"Мост над бездной" - читать интересную книгу автора (Тертлдав Гарри)

ГЛАВА 8

После Поданда Ршава некоторое время не проповедовал. Дело было вовсе не в приеме, который он там встретил; это волновало прелата меньше всего. Там ему попались неотесанные мужланы и священник, вообразивший себя всезнайкой. Найденную Ршавой истину лучше приберечь для тех, кто сможет ее оценить. И он продолжал путь к столице.

Он все еще надеялся, что опередит вторгшихся в империю хаморов. Надеялся — и неизменно разочаровывался. Где бы он ни ехал, он натыкался на свидетельства того, что варвары здесь уже прошли. Они грабили фермы, деревни и городки, разорили еще несколько крупных городов. И обратно в Пардрайские степи они после этого не вернулись. Кочевники пришли в Видесс, чтобы остаться. Их стада и табуны паслись на землях, где весной должны будут взойти пшеница и ячмень.

А весенняя оттепель была не за горами. Ршава ее уже ощущал. Скоро в один прекрасный день в воздухе послышится «щелк!» — и весь зимний покров начнет таять. После этого путешествие замедлится, пока земля вновь не просохнет, зато потом недели на две-три мир наполнится сиянием и радостью. Весна на севере — зрелище гораздо более впечатляющее, чем в столице.

Ршава даже заметил, что едет склонив голову и прислушиваясь, когда раздастся тот самый «щелк!». Но неприятности отыскали прелата раньше, чем он его услышал. Навстречу ему, на просторной заснеженной местности, которая после оттепели, наверное, станет лугом, выехал отряд кочевников. Ршава давно избавился от панического страха перед хаморами, но они могли стать помехой. Возможно, опасной помехой.

Для них он был всего лишь видессианином, застигнутым врасплох. Он точно определил момент, когда они подъехали достаточно близко, чтобы увидеть: он едет на степной лошадке и ведет в поводу другую. Кочевники пустили лошадей из рыси в галоп. Они предположили, и правильно, что Ршава убил других хаморов, чтобы завладеть их лошадьми, и теперь намеревались ему отомстить.

Прелат указал на ближайшего кочевника, который все еще находился за пределами дальности выстрела из лука. Хамор свалился с лошади и растянулся в снегу. Остальные продолжали атаку. Ршава указал на другого, хамор тоже упал. За ним последовали третий и четвертый. Ршава понял, что, если кочевники подъедут еще ближе, ему придется убить их всех. Иначе они начнут стрелять в него из своих мощных, усиленных роговыми пластинами луков, а такая перспектива его совершенно не привлекала.

Но хаморы натянули поводья. Они убедились, что он некий чародей и может убивать их одного за другим, если захочет. Кочевники сбились в кучу и принялись совещаться. Наконец после недолгих споров один из них демонстративно бросил свой лук в снег. Для убедительности он отшвырнул и кожаный чехол, в котором хаморы держали лук и стрелы. Затем медленно поехал к Ршаве, стараясь выглядеть как можно более миролюбиво.

Тем не менее Ршава указал на него пальцем. Прелат не стал мысленно произносить смертоносные слова — пока.

— Остановись здесь! — крикнул он. Если окажется, что варвар не понимает видесского языка или просто не обратит на слова прелата внимания, то он покойник.

Однако кочевник остановился. И он не только понимал видесский, но и немного на нем говорил.

— Как ты делаешь? — крикнул он Ршаве.

— Как я делаю что?

— Убиваешь. — Хамор перешел сразу к сути.

— Силой моего бога.

— Ты ложь, — презрительно бросил кочевник. — Фаос делать ничего. Фаос сидит там, как лошадиный дерьмо. Видесс… колдуны все плохой. Но нет ты. Как ты делаешь?

— Мой бог не Фос!

Ну вот… Ршава произнес эти слова. Он ждал, что мир вокруг него развалится. Все, во что он верил с детства… Все это уже рухнуло. Однако ничего особенного не произошло. Ветерок потеребил его бороду — и все. Облизнув губы, Ршава произнес оставшееся. То, что требовалось сказать:

— Мой бог — Скотос.

Даже теперь он подавил желание сплюнуть, потому что много лет плевал всякий раз, произнося имя темного бога.

— Скотос? — Хамор с явным уважением кивнул. — О, это бог сильный. Мы тебя не тронем.

Он развернул лошадь и направился к товарищам. Они выслушали его, взвалили тела погибших на их лошадей и поскакали прочь. Ршава долго смотрел им вслед, опасаясь подвоха, но не дождался. Хаморы уехали.

Ршава тоже поехал дальше, испытывая смесь возбуждения и страха, а также невольное презрение к своему народу. Видессиане оказались не в состоянии разглядеть то, что сунули им под нос. Хаморы же осознали это без труда. Разве все в мире не указывает со всей очевидностью, что Скотос сильнее Фоса? Так казалось Ршаве, так казалось и варварам.

И Ршава назвал Скотоса своим богом, и небо не рухнуло ему на голову. Фос не поразил его молнией. Все вокруг осталось таким же, как и всегда. Или Фос слишком занят где-то в другом месте, чтобы обратить внимание на его святотатство? Священники никогда не уставали заявлять, что Фос видит все и везде. Ршава даже сосчитать не мог, сколько раз он вбивал эту мысль в головы прихожан — сперва в столице, а потом и в Скопенцане.

Если же владыка благой и премудрый не занят другими делами, то почему он не наказал Ршаву? Может, он слишком слаб? А если так, разве это не означает, что из них двоих Скотос сильнее? Все, что видел Ршава в последнее время, подводило его к правильности этого вывода. Разве это не еще одна вязанка хвороста, брошенная в погребальный костер добра?

— И мой народ, сборище тупых идиотов, ничего не видит и не понимает, — пробормотал Ршава, окутываясь облачками пара изо рта. — Варварам известна истина. Кто бы мог такое представить? — Он пожал плечами. — Что ж, придется показать истину тем, кто не желает видеть.

Он поехал дальше, оставив за спиной место встречи с хаморами. Он решил, что этот отряд его больше не побеспокоит, и оказался прав. Как обычно.

Когда в окрестности Скопенцаны приходила весна, движение на дорогах прекращалось на несколько недель. Все сугробы таяли почти одновременно, превращая местность в трясины и болота. Люди называли эту пору «временем грязи». По пятам за ним следовало время комаров: кровососы всех видов плодились в бесчисленных лужах и прудах, рожденных ежегодной оттепелью.

Когда началась эта весна, прелат находился уже намного южнее Скопенцаны. Снежное одеяло, укрывавшее землю, было здесь гораздо тоньше, чем на севере. Дороги хотя и раскисли, но остались дорогами. Путешествие Ршавы замедлилось, но не остановилось.

Все это было к лучшему. Он не хотел на месяц застрять в каком-нибудь провинциальном городишке. Местные священники вздумают обсуждать с ним теологические вопросы, как Трифон в Поданде. Кончится все тем, что они за это поплатятся — опять-таки как Трифон в Поданде. Из этого города Ршава уехать смог. Но если распутица задержит его в каком-нибудь другом… Тогда уехать будет трудно.

Ршава мог стать похожим на мирянина, переодевшись в обычную одежду, отрастив волосы и подрезав свою длинную волнистую бороду. Позднее он изумился тому, как долго не мог этого сообразить. Он все еще ходил в синей рясе. В одном городке прелат зашел к цирюльнику и побрил голову. И лишь через несколько дней, уже в пути, ненадолго остановился и задумался: а зачем он это сделал?

Ответ он нашел быстро.

— Я священник, — произнес он, словно кто-то это отрицал. Вскоре многие начнут это отрицать, Ршава знал. Начав проповедовать, он вряд ли убедит мирян в том, что увидел новую истину.

«Но если я смогу убедить вселенского патриарха, если смогу убедить главных столичных прелатов…» Именно они формулировали доктрину для всей империи. Если они увидят истину такой, какой ее увидел Ршава, то вскоре все люди в империи последуют за ними. В этом и заключалась его цель. «И я этого добьюсь!»

Чем ближе он подъезжал к столице, тем зеленее становилось вокруг. Деревья окутались листьями. На полях и лугах пробилась молодая трава. Тишина в лесах внезапно закончилась. Жужжали насекомые: в этих краях тоже хватало комаров и москитов. И птицы, только что прилетевшие из странных земель за морем Моряков, распевали, призывая подруг и ловя комаров и других летающих мошек. Они ловили их тысячами и десятками тысяч. Но насекомые плодились миллионами.

По мере того как Ршава продвигался на юг, справа вырастали горы — не высокие зазубренные пики, а округлые, плавно изогнутые, очень похожие на женские груди… Снег, все еще цеплявшийся за вершины, но успевший растаять на склонах, лишь усиливал это впечатление. Ршава задумался над тем, пришел бы ему раньше в голову такой образ?.. «До того, как все изменилось», — подумал он и кивнул. Да, правильное определение.

Если он верно помнил, путь к столице ему преградят еще одни горы. Заистрийские горы — более внушительный хребет, не чета здешним холмам-переросткам. Они даже могут стать барьером на пути хаморов. А могут, разумеется, и не стать. Пока Ршава лишь предполагал. Он ничего не узнает точно, пока не переберется через Заистрийские горы.

Два дня спустя прелат увидел на дороге отряд всадников, скакавший навстречу ему, на север. «Хаморы», — подумал Ршава и решил проклинать их одного за другим, как он поступил с предыдущим отрядом, пока уцелевшие не сообразят, что этот всадник и оберегающие его силы слишком опасны, чтобы с ними играть.

Он не сразу заметил, что воины облачены в кольчуги, а не в доспехи из вываренной в воске кожи и на головах у них железные шлемы, а не меховые шапки. Ехали они на крупных лошадях, а не на степных лошадках, и знаменосец держал голубое знамя с золотым лучистым солнцем. Это были не степняки, а видессиане. Видесские солдаты.

Ршава-то полагал, что их в природе уже не существует. И они, похоже, не знали, что о нем думать. Заметив прелата, они указали на него, затем ехавшие впереди пришпорили лошадей и пустили их рысью. Кажется, солдат поразило, что Ршава не пытался бежать.

Уже позднее прелат сообразил, что они могли его ограбить, даже несмотря на то, что демонстрировали отличительный знак империи. Граница между солдатами и грабителями всегда была тонкой, а особенно во времена гражданских конфликтов. Они не разбогатели бы, отобрав все, что у него имелось, но могли бы убить и просто для развлечения. И это вполне могло им удаться, потому что они застали его врасплох.

— Именем автократора, стой! — крикнул один из них.

Ршава натянул поводья. «Какого из автократоров?» Он едва не спросил, но в последний момент удержался. Если они на стороне Стилиана, то могли взять прелата в плен — а то и убить, — потому что он был троюродным братом Малеина. Поэтому Ршава заученным жестом поднял правую руку и сказал:

— Благословляю вас.

Если будет необходимо, он благословит их именем Фоса: лицемерие может пригодиться. А если они не захотят уточнить имя бога, то и он не станет.

Некоторые солдаты очертили на груди солнечный круг. Тот, кто приказал ему остановиться, спросил:

— Откуда вы, святой отец?

— Из Скопенцаны, — честно ответил Ршава.

— Скопенцаны! — воскликнул солдат. — Тогда вы чертовски далеко от дома, верно?

— Воистину далеко, — согласился Ршава. Даже название северного города могло стать опасным, если солдаты посланы захватить его прелата. Но Скопенцана достаточно велика, и в ней живет, точнее, жило много священников. И он легко может солгать насчет своего имени и должности.

— Правда ли то, что о ней говорят? Что Скопенцану захватили варвары?

— Правда. Варвары разграбили город, а потом землетрясение его разрушило. Не знаю, когда его восстановят, и восстановят ли вообще когда-нибудь. Многие города, поселки и деревни тоже захвачены и разорены.

Солдаты начали переговариваться. Тот, кто говорил от их имени, сказал:

— Это тяжелые новости, святой отец. Я боялся, что так и будет, потому что в этой части империи все города остались без гарнизонов. В лед Стилиана за то, что он начал свой проклятый мятеж!

В тот момент Ршава едва не заявил, что он на стороне Малеина, но промолчал. Гражданские войны — времена суровые и полные уловок. Эти солдаты могли проклинать Стилиана, желая проверить, согласится ли прелат с ними, — и если согласится, то схватить его и убить. Такое маловероятно, но все же возможно. И Ршава лишь спросил:

— Значит, вы за Малеина?

— Мы за него, клянусь владыкой благим и премудрым. От Стилиана разит Скотосом — верно, ребята? — Когда солдат плюнул на землю, его товарищи разразились непристойными одобрениями. Солдат пристально взглянул на Ршаву: — А вы, святой отец? На чьей стороне вы?

Если бы после такого Ршава заявил, что он на стороне Стилиана, то оказался бы дураком — а вскоре и мертвым дураком. Но умирать он не собирался.

— Я вам уже сказал, и еще до того, как узнал, на чьей вы стороне, что я из Скопенцаны. Я Ршава, бывший там прелатом, и троюродный брат его величества автократора Малеина.

— Святейший отец! — Всадник поклонился в седле. — Вы благословите нас в путь?

— С радостью, — солгал Ршава и выполнил просьбу солдата.

Произнося нужные слова и делая нужные жесты, он мысленно смеялся. Если бы он произнес то, что действительно хотел, это произвело бы больший эффект. Но в таком случае эти люди очень постарались бы его убить.

— Спасибо, святейший отец, — поблагодарил командир, когда Ршава завершил ритуал. — Позвольте спросить, куда вы направляетесь?

— В столицу. Далеко ли проникли кочевники? И где сейчас происходят сражения между автократором и мятежником?

— Вы можете наткнуться на хаморов, пока не доберетесь почти до Длинных Стен. А может, и за ними, — ответил кавалерист, и Ршава поморщился. Длинные Стены находились всего в двух-трех днях пути от столицы и защищали близлежащие фермы и деревни. — И кто знает, где сейчас сражаются наши солдаты и солдаты Стилиана? — продолжал воин. — Да, они хотят добраться друг до друга, но по дороге натыкаются на проклятых варваров. Так что будьте осторожнее — вот и все, что я могу сказать.

— Я проехал уже долгий путь, — ответил Ршава. — Если мои молитвы будут услышаны, то проеду и оставшийся.

— Фос наверняка за вами присмотрит, — заверил солдат. Ршава не сказал, кому из богов он молился и будет молиться впредь. И никакие из его мыслей не отразились на лице. Солдат обернулся к товарищам: — Поехали, ребята! У нас есть свои дела. Так что не будем надоедать святейшему отцу.

Отряд поскакал на север. Стучали копыта лошадей, позвякивали кольчуги, развевалось на ветру знамя с лучистым солнцем. Обернувшись, Ршава некоторое время смотрел им вслед, потом стукнул пятками свою лошадку и поехал дальше. Солдаты были прошлым, мертвым прошлым. А что ждет его в будущем?

Рассмеявшись, он приложил руку к сердцу.

— Я творю будущее. И делаю это здесь, — негромко произнес он. И каким он его сделает? Разумеется, каким захочет.

Все еще смеясь, он направился к столице.

Ршава впервые в жизни увидел Заистрийские горы, когда они начали вырастать на юго-западном горизонте: ведь в Скопенцану он плыл морем и корабль обогнул полуостров, северным бастионом которого и были эти горы. Они оказались менее внушительными, чем он ожидал, — выше и острее, чем хребты на севере, но далеко не та величественная зазубренная стена, которую он представлял при слове «горы».

Вблизи этих гор шныряли хаморы. Видесские солдаты, верные каждому из претендентов на трон, также патрулировали эту часть страны. Здесь, по крайней мере, территории были спорными. Что же касается северных окраин, то Ршава сомневался, что они когда-либо вернутся под власть империи. Варвары попросту затопили эту часть Видесса.

Когда Ршава приезжал в город, то просто говорил, что он священник, который едет с севера. Иногда рассказывал о приключениях, случившихся с ним в пути. От споров с местными священниками он уклонялся. Рассказ о том, что случилось с Трифоном, пока не добрался на юг; однако Ршава подозревал, что этот слух потихоньку движется за ним и скоро, скоро сюда доползет.

Проезжая по более или менее уцелевшим землям, он сильнее ощущал себя дома. То была империя Видесс, какой ей полагалось быть. Во всяком случае, так ему подсказывал прежний образ мыслей. Но так ли это было? Разве не обречено все это на огонь и разрушение от рук хаморов? Или от рук видессиан, сражающихся на безумной и бесконечной гражданской войне?

Теперь, когда Ршава ехал среди буйной весенней зелени, верить в победу вечного льда было труднее. Да, труднее, но он смог — особенно когда увидел поле боя, где год назад столкнулись армии Малеина и Стилиана.

Даже год спустя над полем витал смрад смерти. Ршава мог определить, где пало большинство солдат, потому что именно там трава выросла особенно высокой и буйной: тела погибших хорошо удобрили почву. Сквозь сочную зелень проглядывали белые кости.

Ршава обвел взглядом грунтовую дорогу, по которой ехал. Сейчас на ней был лишь он. Наверное, обе армии шли по этой дороге навстречу, пока не столкнулись здесь. Разглядывая кладбище, в которое это поле превратилось, прелат уже не мог сказать, кто из мертвецов воевал на стороне какого из соперников. Отсюда еще долгий путь до будущего объяснения фундаментальной ничтожности гражданской войны — но ведь людям, сражавшимся на ней, уже ничего не объяснишь…

— Дураки, — пробормотал Ршава.

Он спешился и привязал лошадей к кусту неподалеку от дороги. Может быть, в этом и заключается суть. Бредя по траве и разглядывая кости вблизи, он все более в этом убеждался. Вот лежит раскроенный ударом череп, вот грудная клетка, из которой торчит стрела. Как еще назвать людей, убивавших друг друга просто так, без особой причины, как не злобными идиотами?

А может, они все же не такие?.. Вряд ли, насколько он мог судить.

Ршава наклонился и поднял проржавевшую саблю. Кости руки трупа, некогда державшего ее, рассыпались. Когда-то они составляли полезную структуру, а теперь стали жалкой кучкой. «Как это происходит со всеми полезными структурами, доказательство чему я вижу перед собой», — подумал Ршава.

Он повертел саблю, потом бросил. Звякнув, она ударилась о скрытый в траве камень. Лезвие переломилось. Ршава кивнул, словно это тоже доказывало его мысль.

Обе его лошади спокойно паслись, когда он к ним вернулся. Это поле ничего для них не значило — если не считать, возможно, запаха. Будучи лишь животными, они не знали, что есть места, откуда лучше поскорее убраться.

Ршава забрался в седло, тронул с места лошадь и поехал к горам. Сколько еще таких полей скорби разбросано по всей империи Видесс? И на скольких еще будут жиреть стервятники и воронье, прежде чем гражданская война закончится… если она вообще закончится? А солдаты обеих сторон шли и будут идти в бой, выкрикивая имя Фоса, глупо уверенные в его святости.

Каким образом могла сила благого бога сосуществовать с подобной дикостью? Такое казалось невероятным. Ршава медленно кивнул. Стал ли мир хоть немного лучше с того дня, когда соперники начали угрожать друг другу? Ршава рассмеялся еще резче. Его ноздри до сих пор ощущали запах смерти. Если бы он не рассмеялся из-за этого вопроса, ему пришлось бы зарыдать.

Возможно, где-нибудь неподалеку стоит лагерем отряд хаморов, а их лошади, скот и овцы щиплют сочную зеленую траву на этих лугах. Кое-где на почве, удобренной телами видессиан, эта трава выросла гуще. А что варвары думают о Фосе и о том, что в Видессе называют добром? Ршава опять рассмеялся. Он видел, что делают хаморы с его соотечественниками.

А так называемый владыка благой и премудрый наказал их за это? Вряд ли. Они отбирают у Видесса провинцию за провинцией. Фос не стал бы этому помогать. А если не благой бог, то кто? Может ли этот вопрос иметь более одного ответа?

Ближе к вечеру Ршава остановился на ночлег в рощице. Пока солнце не село, он достал гримуар Кубаца из седельной сумки и отыскал в нем страницу с призывающим заклинанием. Для него потребовались магнетит, также позаимствованный из вещей мага, и немного свежего клевера, росшего поблизости. Ршава не был уверен, что пассы, которые он делал, произнося заклинание, были именно такими, как описаны в книге чародея; тот не вдавался в подробности. Как и в случае с обретенной магической силой, Ршаве пришлось самостоятельно догадываться, как именно следует выполнять нужные действия.

Но у него все получилось. Два кролика прискакали к клеверу, неудержимо их притягивавшему. Если бы Ршаве пришлось швырять в них камни, то заклинания могло оказаться недостаточно, чтобы обеспечить ему вкусный ужин. Но у него имелся иной способ решить эту задачу. Он указал на кроликов пальцем, и они тихо умерли.

Ужин оказался воистину вкусным. Поджарив кроликов, Ршава залил костер и засыпал его землей. Потом завернулся в одеяло и уснул прямо на земле. Здесь он мог не бояться мороза. До падения Скопенцаны мысль о ночевке под открытым небом привела бы его в ужас. С тех пор он спал на земле настолько часто, что уже не считал это чем-то особенным.

Никто и ничто не побеспокоило его той ночью. Во всяком случае, так он думал, пока не заметил, проснувшись, свежий комариный укус на кисти левой руки. Но Ршава лишь пожал плечами: здешние комары и в подметки не годились злым северным вампирам. Всего один укус? Можно считать, что его и не было.

В седельной сумке у прелата еще осталось немного хлеба, купленного в последнем из городков, где он останавливался. Хлеб уже начал черстветь, но Ршава все равно съел его с аппетитом, запив водой из текшего неподалеку ручья. А потом опять выехал на дорогу к имперской столице.

Когда дорога вывела его в горы, она начала извиваться наподобие червя, угодившего на раскаленный камень мостовой. Иногда она шла по долинам, иногда через вершины холмов. Лошадям приходилось нелегко, когда они взбирались на эти склоны, но они справлялись. Ршава начал испытывать огромное уважение к степным лошадкам, захваченным у хаморов. Эти мохнатые животные никогда не победили бы на состязаниях по красоте, но они никогда и не выдыхались, что было гораздо важнее.

Но иногда склоны Заистрийских гор становились настолько крутыми, что дорога уже не могла на них взобраться. В таких местах путь вырубали прямо в скале. Ршава ехал по узким тропам, когда справа от него была серая скала, а слева ничего, кроме воздуха. Один неверный шаг — и лошадь свалилась бы с обрыва вместе с ним. Но лошади не сделали такого шага. Ршава точно знал, что степные лошадки никогда прежде не бывали в подобных горах, но они преодолели их буквально-таки без особых усилий.

Несколько раз он встречал путников, ехавших на север по узкому участку дороги. В этих случаях кому-то приходилось пятиться до места, где две лошади могли разминуться, не свалив одна другую с обрыва. То был сложный танец, и зачастую нервный, но совершенно необходимый.

Ршава не мог взять в толк, каким образом хаморы смогли перевалить через горы на лежащие за ними земли. На этой дороге имелось множество мест, где горстка людей могла бы сдержать целую армию.

Он пробирался по тропе с несколькими такими узкими и каменистыми участками, что они были трудны даже для степных лошадок, когда внезапно осознал, что он дурак. Как и всегда, догадка оказалась неприятной. Ведь дорога через горы, по которой он едет, не единственная — и едва ли самая легкая из всех. И если бы он расспросил кого-нибудь из встречных, то наверняка бы разузнал, где легче перебраться через горы. Ршава вздохнул, жалея, что не подумал об этом, прежде чем забрался так далеко. Если сейчас развернуться и поехать обратно, он потеряет больше времени, чем если продолжит путь дальше.

Один раз, когда вершины гор и проходы между ними выстроились в ряд, Ршава заметил впереди на юге равнину. Потом дорога сделала новый поворот, и все, что находилось дальше двух-трех сотен шагов, опять стало неразличимым. А однажды, глядя на долину, прелат заметил парящего под ним ястреба. Это зрелище он запомнил надолго.

Ршава уже ехал по менее крутому участку дороги, проходившему через высокий сосновый лес, когда путь ему преградил завал из бревен. А из-за него раздался старинный клич видесских бандитов:

— Кошелек или жизнь!

Тренькнула тетива. В паре футов перед лошадью Ршавы в мягкую землю почти на треть вонзилась стрела. Лошадь фыркнула и нервно шагнула в сторону. Ршава натянул поводья и успокоил ее.

— И без фокусов, поп, или следующая проткнет тебе печенку! — предупредил другой бандит более высоким голосом.

— Берите что хотите, — ответил Ршава. — У меня мало что можно взять.

Внутри он весь кипел. Он попал в опасный переплет. Ршава не мог проклясть разбойников, потому что не знал, сколько их и где они прячутся. Если он упустит двух или трех, они легко его застрелят.

Его слова вызвали хриплый смех.

— Подходящий ответ! — отозвался бандит с визгливым голосом. — Ехал тут перед тобой один поп, так у него в поясе был запрятан фунт золотишка. Коли не эта тяжесть, он мог бы и сбежать. Да только он не сбежал, как бы не так. — И разбойник снова рассмеялся.

— Так обыщите меня и лошадей, — предложил Ршава, зная, что они сделают это и без его разрешения. Но если они разом выйдут из укрытий… во всяком случае, это даст ему шанс.

Он стал ждать. Разбойники не выходили так долго, что прелат засомневался, выйдут ли они вообще. Но вот они показались — шестеро отощавших мужчин, все видессиане, вооруженные луками и ножами, а один еще и рогатиной.

— Слезай со своей уродины, — велел один из них. — Может, мы ее тебе и оставим, кому она нужна?

Они явно не знали о достоинствах степных лошадей. Ршава покорно спешился, не желая их раздражать. Но когда один из них сказал: «Чего мы ждем? Давайте сразу свернем ему шею», прелат понял, что ему не собираются оставлять ничего. Даже жизнь.

— Проклинаю вас всех! — крикнул он.

Бандиты скорчились, упали и умерли. Над его головой просвистела стрела: они все же оставили сообщника между деревьями на случай, если что-то пойдет не так. Они и представить не могли, что все обернется настолько не так. Стрела прилетела примерно оттуда, откуда Ршава и ожидал.

— И тебя проклинаю! — воскликнул он и услышал, как упал еще один человек.

Ршава напряженно ждал. Если бандиты еще кого-то спрятали за деревьями, то он до сих пор в опасности. Но больше в него стрелы не летели, и крики тревоги в лесу не раздавались. Похоже, он справился со всеми. Ршава медленно и с облегчением выдохнул. Все-таки главную угрозу для него таили засады.

Он направился было к грубой разбойничьей баррикаде, но остановился, обругав себя глупцом. Эти бревна в одиночку не сдвинуть. Тогда Ршава вернулся к лошадям. Они спокойно стояли. То, что произошло с бандитами, для них ничего не значило. И они без возражений последовали за ним в обход завала.

— Плохо дело, — пробормотал он, выйдя на дорогу по другую сторону баррикады.

Последний бандит лежал в шаге от него, все еще сжимая лук в вытянутой руке. Рядом валялась стрела: он как раз накладывал ее на тетиву, когда его поразило проклятие Ршавы. Прелат с облегчением перевел дух. Он был ближе к смерти, чем думал.

Но все равно дело было плохо. Бандиты не были богословами — и теперь уже не станут. Они не добрались до сути того, чем занимались. Но знали они об этой сути или нет, они нашли многие из тех же ответов, которые открыл для себя Ршава. Ведь никто из людей, принимавших владыку благого и премудрого всерьез, не смог бы жить и поступать так, как жили и поступали бандиты?

Ршава покачал головой. Он не представлял, как такое возможно. Жаль, что теперь он уже не сможет поговорить с ними на эту тему. Из всех людей, которых прелат встретил на пути, бандиты ближе остальных подошли к тому, чтобы стать новообращенными в его веру. Жаль, что они об этом уже никогда не узнают.

Ршава в который раз пожал плечами.

— Плохо дело, — повторил он уже другим тоном. Если бы они предоставили ему хоть какой-то шанс, он поговорил бы с ними. Но они не предоставили, поэтому он сделал то, что должен был сделать.

Теперь они были мертвы, а он — пока еще жив. Обратный вариант его категорически не устроил бы. Прелат вновь забрался в седло. У него еще появятся неофиты. Как только он окончательно переберется через горы, до столицы останется совсем недалеко.

Что бы там ни говорили встреченные им недавно видесские солдаты, по другую сторону Заистрийских гор варваров попадалось относительно немного. Прелат быстро в этом убедился, как только спустился в предгорья. Но это не означало, что там царил мир. Отнюдь нет. И это Ршава тоже быстро понял.

Здесь продолжалась затянувшаяся гражданская война. Стилиан наконечником копья нацеливал свои войска на имперскую столицу. А удерживавший ее Малеин делал все, что было в его силах, дабы сдержать соперника. Нет, здесь видессиане воевали не с варварами, а друг с другом.

Город Девелтос, расположенный в глубине полуострова на полдороге к столице, оказался первым местом на пути Ршавы, где активно поддерживали Стилиана, хотя год назад мятежник и проиграл сражение неподалеку отсюда. Здесь ему симпатизировали настолько явно, что сперва прелат даже заподозрил, что Стилиан живет в Девелтосе. Это оказалось не так: генерал выступил из города вместе с армией. Но большую часть прошедшей зимы он провел здесь, и местные вспоминали его с теплотой.

Причем с такой теплотой, что Ршава, снимая комнату в гостинице, назвался выдуманным именем и не сказал, из какого города приехал. Если кто-либо свяжет его с Малеином, это станет катастрофой. Поэтому он лишь упомянул, что едет с севера, но даже после этой фразы хозяин взглянул на него с любопытством.

— Я слыхал, как говорят северяне, — заметил хозяин. — Они произносят «Фаос» вместо «Фос». А вы говорите не так, святой отец.

— Надеюсь, что не так, — ответил встревоженный Ршава, изобразив возмущение. — Я потратил много лет, чтобы получить достойное образование. Или вы хотите, чтобы я прикидывался неотесанной деревенщиной всякий раз, когда открывал рот?

— Да вы не обижайтесь, — быстро сказал хозяин. — Благим богом клянусь, я не хотел вас оскорбить.

— Тогда больше не будем об этом говорить. — Ршава определенно надеялся, что хозяин не станет перемывать ему кости ни с кем из знакомых…

Расплачиваясь за ужин, прелат получил на сдачу несколько новеньких, блестящих серебряных монет. Его внимание привлекла их новизна, но лишь отчасти. Прелат знал все монеты своего родственника и привык видеть на них профиль длинноносого мужчины, не очень отличающийся от собственного.

На этих монетах его не было. Изображенный на них человек был круглолицым, даже пухлым. Буковки вдоль ободка гласили: «СТИЛИАН АВТОКРАТОР». Теперь у мятежника имелось собственное серебро. Интересно, если ли у него и свои золотые?

Когда Ршава перевернул монету, то на месте обычного видесского лучистого солнца он увидел меч, копье и лук. «ПО ПРАВУ ЭТОГО» — сообщала надпись на реверсе.

Очень многие узурпаторы и претенденты на трон чеканили свои деньги. Это был способ сделать вид (или провозгласить, в зависимости от точки зрения), что ты законный правитель. Но монеты Стилиана, в отличие от монет прежних узурпаторов, какие Ршаве доводилось видеть, были явно отчеканены по обычному видесскому стандарту.

В Девелтосе находился большой монастырь, и теперь несколько монахов ввалились в буфетную. Сперва они напились, потом начали горланить песни. Некоторые из них оказались, мягко говоря, не монашескими. Те, в которых не пелось о том, как Стилиан прикончит Малеина, были о женщинах и показывали, что у этих монахов куда больше опыта общения с ними, чем теоретически подобает.

Несмотря на все, что он видел до сих пор, Ршава был шокирован. То, как себя вели эти монахи… Но, поразмыслив немного, он улыбнулся. Если монахи проделывают за Скотоса его работу… что ж, чем больше, тем лучше. И он занялся своим ужином.

— Эй, ты! — окликнул его вскоре один из монахов. — Да, ты, священник!

Ршава оторвал взгляд от тарелки.

— Вам что-то от меня нужно? — поинтересовался он тоном, который в Скопенцане вогнал бы любого наглеца в дрожь вернее, чем мороз. Но здесь этот тон не сработал.

— «Вам что-то от меня нужно?» — передразнил монах. Его собутыльники расхохотались. — Да, мне кое-что от тебя нужно. Хочу знать, что ты о нас думаешь.

— Пытаюсь этого не делать, — ответил Ршава чистую правду.

Пьяный монах не сразу сообразил, что его, кажется, оскорбили.

— И как это понимать? — рявкнул он, едва до него дошло. — Что ты пытаешься нас опозорить?

— Не могу, — ответил Ршава, надеясь, что монах сочтет это извинением и станет напиваться дальше. Секунду-другую тот вроде бы и собирался так поступить. Но потом он все же заметил, насколько странно Ршава построил фразу.

— Что? Ты сказал, что не можешь? А почему не можешь?

— Потому что вы сами себя опозорили, — пояснил прелат. В нем еще сохранилась прежняя суровая дисциплина, пусть даже направленная на новое дело.

Монахи яростно завопили, трое из них вскочили.

— Ну, теперь я вам не завидую, святой отец, — сказал Ршаве мужчина за соседним столом. — Драться они любят не меньше, чем пить, а выпить могут много.

Ршава тоже встал.

— Любой, кто меня тронет, дорого за это заплатит, — заявил он тоном, не допускающим возражений. — Известно ли вашему святому аббату, что вы заявились в это мирское заведение в поисках кабацкой драки?

Один из монахов, самый крупный, шагнул к Ршаве. Потом он заметил, что приятели остались на месте. Он взглянул на них. Еще раз посмотрел на Ршаву. Монах был ростом почти с прелата, гораздо шире в плечах и с грудью-бочкой. Он сделал еще полшага, но вновь остановился.

— Да что с вами такое? — крикнул он приятелям. — Чего вы боитесь?

— Этот тип опасен, Гарид, — ответил один из них.

— Опасен? — Гарид театрально рассмеялся. — Да я его пополам разорву и без помощи таких сопляков, как вы!

Он снова шагнул вперед. Никто из монахов за ним не последовал. Ршава стоял и ждал. Он не знал, что увидели в нем монахи, но был уверен, что выполнит свое обещание. Если они на него нападут, это станет последним поступком в их жизни. И если потом придется все объяснять, то он готов.

Гарид занес ногу для следующего шага, но вдруг неуклюже развернулся и двинулся обратно к замершим монахам.

— Трусы! — заорал он. Никто из них не ответил. — Вы жалкие бесхребетные трусы! Да, он в рясе. Ну и что с того? — Он погрозил им кулаком.

Монахи не сдвинулись с места и не проронили ни звука. Изрыгая проклятия не хуже портового грузчика, разъяренный Гарид с топотом выскочил на улицу. Остальные монахи, но уже гораздо тише, последовали за ним.

Ршава сел. Мужчина за соседним столом уставился на него в изумлении.

— Фос! — воскликнул мужчина. — Как вы это сделали, святой отец?

— Если люди знают, что ты можешь доставить им неприятности, иногда их не приходится доставлять.

— Вы уж не обижайтесь, но много ли неприятностей вы могли им доставить? Их было несколько, все пьяные и злые. Один этот Гарид чего стоит. Он любит здесь драться, тут вы попали в самую точку. А я уже приготовился увидеть вас покойником или наполовину покойником. Но они не стали драться, а ушли. Почему?

— А вам не кажется, что лучше будет спросить у них? — осведомился Ршава.

Сосед посмотрел ему в глаза. Ршава опять не догадался, что он там увидел; но что бы это ни было, сосед побледнел, схватил кружку с вином и торопливо ее осушил.

— Кажется, я догадываюсь, — пробормотал он и, оставив на столе монету, стремительно вышел.

Он еще не достиг двери, как Ршава провел ладонью по лицу. Руку не запятнала кровь, и на лице прелата не оказалось клейма, о котором он не знал. Но ведь что-то разглядели в нем и раздражительный Гарид, и безобидный мужчина за соседним столом? Что-то предупреждавшее: «Если тронешь этого человека, сильно пожалеешь…»

Но что это? Не связано ли оно каким-то образом с новообретенным знанием Ршавы? Он еще раз ощупал свое лицо и вновь не обнаружил ничего необычного. Зеркала в Видессе были диковиной, но прелат решил, что, когда ему попадется стоячий пруд, он обязательно посмотрит на свое отражение. Ршава считал себя довольно значительным человеком, но скорее интеллектуально, чем физически. Возможно, он ошибался.

— Даже не знаю, то ли благодарить вас, то ли послать в лед, святой отец, — сообщил трактирщик из-за стойки.

— Как это? — не понял Ршава.

— Ну, сегодня обошлось без драки, и это хорошо. Иначе бы тут все было переломано. Зато вы разогнали всех посетителей куда вернее, чем ежели бы выпустили вонючего хорька. А коли здесь никого нет, разве я смогу что-то заработать?

— Пожалуй, нет, — согласился Ршава. — Но если принять во внимание все последствия, не могу сказать, что я очень об этом сожалею.

— Тут я могу вас понять, особливо ежели представить, что от вас осталось бы.

Монахи, избивавшие тех, кто осмеливался с ними не соглашаться, были печально известны в нескольких синодах. Метод укрепления церковной доктрины путем вколачивания ее в головы работал как минимум не хуже, чем логическая аргументация. Ршава его не одобрял, хотя и признавал его убедительность. Однако он не желал, чтобы буйные монахи колотили его.

Прелат начал рассказывать, какой он миролюбивый человек: мол, даже не помнит, когда в последний раз с кем-либо дрался. Но скольких людей он убил с тех пор, как хаморы вторглись в Видесс? Он уже потерял им счет. «И одну женщину, — мысленно добавил Ршава. — Я убил женщину».

Мужчина, который выглядел как фермер, приехавший в город продать спаржу, сунул голову в дверь таверны и удивленно моргнул, увидев, что Ршава здесь единственный посетитель. Поморгав, он все же вошел.

— Похоже, мне тут недолго придется ждать кружечку вина, — заметил он.

— Ты прав, приятель. Недолго, — заверил его буфетчик.

— Вот видишь? Все меняется, — сказал ему Ршава.

— И это тоже хорошо, — решил буфетчик.

— Могло быть и хуже, — сообщил ему Ршава.

Буфетчик так и не узнал, насколько прелат был прав.

Ршава выехал из Девелтоса, испытывая одновременно облегчение и беспокойство. Ни Гарид, ни другие задиристые монахи его больше не потревожили; если они спьяну и затеяли драку, пока прелат находился в городе, то сделали это в другой таверне. Но комбинация столь агрессивной преданности Фосу и такой же — Стилиану подействовала на него угнетающе.

Он постарался как можно быстрее потратить монеты с изображением Стилиана. Обладание ими не будет преступлением, когда он окажется в тех краях, где поддерживают Малеина, потому что по качеству они не отличались от монет, отчеканенных законным автократором. Но они могут стать причиной лишних расспросов, а Ршава не хотел создавать впечатление, будто поддерживает бунтовщика.

Западнее Девелтоса дорога превратилась в настоящую магистраль. По сравнению с ней все дороги севернее Заистрийских гор были лишь тропами с колеями от повозок. Причину этого Ршава тоже понял. Дорога на запад из Девелтоса вела прямиком в столицу. А те, что севернее гор, не вели никуда конкретно. Во всяком случае, так все выглядело для человека, родившегося и выросшего в столице.

Вскоре он принюхался и поморщился. Прелат узнал этот запах разложения, с которым уже ознакомился по другую сторону гор. Здесь, однако, вонь была сильнее, а это означало, что поле сражения было больше. Скорее всего, здесь Малеин победил Стилиана. В тот день, когда известие об этой битве достигло Скопенцаны, Ршава подумал, что теперь все будет хорошо…

Он хрипло рассмеялся. Это лишь свидетельствовало, каким дураком он был.

Часть трупов на этом поле была торопливо захоронена в братских могилах: прелат увидел холмики, еще не успевшие зарасти травой, кустами и цветами. Другие остались лежать там, где пали. Это, конечно, мятежники; победители своих похоронили. Однако про убитых лошадей никто не подумал. Их большие скелеты было легче заметить в густой молодой траве, чем кости людей.

Ршава слегка нахмурился. На поле боя севернее Заистрийских гор ни одна из сторон не похоронила своих мертвецов. И что это означает? Наверное, то, что ни одна из сторон не одержала даже нечто близкое к победе. Люди убивали друг друга, пока их не стало тошнить от убийств, а потом разошлись.

— А потом и те и другие наверняка возблагодарили владыку благого и премудрого, — сказал Ршава и вновь рассмеялся, ощущая во рту полынную горечь. Ну как может любой человек, у которого осталась капля здравого смысла, поверить, будто Фос имеет хоть какое-то отношение к этим бойням? Что бы ни произошло на полях, с владыкой благим и премудрым это никак не связано.

Нет — то, что произошло в подобных местах, несомненно, связано со Скотосом, а не с Фосом. Теперь для Ршавы это было настолько очевидно, что он изумился: как можно было так долго оставаться слепым? Но еще больше он удивился тому, что так много видессиан слепы до сих пор.

Если они придут сюда и посмотрят на это поле, то больше не останутся в неведении — иначе и быть не может. Ни один человек, увидевший то, что остается после сражения, уже не сможет дальше верить, что владыка благой и премудрый управляет всем, что происходит в мире. Ведь не сможет? Сама эта мысль оскорбляет разум, разве не так?

Покачивая головой и размышляя о глупости, недостатках, самообманах и невежестве человечества, Ршава ехал дальше, продолжая чувствовать вонь с поля сражения, которая глубоко проникла в его ноздри. Человек с хорошим обонянием способен отличить, какое мясо жарится — свинина или говядина. Может ли этот человек с хорошим обонянием отличить запах гниющего солдата от запаха гниющей лошади? Ршава не удивился бы, узнав, что такое возможно, но был вынужден признать, что сам не в силах уловить подобные отличия.

Движение по дороге не отличалось оживленностью. Скорее всего, в нормальные времена любая дорога, ведущая в столицу, была бы забита людьми и повозками. Но времена-то сейчас и были ненормальными. Страх перед соперничающими армиями — и, вероятно, еще и перед бандитами — заставлял людей отсиживаться по домам. Или хотя бы держаться подальше от дорог.

На расстоянии примерно дневного перехода к западу от Девелтоса прелат выехал к дорожной заставе. Выглядела она не очень внушительно: полдюжины всадников по одну сторону дороги и столько же пеших лучников по другую. Как бы нехотя, но тоном, не допускающим никаких возражений, один из всадников сказал:

— Остановитесь, святой отец.

Ршава заметил, что солдаты насторожены куда более, чем хотят казаться. И он не был уверен, что успеет проклясть их настолько быстро, чтобы убить, прежде чем хотя бы один не выстрелит в него. Стараясь придать голосу максимальное спокойствие, он спросил:

— По какому праву вы меня останавливаете?

— Именем автократора, — ответил кавалерист. — Ответьте на несколько вопросов и можете ехать дальше.

«Именем какого автократора?» — подумал Ршава. Солдат умышленно не назвал имя. Прелат заставил себя кивнуть. — Тогда спрашивайте.

— Кто вы, куда едете и откуда?

— Мое имя Кубац. Как вы сами видите, я священник. — Если это люди Стилиана, а похоже на то, Ршава не хотел называть свое настоящее имя. — Я из Поданда, что на северо-востоке. Мне удалось спастись от бандитов, когда я переезжал через горы, а еду я в столицу.

Ршаве не хотелось этого говорить, но он решил, что солдат посчитает его лжецом, услышав иное. Ведь любой человек, выехавший из Девелтоса на запад, наверняка держит путь в столицу.

Кавалерист нахмурился.

— Парни, из вас кто-нибудь знает об этом Поданде? — спросил он товарищей. К облегчению Ршавы, никто не отозвался. Солдат вновь обратился к нему: — Кто законный автократор видессиан?

Да-а, интересный вопрос. Скорее всего, это люди Стилиана, но полной уверенности у Ршавы нет. А неправильный ответ станет фатальным — уж в этом он не сомневался. И прелат сварливо ответил:

— А мне все равно. — Его слова удивили и кавалериста, который его расспрашивал, и всех остальных — как пеших, так и конных. И Ршава пояснил: — Я скажу, что меня заботит, не сомневайтесь. И заботит не только меня, а всех в Поданде. Мы там считаем, что тот из них, кто первый выгонит этих вонючих хаморов, и есть законный автократор. А второй? Чума ему на голову!

Он стал ждать, надеясь, что разыграл сценку достаточно убедительно. Даже если это не так, лучше он вряд ли сможет.

— Да ты, оказывается, наглец, святой отец, — заметил тот, кто его допрашивал. — И какое у тебя дело в столице?

— Какое дело? Синод, разумеется, — ответил Ршава как человек, точно знающий, о чем говорит. В столице практически всегда собирался то один, то другой синод. А если этот кавалерист не знает, какой именно, это выставит его невежественной деревенщиной.

Солдат опять переглянулся со своими товарищами. Некоторые из них улыбались, двое с трудом удерживались от смеха. Кавалерист махнул рукой:

— Проезжай, священник. А Стилиан выкорчует этих кочевников, как только выиграет войну. Можешь на это рассчитывать.

— Да будет так.

Сжав коленями бока лошади, Ршава тронул ее с места. Он даже не позволил плечам опуститься и показать, какое облегчение он испытывает. Прелат чувствовал, что любое проявление слабости заставит солдат пленить его. Спина у него зачесалась — и свербела еще долго после того, как он отъехал на расстояние полета стрелы.

А сколько еще таких застав ему предстоит уболтать на пути к столице? Стилиан одержал победу под Имбросом, к западу отсюда, и, вероятно, все еще контролирует этот кусок территории? Вероятно, да. Ршаве не доводилось слышать, что Малеин вытеснил его оттуда. Но Малеин правит в столице. Он также удерживает какое-то земли возле города. Его солдаты тоже будут чрезмерно любопытны.

«Им я могу назвать свое имя и должность. Это уже кое-что». Но сперва надо будет убедиться, что это люди автократора. Ршава отнюдь не хотел, чтобы солдаты Стилиана пленили его и сделали заложником.

Он криво усмехнулся. Если им это и удастся, они мало что выгадают. Малеин ответит, что они могут делать с Ршавой все, что им угодно, и займется своими делами, забыв о нем уже через минуту. Разумеется, будет так. Ведь после отъезда в Скопенцану Ршава не видел своего родственника, да и прежде они не были близки. Малеин был осторожным и заботливым администратором, но никто и никогда не мог обвинить его в излишней образованности, а ничто прочее для Ршавы значения не имело.

Кроме того, Ршава знал, что автократору трудно поддерживать дружеские отношения с кем угодно, даже (или, может быть, особенно) с членами семьи. Ведь они в глазах правителя — готовые соперники. Поскольку многие люди амбициозны, правитель вынужден считать, что амбициозны все. Однажды дав слабину, он пожалеет. Малеин доверял Стилиану, насколько автократор может доверять генералу, — и сами поглядите, что из этого вышло. Если он переживет гражданскую войну, то эту ошибку никогда больше не повторит.

«Он слишком полагался на Фоса и на силу добропорядочности». Прелат задумчиво кивнул. Чем больше он вглядывался в мир, тем более истинной казалась Ршаве открывшаяся его новая структура. Он снова кивнул, на сей раз на запад, в сторону столицы. Да, ему придется много проповедовать, когда он туда приедет… и приводить много примеров.

На северо-востоке империи города были малочисленными и располагались далеко друг от друга. Скопенцана была самым значительным из них. Южнее Заистрийских гор все обстояло иначе. Здесь урожаи были обильнее и природа — богаче, чем на окраине империи. А Видесс правил этими землями почти тысячу лет. По сравнению с ними северные области выглядели захолустьем.

«Малеин именно так к ним и отнесся», — угрюмо подумал Ршава. То, как автократор вывел гарнизоны из городов, показало, что ему наплевать на их судьбу. И сделало горькую участь этих городов более вероятной, почти неизбежной. А Стилиан оказался ничуть не лучше. Забрать людей из приграничных фортов… Видесс будет расплачиваться за это годами, если не веками!

Долгое путешествие, совершенное Ршавой, показало, насколько верен этот вывод. А нынешний, короткий отрезок говорил о том, что вряд ли автократора будет волновать судьба провинции. Здесь, в относительной близости от столицы, все выглядело почти нормально. Именно это Малеин и видит. Если верх одержит Стилиан, он тоже увидит именно это. Велика ли вероятность, что любой из них, с комфортом укрывшись в столице, захочет ее покинуть и попробовать навести порядок во всей империи? Насколько Ршава мог судить — не очень велика.

Но даже если автократор захочет это сделать, чего он сможет добиться? Скольких солдат уже сгубила гражданская война? Скольких людей уже убили хаморы? Какую силу сможет выставить против них Видесс? Достаточную? Этого Ршава не знал. И вряд ли это знает его царствующий родственник — или, если уж на то пошло, мятежный генерал.

Крестьянин, пропалывавший поле, помахал Ршаве. Тот махнул рукой в ответ. К комку земли, отброшенному крестьянской мотыгой, подскочил дрозд и тут же улетел с червяком в клюве.

— Благословите меня, святой отец, — попросил крестьянин.

Ршава вздохнул. Его уже начинало тошнить от этих просьб. Но крестьянин набросился бы на него с мотыгой, если бы прелат благословил его так, как полагал истинно правильным. И потому, прекрасно сознавая свое лицемерие, Ршава очертил на груди символ солнца и нараспев произнес:

— Да хранит тебя владыка благой и премудрый, сын мой.

Крестьянин отсалютовал ему мотыгой, точно она была солдатским копьем.

— Спасибо за вашу доброту, святой отец, — поблагодарил он и стал выкорчевывать сорняки дальше.

Доброту? Поехав дальше, Ршава покачал головой. Он бы так не сказал. И все же… Разве многие священники не ощущают себя лицемерами, благословляя мирян? Они ведь прекрасно знают, что люди заболевают, умирают или совершают ужасные преступления, несмотря на все благожелательные слова. Святые отцы редко задумываются над тем, что это может значить. «А у меня хватило смелости пойти туда, куда вела логика», — подумал Ршава.

Но идти туда самому — это одно. Теперь он должен убедить и других последовать за ним. Он опять взглянул в сторону столицы. Именно для этого он туда и едет.

На полях работало совсем немного крестьян. Если они не будут пахать, сажать, полоть и собирать урожай, то ни им, ни горожанам нечего будет есть. Из-за того что Ршава видел крестьян, он не сразу понял, что на лугах почти нет скота: ни лошадей, ни овец… Сперва он удивился, но быстро понял причину: с началом гражданской войны по этой дороге в обе стороны проходили маршем армии. Они наверняка уже съели местный скот или угнали с собой, либо же его спрятали крестьяне.

Как и повсюду, возле ферм располагались огороды. Обычно там работали жены и дочери фермеров. Ршава тоже не сразу заметил, что на огородах нет женщин. А чего не видит он, того не увидят и солдаты.

Он печально покачал головой. Сколько понадобится времени после окончания этой несчастной войны, чтобы жизнь в империи Видесс снова стала нормальной? На какой части империи она уже никогда не станет нормальной? И как победивший автократор, кем бы он ни оказался, может лелеять надежду изгнать хаморов с теми жалкими ресурсами, что останутся в его распоряжении?

— И они скажут, что такова воля благого бога, — насмешливо пробормотал Ршава. — Скажут, что это великое испытание жизни. — Он ехидно рассмеялся. — Да они не способны увидеть то, что лежит у них под носом. Да, это божья воля. Но какого бога? Кто из богов сильнее? Я не боюсь взглянуть правде в глаза.

Следующий город он проехал, не остановившись на ночлег. Долихе оказался жалкой дырой, чей размер едва оправдывал возведение вокруг нее стены, и вдобавок — полной людишек, которых Сочли бы неудачниками в любом городе побольше. Судя по захудалости местных лавочек и таверн, многие из жителей оказались неудачниками даже здесь.

Похоже, небольшой гарнизон, оставленный здесь Стилианом, заботила лишь охрана ворот — там, где дорога входила в город и где из него выходила. Солдаты допросили Ршаву, и он ответил им так же, как и на предыдущих заставах. Кажется, любой из них без труда понял, почему он не хочет тут задерживаться.

— Езжайте дальше, святой отец, — сказал один из них. — Клянусь благим богом, хотел бы и я поехать с вами.

На ночлег Ршава остановился в дубовой роще неподалеку от дороги. У него еще остались хлеб и сыр. Через рощу протекал ручеек. Вода в нем была чистой и холодной, и пить ее можно было без опаски для здоровья.

Костер он разжигать не стал. Огонь может привлечь бандитов. К тому же ничто из еды не требовалось готовить, и замерзнуть он не рисковал. По сравнению с тем, что Ршаве довелось пережить после падения Скопенцаны, почти любая ночь южнее Заистрийских гор была теплой. Но эту ночь он счел бы приятной, даже если бы жил в столице. Да, несколько комаров пищали в воздухе, но они всегда пищат, когда погода теплая. Прелат закутался в одеяло и закрыл глаза.

Ворочаясь в надежде отыскать позу, при которой в тело и ноги не впивались бы камешки, он вспомнил, как мучительно неудобно было спать на снегу, когда он вместе с магами из Скопенцаны потерпел столь впечатляющее поражение, попытавшись отогнать хаморов от города. Теперь же он относился к ночлегу под открытым небом совершенно спокойно.

Он уже многое стал переносить без труда после минувшего дня зимнего солнцестояния. Еще раз переменив позу, Ршава удовлетворенно хмыкнул и окончательно закрыл глаза. Через минуту-другую он уже спал.

Когда прелату явился сон, он оказался одним из тех видений, в которых человек не сознает, что спит. Все выглядело совершенно четким и реальным. Ршаву окружала золотистая местность, красивее которой он никогда не видел. Проплывали редкие облачка. Святейший отец без особого удивления отметил, что проплывали они под ним, а не над головой. И то, что он сам парил воздухе, казалось столь же естественным, как и все прочее.

Рядом с ним парили другие люди: мужчины, женщины, дети. Он и это воспринял как само собой разумеющееся. Все они куда-то направлялись, и он знал куда, настолько хорошо знал, что ему не требовалось кого-то окликать, спрашивать. Даже сама мысль о том, чтобы кого-то окликнуть, показалась прелату странной. Он не был уверен, что сможет подать голос, но это не имело значения. Ему и не полагалось никого окликать.

Впереди в окружающей их золотистости появилось нечто — тонкая линия, ведущая вверх. Даже по мере приближения она не становилась шире. Ршава воспринял это с той же готовностью, как и все остальное. Все было так, как должно быть.

Он и остальные люди образовали очередь. Никто не лез вперед, не толкался. У каждого имелось свое место, и каждый был с ним согласен. Это молчаливое согласие было не менее поразительно, чем все остальное в этом месте, но прелат и его воспринял как должное.

Впереди, вокруг нерасширявшейся линии, мелькали силуэты — не мужские и не женские. Они не парили, не дрейфовали, а по-настоящему летали. Одни были настолько яркие, что после взгляда на них в глазах оставался светящийся след; другие были чернее ночи, чернее угля, чернее сажи…

По спине Ршавы пробежала холодная дрожь. Теперь он понял, где находится и почему эта линия все время остается такой узкой. Это был Мост Разделителя. Те, кто пересекал его, попадали в рай, и сопровождали их туда сияющие посланники Фоса. Но те, кто падал с него… Их ждали демоны Скотоса и вечный лед.

Одна за другой собравшиеся души вступали на мост. Лишь немногим, как показалось Ршаве, удалось его перейти; гораздо больше душ схватили демоны.

Момент его испытания неумолимо приближался. И Ршаву охватила паника — не только из-за исхода испытания. Он не мог понять, почему он вообще здесь оказался. «Здесь же судят души! — мысленно вопил он, преисполнившись отчаяния. — А я не душа! Я живой! Я дышу!..»

Но даже теперь он не мог издать ни звука. Если и произошла какая-то грандиозная ошибка, о ней знал лишь он. Но никого — ни парящие рядом с ним души, ни сияющих посланников, ни демонов мрака — это, похоже, совершенно не волновало. С тем же успехом он мог быть купцом и, не подкрепляя свои доводы документами, уговаривать сборщиков налогов снизить причитающуюся с него сумму.

Душа перед ним шагнула на мост. Она двигалась вперед и вверх, но недолго. Отчаянный вопль, который она испустила, рухнув с моста, заледенил Ршаву до мозга костей — как и хохот демонов, увлекших душу с собой.

А потом и Ршава ступил на мост. Он казался бесконечно длинным и бесконечно узким. Ршава пошатнулся. Он почувствовал, что если останется на месте, то упадет. Чтобы иметь хоть какую-то надежду перейти мост, надо двигаться вперед.

И он пошел. Он слышал — или ему казалось, что он слышит, — ободряющий шепот посланцев Фоса. Они хотели, чтобы он прошел в рай. Демоны не шептали. Они кричали. Они вопили. Они проклинали. Каждый грех, когда-либо совершенный Ршавой, теперь гремел в его ушах. И всякий раз, когда демон называл очередной грех, Ршава пошатывался на мосту. Подбадривающий шепот помогал ему удерживать равновесие, но после каждого демонического вопля — все слабее и слабее.

Но все же он продвигался вперед. Он попытался ускорить шаг, чтобы перейти мост как можно скорее, пока не названы все его прегрешения. Если у него получится, то его ждет рай. И рай становился все ближе и ближе…

— Ингегерд! — громовым голосом взревел огромный черный демон.

Ршава пошатнулся. Замахал руками. Стал крениться. И ощутил, что падает! О, как расхохотались демоны!

Он очнулся во мраке. Но, не успев испустить вопль, который стал бы первым из воплей, длящихся вечность, Ршава увидел, что это не та темнота, в которую погружен вечный лед Скотоса. Это была всего лишь ночь в лесу, и сквозь листья над головой к нему просачивался свет луны и звезд.

— А-а… — с изумлением протянул прелат. — Так это сон. Всего лишь сон.

Возле его уха прозвенел комар. Ршава был рад услышать его писк, принадлежащий этому миру. Какое счастье — различить его сквозь отчаянный стук перепуганного сердца! Чем дольше прелат лежал без сна, тем больше стихал его страх. Если он прав, если Скотос сильнее Фоса и в конце концов восторжествует, не есть ли рай благого бога всего лишь иллюзия? По этой логике рано или поздно, но все и всё отправятся в лед. И если это так, то не все ли равно — раньше или позже?

Прелат снова поерзал — почти так же, как корчился во сне на Мосту. Наконец ему удалось избавиться от камешка, впивавшегося в бедро. Вскоре он опять заснул.

Но даже когда им овладела сонливость, он все еще помнил, какой ужас охватил его, когда началось то бесконечное падение во мрак.

Вновь увидеть солнце было облегчением. И отправиться в дальнейший путь тоже было облегчением. Но, покачиваясь в седле, прелат снова и снова вспоминал тот сон. И чем больше Ршава о нем думал, тем сильнее верил в то, что понял его правильно. Наступает время Скотоса. И никто не в силах ничего изменить. Сон же был и предсказанием, и напоминанием об этом.

А как же ужас? Ршава пожал плечами и постарался о нем не думать. Этот ужас был частью агонии его прежнего, уже умирающего образа мысли. Чем быстрее он от него избавится — и поможет избавиться всем остальным, — тем лучше.

Это помогло ему почти забыть, какой ужас он испытал. Почти.

Тут он увидел крестьянского мальчика в грубой домотканой тунике. Тот бежал к прелату через луг и кричал:

— Святой отец! Пожалуйста, остановитесь, святой отец!

Ршава натянул поводья:

— Что случилось? Что тебе нужно?

Мальчик указал на свой дом. Тонкая струйка дыма поднималась из очага через дыру в центре соломенной крыши.

— Моя мама ужасно больна, святой отец. Вы помолитесь за нее? У нас мало денег, но мы можем дать вам еды в дорогу.

Ршава знал, что сделал бы это — до того, как испытал откровение. И ему все еще приходилось изображать того, кем он был прежде. Поэтому он кивнул и, скрывая нежелание, ответил:

— Веди меня к ней.

— Езжайте за мной!

Мальчик помчался к дому. Ршава дернул поводья и поехал за мальчиком, ведя в поводу вьючную лошадь.

Перед домом стоял фермер — увеличенная, бородатая и со встревоженным взглядом копия мальчика.

— Да благословит вас владыка благой и премудрый, святой отец! — воскликнул он. — Если вы хоть чем-нибудь сможете помочь моей Рипсине, я вас на коленях стану благодарить.

— В этом нет нужды. Проведи меня к ней.

— Заходите. — Крестьянин придержал для него дверь.

Пригнувшись, Ршава вошел. Этот дом напомнил ему некоторые из тех, в которых он останавливался по пути из Скопенцаны. Но здесь он может ночевать под открытым небом, не опасаясь, что умрет от холода.

Фермер указал на женщину, слабо корчившуюся на постели:

— Вот она. Хвала Фосу, она еще дышит. — Он обвел на груди солнечный круг.

— Да. — Ршава не был ни целителем, ни врачом, но и без этого понял, что женщина отчаянно больна. Опустив ладонь ей на лоб, он с трудом удержался, чтобы не отдернуть руку: женщина пылала от лихорадки. Пульс у нее оказался частым, слабым и нитевидным. Она застонала и что-то пробормотала. Она явно не понимала, кто она и что с ней происходит.

— Что вы можете сделать, святой отец? Для меня и мальчика она важнее всего на свете.

— Не думаю, что даже целитель сможет ей сейчас помочь, — ответил Ршава, и мужчина застонал, словно пронзенный ножом.

Мальчик заплакал.

Собравшись с силами, фермер спросил:

— Тогда что нам остается делать?

— Я вижу два варианта, — ответил Ршава. — Или вы ничего не делаете и оставляете ее страдать дальше, или вы избавляете ее от боли.

— Ударить ее по голове, как будто она лошадь со сломанной ногой? — Лицо крестьянина исказилось от ужаса. — Я не смогу этого сделать. А если сделаю, то сразу утоплюсь.

— А я могу. Это будет очень быстро и просто, и тогда она обретет покой.

— Нет! Фосом клянусь, я хотел, чтобы вы ее исцелили, а не убили. Какой же вы в таком случае священник?

Несчастный и не подозревал, что его вопрос попал в точку. Ршаве осталось лишь надеяться, что лицо не выдаст его чувства.

— Тогда пусть будет по-твоему, — бросил он и вышел из хижины. Вопрос крестьянина все еще гремел в его ушах. — Будьте вы все прокляты, — процедил Ршава.

Когда он выходил, женщина стонала, ее муж молился у постели, а мальчик всхлипывал. Неожиданно в доме наступила тишина. Прелат уже собрался усесться на хаморскую лошадку, но передумал и еще раз заглянул в дом. Теперь женщина лежала тихо; возле нее, такой же неподвижный, распростерся муж. Мальчик упал ближе к двери.

Ршава пожал плечами. Теперь все они обрели покой. Крестьянин спросил, какой из него священник. Ршава не мог ему ответить, пришлось показать. И никому из этой семьи уже не понадобится новый урок.

На этот раз Ршава уселся в седло. Он поехал вперед, даже не обернувшись. Что значили еще три тела у него за спиной? На его совести Скопенцана. «Да падет это на мою голову», — сказал он, и так случилось. На его совести Ингегерд, если не считать ее частью погибших в Скопенцане. То же относится и к Кубацу. И тот священник в Поданде тоже на его совести. Трифон тоже захотел узнать, какой Ршава священник. И узнал — как крестьянин и его семья. И, как крестьянин и его семья, он не получил — и не получит — шанса воспользоваться тем, что узнал.

Ршаву раздражало, что он до сих пор ходит в синей рясе священника Фоса, хотя уже не верит в превосходство благого бога. Он неожиданно рассмеялся. Есть пауки, которые выглядят в точности как цветы, среди которых они сидят. И насекомые ни о чем не подозревают, пока для них не становится поздно. Разве он не в таком же положении?

Прелат подъехал к еще одной заставе Стилиана. Солдаты на ней, похоже, не желали его пропускать. Это его разозлило — потому что стало помехой и, в большей степени, потому что нарушило его представление о логике и порядке.

— С какой стати меня задерживать, если столько ваших людей уже пропускали меня? — вопросил он.

— Ну, это ты сказал, что тебя пропустили на других заставах, — возразил один из солдат.

Ршаву возмутило, что его сочли мелочным лжецом — особенно в ситуации, когда он говорил правду.

— Посмотри на меня! — рявкнул он на солдата. — Разве не видно, что я проехал какой-то путь? Понюхай меня, если вида тебе недостаточно. Как я мог проехать по этой дороге и миновать все ваши жалкие заставы?

Солдаты вполголоса посовещались. В конце концов они его пропустили, хотя и с явной неохотой.

— Ты не шпион, — сказал тот же солдат. — Ты не закатил бы такой громкий скандал, коли ты шпион.

— Если был бы шпионом, — автоматически поправил Ршава.

— Ну вот, понял, о чем я? — Солдат закатил глаза и ткнул пальцем на запад. — Езжай. Сгинь отсюда.

Получив такое напутствие, Ршава поехал дальше. В тот вечер он расположился для ночлега в другой рощице. Вскоре после того, как он съехал с дороги, по ней рысью проскакал отряд, направлявшийся на восток. Ему повезло, что солдаты его не заметили, решил прелат.

Зато он не знал, считать ли удачей то, что ему опять пришлось ночевать в лесу. Если ему снова приснится, как он падает с Моста Разделителя… Нет, одного такого сна более чем достаточно. Он и один раз не хотел бы его видеть.

Разволновавшись из-за таких мыслей, Ршава какое-то время не мог уснуть. Но, уснув, всю ночь он проспал крепко. Никакие сны его не тревожили, а разбудили прелата солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь ветви над головой.

Он доел оставшийся в седельных сумках хлеб и поехал дальше. И вскоре наткнулся на… очередную заставу. У него возникло желание проклясть солдат уже из-за того, что они его раздражали.

— Что тебе нужно, священник, едущий с территории бунтовщика? — спросил офицер.

— А вы на стороне Малеина? — с радостным удивлением спросил Ршава.

— Да. А ты? — рявкнул кавалерист.

Другой офицер зашевелился в седле и пригляделся к прелату.

— Святейший отец! — воскликнул он. — Разве вы не знаете меня, святейший отец?

В животе у Ршавы появился кусок льда — холодный, как зима в Скопенцане. Прелат судорожно кивнул:

— Да, я знаю тебя, Гимерий.