"Убийства в замке Баустринг" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 1 БАУСТРИНГ[1]

В библиотеке замка и поныне стоят высокие напольные часы, о которых посетителям непременно рассказывают, что они сделаны в Германии и в свое время их круглый циферблат поворачивался всякий раз, когда раздавался затейливый трезвон. Но однажды ночью, около двух лет назад, циферблат перестал поворачиваться, а музыкальный механизм трезвонить: часы не только отметили время насильственной смерти лорда Рейла, но в каком-то смысле как бы продолжали пристально следить за событиями в замке, что и явилось причиной того, что они теперь не ходят. Если вы относитесь к числу избранных посетителей, вам могут даже показать на циферблате пулевые отверстия, хотя следов крови давным-давно и в помине нет.

Генри Стайн, обладатель титула баронов Рейл, лично купил эти часы, вполне современную вещь, хотя он, человек со странностями, не отличался особой любовью к современным вещам. Более того, он их терпеть не мог.

В свое время лорд Рейл наследовал в Восточной Англии Баустринг — один из немногочисленных уединенных замков XV века, которые волею Провидения не превратились в руины и не подверглись перестройке во времена Тюдоров.

Палисад Баустринга повторяет своими очертаниями туго натянутую тетиву лука, а мощный донжон — главная башня, служившая в отдаленные времена жилищем и оплотом защиты, — придает суровый, грозный облик замку, расположенному на морском берегу и представляющему собой в этом краю нечто редкостное.

Если бы лорду Рейлу позволили гнуть свою линию, он бы оставил освещение и санитарные коммуникации величественного сооружения в таком же первозданном состоянии, как его стены, башни, переходы, аркады и укрепленную центральную часть. Всякие новшества он не жаловал, всем своим сердцем и, возможно, душой он был предан своей коллекции средневекового оружия и рыцарских доспехов. Его тщеславие было, конечно, удовлетворено: нигде в мире не было частной коллекции великолепней. Но для того чтобы Оружейный зал Баустринга мог сверкнуть своими раритетами, там необходимо было электрическое освещение. Однако лорд Рейл старался включать электрический свет как можно реже и отбивал охоту пользоваться им у своих гостей. Он полагал, что одной маленькой лампочки вполне достаточно, и бродил по огромному сумеречному Оружейному залу, примыкавшему к библиотеке, со свечой. В библиотеке свечи горели в латунных подсвечниках на каминной полке. Короче говоря, эта чудаковатость лорда Рейла стоила его светлости жизни.

Одно крыло замка было личным владением лорда Рейла. Обычно он, в белом балахоне, торопливой походкой, с зорким взглядом и вздорным нравом, выходил из Большого зала в коридор и, миновав гостиную с одной стороны и музыкальный салон — с другой, шагал, не останавливаясь до тех пор, пока не подходил к библиотеке. Он мог, не задерживаясь и там, наспех схватить какую-либо книгу с одного из высоких стеллажей, потому что спешил в свой Оружейный зал. Огромная дверь захлопывалась за ним. Сквозняком могло задуть свечи на каминной полке. После этого в библиотеке слышалось только тиканье часов и шум каскада воды за окнами.

Случилось так, что во второй половине дня, 10 сентября 1931 года, двое джентльменов сидели в вагоне первого класса поезда, следовавшего по маршруту Лондон—Чаринг-Кросс—Олдбридж—графство Суффолк и говорили о лорде Рейле. Вернее, один из них говорил, а второй пытался поверить в существование столь фантастической личности.

Сэр Джордж Анструдер все время как бы оправдывался, и его крупное красное лицо выглядело хмурым. Наклонившись вперед, он слегка постукивал большим пальцем по ладони. Доктор наук Майкл Тэрлейн сидел с полузакрытыми глазами, поглаживая седоватый клинышек бороды, и время от времени поглядывал в окно, любуясь сельским пейзажем, весьма красочным в Англии ранней осенью. Солнце катилось к горизонту. Стук колес нагонял дремоту.

Сэр Джордж, страдающий одышкой, перевел дыхание.

— Я везу тебя к Рейлу, — сказал он, — не на свой, а на твой страх и риск. Не упрекай меня, если сочтешь, что он не в своем уме. Но Баустринг — это совсем другое дело… — Похоже, сэр Джордж волновался все больше, он то и дело скрещивал руки на груди и старался поймать взгляд Тэрлейна. — Конечно, развлечений здесь мало, но, если захочешь поиграть в гольф, есть прекрасная возможность в Олдбридже…

— Я не собираюсь играть в гольф, — сказал Тэрлейн, глядя в окно. — У меня годичный отпуск для научной работы, и мне не до светских развлечений. Кроме того, я знаю Олдбридж. Я был там однажды во время летних каникул, когда преподавал в Кембридже.

Джордж Анструдер кивнул в своей неспешной и добродушной манере. Сдвинув шляпу на затылок большой лысой головы, он широко улыбнулся. Директор Британского музея, читающий лекции в колледже Магдалины Кембриджского университета, сэр Джордж был не столько похож на ученого, сколько на какого-нибудь интеллектуала бармена.

— Ох, ну да! — кивнул он. — Все время забываю об этом и о том, что ты — американец. Не знаю, влияние ли это Гарварда, поскольку ничего не знаю о Гарварде, но ты, на мой взгляд, не отличаешься коммуникабельностью, что весьма ценят у нас в Кембридже.

— Катись ко всем чертям! — огрызнулся Тэрлейн. — Я уже достаточно стар, чтобы обижаться на твой выпад. Послушай, Джордж, — он запнулся, — ты знаешь меня много лет и все чего-то опасаешься. Кто я, по-твоему?

— Профессор английской литературы, — сказал Джордж, — в Гарварде.

— То-то и оно! А какие удовольствия у меня были в жизни? — вскипел Тэрлейн. — Никаких! Разве у меня было детство? А теперь годы ушли. Понадобился этот отпускной год, чтобы я понял, насколько я стар. И разве у меня были в жизни какие-либо происшествия?

— Ого! — воскликнул Анструдер. — Это что-то новенькое. — Он помолчал. — Ладно, шутки в сторону. Что ты, старина Майкл, имеешь в виду под «происшествиями»? Что-либо ошеломительное, из ряда вон? Какую-нибудь раскосую авантюристку в сибирских соболях? К примеру, входит она к нам в купе и шепчет: «Шесть бриллиантов… Северная башня… В полночь. Остерегайтесь Орлова!» Ну а потом…

Тэрлейн слегка ударил в ладоши и выпалил:

— Да, именно нечто подобное, о чем вспоминаешь всю жизнь.

Лязгнули колеса поезда. Накатили промозглые сумерки.

— Интересно, — протянул сэр Джордж. — Любопытно, как бы ты себя повел, если бы с тобой и в самом деле случилось подобное? Впрочем, никто из нас не знает, что сделает в следующую минуту. Но вот что я тебе скажу… — Сэр Джордж запнулся. — Я позвал тебя с собой вовсе не с целью показать Баустринг. Я считаю тебя человеком рассудительным, здравомыслящим. Дело в том… возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что рано или поздно нечто безрассудное, неблагопристойное и зловещее может там произойти. Словом, я предупреждаю тебя…

Размышляя об этом впоследствии, Тэрлейн вспомнил, как странно дрогнул голос его друга. Между тем поезд затормозил, подъехав к железнодорожному вокзалу Олдбриджа. Тэрлейн не переставая думал о том, что сообщил ему Джордж Анструдер. Он с любопытством всматривался в него, когда они выходили из вагона. На платформе было безлюдно. Пахло морем. На молочном бидоне сидел с мрачным видом какой-то молодой человек в длинном просторном пальто из грубошерстного сукна и смотрел на них. Его лицо слегка оживилось, когда он узнал сэра Джорджа, который в своем широком твидовом пальто и шляпе с пером не мог не привлечь внимания.

— Привет! — сказал молодой человек. — Сэр, я рад, что вы приехали. Никак не думал, что вы приедете вовремя. Никогда не жду никого вовремя. У меня здесь двуколка.

Он с улыбкой пожал протянутую руку. Сэр Джордж сказал:

— Фрэнсис, это тот самый гость, о котором я предупреждал. Доктор Тэрлейн. Майкл, а это — Фрэнсис Стайн, достопочтенный сынок пэра.

Молодой человек повернулся. У него были тонкие светлые усики, такие же хилые, как и сам он, неяркий румянец, приветливая улыбка, кривившая рот, и на удивление какие-то выцветшие светло-голубые глаза под набрякшими веками, однако его рукопожатие оказалось крепким.

— Пока никакой охоты, — с огорчением заметил он, взглянув на небо. — Сезон начнется через пару недель, думаю… Скажу вам, сэр, это здорово, что вы приехали с сэром Джорджем. Он всегда разнообразит нашу жизнь, придумывает всякие игры. К примеру, если бы не игра «ну-ка, найди», нам, право слово, нечем было бы заняться. У нас в замке в прятки играть — самое оно! А когда кто-то из нас прячет где-то условленный предмет — обыщешься.

Сэр Джордж снял бросающуюся в глаза шляпу.

— Вздор! — сказал он. — Не сочиняй! Есть же книги, в конце концов…

— Да ну их! — произнес Фрэнсис мрачно. — Одно и то же, ничего захватывающего. Скучища! Привет, Мастерc! — добавил он, обращаясь к высокому мужчине, который суетился с багажом. — Загрузи все это в двуколку, ладно? Джентльмены, не возражаете, если мы пройдемся до двуколки пешком? Прекрасно! Так о чем я говорил?

Сэр Джордж вскипел:

— Прекрати корчить из себя недоумка из комиксов! Тебе не удастся одурачить доктора Тэрлейна, так как он член совета Кембриджа.

— Вот так так! — воскликнул Фрэнсис, вскинув брови. — Потрясающе, скажу я вам!.. Понимаете, я когда-то и сам туда поступал. Меня хотели принять. Экзаменатор пытался сделать все, чтобы я поступил, но так, чтобы он не чувствовал угрызений совести… А вот и двуколка. Осторожно!

— Ну и как, поступили? — спросил Тэрлейн.

— Нет, не повезло… Но-о!.. Вот чертова лошадь!.. Нет, не поступил. Сказали, что зададут мне пару вопросов и, если я отвечу на один из них, меня примут. Ну, первый вопрос был такой чудовищный, что члены приемной комиссии и сами бы на него не ответили. Знаете, вроде того, как на экзамене по истории в школе: «Так, ребята, изложите историю мира в одной фразе». А другой вопрос был такой: «Кто ваш любимый композитор?» Я хотел ответить «Теннисон», но не мог вспомнить, как пишется его фамилия… Вы придумали какие-нибудь новые забавы, сэр Джордж?

— Нет, не придумал, — буркнул тот. Втиснутый в угол двуколки, он пытался раскурить свою трубку. — И перестань молоть всякую чепуху. Как вы тут живете?

— Да все так же! Одним словом, нормально. Матушка жалуется на мигрень, и у нас гостит молодой Лерри Кестеван… Послушайте, сэр. — Он взглянул на Тэрлейна. — Надеюсь, сэр Джордж предупредил вас насчет моего отца. Вы не должны удивляться. Он весьма сдержанный человек и чрезвычайно эрудированный и все такое, но я замечал кое-что за ним, понимаете… Короче, он расхаживает всюду в белом балахоне с капюшоном, и иногда с ним просто невозможно разговаривать.

— Доктор Тэрлейн поймет, — сказал баронет.

Ритмично и монотонно стучали копыта, береговой ветер дул все сильнее. Вдали, за холмами, показалось поле для гольфа, на котором перемещались маленькие точки, далее — отлогое побережье и серо-голубое море, спокойное, живое и загадочное.

Цок-цок, цок-цок! Казалось, будто каждый удар лошадиного копыта подбрасывает двуколку, и она подпрыгивает. В здании на берегу, в котором, видимо, находился отель, горел свет. Зябко набросив на себя пальто, Тэрлейн пытался определить, что собой представляет Фрэнсис, который, то и дело оборачиваясь, выдавал очередную пустяковину. Бездеятельный, язвительный, энергичный, скучающий? Поди знай! Фрэнсис постоянно взмахивал кнутом. Потом ни с того ни с сего он заявил, что хотел бы сыграть в кино роль бен-Гура.

— Этот Лерри Кестеван, — сообщил он доверительным тоном, — завзятый киношник. Это в наше время весьма престижное занятие, как вы знаете. Ему но плечу как Бернард Шоу, так и Микки-Маус. Кроме того, он красив как черт, как говорят мне женщины, потому что способен выглядеть брутальнее всех на студии «Элстри», которая специализируется на производстве сериалов. Вот так! Надо быть брутальным. В старые времена герой доказывал свою возмужалость, нанося удар по кумполу противника, а теперь доказывает это, разбивая в кровь физиономию героини. Мужественность — превыше всего. Эй, там!

Фрэнсис взмахнул кнутом, затем, откинув голову, залился почти беззвучным смехом, который (как позже заметит Тэрлейн) так поразительно напоминал смех его отца.

Доктор Тэрлейн вежливо произнес:

— Похоже, вы не слишком симпатизируете этому мистеру Кестевану.

— Ну что вы! — изумился Фрэнсис. — Он славный малый. И разве я не сказал, что он снимается в кино? Господи, я хотел сказать, какие у него возможности. А вы разве не хотели бы сниматься в кино? Уверен, каждый бы хотел! Вообразите себя в форме офицера Иностранного легиона или бен-Гуром. «Эй, вы, подонки на галерах! Я превращу вас в пыль раньше всякого Антиоха! Клянусь Юпитером!» — произнес он с пафосом.

Тэрлейн подумал, что этот молодой человек имеет обыкновение озвучивать то, о чем все думают, но никто не говорит вслух. Взглянув налево, он увидел совсем близко башни замка, окрашенные закатом в пурпурный цвет, на фоне алеющего неба над купами деревьев.

— Баустринг, — объявил Фрэнсис, взмахнув кнутом. Двуколка благополучно миновала каменные воротные столбы, и лошадиные копыта звонко зацокали по гравию.

— Между прочим, — хохотнул Фрэнсис, — одна кинокомпания намеревалась использовать наш замок для съемок эпических фильмов. Думаю, было бы очень интересно смотреть, как вояки падают со стен. Даже хотели использовать арсенал папаши… У него, знаете ли, видимо-невидимо этого добра. Штук пятьдесят, по меньшей мере, комплектов полного снаряжения и несчетное количество оружия — все в одном зале. Но батюшка и слушать об этом не захотел. Между прочим, сэр, — он взглянул на сэра Джорджа, — у нас тут недавно приключился небольшой переполох. Было довольно забавно. С одной из горничных.

Доктору Тэрлейну показалось, что сэр Джордж пристально посмотрел перед собой, прежде чем поднял глаза. Но в извилистой аллее под дубами было темно, и доктор не был в этом уверен.

— Да? — спросил сэр Джордж. — И что же это за горничная?

— Это Дорис. Она из Уэссекса, а если точнее — из Сомерсета. Хорошенькая малышка, но суеверная до жути, как все они на западе. Она мне как-то сказала, что если пристально смотреть в зеркало в темноте, то можно увидеть за своей спиной дьявола. — Фрэнсис хмыкнул. — Короче говоря, она до смерти испугалась.

— Что же ее так напугало?

— Понимаете, ей показалось, будто экспонат папашиного музея — посреди лестницы, то есть там, где его не должно быть. Вот так.

Сэр Джордж посмотрел на него. Потом уткнул лицо в воротник.

— Ну и ну! — сказал он. — Это весьма занятно. И что эта фигура в доспехах делала?

— Ничего. Просто стояла там и смотрела на нее, как она сказала. Дорис была страшно напугана. Конечно, все это весьма сомнительно, но она уверена, что видела длинные острия на пальцах латной рукавицы, похожие на ногти.

Майкл Тэрлейн задумался.

— А в Баустринге, случайно, не водятся привидения, мистер Стайн? — неожиданно спросил он.

— В том-то и дело, что не водятся! — вздохнул Фрэнсис. — Даже обидно, черт возьми! Не обзавестись привидением за пять сотен лет — недальновидность какая-то! Мой папаша подробно расскажет вам об этом замке, если захотите… Но, скажу я вам…

— Да ладно, хватит об этом! — прервал его сэр Джордж, в то время как Тэрлейн смотрел на Фрэнсиса во все глаза.

— Я исследовал перила лестницы, — продолжал Фрэнсис. — Той, парадной, которая в конце Большого зала, у нее еще поручень шириной со ступню.

— И что? — спросил Тэрлейн.

— Я покажу вам кое-что, когда приедем, — ответил Фрэнсис, глубокомысленно хмыкнув. — Ну а потом, когда кто-то стянул тетиву…

— Какую тетиву? — встрепенулся сэр Джордж.

— Сейчас объясню. У моего папаши есть особый зал — футов девяносто длиной и высотой в два этажа, — где к тому же дьявольски холодно… Там у него рыцарские доспехи, снаряжение и все такое. В стеклянных шкафах и витринах… Один парень из Британского музея помог ему все там обустроить. Слева от входа вдоль стены стоит пара стеклянных шкафов со всякими арбалетами. Арбалет, как вы, конечно, знаете, — это такое метательное оружие. Забавная штуковина, скажу я вам. Стальной лук укреплен на деревянном станке или ложе, тетива натягивается поворотом ворота, рычага такого. Короче, берете короткую стрелу, помещаете ее на тетиву, оттягиваете тетиву до упора, то бишь до вращающейся гайки на середине ложа… — Фрэнсис нахмурился и пощипал переносицу. — На чем я остановился?

— На вращающейся гайке, — сказал сэр Джордж. — Но будь добр, не продолжай, мы поняли. Между прочим, у твоего отца весьма редкие экземпляры арбалета и абсолютно подлинные, включая тетиву. И что же произошло?

— Кто-то залез в такой стеклянный шкаф. Их ведь никогда не запирают и, понимаете ли… Н-да! — Фрэнсис покачал головой. — И украли…

— Хочешь сказать, кто-то отцепил тетиву?

— Совершенно верно. А для чего, как вы думаете? Впрочем, это не важно. Я так папаше и сказал. Он и сам это знает. Тетива ведь не подлинная. Когда-то была… Дело в том, когда я был ребенком, я всегда хотел посмотреть, как пуляют эти штуковины. Короче, мне хотелось прострелить дыры в оконных стеклах. А уж о том, чтобы всадить стрелу кому-нибудь в задницу, как это делают в кино, я и не мечтал. Кстати, по поводу кино, я вспоминаю…

— Оставь это! — прервал его сэр Джордж. — И что с тем арбалетом?

— Ну, я утащил арбалет и попытался выстрелить, но тетива оказалась совершенно гнилой. Я слегка повернул ворот, и… она порвалась. Папаша пришел в ярость, чуть не убил меня. В общем заменили тетиву на новую, крепкую, XX столетия, так что на самом деле не имеет никакого значения, что ее теперь украли. Я прав?

Тэрлейн взглянул в сгущавшихся сумерках на сэра Джорджа, и ему показалось, что тот дремлет. Спустя какое-то время его внимание привлек новый звук, сопровождавший дребезжание двуколки. Он прислушался: звук этот становился все громче и мелодичней.

— Это наш водопад, — сказал Фрэнсис, увидев, что Тэрлейн озирается. — Папаша настаивал на том, чтобы сохранить крепостной ров с водой. Но это невозможно, понимаете ли, по санитарным соображениям. Вода в нем застаивается — мошки, комары, москиты, — можно запросто схватить лихорадку. Интересно, как с этим справлялись в прежние времена? На нашей территории, возле холма, протекал большой ручей. Так папаша нанял мелиораторов, которые повернули его, соорудили запруду, вычистили и сделали все, что полагается, и теперь ручей падает в ров с высоты, и у нас все время чистая вода. Разумно, не правда ли?

Фрэнсис натянул поводья и слегка стеганул лошадь по крупу. Двуколка повернула, и сразу рокот водопада усилился, а среди дубов засветились огни Баустринга. Так как они подъезжали к замку в сумерках, Тэрлейну мало что удалось разглядеть. Хотя он различил каменный парапет рва и мостовую, ведущую к воротам с двумя круглыми башнями, по бокам, не превышавшими высоту сорокафутовых стен, с темными узкими бойницами и освещенными остроконечными окнами, желтый свет которых выделялся на фоне причудливо переплетающихся ветвей. Черные на фоне серого неба зубцы стен соединялись с двумя высокими круглыми башнями по сторонам фасада здания. На красноватой черепичной крыше располагались ярусами шеренги дымовых труб. Над зубцами донжона в небо взмывал флагшток.

Двуколка покатила к воротам.

— Эй, вы, там! — крикнул Фрэнсис.

Над воротами мгновенно зажегся белый круглый фонарь.

— Папаша не жалует электрическое освещение, — сказал Фрэнсис, — но ему пришлось пойти на уступки большинству. Господи, я совсем окоченел! Нам всем надо выпить виски. Эй, вы, там, пошевеливайтесь!

Два лакея выскочили из распахнувшейся огромной калитки. Один из них забрал багаж, другой перегнал двуколку за угол замка к конюшням. Тэрлейн продрог и потирал руки. В стене распахнулись ворота, открыв длинный и узкий двор, вымощенный булыжником. Передняя часть замка выгибалась дугой параллельно внешней стене. Лишь часть светящихся кое-где окон была видна с дороги — их загораживала стена, — но двор оказался гостеприимно залит светом. Перед распахнутой парадной дверью располагалась терраса с балюстрадой, на которую вели несколько пологих ступенек, светились окна, украшенные по центру стекла гербами. В стенах, толщина которых, как подумал Тэрлейн, была не менее восьми футов, вглядевшись, он разглядел лестницы, ведущие к зубцам наружной стены. Но времени на то, чтобы разглядеть все это, не оставалось. Переступив порог, он остановился как вкопанный.

В центре Большого зала Баустринга маленький сутулый человечек в грязном белом балахоне, подпрыгивая на цыпочках, размахивал молотком и странным образом напоминал дрессированного козла.

— Мне нужны мои латные рукавицы, слышишь? — проблеял он. — Где мои латные рукавицы?