"Последняя Утренняя Звезда" - читать интересную книгу автора (Джонсон Оливер)

ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА Тень над Галастрой

Каждый день белоголовый предсказатель Кригган приходил в комнату для гостей в Белой Башне и уводил с собой Фазада. Мальчик оставлял волчий плащ и Гарна, и его вели к Королеве Залии. Все разговоры, начиная с первого, проходили по одному сценарию: она тихо спрашивала о семье, о детстве, проведенном в Тралле, о битве и о его службе Скеррибу, владельцу «Костяной Головы».

Никогда она не упоминала об уничтожении Тралла, хотя он и Гарн добрались до Галастры главным образом ради того, чтобы передать эту новость. Фазад недоуменно спрашивал себя, почему она молчит об этом. Он так вежливо, как только мог отвечал на ее безобидные вопросы, но внутренне весь кипел. Почему она не позовет своих генералов, и не прикажет им вывести армию на лед, разгромить легион, который идет за ними, вымести Червя из Суррении и напасть на Оссию? Внезапная атака ее армии — что может быть лучше, если она действительно хочет победить? Это их лучший шанс.

Но на каждой встрече королева спрашивала и спрашивала, задавала простые вопросы, как добрая тетя, забывшая о том, каково мальчику стоять перед ней, чуть ли не прыгая с ноги на ногу; его рот почти не закрывался и он потерял всякую надежду поговорить на любую тему, кроме тех, о которых хотела говорить Залия. Потом его вели в столовую, где он ел, а потом Кригган вел его обратно в комнату, где предсказатель зажигал свечу и уходил, каждый раз не забывая напомнить о молитвах. Иногда Фазад открывал дверь комнаты поздно вечером или ночью, и всегда видел Криггана, сидевшего на стуле с лампой, горевшей у его ног, и сторожащего своего юного подопечного.

Дни шли, и Фазад начал чувствовать какое-то беспокойство, суету внутри себя, начало каких-то внутренних изменений. Он начал понимать метод королевы: каждый день она все больше и больше приручала его. Воспоминания об ужасном путешествии, из Тралла в Бардун, потом в Перрикод и сюда, начали исчезать, стираться из памяти. Дни идут, он больше не одевает волчий плащ, и, возможно, постепенно освобождается из-под его власти.

Через неделю он опять научился улыбаться. Когда же он улыбался в последний раз? Перед битвой, когда ему было пять? В памяти вспыхнуло полузабытое воспоминание: папа целует его и прощается. Он больше никогда не увидит отца; последнее впечатление — в то утро грубая щетина оцарапала щеку. Но вместе с этим воспоминанием вернулись ночные кошмары, видения, давным-давно загнанные в подсознание. Он смотрит на битву из террасы их дома, выходящего на болота. Солдаты, как миниатюрные игрушки, далеко внизу. Траурный рев костяных рогов, далекие крики людей и едва слышный лязг мечей, красно-оранжевые шеренги армии барона, разорванные, где-то уже не линии, а точки, отступающие назад, а потом поглощенные темным полумесяцем коричнево-пурпурной волны, армией Тире Ганда.

Потом, как если бы его зрение и слух внезапно усилились — то, что было маленьким и далеким, стало большим, невыносимый шум загремел в ушах, огонь взлетел выше верхушек храмов, осыпая все вокруг искрами и золой, как если бы раскрылся Хель. Он держал руку няни, но няни больше не было, вместо нее окровавленный труп и горящий особняк, языки пламени поднимались оранжевым занавесом, воздух был полон отчаянных криков умирающих…

Воспоминания, они затопили его как волна. Мотнув головой, Фазад вернулся в настоящее. Он, дрожа, стоит перед троном и чувствует, что позади него сидение. Он сел, и, в свою очередь, старая королева встала, в первый раз. Она подошла к нему, положила руку к нему на плечо, и он посмотрел прямо в ее голубые глаза. И там он обнаружил опору. Быть может они как лазурные небеса, которые были на земле в то время, когда солнце было юным?

— Мой народ называет тебя Королем-Волком, — сказала Залиа. — Волки охраняли тебя во время пути. Но я должна отогнать этих тварей от тебя, иначе ты станешь таким же, как та старая дама, которая дала тебе плащ в Бардуне: ликантропом.

— Это еще кто? — неуверенно спросил Фазад.

— Те, кто изменяются: у них в голове только охота в диком лесу. Ты слышишь их голоса, мальчик, не так ли? Когда луна становится полной и на ее лицо наплывают облака, разве ты не чувствуешь, как твое горло пересыхает и желудок урчит; разве каждый твой мускул не стремится бежать, охотиться? Все твое тело пылает и зудится. Посмотри на себя: на ладонях растет шерсть, ты поднимаешь руки ко рту, твои резцы чуть ли не торчат изо рта, и с каждым днем становятся все длиннее и длиннее. Я не могу понять, где кончается человек и начинается волк.

Фазад сглотнул, на ресницы навернулись крупные слезы. Неужели он станет одним из них? Неужели он носил плащ слишком долго? И уже поздно, ему не спастись? Его плечи задрожали от судорожных рыданий.

Но королева потребовала музыки, и некоторые из вдов взяли золотые арфы, стоявшие в тронном зале. Свет весело лился в через большие застекленные окна, преломлялся и освещал зал всеми цветами спектра, не оставляя ни одного темного пятнышка.

Музыка началась. От этих несчастных вдов Фазад ожидал медленных траурных мелодий; вместо этого они ударили по струнам и заиграли веселую джигу, которая, казалось, заставила даже пылинки подняться в воздух и летать по ярко освещенному залу. Залия, казалось, сбросила с себя тяжесть лет и дразнилась, называя его Королем-без-седла. Она схватила его руку и сделала несколько шагов вперед и назад, как бы танцуя, придворные хлопали, а потом присоединились к танцу женщины и мальчика. Его печаль куда-то исчезла. На какое-то время Фазад позабыл и о Тралле и о кишевших волками равнинах.

Когда музыка закончилась, королева попросила показать ей Тучу. Они двое вместе с Кригганом спустились в конюшню под Белой Башней. И там, как если бы королева все приготовила заранее, стоял Туча, которого держал юный паж: конь, гордо подняв голову, выдыхал холодный туман, а когда увидел хозяина, идущего к нему, то нетерпеливо забил копытами по камням дворика.

Фазад подошел к нему и ласково потрепал по серой челке. Потом встал сбоку: конь понял, тихонько заржал, махнул гривой и немного проскакал рысью, повернул налево и стал накручивать круги, с мальчиком в центре.

Потом Фазад сел на коня, высокий и стройный: лошадь и всадник слились в одно. Туча медленно пошел вперед, потом поднял копыто в воздух, как бы приветствуя королеву, и на лице старой дамы появилась улыбка. По меньшей мере они оба научили друг друга одному: улыбаться. Ее одинокие голубые глаза опять ожили и заиграли, как тогда, когда луч солнца падает на море и рассыпается на миллион бриллиантов.

Фазаду было только тринадцать, но внезапно он все понял. Она была так одинока. С тех пор, как он сбежал из Тралла, он видел множество ужасающих картин: мертвые жертвы чумы наполняли ледяные канавы, умирающие дети плакали на груди своих матерей, вампиры рыскали по ночным равнинам в поисках жертв. Крики несчастных преследовали ее на всем пути, но с тех пор, как он получил волчий плащ, жалости не было места в его сердце. Теперь она появилась, но не к тысячам и тысячам страдальцев, которых он видел, а к единственной старой женщине: ее король погиб восемь лет назад, детей нет. Каким-то образом он дал ей надежду, стал фокусом всех ее дум. Почему?

Прежде чем он смог додумать эту мысль до конца, королева махнула рукой лошади и всаднику, и Туча, низко наклонив голову, застенчиво подошел к ней, тихонько стуча копытами по земле.

Старая леди посмотрела на Тучу и всадника: — Да, я хорошо назвала тебя — ты вовсе не Король-Волк, а Король-без-седла.

Но кое-что удивило Фазада и он нахмурился. — Уже второй раз ты называешь меня королем. Почему, ведь у меня нет ни титула ни королевства?

Королева слегка улыбнулась, как если бы ей пришло в голову что-то веселое. — Молодые люди ненавидят советы, но, тем не менее, старики все равно дают их. Не надо ничем владеть. Сначала ты должен стать королем в своем сердце, потом в сердцах других людей. Поищи то, что поможет тебе завоевать эти сердца.

— И что именно?

— Надежду. Потому что в конце концов надежда завоюет все. Ты знаешь, что в Книге Червя сказано, будто темнота опустится на землю и солнце никогда не засияет?

Фазад кивнул. — У последователей этой веры нет воображения, — продолжала королева, — потому что они считают, будто темнота продлится день или два, а потом ее место займет что-то другое. Они не понимают, что такое вечность, никогда не заканчивающаяся, не изменяющаяся вечность. И о том, как долго темнота Исса будет владеть миром: пока все на земле, каждая искра и каждый росток жизни не исчезнет, везде будет только смерть и запустение.

Она указала на висящее в небе солнце. — Люди спрашивают: Для чего терять жизнь, если нас зовет Жизнь в Смерти? Хотя мы потеряем душу, наши тела будут жить вечно! Но те, кто поворачиваются к Черному Князю, не живут. Нет жизни в его королевстве, королевстве страха. Надо искать свет солнца и солнце не погаснет никогда, хотя сейчас оно угасает. Мои предсказатели видели: придет темнота и солнце не взойдет, но через какое-то время свет опять появится на небе — Второй Восход Ре.

— Пускай Огонь так и сделает, — ответил Фазад.

Королева подошла к нему поближе, совсем близко. Она протянула руку к морде Тучи и лошадь потерлась об нее. — Я могу не увидеть этот день, — еле слышно прошептала она.

Фазад хотел было спросить ее почему, но она быстро продолжила так же тихо. — Скажи мне, волчий мальчик: не почувствовал ли ты какой-то особый запах, когда впервые вошел в город?

— Запах вампира? — спросил Фазад.

Залиа мрачно кивнула. — Да, именно его.

— Разве легион немертвых уже последовал за нами в город?

Старая дама кивнула опять. — Возможно. Они могли пересечь лед ночью и проникнуть в подземный мир через выходы сточных канав в стенах порта. — Она посмотрела вокруг, на высокие стены бастиона с одной стороны и дворца на другой, и на тускло-серое небо над ними. — Есть и еще.

— Еще?

— Предательство, ребенок, — прошептала королева. — Забудь о легионе: агенты Исса уже давно в городе.

Теперь и глаза Фазада пробежали по кольцу пустых зданий вокруг двора.

Залия покачала головой. — Они не в цитадели, пока. Мы одни, ты, я и Кригган.

— Почему ты не соберешь свою армию? И не пошлешь ее в подземный мир, чтобы они вымели всех оттуда? — спросил он.

— Их уже больше, чем нас. Темнота проглотит армию, а нам понадобятся все люди, когда настанет день и вампиры хлынут на улицы. Они ждут только сигнала.

И опять она вперила в него свой ослепляющий взгляд. — Ты пришел сюда, думая, что Галастра защищена от Червя. Но там, где есть тьма, там всегда есть и Червь. Сейчас мы должны быть сильны, и хотя ты так молод, ты тоже должен быть сильным. Используй все дары, которые у тебя есть: твой волчий плащ позволяет тебе сделать очень многое, Фазад: это поможет тебе, когда настанут тяжелые времена. Но не дай его магии заколдовать тебя: я видела, что это почти произошло, когда ты впервые появился здесь. Помни, что в твоей груди бьется сердце человека, что ты видишь глазами человека; дай жалости умерять твой гнев. Даже волки знают, что такое жалость. Разве ты не слышал историй о том, как они выкармливали человеческих детей, брошенных матерями? И не забывай о том, как старая дама из Бардуна отнеслась к тебе, когда ты был почти мертв. — Она позвала Криггана и они вместе ушли из дворика, оставив Фазада наедине с Тучей, голова мальчика кружилась от слов королевы.

На следующее утро он рассказал Гарну о встрече с королевой. Им выделели просторные комнате в башне, их окна были увиты плющом и глядели на юг, на пустынную часть города. Путаница заброшенных садов и разрушенных стен, задушенных плющом, спускалась террасами к крышам нижнего города и замерзшему порту. В этом одиноком месте сейчас жили только летучие мыши.

Был холодный ясный день. Свет солнца с трудом пробивался из-за облаков, и Фазаду даже показалось, что далеко-далеко на горизонте он видит тонкую черную линию, побережье Суррении. Неужели она действительно так близко? Тогда почему им понадобилось столько времени, чтобы добраться до острова? Куда делись Раздающие Причастие? Если они действительно шли в Галастру, значит они в городе, не так ли? Люди здесь полны тревоги, он почти чувствовал запах страха, идущий из нижнего города. Из своего окна он видел только несколько человек, идущих по всегда пустынным улицам.

Когда Фазад не беседовал с королевой и не болтал с Гарном, он был предоставлен самому себе, и по большей части читал книги, которые Кригган оставил ему; эти книги рассказывали о Золотом Веке. Он обнаружил, что в компании, кого-нибудь другого, кроме Залии и Гарна, чувствует себя не в своей тарелке. Но со временем Гарн стал все чаще и чаще уходить из башни, чтобы навестить Валанса. И каждый раз сенешаль возвращался все позже и позже, осунувшийся и озабоченный, хотя ничего и не говорил мальчику. Фазад для себя решил, что они обсуждают слухи, ползущие по городу, но, по-видимому, Гарн не хочет обсуждать их с ним, вместо этого болтая на всякие посторонние темы.

Каждое утро Фазад начинал с того, что гляделся в зеркало, висевшее в комнате: постепенно он начинал выглядеть так, как раньше; за время пути его лицо стало тонким и угловатым, возможно из-за голода, но возможно и из-за волчьего плаща. Но теперь желтизна вокруг глаз начала таять, а напряженные складки вокруг рта, возникшие из-за дикого волчьего оскала, стали сглаживаться. Днем в его голове больше не звучал призыв его братьев, волков. Но по ночам их голоса все еще долетали до него, хотя человеческие уши не могли слышать их, и пока он без сна лежал на кровати, их голоса летели над замерзшим морем, где они голодали, медленно умирая и удивляясь, почему он бросил их.

Проклятие — или благословение? — Бардуна исчезло. Но волки по-прежнему посещали его, они были в его крови. Он чувствовал, как там, снаружи, на холодном льду, они уходили, один за одним.

Несколько ночей он боролся, но в конце концов это стало слишком тяжело для его измученного сознания. Пока Гарн спал в своей комнате, Фазад подошел к балкону, открыл его и молча позвал оставшихся в живых братьев, разрешил им войти в город и спрятаться. Он почувствовал, что они, как темный прилив, хлынули на берег мимо замерзших корпусов кораблей, находя канализационные отверстия, о которых рассказала ему королева, и дрожа от слабого запаха вампиров.

Начиная с той ночи он слышал их вой из складов на набережной и из пещер в серых горах, нависавших над городом. И каждый день он встречался с королевой, ожидая услышать от нее упреки за то, что привел братьев в город, но не слышал ничего. А по ночам, когда Гарн пьянствовал с Валансом, он лежал без сна, чувствуя, как губы заворачиваются внутрь, а изо рта рвется странный низкий звук, бессловесный ответ на крики братьев.

Волчий плащ, нетронутый, висел в том самом большом дубовом шкафу, в который он повесил его в первый день. И хотя шкаф стоял на другой стороне комнаты и его двери были в дюйм толщиной, Фазад все равно чувствовал, как мертвые волчьи глаза глядят ему прямо в душу и говорят, что так просто он не избавится от мертвого призрака старой дамы из Бардуна, потому что очень скоро ему понадобится все ее искусство.

Однажды рано утром, через две недели после прибытия во дворец, он проснулся от громовых ударов молотка с головой льва у ворот в Белую Башню. На мгновение он забыл, где находится, и вообразил, что он еще не в Галастре, а в Перрикоде, на следующий день после того, как он добрался до города, и в дверь особняка Иремаджей барабанят аколиты Исса. Но потом вспомнил, где он — здесь их нет. Тем не менее происходило что-то очень странное. Снаружи послышались шаги, тихие слова, и тех, кто пытался его разбудить, отослали прочь. Потом Фазад услышал голос Криггана и открыл дверь.

— Ты должен идти, — мрачно сказал предсказатель, обращаясь к нему и к Гарну, который, покачиваясь, вывалился из своей комнаты, пытаясь стряхнуть с себя сон.

— Что за шум? — спросил Фазад.

— Рута Ханиш созывает суд. Даже иностранцы должны придти.

— А что произошло?

— Ну, парень, разве ты прошлой ночью не смотрел на луну? Она почти полная.

— Да, заметил.

— В свое время генерал приказал, чтобы тех, кто подозревается в помощи Червю, каждый месяц накануне полнолуния приводили из камер и судили. Тех, кого нашли виновными, сегодня сожгут.

Гарн и Фазад быстро оделись, спустились с башни и вышли на балкон, нависавший над площадью с казармами. Через площадь протянулась почти прямая линия куч сухого хвороста, штук сорок или больше, каждая в двадцать футов в высоту. Из верхушки каждой кучи торчал деревянный столб.

Балконы домов, окружавших площадь, были переполнены народом, из верхних окон казарм тоже торчали любопытные лица. На укреплениях цитадели толпились придворные, те самые, которых Гарн и Фазад видели в ночь приезда. Они с завистью глядели на иностранцев, находившихся высоко над ними, на балконе королевы: чужакам разрешили войти в Белую Башню, куда их самих не пускали никогда.

Королева и вдовы появились под громкие звуки фанфар и уселись в стульях с высокими спинками, стоявших в центре балкона. Они были одеты в черное, как и все зрители, на голове черные шляпы с высокими полями и черные накидки, отороченные мехом горностая. Опять заиграли трубы и распахнулись двери казарм, заодно служивших тюрьмами.

На площадь торжественно ступил Рута Ханиш и его охрана, за ними шла линия пленников, едва волоча ноги. Некоторые их них были завернуты с ног до головы в черные накидки — Фазад решил, что это вампиры. Накидки защищавшие их от солнечного света, будут сброшены в последний миг, чтобы публика сама увидела момент их смерти. Руки каждого пленника были скованы за спиной крестообразной распоркой. Другие, с открытыми лицами, были на вид самыми обыкновенными людьми, обвиненными в поклонению Иссу: серолицые люди, купцы, моряки, зарубежные торговцы, застрявшие здесь, когда море замерзло — их было бы невозможно отличить от зрителей, если бы не тюремная бледность. Никто из них не пытался сопротивляться, кричать или жаловаться. Быть может они были чем-то одурманены.

Каждого из них подвели к куче хвороста. Пара крепких стражников поднимала тех, кто был с открытыми лицами, на верхушку погребального костра и прикрепляла крестообразную распорку к вертикальному столбу.

Некоторые из пленников пытались сопротивляться, но их руки были скованы за спиной кандалами, надежно прикрепленными к столбу; убежать было невозможно.

Потом стражники зажгли костры. Пленники начали кричать, когда из-под них вырвались первые струйки черного дыма. Их ноги начали дергаться, пока огненный ад не поднялся выше их бедер и пламя не закрыло их полностью. Они горели, ноги дергались в агонии, и они крутились вокруг деревянных столбов.

Фазад отвернулся и глядел в сторону, пока горели горела первая партия костров. Все утро вплоть до полудня они сидели на балконе, покрытые белым пеплом и жирной сажей, летевших от горящих тел. Несмотря на бушующее пламя, они дрожали от пронизывающего холода, потому что были слишком высоко, чтобы до них долетало его тепло.

Перед тем, как зажечь очередной костер, Рута Ханиш поворачивался к цитадели и низко кланялся. Возможно таким образом он хотел показать, насколько он уважает королеву и подчиняется ее приказам, но она весь день просидела на троне со смертельно белым лицом и закрытыми глазами, так что его жест пропал втуне. Но хотя Рута Ханиш был по меньшей мере в пятидесяти футах от Фазада, мальчик чувствовал, что генерал глядит и на него, тоже. Фазад дрожал. Дрожь не страх, но у него волосы на спине поднимались дыбом, как бы отвечая на молчаливый вызов генерала.

Когда с первыми пленниками было покончено, перешли к закутанным. Стражник распустили завязки, которые держали накидки. Слабый свет полуденного солнца ударил по лицам тех, кто на первый взгляд выглядел людьми; их фигуры заколебались, расплылись и превратились в густой маслянистый туман, который неторопливо рассеялся под холодным ветром. Несколько пленников выжили, когда с них сняли накидки, и их отвели обратно в казармы; простят ли их или сожгут на следующем аутодафе, Фазад с Гарном не поняли и не спросили, настолько отвратительным показался им этот спектакль. Холодный ветер, дувший от Спины Дракона, усилился, в воздух взлетели зола и искры от еще дымившихся костров. Придворные вернулись в свои залы и королева ушла с балкона, поддерживаемая мрачными служанками, не глядя ни направо, ни налево. В этот день она не вызвала к себе Фазада.

Прошло ровно две недели с момента их прибытия на остров. Оказалось, что в эту ночь уснуть почти невозможно. Из следующей двери доносился могучий храп Гарна. Фазад крутился и вертелся на кровати, засыпая и через мгновение просыпаясь. Наконец он встал, зажег свечу и посмотрел на себя в зеркало. Ночь полнолуния: то самое время, когда вампиры больше всего нуждаются в крови.

Фазад уселся на стул, решив больше не спать. Волки снаружи подозрительно молчали, такими молчаливыми они не были ни разу с тех пор, как он позвал их в город. Его взгляд упал на дверь шкафа, в котором висел волчий плащ. Как если бы его невидимый пульс бился в унисон с его сердцем. Тело заболело, каждое нервное окончание приказывало ему подойти к плащу и надеть его.

Потом его потянуло в сон и он мгновенно заснул…

Внезапно он опять проснулся. Оказалось, что он сидит прямо на стуле. Фонари погасли. Свет луны лился внутрь через широкое окно с узорчатым стеклом. Он был весь в поту.

Волчья песня: из каждой заметной точки, из высоких холмов на севере, из утесов на западе, из побережья на востоке, из самого замерзшего моря и из каждого уголка города. Их вой, как волна музыки, поднимался к луне, усиливаясь с каждой минутой. Казалось, их плач проникает в самую сердцевину его души и колет, колет, колет… Предостережение: они предостерегали всех, кто может слышать, но только он один понимал его.

Не та ли это ночь, которую предсказывала королева? Та самая, которую ждал Червь? Хотя фонари давно погасли, за дверью он видел свет, свет лампы, которую Кригган обычно ставил там. Пока он в безопасности.

Но вой не прекращался. Он встал и только тут заметил, что дверь в комнату Гарна открыта и его кровать пуста. Холодок побежал по спине Фазада: сенешаля взяли! Больше он не колебался — но метнулся к гардеробу, руки стиснули медную ручку. Он боролся с искушением две недели, но сейчас недолго думая он дернул ее.

Из темноты на него уставились красные глаза мертвого волка. Фазад опять очутился в пещере над Бардуном, а горящие глаза старой дамы глядели прямо ему в душу. На память пришли ее слова. Он должен отомстить Оссианам. Он почувствовал, как началось превращение, кожа на лице натянулась. Он прыгнул вперед и сорвал плащ с вешалки. Ноздри наполнил едкий запах. Опять в него вошла темнота, кровь быстрее побежала по жилам, запахло охотой, тело стало легким, в крови пела жестокость. Он стал таким, каким был в Лесу Дарвиш: все чувства обострились, зрение, слух, чутье…

Потом он понюхал воздух, в точности так же, как в первый вечер в Имблевике: плесень и могильный саван. Мгновенное дуновение ветра, холодный воздух. Они уже здесь, в цитадели. Вампиры.

Фазад подошел к двери и прислушался. Где-то далеко скрипнула половица, или нет? Звук мгновенно прекратился. Башня опять затихла. Он тихо откинул защелку. На полу за дверью горел фонарь Криггана. Но никакого следа мага. Он опять попробовал воздух. Запах Гарна. Тяжелый запах, пот и кожаные доспехи, мазь. Сенешаль прошел здесь несколько минут назад. Фазад пошел по следу, который вел вниз по коридору к деревянной двери. За ней обнаружилась лестница со скошенными каменными ступеньками, ведущая в южную часть Белой Башни. Здесь Башня нависала над руинами и заброшенными садами. Фазад осторожно стал спускаться, в почти полной темноте чувствуя, как толстая паутина падает ему на лицо. Он шел по запаху Гарна и вампиров, к которому примешивался запах мороза и холодного ночного воздуха. Наконец он добрался до первого яруса башни. Впереди было арочное окно, из которого были видны руины внизу. В свете полной луны он увидел силуэт облетевшего дерева. Темная фигура скорчилась за окном, как если бы выслеживала кого-то.

Волчий плащ не только усиливал все чувства Фазада, но и делал его почти незаметным, и мальчик тихо скользнул вперед. Вампир или Гарн? Фазад сделал еще шаг вперед, но, наверно, неловко, послышался еле слышный шум, и не успел он узнать пустой рукав плаща незнакомца, как Гарн резко повернулся и в лунном свете блеснул острый кинжал.

— Это я, Фазад, — едва успел прошипеть мальчик. Кинжал остановился в дюйме от его горла. Гаран глядел на него диким взглядом: белки торчали наружу, по вискам бежали капли пота.

В конце концов сенешаль сумел успокоиться. — Во имя Ре, никогда не подползай ко мне так, — прошипел он, убирая нож и толкая мальчика в глубокую тень, отбрасываемую луной. Он нервно выглянул из-за арки, и Фазад посмотрел в том же направлении. Руины, которые он заметил еще из балкона своей спальни, оказались кладбищем, каждая древняя могила была отмечена знаком из трех округлый камней, уменьшающегося размера, положенных друг на друга. Гарн объяснил, что это знак Исса, камни грубо представляли кольца Червя.

Обычно на кладбище никого не было но сейчас мальчик увидел фигуры, движущиеся по нему, некоторые работали лопатой и мотыгой: одно из надгробий было сдвинуто в сторону. Пока Фазад глядел, он увидел как человек, завернутый в темный плащ, вышел из тени. Он надел причудливую маску-череп жреца, потом спустился в могилу.

Мальчик и воин подались вперед. Их окно находилось достаточно высоко, и они смогли заглянуть внутрь. Труп, от которого остались только клочки кожи на желтых костях, лежал на земле, с руками, скрещенными на грудной клетке. Череп скалился жрецу, который наклонился над ним с таким видом, как если бы собирался поцеловать труп или впустить заклинание ему в рот. И действительно, изо рта жреца вышел клубок призрачного синего тумана, который всосался в рот черепа: как если бы внутри трупа зажегся огонек и череп засветился розовато-лиловым светом. Фазад увидел, как руки скелета дернулись, и труп начал подниматься из неглубокой могилы. Жрец что-то пробормотал, и скелет опять стал медленно клониться к земле. Потом жрец встал, махнул рукой людям с лопатами, те быстро закидали отверстие землей, а потом исчезли между руин, обвитых плющом. Буквально за секунды кладбище стало таким же пустым и заброшенным, как днем.

— Что они делают? — спросил Фазад.

— Оживляют трупы. Когда придет день, это будет похоже на поле Тралла — тогда мертвые выпрыгивали из земли, — мрачно ответил Гарн.

— А когда придет день?

Гарн пожал плечами. — Парень, мы не пророки. Секрет зарыт где-то в Книге Света и Книге Червя, но нам его не откопать.

— Мы должны рассказать королеве то, что видели.

Гарн кивнул. — Да, завтра. Сейчас она закрылась в своей части башни, а Криггана вообще нигде нет.

— А Рута Ханиш и стражники?

Гарн пристально поглядел на мальчика. — Кто отвечает за защиту цитадели? — спросил сенешаль. Фазад собрался было ответить, но Гарн опередил его. — Рута Ханиш, вот кто. Сегодня волки выли так, что могли поднять мертвого. Они носились по самым главным улицам. Хотя бы один командир вышел из казарм и приказал прогнать их? Нет, никто не вышел, стражники остались пить в казармах. Не боится ли он того, что солдаты увидят потом, когда прогонят волков? Наверняка сцены вроде этой сегодня можно увидеть во всем Имблевике.

— Неужели он предатель?

— Вспомни, парень, я сражался в Тралле. Даже во время битвы рассказы о его подвигах летали по шеренгам и вселяли в солдат мужество. А после поражения он увел выживших назад. Потом эти казни. Неужели он стал бы уничтожать свой собственный народ? Значит он вне подозрений? — Гарн покачал головой. — Но Валанс и все остальные, с которыми я говорил, не согласились со мной. Они думают, что он предатель, что все это только ухищрения, чтобы пустить пыль в глаза, а придет день, если уже не пришел, когда он поднимет мертвых и захватит город.

— Тем не менее он не Живой Мертвец. Мы видели его при свете солнца.

— Не все последователи Исса вампиры. Укус вампира порабощает жертву, подчиняет его хозяину, а на это Рута Ханишь не пойдет никогда. Есть только одна вещь, при помощи которой можно получить то, что они называют вечной жизнью, и не стать ничьим рабом.

— И что же это?

— Черная Чаша — проклятый артефакт, который Фаран унес с собой из Тире Ганда на запад, чтобы распространить на весь мир власть Червя. Вот то, что ждет Рута Ханиш. — Гарн негромко выругался. — Казнь — самая обыкновенная подделка, развлечение для гарнизона, отупевшего от пьянства. Каждый день, который мы с Валансом проводили в казармах, я видел это — их гнилая дисциплина с каждым разом все хуже и хуже. Скоро только те, кто живет в башне смогут сражаться с Рутой Ханишем и его когортами: мы и предсказатели.

Они посмотрели на кладбище. Все было тихо, волки опять успокоились.

— Посмотрим, что будет завтра, парень, — сказал Гарн. — Когда предупредим королеву. Тогда и увидим, что мы можем сделать. — Они стали подниматься по ступенькам башни, так тихо, как только возможно. Фонарь перед дверями все еще горел, но стул предсказателя по-прежнему был пуст.