"Прзрачные вещи" - читать интересную книгу автора (Набоков Владимир Владимирович)

10

Кое-что он все же предпринял, при всем уважительной неодобрении к собственной персоне. Он послал ей письмо из почтенного версекского "Паласа", где ему предстояло через пару минут сойтись за коктейлем с самым ценимым из наших авторов, лучшая книга которого Вам не понравилась. Нельзя ли мне навестить Вас, скажем, в среду, четвертого. Потому что я к этому времени как раз буду в отеле "Аскот" в Вашем Витте, где, говорят, даже летом можно отлично покататься на лыжах. С другой стороны, главная цель моего пребывания здесь – выяснить, когда старый мошенник закончит теперешнюю книгу. Странно вспомнить, как волновался я только позавчера, предвкушая возможность наконец-то увидеть великого человека во плоти.

Плоти оказалось даже поболее, чем ожидал, исходя из недавних снимков, наш Персон. Пока он сквозь окно вестибюля вглядывался в R., выползающего из машины, ни горны гордыни, ни вопли восторга не сотрясали его нервной системы, ныне полностью занятой голоногой девушкой в пронизанном солнцем вагоне. И все же зрелище R. являл собой величавое: – красавец шофер поддерживал тучного старика с одного боку, чернобородый секретарь подпирал с другого, а на ступенях крыльца чета отельных chasseurs[17] изображала участливые порывы. Скрытый в Персоне репортер отметил, что на мистере R. бархатисто-шоколадные теннисные туфли, лимонная рубашка с сиреневым шейным платком и помятый серый пиджак, как будто лишенный особых примет, – по крайней мере на взгляд рядового американца. Привет, Персон! Они расположились в холле при баре.

Иллюзорный характер события в целом обогащался видом и речами двух персонажей. Этот монументальный мужчина в глинистом гриме и с притворной улыбкой, казалось, разыгрывал на пару с украшенным бандитской бородкой мистером Тамвортом, косной рукой написанную сцену, потешая ею незримую публику, от которой Персон, бутафорское чучело, все отворачивался, словно его вместе с креслом передвигала затаившаяся Шерлокова экономка, – как бы он ни садился и куда бы не взглядывал в ходе этой недолгой, но пьяноватой беседы. В сущности, все казалось подделкой, паноптикумом в сравнении с подлинностью Арманды, чей облик, напечатленный в очах его души, просвечивал сквозь представление на самых различных уровнях – порой кверху ногами, порой на манящей обочине поля зрения, – но постоянно присутствующий, постоянно, пронзительный и правдивый. Пустые слова, которыми он и она обменялись, ослепляли пламенем истинности в сравнении с натужным гоготком в плохо подделанном баре.

"Ну что же, вид у вас прямо цветущий", – сказал с оживленной лживостью Хью, вслед за тем, как заказали напитки.

Барон R. имел бледное, грубой лепки лицо, бугристый нос с раздутыми порами, воинственные косматые брови, бестрепетный взгляд и бульдожий рот, полный плохих зубов. Скверноватая изобретательность, столь явственная в его сочинениях, проявлялась и в заранее подготовленных кусках его речи, – к примеру, когда он, как сейчас, говорил, что, имея вид отнюдь не "цветущий", он прямо-таки чует, как его все больше поражает ползучее сходство с фильмовой звездой по фамилии Рубенсон, игравшей когда-то старых гангстеров в фильмах, снимавшихся во Флориде; на самом деле такого актера и вовсе не существовало.

"Во всяком случае – как ваши дела?" – спросил, справясь с ощущеньем неловкости, Хью.

"Говоря как нельзя короче, – отвечал мистер R. (имевший пренеприятное обыкновение не только прибегать к избитым клише в своем подпорченном тяжким акцентом, якобы разговорном английском, но к тому же еще их калечить), – мне, понимаешь ли, всю зиму неможилось. Печень, понимаешь, что-то такое затаила против меня."

Он основательно отхлебнул из стакана виски и, ополаскивая им рот, чего Персону никогда еще видеть не приходилось, очень медленно опустил стакан на низенький столик. Затем, вслушиваясь, проглотил и перешел на вторую из своих английских манер – на велеречивый слог самых памятных его персонажей:

"Бессонница и сестрица ее, Никтурия, конечно, порядком меня изнурили, но в остальном я крепок, как пласт почтовых марок. По-моему, ты еще не знаком с мистером Тамвортом. Персон, произносится "Парсон", – и Тамворт: от английской породы пятнистой свиньи."

"Нет, – сказал Хью,– фамилия произошла не от "Парсон", скорее от "Петерсон".

"О'кей, сынок. Ну, как там Фил?"

Они коротко обсудили мощь, проницательность и обаяние издателя R.

"Не считая только того, что он норовит заставить меня писать не те книги. Ему нужен... – и он заговорил стесненным горловым голоском, перечисляя заглавия романов своего соперника, также издаваемого Филом, – ему нужен "Мальчик для развлечений", хотя сгодится и "Щуплая шлюшка", а все что я могу ему предложить – это не "Фигли-мигли", но первый и самый унылый том моих "Фигуральностей"."

"Уверяю вас, что он с огромным нетерпением ожидает рукописи. Кстати..."

Вот уж действительно "кстати"! Надо думать, в риторике существует особый термин для этого рода алогических поворотов. Неповторяемый вид, мельком, сквозь черную ткань. Кстати, я помешаюсь, если она не станет моей.

"…Кстати, я вчера познакомился с девушкой, которая встречалась на днях с вашей падчерицей."

"Бывшей, – уточнил мистер R. – Бог знает, сколько не виделись, надеюсь, и не придется. Того же пойла, сынок" (это бармену).

"Довольно занятный случай. Сидит напротив девушка и читает..."

"Прошу прощения", – ласково сказал секретарь, и сложив второпях нацарапанную записку, протянул ее Хью.

"Мистеру R. неприятно любое упоминание о мисс Мур и ее матери."

И я его не виню. Но куда подевался такт, прославивший Хью? Легкомысленный Хью отличнейшим образом знал положение в целом, его просветил Фил, – не Джулия, девушка хоть и не целомудренная, но скромная.

Эта часть просвечивания выйдет у нас скучноватой, но мы обязаны завершить настоящий отчет.

В один прекрасный день мистер R. с помощью наемного соглядатая установил, что у его жены Мэрион роман с Христианом Пайнзом, сыном известного в мире кино человека, ставившего картину "Золотистые окна" (шатко основанную на одном из лучших романов нашего автора). Мистера R. это весьма устраивало, поскольку он напропалую ухаживал за Джулией Мур, своей восемнадцатилетней падчерицей, и теперь у него зародились планы на будущее, вполне достойные сентиментального сладострастника, коего еще не насытили три или четыре супружества. Впрочем, он очень скоро узнал от того же сыщика, в настоящее время умирающего в горячей и грязной больнице на Формозе (остров), что молодой Пайнз, приятный плейбой с лягушачьей физиономией (тоже скоро умрет), состоял в любовниках и у мамочки, и у дочки, которых он целых два лета обслуживал в Кавалерии (штат Калифорния). В итоге расставание оказалось полней и болезненней, чем рассчитывал R. И надо же было нашему Персону в самый разгар этой истории на свой непритязательный и неприметный манер (он, впрочем, ростом на полвершка превосходил статного R.) втиснуться с уголка в переполненный холст.