"Осужден пожизненно" - читать интересную книгу автора (Кларк Маркус)

Глава 29 В МОРЕ

Через час после восхода солнца хрупкий челн – последняя надежда четверых людей – медленно плыл по течению к выходу из гавани. Спущенный на воду, он сперва чуть не затонул от перегрузки, и большую часть вяленого мяса пришлось оставить на берегу. Можно вообразить себе, как было трудно отказаться от такого богатства, ведь каждый кусок означал для них лишний час жизни. Но иного выхода не было, и, как сказал Фрер, надо было все поставить на карту. Они должны были выйти из бухты во что бы то ни стало.

К вечеру они достигли Чертовых Ворот и там остановились – Доуз боялся идти дальше и предложил переждать, пока не спадет прилив. И только около десяти часов вечера он решился пересечь коварную отмель. Ночь была прекрасная, море спокойное. Казалось, само провидение прониклось к ним жалостью, и хрупкое суденышко готово было миновать это злосчастное место. Была минута, когда над ними взвилась могучая волна, которая чуть не опрокинула жалкое сооружение, сплетенное из веток и покрытое шкурами. Все же Руфус Доуз продолжал вести лодку к морю, а Фрер своей шляпой вычерпывал из нее воду. Наконец-то им удалось выйти в глубокие воды. Тут их постигла непоправимая беда, – за борт смыло два ведра, сделанные Руфусом из коры; они забыли их укрепить, и вместе с ними ушла пятая часть их скудного запаса пресной воды. Но перед лицом угрожавших им опасностей эта потеря показалась им пустячной, и когда, промокшие и озябшие, они вышли в открытое море, они возблагодарили судьбу, которая столь чудесным образом их пощадила.

Продвигались они медленно, работая самодельными веслами. Поутру подул легкий северо-западный бриз, и, подняв свой кожаный парус, они медленно пошли вдоль побережья. Мужчины условились, что будут по очереди нести вахту, и Фрер вторично проявил свою власть, поручив первую вахту Руфусу Доузу.

– Я устал и должен немного поспать, – заявил он.

Руфус Доуз ничего не ответил. Две эти ночи он глаз не сомкнул, вся основная работа лежала на нем, но напряжение последних дней настолько притупило его чувства, что он не ощущал ни усталости, ни боли. Фрер проспал почти до самого вечера; когда он проснулся, лодку все еще сильно качало, миссис Викерс и Сильвии было дурно. «Странно, неужели все цивилизованные люди должны непременно страдать от морской болезни?» Хмуро наблюдая за большими зелеными валами, вздымавшимися между ним и горизонтом, он непереставал удивляться тому, как развивались события. Из книги его жизни была вырвана еще одна большая страница. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как он был обречен на бездействие и пассивное созерцание моря и берега. Но в то утро, когда они покинули место своей стоянки, он сосчитал зазубринки на палке-календаре и был поражен, что их оказалось только двадцать две. Вынув нож, он сделал еще две засечки на планшире лодки – их стало двадцать четыре. Мятеж произошел 13 января, значит, сегодня было б февраля.

«За это время, – прикинул он. – «Божья коровка» могла бы уже вернуться».

Он не знал, что «Божья коровка» вынуждена была переждать шторм в Порт-Дэви и там застряла на целых семнадцать дней.

Когда ветер затих, они снова взялись за весла и гребли всю ночь, но почти совсем не продвинулись. Руфус Доуз посоветовал пристать к берегу и дождаться бриза. Но подойдя к длинному ряду базальтовых скал, как бы внезапно выросших из моря, они увидели, с какой неистовостью разбивались волны о подковообразный риф длиной в шесть или семь миль. Им не оставалось ничего другого, как снова двинуться в путь вдоль побережья.

Так они плыли в течение двух дней, не увидев ни одного паруса, а на третий день с юго-востока подул сильный ветер, отогнавший их назад на тридцать миль. Суденышко стало протекать, и приходилось беспрерывно вычерпывать воду. Еще одно печальное обстоятельство: прохудился бочонок из-под рома, в котором была большая часть пресной воды, и он был уже наполовину пуст. Пришлось законопатить его, вырезав трещину и заткнув дыру тряпкой.

– Хорошо еще, что мы не в тропиках, – проговорил Фрер.

Бедная миссис Викерс, до костей прозябшая от резких порывов ветра, лежала на дне лодки, закутанная в промокшую шаль, и была не в силах что-либо сказать.

Но разве могла удушливая тишина тропиков превзойти угрюмость этого пустынного моря?

Положение всех четверых было теперь поистине отчаянным. Миссис Викерс совершенно обессилела, и было очевидно, что, если не подоспеет помощь, она не перенесет этого длительного путешествия по морю. Девочка чувствовала себя несколько лучше. Руфус Доуз надел на нее свою шерстяную рубашку и украдкой от Фрера делился с ней своей порцией мяса. Ночью он держал ее на руках, днем она жалась к нему в поисках опоры и защиты. Рядом с ним девочка чувствовала себя в безопасности. Они почти не разговаривали, но когда Руфус Доуз ощущал тепло ее маленькой ручки, лежащей в его руке, или чувствовал тяжесть ее головы па своем плече, он почти забывал про терзающий его холод и голодные спазмы в желудке.

Прошло еще два дня, а парус так и не появлялся на горизонте. На десятый день после отплытия из Макуори-Харбор у них кончилась провизия. Соленая вода испортила козье мясо и подмочила хлеб, который превратился в отвратительное месиво. Море все еще было неспокойное, и ветер дул теперь с севера со все возрастающей яростью. Длинная низкая линия берега, простиравшаяся с левого борта, по временам подергивалась синим туманом. Вода была грязного цвета, облака угрожали дождем.

Несчастное суденышко, которому они вверили свою жизнь, протекало в четырех местах. Если бы оно попало в один из штормов, часто бушевавших возле этого скалистого побережья, оно не выдержало бы и часа борьбы. Двое мужчин, усталые, голодные и иззябшие, почти с надеждой думали о быстром конце. Вдобавок ко всем их невзгодам у Сильвии началась лихорадка. Ее бросало то в жар, то в холод, и она то стонала, то бредила. Руфус Доуз держал ее на руках и с отчаянием в сердце смотрел на ее страдания, которые не мог облегчить. Неужели после всех перенесенных ею испытаний ей суждено умереть?

Так прошли еще день и еще ночь, и на одиннадцатое утро чудом уцелевшая лодка все еще болталась на волнах того же пустынного моря.

Вдруг Доуз вскрикнул и, схватившись за шкот, повернулся неуклюжее суденышко в обратную сторону.

– Парус! Парус! – закричал он. – Разве вы не видите? Фрер жадно шарил взглядом по мрачной пелене воды.

– Дурак, нет никакого паруса! Ты что, смеешься над нами?

Лодка, оторвавшись от линии берега, шла теперь почти прямо на юг, устремляясь в великий Южный океан. Фрер попытался вырвать руль из рук арестанта и вернуть лодку на прежний курс.

– Ты с ума сошел? – крикнул он, замирая от страха. – Ты же гонишь нас в открытое море!

– Сядьте на место! – угрожающе бросил Доуз, вглядываясь в серую даль. – Говорю вам, я вижу парус!

Огонь, горевший в глазах каторжника, испугал Фрера, и он хмуро занял свое место.

– Делай как знаешь, сумасшедший! – сказал он. – Так мне и надо за то, что пустился в море в этой чертовой скорлупке!

Какая разница, где потонуть – в открытом океане или в виду берега?

Длинный день уже подходил к концу, а парус так и не появился. К вечеру ветер еще посвежел, и лодка, неловко подпрыгивая на длинных мутных волнах, качалась, как будто опьянев от набравшейся в нее воды. В одном месте возле носа вода свободно втекала и вытекала обратно, как из прорванного бурдюка. Берег постепенно исчез, и громадный океан – безбрежный, бушующий, грозный – со свистом вздымал вокруг них свои валы. Продержаться до утра казалось немыслимым.

Но Руфус Доуз, с девочкой на руках, не отрывая глаз от какого-то лишь ему одному видимого предмета, вел трепещущее суденышко в черную пустоту ночи и моря. Для Фрера, мрачно сидевшего на передней банке, вид этой угрюмой фигуры с развевающимися по ветру волосами и неподвижно устремленным вперед взором казался чем-то ужасным и сверхъестественным. Ему даже подумалось, что лишения и тревоги поразили рассудок несчастного каторжника.

С дрожью размышляя о своей участи, Фрер – как ему показалось на мгновение – погрузился в сон и тут же был разбужен чьим-то окликом. Он вскочил, колени у него тряслись, волосы встали дыбом. Уже светало, и отблеск зари, как длинная бледно-шафрановая лента, лежал на воде слева по борту. Между этой полосой света и носом лодки мелькнуло белое пятно.

– Парус! Парус! – закричал Руфус Доуз. Дикий блеск сверкал в его глазах, а голос как-то странно дрожал. – Ведь я же говорил вам, что вижу парус!

Фрер, совершенно сбитый с толку, с колотящимся сердцем стал вглядываться в даль, и там опять мелькнуло белое пятно… На секунду он почувствовал себя почти в безопасности, но тут же его снова охватило отчаяние, еще более горькое, чем прежде: с такого расстояния на корабле не заметят их челн.

– Они не увидят нас! – вскричал он. – Доуз! Доуз! Ты слышишь? Нас не увидят!

Руфус Доуз вздрогнул, словно очнувшись от забытья, привязал шкот к шесту у планшира лодки. Он положил спящую девочку рядом с матерью и, отодрав кусок коры, подвинулся к носу лодки.

– Вот это они уж наверняка увидят! Отдирайте планки. Вот так! Кладите их на нос. Теперь отрубите конец ствола! Дайте сюда этот сухой прут. А бог с ней, с лодкой. Она теперь нам не нужна. Отдирай кожу снаружи! Видите, дерево под ней сухое! Быстро, как вы копаетесь…

– Что ты делаешь? – в ужасе вскричал Фрер, когда каторжник отодрал все сухое дерево и, сложив его кучкой, перенес к носу челна.

– Развожу костер. Смотрите! Фрер начал понимать.

– У меня осталось три спички, – сказал он, шаря дрожащими пальцами в кармане. – Я завернул их в листок из книги, чтобы они не отсырели.

Слово «книга» вызвало новый порыв вдохновения. Руфус Доуз схватил «Историю Англии», которая уже оказала им такую большую услугу, вырвал из середины самые сухие страницы и аккуратно подложил их под кучку щепок.

– Ну, давайте, осторожнее!

Спичка чиркнула и зажглась. Бумага, сперва упрямо поежившись, загорелась, и Фрер стал раздувать это маленькое пламя, после чего занялась и кора. Он бросал в костер все, что могло воспламениться. Затлели шкуры, и огромный столб черного дыма поднялся над морем.

– Сильвия! – воскликнул Руфус Доуз. – Сильвия, радость моя! Вы спасены!

Она открыла синие глаза, посмотрела на него, но, как видно, не узнала. Бред все еще владел ею, и в час спасения девочка не узнала того, кто ее спас. Потрясенный этим последним жестоким ударом судьбы, Руфус Доуз безмолвно сел на корму, держа на руках девочку. Фрер, разжигая огонь, радовался, что наступил долгожданный момент. Мать на грани смерти, а дочь без сознания – кто же засвидетельствует героический поступок ненавистного каторжника? Никто, кроме Мориса Фрера, а Морис Фрер как комендант колонии обязан предать «беглого» в руки правосудия.

Корабль, изменив курс, подходил к этому необычному костру, пылавшему среди океана. Вся передняя часть лодки горела как факел, и более часа не могла продержаться на воде. Горстка людей в ней оставалась неподвижной. Миссис Викерс лежала без сознания, не ведая о приближающейся помощи.

Корабль – это был бриг, шедший под американским флагом, – приблизился к ним на расстояние голоса. Фрер уже различал фигуры на палубе. Перейдя на корму, он грубо пнул Доуза сапогом.

– Иди вперед! – приказал он. – И дай мне девочку!

Руфус Доуз очнулся, поднял голову и, взглянув на приближающийся корабль, понял свой долг. С тихим смехом, полным невыразимой горечи, он переложил ношу, которую так нежно хранил, на руки лейтенанта, а сам подошел к горящему носу лодки.

Бриг был уже совсем близко. Его большие сумрачные паруса высоко вздымались, бросая тень на море. Мокрые палубы блестели в лучах утреннего солнца. Любопытные бородатые лица с удивлением глядели с его бортов на горящую лодку и людей, изнемогших в борьбе со смертью в этом пустынном и бурном океане.

Фрер с Сильвией на руках ждал брига.