"Пророчество" - читать интересную книгу автора (Джеймс Питер)

25

Фрэнни молча сидела, пока слова Оливера доходили до нее, растворяясь, как химическое вещество, парализуя ее. Пока она не верит в это, с ней будет все в порядке. Она сможет справиться с тем, что он сказал, пока она знает, что он все придумал.

Фрэнни посмотрела на хромированные сетки колонок по обе стороны магнитофона, на ярко-красный пластмассовый корпус и совершенно некстати задумалась, зачем Оливеру эта уродливая вещь. Возможно, она принадлежала Эдварду. Или покойной жене Оливера. Возможно, Сара Генриетта Луиза Халкин любила, чтобы везде, куда бы она ни пошла, гремела музыка. Возможно, она включила его на полную громкость, чтобы избавиться от гнетущей тишины в доме, сгущавшейся сейчас вокруг Фрэнни и проникавшей внутрь.

Интересно, сколько времени она уже говорит во сне? Несколько месяцев? Год? Шесть лет? Всю жизнь? Память напряглась, воспоминания поднимались в ней, как пузырь, оторвавшийся от дна океана и всплывающий на поверхность ее разума. Вчерашнее утро, слова отца.

Ты напугала нас, маму и меня… говоришь как не ты… как другой кто-то говорит через тебя.

Кто еще слышал ее? Пузырь воспоминаний разрастался. Том Дафферин, последний ее парень, как-то сказал, что она бормочет во сне. До него то же самое говорил Элиот Дьюмас. На раскопках в Ираке после окончания университета, где она жила в палатке еще с тремя членами экспедиции, они говорили, что иногда даже просыпаются от бормотания Фрэнни. Конец последнего курса в университете. Она напряженно вспомнила, что было раньше; но до этого момента никто ничего не замечал, никто ничего не сказал ей и дома, когда они спали в одной комнате с младшей сестренкой. Уж Мария Анджела обязательно бы прокомментировала. Множество случаев, когда Фрэнни жила в палатках на раскопках, соседи что-нибудь бы сказали. На втором курсе университета Меридит, с которой она делила комнату, тоже ничего не замечала. Это началось в конце третьего курса. Беспокойство из-за экзаменов?

Или?.. Она попыталась отогнать эту мысль, но тщетно. Планшетка. Они провели этот сеанс как раз в конце учебного года. Всего за несколько дней до окончания семестра. Все они были необычайно счастливы в тот вечер: почти все курсовые сданы, и впереди их ждала Пасха, а за ней последний бросок и выпускные экзамены. Они были такими беззаботными. Никто не подозревал, что готовит им будущее: потревоженный, рассерженный дух, преследующий их.

Вселившийся в нее.

Она опустила глаза и уставилась на свои руки, не в силах вынести взгляд Оливера. Фрэнни рассмотрела свои ногти; кончики пальцев становятся синими после смерти; она помнила, как выглядела ее умершая бабушка в открытом гробу, в Неаполе; ногти у нее почти почернели.

Ей вспомнился разговор с Эдвардом в библиотеке.

Во мне есть такая плохая вещь, Фрэнни. Я не хочу ее… Она выполняет все, стоит мне только подумать об этом…

Эдвард воздействует на людей. Несомненно, это исходит от него. Фрэнни заговорила:

– Эдвард сказал… – и замолчала.

Оливер поднял брови, ожидая продолжения. Но ее мозг уже сверлило сомнение: а что, если это действительно идет от нее, а не от Эдварда; тогда это она побуждает Эдварда желать зла другим людям. Но этого не может быть.

– Почему ты считаешь, что это исходит от меня? Откуда ты знаешь, что Эдвард перенял это у меня, а не откуда-то еще?

– Невозможно объяснить чистой случайностью, что вы оба читаете во сне молитву задом наперед, правда?

Она промолчала.

– Ты говорила, ты что-то слышала о том, что Юнг называл синхронизацией; вот в это я могу поверить. Подсознательная телепатия является одним из объяснений того, что люди зовут случайностью. Передача мыслей.

Фрэнни смотрела сквозь него.

– Я думаю, что кто-то из вас возбуждает это, а второй воспринимает. – Он выпрямил скрещенные ноги, сложил руки на груди и наклонился вперед. – С Эдвардом никогда этого не случалось до того, как он встретил тебя.

Ты ошибаешься, хотела сказать Фрэнни. Ты ошибаешься! Но она не была уверена до конца.

– Это не ты сама, Фрэнни, не твое сознание, ты не осознаешь это точно так же, как Эдвард не знает, что он делает, когда днем уходит в себя и внезапно замолкает. Это вызвано чем-то еще. Ты – просто канал для передачи.

– Передачи чего?

Он встал, подошел к Фрэнни, положил руки ей на плечи и легонько сжал. Она почувствовала его теплое дыхание, запах виски, увидела пробивающуюся темную щетину, которая подчеркивала измученное выражение лица и изнуренный вид. Она почувствовала, как по ее щекам побежали слезы, и прижалась лицом к его груди, уютно устроившись между шеей и мягкой шерстью пуловера.

– Ты когда-нибудь участвовал в спиритических сеансах? – спросила она.

– Нет.

– А я однажды участвовала.

– И что произошло?

Фрэнни рассказала ему все; он внимательно слушал, облокотившись о подоконник. Когда она закончила, первой его реакцией было:

– Ты проверяла других своих сокурсников? Тех, кто не участвовал в сеансе?

– Зачем?

– Чтобы убедиться в правильности причинно-следственной связи. Ты предполагаешь, что это последствия спиритического сеанса, но это может быть и что-то еще. – Он пошевелил пальцами ног в дряхлых туфлях, мгновение рассматривал их, потом продолжил: – Если необычные вещи происходили и со студентами, которые не имели дела с планшеткой, то эти события надо рассматривать по-другому.

– Ты хочешь сказать, что нужно связаться со всеми студентами Лондонского университета, которые учились в нем в течение тех же трех лет, что и я?

– Да. Это вполне возможно.

– Потребуется время, – тихо произнесла она. – И что я скажу им? Привет; просто хочу узнать, ты еще жив?

Оливер замолчал, погрузившись в раздумья.

– У тебя есть знакомый священник? – спросил он наконец.

– Нет. Больше нет.

Он мрачно посмотрел ей в глаза.

– Думаю, нам понадобится священник.

Они занимались любовью, потому что им нужно было забыться. Но после этого Фрэнни лежала в кровати Оливера с открытыми глазами, не в состоянии заснуть. Алкоголь выветрился из головы, и ее начали одолевать тревожные мысли. Она рисовала себе свои собственные похороны, гадая, кто из ее предыдущих любовников пришел бы. Возможно, они стали бы винить себя за то, что недостаточно любили Фрэнни. Потом она задумалась, может быть, стоит позвонить в справочную и поинтересоваться, не существует ли телефона помощи жертвам спиритических сеансов. Наподобие организации анонимных алкоголиков.

Рядом с ней глубоко дышал Оливер. Физическая сила и привилегии, данные ему от рождения, все же не избавили его от страхов. Он боится совпадений.

Двадцать шесть.

Она очнулась в холодном поту. Непонятные знаки на стене. И число двадцать шесть в центре концентрических кругов. Трагедия с Тристрамом выбила ее из колеи, и из-за этого Фрэнни все еще не спросила Оливера о том, что увидела в его собственной библиотеке. Сейчас она уже не могла ждать.

Оливер зашевелился; кровать скрипнула, когда он встал, и Фрэнни услышала, как он накинул что-то на себя и тихонько прошел через комнату. Дверь открылась, едва щелкнув, и с таким же щелчком закрылась. Фрэнни зажгла ночник со своей стороны кровати и села. Зашумела вода в туалете, и Оливер вернулся в комнату.

– Привет, – сказал он.

Она улыбнулась ему усталой, напряженной улыбкой, и слова полились потоком.

– У тебя в библиотеке на стене висят таблицы с математическими вычислениями. Что это такое?

Оливер в своем пестром халате, сгорбившись, присел на край постели.

– Нумерология, – просто ответил он.

– Что это значит?

Он зевнул.

– Часть ее – это теория о том, что числа могут дать ключ к пониманию, как я полагаю, скрытых от нас тайн Вселенной.

– Какого рода числа? – Ей необходимо было понять.

– Все числа имеют какое-то значение.

– Как их определяют?

Он по-прежнему сидел на краешке кровати.

– Это сочетание метафизики и религии. Числа даны в Библии. Ими очень интересовались Аристотель и Пифагор. Это все имеет твердую логическую основу. Числа вносят упорядоченность в кажущуюся хаотичность Вселенной.

– А как ты определил числа?

– Ты знаешь, что такое палимпсест?

Фрэнни потянулась к стакану с водой, стоящему возле кровати.

– Да… это часто бывает на старых рукописях монахов. Когда один текст стерли и сверху написали новый, отпечаток старого все равно можно разобрать, если вглядеться повнимательнее или смотреть под определенным углом.

Оливер кивнул.

– Числа есть во всем, если вглядеться повнимательнее. В атомах и молекулах всего, что мы видим и ощущаем. В Библии есть сотни кодов и посланий. В наших именах и датах рождения.

– Почему ты заинтересовался этим?

Он откинулся на изголовье кровати.

– Часть математической науки занимается тем, что такое порядок, закономерности, пытается разглядеть какой-то смысл в хаосе. – Он задумался. – Вселенная хаотична, но Солнечная система строго упорядочена. На Земле есть жизнь только потому, что наша планета оказалась на единственно подходящем расстоянии от Солнца и Луны. Всего лишь немного дальше от Солнца – и она была бы слишком холодной для жизни, немного ближе – и была бы слишком горячей. Случайность ли это? Или творение? – Он слегка улыбнулся. – Человеческая жизнь хаотична, хотя мы и пытаемся строить некое упорядоченное общество. Мы разделили планету на страны, создали правительства, законы, образование, нормы поведения. Что это? Случайная эволюция? Естественный отбор? Или же высший замысел?

Она смотрела на него и думала, куда все это ведет. В его глазах была такая безнадежность, словно он заглянул в пасть ада и теперь не в силах отогнать стоящую перед глазами картину. Казалось, он говорил сам с собой, почти бредил, как будто таким образом он рассчитывал наткнуться на ответ. Его замешательство пугало Фрэнни; она надеялась найти в нем силу. Во тьме, начинавшейся за отдернутыми занавесками, часы пробили два раза.

– Когда умерла Сара, я очень долго просто не мог поверить в это, а когда наконец поверил, сам захотел умереть. Я так любил ее, я не верил, что уже никогда… – Он замолчал, и Фрэнни глотнула воды из стакана. – Меня удерживал только Эдвард. Я должен был жить для него, поэтому я всю неделю закапывался в работу, а на выходные составил себе план работы здесь, чтобы хоть чем-то отвлечься. В банке я занимался проблемой связанных совпадений, и мне пришла в голову мысль просмотреть архивы нашей семьи и выяснить, не было ли в ее истории каких-либо подобных совпадений.

– Ты имеешь в виду наследственность?

– Нет, не обязательно.

– И ты обнаружил что-нибудь?

– Только одно очень странное совпадение. Оно касается числа.

– Какого числа?

– Двадцать шесть, – ответил он.

Вода выплеснулась из стакана Фрэнни и потекла между пальцами.

Он внимательно смотрел на нее, заметив, что она потеряла самообладание.

– Это довольно интересное число в нумерологии. «Два» имеет множество дьявольских значений. То же самое «шесть». Комбинация двух этих цифр образует двадцать шесть, то есть удвоенное тринадцать. Тринадцать тоже число, образованное двойкой и шестеркой. Два раза по одному – это два. Два раза по три – это шесть.

– Эй, вернись на землю, – заметила Фрэнни.

Он откинул волосы со лба и провел рукой по лицу, будто желая убедиться, что с ним все в порядке.

– Я нахожусь в таком состоянии половину всего времени; воспоминания наслаиваются и наслаиваются. Что-то вроде палимпсеста.

– И все же, почему двадцать шесть? – допытывалась Фрэнни. – Есть ли какая-то причина, побудившая тебя выбрать именно это число?

– Как раз это я и пытаюсь выяснить. Я обнаружил одну довольно любопытную связь, хотя это ничего и не значит. Я говорил тебе, что второй маркиз занимался нумерологией?

– Тот самый злодей?

– Да. Я узнал, что он почему-то был ярым приверженцем этого числа, двадцать шесть было что-то вроде его подписи, его метки. Хотя в конце концов ему с ним не очень повезло. Его казнили, убили – как хочешь – именно 26 марта 1652 года.

Фрэнни слабо улыбнулась.

– Двадцать шесть что-нибудь означает для тебя? – спросил он.

– Да… может быть. Фиби Хокинс предупреждала меня остерегаться этого числа перед тем, как сама попала в аварию. Но я не смогла ничего толком добиться от нее, когда навещала ее потом в больнице. Она выглядела совсем разбитой. Мне нужно снова повидаться с ней.

Он нахмурился, возвращаясь к предыдущей теме.

– Моя жена Сара тоже погибла 26 марта. В свой двадцать шестой день рождения.

В полной тишине Фрэнни переварила эти слова. Во рту у нее пересохло. Она посмотрела на Оливера, ища объяснения, поддержки, которой он не мог дать. Страх, зародившийся где-то в позвоночнике, холодной волной растекался по спине, поднимаясь вверх, к шее. Она закусила губу, тщетно пытаясь сохранить нормальный тон.

– На следующей неделе мне исполняется двадцать шесть лет, – произнесла она. – Двадцать шестого числа.