"Крылом к крылу" - читать интересную книгу автора (Андреев Сергей Павлович)

Горячие денечки

Февраль 1943 года. После могучих ударов советских войск на Волге и на Кавказе оборона гитлеровцев затрещала по всем швам от моря и до моря. Тысячекилометровый фронт пришел в движение. Все чаще и чаще ловили мы по радио истерические вопли гитлеровских агитаторов о лютых морозах в России (хотя эти морозы были далеко не такие лютые), о необходимости выравнивать фронт по соображениям стратегического порядка, изобретенным «гением» гитлеровского генерального штаба.

— Опять выравнивают, — улыбаясь, докладывал мне начальник оперативного отдела по утрам, протягивая очередную сводку информбюро и сведения о результатах авиаразведки.

— Что ж поделаешь, поневоле будешь выравнивать, когда в шею гонят, — смеялся я в ответ и принимался за изучение обстановки.

Сведения, которые мы получали в те дни от наших разведчиков, были утешительными. Враг отступал на многих направлениях. В феврале он начал отходить и на нашем участке фронта.

Вернувшись однажды с выполнения боевого задания, лучший дивизионный разведчик младший лейтенант Анисимов доложил, что видел на дорогах, ведущих к фронту, большие колонны машин. Отважный пилот пролетел над некоторыми из них на бреющем полете, чтобы уточнить, какие идут машины — пустые или груженые. На автомобилях, идущих в тыл противника, кузова и прицепы были наполнены разным добром. Сомнения кончились — враг отходил, увозя с собой награбленное имущество советских людей.

Сообщение разведчика было настолько ошеломительно, что мы не сразу поверили в точность его наблюдений. Но сделанные офицером снимки говорили, что это именно так.

На рассвете следующего дня дивизия получила приказ из штаба воздушной армии поднять самолеты в воздух и помешать планомерному отступлению гитлеровцев, помогая тем самым наземным войскам развивать наступление на нашем участке фронта.

Днем в дивизию прилетел на своем штабном самолете командующий 1-й воздушной армией генерал-лейтенант Сергей Александрович Худяков.

Небольшого роста, живой, энергичный, с блестящими карими глазами, он умел с первой же минуты знакомства очаровать человека, вселить в него уверенность в своих силах, вдохновить на подвиг. Недаром в армии, которой он командовал, в мужественных и храбрых людях никогда не было недостатка.

— Ну как, орлы, — приветствовал он пилотов, как только замолк гул пропеллера его «лимузина» «ПО-2», — топают, значит, гитлеровцы по зимним дорожкам, не солоно хлебавши. Проводить их надо, как полагается хорошим хозяевам, на прощанье гостинцами — бомбочкой, бомбочкой, чтобы знали, как непрошеными в чужой дом влезать. Поддать коленом, чтобы навек помнили! — и он сделал энергичное движение ногой, как бы поддавая под зад невидимому противнику.

Летчики захохотали.

— За нами остановки не будет, товарищ командующий.

— Что ж, тогда начнем, — заключил генерал этот импровизированный митинг. — Пошли в штаб получать обстановку.

Наступили горячие денечки. Все это время аэродромы жили полнокровной боевой жизнью. Каждый день с утра экипажи поднимались то в синее, то в серое небо (в зависимости от погоды) и скрывались на западе. Через некоторое время они возвращались, быстро заруливали самолеты в укрытие. Здесь техники быстро заправляли машины горючим и подвешивали в бомболюки очередную порцию смертоносного металла. После этого экипажи снова взмывали и шли на бомбежку. И так весь день, с утра до вечера. Летчики не жалели себя, не давая ни минуты покоя врагу.

Эти дни приносили нам радость побед и острую горечь утраты друзей. Многие из лучших летчиков не вернулись тогда на свои аэродромы. Одни из них пали смертью героев в воздушной схватке с врагом, другим пришлось опуститься на территории, занятой гитлеровцами, и там после долгих скитаний примкнуть к партизанским отрядам. И лишь одиночки, счастливчики, пробирались через линию фронта и возвращались в часть.

В один из февральских дней мне сообщили, что с боевого задания не вернулся флагманский самолет моего заместителя Героя Советского Союза подполковника Михаила Ивановича Мартынова. Подполковник вылетел с полевого аэродрома одного из полков дивизии. С ним были штурман майор Григорий Иванович Армашов и стрелок-радист старшина Иванов.

Это сообщение ошеломило всех нас. Мы хорошо знали этих людей, и никому не хотелось верить в то, что они могли погибнуть. Прошел день, второй, третий. Наши радисты усиленно ловили немецкие радиостанции, надеясь — авось гитлеровцы похвастаются тем, что сбили советский бомбардировщик. Обычно они трезвонили о своих победах в воздухе на весь свет. Но на этот раз враг молчал, и мы терялись в догадках, что бы могло случиться с нашими летчиками.

Но вот на седьмой день, когда все надежды на возвращение товарищей были потеряны, из штаба армии наземных войск сообщили, что в одном из полков находятся Мартынов и штурман. За летчиками были немедленно посланы два самолета из звена управления дивизии. Через полтора часа лейтенанты Кочемасов и Мартышин доставили пропавших к нам, в Кондрово.

Мы так и ахнули, когда наши товарищи вошли в хату, где располагался штаб. Обмороженные, обожженные, опухшие от голода, они казались выходцами с того света. Особенно страшен был Армашов. Бледный, заросший густой бородой, с впавшими глубоко глазами.

Через несколько минут хата была битком набита людьми. Каждому хотелось увидеть товарищей живыми и невредимыми. Узнать, как им удалось вырваться из лап смерти. К чертям полетела строгая субординация. Моя комната превратилась в клуб. Все, о чем рассказал в этот вечер Мартынов, сидя на моей койке, было так героично, так раскрывало характер русского человека, его мужество и героизм, что я постараюсь рассказать о том, что случилось, так же подробно, как услышал сам.

В тот день флагманский самолет соединения, пилотируемый Мартыновым, взлетев последним с аэродрома, занял место в строю замыкающей девятки полка. В бортовом журнале флагмана появилась запись: «Сбор полков вдоль линейного ориентира, идущего от аэродрома к линии фронта, прошел быстро и четко».

Грозные воздушные корабли плыли под самой кромкой серых слоистых облаков. Мартынов и Армашов внимательно контролировали точность полета полков к цели.

Бомбардировщики набирали высоту. Под крыльями самолетов лежала опаленная войной Брянщина. Медленно уплывали назад широкие лесные массивы, заснеженные поляны с прижавшимися к лесу поселками. Вот и безлюдная полоса переднего края — зигзаги траншей и проволочных заграждений, бугорки дзотов. И, наконец, земля, занятая врагом.

Колонну бомбардировщиков гитлеровцы встретили сильным зенитным огнем. Но пока что потерь не было. Оставалось несколько секунд до начала бомбометания. Армашов включил фотоаппарат, чтобы сфотографировать результаты бомбежки.

Цель накрыта. Штурман головной девятки донес по радио на КП соединения, что бомбовой удар нанесен точно и своевременно.

В тот день я дважды просил штаб воздушной армии выделить истребители для непосредственного прикрытия, но получил приказ — вылетать, с объяснением, что будет прикрыт район наших боевых действий. Мы знали, что истребителей не хватало. Пользуясь тем, что непосредственного прикрытия не было, «мессершмитты» на большой скорости атаковали девятку советских бомбардировщиков.

В это время Мартынов пикировал на цель. Бомбы со свистом полетели вниз. Сбрасывая бомбовый груз, экипаж не смог оказать отпора, и тройка вражеских истребителей подожгла самолет.

Машина вспыхнула, но Мартынов все же решил дотянуть до своих. Он выровнял самолет и повел его на восток. Однако высота неумолимо падала. А пламя разгоралось. Все попытки летчика сбить его не увенчались успехом. Но передний край уже недалеко. Еще немного, и он сядет к своим. В последнее мгновенье самолет, как бы споткнувшись о кочку, вздрогнул и пошел вниз. Летчик успел только поставить под удар крыло, чтобы смягчить падение горящей машины на землю.

Очнувшись, Мартынов осмотрелся. Над головой, совсем низко, пронесся вражеский истребитель. Сноп пуль… Мимо!

— А радист молодец, — услышал летчик голос Армашова, — успел-таки выпрыгнуть. Где-то он теперь?

Забегая вперед, скажем, что выпрыгнувший с парашютом стрелок-радист Иванов три дня скитался по лесам. Голодный и замерзший, он пришел в деревню. Здесь его схватили фашисты и отправили в лагерь для военнопленных.

Четыре месяца просидел старшина в лагере, а когда его перевозили в Бобруйск, по дороге убежал из эшелона и попал к белорусским партизанам. С их помощью он вернулся в свою часть.

Очутившись на земле, Мартынов перевязал штурмана. Затем летчики сожгли парашюты и поспешили уйти поглубже в лес.

Пройдя километра два, они уселись и стали подсчитывать «имущество». Запасы оказались не так велики. Два планшета с картами, два пистолета «ТТ» с двумя комплектами боеприпасов, пара компасов, карманный фонарь, коробка спичек и… четыре папиросы в портсигаре Мартынова. Это все. Бортовые пайки сгорели. Предстояла невеселая, голодная жизнь.

Несмотря на, казалось бы, безвыходную обстановку, летчики не потеряли бодрости.

— Будем пробиваться к своим, — решили они, — плен не для нас, коммунистов! — и оба зашагали дальше.

Небо роняло легкие пушинки снега. Подгоняемые ветром, они падали на мокрые от пота лица летчиков. Вскоре офицеры вышли к протоптанной тропке.

Армашов предложил уходить по тропе, чтобы окончательно замести следы. Прошли метров двести. Потом увидели, что тропинка резко сворачивает влево. Остановились. Стали прислушиваться. В это время за поворотом послышались крики, прострекотала автоматная очередь. Летчики шарахнулись в сторону и укрылись за толстыми стволами деревьев.

Через несколько минут мимо них, по тропинке, тяжело дыша, пробежали пять гитлеровцев. Они направлялись в сторону горящего самолета. Но вот они скрылись за деревьями, и все затихло.

Посовещавшись, летчики решили пока остаться в ельнике, а ночью двинуться по компасу в тыл врага. Было выработано два варианта. Первый — пробраться к партизанам в Брянские леса, что при чрезвычайно легком пищевом рационе офицеров было делом нелегким. Кроме того, впереди лежала открытая местность. Здесь их мог заметить противник.

Второй вариант был лучше — пройти через линию фронта в районе западнее Думиничи, где, по предположению Мартынова, оборона противника в густом лесу была несплошная. Утвердили второй вариант и стали готовиться к переходу.

Но вот на тропе снова показались фашистские автоматчики. Возвращаясь от самолета, они шли медленно, держа наготове автоматы. Не останавливаясь, солдаты прошагали мимо… Летчики вздохнули… Пролесло!

К ночи разыгралась метель. Лес дымился от снежной пыли. Колючие снежинки врезались в лицо. Где-то вдалеке, то справа, то слева, слышились глухие разрывы снарядов и мин. Трескотня пулеметов. Летчики шли по компасу. Впереди поляна — полкилометра открытого места. Легли и поползли по-пластунски. Помогли сумерки.

Часа через два Мартынов с Армашовым доползли до перелеска и зарылись под кустами в снег.

Почти всю ночь летчики не сомкнули глаз, лежа в своем ненадежном укрытии. Пролежали они здесь и весь следующий день. Голод сильно давал себя чувствовать. С наступлением темноты офицеры подтянули ремни и снова пустились в путь. Долго брели они по сугробам, пробиваясь сквозь пургу. В темноте чуть не натолкнулись на вражеского часового. Хорошо, что он услышал шорох и заорал: «Хальт!»

Летчики замерли на месте и выхватили пистолеты. Но часовой, не видя никого, успокоился и снова стал шагать вокруг землянки. Когда он скрылся за поворотом, Мартынов тихо прошептал Армашову:

— При втором заходе часового за землянку немедленно уходим.

Немец, обогнув землянку, снова появился перед глазами летчиков, а потом опять скрылся за землянку. Не теряя ни минуты, офицеры стали осторожно отползать в сторону. Оказавшись за елками, они, пригибаясь, побежали в лес. По дороге натолкнулись на телефонный провод. Со злости оборвали его — пусть теперь фашисты поговорят!

Прошел час, и летчики, пробираясь по лесу, снова услышали немецкий разговор. Кругом был враг. Снова пришлось маскироваться в снегу. В этот раз зарылись под поваленной сосной и забросали себя валежником и снегом. Пролежали еще сутки. Выдержали вместе с гитлеровцами бомбежку наших штурмовиков. Бомбили здорово. Зенитная батарея противника была полностью уничтожена.

С наступлением новых сумерек Мартынов с Армашовым зашагали дальше. Голодные, измученные, они продолжали упорно продвигаться вперед.

После полуночи снова загудела февральская пурга. Казалось, нечеловеческие усилия двух храбрецов затрачены даром: им не справиться с разбушевавшейся стихией. Но люди шли наперекор стихии.

На рассвете они натолкнулись на заброшенную землянку. По всем приметам она давно была забыта гитлеровцами. Но все же, на всякий случай, летчики, забравшись в нее, набросали на себя разной рухляди. В эти сутки они спали по очереди нервным, но крепким сном.

Наступил еще один вечер. Честно разделив пополам третью папиросу, Мартынов и Армашов закурили. Нужно идти дальше. К рассвету пятого дня они были уже совсем близко от переднего края. Километрах в трех от них, по ту сторону болота и мелколесья, шел ожесточенный бой. Летчики видели, как четко работают наши «катюши», как метко посылают свои снаряды советские артиллеристы. Однако и здесь им не удалось перебраться к своим. Пошли дальше.

Шестые сутки в пути. Поздним вечером они пробрались к болоту. Наступила седьмая ночь.

Шел снег с моросящим дождем. Наши артиллеристы вели по противнику непрерывный огонь. Снаряды стали рваться недалеко от летчиков. Друзья упали на дно траншеи и сидели в ней до тех пор, пока не прекратилась стрельба.

Ночь. Дождь. Нудный, холодный… Фашисты изредка ведут редкий огонь. То здесь, то там взвиваются в небо ракеты. Два измученных человека ползут между двумя проволочными заграждениями. Здесь ничья земля — нейтральная полоса. Вот берег реки. Осторожно ползут два офицера по льду. Вот свои заграждения. Оба начинают разговаривать громко, чтобы наблюдатели в наших траншеях услышали русскую речь и не обстреляли.

Посидев немного, оба поднялись и побежали к своим заграждениям. Здесь их остановили пехотинцы. Комбат широко раскрыл глаза, когда солдаты привели ему двух летчиков.

— Вы что, на крыльях через мины перелетели!

Но летчики ничего не ответили: они смертельно устали.

Через час их обоих доставили в штаб стрелкового полка, а потом на самолете сюда, к нам.