"Брат мой меньший" - читать интересную книгу автора (Козлов Вильям Федорович)

7

Эрдельтерьеры по природе своей охотничьи собаки. Правда, это качество они превосходно соединяют со сторожевой службой. А один из предков моего Карая — в родословной это отмечено — обнаружил в Ленинградской области полторы тысячи мин: вышагивал впереди саперов, опустив нос-миноискатель в землю, и находил деревянные немецкие мины, которые аппаратом не обнаружишь.

Природный инстинкт — могучая сила. Эрдельтерьеры и фокстерьеры (да и вообще все терьеры) специалисты по зверью, живущему в норах. Карай не мог равнодушно пройти мимо любой норы. Останавливался, начинал принюхиваться, потом копать. Копал он землю мощными передними лапами, а задними отпихивал ее в стороны. Причем работал быстро, ловко, как землеройная машина. Это интересно — наблюдать за роющей собакой. Случается, он почти весь забирается в нору — оттуда торчит лишь его хвост. Именно за эту «рукоятку» и вытаскивает охотник фокстерьера из норы. А тот, в свою очередь, волочит за собой лисицу или барсука, крепко вцепившись ему в загривок или в шею.

Мы часто прогуливались с Караем по куженкинским лесам. Они были кругом, куда ни пойди. Сразу за бывшим клубом начинался чистый сосновый бор. Перейдешь железнодорожный путь, за Рябиновиком — другой бор, более глухой и уже дремучий. Этот бор перемежается березовыми рощами, клюквенными болотами. В смешанном лесу захламлено больше, чем в бору. Как-то, лет шесть назад, был сильный снегопад, а потом разыгралась буря. И сотни, тысячи молодых деревьев погибли. Лесники понемногу разбирают завалы, но в глуши еще часто можно встретить переплетенные полусгнившие стволы толстых и тонких деревьев. В таких местах всегда много дятлов — обыкновенных пестрых и больших черных с красным хохолком.

Вот в таком захламленном мрачноватом бору Карай и обнаружил лисью нору. Казалось бы, городской пес, большую часть жизни проживший вдалеке от леса, откуда ему знать, как нужно действовать в подобных случаях? Однако Карай знал Он нашел именно тот вход в нору, который нужно, и принялся азартно рыть. Мне скоро надоело смотреть на него, тем более что пес уже наполовину ушел под землю. Нимало не беспокоясь за собаку — Карай всегда меня находил, — я отправился дальше, но тут скоро наткнулся на грибную полянку и, позабыв про все на свете, стал вылущивать из-под мха чуть видные бархатисто-коричневые шляпки белых грибов. Озираясь, я ползал на коленях, находил гриб, долго любовался на него, затем с сожалением срезал и снова вертел головой, выискивая следующий, — ведь белые обычно растут большими семьями. Я взял тут что-то около тридцати боровиков, причем все как на подбор крепыши и чуть побольше наперстка. Я представил, как аппетитно будут они выглядеть замаринованные в закатанной поллитровой банке.

Услышав странный визг, я сначала даже не подумал, что это Карай. Мой мужественный пес никогда не издавал столь нежных, ласковых повизгиваний. Это было что-то новое. Я пошел на визг и увидел такое, во что сразу и не поверишь: возле кучи вывороченной земли на боку разлегся Карай, разбросав в стороны все четыре толстые лапы, и заботливо вылизывал трех совсем маленьких лисят, которых осторожно вытащил из разоренной норы. Я поразился — на моих глазах в собаке столкнулись два могучих инстинкта: звериный охотничий — и гуманный родительский! Обнаружив нору, Карай поступил как охотник: он стал разрывать ее. Наткнувшись на беспомощных лисят, он подавил в себе охотничий инстинкт и повел себя с ними будто родная мать. Ощетинившиеся зверьки фыркали, скалили молочные зубки, щипали его, но Карай самозабвенно ухаживал за ними, носом опрокидывал на спину, вылизывал голые брюшки, даже стал ревниво оберегать от меня, когда я нагнулся к лисятам.

Большого труда стоило мне увести его от норы. Наверное, спрятавшись где-то неподалеку, лиса-мать вся извелась от страха за свое потомство. Карай смотрел то на сбившихся в кучу дрожащих лисят, то на меня, предлагая забрать их с собой. Видя, что я стою неподвижно, осторожно взял одного в пасть, собираясь унести с собой, но тут же оставил и схватил второго. При этом он повизгивал, и в этом повизгивании звучали совсем незнакомые мне нотки. Да, Карай любил все юное, беспомощное и готов был голову сложить, грудью защищая слабого.

После этого случая, как только мы приходили в тот лес, Карай надолго отлучался. И я его никогда не удерживал, потому что знал, куда он устремлялся, — все к той же норе. Но я знал и другое: лиса-мать давным-давно перетащила своих детенышей в более безопасное логово. Так что напрасно мой пес жалобно и призывно повизгивал у развороченной норы, вызывая оттуда маленьких зверят.