"Завидный жених" - читать интересную книгу автора (Д`Алессандро Джеки)

Глава 8

Мередит медленно шла по посыпанной гравием дорожке и пыталась совершить невозможное: забыть о присутствии мужчины, идущего рядом с ней.

Бесполезно. Как можно не думать о нем, когда все тело трепещет от сознания его близости? Леди Бикли и мистер Стентон ушли на несколько шагов вперед, и Мередит пыталась сосредоточиться на созерцании их спин, но это не помогало. Каждое мгновение она остро сознавала, что лорд Грейборн находится не более чем в футе от нее.

Но прогулка на свежем воздухе оказалась все-таки лучше, чем пребывание в тесном экипаже. Там Мередит достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него. Там их колени соприкасались при каждом толчке коляски, а сердце останавливалось и потом начинало биться в два раза быстрее, разгоняя жаркую кровь по всему телу.

Да, поездка в экипаже стала для Мередит нелегким испытанием!

Она не только теряла власть над своими чувствами, но и язык отказался ей повиноваться. За всю дорогу Мередит едва ли произнесла десяток слов. Леди Бикли одна умело поддерживала оживленный светский разговор о предстоящем приеме. И слава Богу, свет в экипаже был слишком тусклым для того, чтобы кто-нибудь мог заметить, как пылают щеки Мередит.

Впереди ее ждала еще одна нелегкая задача: прогулка рука об руку с лордом Грейборном по Воксхоллу. Воздух был напоен ароматами цветов, высокие вязы, чьи кроны украшали цветные фонарики, обрамляли узкие и темные дорожки, а еще более укромные тропинки уводили в темноту, где, по слухам, нередко происходили самые скандальные вещи.

От одной мысли о подобном Мередит стало жарко, и она опять надолго потеряла дар речи. Боже милостивый, лорд Грейборн, наверное, решит, что она полная дурочка. Предполагалось, что она будет давать ему уроки приличных манер, но разве это возможно, когда ее голова занята столь неприличными мыслями. Почему же он ничего не говорит? Неужели он не может предложить какую-нибудь тему для легкой беседы, раз уж она сама ни на что сейчас не способна?

Их плечи случайно соприкоснулись. Подняв глаза, она встретилась с таким напряженно внимательным взглядом, что невольно споткнулась. Филипп подхватил ее, и они остановились.

– Все в порядке, мисс Чилтон-Гриздейл?

Мередит молча смотрела на его красивое и такое притягательное лицо. «Нет, все не может быть в порядке, лорд Грейборн, и виноваты в этом вы. Вы будите во мне чувства, которым нет места в моей жизни. Заставляете желать того, чего я никогда не смогу получить. Маните туда, где меня не ждет ничего, кроме разбитого сердца».

От его руки на плече тепло разливалось по всему телу, и больше всего Мередит хотелось подойти и тесно прижаться к нему. В ужасе она приказывала своим ногам сделать шаг назад, но они отказывались повиноваться.

– Все... все хорошо, – выдавила она наконец.

– Здесь очень неровный гравий. Вы не подвернули ногу?

– Нет, просто запнулась. Все в порядке.

– Ну хорошо. – Лорд Грейборн медленно и, как Мередит показалось, неохотно убрал руку с ее плеча. – Тогда продолжим прогулку? Эндрю с сестрой уже ушли вперед.

Мередит обернулась и обнаружила, что их спутников действительно не видно. Она решительно направилась за ними, и лорд Грейборн последовал за ней. По дороге им встречались другие гуляющие пары, но без леди Бикли и мистера Стентона Мередит чувствовала себя неуверенно. Она ускорила шаги.

– Мы участвуем в гонке, мисс Чилтон-Гриздейл? – с улыбкой спросил Филипп.

– Нет, просто я хочу догнать леди Бикли и мистера Стентона. Как мы найдем их, если потеряемся?

– Не беспокойтесь. Насколько я знаю свою сестру, она непременно постарается занять самую лучшую ложу. К тому времени, как мы придем, Эндрю уже закажет вино и избавит меня от этой обязанности. – Он усмехнулся. – Слава Богу, вина в Воксхолле отличные, и мы ничем не рискуем, хотя Эндрю и не большой знаток и предпочитает всем напиткам бренди.

Мередит вздохнула с облегчением, чувствуя, что атмосфера разрядилась. Она указала на три триумфальные арки, возвышавшиеся в конце дорожки:

– С такого расстояния кажется, что это настоящие развалины Пальмиры.

Филипп тоже посмотрел, радуясь, что может на что-то отвлечься от Мередит.

– Вполне приличная копия, – согласился он после недолгого созерцания, – но с оригиналом им не сравниться.

– Я не знала, что вы были и в Сирии, милорд.

– И там, и еще во многих местах. – Он постарался скрыть свое удивление ее географическими познаниями.

– Наверное, настоящие руины потрясают.

Древний город возник перед его глазами так явственно, словно он на самом деле находился в нем.

– Пальмира отличается от множества развалин помимо прочего и своим грандиозным масштабом. Там такая изумительная игра света, тени и цвета, что, боюсь, описать ее невозможно. Днем она сверкает белизной на фоне бесконечного неба, настолько синего, что на него больно смотреть. На закате на руины опускается тень, а небо из синего становится сначала желтым, потом оранжевым, а потом кроваво-красным. Оно все темнеет, темнеет, и город постепенно растворяется в ночной пустыне до следующего утра.

Он повернулся к Мередит. Она смотрела на него широко раскрытыми, затуманившимися глазами, как будто видела Пальмиру так же отчетливо, как он сам.

– Это, должно быть, необыкновенное зрелище.

– Да, так и есть.

Взгляд Филиппа скользил по ее прелестному лицу, ласкал каждую черту, задерживался на нежных губах. Желание прикоснуться к ней, поцеловать было нестерпимым, и он испугался, что не справится с собой.

Филипп с трудом отвел глаза от Мередит и огляделся.

– Пойдемте, – сказал он, бережно беря ее под руку и направляя в сторону от павильонов и колоннад. – Сегодня такой прекрасный вечер. Давайте погуляем немного, перед тем как присоединиться к Эндрю и Кэтрин. Тем более что я давно хочу задать вам несколько вопросов и надеюсь, что сейчас вы ответите на них.

Мередит быстро моргнула, и мечтательное выражение исчезло из ее глаз.

– Конечно, милорд. Во всяком случае, я постараюсь. О чем вы хотели узнать?

– О вас, мисс Чилтон-Гриздейл. Почему вы стали свахой? Она поколебалась несколько секунд:

– Это обычная история, милорд. Когда я была еще совсем девочкой, у меня проявилась какая-то особая интуиция, помогающая мне угадать, какая леди и какой джентльмен из нашего окружения наилучшим образом подходят друг другу, и я обожала делать намеки на возможные, по моему мнению, союзы. К общему удивлению, мои предсказания часто сбывались. Став старше, я полюбила читать страницы светской хроники и мысленно составлять пары из членов высшего общества. А потом, просматривая объявления, я думала: «Нет! Боже, он не должен жениться на ней! Леди Такая-то подошла бы ему гораздо больше». Вскоре мамаши девиц на выданье стали обращаться ко мне за советом. Потом я переехала из деревни в Лондон и мало-помалу заработала себе неплохую репутацию.

Как и несколько часов назад, при встрече в Гайд-парке, Филиппу показалось, что она произносит хорошо заученную и отрепетированную речь. Он подумал, что не удивился бы, если бы через два месяца, отвечая на такой же вопрос, она повторила ее слово в слово. И удивляло ее очевидное и нехарактерное для женщины нежелание говорить о себе.

Мередит искоса взглянула на него:

– Поручение вашего отца найти для вас подходящую невесту стало самым ответственным и почетным заданием за всю мою карьеру.

– Но даже если предположить, что вы отыщете женщину, которая согласится выйти за меня замуж, я не смогу жениться на ней, пока не избавлюсь от проклятия.

– Я не разделяю вашего пессимизма относительно проклятия и не могу представить себе женщину, которая откажется стать вашей женой.

Филипп замедлил шаги и с любопытством посмотрел на нее:

– Вот как? Могу я узнать почему? Вопрос очевидно смутил Мередит.

– Ну, потому что вы... – она махнула рукой, словно пытаясь нащупать ответ в воздухе, – скоро станете герцогом. И вы богаты!

Филипп не смог скрыть охватившего его разочарования и почему-то обиды. Неужели ее интересует только это?

– Только на основании этих критериев вы и устраиваете браки?

– Разумеется, нет. – Она неожиданно улыбнулась. – Если у жениха целы все зубы и волосы – это обычно очень помогает делу.

– А если бы у меня не хватало волос или зубов?

– Я все равно не могу представить себе женщину, не желающую выйти за вас замуж.

– Почему?

– Вы напрашиваетесь на комплименты, милорд? – Мередит не пыталась скрыть насмешку в голосе.

Черт возьми, так и есть. Как глупо! Ведь он знает, что далеко не красавец. И что годы, проведенные за границей, не лучшим образом отразились на его манерах. Знал, что его интересы способны до смерти наскучить любой женщине. И все-таки хотел услышать от нее, что все это не имеет никакого значения. Она старается поддерживать легкую беседу, а он коварно пытается увлечь ее в укромную аллею. Он должен стыдиться – и он непременно так и сделает, – но только после того, как поцелует ее.

– А вы можете их предложить, мисс Чилтон-Гриздейл? Она театрально вздохнула:

– Надо подумать. Возможно, один и отыщется, если вы будете очень настаивать.

– Позвольте мне самому догадаться. Мои уши не торчат в стороны и не висят, как у Принца.

Мередит рассмеялась:

– Совершенно точно. И еще у вас нет бородавки на носу.

– Осторожнее, а то я могу возгордиться.

– Тогда я, пожалуй, не стану упоминать, что у вас совершенно отсутствует упитанный животик и что глаза... – Она внезапно замолчала.

– Какие у меня глаза, мисс Чилтон-Гриздейл?

– Добрые, – прошептала она после секундного колебания, – у вас очень добрые глаза.

Простые, милые слова. Непонятно, почему от них так забилось его сердце. Мередит не сразу осмелилась посмотреть на него.

– Теперь ваша очередь, милорд, – наконец с трудом произнесла она.

– Делать комплименты? Охотно. Я думаю, вы...

– Нет! – От ужаса она почти выкрикнула это, потом нервно рассмеялась. – Нет, – повторила она уже мягче. – Я имела в виду, что теперь ваша очередь рассказывать о том, почему вы стали таким любителем древностей.

И она действительно имела в виду только это, но как интересно было бы узнать, что он собирался сказать.

– Что ж, должен признаться, что я полюбил древности потому, что однажды буквально свалился в них. Вернее, не в них, а в колодец в нашем поместье Рейвенсли. Мне было тогда пять лет.

– О Господи! Вы сильно ушиблись?

– Нет, просто испугался – в колодце почти не было воды. Вообще, должен сказать, я был довольно неуклюжим ребенком. Я однажды слышал, как гувернантка назвала меня «судном без парусов, ищущим, где бы приткнуться». Конечно, она пробормотала это себе под нос, но я был хоть и неуклюжим, но не глухим.

Мередит показалось, что она слышит в его голосе следы старых обид, и сразу вспомнила портрет в кабинете его отца. Пухлый растерянный мальчик в больших очках. Как могла гувернантка быть такой жестокой? Жалость и гнев обуревали ее.

– Надеюсь, ваш отец немедленно указал ей на дверь и не дал никаких рекомендаций?

– А вы бы так поступили?

– Несомненно. Терпеть не могу людей, которые обижают тех, о ком должны заботиться, кто зависит от них. Тех, кто меньше и слабее. Это худшее из предательств. – Голос Мередит звучал взволнованно и страстно, а руки невольно сжались в кулаки. Испугавшись собственного порыва, она внезапно замолчала, а потом продолжала уже спокойнее: – Итак, вы оказались на дне колодца...

– Да, и обнаружил там массу липкой грязи. Она смягчила мое падение, но из-за нее я потерял свой башмак. Я запустил обе руки в грязь и обнаружил, что ее глубина не больше фута. Я начал шарить руками по каменному дну в поисках ботинка и нащупал что-то маленькое и круглое. Когда я вытащил и очистил находку, оказалось, что это монета. Потом я нашел еще три. Вечером я показал монеты отцу. Они были золотыми и очень старыми. На следующее утро мы повезли их в Британский музей.

Сотрудник музея не мог поверить своим глазам – монеты датировались сорок третьим годом нашей эры – временем, когда римляне завоевали Британию. Он сказал, что римский солдат, вероятно, спрятал монеты в колодец, но не смог вернуться за ними потому, что его убили. Такая теория поразила мое воображение, и с тех пор прошлое и древние цивилизации занимают меня больше, чем настоящее. За несколько следующих лет я вырыл огромное количество ям в нашем поместье, а летом, когда все принимали ванны в Бате, мы с отцом ездили в Солсбери осматривать Стоунхендж. Как видите, я, как и вы, уже с ранних лет знал, в чем мое призвание.

– Простите, милорд, – осторожно сказала Мередит после некоторого колебания, – я понимаю, что это не мое дело, но из вашего рассказа мне стало ясно, что в то время вы были очень близки со своим отцом. Сейчас же у вас, очевидно, довольно напряженные отношения.

Филипп долго молчал, и Мередит испугалась, что вторглась в запретную зону.

– Наши отношения изменились, когда умерла моя мать, – сказал он наконец.

– Вот как, – прошептала она. – Мне очень жаль.

– Мне тоже.

– Надеюсь, что вам удастся уладить ваши разногласия до тех пор, пока... пока не будет слишком поздно.

– И я надеюсь, хотя и сомневаюсь, что это возможно. Некоторые раны не заживают.

– Я знаю, и тем не менее, поверьте, вам следует сделать все возможное, чтобы помириться. Вы сами не понимаете, какое это счастье – иметь отца.

– Ваш отец умер?

Мередит вздрогнула от этого вопроса, как от удара. Как могла она позволить разговору зайти так далеко? Коснуться тем, которых она ни с кем не хотела обсуждать.

– Да, он умер. – По крайней мере сама Мередит так думала. Так она решила много лет назад. – А что случилось с теми монетами из колодца?

– Три из них мы отдали в музей. Одну я оставил себе.

– И она до сих пор у вас?

– Да. Хотите посмотреть?

– Очень.

Филипп остановился и повернулся к ней лицом. Мередит с удивлением увидела, что он развязывает галстук.

– Ч-что вы делаете?

– Собираюсь показать вам монету.

Ослабив галстук, он распахнул воротник белоснежной рубашки, обнажив шею, и вытащил наружу висевшую на груди цепочку, к которой был прикреплен небольшой круглый предмет. Он не стал снимать цепочку с шеи, а вместо этого подошел к Мередит ближе и протянул ей медальон.

Мередит не смела шевельнуться. Они стояли в самом тихом месте безлюдной дорожки, озаренном только бледным лунным светом, едва пробивающимся через крону вязов. Шум, музыка, гуляющие пары и огни иллюминации – все осталось где-то далеко за деревьями. Ветерок, напоенный ароматами цветов, шевелил складки ее юбки, и они нескромно прикасались к сапогам лорда Грейборна. Не больше чем два фута между ними. Один шаг – и она сможет всем телом приникнуть к нему. Мередит слышала его дыхание. Интересно, а он слышит, как бьется ее сердце?

Она взглянула на монету, которую протягивал Филипп, и как под гипнозом протянула к ней руку. Он вложил монету ей в ладонь, и прикосновение его пальцев обожгло Мередит, словно огнем.

Какая теплая... Она непроизвольно сжала в руке золотой кружок, нагретый теплом его тела, потом медленно разжала пальцы, чтобы рассмотреть его.

– Здесь слишком темно, я ничего не вижу.

Он подошел ближе. Теперь их разделяло всего несколько дюймов.

– Так лучше?

? Да.

Но Мередит лгала! Разум кричал ей, что она должна отодвинуться, пока не поздно, но ноги отказывались повиноваться. Даже в темноте Мередит видела, как пристально смотрит Филипп на ее губы.

Он осторожно прикоснулся ладонями к ее лицу и провел большим пальцем по щеке.

– Какая мягкая, – прошептал он, – какая удивительно мягкая.

Он наклонял голову медленно, позволяя ей передумать, отступить и положить конец этому безумию, но Мередит лишь закрыла глаза.

Его прикосновение к ее губам было легче перышка. Больше всего Филиппу хотелось схватить ее и прижать к себе так тесно, чтобы их тела слились в одно. Но вместо этого он лишь накрыл ладонью ее руку, все еще державшую монету, и привлек ее к своей груди. Он медленно провел языком по пухлой нижней губе, и ее рот приоткрылся, впуская его в свою теплую глубину.

Восхитительно! Ее вкус был под стать запаху – дразнящим, сладким и полным соблазна. Как у самого вкусного и самого свежего пирожного! Как долго сможет он сдерживать желание насладиться им? Мередит тихо застонала, и Филипп прикоснулся кончиками пальцев к ее горлу. Другой рукой он держал ее за талию, все теснее прижимая к себе.

Мередит выпустила монету и прижала раскрытую ладонь к его груди. Она хотела услышать стук его сердца, всем телом ощутить его желание. От трепетных прикосновений у Мередит так слабели колени, что она, наверное, упала бы, если бы Филипп не прижимал ее к себе, продолжая исследовать секретные закоулки ее рта.

Мало... Ему было мало завладеть только ее губами. Не прерывая поцелуя, он развязал шелковую ленту шляпки и нетерпеливо отбросил ее, запустил пальцы в густую теплоту ее волос, и шпильки с тихим стуком высыпались на гравий. Волосы оказались мягкими и душистыми. Но и этого было недостаточно!

Сжав ее голову, Филипп слегка откинул ее назад и прильнул губами к нежному изгибу горла. Он с удовольствием отметил, что ее пульс бьется как сумасшедший, и прикоснулся языком к пульсирующей жилке. С глубоким вздохом Мередит приподнялась на цыпочки и обхватила одной рукой его затылок, а другую, все еще лежавшую на груди, переместила повыше и прикоснулась дрожащими пальцами к его обнаженной шее.

Почувствовав ее пальцы на своей коже, Филипп перестал сдерживать себя и страстно впился в ее губы, подталкиваемый тем, что Мередит с такой готовностью отвечала ему. Горячее желание, заполнявшее его, заставило забыть об осторожности, и он дал волю своей неутоленной жажде. Его руки, обычно такие спокойные и терпеливые, что он часами мог собирать крошечные осколки разбитого сосуда в одно целое, метались по телу Мередит, сжимали и стискивали его, как будто спешили и не могли вдоволь насладиться ощущением близости.

А она прижималась к нему все теснее, и его отвердевшая плоть терлась о ее податливое тело. Филипп вздрогнул и почувствовал, что еще одна секунда – и будет слишком поздно: он уже не сможет остановиться. Усилием воли он оторвался от ее губ, поднял голову и посмотрел на запрокинутое женское лицо.

Глаза Мередит были закрыты, быстрое, неровное дыхание срывалось с полуоткрытых губ, темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Новый приступ желания овладел им, но, стиснув челюсти, Филипп не позволил себе еще раз приникнуть к ее губам. Ее веки затрепетали, она открыла глаза, и их взгляды встретились.

Черт! Сейчас Филипп проклинал темноту, которой радовался несколько минут назад. Она мешала ему разглядеть выражение лица Мередит. Он хотел видеть ее глаза. Расширились ли зрачки? Ее кожу. Порозовела ли она от желания?

Они еще стояли, обнявшись, и возбуждение никак не оставляло Филиппа. Господи, как же он хотел ее! Его самого пугала непривычная сила этого желания. Можно ли объяснить ее лишь тем, что у него так давно не было женщины? Или причина в том, что это желание вызвано именно этой женщиной?

Он прикрыл глаза и попытался представить себе, что держит в своих объятиях другую. Ничего не вышло! Он видел только ее. И понимал, что только она сможет утолить его жажду.

Молчание становилось тягостным, и Филипп понимал, что надо что-то сказать. Но что? Истинный джентльмен, несомненно, начал бы извиняться и молить о прощении. Но разве можно считать его истинным джентльменом, если он намеренно увлек ее в самый темный уголок парка именно для того, чтобы поцеловать? И как мог он извиняться, если нисколько не жалел о содеянном?

И все-таки Филипп не решился произнести главные слова: «Я хочу тебя. Я очень тебя хочу». Вместо этого он осторожно убрал завиток волос с ее лба и нежно прошептал ее имя:

– Мередит.

Звук его хриплого шепота развеял чувственный туман. Мередит медленно возвращалась к реальности. Все ее тело еще трепетало от только что пережитого наслаждения. Укромная женская плоть, ставшая горячей и влажной, пульсировала, отзываясь на его жаркую мужскую твердость, которую она ощущала через все юбки. У Мередит никогда не было сомнений по поводу его неспособности... действовать. А как он целовал ее...

Господи, она чуть не потеряла сознание! Сколько ночей провела она без сна, пытаясь представить себе, как это бывает, а потом мучилась, подавляя бесполезные желания. Мередит слишком хорошо знала, куда может завести подобное любопытство, и уже давно поклялась себе, что по этой дороге она никогда не пойдет. И все-таки она позволила лорду Грейборну увлечь себя прочь от людей и яркого света, в глубине души зная, что он поцелует ее. И надеясь на это.

Она только не рассчитывала, что ее тоже захватит огонь желания и что она будет так разочарована, когда все закончится. Да, она сама стремилась узнать вкус его поцелуев. И хотела большего – того, чего не может быть никогда.

Мередит была бы рада изобразить обиду и гнев, назвать его негодяем и обвинить во всем, но ее честность не допускала подобной лжи. Она ведь могла остановить его, но сама решила этого не делать. Господи, о чем она только думала, рискуя всем ради одного тайного поцелуя?

Стараясь действовать как можно естественнее, Мередит убрала свою правую руку, запутавшуюся в густых шелковистых волосах, с его затылка, отдернула левую от его горячей груди и сделала шаг назад, вырываясь из кольца мужских рук.

Потом она быстро и ловко привела прическу в порядок и надела шляпку, решительно завязав под подбородком шелковые ленты.

– Нам надо вернуться, – сказала Мередит, чувствуя себя гораздо увереннее оттого, что ее волосы опять были в порядке. И оттого, что Филипп больше не прикасался к ней.

– Я думаю, это уже невозможно.

– Но мистер Стентон и леди Бикли, наверное, потеряли нас.

– Я не это имел в виду. – Он протянул руку и бережно провел пальцем по ее щеке. – Я думаю, вы это поняли. И понимаете также, что мы не сможем стереть из памяти то, что произошло. Что с этого момента все будет делиться на две категории – до поцелуя и после.

Его тихие и пылкие слова чуть было не нарушили хрупкое, с трудом восстановленное хладнокровие Мередит.

– Глупости. Мы можем об этом забыть и забудем.

– Я не забуду, Мередит, даже если доживу до ста лет. Боже милостивый! И она никогда не забудет, но ведь должен хоть кто-то проявить здравомыслие.

– Прошу вас, поймите, я не отрицаю своей доли вины в случившемся. – Она попыталась легкомысленно рассмеяться и осталась довольна результатом. – Очевидно, романтическая обстановка подействовала на нас обоих. Не стоит придавать такого значения случайному поцелую.

– И вы действительно верите в то, что говорите? Что все дело только в обстановке? Что ничего важного не произошло между нами? – Филипп подошел ближе, и хотя он не пытался прикоснуться к ней, сердце Мередит на мгновение замерло. – И вы на самом деле думаете, что это никогда не повторится?

– Да, – ответ прозвучал фальшиво, и она сама услышала это. – Один раз можно считать просто ошибкой. Два раза – это...

– Уже совсем другая категория.

? Да.

– Которая называется «Непоправимые ошибки».

– Вот именно! Я рада, что вы согласны со мной. – Мередит почувствовала огромное облегчение и поспешила сменить тему, чтобы отвлечь его от обсуждения того, о чем хотела забыть: – А теперь нам действительно надо поскорее найти вашу сестру и мистера Стентона.

Филипп кивнул, и они молча направились в сторону зала. Мередит пыталась сохранять дистанцию, внимательно следя затем, чтобы случайно не коснуться его рукой. Ничего хорошего не может получиться из этого непонятного влечения. Они живут в разных мирах. Ему предназначено жениться на

женщине своего круга в том случае, если с проклятием будет покончено. Или не жениться вообще, если это не удастся. И в том и в другом случае Мередит может быть лишь приятным развлечением для него, игрушкой, которую он выбросит, когда игра ему наскучит. Но она никогда не позволит ни одному мужчине так поступить с собой. Перед глазами Мередит возникло лицо ее матери, и она на мгновение зажмурилась. Нет, она не повторит ее ошибок. Никогда не станет такой, как она.