"Мои покойные жёны" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 16

— Я этому не верю! — крикнула Берил.

Деннис не осмеливался взглянуть на нее.

— Покажи им записку, дорогая, — обратился к жене мистер Херберт. — Теперь скрывать нечего.

Лоб и подбородок Клары Херберт слегка напоминали черты Дафни. Но на лице пожилой дамы было слишком много косметики. Губная помада и румяна только портили еще сохранившуюся красоту. Открыв сумочку, она порылась в ней, достала сложенный листок серой писчей бумаги и замешкалась, не зная, кому его передать.

Мистер Херберт взял у нее листок и вручил его Деннису. Это оказалась краткая записка на бланке, озаглавленном «Олд-Холл. Олдбридж». Деннис прочитал ее вслух:

— Наша горничная, — сказала Клара Херберт, — видела, как они вдвоем шли по лужайке. Мистер Эдж… кажется, теперь он мистер Рэнсом и бог знает кто еще — нес чемодан Дафни. Они сели в машину — ту, которая исчезла вчера вечером, — и уехали.

Деннис вертел в руке записку. У него пересохло в горле.

— Когда это было? — спросил он.

— Примерно через час после того, как рассвело. Молли так сказала, Джонатан?

— Кажется, да.

— Мистер… кто бы он ни был, — с усилием продолжала Клара Херберт, — приставил лестницу к окну, чтобы Дафни могла спуститься. Совсем как в книгах…

«Примерно через час после того, как рассвело»… Чувства Денниса по отношению к Брюсу Рэнсому, когда он услышал эти слова, было невозможно описать.

Зачем, думал он, Брюс прямо перед этим пришел повидать Берил? Лучше было уйти сразу, чем внушать ей ложную надежду, а через несколько часов заставить выслушивать все подробности о машине, чемодане, лестнице и прочем! На несколько секунд Деннис почти ослеп от ярости.

— Я сама когда-то поступила так же, — вздохнула миссис Херберт. — Это моя вина. Дафни еще ребенок. Она не отдает себе отчета…

— Не волнуйся, дорогая, — мягко произнес ее муж. — Я обо всем позабочусь.

В этот поток эмоций ворвался рассудительный голос командора Ренуика:

— Херберт, старина, послушайте меня!

Мистер Херберт обернулся к нему:

— Да?

— На какой-то момент я испугался, что произошло что-то по-настоящему серьезное. — Ренуик усмехнулся. — Но, как заметила мисс Уэст по поводу разгрома в этой комнате, все могло быть гораздо хуже.

— Хуже?

— Конечно! В конце концов, Рэнсом — известный актер и, должно быть, зарабатывает много денег. Если он и Дафни собираются пожениться, что тут страшного? Пусть вам не нравится Рэнсом — мне он тоже не нравится, — но что вы можете иметь против него?

— То, что он Роджер Бьюли, — заявил мистер Херберт.

— Что-что?!

— Он Роджер Бьюли, — повторил мистер Херберт.

— Чепуха! — фыркнул командор Ренуик, опустив уголки рта так, что усы и борода потянулись за ними. При этом морщины на его лбу и вокруг глаз заметно углубились. — С этим уже покончено. Сэр Генри Мерривейл…

— Перестаньте тыкать мне в зубы Мерривейла! Мерривейл ошибался раньше и может ошибиться снова. В любом случае я предупредил Рэнсома, что я сделаю, если он снова попытается видеться с Дафни. Очевидно, он думал, что я шучу. Ну, он узнает, что это не так.

Наступило гробовое молчание.

— Дорогая, — обратился Джонатан Херберт к жене, — это мистер Фостер. Он друг Рэнсома, но совсем на него не похож!.. — Он повернулся к Деннису: — Молодой человек, я обращаюсь к вам за помощью, как к деловому партнеру моего старого знакомого Джеймса Макинтоша.

— За помощью в чем?

— Куда отправились эти двое?

— Понятия не имею, мистер Херберт. Откуда мне знать?

— Вероятно, в Лондон. — Херберт задумался. — Это самый логичный вывод. Но зачем бежать именно в это время. — Он поднял глаза к потолку. — У Рэнсома была какая-нибудь причина ехать в Лондон сегодня?

— Насколько я знаю, нет.

— Какая-нибудь встреча, деловое свидание, что-нибудь в этом роде?

— Единственное, что я припоминаю, — сказал Деннис, — это что примерно месяц назад он говорил, что в октябре он выступает по радио. Но…

— По радио… — повторил мистер Херберт.

Деннис был готов откусить себе язык, ибо взгляд Джонатана Херберта, озадаченного беспорядком в комнате, но не придававшего ему значения, скользил вокруг, пока не задержался на «Радио таймс», лежащем среди бумаг на полу.

— Пожалуйста, позвольте мне! — вмешалась Берил Уэст.

К удивлению Денниса, она склонилась над журналом и начала перелистывать его, словно горя желанием помочь. Девушка ничем не выдавала обуревающих ее чувств, если не считать тяжелого дыхания и неестественного блеска в глазах.

В гостиной было невероятно душно. С востока приближалась гроза. Даже за западными окнами клубились тучи. Вскоре Берил нашла то, что искала.

— «Субботний вечерний театр, — прочитала она вслух звенящим голосом, полоснувшим Денниса по нервам. — 21.15–22.30. Брюс Рэнсом в «Капитане Перережь Горло» Уиллиса Хармара. Адаптировано для радио…» — И Берил с улыбкой протянула журнал Деннису.

— Сегодня вечером! — пробормотал мистер Херберт. — Теперь все понятно.

Клара Херберт схватила его за руку.

— Где твое расписание, Джонатан? — спросила она. — Ты всегда носишь его с собой.

— Слушай, дорогая. — Он приподнял ее подбородок. — Конечно, ты можешь поехать со мной в Лондон. Но ты должна обещать не вмешиваться.

— Джонатан, ты не собираешься наделать глупостей?

— Как сказал бы доктор Джоуд,[37] дорогая моя, все зависит от того, что ты под этим подразумеваешь. Я поступлю с Бьюли так, как он того заслуживает.

— Дафни не должна совершить ту же ошибку, что и я!

— Знаю, Клара. Предоставь это мне. — Мистер Херберт повернулся к остальным: — Благодарю вас.

Снова обняв жену за талию, он повел ее к двери. Оба двигались как полуслепые, что часто бывает во время неожиданных семейных неприятностей, которые первое время кажутся страшными трагедиями. Деннис, Берил и командор Ренуик не двинулись с места. Они услышали, как Клара Херберт споткнулась в коридоре.

— Ради бога, Берил!.. — заговорил Деннис.

— Что-то не так, дорогой? — холодно осведомилась она.

— Этот человек, — он указал пальцем на дверь, — действительно верит, что Брюс — Роджер Бьюли. Он собирается…

— Дорогой, я все отлично понимаю. — Берил посмотрела на него со странной застывшей улыбкой. — Ты знаешь что-нибудь о радиопередачах?

— Очень мало. А что?

— Для длительной передачи типа «Субботнего вечернего театра» требуются минимум два дня репетиций. Вчера Брюс был здесь весь день, не так ли?

— Да. Ты имеешь в виду…

— Это означает, Деннис, что Брюс звонил на радио предупредить, что не сможет участвовать, и его кем-то заменили, хотя объявлять об этом было уже поздно.

— Но предположим, Брюс хочет порисоваться перед Дафни и решит все-таки выступить?

— На его место уже взят другой актер, так что Брюс не сможет этого сделать, даже если захочет. Так что пускай семейство Херберт устраивает скандал в Доме радиовещания. Это единственное место в Лондоне, где они никогда не найдут Брюса.

Деннис уставился на нее:

— Значит, несмотря ни на что, ты все еще…

— Все еще — что? — резко спросила Берил.

— Ничего.

Деннис бросил на пол «Радио таймс». В другой руке он держал скомканную записку Дафни. Разгладив ее, он читал ее снова и снова, как человек, касающийся языком больного зуба:

Что касается его собственных чувств…

Ну, это не имело значения. Девушка, которую он видел такое короткое время и с которой обменялся всего несколькими словами, едва ли могла обратить на него внимание, а тем более думать о нем, будучи одержимой всепоглощающей страстью к Брюсу Рэнсому. То, что Дафни говорила о пробуждении и исцелении от страсти, очевидно, было сказано во время эмоциональной вспышки, которым подвержены даже самые благоразумные люди.

Воспоминания о прошедших сутках можно легко выбросить из головы — человек забывает о куда более тяжких потерях. Тем не менее образ Дафни, доверчиво смотревшей на него вчера вечером, упорно возникал перед его мысленным взором.

— Разве ты не понимаешь, Деннис? — воскликнула Берил в конце монолога, который он не слышал.

— Не понимаю что?

— Эти два старичка не так глупы, как кажутся. Мистеру Херберту нужно только время, чтобы остыть. И я предоставила ему это время. Теперь он не сможет найти Брюса.

— Ни он, ни кто-либо другой, — отозвался Деннис. — Ты полагаешь, Брюс и Дафни действительно отправились в Лондон?

— Думаю, что да. Он приведет ее в свою квартиру. Она очень уютная. Я бывала там.

— Где это?

— В Сент-Джонс-Вуд. Но номера нет в телефонном справочнике, так что старик ее не найдет.

— Берил, — сказал Деннис, — Брюс не мог оказаться такой свиньей!

— Что это меняет, дорогой? — беспечно откликнулась Берил. — Несомненно, существует какое-то объяснение. Но кого это заботит?

— Более того, — настаивал Деннис. — Во всем этом есть что-то чертовски странное.

— Безусловно! — подхватил командор Ренуик, молчавший так долго, что о нем забыли. — Прежде всего, не кажется ли вам странным, что Брюс разъезжал в этой машине, когда полиция разыскивала его, и тем не менее никто из бобби его не обнаружил? Выглядит так, будто полиция намеренно пытается…

На сломанном столике у камина пронзительно зазвонил телефон.

Командор Ренуик подошел и снял трубку, которую через несколько секунд опустил на рычаг.

— Сэр Генри Мерривейл внизу, в курительной, — сообщил он им. — Он хочет видеть вас обоих. Это очень важно.

— Г. М.! — воскликнула Берил, словно перед ней блеснул луч надежды.

Их уход из комнаты был спешным и не слишком вежливым, но Ренуик, похоже, не обратил на это внимания. Он стоял, погруженный в раздумье, положив руку на телефонный аппарат.

Деннис впервые оказался в курительной. Как и салон, при дневном свете она выглядела обшарпанной — на столиках, плетеных стульях с яркими кретоновыми подушками, доске для метания дротиков, бильярдном столе и обожженном сигаретами рояле лежала печать ветхости.

С первого взгляда комната казалась пустой, так как двое людей, находившихся в ней, сидели в глубокой нише восточной стены. Высокие окна, пропускавшие мало света, выходили на террасу и берег моря. Брызги прибоя осыпали террасу.

В нише сидели сэр Генри Мерривейл и старший инспектор Мастерс. При первых же словах Г. М., которые он услышал, Деннис схватил Берил за руку и потянул к краю ниши, где они могли слышать разговор, не видя беседующих и оставаясь невидимыми для них.

— Совершенно ясно, — говорил Г. М., — почему Читтеринг напился вчера вечером, не так ли?

— Пожалуй, — согласился Мастерс.

— Учитывая его знания истории театра и то, что произошло весной 1888 года! В том сезоне Ирвинг не играл в «Лицеуме». Да! — сентиментально вздохнул великий человек. — Это были времена, Мастерс!

— Не сомневаюсь, сэр Генри. Но…

— Я когда-нибудь говорил вам, сынок, что я играл Шейлока[38] в любительской постановке в присутствии самого Ирвинга? С длинными рукавами, элегантной черной бородой длиной в два фута и в шляпе-котелке, надвинутой на уши для большего реализма. — Голос Г. М. стал высоким и пронзительным. — «Три тысячи дукатов, ну…» Хотите, Мастерс, я прочитаю вам монолог?

— Как-нибудь в другой раз, — быстро отозвался старший инспектор. — Меня интересует…

— И величайший из всех актеров сказал мне, Мастерс: «Мой дорогой, это было самое прекрасное…»

— Он не говорил ничего подобного! — прервал Мастерс. — Я слышал эту историю. Он сказал…

— Слушайте, сынок, — сурово произнес Г. М. — Вы собираетесь заткнуться и позволить мне продолжить рассуждения о Бьюли? Или вы намерены прерывать их воспоминаниями о не имеющих отношениях к делу событиях, вроде моего театрального прошлого?

— Вам когда-нибудь приходило в голову, сэр Генри, — сдержанно осведомился Мастерс, — что вас могут убить?

— Меня? — изумленно переспросил Г. М.

— Да, вас!

— Не знаю, о чем вы говорите, Мастерс. Я друг всей человеческой расы. Я источаю доброту, как фонтаны в Версале.

— Короче говоря, вы сплошное совершенство.

— Ну… — Г. М. снисходительно кашлянул. — Я скромный человек и не хотел бы так говорить.

— Тогда вы, может быть, не будете так чертовски самоуверенны в отношении одной вещи? Конечно, — добавил Мастерс, словно желая быть справедливым, — ваши вчерашние аргументы могут оказаться более полезными, чем представляются на первый взгляд.

— Благодарю вас, сынок.

— Вы с высокомерной ухмылкой заявляли, что существуют очевидные признаки того, где искать Бьюли и какую личину он принял…

— Такие же очевидные, как следы кошки, ходившей по свежей краске.

— О чем вы? Эта пьеса о Бьюли…

— Мы уже много слышали об этой пьесе, Мастерс, которую считают реконструкцией его карьеры, созданной после того, как он прекратил убивать женщин. Но это всего лишь фикция. Можете поставить последнюю рубашку, что Бьюли не стал бы описывать то, что происходило с ним в действительности. Делать это было бы слишком рискованно, даже под фальшивым именем. — В голосе Г. М. послышались страдальческие нотки. — Но, кажется, никого не интересует, Мастерс, как бы на самом деле вел себя столь своеобразный тип. Предположим, вы — Роджер Бьюли.

— Скажу прямо, сэр, — вздохнул Мастерс. — Из-за этого дела у меня было столько неприятностей, что я могу вообразить себя кем угодно.

— Одиннадцать лет назад вы совершили то, что мы назовем вашим четвертым убийством.

— Ну и что?

— Вы уже давно повзрослели и…

— Погодите, сэр! — Резкий голос Мастерса возвысился над шумом прибоя. — Я не вполне вас понимаю.

— Будучи молодым парнем, сынок, вы страдали комплексом неполноценности в отношении женщин. Только в середине 20-х годов в Лондоне, где вы оказались без средств к существованию, вы начали осознавать кое-что другое. Тут нет ничего необычного — большинство известных мне донжуанов не имело ни единой любовной связи до двадцати шести лет. Постепенно вы убедились, что женщины для вас — легкая добыча. Вам достаточно потрясти дерево, и они упадут к вашим ногам, как спелые яблоки. Ура! Это великолепный источник дохода! Уверенность в себе растет с каждым днем. И тут вы начинаете показывать зубы, Мастерс. Вот почему вы находите удовольствие, убивая неимущих девушек вроде Андре Купер, — тем самым вы утверждаете свою власть над всем женским полом.

Г. М. сделал паузу.

В продуваемой соленым ветром курительной Деннис Фостер посмотрел на Берил.

Перед ними, штрих за штрихом, вырисовывалась личность, обладающая злым извращенным умом. Беда состояла в том, что у этой личности отсутствовало лицо. Берил собиралась что-то прошептать, но Деннис знаком остановил ее.

— Вот каким вы видите себя, Мастерс, — снова заговорил Г. М. — Великим недооцененным интеллектуалом, дурачащим доверчивых женщин и глупую полицию. Но это становится слишком опасным и далеко не всегда необходимым. Поэтому, в последний раз обведя вокруг пальца полицию, вы исчезаете, затаиваетесь на этом державном острове и не появляетесь до убийства Милдред Лайонс. Я спрашиваю вас, Мастерс, чем бы вы занимались все это время?

Послышался звук, как будто Мастерс шумно выдохнул.

— Ага! — воскликнул Г. М. — Вы уже знаете факты, сынок. Теперь вы в состоянии их интерпретировать?

— Да! — Голос Мастерса стал свирепым. — А что касается мистера Бьюли, который ныне фигурирует под именем…

В этот момент, под аккомпанемент грохота морских волн, из ниши высунулась раздосадованная физиономия.

Она принадлежала сэру Генри Мерривейлу, который, очевидно, услышал рядом скрип обуви или другое неосторожное движение. Физиономия появилась внезапно, словно в шоу Панча и Джуди,[39] злобно уставясь на двоих подслушивающих.

— Ой! — сердито произнес Г. М. — Вы оба слышали нашу болтовню?

— Да, слышали, — ответил Деннис. — Хотя мало что поняли.

— Идите сюда, — пригласил Г. М.

Они шагнули в нишу, где старший инспектор Мастерс, чье лицо вновь стало бесстрастным, сидел в плетеном кресле с раскрытой записной книжкой на колене. Он всего лишь кивнул вновь пришедшим и продолжил делать быстрые краткие заметки. Но Г. М. злобно смотрел на них, упершись кулаками в бока.

— Если не хотите, можете ничего нам не объяснять, — сказал Деннис. — Но возможно, вам будет интересно услышать, что Дафни сбежала с Брюсом Рэнсомом.

— Угу, я это знал, — ответил Г. М. с деревянным лицом.

— Более того, — добавила Берил. — Прошлой ночью кто-то проник в гостиную Брюса и практически разнес ее на куски.

— Это мне тоже известно.

— Но вас же там не было!

— Тем не менее я это знаю.

— Дело в том, — продолжала Берил, — что, если вы надеетесь доказать что-то с помощью отложенных страниц оригинала пьесы, вам это не удастся. Они исчезли. Кто-то их украл.

— О нет, — возразил Г. М. Сунув руку во внутренний карман пиджака, он достал сложенную в длину пачку бумаг и взмахнул ею. — Я забрал их, девочка моя, прежде чем уйти вчера вечером. По крайней мере, — он поправил очки и посмотрел на бумаги, — забрал большую часть. Один лист я уронил на пол, и думаю, он все еще там — фактически я в этом уверен — вместе с запиской, оставленной Брюсом Рэнсомом. Однако… — он спрятал бумаги в карман, — это всего лишь вспомогательная улика. Она не поможет осудить Бьюли за убийство. Вот почему я пригласил сюда вас обоих — чтобы спросить…

Старший инспектор захлопнул записную книжку.

— Я бы этого не делал, сэр! — предупредил он.

— Заткнитесь, Мастерс.

— Мисс Уэст и мистера Фостера это не касается.

— Вот как? — осведомился Г. М.

— Говорю вам прямо: это слишком опасно.

— Еще бы, — согласился Г. М. — Но Дафни Херберт тоже грозит опасность — самая страшная за всю прожитую ею жизнь. — Он повернулся к остальным: — Вы двое много переживали из-за этого, и я не хочу вас терзать, как будто… — Г. М. прикрыл рукой глаза. — Сегодня я собираюсь предпринять небольшую экспедицию и хотел спросить, не желаете ли вы в ней участвовать. Но некоторые результаты могут оказаться весьма неприятными.

Деннис посмотрел на Берил, которая выглядела испуганной, но решительной.

— Неприятными в каком смысле?

— Потому что от загнанного в угол Роджера Бьюли можно ожидать всего, — ответил Г. М. — Предупреждаю, он не умеет проигрывать с улыбкой. Ну что, вы согласны?

Вдалеке впервые прогремел гром.