"Последний удар" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)Глава 7 Пятый вечер: воскресенье, 29 декабря 1929 года В которой у Козерога отрастают четыре рога, Икс ставит пятно, а размышления о применении числа «двенадцать» не приводят ни к чемуЛуриа вошел, когда они завтракали. Один взгляд на его сдвинутые брови поведал Эллери, что сегодня утром у лейтенанта неподходящее настроение для рассматривания рождественских коробочек. — Прошу всех собраться в библиотеке, — без предисловий объявил Луриа. — Где Гардинер? — В городе, в церкви, — ответил Крейг. — Пусть тоже придет в библиотеку, когда вернется. Сидя за библиотечным столом, Луриа все утро допрашивал их с пристрастием, делая заметки в толстой записной книжке. Эллери, который отчитывался последним, позднее обнаружил, что туда не было добавлено ничего нового. У Луриа, как и у любого полисмена на его месте, не оставалось иного выбора, как только снова идти по проторенной дороге. «Вы никогда не видели этого человека раньше?..», «Где и когда вы находились утром прошлого вторника?..». Et cetera ad nausem[52]. Когда лейтенант Луриа захлопнул книжку и поднялся, Эллери сообщил: — Между прочим, после того, как вы ушли прошлой ночью, Джон Себастьян обнаружил четвертую подарочную коробку в своей спальне. Луриа снова сел и снова встал. — Это не важно! — После паузы он спросил: — Что в ней было? — Маленький белый частокол — изящнейшая вещица — и намек на грядущее зло. — Чушь собачья! Вы все окончательно рехнулись. Я ухожу. — Погодите, лейтенант. Что нового насчет мертвеца? — Большое ничего. Никаких сведений ни по фотографиям, ни по описанию, ни по отпечаткам. Думаю, в полиции на него нет досье. Во всяком случае, он не из этих краев, насколько нам удалось выяснить. Ну и как вам все это нравится? У меня голова идет кругом! Вскоре после ленча Эллери позвонили из Нью-Йорка. Он взял трубку в библиотеке, закрыв дверь. — Докладывает инспектор Квин, — послышался голос отца. — Как желаете выслушать ваш гороскоп, мистер Квин, — напрямик или обиняком? — Только напрямик, — мужественно ответил мистер Квин. — Ты говорил, что Расти Браун сделала эскизы восьми мужских зажимов для денег и четырех дамских брошей — каждый со своим знаком зодиака? — Совершенно верно. — Твоя арифметика подкачала. Восемь плюс четыре — двенадцать; по крайней мере, так меня учили в школе. Но в мастерской Мойлана сообщили, что они изготовили тринадцать предметов. — Так как на другом конце провода молчали, инспектор осведомился: — Что с тобой, Эллери? Ты не свалился замертво? — Прихожу в себя после сердечного приступа, — слабым голосом отозвался Эллери. — Говоришь, тринадцать? Так было заказано? Ошибки быть не может? — У Мойлана ошибок не допускают. — Тогда скажи вот что. — Голос Эллери окреп. — Тринадцатый предмет тоже имел знак зодиака — фактически был дубликатом одного из двенадцати? — Да. Это был... — Подождите, почтенный родитель. Позвольте мне угадать самому. Дублированный предмет был в форме козла? Точнее, Козерога? Два зажима для денег со знаком Козерога. Угадал? — Потрясающе! — Инспектор был искренне удивлен. — Откуда ты знаешь, сынок? — Тебе известны мои методы, — скромно сказал Эллери. — Ладно, от тебя у меня нет секретов. День рождения Джона Себастьяна 6 января. Это попадает под знак Козерога. — Но как ты догадался, что дубликатом был зажим для Себастьяна? — Это длинная история не для телефонного разговора, папа. У меня к тебе еще одно поручение. Ты меня слышишь? — Слышу, — мрачно отозвался инспектор Квин. — Иногда меня удивляет, почему я не присылаю тебе ежемесячный счет. Что на этот раз? — У тебя есть подходящий человек для нудной конфиденциальной работенки в течение пары дней? Например, сержант Вели? — Просишь у меня мою правую руку? Ладно. Что тебе нужно от Вели? — Я хочу, чтобы он покопался в обстоятельствах рождения Джона Себастьяна. — Рождения? — Вот именно. Я знаю следующее. Родителями Джона были мистер и миссис Джон Себастьян из Рая, штат Нью-Йорк. Миссис Себастьян звали Клер. Вечером 5 января 1905 года... ты записываешь? — Да, сэр, — вздохнул инспектор. — 1905 года... — Себастьяны возвращались на автомобиле из Нью-Йорка во время снегопада. Возле Маунт-Кидрона они попали в катастрофу, в результате которой у миссис Себастьян произошли преждевременные роды. Она умерла, произведя на свет мальчика. Отец Джона умер примерно через неделю вследствие полученных травм. Это все, что мне известно. Я хочу знать больше о катастрофе, а об accouchement[53] — гораздо больше. Эллери нашел Расти позади дома. Джон наблюдал, как Валентина, Мариус и Эллен соревнуются в лепке снеговика. А Расти наблюдала за Джоном, который отнюдь не выглядел довольным. Эллен окликнула Эллери, но он всего лишь улыбнулся, помахал ей рукой и обратился к Джону: — Могу я позаимствовать твою невесту на пару минут? — Если ты не будешь пытаться отговорить ее выходить за меня замуж. Кстати, ты тоже влюблен в нее? — Безумно, — ответил Эллери и отвел Расти в сторону. Розовые щеки Эллен стали пурпурными, а когда Мариус сказал ей что-то, она схватила две горсти снега и швырнула в него. — Не знаю, зачем я вам понадобилась, — заметила Расти. — Ведь я неприступна, в отличие от Эллен. — Потому что Эллен не может ответить на вопрос, который я хочу задать, — сказал Эллери, — а вы можете. — Какой вопрос? — Почему вы не упоминали о тринадцатом подарке со знаком зодиака? — Разве я о нем не упоминала? — Нет. — Ну, я действительно его заказала. Он был дубликатом подарка Джона. — А почему вы заказали дубликат? — Потому что меня попросил Джон. Есть еще вопросы, мистер Квин? — Только один. Зачем понадобились Джону два зажима для денег с Козерогом? — Возможно, потому, что 6 января он получит слишком много денег, но это всего лишь догадка, — холодно отозвалась Расти. — В действительности, Эллери, я не знаю причины. — И не спрашивали о ней? — Конечно, спрашивала. — Ну и каковы были объяснения Джона? — Он засмеялся, поцеловал меня и напомнил, что мы еще не женаты. Почему бы вам не спросить его самого? — Пожалуй, я так и сделаю, несмотря на риск быть поцелованным. Под шутками Эллери таились мрачные мысли. Но он не выказывал их, когда отвел в сторону Джона. — Какова была цель дубликата зажима с Козерогом? — Откуда ты о нем знаешь? — резко осведомился Джон. — Расти проболталась? — Нет. Она всего лишь подтвердила то, что я уже знал. — Теперь ты наводишь справки обо мне? — уныло спросил Джон. — Только с целью проверки праздной мысли. А ты возражаешь против того, чтобы о тебе наводили справки? — Пожалуй. — Слушай, приятель, в этом доме произошло убийство... — Господи! — воскликнул молодой поэт. — Ты предполагаешь, что я имею к этому отношение? Эллери, я знаю о гибели этого старика не больше тебя! — Тогда почему ты не рассказываешь мне о дубликате зажима? — Потому что пока предпочитаю этого не делать, — холодно отозвался Джон. — Будут еще вопросы? — Думаю, нет. Джон подошел к Расти, сказал ей что-то, получил в ответ поцелуй и с ее помощью начал лепить снеговика. Эллери побрел назад к дому. Но, оказавшись вне поля зрения остальных, он сразу ускорил шаг. Войдя в дом, Эллери наткнулся на мистера Гардинера и Оливетт Браун, пробормотал, что хочет вздремнуть, поднялся наверх и быстро проскользнул в спальню Джона. Это оказалась просторная комната с окнами в эркерах, огромной кроватью и двумя большими стенными шкафами. Стены были увешаны старыми колледжскими флажками и множеством предметов подросткового коллекционирования — знаками «СТОП», «НЕ ПАРКОВАТЬСЯ» и «ПО ГАЗОНАМ НЕ ХОДИТЬ», скрещенными рапирами, покрытыми ржавчиной, побитым молью хвостом енота, французскими туристическими плакатами и многими другими реликтами беззаботной юности Джона. Эллери направился к ближайшему стенному шкафу и открыл дверцу. Некоторое время он смотрел внутрь, потом открыл другой шкаф. Эллери все еще стоял перед ним, когда сзади послышался ледяной голос: — Я всегда уподоблял ищеек тараканам и прочим паразитам. Что ты здесь делаешь? — Столь же поверхностные замечания делались по адресу Джона С. Самнера, епископа Кэннона и каноника Чейза, — не поворачивая головы, отозвался Эллери. — Для кого ищейка, а для кого борец за справедливость. Я ищу правду, не получая от тебя помощи. — Теперь он повернулся. — Тем не менее, мне следует принести извинения, Джон, что я и делаю. А теперь объясни, почему каждый предмет одежды — пальто, спортивный костюм, шапка, свитер, ботинки и все прочее в этих шкафах — имеет точный дубликат, висящий или стоящий рядом? Как ни странно, красивый рот Джона изогнулся в усмешке. — Ты имеешь в виду, что догадался об этом только потому, что я заказал у Мойлана два одинаковых зажима? Эллери выглядел оскорбленным. — Догадка — скверное слово в моем лексиконе. Нет, Джон, я основывался не только на этом. Но ты не ответил на мой вопрос. Усмешка стала шире. — Вероятно, это покажется тебе бессмыслицей. Я всегда был помешан на одежде, и, так как я быстро ее снашивал, у меня вошло в привычку покупать все en double[54]. Понимаю, что это дикость. Но что толку быть поэтом, если не можешь потворствовать своим причудам? — Выходит, все так просто? — Именно так. Смотри, я покажу тебе. — Джон начал выдвигать ящики комода. — Два экземпляра рубашек, носовых платков, зажимов для галстука, поясов, подтяжек, носков... — Даже монограмм. — Эллери указал на два одинаковых галстука с монограммой «Дж. С». — Причуда распространяется на одинаковые бумажники, перстни с печаткой, портсигары... Собираешься вызвать психиатра? — По поводу столь методичного безумия? — Эллери, улыбаясь, покачал головой. — Ты мне не веришь. — Ну, ты ведь помнишь, что говорил Оскар Уайльд: «Человек может верить в невозможное, но не в невероятное». — Согласен. Например, я ни за что бы не поверил в невероятный факт, что ты способен пробраться тайком ко мне в комнату, как тать в ночи. — Я лишь процитировал Оскара Уайльда. Лично я не только могу поверить, но часто верю в невероятное. Мне лишь необходимо, чтобы факты не указывали на иные выводы. — А эти факты на них указывают? — Те, которыми я располагаю в данный момент, — да. — И Эллери с улыбкой удалился. На сей раз вечерний подарок нашел Эллери. Это произошло, когда после обеда все слушали передачу майора Боуэса «Семья из «Капитолия». Эллери обнаружил, что у него кончился табак для трубки. Он поднялся в свою комнату наполнить кисет и увидел на кровати знакомую рождественскую коробку в красно-зеленой фольге с позолоченной лентой и открыткой с изображением Санта-Клауса. Коробка была больше двух предыдущих. Эллери осторожно принес ее вниз. — Номер пять, — сообщил он. Крейг быстро выключил радио. Эллери поставил коробку на стол, вокруг которого собрались остальные, и снял обертку, под которой оказалась обычная белая коробка. Внутри лежал какой-то предмет, завернутый в красную папиросную бумагу, а на нем — белая карточка с отпечатанным текстом: Ну а в пятый вечер Святок Шлет любовь твоя в подарок Гипсовую р у к у (Не понял смысл трюка?) С черной на л а д о н и меткой. (Ты не испугался, детка?) Сняв папиросную бумагу, Эллери увидел гипсовую кисть руки, выглядевшую костлявой и истощенной, со слегка согнутыми четырьмя пальцами и оттопыренным большим пальцем, словно протянутую в мольбе или подчинении. На белой ладони отправитель нарисовал крестик черным мягким карандашом. — На сей раз ясно, что он имеет в виду, не так ли? — Усмехнувшись, Джон повернулся к бару. — По-вашему, это слепок с чьей-то руки, Расти? — спросил Эллери. — Нет. — Расти с беспокойством смотрела на Джона. — Мне это кажется больше похожим на модель, которую используют в классах изобразительного искусства для изучения анатомии. Такие вещи можно купить в любой лавке художественных товаров. — Крестик означает метку, — пробормотал Артур Крейг. — Но почему рука? — Хиромантия! — внезапно заявила миссис Браун. — Ладонь... линия жизни... крест, обрывающий ее... — Может быть, мне перерезать себе горло и тем самым разрядить напряжение? — осведомился Джон с тем же странным смешком. — Думаю, мы можем обойтись без дурных шуток, Джон, — сердито сказал его бородатый опекун. — Мистер Квин, для вас в этом подарке больше смысла, чем в других? — Ни капельки. — Эллери перевернул карточку. — Здесь еще один рисунок карандашом. Ссылка на иллюстрацию: http://oldmaglib.com/book/q/Queen_Ellery__The_Finishing_Stroke_pic3.jpg — Напоминает кисть скелета, — пробормотал Эллери. — И дополненная крестиком — полагаю, на случай, если Джон не умеет читать. Это настолько безумно, что действительно пугает. Он бросил карточку на стол и отвернулся. Остальные один за другим возвращались на свои места. Никто, даже доктор Дарк, не пытался включить радио. — Джон... — начала Расти. — Что? — Дорогой, ведь ты не принимаешь это всерьез? — Конечно нет, — ответил Джон. — Я ведь вырос на угрозах смерти. Они не значат для меня ровным счетом ничего, милая Расти Браун. Я ем их на завтрак, давлюсь ими за обедом и перевариваю за ужином. Они отскакивают от меня, девочка, как от стенки горох. Принимать их всерьез? — Внезапно он взорвался. — А что, по-твоему, я должен делать, Расти? Умереть смеясь? — Джон, Джон... — попытался успокоить его опекун. — Это по твоей части, Эллери! — крикнул Джон. — Сумасбродство высшей категории. Не будь таким скрытным! Выкладывай! — Слушайте, слушайте! — Мариус стукнул стаканом по подлокотнику кресла. — Речь! — Попонятнее, — мрачно произнес Роланд Пейн. — Пооткровеннее, — сказал доктор Дарк, наблюдая за Джоном. — Помилосерднее, — тихо промолвил мистер Гардинер. — Как угодно, черт возьми! — Джон сел и опустошил свой стакан. — Хорошо. Темой сегодняшней вечерней лекции я сделаю «Странные совпадения с числом «двенадцать», — заговорил Эллери, найдя подходящий к ситуации дружелюбный тон. Расти с благодарностью посмотрела на него. — Я готова слушать что угодно, — недовольно сказала Эллен, — но неужели нужно снова возвращаться к этой теме? — Мы ее еще не покидали, мисс Крейг, — с поклоном отозвался Эллери. Джон поднял на него рассеянный взгляд и откинулся на спинку кресла. — Продолжайте, Эллери! — взмолилась Расти. — В нашей группе двенадцать человек, — кивнул Эллери. — Каникулы состоят из двенадцати дней — или вечеров — Святок. Двенадцать человек представляют собой двенадцать знаков зодиака. А Джон получает ежевечерние подарки, сопровождаемые пародиями на английскую рождественскую песенку под названием «Двенадцать дней Святок». Повсюду число «двенадцать». Слишком много для совпадения. Поэтому я задаю себе вопрос: может ли быть это число намеренным указателем на что-либо? Например, могу я связать с ним кого-то из присутствующих? Сержант Дивоу, бесшумно появившийся из холла, слушал с растущим недоверием. Но сейчас он прислонился к стене арочного прохода, разинув рот. — Давайте посмотрим. — Эллери огляделся вокруг, задержавшись на Роланде Пейне. — Может быть, начнем с вас, мистер Пейн? — С меня? — Адвокат был застигнут врасплох. — Я надеялся, Квин, что вы оставите меня в стороне от этой чепухи. — Нет-нет, вас никак нельзя оставить в стороне. В этом вся суть. Подумайте как следует, мистер Пейн. Число «двенадцать» — в любом контексте — никак не связано с вашим личным опытом? — Разумеется, нет! — сердито ответил Пейн. — А с вашей профессиональной деятельностью? Вы адвокат. Юрист... Ну конечно! — Эллери просиял. — Что может быть яснее? Адвокат, двенадцать присяжных и истина! Понимаете? — Едва ли я когда-нибудь выступал в суде, — фыркнул седовласый поверенный по делам об имуществе. — К тому же я юрист по гражданскому, а не уголовному праву. — Бросьте, Пейн, — вмешался Фримен. — Это было бы забавно. — Но я действительно ничего не знаю о числе «двенадцать». — Неужели ты забыл тему твоей аспирантской диссертации, Роланд? — серьезно осведомился Крейг. — Ты ею так гордился, что много лет спустя попросил меня отпечатать частный тираж для раздачи твоим друзьям-юристам. Разве не помнишь? Она касалась кодекса римских законов в пятом веке до Рождества Христова. — Господи! — простонал адвокат. — При чем тут это, Артур? — Диссертация называлась «Lex XII. Tabularum». — Крейг усмехнулся, искоса взглянув на Джона. — «Закон двенадцати таблиц». Автор — Роланд Пейн. У меня где-то сохранился экземпляр. — Да, верно, Артур, — кисло улыбнулся Пейн. — Я забыл. И не благодарю тебя за напоминание. — Ну вот, — весело сказал Эллери. — По крайней мере, вы, мистер Пейн, связаны с двенадцатью. К тому же вы дузепер. — Я... что? — Дузепер, — повторил Эллери. — Дузеперами были двенадцать паладинов Карла Великого[55]. Конечно, вы не забыли самого знаменитого из них? Неужели «Песнь о Роланде»[56] ничего вам не говорит? «Роланд за Оливье»[57]? «Чайлд Роланд»[58]? Мой дорогой сэр, да вы по уши в двенадцати! Кто следующий? Доктор Дарк? Джон улыбался. Расти подошла к нему, села ему на колени и сжала его руку. Он поцеловал ее в кончик носа. — Мы ждем, доктор, — с упреком сказал Эллери. — Что означает для вас число «двенадцать»? — Час, когда меня обычно будит пациентка, уверенная, что у нее австралийский типун, — ответил врач. — Могу также упомянуть о двенадцати черепно-мозговых нервах, неотъемлемой части анатомии, оканчивающихся двенадцатым или подъязычным нервом... — Холодно, холодно, — нахмурился Эллери. — Думай, Сэмсон, — усмехнулся Крейг. — Сэмсон! Вы сказали Сэмсон, мистер Крейг? — воскликнул Эллери. — Конечно. Это его имя. — А я думал, его зовут Сэмюэль. Это все меняет, — с удовлетворением сказал Эллери. — Надеюсь, вы понимаете? — Откровенно говоря, нет, — отозвалась Эллен. — Чему вас учат в Уэлсли? Самсон — библейский эквивалент греческого Геракла. А что совершил Геракл? — Двенадцать подвигов! — улыбнулся Фримен. — Теперь вы видите преимущества башни из слоновой кости. — Какая к черту башня из слоновой кости! Это напоминает мне миссис Жаботински, — сказал доктор Дарк. — По крайней мере, мне казалось, что я совершил двенадцать подвигов, прежде чем уложил ее на родильный стол. — И он еще говорит, что подъязычный нерв — «холодно»! — усмехнулась Эллен. Джон разразился громким смехом. Далее все пошло проще. Мариус Карло был музыкальным последователем Шёнберга с его двенадцатитоновой системой; мистер Гардинер был связан с двенадцатью апостолами и носил имя одного из них — Андрея; связь миссис Браун с двенадцатью знаками зодиака напрашивалась сама собой; Артура Крейга приняли в компанию благодаря ежегодно выпускаемому его типографией знаменитому «Календарю Крейга»; Валентина, отрицавшая, что когда-либо играла в «Двенадцатой ночи» Шекспира, настояла на приеме, так как была Стрельцом и родилась 12 декабря — в двенадцатый день двенадцатого месяца! Расти была проблемой, покуда Эллери не выяснил, что ее настоящее имя вовсе не Расти, а Йоланда, семь букв которого, в сочетании с пятью буквами ее фамилии, составляют магическое число «двенадцать». Ну а Дэн З. Фримен, придерживающийся иудейского вероисповедания, был единодушно признан по предложению Джона Великим Двенадцатым, поскольку его еврейское происхождение намекало на двенадцать колен Израиля и их вождей, двенадцать сыновей Иакова[59]. Его первое имя Дэн (Дан) было именем одного из этих двенадцати, а второе имя, Зебьюлон (Завулон), — «в честь дедушки со стороны матери, олав гашолем»[60], как серьезно заверил их Фримен, — именем другого из них. К этому времени нижняя челюсть сержанта Дивоу угрожающе приблизилась к груди. Эффект был подпорчен, когда выяснилось, что ни Джон, ни Эллен не могут присоединиться к клубу. Несмотря на все усилия, ни Эллен, ни ее дядя не могли вспомнить никаких «двенадцати» в ее жизни. Что касается Джона, то если кто-то и подумал о двенадцати вечерних подарках, то предпочел о них не упоминать. — Как насчет вас, мистер Квин? — улыбнулся Крейг. — Вы не должны делать для себя исключение. — Я в одной лодке с Джоном и Эллен, мистер Крейг. Не помню никаких «двенадцати», применимых к моей персоне. — Ваше имя, — предположил Фримен. — В нем одиннадцать букв. Если у вас есть средний инициал... — К сожалению, нет. — Книги! — Крейг хлопнул себя по бедру. — Вы можете вступить в клуб на основании ваших связей с книгами. Один из технических форматов книги — дуодецимо — в двенадцатую долю листа. Понимаете? — По-моему, мистер Крейг, вы попали в точку, — почтительно произнес Эллери. — Это включает и меня, — усмехнулся Джон. — Ведь я написал книгу, верно? Бедная сестренка, ты одна осталась за бортом. — Проживи еще двенадцать лет, — процедила Эллен сквозь маленькие белые зубы, — и я предъявлю тебе двенадцать детей! На этой счастливой ноте завершился сеанс импровизированной чепухотерапии. Пациент, казавшийся полностью выздоровевшим, предложил совершить набег на холодильник и убедил смущенного сержанта Дивоу его возглавить. Мариус приковылял к роялю и начал играть «Военный марш». Доктор Дарк взял за руку Оливетт Браун, настояв на том, что будет сопровождать ее. Роланд Пейн отечески обнял за талию Вэл Уоррен, и вся группа бодро зашагала на кухню. Но позже, корпя над дневником в своей спальне, Эллери размышлял о том, что из всего этого было чепухой, а что нет. Сегодняшнюю запись он завершил следующим образом: |
||||
|