"Праздник подсолнухов" - читать интересную книгу автора (Фудзивара Иори)

17

Словно издалека я услышал, как Харада обращается к Тасиро:

– Обстоятельства изменились. Ваши люди в плену. Прошу вас спуститься со мной вниз.

Тасиро глубоко вздохнул:

– Ты снова предал меня?

– Давайте сразу расставим точки над «i»: я с самого начала не питал к вам никаких чувств.

– Тогда зачем было сближаться со мной?

– Я не сближался с вами. Мы всего лишь вели деловые переговоры. Мое предательство не более чем ваша фантазия.

Тасиро поднялся, подгоняемый Харадой, и они вдвоем покинули комнату. Все это время мой взгляд был прикован к стенам, где внезапно ожило мое давно забытое прошлое. «Рояль-1» и «Рояль-2», удостоенные награды на бьеннале «Новый век». «Выход», отмеченный на выставке. Другие произведения, получившие призы на школьных конкурсах живописи. Всего я написал двадцать или тридцать работ такого размера. Те из них, которыми я был сравнительно доволен, сейчас висели передо мной.

С трудом оторвав взгляд от стен, я взглянул на Хироси:

– Это и есть то, о чем ты хотел со мной побеседовать после?

Он кивнул:

– Я слышал, ты все это нарисовал в школе?

– Да, это единственное, что у меня неплохо получалось.

– Хм, а ты молодец, – тихо пробормотал он и продолжил уже громче: – Чего нельзя сказать обо мне. Я ничего не смыслю в картинах. Вот сказать, будет на девушку спрос в фудзоку или нет, – это пожалуйста.

– А вот тут я не силен. Каждый дока в чем-то своем.

– Но ведь мне почти тридцать. Бестолково живу, правда?

Мне вспомнились последние несколько лет моей собственной жизни, лишенной какого бы то ни было труда и похожей на гладкий кусок пластмассы. Кто-кто, а я точно не могу служить образцом для подражания.

– Это как посмотреть, – ответил я. – Вот мне в мои почти сорок тоже кажется, что я живу бестолково. Мне вообще не очень понятно, что значит «бестолково».

– Но ведь в твоей жизни был период сильной увлеченности.

– Это было давно. Теперь ничего не осталось. Эти картины собрала Эйко?

– Ага. Ты ведь даже не догадывался, верно? Она просила держать это в секрете.

– Интересно – почему?

– Хотела удивить. Мечтала о том, как ты увидишь их однажды и удивишься. Она так радостно об этом говорила. И ты действительно удивился!

– Еще бы, – ответил я, – ведь я все их оставил в школе. Большая часть картин тогда хранилась в студии, особенно такого размера, – разве в обычном доме найдется для них место? Они так долго валялись на школьном складе, что я думал, их давно уничтожили.

– Кажется, с ними так и собирались поступить, но Эйко решила во что бы то ни стало собрать твои лучшие работы. Это было уже после смерти отца, дом пустовал – идеальное место для картин такого размера. Потихоньку от тебя она съездила в вашу школу и договорилась с руководителем художественного кружка. На складе скопилась масса картин, и он не помнил, сохранились ли среди них твои работы, но сказал, что через полгода склад собираются сносить – на его месте построят новый корпус, а старые картины уничтожат. Эйко ответила, что с удовольствием заберет твои картины, если они найдутся. В итоге картины нашлись, и она буквально скакала от радости.

Разглядывая стены, я вспоминал нашу студию и склад поблизости, где хранились, заботливо переложенные картоном, все работы, когда-либо отмеченные на выставках и конкурсах живописи. Более двухсот картин, от маленьких до огромных, и количество их постоянно росло, поэтому я был уверен, что мои работы давно уничтожены. Кстати, именно там, на газоне между студией и складом, я впервые увидел Эйко. Перед моим внутренним взором пронесся зеленый весенний газон, залитый прозрачным светом, и рыжая патока лака, сверкающая на солнце и стекающая по белым холмикам цинковых белил.

Я вновь взглянул на Хироси:

– Когда Эйко ездила в школу?

– Примерно за год до смерти. Как раз перед тем, как я совершил преступление. Помнишь, вы с ней приезжали в Киото? По-моему, это было уже после ее поездки в школу.

– А когда собирались сносить склад и строить новый корпус?

– В марте следующего года. То есть через месяц после того, как мне вынесли приговор. Короче, все это происходило одновременно с судом надо мной.

– В марте восемьдесят девятого?

– Ну да. Мне тогда дали условный срок, и я начал жизнь праведника. Эйко велела взять в прокате грузовик и перевезти на нем все эти картины по скоростной дороге Томэй в Киото. Она была умной и жесткой, умела командовать людьми.

Я улыбнулся. Учитывая мою тогдашнюю загруженность, от меня несложно было скрыть любой секрет. Узнав, что Хироси вынесли условный приговор, и вздохнув с облегчением, я буквально на следующий день улетел в Париж на поиски места для очередной съемки. Мне снова вспомнилось, как мы сидели в сумерках на берегу реки Имадэгава и она сказала: «Когда мне исполнилось тридцать…» – и тут же поправилась. Что она имела в виду? Может быть, боялась, что картины уже уничтожены. Это было в сентябре. Тридцать ей должно было исполниться только через полгода, в марте.

– Но почему ты мне до сих пор ничего не говорил об этих картинах?

– Эйко собрала их, чтобы сделать тебе сюрприз, долго готовилась. При чем же тут я? Вот и решил ничего тебе не говорить. Да еще мое обещание начать новую жизнь…

Возможно, он прав. Мы помолчали. Тишину нарушало лишь щелканье его пальцев.

– Послушай, Акияма, ты, наверно, меня ненавидишь?

– За что? За то, что ты не рассказал о картинах?

Он покачал головой:

– Эйко так переживала из-за моих делишек, что покончила с собой. Не скрывай, я знаю, ты ненавидишь меня за это.

Я в упор взглянул на Хироси. Было видно, что ему с трудом удается не отводить глаз.

– Послушай и запомни навсегда: чтобы я этого больше никогда не слышал. Эйко погибла не из-за тебя. Когда тебе дали условный срок, она искренне обрадовалась и успокоилась. Иначе она ни за что не попросила бы тебя перевезти эти картины. Ты тут совершенно ни при чем, и больше не заводи при мне таких разговоров.

Некоторое время он молча смотрел на меня, затем коротко ответил:

– Понял.

– Вот и молодец. – Я снова взглянул на свои картины.

Да… Было время. Время моей одержимости живописью и наших невинных бесед с Эйко… С тех пор прошло много лет. Страшно много.

– Значит, когда исполнилось тридцать… – задумчиво пробормотал я.

– Откуда ты знаешь?! – воскликнул Хироси. – Это она тебе рассказала?

Я повернулся к нему:

– Ты о чем?

– Я же говорил! Когда он начал тебя пытать, я вдруг подумал об одной вещи, которая может быть как-то связана с их поисками.

– Ты знаешь, что они ищут?

– Ну конечно! Ван Гога.

– Они что, рассказали тебе?!

– Да они весь вечер только об этом и говорили. Сложно было не догадаться. А когда этот псих едва не отхватил тебе палец и я увидел кровь, тут же вспомнил тот давнишний случай. Они…

Я жестом остановил Хироси и крикнул в сторону раздвижной створки:

– Может, все-таки войдешь? А то сил нет смотреть, как ты там из кожи вон лезешь, чтобы что-то расслышать. Поверь мне, это жалкое зрелище.

Створка отъехала в сторону, и в проеме появился Харада. Ничуть не смущаясь, он вошел и уселся на полу, скрестив ноги и с улыбкой глядя на нас с Хироси.

– Я вижу, разговор как раз подошел к самому интересному моменту.

– И я как раз хотел кое о чем тебя спросить.

– О чем?

– Вы с Хироси находились во враждующих группировках, но, глядя на вас, этого не скажешь. В чем причина?

Тут вмешался Хироси:

– Причина в том, что на суде этот папик не стал меня топить.

– Что значит «не стал топить»?

Харада улыбнулся:

– Похоже, ваш шурин имеет привычку награждать этим эпитетом всех лиц мужского пола старше его по возрасту, но не будем об этом. Я не припоминаю, чтобы поступил каким-то особенным образом.

Хироси покачал головой:

– Если учесть отношения между нашими группировками, это был настоящий подарок. Помню, я тогда совершенно другими глазами взглянул на этого папика.

– Так это был ты?! – наконец-то я начал припоминать. – Я должен был догадаться, еще когда ты сказал, что был менеджером по залу в том баре, где произошла трагедия.

– Все-таки семь лет прошло, – ответил он с улыбкой.

Теперь я окончательно вспомнил ту давнюю историю, как нельзя лучше характеризующую личность Харады.

Пока длился суд, Эйко с ног сбилась, чтобы спасти брата. Она взяла отпуск и не пропускала ни одного заседания, без конца ходила к родственникам пострадавшего, договаривалась с ними о компенсации. Я со своей занятостью ничем не мог ей помочь. Все-таки я был не простым наемным дизайнером. Срыв сроков уже забронированных рекламных площадей означал бы банкротство для многих производителей. В суд я смог приехать только на вынесение приговора. В то время все наши беседы об искусстве уступили место обсуждению судебного процесса. Именно поэтому мы не заводили больше речи о Ришле. Что было бы, откажись я тогда от работы? Кажется, я пытался думать об этом сразу после ее смерти. Вероятно, это не имело бы никакого смысла, но, может, мне удалось бы взять на себя хотя бы толику ее груза.

Помню, однажды Эйко рассказала мне об одном свидетеле, работнике бара, где все произошло. Прокурор напирал на то, что ссора произошла из-за противостояния двух преступных группировок, но свидетель категорически отрицал такой вариант. Естественно, никто добровольно не признается, что замешан в бандитских разборках, тем более что пострадавший не имел к бару никакого отношения. Тем не менее выступление свидетеля произвело на Эйко сильнейшее впечатление. Будучи работником бара, из-за противостояния группировок не раз пострадавшего от банды Хироси, свидетель беспристрастно изложил события. В его рассказе присутствовали как невыгодные, так и благоприятные для Хироси факты, но одно было совершенно очевидно: он объективно рассказал обо всех действиях обвиняемого, не примешивая личную неприязнь. Тем свидетелем был менеджер по залу.

По словам адвоката, это было невероятно чистоплотное поведение для человека из противоположного лагеря, в дальнейшем повлиявшее на строгость приговора.

Я повернулся к Хараде:

– Слышал, на суде ты повел себя исключительно благородно.

– Но ведь это совершенно естественно. Свидетель на суде должен говорить правду.

Я внимательно посмотрел на него:

– В поезде ты не упомянул о том случае. Между тем ты просил меня о содействии, и та история могла послужить тебе хорошим козырем.

– Просто не успел.

– Зато успел наплести чушь о налоге на наследство.

– Всего лишь немного позабавился.

– Вот оно что? Любишь забавы? Но ты скрыл, что был знаком с Эйко.

– Не скрыл, а просто не стал усложнять повествование. К тому же между предметом сегодняшнего разговора и тем инцидентом нет прямой связи. Мы пару раз встречались в зале суда, обменивались приветствиями. Ваша жена была эффектной женщиной. Естественно, тогда я ничего не знал о Ришле. Можете представить наше потрясение, когда через несколько лет мы увидели завещание. Мы с Нисиной просто дар речи потеряли. И все же к нашему сегодняшнему разговору это не имеет отношения.

– Прости за прямоту, – ответил я, – я вижу, ты честный парень, к тому же спас меня в безвыходной ситуации, и все-таки не могу отделаться от ощущения, что ты чего-то недоговариваешь.

Он улыбнулся:

– Интуиция? Как в азартных играх?

– Возможно.

– Я, к сожалению, лишен этого дара.

– И все же отношения между тобой и Хироси кажутся мне более дружескими, чем между просто свидетелем и обвиняемым по давнишнему делу. Настолько дружескими, что тебе удалось выпытать у него историю о моем друге-психиатре.

В разговор вмешался Хироси:

– Я пытался устроиться к этому папику на работу.

– Устроиться на работу?!

– Еще тогда, на суде, я подумал, что его ждет большое будущее. Я и раньше, в баре, глядя на то, как он обслуживает, думал, как здорово у него все получается, а на суде еще больше его зауважал. Поэтому, когда я решил уйти из банды, первым делом позвонил ему. Рассказал о ситуации в Киото, но он мне отказал.

– Это было три года назад. Тогда мне казалось, что это вряд ли окажется полезным для его будущего. Если бы вы знали, как я потом жалел. Ведь стоило мне тогда согласиться, сейчас все было бы проще.

Я вздохнул:

– Эх, Хироси… Купил бы ты газету с объявлениями о работе. В круглосуточных магазинах вакансий полно.

– Так там же головой работать надо.

– Обратился бы к старику Нисине. Вот кто имеет право решать, кого взять на работу, а кому отказать.

– Вы не правы, – покачал головой Харада, – Нисина предпочитает оставаться в тени. Он и в те времена не показывался в баре, а во всем, что касалось суда, полностью доверился мне.

– И вдруг он, – Хироси кивнул на Хараду, – объявился здесь этой зимой. Представляешь мое удивление? Я-то уже передумал идти на эту опасную работу, меня вполне устраивает должность зазывалы в фудзоку.

– Он специально приехал в Киото, чтобы расспросить обо мне.

– Точно. Я виноват перед тобой, но стоило мне заговорить о прошлом, как меня словно прорвало, и я уже не мог остановиться. Много чего ему тогда рассказал.

Харада снова вмешался:

– Кроме одной вещи.

Зная умение Харады расположить к себе собеседника, я не мог осуждать Хироси.

– В целом я понял, какие отношения связывают группировки Нисины и Тасиро, – я повернулся к Хараде, – но пока не до конца разобрался в нюансах вашего бизнеса. Могу представить в общих чертах, но хотел бы услышать об этом от тебя.

– Учитывая информацию, которой вы уже располагаете, я не вижу необходимости что-либо скрывать. Схема довольно сложная, но попробую обрисовать вам ее вкратце. До некоторых пор совместная деятельность Нисины и Тасиро имела успех. Однако со временем промахи Тасиро стали все заметнее. Думаю, нет нужды объяснять, что я имею в виду. Тогда Нисина стал постепенно увеличивать дистанцию. И тут эта история. Я вам уже говорил, что нам ничего не оставалось, кроме как надавить на «Кёби Кикаку», в частности на ее директора, господина Иноуэ. Это произошло в начале марта, когда мы отчаялись продолжить поиски самостоятельно. В сложившейся ситуации Тасиро стал нашей козырной картой, ведь он работает в дочерней компании «Айбы», а раньше был там начальником отдела рекламы и пиара и одним из директоров. Следовательно, до сих пор имеет в этом отделе определенное влияние и при желании может заставить «Кёби Кикаку» плясать под свою дудку. Мы были вынуждены вновь с ним объединиться. Роль связующего звена играл я. Откровенно изложив ему содержание завещания Ришле, попросил его о содействии. Мою просьбу он воспринял как нечто личное, построил иллюзии, но к делу это не относится, так что я опущу детали. Или они вас интересуют?

Я покачал головой:

– Не стоит. Это касается только вас двоих.

– Благодарю вас. – Харада церемонно поклонился. – Далее мы выстроили довольно простую схему. Я устроил встречу Нисины с Тасиро и Иноуэ и разработал, как мне казалось, тщательный план, но тут в дело вмешались бандиты из «Якумо-кай» и увели Тасиро совсем не в том направлении. Это все из-за Сагимуры. Примитивная схема легла на благодатную почву, и в результате Тасиро на скорую руку слепил самостоятельную стратегию, основанную на известных вам насильственных мерах воздействия, и заявил о своих монопольных правах на искомый предмет. Охлаждение между нами вылилось в итоге в настоящую вражду. Это произошло практически одновременно с началом наших с вами контактов. Естественно, мы допускали возможность такого поведения с его стороны и скрыли от него тот факт, что именно здесь, в Киото, Хисахико Хатама жил после возвращения на родину. Однако со временем им удалось раскопать и эту информацию. Они рассуждали так: поскольку ваша жена не жила в вашем доме на Гиндзе, куда вы перебрались после ее смерти, и вы отказались от аренды квартиры в высотке «Митака», значит, где-то должно быть ее родовое гнездо. Они стали следить за всеми, кто так или иначе связан с вами, и через номер банковского счета вышли на этот адрес. Отсюда и эти наивные угрозы в адрес вашего шурина, и вызов вас сюда. Они сломали вашу дверь, проникли в дом, вели примитивную слежку из машины – и все для того, чтобы собрать информацию доступными им методами. Обыск дома на Гиндзе был сделан скорее с целью привлечь внимание. На редкость бессмысленное и неуклюжее поведение. Мне удалось обрисовать вам ситуацию?

– Удалось, – пробормотал я и глубоко задумался.

Между тем Харада продолжал:

– Кстати, Тасиро просил передать вам кое-что, и я с удовольствием это делаю, поскольку полностью с ним согласен.

– Что?

Харада обвел рукой стены комнаты:

– Он чрезвычайно заинтересовался этими картинами. Ваш шурин сказал, что автор ему неизвестен. Узнав от меня, что это вы, Тасиро был весьма удивлен и сказал буквально следующее: «Как он мог, имея подобный талант, не продолжить занятия живописью?!» Вот такая критическая и вместе с тем высокая оценка.

– Передашь ему мой ответ?

– Какой?

– Скажи, что это напрасные хлопоты.

Он улыбнулся:

– Передам. Однако я с ним согласен. Вы ведь написали эти картины еще в школе? Кстати, Нисина тоже прекрасно помнит все ваши работы. Он не раз говорил, что вы очень талантливы. По правде говоря, я думал, что он преувеличивает, но, побывав здесь зимой, прекрасно понял, что он имел в виду. Почему вы не стали развивать свой талант?

– Не люблю, когда лезут в мои дела.

– Я понимаю вас. И все же, пока картина не выставлена на всеобщее обозрение, она не завершена как произведение. Такова особенность живописи. Так что не стоит однозначно отторгать подобную оценку со стороны любителя искусства, в прошлом являвшегося художником или пытавшегося им стать. К чести Тасиро, если в его случае вообще уместно говорить о чести, в прошлом он и сам был одним из таких людей. Из тех, для кого любовь к искусству – это не просто интерес к его экономической ценности.

– А по виду и не скажешь. К тому же нынче его интересуют куда более масштабные проекты.

– Это так. Однако остается множество картин, пока еще не заложенных в финансовые органы. Несмотря на то, что сейчас они представляют собой сомнительное и безнадежное имущество, он создал им превосходные условия хранения. Что это, если не любовь?

– Чего только не сделаешь, чтобы сохранить экономическую ценность.

– Возможно, вы правы, но однажды мне довелось побывать в его хранилище. Идеальные условия. Целый склад отдан под хранение картин, а их, поверьте, немало. Высококвалифицированные сотрудники поддерживают в помещении постоянную температуру, пятнадцать градусов, и влажность шестьдесят процентов. Далеко не в каждом музее картинам обеспечивают такие условия. Тасиро специально перестроил под эти нужды один из старых складов «Айба Дэнки».

– И где этот склад?

– В конце Харуми-дори, на Синномэ в районе Кото, недалеко от вашего дома на Гиндзе. Он резко выделяется на фоне старых складских помещений на берегу Токийского залива. Поверьте, этот склад стоит того, чтобы на него взглянуть.

– В разгар экономики «мыльного пузыря» построить такой склад ничего не стоило, а теперь Тасиро потерпел фиаско.

– Да. И это настоящая трагедия для него, – кивнул Харада и пристально взглянул мне в глаза. – Но мы отвлеклись. Я вовсе не собирался защищать Тасиро.

– Похоже, верность, о которой ты говорил, предполагает такую защиту. Мне этого не понять.

– Да, это тонкие материи, из которых я не волен выбраться, да и не хочу этого. Однако предлагаю вернуться к нашему разговору.

– К какому именно?

– К тому его моменту, на котором вы остановились, когда я вошел. Вы говорили о тридцатилетии.

– Это пусть Хироси решает.

Хироси удивленно уставился на меня:

– Что это значит?

– Я говорю, тебе решать, рассказывать ему об этом или нет. Меня эта тема мало волнует, но учти: если отыщется нечто принадлежавшее твоему деду, то по закону о наследстве половина прав достанется тебе. Так что решай сам.

– Что все это значит? – снова произнес он, протестуя. – Тебя что, не волнует картина Ван Гога?!

– Совершенно верно.

Он с сомнением, словно на невиданную зверюшку, посмотрел на меня, и я пояснил:

– Если картина отыщется, это вызовет большой резонанс. Возникнет ажиотаж. Да что там ажиотаж! Думаю, находка вызовет настоящую бурю. Мне не хотелось бы оказаться в ее эпицентре. Предпочитаю, насколько возможно, оказаться подальше от этих событий.

Некоторое время он с изучающим видом глядел на меня, а потом произнес:

– Я тоже.

– Удивительная семейка, – горестно усмехнулся Харада. – Позвольте тогда мне обратиться к вам с предложением. Господин Акияма, вы, должно быть, заметили, что между позицией Тасиро и тем предложением, что я сделал вам в поезде, существует значительная разница. Тасиро требует отдать ему картину безвозмездно, мы же готовы действовать на паритетных началах. Мои слова остаются в силе. Я гарантирую, что мы примем на себя весь огонь, то есть тот ажиотаж, о котором вы говорите. С другой стороны, вся связанная с этим известность также, вероятно, достанется нам. Однако вы получите деньги и полную неприкосновенность вашей частной жизни. Я твердо обещаю вам это. Как вам такой вариант?

– А что мы можем сделать? – спросил у меня Хироси. – Если якудза в курсе дела, то они этого так не оставят.

– Думаю, самое позднее сегодня вечером нам придется звонить в полицию. Но эта история с фальшивыми карточками… Если все это правда, то отвертеться тебе не удастся. Здесь потребуется определенная решимость.

– Ерунда.

Харада вмешался:

– Думаю, мы сможем немного нажать на полицейское управление.

Мы одновременно обернулись к нему.

– Не хочу вводить тебя в заблуждение: это не сделка, а всего лишь проблема, которую рано или поздно придется решить, иначе такие, как вы с Тасиро, будут шантажировать нас до конца дней. Сейчас я говорю только с Хироси. Считай, что ты просто случайно оказался рядом.

– Простите. – Харада примолк.

Хироси в задумчивости склонил голову и произнес:

– Послушай, Акияма, я вот что думаю. Это трусость с твоей стороны – взвалить всю ответственность за решение на меня одного. Побег от ответственности. Просто мальчишество какое-то.

– А я и есть мальчишка, на протяжении долгих лет бегущий от ответственности и избегающий проблем. Говоришь, я трус? Пусть так. Я готов это признать. Не думаю, что меня можно изменить.

– Открыл Америку! – Почему-то моя речь его ужасно развеселила. Громко прыснув, он быстро обрел серьезность и с решительным видом произнес: – Понял. Значит, ставим точку. – Обернувшись к Хараде, он продолжил: – Это произошло со мной в раннем детстве. Однажды я ковырялся лопаткой в земле и, наткнувшись на закопанный в землю осколок стекла, сильно порезал палец. Помню, Эйко – она тогда уже ходила в школу – быстро слизнула кровь и сказала: «Пока не исполнилось тридцать, здесь копать нельзя. Под землей бомбоубежище».

– Бомбоубежище?! – одновременно воскликнули мы с Харадой.

– Да, бомбоубежище. Но это не все. Дальше она сказала: «Дедушка так говорит. Таланту нельзя предъявить счет, пока не исполнится тридцать. А до этого времени копать нельзя». Конечно, я тогда был совсем ребенком и мог неточно запомнить ее слова, но та странная фраза о предъявлении счета таланту плотно засела у меня в памяти. Думаю, она и сама не понимала смысла тех слов. Когда я увидел кровь на твоем пальце, у меня в голове словно что-то щелкнуло, и я вспомнил тот эпизод. После я ни разу не слышал об этом. Возможно, Эйко позабыла о той истории.

– Вскоре вы переехали в столицу?

– Да, поэтому деда я почти не помню. Он остался в Киото, за ним ухаживала сиделка. Иногда мы ездили к нему на каникулах. Он умер, когда я учился в старших классах. Дед совсем не общался с отцом. Кажется, не мог простить ему, что тот стал клерком. Мне он запомнился как крайне замкнутый и упрямый старикашка. Для него я всегда был несмышленым ребенком. Наибольшим его расположением пользовалась Эйко. Немудрено, ведь она была такая правильная. Думаю, он вполне мог доверить ей тайну.

– Где вы копали землю? – спросил Харада.

– Совсем рядом. Здесь, во дворе.

– В этом дворе?

– Ты же видел наш двор. Неужели тебе ничего не показалось странным? На такой большой территории не растет ни деревца. Довольно необычно для Киото. Логично предположить, что под землей что-то скрывается. Бомбоубежище или что-то другое. Не знаю, вспоминала ли потом Эйко рассказ деда и возникала ли у нее мысль раскопать это бомбоубежище.

Харада пристально смотрел на Хироси:

– Но что означают эти слова о предъявлении счета в тридцать лет?

– Не знаю.

– Тридцать лет. Талант. Предъявление счета, – забормотал Харада, вопросительно глядя на меня.

Я отвел взгляд.

Наконец он тихо спросил Хироси:

– У вас есть лопата или еще что-нибудь, чем можно копать?

– Всё во дворе.

– Не составите компанию?

Хироси покачал головой. Харада перевел вопросительный взгляд на меня, и я поспешно ответил:

– Присоединяюсь к предыдущему оратору. Староват я для физических упражнений.

– О-хо-хо, – тяжело вздохнул он, – значит, трудиться снова предстоит мне? Мне казалось, я неплохо поработал, когда господина Акияму собирались «пошинковать». К тому же мы собираемся выкапывать ваше имущество. Неужели даже это не заставит вас помочь?

Нервно щелкая пальцами, Хироси смотрел на меня:

– Что думаешь?

– Логично и убедительно, – ответил я, – придется помочь.

– Благодарю вас. – Харада встал и взглянул на Хироси. – Двор у вас большой. В каком месте это было?

– С краю, у забора. Там и сейчас есть небольшой холмик, вы сразу заметите. Раньше там была клумба, но потом в землю закопали осколок стекла. Странно, конечно… Наверно, чтобы никто не влез.

– Раньше там был цветник?

Хироси кивнул:

– Ага. Целая клумба цветов. Подсолнухов.