядом, который выводил из себя других людей. Мой отец засмеялся. Затем он сел на стул, не убрав даже со спинки юбку. – Итак, для вас, ребята, это должно быть ужасно… Пожар, и родители остались там. – Он покачал головой. – Она была особенной, твоя мать, чрезвычайно красивая и талантливая. Я мог бы сделать из нее знаменитость, но… – Он пожал плечами. – Итак, – кто вас теперь опекает? Ваш дядя? – Нет, – быстро сказала я. – Мы не хотим жить с ним. – Нет? – спросил он, приблизившись. – Почему – нет? – Он и наша тетя Бет плохо с нами обращались, – сказала я. Что-то в моем голосе или выражении лица заставило моего отца сузить глаза, когда он обдумывал мои слова. У него были проницательные, хитрые глаза, которые, казалось, знают все хитрости и уловки. – Я понимаю. – И с Ричардом и Мелани, – добавил Джефферсон. – А это кто? – Их дети, близнецы, – объяснила я. – Ага. Его взгляд упал на наши чемоданы. – А теперь объясните мне это. Вы ушли и приехали сюда на автобусе? Я кивнула. – Ваш дядя знает об этом? – Нет. Мы сбежали, – призналась я. – А, понятно. Как вы меня нашли? – с интересом спросил он. – Я просто обзвонила всех М.Саттанов, пока не нашла нужный номер. Он засмеялся. – Ну, – он хлопнул в ладоши, – вам, ребята, придется вернуться назад. Вам нельзя убегать вот так. Все там волнуются, наверное, и разыскивают вас. – Мы никогда не вернемся назад, – твердо сказала я. – Ну, дорогая, не думаешь ли ты?… – Он улыбнулся. – Ты ведь даже не представляешь, как ты будешь жить тут со мной, так ведь? Я ничего не ответила, но он все понял. Его улыбка исчезла, и он выпрямился, некоторое время разглядывая нас. – Сколько у вас денег? – спросил он. – Осталось всего двадцать три доллара, – ответила я. – Двадцать три… – Он снова покачал головой. – Да, а наследство? Вы должны были получить приличное наследство. – Я не знаю. И мне все равно. – Но ты должна об этом побеспокоиться, это же ваше. Ты не можешь позволить своему дяде забрать все себе. Я уверен, что есть официальные документы. Наверняка ты можешь вернуться, и через несколько лет ты получишь свою долю отеля и собственности и… – Меня не волнует отель. Я не могу вернуться, – уверенно проговорила я. Мне хотелось рассказать ему все, но он был мне совершенно чужой, и я не могла заставить себя рассказать ему, что со мной сделал дядя Филип. – Ну, ты не можешь здесь остаться, дорогая. У меня нет для тебя места и, кроме того, у меня нет никаких прав на опеку твоего младшего брата. Вас могут разлучить, – добавил он. – Разлучить? Джефферсон быстро схватился за мою руку. – Нет, мы никогда не расстанемся, – твердо заявила я. – А вам и не надо. Поэтому вам нужно вернуться назад. А через несколько лет, когда тебе исполнится восемнадцать или когда ты получишь наследство, ты можешь позвонить мне, и я приеду, – улыбаясь, сказал он. – Обязательно. И у нас будут отношения как у настоящих отца с дочерью, хорошо? Я промолчала. Слезы разочарования навернулись мне на глаза. – Кофе готов, – объявила женщина, стоя в дверях. – Я не служанка, – добавила она, глядя на меня. – Поэтому идите и наливайте себе сами. – Я не хочу кофе, – сказала я. – А мне нужно выпить чашечку, – произнес мой отец. – Может, у нас есть молоко и печенье? Я пойду, посмотрю. – Он встал. – Ты тоже поешь? – спросил он меня. – Нет. Я играю на фортепиано, – ответила я. – Здорово! Перед уходом устрой нам маленький Концерт. Это было бы так мило, правда ведь, Катрин? Она ухмыльнулась. – Мы должны поехать к мистеру Рудерману, не забывай. – О, да. У меня небольшие проблемы со студией звукозаписи, и мне нужно увидеться с ответчиком сегодня. Ничего серьезного, я надеюсь. Я налью себе кофе. Он прошел в кухню. Мы с Джефферсоном слышали, как он и Катрин шептались. – Мне здесь не нравится, – прошептал Джефферсон. – Мне тоже, – ответила я. У меня было так тяжело на сердце, что я боялась, оно может не выдержать. О чем я думала, когда мы шли сюда? Я была в отчаяньи. А теперь у меня всего двадцать три доллара. – Идем, Джефферсон. – Куда мы теперь? – Пойдем туда, где можно поесть и подумать, хорошо? – Хорошо, – ответил он и быстро взял свой чемодан. – Эй, – крикнул мой отец из дверей кухни, – куда вы? – Думаю, ты прав, – сказала я. – Мы возвращаемся. – Конечно. Это самое мудрое решение. Дождись своего часа и первое – требуй наследство. У тебя есть обратный билет, да? – с надеждой спросил он. Я кивнула, хотя это было неправдой. – Подожди минутку, – он порылся в карманах. – Возьми это. – Он протянул мне пятидолларовую банкноту. – Думаю, это вся твоя наличность, – сказала Катрин, быстро подходя к нему сзади. – На что, по-твоему, поедем мы? – Расслабься. Мы поедем на метро, – ответил он. – На метро! – поморщилась она. – До свидания, – быстро проговорила я, потянувшись к ручке двери. Джефферсон выскочил, как только я открыла дверь. Я еще раз оглянулась. Мой отец стоял, улыбаясь. Но, закрыв дверь и выйдя на улицу, я вдруг осознала, что он даже не сказал мне ни «здравствуй», ни «до свидания». Как будто этой встречи не было. Дождь усилился, капли падали на наши лица. Я прижала Джефферсона к себе поближе, и мы пошли к тому самому углу дома, где я видела ресторан. Нас встретил пронизывающий ветер, когда мы повернули за угол. Наконец мы вошли внутрь и стряхнули с себя воду. Наши волосы были совершенно мокрыми. Когда мы сели, я взяла салфетки и вытерла свое лицо и Джефферсона. У меня почти не было аппетита, но Джефферсон был безумно голоден и съел все, что было у него в тарелке и даже немного из моей. По счету я заплатила около десяти долларов. Потом я уселась, глядя в окно и думая, что нам делать дальше. – Куда мы теперь? – спросил Джефферсон. – Мы пойдем в кино? Или на детскую площадку? – Джефферсон, пожалуйста. Нам нужно подумать о более важных вещах. – Мне нужно почистить зубы. Миссис Бостон говорила мне, что надо чистить зубы после еды, – объяснил он. – Миссис Бостон, – произнесла я, вспоминая ее улыбку. – Я бы не отказалась жить с ней. – Давай поедем к ней, – предложил он. – Я хочу. – Мы не можем, Джефферсон. Она нам не родственница. Ей тоже придется направить нас назад. Боюсь, нам придется вернуться, – грустно сказала я. Я увидела, что дождь кончился, и подумала, что нам лучше пойти сейчас, пока он не пошел снова. – Идем. Мы вышли на улицу и поискали такси. Мы увидели такси, припаркованное у обочины. Но водитель, казалось, спал. Почувствовав, что мы стоим и смотрим на него, он открыл глаза. – Я не работаю, – пояснил он. – А как еще мы можем найти такси? – спросила его я. – Просто махни рукой, – объяснил он. Джефферсону эта идея понравилась. Для него это была первая возможность поразвлечься. Он стоял почти на шоссе и махал проезжающим туда-сюда машинам. Наконец одна из них остановилась возле нас. – В «Порт Власти», пожалуйста, – сказала я. На этот раз мы взяли чемоданы с собой на заднее сиденье. Поездка назад была такой же суматошной и стоила столько же. С десятью долларами в кармане мы вернулись в здание вокзала. Я надеялась, что мне удастся достать билеты и мы сможем оплатить их, когда вернемся в Катлерз Коув, но когда я все объяснила кассиру, он сказал, что это невозможно. – Обратитесь в полицию, – посоветовал он. – Следующий. Мы отошли от окошка и медленно пошли через огромный зал к скамейкам. – Что мы теперь будем делать? – спросил Джефферсон, когда мы уселись. – Мне надо подумать. – Мне – тоже, – он закрыл глаза. Я не хотела звонить дяде Филипу и тете Бет. Я решила, что лучше всего позвонить Бронсону. Но я не хотела причинить ему новые беспокойства в довершение его горя в связи с кончиной моей бабушки, но я не знала кого-либо еще, кому я могла бы позвонить. – Подожди здесь, Джефферсон, а я пойду позвоню, – сказала я. Он кивнул и, закрыв глаза, облокотился на свой чемодан. На пути к телефонам-автоматам ко мне вернулись все еще живые воспоминания о том, что сделал со мной дядя Филип. Я слышала его голос, чувствовала прикосновение его рук, а потом… У меня все внутри сжалось. Я снова ужаснулась при мысли о возвращении в Катлерз Коув и жизни с дядей Филипом и тетей Бет. Я не могла туда вернуться, просто не могла. И когда я подняла трубку, я передумала и позвонила Гейвину. – Я не могу всего рассказать тебе по телефону прямо сейчас, Гейвин, – начала я, – но я должна держаться подальше от дяди Филипа. – Где вы? – спросил он. – Мы с Джефферсоном в Нью-Йорке. – В Нью-Йорке? Я рассказала ему о встрече со своим отцом и что это было напрасно, а затем о том, что у нас осталось мало денег. – Если ты расскажешь своему отцу, он скорей всего позвонит дяде Филипу, – добавила я. – Что такого ужасного сделал он, что ты не можешь рассказать мне об этом по телефону? – спросил Гейвин. – Это случилось ночью, Гейвин. В моей спальне, – говорила я, глотая слезы. Затем последовала долгая пауза. – Ничего больше не предпринимай, – попросил Гейвин. – Дождись меня. – Ты собираешься приехать в Нью-Йорк? – Я отправлюсь прямо сейчас. Ты дождешься меня? – Да, Гейвин, да. – Я приеду, Кристи… так быстро, как только смогу, – пообещал он. – Я повесила трубку, вернулась к Джефферсону и рассказала ему о Гейвине. – Хорошо, – кивнул он. – Может, он поиграет со мной. – Я не знаю, что еще нам делать, Джефферсон, но… хоть Гейвин будет здесь, – вздохнула я с новой надеждой. – А пока, до его приезда, мы должны чем-то занять себя. У нас впереди несколько часов. Идем, купим тебе фломастеры и книжку-раскраску. – И пластилин. Я хочу полепить солдатиков. – Посмотрим, сколько это будет стоить, – сказала я. – Нам нужны деньги, чтобы поужинать. – Гейвин не может приехать сразу после ужина? – спросил он. – Нет. Пройдет еще много времени, поэтому прекрати хныкать и жаловаться как маленький, – предупредила я. – Я не маленький. – Хорошо. Идем. Мы купим тебе раскраску. В одном из магазинчиков как раз продавали дорожные игрушки. Все было намного дороже, чем я могла себе представить, однако я смогла купить Джефферсону небольшую коробку фломастеров и раскраску. У меня осталось только шесть долларов, и я надеялась, что этого будет достаточно для приличного ужина. Мы с Джефферсоном прошли в угол зала и сели на скамейку. На некоторое время фломастеры и книжка его заняли, но скоро он устал и начал капризничать. – Можно, я погуляю? – попросил он. – Только не уходи далеко. Ты можешь потеряться, – предупредила я его. – Я буду рядом, – пообещал он. Я устала, и у меня не было сил вступать с ним в спор. – Только где-нибудь здесь, – показала я, – и чтобы я тебя видела. – Хорошо. Он спрыгнул со скамейки и пошел поглядеть на плакаты и непрерывно снующих людей. Я наблюдала, как он рассматривает людей, и улыбнулась про себя, когда женщина подошла к нему и заговорила. Она потрепала его по волосам и продолжила свой путь. Джефферсон оглянулся на меня и прошел немного дальше. – Джефферсон! – позвала я его, но он меня не услышал. И я решила, что пока я его вижу – все в порядке. Но мои глаза так устали, а веки были такими тяжелыми, что мне стоило усилий не закрыть их. Нервное потрясение прошлой ночи, поездка и разочарование от встречи с моим родным отцом – все это утомило меня. Ко мне подкралась усталость. Изнеможение все больше и больше охватывало меня, пока не накрыло с головой. Я закрыла глаза, говоря себе, что это только на минуту, но как только я это сделала, меня тут же сковал сон. Через некоторое время я проснулась от внезапного толчка. На меня смотрел человек в рваной и грязной куртке, запачканных брюках и ботинках, обвязанных веревками так, чтобы подошва не отвалилась. Он держал руки в карманах, но через ткань было видно, что он шевелил пальцами. Казалось, у него в карманах – мыши. Я бодро села. Он улыбнулся, открыв беззубый рот. Он был небрит, на щеках и подбородке виднелась темная щетина. Его волосы спутались, и некоторые пряди торчали вокруг лба. Движение в его карманах стало интенсивней, а его язык, словно маленькое животное, пытающееся выбраться наружу и убежать, заметался возле его губ. Я резко вздохнула и встала. Где Джефферсон? В зале было немного людей, но среди них его не было. – Джефферсон! – позвала я. Я оглянулась на человека, который сделал несколько шагов вперед. Я увидела, что молния на его брюках расстегнута. На мгновение паника пригвоздила меня к полу. Затем я повернулась и быстро пошла вдоль рядов в поисках Джефферсона. Сначала я пошла к выходу, думая, что он там, наблюдает, как люди входят и выходят, но у дверей его не было. Я пошла через зал. Мое сердце бешено стучало, я задрожала от страха. Я повернула направо, осматривая каждый магазинчик и лавку, спрашивая продавцов о маленьком мальчике, который по приметам походил бы на Джефферсона. Но никто его не видел. Паника во мне росла. Сердце так быстро и сильно билось, что мне казалось, я в любой момент могу упасть в обморок. Наконец я заметила полицейского и бросилась к нему. – Я потеряла моего брата, – закричала я. – Я потеряла его! – Спокойно, – сказал он. Это был высокий человек со светло-каштановыми волосами и дружелюбными зелеными глазами. – Что вы имеете в виду? – Мы сидели на скамейке, там, сзади, он пошел погулять. А я заснула. Когда я проснулась, его не было, – затараторила я. – Спокойней, спокойней. Сколько ему лет? – Девять, почти десять. – Гм. А вам? – Шестнадцать. – Вы здесь были раньше? – Нет, сэр. – Значит, он не знает местности, – сказал полицейский больше себе, чем мне. – Так, покажите мне, где вы видели его в последний раз, – попросил он, и я повела его к скамейке. Этот жуткий человек уже ушел. – Он стоял вон там, – показала я. – А потом… Неожиданно Джефферсон появился из-за угла. – Джефферсон! – закричала я и бросилась к нему. – Где ты был? Почему ты ушел оттуда, где я тебя просила остаться? – Я просто ходил в туалет, – ответил он, напуганный моим гневом. Он посмотрел на полицейского. – А что вы здесь вдвоем делаете? – в свою очередь спросил полицейский. – Мы тут ждем кое-кого, – ответила я. – Гм. Хорошо, молодой человек, – сказал полицейский, грозя пальцем Джефферсону. – Впредь оставайтесь там, где ваша сестра может видеть с Закрытыми глазами, слышите? Джефферсон кивнул, округлив глаза. – Здесь есть кое-какие плохие люди, которые иногда похищают детей, – предупредил он. Глаза Джефферсона стали еще больше. – У нас теперь все будет в порядке, спасибо, – проговорила я, обнимая Джефферсона. Мне нужно было почувствовать, что он рядом. – Мы возвращаемся назад и… О, нет! – воскликнула я. – О, нет! – Что еще? – спросил полицейский, выпрямляясь и уперев руки в бока. – Наши чемоданы и мой бумажник! – Вы оставили его здесь и ушли? – недоверчиво спросил полицейский. – Я была напугана, когда не обнаружила брата на месте, и я… – Откуда вы? – Из Вирджинии, – сказала я, не в состоянии сдержать слез. Полицейский сдвинул фуражку на затылок и, вытащив из заднего кармана блокнот, раскрыл его. – Хорошо, давайте разберемся. Ваше имя и адрес, – сказал он. Я сообщила. – Кого вы ждете? – спросил он. Я посмотрела на Джефферсона. – Моего брата, – быстро ответила я. – Хорошо. Дайте мне краткое описание украденных у вас вещей, – попросил он, и я описала ему все. – Да, там еще был такой ужасный человек. Он наблюдал за мной до того, как я побежала искать Джефферсона, – сказала я. – Гм. У нас тут бродит несколько таких, но вы все-таки опишите мне его. – Я все подробно описала. – Хорошо, я подам рапорт, – сказал полицейский. – И мой вам совет, молодая леди, никуда не уходите с того места, где вы должны встретиться с братом. – Хорошо, – пообещала я и повела Джефферсона назад к скамейкам. Даже его фломастеры и раскраска были украдены. – Кто забрал наши вещи? – спросил он. – Я не знаю точно. Я чувствовала себя оглушенной, на меня свалилось больше, чем я могла вынести. – Я есть хочу, – пожаловался Джефферсон. – Когда мы будем ужинать? – Ужинать? Джефферсон, у нас украли все деньги. Мой бумажник украли, понимаешь? – Но я хочу есть, – простонал он. – Я тоже, но нам никто ничего не даст без денег. – А мы скажем, что заплатим завтра, – предложил он. – Они не поверят, Джефферсон. Они нас не знают, это – Нью-Йорк. Мама была права, – пробормотала я. – Мама была очень права. Я прижала Джефферсона к себе покрепче. – Мы просто заснем и постараемся не думать о еде, пока Гейвин не приедет. Сдерживаемые мной слезы прорвались наружу и хлынули по щекам. – Не плачь, Кристи, – успокаивал меня Джефферсон. – Гейвин скоро приедет. – Да, – я улыбнулась сквозь слезы. – Гейвин уже едет. Я поцеловала Джефферсона и прижала к себе. И, обнявшись, мы заснули. |
||
|