"Рассказы «русского» периода, не вошедшие в сборники" - читать интересную книгу автора (Набоков Владимир Владимирович)IIIОн проснулся от стука в дверь. Морозная лазурь лилась в окно. — Войдите, — сказал он, потянувшись. Лакей беззвучно поставил поднос с чашкой чая на стол, поклонился и вышел. Керн про себя рассмеялся: “А я-то в помятом смокинге”. И мгновенно вспомнил, что было ночью. Вздрогнув, взглянул на постель. Изабель не было. Верно, ушла под утро к себе. А теперь, конечно, уехала... Бурые, рыхлые крылья на миг померещились ему. Он быстро встал — открыл дверь в коридор. — Послушайте, — крикнул он удалявшейся спине лакея, — возьмите письмо. Подошел к столу, пошарил. Лакей ждал в дверях. Керн похлопал себя по всем карманам, посмотрел под кресло. — Можете идти. Я потом передам швейцару. Пробор наклонился, мягко прикрылась дверь. Керну стало досадно, что письмо потеряно. Именно это письмо. В нем он выразил так хорошо, так плавно и просто все, что нужно было. А теперь слова он вспомнить не мог. Всплывали нелепые фразы. Нет, письмо было чудесное. Он принялся писать заново — и выходило холодно, витиевато. Запечатал. Четко надписал адрес. Ему стало странно легко на душе. В полдень он застрелится, а ведь человек, решившийся на самоубийство, — Бог. Сахарный снег сиял в окно. Его потянуло туда — в последний раз. Тени инистых деревьев лежали на снегу, как синие перья. Где-то густо и сладко звенели бубенцы. Народу высыпало много: барышни в шерстяных шапочках, двигающиеся на лыжах пугливо и неловко, молодые люди, которые звучно перекликались, выдыхая облака хохота, и пожилые люди, багровые от напряжения, — и какой-то сухой синеглазый старичок, волочивший за собой бархатные саночки. Керн мимолетно подумал: не хватить ли старичка по лицу, наотмашь, так, просто... Теперь ведь все позволено... Рассмеялся... Давно он не чувствовал себя так хорошо. Все тянулись к тому месту, где началось лыжное состязание. Это был высокий крутой скат, переходивший посередине в снеговую площадку, которая отчетливо обрывалась, образуя прямоугольный уступ. Лыжник, скользнув по крутизне, пролетел с уступа в лазурный воздух; летел, раскинув руки, и, стоймя опустившись в продолжение ската, скользил дальше. Швед только что побил свой же последний рекорд и далеко внизу, в вихре серебристой пыли круто завернул, выставив согнутую ногу. Прокатили еще двое в черных свитерах, прыгнули, упруго стукнули о снег. — Сейчас пролетит Изабель, — сказал тихий голос у плеча Керна. Керн быстро подумал: “Неужели она еще здесь... Как она может...” — посмотрел на говорившего. Это Монфиори. В котелке, надвинутом на оттопыренные уши, в черном пальтишке с полосками блеклого бархата на воротнике, он смешно отличался от шерстяной легкой толпы. “Не рассказать ли ему?” — подумал Керн. С отвращением оттолкнул бурые пахучие крылья: “Не надо думать об этом”. Изабель поднялась на холм. Обернулась, говоря что-то спутнику своему весело, весело как всегда. Жутко стало Керну от этой веселости. Показалось ему, что над снегами, над стеклянной гостиницей, над игрушечными людьми — мелькнуло что-то — содрогание, отблеск... — Как вы сегодня поживаете? — спросил Монфиори, потирая мертвые свои ручки. Одновременно кругом зазвенели голоса: — Изабель! Летучая Изабель! Керн вскинул голову. Она стремительно неслась по крутому скату. Мгновение — и он увидел: яркое лицо, блеск на ресницах. С легким свистом она скользнула по трамплину, взлетела, повисла в воздухе — распятая. А затем... Никто, конечно, не мог ожидать этого. Изабель на полном лету судорожно скорчилась и камнем упала, покатилась, колеся лыжами в снежных всплесках. Сразу скрыли ее из виду спины шарахнувшихся к ней людей. Керн, подняв плечи, медленно подошел. Ясно, как будто крупным почерком написанное, встало перед ним: месть, удар крыла. Швед и длинный господин в роговых очках наклонялись над Изабель. Господин в очках профессиональными движениями ощупывал неподвижное тело. Бормотал: — Не понимаю... Грудная клетка проломана... Приподнял ей голову. Мелькнуло мертвое, словно оголенное лицо. Керн повернулся, хрустнув каблуком, и крепко зашагал по направлению к гостинице. Рядом с ним семенил Монфиори, забегал вперед, заглядывал ему в глаза. — Я сейчас иду к себе наверх, — сказал Керн, стараясь проглотить, сдержать рыдающий смех. — Наверх... Если вы хотите пойти со мной... Смех подступил к горлу, заклокотал. Керн, как слепой, поднимался по лестнице. Монфиори поддерживал его робко и торопливо. 1924 |
|
|