"Пророчество" - читать интересную книгу автора (Джеймс Питер)

8

Фрэнни и Эдвард в компании Капитана Кирка прошли мимо «ренджровера» и неторопливо направились вдоль дома. Какая-то птичка чирикала, будто ложечка звякала о тонкий фарфор. Фрэнни, вдыхая чистый воздух и подставляя лицо солнцу, почувствовала, что кошмар отступает, хотя какое-то смутное беспокойство остается. Она все еще недоумевала, почему Оливер ничего не сказал ей ни о своем титуле, ни о Местон-Холл, и связано ли это со смертью его жены. Может быть, есть еще что-то, о чем он умалчивает?

Она старалась не смотреть на гравий, чтобы не видеть крови, и подняла глаза на фасад, отмечая детали его разрушения: отвалившийся кусок карниза, разбитое окно; гнездо, прилепившееся под крышей; осы, влетающие и вылетающие через дыру в кровле.

Пожилой мужчина с блестящим футляром от фотоаппарата и женщина в соломенной шляпке прошли через главный вход, и Фрэнни успела заметить внутри мраморный пол и белые колонны. Эдвард показал в сторону долины:

– Ла-Манш прямо за теми холмами. Вон там, справа, Брайтон, в ясную ночь видны его огни.

– Тебе нравится тут жить? – спросила Фрэнни.

– Да, здесь неплохо.

– Всего лишь неплохо?

– Кое-что мне нравится, – ответил он уже веселее.

– У тебя здесь много друзей?

– Да, по-моему. – Казалось, мальчик хотел что-то добавить, но передумал.

Они прошли вдоль дома и вышли на частную дорогу с перекрестком, окруженным живой изгородью.

– Фрэнни – это уменьшительное имя от какого?

– Мое полное имя Франческа.

– Оно итальянское?

– Да.

– Значит, ты католичка?

– Да, католичка, – ответила девушка, подивившись вопросу. – А ты?

Эдвард помолчал, потом засунул руки в карманы и уставился в землю.

– У нас есть своя часовня.

– А мне можно посмотреть?

– Там особо нечего смотреть.

– Мне все равно интересно.

Он показал вперед:

– Это там, но она не стоит того, чтобы туда идти.

– Ну, можно мне хоть на минутку заглянуть туда?

– Зачем?

В его голосе послышалось какое-то напряжение, и Фрэнни уже пожалела, что настаивала на своей просьбе.

– Меня очень интересуют церкви, – ответила она тем не менее.

– Хорошо.

Они подождали, пока проехала машина с посетителями, прошли через просвет в изгороди и очутились перед часовней, возвышающейся посреди буйно разросшихся сорняков. Часовенка была маленькая и узенькая и находилась в таком же плачевном состоянии, что и все остальное. К ее дверям через небольшое кладбище, усеянное могильными плитами, вела хорошо протоптанная гаревая дорожка, посыпанная золой.

Внутри часовня выглядела более ухоженной. По бокам располагались мраморные и гипсовые плиты с надписями. Фрэнни прочитала одну:

Пока Эдвард бродил между скамьями, задумчиво водя рукой по спинкам, Фрэнни изучала архитектуру здания, стараясь установить, когда оно было построено. Мощные массивные опоры, хорошо обработанные камни, классическая ажурная работа со сложным геометрическим рисунком. Геометрия, подумала она вдруг. Математика. В ее памяти всплыли слова Оливера, произнесенные во вторник. В математике сокрыта универсальная схема.

– Здесь хоронили всех маркизов Шерфилдов в течение четырехсот пятидесяти лет, – внезапно произнес Эдвард. – Кроме одного. – Он стоял, уставившись в пол перед собой.

Фрэнни подошла к мальчику. Взгляд его был устремлен на прямоугольную плиту из оникса с бронзовой табличкой посередине, гласившей:

Эдвард покраснел, и Фрэнни почувствовала возникшую неловкость, будто она вторглась во что-то личное. Она подумала, что, может быть, поэтому мальчик так не хотел вести ее сюда. Фрэнни ругала себя за недогадливость – как она не подумала, что здесь похоронена и его мать.

Мальчик начал тихонько напевать, и Фрэнни узнала мотив, потом повернулся и медленно, будто у него впереди была вечность, направился к выходу, напевая все громче, как человек, что блуждает во тьме и хочет показать, что не боится.

Капитан Кирк терпеливо ждал их снаружи. Эдвард перестал напевать, присел на корточки и погладил собаку. Они все вместе покинули кладбище и пошли по следам телеги вниз, к скоплению сельских домиков у подножия холма. Невидимая стена выросла между ними. Фрэнни не знала, что сказать, чтобы разрядить обстановку, осознав, как мало она знает детей. Ей никогда не приходилось иметь дело с маленькими мальчиками, у которых нет матери. Она обрадовалась бы даже появлению миссис Бикбейн. Фрэнни не представляла себе, что чувствует Эдвард, видя отца с другой женщиной.

В небе расплывался инверсионный след самолета. Под ногами у них хрустели камешки.

– Ты сказал, что один маркиз похоронен не в часовне. Кто же это?

– Лорд Фрэнсис Халкин, – ответил он. – Второй маркиз.

– А где он похоронен?

– Не знаю. – Он понизил голос, как будто посвящая ее в тайну. – Очень многие люди не слишком-то любили его.

– Почему?

– Я бы хотел быть похороненным в каком-нибудь тайном месте. Так, чтобы никто не знал, где я, – произнес мальчик, не отвечая на вопрос.

– То есть ты не хочешь встретиться в вечности со своими предками? Хочешь встретиться после смерти с новыми людьми?

Эдвард захихикал.

– По-моему, они должны быть смертельно скучными, правда? – Он снова хихикнул.

– Смертельно, это уж точно.

– Смертельно! – воскликнул Эдвард. – Держи пять.

Она протянула руку, он перевернул ее ладонью вверх и шлепнул по ней своей ладошкой, при этом повторив:

– Смертельно!

– Ты всегда делай так, когда говоришь «смертельно!».

– Я запомню: смертельно!

Какой-то камень привлек ее внимание. Девушка остановилась, наклонилась и подняла его. Вытащив из кармана носовой платок, она поплевала на него и потерла ту сторону, которая была почти гладкой. Фрэнни внимательно осмотрела камень, а Эдвард молча наблюдал за ней. Потом она протянула камень мальчику:

– Смотри!

Он недоуменно уставился на нее:

– На что?

Фрэнни осторожно показала пальцем:

– Видишь? Форма раковины.

Все еще недоумевая, мальчик вгляделся внимательнее.

– Это окаменелость, останки морской раковины – какая-нибудь устрица.

Его глаза загорелись.

– Ух ты, точно! Она действительно старая?

Фрэнни кивнула:

– Ей десять тысяч лет, а может, больше.

– Как ты думаешь, она ценная?

Фрэнни покачала головой:

– Тут все завалено ими.

– Я их никогда раньше не видел.

– Ты, наверное, никогда не искал их. – Она вручила мальчику раковину. – Возьми.

– Ты должна оставить ее себе, ведь это ты нашла ее.

– Это подарок.

– Ух! Здорово! Спасибо.

Она пошла дальше, чувствуя, что отношения с сыном Оливера как-то налаживаются. Но следующий вопрос Эдварда выбил ее из колеи.

– Как ты думаешь, Фрэнни, мертвые всегда остаются мертвыми?

Помня о его матери, девушка намеренно обратила ответ в шутку:

– Я не думаю, что эта устрица может ожить.

– А ее дух может.

Справа от них с чавкающим звуком по кукурузному полю полз комбайн. Полоса торчащих скошенных стеблей тянулась вдаль, Фрэнни вдохнула их острый запах.

Эдвард – странный мальчик, подумала она. Слишком взрослый для своих лет. Он шел ссутулившись, будто обремененный множеством забот.

Когда они подошли к большому ангару из гофрированного железа, неожиданно раздался резкий звук, похожий на приглушенный ружейный выстрел, – Фрэнни подпрыгнула. Капитан Кирк залаял. Послышался шум, как от гигантской трещотки, а затем снова хлопок. Эдвард помчался вперед.

«Ренджровер» Оливера стоял вплотную к ангару. Ворота были открыты, и внутри виднелся старый одномоторный биплан; его крылья простирались на всю ширину ангара.

Оливер, ухватившись обеими руками за лопасть пропеллера, медленно поворачивал его против часовой стрелки; Эдвард, стоя немного позади, наблюдал за ним. Двигатель издавал глухой чавкающий звук. Оливер сделал несколько полных оборотов, затем, напрягшись, с силой рванул лопасть вниз и тут же отскочил. Раздался еще более громкий хлопок, мотор заработал и заглох. Пропеллер с шипением сделал пол-оборота, послышался страшный треск, и все остановилось. Мимо Фрэнни проплыло маленькое масляное облачко выхлопа. Оливер, казалось, был полностью поглощен своим занятием, и Фрэнни начала уже думать, что, может быть, ему просто хочется побыть одному.

Он обернулся и приветливо улыбнулся ей, откидывая грязной рукой волосы со лба; по его лицу стекал пот.

– На прошлой неделе все работало; теперь пытаюсь снова запустить ее на несколько минут, но она, похоже, даже слышать об этом не хочет. – Он любовно посмотрел на машину. – Что ты думаешь о ней?

Самолет напомнил Фрэнни фильмы о Первой мировой войне. Примитивный, двухместный, с открытой кабиной, с распорками и проволокой, натянутой между крыльями, он стоял на хрупком шасси, задрав нос кверху. Обшивка на крыльях и фюзеляже кое-где отвалилась, обнажив металлический каркас, а в дырку на носу проглядывали части мотора. Пропеллер, в отличие от всего остального, выглядел безупречно. Он был сделан из черного лакированного дерева, и венчал его блестящий алюминиевый обтекатель.

– Она великолепна, – произнесла Фрэнни. – И ты действительно летал на ней?

– На этой старушке? Нет! Она уже лет тридцать не поднималась в воздух. Я купил ее пять лет назад в совершенно разбитом состоянии. Еще несколько месяцев, и она сможет подняться.

– Да! – взволнованно воскликнул Эдвард. – Папа сказал, что мы сможем полететь во Францию.

Оливер взглянул на часы:

– Мне надо, пожалуй, идти в контору. А не то опоздаю к трем часам на встречу.

– Нет покоя грешникам, – продекламировала Фрэнни.

– Никакого. Увидимся примерно через час. – Он стал закрывать двери ангара, Фрэнни и Эдвард помогали ему, затем Оливер сел в «ренджровер» и укатил.

– Хочешь, теперь пойдем смотреть озеро? – спросил Эдвард.

– Да, конечно, – согласилась Фрэнни, немного задетая поведением Оливера.

Она вдруг подумала, что надменная мамаша Доминика была не так уж далека от истины, поинтересовавшись, не няня ли она. При мысли, что ее и правда пригласили сюда только для того, чтобы присматривать за Эдвардом, в ней вспыхнуло раздражение. Она снова представила себе вечеринку в Лондоне. Не ошиблась ли она?

Они обогнули вспаханное поле, перепрыгнули через канаву и вышли к автомобильной стоянке. Капитан Кирк сначала кинулся вперед, затем вернулся и побежал рядом. Фрэнни с Эдвардом перелезли через изгородь и пошли по широкому лугу, спускающемуся в долину.

– Тебе здесь нравится, Фрэнни? – спросил мальчик.

– Здесь очень красиво.

– Мне пришлось заставить папу снова встретиться с тобой.

Она остановилась и уставилась на него:

– Прости, ты не мог бы повторить?

– У папы недостаточно смелости. Он сказал, что будет стесняться и что, может быть, он тебе вовсе и не понравится.

– Так это ты? Ты заставил его дать объявление?

Эдвард помотал головой.

– Я сказал, что он должен хотя бы попробовать найти тебя. Ты ему понравилась, но он правда очень застенчивый.

– И как же ты его уговорил? – осведомилась Фрэнни.

Мальчик был явно доволен собой.

– Я просто попилил его чуть-чуть. Но по-моему, его не надо было особенно подталкивать.

Они прошли под деревьями, и Фрэнни улыбнулась про себя, ее раздражение как рукой сняло. Фрэнни забавляла взрослость Эдварда. Было слышно, как часы вдали пробили три раза. Миновав полуразвалившийся каменный обелиск, Фрэнни и Эдвард вышли на тропинку, по обеим сторонам которой росли кустики лаванды. Они шли мимо небольших надгробных плит, поросших мхом и лишайником. На одной из них Фрэнни удалось разобрать:

Эдвард остановился возле кустика лаванды и произнес, указывая на растение:

– Nana atropurpurea.

– Что? – изумленно переспросила Фрэнни, подумав, что ослышалась.

Тут Капитан Кирк зарычал, и она обернулась, не понимая, что случилось со спаниелем. Собака рычала на Эдварда.

Мальчик сделал несколько шагов и остановился перед рододендроном.

– Rhododendron campanulatum, – сказал он.

Спаниель зарычал сильнее, обнажив острые белые зубы, с которых капала слюна. Его мягкая шерсть, казалось, стала дыбом и превратилась в колючую щетину. Коричневые глаза смотрели с бешеной яростью, испугавшей Фрэнни. Пес присел, словно его задние лапы были вкопаны в землю, шея вытянулась вперед, рычание переросло в глухое злобное ворчание. Он дернулся, будто пытаясь оторвать от земли задние лапы и ринуться на Эдварда. Фрэнни в панике бросилась к собаке и схватила ее за ошейник.

Капитан Кирк повернул голову, показав ей свои клыки, и она едва успела отдернуть руку и отскочить. Зубы пса щелкнули в воздухе. Он снова повернулся к Эдварду и с еще большей яростью зарычал. Эдвард стоял неподвижно и молча смотрел на собаку, гипнотизируя ее. Наблюдая эту дуэль, Фрэнни почувствовала, как мурашки покрыли тело. Собака рванулась вперед, но остановилась, будто наткнувшись на невидимую преграду. Снова попыталась наброситься на мальчика, но ее снова отбросило. Под пристальным взглядом Эдварда животное будто обессилело.

Фрэнни в ужасе смотрела, как шерсть спаниеля улеглась, он взвыл и задрожал, пятясь назад, скуля, и, наконец, помчался прочь, как изгнанный демон.

Наступила зловещая тишина. Солнце зашло за облако. Эдвард молча стоял, будто ничего не произошло. Фрэнни оглянулась, ища глазами собаку, но она была уже далеко, почти возле дома. Необъяснимое явление, свидетелем которого стала Фрэнни, потрясло ее настолько, что девушка дрожала.

– Эдвард, что с Капитаном Кирком?

Он промолчал. Затем вдруг показал на другой рододендрон с белыми воронкообразными цветами.

– Auriculatum, – произнес он.

– Ты учил латынь в школе? – дрожащим голосом спросила Фрэнни.

Эдвард некоторое время изучал растение, словно не слыша вопроса. Потом направился к густому кустарнику. Когда Фрэнни пробралась сквозь плотную стену кустов следом за мальчиком, через заросли тростника блеснула вода. Озеро было не меньше четверти мили в ширину и еще больше в длину.

Пройдя вдоль берега, они приблизились к жалкому лодочному ангару, выкрашенному белой краской, из-под которой в некоторых местах пробивался зеленый мох. Кое-где краска совсем облупилась. Эдвард с трудом потянул на себя трухлявую дверь. Они шагнули в темное сырое помещение. Паутина скользнула по лицу Фрэнни, и она дернула головой, отмахиваясь руками и чувствуя на пальцах липкие нити. В нос ударил неприятный грибной запах тления.

– Ты залезай первая и садись, – скомандовал Эдвард, указывая на узкую деревянную лодку.

Фрэнни была слишком взволнована, чтобы возражать, и покорно подчинилась. Она осторожно поставила одну ногу на дно лодки, стараясь не задеть весла. Лодка угрожающе закачалась, и девушка вцепилась рукой в борт, пытаясь сохранить равновесие. Потом перенесла вторую ногу и быстро села.

Эдвард отвязал лодку, толкнул вперед, запрыгнул на ходу, сел и вставил весла в уключины. Они выплыли из ангара на яркий свет – солнце уже вышло из-за облака.

Мальчик начал грести; Фрэнни чувствовала толчки под днищем маленькой лодки и слушала всплески весел. Затем Эдвард опустил весла, предоставив лодке плыть по инерции, и мысли девушки потекли в прежнем направлении – Джонатан Маунтджой. «Это новая няня?» Сара Генриетта Луиза Халкин. Плита из оникса на полу. 1963–1988…

– Надеюсь, ты не собираешься спать с моим папой?

Ее рот раскрылся от изумления. Эдвард сидел, наклонившись на один борт, лениво, без всякого выражения на лице глядя на воду. Она на мгновение засомневалась, не ослышалась ли.

– Что, прости?

Мальчик не поднял головы, непонятно было, слышит ли он ее. Его лицо оставалось безмятежным. Фрэнни не могла понять, кто же из них отключился от реальности.

Перед лодкой вынырнула рыба и тут же исчезла, оставив после себя маленький водоворот. Круги медленно расходились по воде, пока поверхность озера снова не стала зеркально гладкой – как будто ничего и не было. Накануне вечером в ресторане, говоря о математике и азартных играх, Оливер сказал, что монета не может помнить, какой стороной она падала в последний раз. Вероятность того, что выпадет орел или решка, всегда одинакова, независимо от того, сколько раз та или другая сторона выпадала раньше. Вода тоже ничего не помнит. Люди же запоминают все, иногда даже слишком много, сказал он. И временами трудно бывает трезво смотреть на вещи, как до, так и после того, как событие совершилось. Наш мозг постоянно выделывает всякие фокусы.

Она смотрела на маленького мальчика с умными карими глазами и грустным веснушчатым лицом и гадала, какую же шутку только что сыграл с ней ее собственный мозг.

Когда они вернулись с озера, Фрэнни совсем взмокла от жары, ее блузка прилипла к телу. Пройдя по аллее из гигантских буков, они вышли позади обнесенного стеной огорода. Солнце уже было не таким жарким, в воздухе, как последний сигнал одинокого горниста, раздавалось воркование голубя.

Фрэнни чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось, Эдвард затеял с ней какую-то игру, в правила которой она не была посвящена. Она даже задала себе вопрос, действительно ли он делает это намеренно, чтобы поколебать ее уверенность в себе. Но для таких хитростей он, пожалуй, был слишком мал, ему ведь всего восемь лет. Перемены в его настроении совсем запутали ее. Все смешалось, не поймешь, где право, где лево. Фрэнни не могла найти с ним общий язык и не понимала, ее ли это вина или была какая-то другая причина. Она вспомнила о собаке и размышляла, где же та теперь и не была ли ее ярость намеренно спровоцирована Эдвардом, устроившим для нее весь этот спектакль. Но она решила, что это маловероятно, ведь все выглядело совершенно спонтанным.

В последние десять минут мальчик снова разговорился. Он расспрашивал ее об окаменелостях, и она объяснила ему, как определяют их возраст, воодушевленная его неподдельным интересом.

Когда они уже подошли к двери дома, он вдруг спросил:

– А ты умеешь играть в пинг-понг?

– Не играла уже сто лет.

– Давай сыграем.

Фрэнни улыбнулась, чувствуя себя немного утомленной.

– Хорошо, только недолго – я устала.

У него был такой озорной взгляд, что ей захотелось протянуть руку и потрепать мальчишку по голове. Но тут ей вспомнилось легкое раздражение Эдварда, когда то же самое сделал его отец. И что-то остановило ее; она не решилась.

Перед тем как начать игру, они оба забежали на кухню сделать себе по бутерброду. Фрэнни съела свой раньше и решила взглянуть на библиотеку. Эта на удивление маленькая и узкая комната, видимо, служила и кабинетом. Несколько больших, нарисованных от руки схем было пришпилено к стене над столом. Одна из них походила на родословное древо, другая – исписана математическими расчетами. Стены сверху донизу были заняты книжными полками. Фрэнни предпочла бы провести время здесь, а не играть в пинг-понг, но долг звал ее. Ее размышления прервал Эдвард, который, беспокоясь, как бы она не передумала, потащил девушку наверх по лестнице, а затем темным коридором мимо ее спальни. Возле следующей двери он бросил:

– Это моя комната. Потом покажу тебе, если хочешь.

– Спасибо.

Они миновали еще несколько дверей; дальше надо было подняться по ступенькам. Эдвард взобрался по узкой лестнице и оказался в просторном сумрачном чердачном помещении для игр, тянувшемся, по-видимому, во все крыло дома. Там находился теннисный стол.

Фрэнни довольно уверенно справлялась с игрой, хотя и проиграла. Пообещав Эдварду сходить завтра в ним посмотреть фруктовый сад, она извинилась, ушла в свою спальню и закрыла дверь. Она решила хоть несколько минут побыть одной.

Сквозь открытое окно Фрэнни видела, что стоянка опустела и билетная касса закрыта. Жук-долгоножка летал по комнате, натыкаясь на стекло и стены.

Надеюсь, ты не собираешься спать с моим папой?

Капля пота поползла по ее лбу, и она сунула руку в карман, но не нашла платка. Она порылась глубже, но карман был пуст. Фрэнни помнила, что вытирала пот со лба во время игры, и решила вернуться в игровую. Скудные лучи дневного света проникали через слуховые оконца, расположенные высоко, чтобы до них не мог дотянуться ребенок, и придавали помещению сходство с тюремной камерой.

За окном пролетела птица, ее тень скользнула по стене. Полная тишина обрушилась на девушку. Половица скрипнула под ногой, и она постаралась ступать осторожнее, чтобы Эдвард не услышал.

Платок лежал под столом. Фрэнни подняла его и отряхнула. Гнетущая комната, подумала она, представив, как мальчик играет здесь один. На глаза ей попалась лошадка-качалка, вероятно, еще времен королевы Виктории. Игрушка, наверное, находилась тут многие годы, и с ней играли поколения юных Халкинов. Оливер. Отец Оливера…

Она подошла к книжным полкам и взглянула на корешки книг. Вильям. Дженнингс. «Знаменитая пятерка». Бигглс.[8] Старые книги, с порванными обложками, а некоторые и вообще без них. Кое-что из этого она и сама любила читать: сказки братьев Гримм, «Шпрувельпетер», ежегодник «Орел» и «Большая пирушка».[9] Фрэнни заметила фотоальбом и вытащила его.

Он был тяжелый, она положила альбом на теннисный стол и открыла. На первой странице была цветная фотография голого младенца, который лежал на спине, раскинув ноги и руки. «Эдвард. 2 дня», – гласила подпись под снимком, сделанная от руки черными чернилами.

Фрэнни перевернула страницу из плотной бумаги. Она увидела несколько сделанных в больнице фотографий матери Эдварда, державшей малыша на руках. Девушка была зачарована Сарой Генриеттой Луизой, тогда еще совсем молодой, ее фотографии она уже видела в кухне. Фрэнни отметила ту же манеру держаться, те же классические черты, в сравнении с которыми, подумала девушка, ее собственная внешность довольно сильно проигрывала. Ей снова пришло в голову, что Оливер мог пригласить ее не потому, что она нравилась. Она листала страницы, наблюдая, как Эдвард подрастает. Фрэнни тщательно изучала снимки, пытаясь уловить выражение его лица, найти разгадку его странного поведения. И не нашла ничего.

Перевернув последнюю страницу, она обнаружила вложенную в альбом газетную вырезку. Заинтересовавшись, Фрэнни развернула ее. Это была страница «Мид-Суссекс таймс» от 10 августа 1991 года. Статья в середине полосы была обведена красным карандашом. Заголовок гласил:

Она начала читать.

Фрэнни остановилась и начала читать с начала, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают. Джонатан Маунтджой. Но ошибки быть не могло: это была его фотография, сделанная, видимо, в то время, когда они учились в университете, а может быть, и позже, но только он совсем не изменился. Серьезное лицо, выступающие скулы и коротко стриженные темные волосы. Хорошее лицо. Соседи были правы, он был прекрасным молодым человеком, несмотря на то, что все время, казалось, витал в облаках.

Она вспомнила, как прошлым вечером в ресторане Себ Холланд сообщил ей о смерти Джонатана. Смутное беспокойство зашевелилось в ней, когда она вспомнила, как Эдвард просматривал газеты на кухне, словно что-то искал. Не он ли это вырезал? Или Оливер, подумав, что статья заинтересует ее? Буквы расплывались перед глазами, мысли путались в голове. Какой смысл был Оливеру вырезать эту заметку? Он мог показать ее Фрэнни, если бы случайно наткнулся в газете, но, конечно, не стал бы прятать ее в альбом фотографий своего сына. Тем более что статья была почти трехнедельной давности.

Фрэнни снова сложила вырезку, положила на место и поставила альбом на полку. Потом решила принять ванну, надеясь, что, когда она закончит, Оливер уже придет.