"Тропик ночи" - читать интересную книгу автора (Грубер Майкл)

Глава восьмая

12 сентября, Лагос

Десмонд Грир и остальные вернулись. Мне нравится Десмонд. В прошлом ребенок из гетто, ужасная семья, жизнь, по существу, на улице; ныне он невозмутимо-спокойный человек чисто академического склада. На обычном для таких подростков пути к наркотикам и преступлению он однажды в воскресенье заскочил в Музей Филда, чтобы укрыться от холода, и случайно натолкнулся на Ндеки Мфвезе, крупнейшего африканского африканиста своего поколения. Дес видит угольно-черного парня в развевающемся одеянии и феске, плавно вышагивающего по коридору, и следует за ним, как вонючая крыса за крысоловом из Гамельна[40] (так он сам это определил). Мфвезе подружился с ним, а дальнейшее — это уже долгая история. Десмонд знает о космогонии и религии йоруба больше, чем сами йоруба, инициирован в культ шанго,[41] усыновлен кланом Огунфидитими. Он очень ласков со мной, как будто знает, что со мной произошло во время последней попытки заняться полевыми исследованиями, — это странно, потому что я и сама этого толком не знаю. Он знаком с М., хотя… говорил ли он с ним обо мне? М., прирожденный антрополог, талантливый «ныряльщик», способный погрузиться глубоко и выбраться потом на поверхность. Откуда он родом? Лишился корней? М. родом еврей, изгнанник с детства, впитавший французскую культуру. Семья его была уничтожена нацистами. Дес — это черный человек по преимуществу белой профессии.

У. холоден с ним, но я не понимаю почему. Эдипов комплекс? Зависть к подлинному происхождению Деса из гетто? Позже, у себя в комнате, мы немного поцапались.

Остальные члены группы вполне привлекательны. Коулман Литтел и Кэрол Вашингтон — студенты старшего курса, ученики Деса; Годвин Адеподжин, нигерийский студень-старшекурсник, писал дипломную работу в Штатах, в Мэдисоне, и вернулся на родину для работы над диссертацией о танцах в ритуальных масках в регионе Кету.

Дес меня не торопит, так как мой йоруба еще далек от совершенства, не говоря уже об изучении диалектов Эгбадо и культового центра Геледе. Годвин помогает мне в этом, так как его интересы связаны с тем же ареалом в Нигерии и Бенине. Я в свою очередь обучаю его французскому, так как в Бенине, где и расположен округ Кету, говорят на французском. Дес считает, что Геледе для меня самое подходящее место, там преобладает женский демонический культ, а их немного в Африке.

Много работы в связи с подготовкой экспедиции. В этом мне помогает Ола Соронму, некто вроде мажордома в отеле, наш полуофициальный связной с местными чиновниками и посредник в торговых сделках. Миссис Бэсси не видит в этом особой пользы, что соответствует и моему общему мнению, и намекает на то, что он был связан с милитаристским режимом. Называет его человеком низким и ненадежным.

Ола решает вместе со мной проблему доставки снаряжения — многочисленные ящики с ноутбуками, записывающей и видеоаппаратурой, генераторами постоянного тока фирмы «Хонда», устройства для использования солнечной энергии, прочее оборудование и запчасти. Большая часть покупается на средства Фонда Доу, поэтому именно меня избрали в качестве представителя по отбору этих приобретений. Ола скользкий как уж, техника хрупкая, видеоаппаратура очень сложная, и будто бы у местных властей она вызывает подозрения — не пахнет ли тут политикой… Еще одна версия: нам заявляют, что мы, вероятно, собираемся снимать порнофильмы. О да, это и в самом деле непростая проблема: европейцы приезжают сюда, покупают девочек и маленьких мальчиков, а потом штампуют ужасающее видео. Ложь настолько вопиющая, что я не убеждена, верит ли сам Ола тому, что говорит. Кто хочет получить взятку? Полковник Алуф Муса, он контролирует воздушные перевозки, он контрабандист и вымогатель.

Но полковник Муса — человек дела, замечает Ола. Это не мелкая сошка, понимаете, в правительстве у него много друзей, это правда, Джейн, правда. Это серьезно. Надо в машину. Пришел и У. Мы отправляемся в аэропорт. Ола и У. теперь наилучшие друзья. Ола где-то раздобыл один из поэтических сборников У., время от времени цитирует что-нибудь оттуда, прокладывая себе путь к сердцу моего мужа. Это хорошо, что У. приобрел приятеля, ибо, мне кажется, он несколько сбит с толку Африкой. Не думаю, что он ожидал этого. Я попыталась поговорить с ним прошедшей ночью, после того как он был слишком молчалив за обедом и мрачен потом, что ему в принципе не свойственно. В Нью-Йорке он всегда был душой общества.

Дом правительства на острове Лагос, охраняемый испуганными на вид вооруженными юнцами в зеленой униформе. Ола нервничает, что-то быстро говорит насчет того, что бывал здесь и раньше, но я его не слушаю, хоть это, может, и глупо, а просто вхожу в офис полковника Мусы. Кондиционеры, дорогая мебель, пальмовые циновки на стенах. Я говорю, что мне нужно видеть полковника. Полковник толстый и увешанный медалями, очевидно, за исполнение служебного долга — доблестные убийства беспомощных граждан. Откинувшись в большом кожаном кресле, он чистит ногти ножиком из слоновой кости, предназначенным для распечатывания писем. Законченный образ бездельника. У. стоило бы ввести этого типа в свои записки. Полковник заявляет, что наше снаряжение задержано из-за необходимости судебного разбирательства. Несет абсурд по поводу изготовления порнографии, которую правительство строго преследует.

Не давая себе труда возражать по поводу этой чуши, требую разрешения осмотреть снаряжение на складе. Полковник отказывает. Ясно как день, что он хотел получить более крупную взятку. Ублюдок задержал погрузку снаряжения и, возможно, уже его продал. Я обвиняю его в этом, он начинает орать, грозит кулаком, утверждая, что я оскорбила честь нигерийской армии, это серьезное преступление, за него полагается тюрьма. Я говорю, только попробуй, гад. Он начинает орать на языке, который я не понимаю, скорее всего, это хауса. Входят четыре солдата, выталкивают нас за дверь и выпроваживают на улицу. В потасовке получены ушибы, красивый костюм Олы тоже пострадал: на коленке дыра, лацканы оборваны. У., как ни странно, находится в радостном возбуждении, уверяет, что я устроила ту еще сцену! Я пинаю его в лодыжку, сажусь в машину и пребываю в полном молчании до тех пор, пока мы не подъезжаем к зданию главного почтамта. Прошу остановить машину и выхожу, чтобы позвонить отцу.

Он очень подавлен положением дел в фонде, который уходит из рук семьи Доу, но мысль о том, что его разграбят, отцу невыносима. Я рассказала о происшедшем, отец сообщил, что позвонит Хэнку и дяде Биллу и они уладят дело.

Когда я вернулась в машину, У. спросил меня, дозвонилась ли я отцу. Я коротко ответила, что да, дозвонилась. У. отпустил несколько шуточек. К чему это?

Вернувшись в Ябу, я сразу поднялась к себе в комнату в полном упадке сил, а Ола Соронму и У. отправились чего-нибудь выпить. Когда У. вернулся, я была с ним очень холодна. Он опьянел, изображал невероятное обаяние, точь-в-точь как перед мамой в Сайоннете. Маме нравится общение с обаяшками под хмельком, а мы с папой на таких не реагируем. Но мамы в Лагосе нет, а мне его обаяние нравилось чем дальше, тем меньше. У. старался быть легкомысленным и сексуальным. Заявил, что хороший секс очистит воздух. Это была последняя капля в чаше моего терпения, и я заорала на него что было сил. Как смеет он намекать, будто тот, кто хочет добиться возвращения нашего снаряжения от продажного жулика, представителя режима, который убил и замучил больше чернокожих людей, чем ку-клукс-клан за все время своего существования, расист? Как смеет забывать о том, что тот же Муса обкрадывал местных жителей, в то время как мы дарим это оборудование нищему, голодному университету?

У. не остался в долгу и заявил, будто я не могу понять эту страну, потому что у меня белая кожа, якобы я привожу в смятение Олу своими неоколониалистскими принципами. И как смею я проводить по отношению к чернокожим дискредитированную политику европоцентризма?

Тогда в ход пошли весомые аргументы. Я запустила в него кувшином для воды, тазиком, настольной лампой, будильником и экземпляром «Йоруба в Юго-Западной Нигерии» У.Р.Баскома с воплем: «Кто ты такой, черт побери, и что ты сделал с моим мужем?» До сих пор я никогда ничем не швырялась и потому ни разу не попала в цель, только будильник разбился.

После чего я повалилась на кровать и разревелась — ни дать ни взять Скарлетт О'Хара,[42] черти бы ее унесли, персонаж, в которого У. меня превратил.

Мимо проходил Грир, и я позволила ему зайти. Я рассказала ему всю эту проклятую историю, и он был склонен дать мне несколько мудрых отеческих советов, спросил только, считаю ли я, что нам вернут наше снаряжение. Я сказала, что папа должен обратиться к моему дяде Биллу, вице-президенту Международного банка, и к Хэнку Шорру, своему старому партнеру в торговле, ныне главному финансовому администратору «Эксон», и те, видимо, сделают несколько нужных звонков. Я сказала, если мы после этого не получим своего снаряжения, то неоколониализм — полная чепуха, в чем мы можем письменно заверить его создателей. Он рассмеялся. Потом сказал, что сталкивался с этим раньше. Чернокожий американец приезжает в Африку со всей помпой: он вернулся домой, в дорогую его сердцу утраченную Гвинею. И тут он обнаруживает, что нет для него света в окошке. Люди смотрят на него и не замечают его черной кожи, которая определяла всю его жизнь. Они видят американца, у которого больше денег, чем снилось им в самых безумных снах, такого же, как все американцы. Но ведь я черный, говорит им парень, а они просто смотрят на него. И тогда до него доходит, что в Африке нет черных народов. У нас есть йоруба, хауса, ибо, фулани, га, фон, мандинка, догон и тофину и еще пара сотен других, но нет черных народов, за исключением, быть может, тех районов, где существуют значительные общности белых, как, например, в Южной Африке. Слушай, парень, ты желаешь отыскать корни? С Богом, но не жди, что тебя признают. Гвинеи нет, она ушла, и негритюд[43] тебе не поможет. Америка — твое государство, небеса — твое предназначение, а все прочее вздор. Так что игры вашего мужа выглядят для других забавой, не более, и боюсь, что его ждет разочарование.

Он сказал, что поговорит с У., я поблагодарила. Он взял в пальцы прядь моих волос, заправил ее мне за ухо и заметил: «Знаете, а ведь женщин с такими волосами, как у вас, продавали на рынке рабов в Алжире таким, как я».

Я сказала: «Да, были денечки», и мы оба рассмеялись.

14 сентября, Лагос

Сегодня во второй половине дня к нашему отелю подъехал большой военный грузовик, и солдаты выгрузили все наше снаряжение. Некоторые коробки были открыты, и оборудованием явно пользовались. У одного из компьютеров треснул монитор, а на его диск записано сто мегабайтов омерзительной порнографии.

Заметив У., взирающего на происходящее из окна вместе с Олой, я спросила, не хочет ли он помочь перенести снаряжение с улицы в дом. Он бросил на меня странный взгляд и отошел от окна. Возможно, он разочарован тем, что нам все-таки вернули снаряжение?