"Осужден пожизненно" - читать интересную книгу автора (Кларк Маркус)

Глава 49 ЕСТЕСТВЕННАЯ ТЮРЬМА

«Заняться» в Порт-Артуре можно было земледельческими работами, работой на верфи, кожевенным делом. Вместе с другими кандальниками Доуз перетаскивал бревна из лесу и сваливал их в гавани. Это было нелегко: давление бревна на плечо, как подсчитал один смышленый любитель математики, равнялось в среднем 125 фунтам. Кандальники были одеты в желтые куртки, и для устрашения остальных на видных местах их одежды было проштамповано «Преступник».

Вот как он жил. В летнее время он вставал в половине шестого утра и работал до шести вечера, на завтрак ему отводили три четверти часа и час на обед. Раз в неделю он получал чистую рубашку и раз в две недели – свежие носки. Если он заболевал, он мог доложить об этом лекарю. Если он хотел написать письмо, он должен был испросить позволение коменданта и послать письмо незапечатанным через этого наместника господня, который имел право по своему усмотрению задержать письмо.

Даже если приказ казался арестанту несправедливым, он был «обязан немедленно его выполнить, но затем он мог, если считал это нужным, подать жалобу коменданту». При подаче жалобы на офицера или констебля арестанту было строжайше предписано «соблюдать почтительность в словах и выражениях». Каторжник отвечал только за целость своих цепей, в остальном он полностью зависел от воли надзирателей. Надзиратели могли в любое время появиться в камере и устроить обыск, за свои действия они отвечали только перёд комендантом, а комендант – перед губернатором, то есть, иначе говоря, ни перед кем, кроме бога и собственной совести. Юрисдикция коменданта распространялась на весь Тасманийский полуостров с его островами и водами в радиусе трех миль; правда, комендант был обязан посылать отчеты в административное управление, но, в сущности, он пользовался неограниченной властью.

Позволим себе вкратце описать местоположение этой каторжной колонии. Тасманийский полуостров, как мы уже говорили, имеет форму серьги с двойной подвеской. Нижняя часть ее, большая по величине, изрезана заливами. Южная ее оконечность омывается заливом Мэйнгон, обрамленным с восточной и западной стороны похожими на органные трубы скалами мыса Рауль и гигантского мыса Пиллар.

Рукав залива Мэйнгон, так называемый Длинный залив, прорезает в северном направлении гряду скалистых гор; и на западном берегу рукава и была расположена колония. Перед ней – островок, где хоронили умерших, названный Островом Мертвых. Но прежде чем узреть красоты этой арестантской Голгофы, каторжник проплывал мимо серых скал; на них возвышались белые строения, в которых кипела жизнь. Это было Остров Мальчиков – место заключения детей от восьми до двадцати лет. Удивительно, что многие честные люди говорили о том, как неблагодарны эти юные каторжники, как они не умеют ценить те блага, которые им предоставило правительство!

От материковой оконечности Длинного залива, сквозь почти неприступные заросли, па север, к заливу Норфолк, шла проложенная каторжниками рельсовая железная дорога. В устье залива находился Лесной остров, на котором была устроена сигнальная станция, где постоянно дежурила шлюпка с вооруженной охраной. К северу от этого острова находился мыс Одинокого Дерева – самая южная оконечность подвески, и море несло свои волны, сужаясь к востоку, пока не ударялось о каменистый берег Орлиного перешейка. Этот перешеек шириной всего лишь в четыреста пятьдесят ярдов омывался с восточной стороны голубыми водами Залива пиратов, то есть Южного океана. Скалистые берега перешейка являли собой ужасное зрелище: беснующийся океан выдолбил в них пещеры самых причудливых форм, в которых гулко звучал вечный рокот стонущих валов. В; одном месте океан пробился в толщу скалистого берега на двести футов, и в штормовую погоду соленые брызги вздымались по вертикальному колодцу более чем на пятьсот футов вверх. Это место называлось Чертовой Дырой. Верхняя подвеска серьги, полуостров Лесничего соединялась с материком другим перешейком – Ист-Бэй. Полуостров Лесничего представлял собой почти непроходимые заросли, простиравшиеся до самого обрыва базальтовых скал.

Орлиный перешеек был как бы воротами тюрьмы, которые держали «на запоре». На узкой полоске земли стояло караульное помещение, где солдаты из казарм, расположенных на материке, несли неусыпную вахту. На мостиках по обе стороны мола были привязаны сторожевые собаки. Начальнику караульного поста вменялось в обязанность «уделять особое внимание кормлению этих незаменимых животных и уходу за ними и докладывать коменданту, если какая-либо из собак становилась непригодной к службе». Следует добавить, что в заливе водились акулы.

К западу от Орлиного перешейка и Лесного острова находились ужасные угольные копи. Шестьдесят «штрафных» работали там под строгой охраной. У этих шахт помещался самый северный и самый надежный из всей системы сигнальных постов, который делал побег практически невозможным. Дикий, гористый ландшафт полуострова был весьма удобен для сигнальных устройств. На вершине горы, вздымавшейся над сторожевой башней колонии, рос гигантский эвкалипт, на вершине которого была установлена сигнальная мачта. Этот пост держал связь с двумя отделениями тюрьмы – на Орлином перешейке и па угольных шахтах, посылая сигналы по всему полуострову. Таким образом, сигналы шли к горе Артура, от горы Артура – к мысу Одинокого Дерева, оттуда к горе Связи, от горы Связи – к угольным шахтам. На другой стороне сигналы передавались из поселения на Сигнальную гору, оттуда на Лесной остров, затем на Орлиный перешеек. Если с угольных копей бежал преступник, можно было поднять по тревоге стражу на Орлином перешейке, и весь остров, менее чем через двадцать минут, уже знал о побеге. Благодаря таким природным преимуществам, а также изобретательности начальства, тюрьма эта считалась самой надежной в мире. Полковник Артур рапортовал английскому правительству, что место, носящее его имя, было «естественной тюрьмой». Почтенный блюститель дисциплины, вероятно, считал эту любезную предусмотрительность всевышнего данью уважения его достоинствам, ибо таким образом провидение способствовало выполнению знаменитого «Дисциплинарного устава каторги».