"Год девственников" - читать интересную книгу автора (Куксон Кэтрин)

4

Венчание закончилось. Вот они и женаты. Они стали единым существом. Час, который, казалось, длился вечность, подошел к концу. Молодые приняли причастие и выслушали добрые напутственные слова отца Рэмшоу. Хор пел, не жалея сил. Сопрано маленького мальчика звенело такой сладкой трелью, что многие не могли сдержать слез. Только что в церковную книгу были вписаны имена: Аннетта Эллисон стала Аннеттой Кулсон. Они смотрели друг на друга с явным облегчением во взгляде, но выражение их лиц внимательному наблюдателю показалось бы подозрительным. Однако все были поглощены суетой.

Звуки органа парили высоко в воздухе, когда молодые выходили из ризницы. Мать Аннетты в открытую плакала. Глаза Уинифред были сухими, ее полное лицо – мертвенно-бледным. Казалось, что Дэниел насильно заставил ее явиться в церковь, а затем быть в толпе гостей на улице.

Тут за дело взялся фотограф. Он расположил жениха и невесту в центре, а вокруг расставил близких родственников. Конечно, Джо, он к тому же был свидетелем. Да еще двух школьных подруг невесты – Джессику Боубент и Ирен Шилтон. Те повисли на Джо, хихикали. Обе в душе надеялись, что в один прекрасный день окажутся у алтаря под руку с Джо, так же вот, как сегодня Аннетта стояла с Доном.

Все положенные снимки уже были сделаны, и вдруг Дэниел, стоявший рядом с Харви, удивил всех, прокричав звонко:

– Ну и еще один: давайте теперь сфотографируем наших мужчин. Что скажешь на это, Харви?

И, к еще большему удивлению гостей, он и Джо стали по бокам адвоката, исключая этим любые вопросы со стороны собравшихся, многие из которых вовсе не понимали, откуда взялся этот черный незнакомец. Все, конечно, интересовались, кто он такой, но никто ничего не объяснял. Только час спустя, когда гости уже захмелели и принялись произносить пьяные тосты, кое-что прояснил Дэниел. Он поднял свой стакан и долго поздравлял счастливую пару, завершив свою речь такими словами:

– Я надеюсь, что следующая свадьба в этом доме будет свадьбой Фло и ее жениха. – Тут он показал на Харви, сидящего неподалеку за главным столом. Затем Дэниел наклонился и посмотрел на отца Рэмшоу, расположившегося в соседнем ряду. – Вы пожените их, святой отец?

Священник весело откликнулся:

– Еще бы! Да я обвенчаю самого Бога с чертом, если мне удастся затащить их в церковь.

Раздался взрыв смеха. Только Уинифред не присоединилась к нему. Не смеялся и Джо. Он думал о Дэниеле: „Это некрасиво с твоей стороны, папа. Она же страдает, и ты это прекрасно знаешь".

Хотя, возможно, Дэниел был по-своему добр, но это была доброта человека, который пытается остановить кровотечение, не вынимая ножа из раны.

Пришла и очередь Джо произносить тост. И то, что он сказал, оказалось очень к месту. Джо не отпускал шуточек. Он серьезно говорил о том, что между ним и Доном нет кровного родства, но тем не менее они всегда были друг другу роднее любых сиамских близнецов. И раз уж он поднялся сейчас с праздничным бокалом, то хотел бы поблагодарить отца и мать (вернее, тех, кого он привык называть ими) за заботу о нем в течение всех двадцати пяти лет. И, завершая свою речь, Джо повернулся к Дону и Аннетте, теперь уже мужу и жене, и торжественно произнес:

– За двух людей, которых я люблю больше всех на свете.

Все опустошили свои бокалы.

Для свидетеля на свадьбе это была не совсем обычная речь. Вовсе ни одной шутки. Гости, конечно, захлопали, но многие призадумались.

Странный парень этот Джо Кулсон. Из тех, кого никто не может понять толком. Прекрасный бухгалтер, всегда вежливый и добрый и вместе с тем загадочный. Да, загадочный, вот подходящее слово для него. Такими часто оказываются приемные дети, ведь никогда не известно, откуда они родом…


Аннетта и Дон переодевались. Конечно же, в отдельных комнатах. Им надо было выезжать в пять часов, чтобы успеть в Ньюкасл на поезд. В нем-то и начнется их свадебное путешествие в Италию. Целых три недели они проведут вдвоем!

Когда Дон вышел из своей комнаты, он не удивился, увидев около двери мать, разговаривающую с кем-то из гостей. Еще кто-то мелькал в коридорах. Да и вообще дом был наполнен смехом и болтовней. Должно быть, веселье перетекло в него из шатра. При виде сына Уинифред извинилась перед собеседником и протянула руку к Дону.

– Минутку, дорогой.

Ее голос звучал весело и оживленно, словно мать хочет сказать пару слов сыну наедине. Но как только Уинифред затащила его в комнату и захлопнула дверь, все изменилось. Она стала в стороне от Дона, прижала руки к полной груди и проговорила:

– Ты готов уйти, даже не попрощавшись.

– Нет, вовсе нет, мама. Я собирался зайти.

– Не собирался. Не собирался… Ты знаешь, что это конец.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, не порти этот день, – взмолился Дон и закрыл глаза. Открыв их через минуту, он увидел, что мать стоит уже совсем рядом с ним. Он чувствовал ее дыхание: будто горячий влажный ветер овевал его лицо.

Уинифред снова заговорила:

– Может, меня уже и не будет, когда ты вернешься. Я ведь этого не переживу. Я умру.

– Мама! Ради Бога! – твердо произнес Дон. – Ради Бога, не начинай. – Он сжал зубы.

Уинифред вся дрожала от волнения:

– Ну вот, прежде ты никогда не позволял себе так разговаривать со мной. А теперь, значит, можно. Ну почему, почему я должна все это терпеть? Чем я это заслужила?.. О, Дон, Дон!

И Уинифред заключила сына в объятия. Но Дон не мог заставить себя обнять мать, его отпугивала ее близость. Это было новое чувство. Взяв ее за плечи, Дон почти грубо оттолкнул ее от себя и сказал:

– Ты могла бы быть более чуткой. Я ведь теперь женат, я начинаю новую жизнь. Неужели ты не понимаешь?

– Да, да, теперь я вижу. Я уже потеряла тебя.

– Пока еще не потеряла, но ты делаешь все, чтобы так оно и произошло. Я люблю тебя. Ты – моя мать.

– Ты любишь меня? – ее голос был мягок. – Ты и правда любишь меня, Дон?

– Да, да. – Он положил руки ей на плечи, словно хотел встряхнуть ее.

Но тело Уинифред не шелохнулось. Она уставилась на него, всхлипывая.

– Обещай, что ты будешь любить меня всегда. Ты же оставишь и мне немного своей любви. Обещаешь?

У Дона было сильное желание повернуться и убежать от нее, от этого дома и всех, кто в нем есть. От всех, кроме Аннетты. Мысленно он представлял, как они с Аннеттой бегут, держась за руки. Но вместо этого он услышал свой тихий голос:

– Я обещаю. Но сейчас мне нужно идти.

– Поцелуй меня.

Он медленно наклонился к ней и коснулся губами ее щеки. И снова очутился в ее объятиях. Она осыпала Дона поцелуями, прижимая его худощавое, подтянутое тело к своей необъятной плоти.

Только через минуту Дону удалось высвободиться и выйти из комнаты. Он не пошел прямо вниз, а направился сначала в ванную и там, закрыв дверь, наклонился над раковиной и умыл лицо холодной водой. Он весь дрожал. Его мать – сумасшедшая. Это так. Он хлебнул воды, затем вытер лицо, стряхнул капли с костюма, приводя себя в порядок, и несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем покинуть ванную. У лестницы стоял Дэниел.

– Я искал тебя всюду. Где ты был? И Аннетта ждет внизу. Да что стряслось?

– Ничего. Ничего.

Дэниел окинул взглядом коридор и тихо спросил:

– Что, последнее „прощай"?

Дон снова глубоко вздохнул:

– Последнее „прощай". Ты угадал, папа.

– Ничего, дружок, все кончилось. Струна порвалась. Так что продолжай в том же духе, понимаешь?

– Да, понимаю.

Они смотрели друг на друга, как ровесники, как равные и по возрасту, и по жизненному опыту.

– Ну, тогда пойдем. – Дэниел взял сына под руку и повел вниз по лестнице в переполненный гостями зал, где все ухитрялись говорить одновременно. Вскоре все высыпали на улицу.

Сперва Аннетту обняла ее мать. А затем и отец, с трудом сгибая негнущуюся спину, наклонился, поцеловал дочь в обе щеки и проговорил:

– Да поможет тебе Бог, дитя мое.

Среди всеобщего веселья никто и не заметил исчезновения из толпы двух человек: Уинифред и Стивена. Что касается последнего, то у него случилась еще одна неприятность, о чем, впрочем, никто и не узнал. Во всяком случае, Стивен сейчас махал всем рукой из верхнего окна и выглядел вполне счастливым. Еще бы, ведь отец разрешил ему снова спуститься через некоторое время и до поздней ночи смотреть, как танцуют гости на лужайке. Если говорить об Уинифред, то ее отсутствие заметили только Дэниел, Джо и Фло. Заметил и Дон.

Когда молодые супруги сели в машину, Дэниел и Джо стояли у одного окошка, Фло – у другого.

– Берегите себя, – твердили они все.

– Живите счастливо! – напутствовал Дэниел.

– Я подготовлю для вас дом, – обещал Джо. Фло взяла Аннетту за руку и нежно сказала:

– Любите друг друга.

Молодые были настолько переполнены счастьем, что даже не смогли ей ничего ответить. Но вот Дон включил зажигание, и машина уже готова была тронуться в путь, если не сказать в жизнь, как вдруг в окошке, у которого прежде стояли Дэниел и Джо, появился отец Рэмшоу. Он закричал, перекрывая шум мотора:

– Дайте же и мне сказать напутственное словечко! Да благословит вас Бог! – Выражение его лица была одновременно насмешливым и серьезным. – Если вы заглянете к Папе на огонек, передавайте ему мое глубочайшее почтение. И знаете, что скажите ему? У меня на примете есть один подходящий помощник приходского священника, отец Коди, – пусть возьмет его к себе в секретари. Я могу направить его в любое время, пусть только Папа даст мне знать!

Все громко засмеялись, и Аннетта ответила:

– Я передам ему, святой отец, с превеликим удовольствием…

– Прощайте!.. Прощайте!.. Прощайте!.. – Голоса словно заставили машину рвануться вперед.

Дон почувствовал, как с плеч его упала тяжелейшая ноша.

– Готов поспорить, что они нас так просто не отпустят, – сказал он однако.

Аннетта глянула в заднее окно.

– Они бегут за нами по дороге. Могут бежать сколько им угодно, они нас уже никогда не поймают.

Дон взглянул на нее глазами, полными любви.

– Мы свободны, дорогая, понимаешь? Свободны!

– Вот именно! Совсем-совсем свободны. Любимый мой! Больше не будет никаких волнений, страхов, что да как, да что, если… – Тут Дон обнял Аннетту и поднес ее руку к своим губам.

Они уже приближались к воротам, за которыми тянулась неширокая дорога, когда Аннетта еще раз обернулась:

– Там Джо и твой отец. Они бегут рядом. Эти слова были последними, которые она еще помнила. Навстречу им мчался мебельный фургон. Он был похож на башню, которая падала на их автомобиль, опрокидывая его. Казалось, машина куда-то проваливается, погружается в какую-то бездну… Нет, просто их машина стала огромной лошадью, крылатой лошадью, и эта лошадь поднимается над оградами и полями и с шумом улетает, улетает прямо в небо. Затем все стихло.