"У самого Черного моря. Книга III" - читать интересную книгу автора (Авдеев Михаил Васильевич)

Впереди — Севастополь!

Работы у нас стало, действительно, «невпроворот».

Посадка — осмотр самолета — заправка горючим — и снова в воздух.

Стволы самолетных пушек и пулеметов не успевали остывать. Но люди не жаловались. Наоборот — они рвались в бой. Ведь впереди был Севастополь!..

18 апреля 1944 года. На всех зданиях служб — свежие, еще пахнущие типографской краской листовки:

«Товарищи гвардейцы! Мы 250 дней героически отстаивали наш родной Севастополь, мужественно отражали жестокие атаки врага. Так не пожалеем крови и жизни своей сейчас, когда настал час его освобождения от гитлеровских захватчиков.

Все свои силы, знания, отвагу — на разгром врага, на изгнание его с пределов нашей советской земли!»

Вечером у самолетов, у зданий служб собрались группы людей. Я обхожу аэродром, прислушиваюсь к знакомым, взволнованным голосам.

Вот из темноты доносится чей-то голос, резкий, с хрипотцой, вот-вот сорвется. Узнаю — Рекуха, техник.

— …Так все это и получилось, ребята. Взяли немцы Евпаторию. А у меня там — отец, мать, жена. Какой-то негодяй донес: сын — в советской авиации. Жену и мать расстреляли. Рядом с домом.

— А отец?

— Отца тоже прошила очередь из автомата, только умер он не сразу, долго мучился…

Вхожу в круг людей. В глазах у них ненависть. Нет, не позавидуешь гитлеровским летчикам, которые встанут на их пути.

В центре другой группы — капитан Степан Войтенко. Он только что сбил над морем, недалеко от Севастополя, «Гамбург-138» — морской самолет с двенадцатью гитлеровцами.

— Степан Ефимович, а как лучше «гамбурги» атаковать?

— Особых отличий от обычной атаки нет. Только «гамбурги» нам встретятся не часто. — Молодые летчики Бундуков, Воронов, Голиков не отрывают глаз от рассказчика. — Ориентируйтесь на «мессеры» и «фоккеры». А с ними… — и начинается специфически «авиационный» разговор, где столько же значат слова, сколько и «говорят» руки.

Степан не скупится на жесты. В руках у него пачка папирос и спичечный коробок. Папиросы — «мессер». Спички — атакующий «як».

Разбираются все вариации воздушных атак, У Степана новичкам есть чему поучиться: на его личном счету — одиннадцать сбитых фашистских самолетов.

Зажигаются в небе крупные, по-южному яркие звезды. Но никто не ложится спать.

Молодежь окружила Гриба, Тарасова, Кологривова, Москаленко, Маслова, Феоктистова, Акулова — наших «старичков». Атакует их бесконечными «как», «для чего», «почему».

У самолетов — Буштрук, Глушков, Осыка, Юдин, Южин, Гриль, Кокин, Волков, Григорьев — наши замечательные авиаспециалисты, золотые руки полка.

— Почему спать не идете, полуночники?..

— Разве сегодня уснешь, товарищ командир. Ведь для Севастополя машины готовим!..

С грозным ревом проносятся «ильюшины» над передним краем немецкой обороны.

И вдруг в эфире раздается знакомый властный голос:

— «Илы»! Западнее высоты 400 в лощине четыре танка, скопление пехоты противника. Бейте по ним!

Ведущий и остальные летчики группы штурмовиков немедленно разворачиваются и неожиданно для врага обрушивают на него бомбы и снаряды. Летчики знают, что команду передавала станция наведения, — верный помощник штурмовика.

…Где-то в непосредственной близости от переднего края обороны, у проходной рации сидит офицер, зорко и внимательно следящий за всем, что происходит в воздухе. В его руках разведывательные данные о противнике, — о скоплениях пехоты, танков, о перемещениях огневых вражеских точек. В процессе боя противник маневрирует, перебрасывает живую силу и технику, маскируется, создает ложные позиции. Все эти сведения немедленно поступают на станцию наведения. Руководствуясь ими, офицер, сидящий у рации, нацеливает штурмовиков на эти объекты, предупреждая о появлении самолетов противника, подсказывая нужный маневр.

Вот обнаружено, что вражеские зенитки открыли огонь по нашим самолетам. И в эфире вновь раздается голос!

— Маневрируйте, маневрируйте! Куда отвалили? Ближе к своим, выходите на нашу территорию!..

Если зенитный огонь ослабевает и истребителей противника в воздухе нет, раздается команда:

— Заходите на второй круг с набором высоты. Дайте «эрликоны»!..

Группа «ильюшиных» направилась штурмовать вражеские позиции. Когда наши самолеты легли на боевой курс, с запада появилась большая группа немецких бомбардировщиков «Юнкерс-87». «Лапти», как называют их летчики за неубирающиеся в полете шасси, направились бомбить правый фланг наших войск. Штурмовики открыли пушечно-пулеметный огонь по немецким самолетам. Беспорядочно сбросив бомбы, «лапти» бреющим полетом с разворотом на 180 градусов ушли на запад.

Немецкие истребители Ме-109 находились в это время выше «юнкерсов». Пара «мессершмиттов» шла на одной высоте с нашей группой истребителей, прикрывавшей штурмовиков.

Неожиданно один ястребок с изображением орла на фюзеляже стремительно атаковал немца, приблизился к нему и дал три короткие очереди. С высоты 1500 метров «сто девятый» вертикально пошел вниз и врезался в воду.

Наблюдавшие за этим скоротечным боем пехотинцы-гвардейцы Героя Советского Союза гвардии подполковника Главацкого дружно аплодировали летчику.

Не скрою: мне приятно вспомнить этот эпизод. Тем более, что этим летчиком был я.

В эти горячие дни перед штурмом Севастополя бок о бок с нами дрались гвардейцы Ивана Степановича Любимова. Он стал уже командиром дивизии, в воздушном бою под Перекопом в 1941 году лишился ноги, но по-прежнему не раз сам водил в атаку свои Краснознаменные полки истребителей и лично сбивал фашистские самолеты. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Для одного из них — 11-го Гвардейского, 11 мая стало днем воистину знаменательным: летчики полка сбили трехсотый гитлеровский самолет и, как они говорили сами, «распечатали» четвертую сотню. И не мудрено: летчики-истребители сражались с фашистами отчаянно храбро. Нередко у них были и личные счеты с гитлеровцами. Однажды летчик этого полка Сергей Ульченко вышел из землянки мрачный, словно почерневший от горя. Повстречался с другом Татарским.

— Что с тобой? — озабоченно спросил его Борис.

— На — читай! — Сергей протянул ему письмо.

«Дорогой мой сыночек! — писала Ульченко мать из Днепропетровска. — Не знаю, как теперь мне и жить. Горе у нас огромное. Плакать уже не могу — все слезы выплакала. Ты знаешь, отец наш был в партизанах. На днях и получила письмо от его командира. Нет уже в живых нашего бати, сыночек. Погиб в бою. Отомсти, если можешь, этим бешеным собакам, залившим кровью нашу землю…»

Борис молча обнял Сергея, увел в блиндаж.

— В таких случаях не утешишь, — прорвалось вдруг зло у Татарского. — А сейчас попробуй, возьми себя в руки, Серега. Через час мы идем на Севастополь. Там кое с кем счеты сведем…

Они пошли на разведку. Ведущий — Борис Татарский, ведомый — Сергей Ульченко.

И вот внизу ослепительной синевой сверкнула Северная бухта Севастополя.

— Сергей, засекай зенитные батареи, — передал по радио Борис. — Попробуем немного снизиться.

Вот уже ясно различимы корабли на воде, сожженный остов Владимирского собора, Малахов курган. И вдруг по рации раздался тревожный голос Сергея:

— Борис! Сверху атакуют два «мессера»!

— Прикрывай! Примем бой!..

Все произошло мгновенно: атака, молнии очередей, вспышка на одном из «мессеров», крутой вираж расхождения.

Подбитый самолет сорвался в штопор, но на высоте около 1500 метров гитлеровцу удалось выровнять машину.

— Сергей! Он не добит! Прикрывай! — Татарский камнем рухнул с высоты на выходящего из боя фашиста.

Очередь, вторая, третья… «Мессер» круто вильнул вправо. Борис ударил из пушки — и кстати. Через секунду над гладью воды в районе Южной бухты взметнулся столб пены, смешанный с гарью и пламенем: Ме-109 пошел ко дну.

Татарский огляделся. Ведомого нигде не было видно. Борис резко бросил свой самолет в набор. И здесь увидел второго фашиста: «мессер» спасался бегством. Но где же Сергей?

Татарский в крутом вираже обошел Северную и Южную бухты.

По сердцу словно ножом полоснули: в балке за Южной догорал «як»…

Татарский не видел, что, когда он повторил атаку, второй Ме-109 бросился спасать своего ведущего, ловя в прицел «як» Бориса. На пути фашиста встал Сергей… Ведомый своей жизнью обеспечил победу.

«Какой это был летчик, какой друг! — горестно думал Борис, возвращаясь на аэродром. — И еще это письмо… Что будет с матерью Сергея, когда она узнает, что потеряла не только мужа, но и сына…»

Ни с кем не разговаривая, стиснув зубы, около часа лежал Борис на летном поле около своего самолета. Механик топтался около, не решаясь подойти к летчику. Сердцем чуял: произошло что-то непоправимое…

— Ну, погодите, гады! — сорвалось вдруг с побелевших губ Татарского.

Он поднялся с земли и решительно зашагал к КП.

А в это время далеко в море эскадрилья капитана Бориса Абарина участвовала в атаке каравана судов. «Яки» сопровождали бомбардировщиков, но пробиться к кораблям тем было почти невозможно: «мессеры» наседали со всех сторон, караван огрызался бешеным зенитным огнем.

Абарин видел, как Ме-109, внезапно вынырнув из облаков, ринулся к машине младшего лейтенанта Гейченко. Ведомый Гейченко Драпатый бросился на выручку. Кто выстрелил первым — Абарин не понял. Все сплелось в огненный клубок, в вихрь крутящихся самолетов. И вот Ме-109 с ревом идет уже к воде. Всплеск — и все кончено.

Но почему отваливает в сторону Гейченко?

— Ранен в правую руку, — услышал Борис по радио голос друга. — Иду на аэродром. «Мессера» сбил Драпатый… Молодец, выручил!

— Тяжело ранен? Дотянешь? — тревожно спросил Абарин.

— Дотяну, а ты смотри, смотри — слева к тебе два фашиста заходят.

Абарин и его ведомый Фефилов бросили машины в крутой вираж и вошли в атаку.

«Мессеры» не приняли боя, разошлись в стороны. Словно для того, чтобы пропустить Абарина к другой паре Ме-110, ожидавшей их чуть дальше. А здесь, чуть ниже их, из-за облаков вынырнул «Фокке-Вульф-190».

— Атакуй «мессера», — крикнул в микрофон Абарин Фефилову. — Я беру на себя «фоккера».

Их пушки ударили почти одновременно.

Горящий «фоккер» и Ме-110, сраженные нашими летчиками, рухнули в воду метрах в ста друг от друга.

В это время бомбардировщики прорвались наконец к кораблям. Взрыв — и огромный транспорт раскалывается пополам. Еще удар — тонет второй корабль…

«Красиво работают, черти!» — с удовольствием подумал Абарин, наблюдая за слаженными действиями бомбардировщиков. И вдруг две огненные трассы прошли рядом с мотором его «яка».

«Шляпа! — обругал себя Борис. — Зазевался». Разворот влево, резкий набор высоты, и летчик уже отлично видит своего врага.

«Идет в атаку! Лобовую, — определил Абарин. — Ну, что ж, давай, Ганс!»

Две машины стремительно сходились в смертельном поединке. Борис, поймав врага в прицел, первым ударил из всех огневых точек. «Мессер», завалившись набок, клюнул носом и вертикально пошел вниз.

Рядом со «своим» Борис увидел второй падающий в море Ме-110.

— А этот откуда?

— Товарищ командир, — в шлемофоне послышался голос лейтенанта Буцкого. — Докладываю. Сбил один «мессер». Протасов и Жуков уничтожили два Ме-110…

— Молодцы! Так держать!

— Есть, так держать!..

Бой уже кончался, и нужно было возвращаться домой. Но в тот день Абарину, видимо, действительно везло: на обратном пути он «носом к носу» встретился с Ю-52, идущим из Севастополя, и, не раздумывая, атаковал его.

С горящим левым мотором и пылающей плоскостью «юнкерс» пошел на снижение и вскоре врезался в воду.

С воздуха мы видели многое. События развертывались воистину грандиозные.

Развивая наступление, войска 4-го Украинского фронта при поддержке авиации 8-й воздушной армии 15 апреля вышли к Севастополю, где встретили упорное сопротивление противника. А 17 апреля Отдельная Приморская армия вырвалась непосредственно к Севастопольскому укрепленному району.

Потерпев поражение в северной и восточной частях Крыма, гитлеровское командование стремилось любой ценой удержать район Севастополя, куда оно отвело остатки своих войск. Для их усиления по воздуху и морем было переброшено около шести тысяч солдат и офицеров. Подступы к городу превратились в мощные узлы обороны. Особенно выделялась в этом отношении Сапун-гора. Ее опоясывали шесть ярусов сплошных траншей, прикрытых противотанковыми и противопехотными минными полями, а со стороны моря — и противолодочными заграждениями. Очень сильно были укреплены Макензиевы горы, Сахарная головка, Инкерман. Севастопольский плацдарм имел протяжение по фронту 29 километров, а в глубину — до семи.

Вражеские войска прикрывались мощной зенитной артиллерией. В воздушном пространстве над этой территорией противник мог создать трех-четырехслойный огонь.

5 мая войска 4-го Украинского фронта начали наступление на Севастопольский укрепленный район.

В этот день после артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление войска 2-й Гвардейской армии с целью отвлечения внимания и резервов противника от направления главного удара.

Бои с самого начала приняли ожесточенный характер.

В ночь на 5 мая, несмотря на сложные метеоусловия, части 8-й воздушной армии наносили удары по вражеским аэродромам, по судам в бухтах Севастопольского плацдарма и по войскам на поле боя в районе Мекензиевых гор, совершив 399 самолето-вылетов.

В эту же ночь в полосе наступления 2-й Гвардейской армии нанесли мощные удары 277 самолетов авиации дальнего действия. Они разрушали доты и дзоты, уничтожали артиллерию и живую силу противника в районе станции Макензиевы горы, в лесах юго-восточнее Любимовки. С воздуха дальние бомбардировщики прикрывали летчики нашего полка.

Здесь тоже приходилось работать со «связанными руками»: главным было не допустить «мессеров» до атакующих армад наших тяжелых машин.

5 мая авиация начала боевые действия в 8 часов 30 минут. Группы штурмовиков и бомбардировщиков наносили удары по артиллерии, минометам и живой силе противника. Причем за 10 минут до начала атаки 2 группы штурмовиков под прикрытием наших истребителей в составе 65 самолетов произвели налет на аэродром противника. Во второй половине дня штурмовики повторили удар по вражеским аэродромам.

Вот пошла в атаку пехота — и вновь по переднему краю оборонительной системы противника нанесли удар 72 штурмовика, прикрытые нашими «яками».

В течение всего дня штурмовики непрерывно находились над полем боя, подавляя огневые средства и живую силу противника.

Хватало работы и нам: наши «яки» непрерывно прикрывали сухопутные войска, штурмовую и бомбардировочную авиацию от атак противника, вели разведку.

В результате двухдневных боев войска 2-й гвардейской армии несколько продвинулись вперед. Эти действия ввели в заблуждение командование немецко-фашистских войск. Оно предполагало, что здесь наносится главный удар, и начало перебрасывать резервы на свой левый фланг. Этим были созданы благоприятные условия для наступления наших войск на главном направлении. В ночь на 7 мая перед наступлением войск 51-й и Приморской армий авиация дальнего действия и фронтовая авиация нанесли сокрушительный удар по обороне противника.

7 мая сухопутные войска перешли в наступление всеми силами фронта с целью решительного разгрома остатков немецко-фашистских войск в Крыму.

В этот день особенно упорные бои завязались на Сапун-горе и за высоту Сахарная головка.

В 10 часов 30 минут в момент начала атаки 18 Ил-2 в течение 15 минут штурмовали артиллерию на обратных скатах Сапун-горы, живую силу и огневые точки в траншеях. По этим же целям с 10 часов 45 минут до 11 часов 30 минут били три шестерки штурмовиков.

Наши ребята зорко следили за небом. Воздух, казалось, раскалывался от завываний моторов, грохота пушек и пулеметов, бесконечных команд: «Мессер справа!», «Прикрой, атакую!», «Восьмерка, сзади два худых!», «Выходим из атаки вверх, влево!»…

Да, в воздухе был настоящий ад. Но в этом аду нужно было сохранить ясность головы: не увлечься атакой, не дать сковать себя, не оторваться от штурмовиков и бомбардировщиков. Прикрытие их — вот главная задача. Ей должно быть подчинено все: каждый маневр, любая атака.

Вероятно, авиация поработала неплохо: пехота овладела высотой Пузырь и подошла к подножию Сапун-горы, ворвалась в нижний ярус траншей и выбила из них солдат противника. Но из второго яруса окопов гитлеровцы встретили нашу пехоту организованным огнем. Наступающие залегли.

В этот критический момент на поддержку войск были последовательно направлены три шестерки штурмовиков под командованием капитанов Степанщева, Анисимова и лейтенанта Козенкова. Радиостанции наведения работали четко, и штурмовики точно вели огонь по верхним траншеям на Сапун-горе.

Огонь гитлеровцев ослаб, и пехота снова бросилась на штурм Сапун-горы.

Такой мощной авиационной поддержки, как при штурме Сапун-горы, мне не доводилось видеть. Непрерывно рвались авиационные бомбы и снаряды, а самолеты все шли и шли волна за волной. Дым пеленой застилал склоны горы. Все, что могло гореть, горело. Казалось, ничего живого здесь не должно было остаться. Но только к исходу дня пал бастион немецкой обороны.

7 мая в 13 часов 30 минут на вершине Сапун-горы затрепетали красные флаги.

На другой день после взятия штурмом Сапун-горы в штаб 8-й воздушной армии на имя его командующего начали поступать отзывы о действиях авиации. Вот один из них:

«Прошу передать мою искреннюю благодарность летчикам Вашей армии за отличную поддержку с воздуха в боях от Сиваша-Каранки до Севастополя. Особо приношу благодарность за исключительную четкую и своевременную поддержку с воздуха бомбами, пушками и пулеметами.

Во время штурма Сапун-горы авиация поддерживала пехоту и артиллерию корпуса волей летчиков и силою моторов.

Командир 63-го стрелкового корпуса генерал-майор П. К. Кошевой».

Во втором отзыве говорилось:

«Действия авиации в интересах наземных войск Военный совет армии оценивает отлично».

Днем 8 мая войска 4-го Украинского фронта продолжали развивать наступление. Истребительная штурмовая и бомбардировочная авиация оказывали исключительно эффективную поддержку наступающим войскам, ведущим бои за овладение опорными пунктами Керань, высотой Кая-Баш, совхозом № 10. Одновременно авиация наносила удары по транспортам и кораблям в бухтах, а также по аэродромам, уничтожила скопления вражеских войск на марше.

С 6 часов 52 минут до 7 часов 42 минут три шестерки штурмовиков разгромили направляющуюся к фронту автоколонну с артиллерией и пехотой из 100 автомашин. Подготовлявшаяся контратака противника была сорвана.

В итоге боев к исходу 8 мая советские войска при поддержке авиации преодолели первую полосу обороны, а к 9.00 9 мая прорвали внутренний Севастопольский обвод и устремились к городу.

Авиация начала уничтожать отступающие войска противника на дорогах и в глубоких складках местности. Одновременно она наносила удары по вражеским узлам сопротивления на окраинах города. В 14 часов наши войска ворвались на окраины Севастополя и к 19 часам штурмом овладели им.

Остатки разбитых войск противника поспешно отступали на рубеж прикрытия.

Авиация уничтожала отходящие колонны и наносила удары по скоплениям войск и судам в бухтах Стрелецкая, Круглая, Камышовая, Казачья. После 8 мая немецкая авиация в Крыму фактически прекратила свое существование. Остатки этой авиации были полностью уничтожены на мысе Херсонес.

Основные силы авиации 8-й воздушной армии были переключены на уничтожение судов и кораблей на внешнем рейде и в море. Все севастопольские бухты были плотно «закупорены» нашей авиацией. Корабли противника не могли ни подходить к ним, ни выходить из них, а те, которым все же удавалось под покровом ночи вырваться из бухт, уничтожались в море авиацией и кораблями флота.

Возмездие шло! Оно было неотвратимо. Смерть ждала гитлеровцев повсюду — на земле, на море, в воздухе. Кровавые палачи несли жестокую расплату за все свои злодеяния.