"Клятва Примара (Дерзкая - 2)" - читать интересную книгу автора (Шитова Наталья)Глава 10Бертан быстро вел меня по бесконечному коридору. Не знаю, часто ли ему случалось бывать в помещении офицерских казарм, но ориентировался он прекрасно. Мы шли молча, чтобы не привлекать ничьего внимания, и лишь изредка обменивались репликами. Я рассчитывала выбраться наружу и отыскать своего пропавшего друга. Все время, пока бушевали ночные страсти, я искала и звала Валерия, рассчитывая, что уж сейчас-то он должен быть где-то рядом со всеми остальными. Но я все так же не могла найти его. Здание совета еще ночью было занято атакующими отрядами армии Тарона. Воины Даррины прекратили сопротивление, все стихло, Тарон, кажется сделал какое-то обращение к населению Первого мира, объявляя себя законным наследником Вебстера. Сама Даррина исчезла в неизвестном направлении, прихватив с собой Бэста. Ничего удивительного в ее бегстве не было. Наверняка, Марсен в свое время нашел для нее и сына подходящее местечко в реальностях. Юрий не стал бы домогаться ее крови, но вот за Тарона я бы не поручилась. Поэтому она сделала, пожалуй, самый правильный в ее положении выбор. Последний взрыв прогремел где-то пару часов назад. Иногда слышались редкие звуки шагов по коридору, но казалось, что крыло здания, где помещались жилые помещения офицеров, вымерло навсегда. Я надеялась, что мне удасться без особых проблем выбраться из здания втихаря, не попадаясь никому на глаза, и Бертан вызвался мне в этом помочь. Свергнутый иерарх был подавлен и мрачен. Сейчас это был всего-навсего ребенок. Большой, слишком быстро выросший ребенок, оставшийся внезапно без всех своих опор. Как не повезло Даррине со старшим сыном! Паренек со скромными природными данными, слишком щепетильный и психологически тонко устроенный, он слишком буквально воспринимал все вокруг себя. Да, из него могло получиться что-то путное и, может быть, даже хорошее. Но только не иерарх. Чтобы удовлетворить честолюбивые запросы Даррины нужен был такой человек, как Марсен. И она точно превратит малыша Бэста в одинокого волка. И лет через десять-пятнадцать Первый мир еще услышит о Бэсте. Отправляясь в путь по лабиринту коридоров, я отобрала у Бертана его оружие. Он пытался этому воспротивиться, но мне удалось его уговорить. Всетаки парнишка в форме простого офицера, да еще безоружный, имеет больше шансов покинуть здание Совета живым. Мы прошли до пересечения с главным коридором, и Бертан уверенно направился вдоль длинной стены, в конце которой должен был быть лифт, ведущий как раз к выходу из здания. Везде было безлюдно, хотя все коридоры были ярко освещены. — Голоса! — Бертан резко остановился. Действительно, где-то в другом ответвлении коридора слышались голоса. — Обойти можно? — Блоки казарм спроектированы по типу гребня. На том конце коридоров — тупик, — ответил Бертан. — Умный человек проектировал, — процедила я. — Ладно, Бертан, держись… Попробуем пройти. Мы подошли к очередному повороту, и я увидела, что дверь в крайний пенал открыта и оттуда и доносятся оживленные голоса спорящих о чем-то людей. Я старалась ступать как можно тише, но какой-то мужчина в полурастерзанной кустарной кожаной одежде с автоматом наперевес высунулся из пенала в коридор и, увидев нас, выскочил из помещения. — Стоять!! — гаркнул он. — Кто такие? И тут Бертан не выдержал. Он, в общем-то, и не собирался бежать. Но он так явно дернулся, что воин сразу же включил прицельный луч. Бертан отпрянул к стене, и я поняла, что если я промедлю еще хотя бы секунду, пареньку конец. Воин не обращал почему-то внимание на меня, словно бы от меня не могло исходить опасности, в отличие от мечущегося Бертана. Я мгновенно вытащила пистолет. Мужчина выстрелил, но мой луч настиг его секундой раньше. Его же луч прочертил черную опаленную борозду в потолке над нашими головами, а сам он грохнулся на пол. И в тот же самый миг, когда раздались свистящие звуки выстрелов, из пенала в коридор высыпали вооруженные люди. Я подняла пистолет, но лишь разглядев того, кто вышел вперед, я опустила руку. На меня смотрели яростные темно-серые глаза высокого черноволосого юноши, готового располосовать меня на кусочки лучом из своего оружия. — Бертан, — шепнула я стоящему рядом со мной бедолаге, — познакомься, это иерарх Тарон. Тарон оглядел поле битвы и отдал короткий приказ: — Они убили нашего человека… Расстрелять! — Не делай ошибок, иерарх! — сказала я. Уже отвернувшийся Тарон резко обернулся и сказал: — Вы узнали меня? И вместо должного отношения стреляете в моих людей? — Я убила его, потому что иначе он убил бы нас, — ответила я, видя, как изменяется лицо Тарона. Он что-то вспоминал. Он вспоминал, где от мог меня видеть. «Иерарх Тарон!» «Это ведь ты нас предупредила!.. Зачем ты убила моего человека?!» «Я защищала наследника клана Вебстера. Он мог погибнуть по нелепой случайности. Возьми под свою защиту этого парня, Тарон, это сын Виллена.» Тарон немного нехотя опустил свой автомат и, наклоня голову немного набок, стоял, рассматривая Бертана. — Отведите этого человека в мои помещения, глаз с него не спускать и чтобы ни один волосок с его головы не упал, — распорядился Тарон. — Да, иерарх, — двое воинов повели Бертана по коридору. Тарон и несколько его людей по-прежнему не спускали с меня глаз. В то же время я слышала, что в пенале, из которого они все выбрались, еще кто-то ходит и двигает какие-то предметы. Я уже начала соображать, как построить разговор с Тароном, чтобы он отпустил меня восвояси, но тут из пенала вышел еще один «лесной» человек, и я поняла, что влипла основательно. Вышедший человек был относительно молод, очень высок и, очевидно, очень силен. И, к моему сожалению, в отличие от Марсена, он прекрасно знал Катю Орешину. И я его знала не хуже. У него было круглое лицо, голубые глаза и яркоапельсиновые волосы. Он уставился на труп воина, и его лицо помрачнело: — Это чьих же рук дело? — Да вот этого… ангела, — Тарон устало кивнул на меня. Гайл повернулся в мою сторону. Он смотрел на меня, не меняя выражение лица, не меньше минуты. — Гайл, в чем дело? Что-то не так? — забеспокоился Тарон. — Ты что, ее знаешь? — Интересно, мы что, все уже умерли?.. — пробормотал Гайл. — Катя, ты? Я молчала. Гайл перевел дыхание, подошел ко мне, взял за руку. Его сильные пальцы искали пульс на моем запястье. Он нашел его и несколько долгих секунд сжимал мою руку. — Да жива я, Гайл, жива, — я выдернула руку и прошептала: — Уведи ты меня отсюда… Гайл сдавленно засмеялся, повернулся к Тарону и произнес: — Ее срочно должен видеть Юрий. С этими словами Гайл потянул меня вглубь коридора к лифту. Я молча шла рядом с ним, соображая, что мне теперь делать. Выстрелить в Гайла из пистолета, который у меня так и не успели отобрать? Ничего более нелепого и придумать-то себе было невозможно. Уже в лифте Гайл, наконец, высказался совершенно спокойным голосом: — Я не хочу знать, почему ты здесь оказалась, но это будет достойный подарок Юрию по случаю победы. — Это не входило в мои планы, — отрезала я. — Что? — Жизнь вообще, и жизнь в качестве подарка в частности. — Я уверен, что Юра иного мнения, — возразил Гайл. Когда Гайл вытащил меня из лифта на этаже, на котором размещались официальные кабинеты и залы, я остановила его, оттолкнула к стене, развернула к себе и подступила к нему. — Что с тобой? — растерялся Гайл. — Что случилось с твоим братом, почему он молчит? — Да он… — Гайл возвел глаза к потолку и хмуро процедил. Свихнулся мой брат. Тронулся… — А если серьезно? — я уже не знала, чем мне вытягивать из Гайла слова. — Серьезно. После того, как мы похоронили Рэсту, Валера совершенно сошел с ума, замкнулся, отключился и выставил барьеры, которые никто не смог вскрыть. Он стал немым и глухим. Он слушал только приказы Юрия и молча их исполнял. Нас всех для него уже не существовало, ну и, естественно, ребята на него обозлились. Поэтому его отсутствием никто особенно не обеспокоен. Все довольны, что не видят его живого трупа… — последние слова Гайл сказал желчно и вдруг, резко повернувшись, вмазал кулаком по стене. — Эх, дурак ты, Валерка, дурак! Давно бы ушел отсюда, зачем ему это нужно, так мучить самого себя?!.. Он, возможно, скоро вернется сюда, но ты его не опасайся, он так изменился с тех пор, когда издевался над тобой в Сылве… — Ты что, Гайл, серьезно? — А что? — удивился он. — Когда я возвращалась в ином облике, никто не хотел признавать, что внутри меня осталась та же душа. Теперь же почему-то все считают, что я осталась той же самой Катей, которая умерла шесть лет назад! Как будто бы моя душа не была с вами эти годы! Все кругом изменились до неузнаваемости, только я почему-то должна оставаться прежней?! — Я не каждый день вижу подтверждение тому, что душа может путешествовать по аналогам в обратном направлении! — возмутился Гайл, и тут же остыл. — Ладно, извини меня… Ты иди к Юрию, только побережнее с ним, говорят, от счастья тоже умирают… Он указал мне на приоткрытую дверь в углу пустующего холла. Это было помещение электронного архива Иерархии. Видимо, Юрка копался там в каких-то документах. Я пошла туда, чувствуя с каждым шагом, что идея о бесследном исчезновении теряет свою привлекательность. Мало что заставило бы меня сейчас повернуть назад. Я оглянулась на Гайла. Он махнул мне рукой и вошел в лифт. В помещении архива было тихо. Все мониторы, которые обычно работали почти постоянно, были отключены, никого из служащих не было видно. Пыл боя словно бы не коснулся этих комнат, скорее всего, по особому приказу с архивом обошлись очень осторожно, это было одно из самых крупных хранилищ информации. А личный архив клана Вебстера здесь был самый полный, так мне рассказывал Виллен. Пройдя сквозь две безлюдные комнатки, я услышала клацание клавиш и вслед за этим гудение и писк машины, копошащейся в ворохе информации. Легкий знакомый запах табачного дыма донесся до меня. Я вошла в следующее помещение и встала на пороге. В центре комнаты работал небольшой компьютер. Сигнальная лампочка говорила о том, что он обрабатывает данные из архивного сектора, содержащего личные документы потомков Вебстера. На спинку кресла была накинута короткая черная куртка, а рядом с клавиатурой лежали зажигалка и пачка сигарет. Юра стоял у открытой двери архивного сектора и, склонив голову, вчитывался в ярлыки. На нем были черные узкие брюки и темно-зеленый свитер, явно не местного происхождения. Слегка посеребрившиеся волосы сзади все так же стянуты зажимом в мягкий неплотный пучок. — Где тебя вечно носит, не дозовешься… — проворчал Юрка, не оборачиваясь. — Тебя, Середа, хорошо за смертью посылать… «Это не Олег. Это я.» — хлестнула я в ответ. Юра вздрогнул, выпрямился и сделал шаг назад. «Только пообещай, что не будешь на меня сердиться!» — скороговоркой выпалила я. Юрка медленно повернулся. Я боялась увидеть ошеломленное, окаменевшее лицо, но его глаза взглянули на меня лишь удивленно, не более того. Он смотрел на меня некоторое время, словно искал слова, и, наконец, произнес: — Где, где ты была все это время? От неожиданности я не нашлась, что сказать. Брат нахмурился, покачал головой и немного повысил голос: — Не молчи! Скажи что-нибудь, если это ты. — Неужели бы я показалась тебе на глаза, если была бы всего лишь привидением? Юра сложил вместе раскрытые ладони, поднес их к лицу и потер лоб и переносицу кончиками пальцев. Затем вдруг издал смешок. — Юрочка, ты не волнуйся, это, действительно, я. Он засмеялся тихо, почти беззвучно, такой смех я слышала от него всего несколько раз в жизни. Он закрывал лицо ладонями, и только живые влажные глаза смотрели на меня из-под тонких темных бровей. Я оторвалась от стены, подошла к нему и отвела его ладони от лица. Он вздрогнул от моего прикосновения и снова спросил спокойно и строго: — Где же ты была? — Рядом, Юрка, рядом, или, в крайнем случае, близко. Не моя вина в том, что я выглядела по-другому… — осторожно сказала я. Он протянул руку к моему лицу, провел пальцами по каштановой прядке, выбившейся из косы, по щеке, по шее. Пальцы задержались на затертых рубцах. Я обняла его, сцепив руки на его спине. Он наклонился ко мне, его губы скользнули по моему виску, а тяжелая рука легла на голову, нежно поглаживая. — Так вот кто был пушистым ангелом Тарона… — проговорил он, и голос его сорвался. Он судорожно сглотнул и еще крепче прижал меня к себе. — Мне было тяжело, но я поверил в твою смерть, девочка… И снова ошибся. — Честно говоря, и я тоже ошиблась. Я тоже рассчитывала, что на Рэсте все закончится. Юра медленно отпустил меня, растер себе лицо ладонями и улыбнулся такой хорошей светлой улыбкой, какой я не видела у него много-много лет. — Ты не перестаешь меня восхищать, девочка, — сказал он. — Только я боюсь, что ничем не заслужил того, что ты вернулась… Глядя на тебя, веришь в самые невозможные вещи, даже в бессмертие. — Катя умерла, и Мариэла, и Рэста. Но некоторым дана власть поворачивать все назад. Юра задумчиво кивнул, прошел к креслу перед компьютером и сел в него, не спуская с меня глаз. — Ты совсем не изменилась. — Недолго тебе пребывать в этом заблуждении. Юрка потянулся к пачке с сигаретами. Я подняла руку: — Юра, не надо, пожалуйста. — Раньше ты не протестовала, потому что знала, что это бесполезно, проворчал он. — Вот и первое подтверждение тому, что не изменившаяся внешность обманчива, — сказала я. Юрка неопределенно хмыкнул. Его пальцы сильно дрожали, когда он закуривал, и в эти секунды я заметила то, что не бросилось в глаза тогда, когда я устраивала визуальные сеансы. Юрка выглядел ужасно, он был бледным, измотанным, казался совершенно больным и усталым. Он жадно затянулся своим дымом и посмотрел на меня сквозь сизую пелену. Взгляд у него был счастливый и умиротворенный. — Я все еще не могу поверить, что моя маленькая сестренка… — он не закончил фразу, наклонил голову и усмехнулся чему-то. — Ты помнишь о чем мы с тобой говорили в последний раз? — спросила я его. — Какой раз ты считаешь последним? — засмеялся Юрка, затягиваясь в очередной раз. — Тот, что в Сылве, или… — Или. — Мы ссорились, и за это мне до сих пор стыдно. — Чтобы быть счастливее, тебе не хватало только того, чтобы моя телесная оболочка была вот такой… — Только у идиота могли вырваться такие слова, — нахмурился Юра. — Только у несчастного человека, тоскующего по прошлому, которое нельзя вернуть, могли возникнуть такие мысли, — я подошла к креслу брата, оперлась на столик и взяла его руку в свои. — Я готова на все, чтобы ты был счастлив. Если мне для этого понадобится умереть и воскреснуть еще раз — я это сделаю. — Еще не хватало! — испугался Юра. — До твоего следующего воскрешения я могу и не дожить. — Плохо со здоровьем? — Неважно. Но я еще не совсем дремучий старик. И хотя прежняя физическая форма для меня навсегда потеряна, я еще могу не только шевелить мозгами… — Юрка говорил о неприятных вещах, но все равно улыбался. Знаешь, девочка, я выдохся, поседел и разваливаюсь на глазах, но я вот смотрю на твое такое детское лицо, и мне кажется, что жить можно вечно… Ты сейчас еще моложе, чем была тогда… И в то же время я слышу от тебя какие-то основательные речи, которые никогда не могли бы исходить от тебе тогда… — Только не говори, что ты теперь будешь относится ко мне, как к равной. Для тебя я уже не Рэста, я снова девочка Катя, которая должна слушаться брата. — Но ведь ты не будешь слушаться! — засмеялся Юрка. — Не буду, — согласилась я. — Позвольте приобщиться к вашему веселью. Как только я поверил в то, что Гайл не сошел с ума, я решил, что меня здесь, возможно, будут рады видеть, — за моей спиной прозвучал несколько нетвердый голос Олега. — Конечно, Олег, — ответила я. — Но вот ты вряд ли будешь рад мне. Я обернулась и в течение некоторого времени наблюдала, как выражение нетерпеливого ожидания в его глазах переходит в настороженность. — Ты? — спросил он и шагнул вперед. Лицо его стало злым. — Олег, что с тобой? — Юрка встал и двинулся наперерез Олегу, который выглядел готовым к атаке. — Это была ты? — повторил Олег. — Я. Ты все вспомнил? Олег отвернулся и, сунув руки в карманы, размашистым шагом вышел из помещения архива. — Ну и кто мне объяснит, в чем дело? — угрюмо осведомился Юра. — Олег. Он тебе объяснит, что уродина и приставала Рэста была ангелом по сравнении со мной. И если Рэсту он терпеть не мог, меня он ненавидит. Юра покрутил пальцем у своего виска: — У тебя все дома, девочка? Я повидал разных людей и разные ситуации и кое-что смыслю в жизни. Олег столько слез пролил над тобой. Он страдает от того, что слишком поздно разобрался в своих чувствах. Олежка любит тебя… — Любил — это может быть. Юрка подхватил свою куртку и сигареты и указал пальцем на кресло: — Сядь и жди, пока мы не вернемся. — Он не вернется, Юра. Не надо его разыскивать. — Почему не надо? — Потому что, когда ты найдешь его и расспросишь, тебе больше не захочется гладить меня по голове. Юрка отмахнулся: — Если не захочется гладить — выпорю. Дождись нас. Он побежал вслед за Олегом искать объяснений. Я села на его место, сползла на край кресла и положила ноги на стол. Но только я закрыла глаза, как за моей спиной послышались мягкие шаги. Но вошедший не стал подавать голос. Вместо голоса раздались мерные, звонкие хлопкиаплодисменты. Я повернула голову. На том самом месте, на котором несколько минут назад стояла я, оказался худощавый ушастый человек с коротким ежиком бесцветнопепельных волос. Его лицо было «смято» широкой улыбкой, обнажающей крупные ровные зубы. Он продолжал демонстративно аплодировать. — Что ты здесь делаешь, Примар? — я едва заставила себя встать и твердо держаться на ногах. Это была совершенно естественная реакция на моего повелителя. Едва увидев его, я поняла, что ничего хорошего меня не ждет. — Я пришел выразить свое восхищение! — ответил он, прекратив аплодировать. — Нечем тут восхищаться, все что я сделала, я сделала для себя, а не для тебя. — В этом я не сомневаюсь. Но я все-таки получил истинное удовольствие от наблюдения за тем, как и что ты делала для себя. И, что еще интереснее, ты опять добавила значительное количество отсебятины в ту роль, что я для тебя написал. Я опять сильно ошибся в прогнозах… — засмеялся Примар. — Что ж, тебе хуже, — проворчала я. — Нет, хуже тебе, — заметил он. — Отчего? — отвратительный комок запульсировал у меня внутри. — Объясняю. Я заключил пари сам с собой. Если бы ты в этот раз оправдала мои ожидания, я оставил бы тебя в покое и переключился бы на другой объект наблюдения. Но ты снова повернула все в свою сторону, поэтому я должен буду продолжить… — Не стоит идти на такие жертвы. Тем более, что пари у тебя было с самим собой, — мне с трудом удалось улыбнуться. — Самому себе нужно проигрывать достойно, и не в коем случае нельзя задерживать возврат долга такому кредитору, как собственное «я». Обманывать самого себя я не советую никому. Да и не может быть тут никакой жертвы. Свою пьесу я продолжу ставить с удовольствием, и мне пока не нужно другой актрисы на роль героини. — И тебя не смущает, Примар, что твоя выдуманная пьеса — моя реальная жизнь? — Некоторая натянутость твоего положения состоит в том, что ты, в отличие от остальных людей, в курсе того, в чьей пьесе ты играешь. Но это нам не помешает… Поскольку не осталось никого, в чье тело я мог бы еще раз, после твоей смерти, направить твою душу, сюжет придется несколько изменить. И на этот раз я не буду ничего тебе предсказывать. На этот раз я буду ставить условия, — пояснил он, дружелюбно улыбаясь. — А как же твой принцип невмешательства? — Я не собираюсь привносить в твою жизнь и жизнь твоих близких ничего ирреального. Я не собираюсь устраивать глобальные катаклизмы. Мне не интересно, как быстро ты бегаешь, сколько раз ты попадешь в цель по бегущей мишени, многих ли сможешь уложить шпагой или голыми руками. Мне не интересно, сможешь ли ты организовать оборону города, возглавить боевой отряд, отыскать преступника. Мне все это не интересно. Ты все это или умеешь, или научишься с легкостью. Это не есть предмет моего интереса к людям и, в частности к тебе. Меня интересует, как ты будешь продираться через тернии, которые вырастают на пути твоей души. И поэтому я собираюсь совершенно отказаться от изменения предлагаемых обстоятельств, как я это сделал недавно с твоими аналогами, принудительно воскресив их. Теперь все пойдет так, как должно идти, самым естественным путем, — последнюю фразу Примар сопроводил плавным неопределенным жестом. — Не понимаю, в чем тогда для тебя интерес, — заметила я. — А интерес в том, что естественный ход вещей станет для тебя испытанием, какого не придумать и не создать искусственно. И тут уже я посмотрю и, возможно, помогу тебе справиться с какой-нибудь проблемой. Это не будет вопреки моему принципу, согласно которому я не отвечаю на молитвы, потому что это будет не ответом на молитву, а принятием обета, причем обета с моей стороны. Я пообещаю тебе что-нибудь в ответ на некоторые твои поступки… — Какие проблемы и какие поступки? — перебила я его. — Я не буду ничего предсказывать, — Примар повернулся к выходу. — Все в свое время. Всего хорошего, вечная Екатерина! Он исчез. Вышел из помещения архива, а когда я выбежала вслед за ним, его уже не было в коридоре. Я так и думала, что он скажет какую-нибудь гадость. На первый взгляд, его слова, не несшие в себе ничего конкретного, были почти что невинны. Но даже за то короткое время, которое я провела в обители этого всесильного человека, я узнала, что он не бросает слов на ветер. И ничего не делает просто так. Значит он и меня предупредил о грядущих испытаниях не просто так, а для того, чтобы я начала разгонять себя в ожидании неожиданностей. Поэтому лучше для меня будет, если я забуду на время о визите Примара. О боге, тем более таком, как Примар, стоит вспоминать только тогда, когда все обычные средства исчерпаны. Я уже хотела вернуться в архив, но тут четкий призыв Юры холодным ветром окутал голову. «Катя, мы в зале Совета. Ждем тебя.» Они не могли выбрать местечко, менее подходящее для задушевной беседы, чем величественный зал Совета. Но так или иначе, я пошла туда, хотя мне совсем не хотелось погружаться сейчас в разборки. Не хватало еще, чтобы сразу несколько человек спустили на меня целую свору своих праведных эмоций. Зал Совета выглядел осиротевшим, хотя, по сути дела, там все осталось попрежнему. Только свет был слабым, и едва вырывал из темноты дальние углы огромной комнаты. Я вошла через главный вход, и первым мне навстречу поднялся иерарх Тарон. Он легко пружинисто сбежал с низких длинных ступенек подиума, на котором стоял стол заседаний, и, подойдя ко мне, сдержанно произнес: — Здравствуй! Я поклонилась ему, как подобает. Он слегка наклонил голову и, когда я разогнулась, протянул мне руку. Это означало некоторую симпатию с его стороны, и я не могла не принять руку иерарха. Я боялась задавать ему вопросы, но Тарон сам сказал: — Я не против называть тебя сестрой. Я рад, что душа Рэсты продолжает жить, это значит, что у меня снова нашелся потерянный друг. — А я очень рада твоей победе, мальчик, — тихо проговорила я и пожала его ладонь. Он чуть покраснел, но не одернул меня, и я порадовалась, что у Тарона не появилось лишних предрассудков. — Тарон, не задерживай ее, пожалуйста, — подал голос Юрка. Он, Олег и Гайл расположились на конце стола и изучали какие-то бумаги, которые подсовывал, им низложенный иерарх Бертан. После того, как Тарон подвел меня к честной компании, Юра оторвался от документов и уступил место иерарху. Отойдя всего лишь на несколько шагов и подтолкнув Олега к одному из свободных кресел, Юра поманил меня и притянул к себе, усадив на край стола рядом с собой. Я только успела почувствовать, как дрожат его руки. Несколько секунд, пока Юра закуривал, я изучала Олега. Он теперь смотрел на меня открыто и свободно, в его взгляде мешались протест и странная болезненная нежность. — Катюша, ты что же это позоришь мои седины? — начал Юра. — А что? — моя реплика прозвучала несколько агрессивно. — Мне очень не хотелось верить тому, что мне сказал Олег… Я никак не могу понять, как у тебя рука поднялась провернуть все это? — задумчиво сказал Юра. — Жаль, что ты не можешь понять. — Это и все, что ты можешь мне сказать? — удивился Юрка. — Все. А что ты хотел? Чтобы я покаянно расплакалась у тебя на плече? Но меня не мучает совесть от того, я убила их обоих, и Одера, и Мари. Юрка мрачнел на глазах: — Неужели ты не чувствуешь, как дико звучат твои слова? — Мои слова звучат совершенно нормально. Я рада тому, что мой брат жив. И все остальное лишь не очень приятные сопутствующие обстоятельства. Юра задумчиво потер лоб и проронил: — Интересно, с чего это началось? С того психологического эксперимента с Зубарским, или с твоего решения разбить бутылку о голову Олега? — Какая разница, Юрка? Ты что, хочешь отказаться от сомнительной чести быть моим братом? Юра отчаянно запротестовал: — Хочу всего лишь запоздало понять, неужели цель для тебя оправдывает средства? — Да, Юрка. — Значит, я плохо тебя воспитал, — Юра развел руками. — Все, поздно об этом жалеть. Но хочу тебя успокоить. Цель оправдывает средства, но не человека их применившего, — сказала я. — И поэтому наказание свое я уже получаю. В душе Олега вспыхнули воспоминания моей невинной жертвы, да, как я вижу, и погасли. А я каждую ночь вижу во сне, как я убиваю сама себя, сама себя боюсь и ненавижу. И эти воспоминания не хотят гаснуть… — четко сказала я, не сводя глаз с лица брата. Он поежился, сглотнул слюну и произнес, наклонив голову и спрятав от меня лицо: — Я настолько же глупее тебя, насколько старше. Мой идиотский максимализм просто смешон. Ты прости меня за этот нелепейший допрос. Я промолчала. Юра притянул к себе мою голову, коснулся губами моего лба и, пробормотав что-то, отошел в сторону и присоединился к друзьям. Я взглянула на Олега и поймала все тот же особый взгляд. — Что ты на меня так смотришь? Тебе не удасться добавить ничего вроде «я не так представлял себе нашу встречу», — буркнула я. — Ты ведь не мог ее себе представлять. Он покачал головой: — Я только этим и занимался. Я представлял, что скажу тебе при встрече. Я надеялся, что хотя бы на том свете она произойдет. — Должна тебя разочаровать. На том свете я была и авторитетно заявляю: там ничего нет. Все встречи могут произойти только на этом свете. — Этим ты меня не разочаруешь, — засмеялся Олег. — Это просто здорово, что ты с нами. — Это не надолго. Я не собираюсь тут задерживаться. Олег, казалось, не придал значение моим словам, он понял их так же, как только что Юрка. Олег посмотрел на Юру и ответил: — Юра тоже хочет уйти в Питер. Он все это время держал связь с агентством и с Зинченко лично. Раза два-три в год он появлялся в агентстве, чтобы не вызывать подозрений и не терять старые связи. Все думают, что он просто уехал по личным делам… Но я считаю, что ему лучше остаться здесь. Он будет отличным советником иерарха и сможет занять высокий пост в Совете. Он прекрасно сумеет внушить этой мелюзге, что это именно они принимают столь мудрые решения… Это лучше, чем возвращаться в Питер и отбирать самостоятельность у Озерова, который за пять лет считает дело своим, и по праву… — Олег произносил это все ленивым тягучим голосом, не отрывая глаз от Юрки. Мне показалось, что он одновременно связывался с ним. И точно, Юра на секунду оторвался от своего разговора и сделал Олегу характерный жест, означающий: «со мной все в порядке.» — А по-моему, дела Первого мира уже не имеют для Юры такого значения, как раньше. Не лучше ли ему будет делать то, что ему больше по душе? — Не лучше, — отрезал Олег. — Не заставляй меня снова применять к тебе пытки с пристрастием! — возмутилась я. — Говори, в чем дело? — Дело в том, — Олег встал и присел на стол рядом со мной. Его рука легла на мои плечи. — Дело в том, что здесь, в Первом мире, самая высококлассная медицина, какую можно найти. И лучше Юре остаться здесь. — Разве… Разве ему что-нибудь угрожает? Олег слегка прокашлялся и отозвался натянуто: — Понимаешь, старое ранение и выжатые нервы — это всего лишь фон. На это он не обращает внимание. С этим можно жить до ста лет. Но вот… Он думал: просто сердце шалит, обычное дело для тех, кто все время на нервах. Оказалось, что он давно и серьезно болен. Мы с ним мало разговариваем об этом, но я всячески пытаюсь склонить его остаться здесь. Тут его хоть и не вылечат, так помогут достойно перенести все это… — Что значит «не вылечат»? — Это неизлечимо, Катюша. Я уже изучил все, что касается этой болезни. — Олег замолчал, только сжал мои плечи, а потом медленно опустил руку. Жесткий спазм перехватил горло, и мне даже пришлось помять его ладонью, чтобы заговорить. — Надо что-то делать, Олег. — Ничего не имею против. Если бы я только знал, что. Ты не показывай, что все знаешь. Ты же помнишь, как он относится к жалости, — в голосе Олега было столько сожаления, что он, казалось, готов заплакать. — Я все помню, Олег. Главное, ты не забывай, что я не возникла из ниоткуда, я просто из Рэсты превратилась снова в Катю. Ты даже знаешь, как. — Я воскрешал тебя собственными руками, хотя и вспомнил это только сейчас. И я подумал, что все не могло случиться иначе. Уцелеть должны были именно мы с тобой, а не Одер и Мариэла, — прошептал Олег. — Ты вернулась ко мне, и я впервые по-настоящему счастлив. — Олег, ты по-прежнему мой добрый, надежный друг. Но никогда не говори больше о том, что я вернулась к тебе. — Почему? — удивился он. — Потому что я возвращалась не к тебе. И даже сейчас, когда я здесь, это не значит, что я с тобой. — Но послушай, малышка!.. — И не называй меня малышкой! — отрезала я. Раздался сигнал открывающейся двери главного входа. И Тарон поспешил навстречу новому вошедшему. Я подняла голову, и сердце, замерев на секунду, с силой тяжелого молота ударило изнутри по ребрам, заколотилось прерывисто и через чур интенсивно. Я поняла, что мне очень и очень повезло. Наконец-то повезло. Я в общем-то и не ища, неожиданно нашла этого человека. Он вошел неторопливо и спокойно, не оглядывая огромное помещение, и смотрел только на того, для которого принес отчет. Он держал в руке плоский тонкий кейс с закругленными углами. Насколько я знала, это был ручной мини-архив. Валерий Извеков. Это имя билось в моей голове, я кричала его во всю силу своего безмолвного голоса, но он никак не реагировал на мой крик, и даже не смотрел в мою сторону. Он опять изменился. Он похудел, и степной загар, несмотря на лето, сдал свои позиции гипсовой бледности. Волосы отросли еще длиннее, и теперь уже никакой поток воздуха, не смог бы легко пошевеливать тяжелые пряди. Видимо, не далее, чем несколько дней назад, он был чисто выбрит, что уже само по себе было необычно, и теперь легкая кучерявая бородка пока совершенно не скрывала четкие контуры его подбородка. Он передал кейс подошедшему Тарону и, не произнеся ни единого слова, застыл, глядя прямо перед собой. Его руки безвольно повисли вдоль туловища, ноги же, наоборот, казались напряженными и готовыми сорваться с места. Его помятые бурые брюки с засохшими пятнами внизу говорили о том, что путь Валерия был долгим, и, проделав его, он не стал отдыхать перед визитом к Юрию. Замшевая безрукавка, небрежно расстегнутая, тоже не блистала великолепием. Но Валерка совершенно не обращал внимание даже на прилипшую к подошвам грязь и на то, как смотрят на него присутствующие в зале люди и выглядывающие из холла телохранители иерарха. Я видела, что он вообще отсутствует. Его большие глаза были широко открыты, но он смотрел не вокруг, а внутрь себя. И поэтому в его глазах отражалось именно то, что там, внутри, было. А там была черная пустота. И беззвучная глушь. Такая же, как на границе выставленных им барьеров. Юрка, прекратив разговор, подошел к нам с Олегом и что-то произнес. Тарон, приблизившись, передал Юрке кейс. Юра машинально поставил его на поверхность стола и что-то спросил у Олега. Я не слышала слов вокруг меня, я звала и звала Валерия, а он повернулся и собрался уходить. Мой зов разбивался вдребезги о его камень. — … сделаем так, как скажет Катя, — услышала я решительный ответ Юры на чей-то вопрос. — Девочка, что с тобой?! Несколько рук потянулось ко мне. Не обращая внимания ни на то, чьи это руки, ни на то, что они от меня хотят, я собрала все, на что была способна и выкрикнула в спину уходящему другу: «Валерий!» Он споткнулся на пороге, а я всем телом ощутила, как подалась слегка его твердокаменная защита. Он в нерешительности постоял несколько секунд и снова начал движение. Я не замечала, что несколько рук вцепились в меня, а заметив, поняла, что выгляжу, возможно, не самым лучшим образом, если мои друзья решили, что мне плохо. Была не была. Совершенно отказавшись от телесного контакта с действительностью, я послала всю себя на прорыв. Можно было позвать его и голосом, но голосом не снять такую мощную завесу, а я хотела, когда он обернется, увидеть не пустые, а живые глаза… «Валера!!!» Я физически почувствовала, как хрустнула защитная завеса, как обрушился один из камней, освобождая брешь, через которую несдержимой струей хлынула черная гнилая муть, выевшая до дна обезумевшую, затравленную душу этого человека. Это была не просто та, прежняя боль. Это был ад. Я едва позволила себе не несколько мгновений перевести дух и понять, что не сорвалась, вернулась в границы бытия. Я стряхнула с себя руки друзей и, шагнув вперед, послала в образовавшуюся брешь то, что сейчас смогла наскрести среди осколков той силы, что была у меня минуту назад. «Валера, милый мой, я вернулась к тебе…» Это был уже не зов, это было похоже на мольбу. Валерка обернулся. Он смотрел на меня, а поток мути медленно сбавлял напор и через некоторое время прекратился. Валера резко развернулся и шагнул в мою сторону. Казалось, что он все еще не узнает меня. Он остановился, крепко зажмурился… Я сорвалась с места и побежала к нему. Я выбросила на прорыв столько сил, что мне стало трудно адекватно воспринимать действительность. Я не могла на самом деле двигаться так, как мне казалось. Но восприятие отставало, и все вокруг происходило, как в замедленной съемке… Я бежала, казалось, плавными медленными прыжками и видела, как Валерий открывает глаза, и когда до него оставалось метра три, протягивает ко мне руки… Знакомая боль омыла меня, словно я окунулась с разбега в омут. Валерка подхватил меня на руки, как ребенка, и по инерции развернулся. Я обняла его за шею, прижалась к нему щекой и неожиданно почувствовала, как тает боль, сопровождавшая все наши контакты с Валерием. Боль таяла, а вместо нее появился звенящий ветер, теплый и ласковый. Он окутал меня, вдыхая новые силы, он звенел, он ласкал и овевал меня теплым потоком… Это был настоящий вихрь, но мягкий и нежный вихрь. Я не думала, что чужую душу можно почувствовать кожей. Вбирая в себя этот ветер, я вскользь подумала, что и не подозревала, что Валера способен когда-нибудь избавиться от съедающей его боли… Но тугой спиралью обвивало и отражалось от меня, возвращалось к Валерке и снова, вырастая и становясь все сильнее и сильнее, обрушивалось на нас то, на что мы с ним оба никогда не решались расчитывать. Это было всего-навсего счастье. Теплое, звенящее счастье. |
|
|