"Герои без вести не пропадают" - читать интересную книгу автора (Кибек Митри)

Глава тридцатая

Тяжелый чемодан внесли в штабную землянку. Пока Кальтенберг рассказывал, как партизаны разделались с мерзавцем Шмидтом (его уже иначе и не называли), Яничек вскрыл первый, а потом и второй чемодан. Во втором были аккуратно уложены шесть мешочков с чем-то Сыпучим, на ощупь похожим на фасоль, и коробка.

— Вот так клад! — поморщился Соколов. — Похоже, что этот негодяй Шмидт собирался послать своей фрау продовольствие. Неужели она такая любительница фасолевого супа?

— Почему только супа? В коробке могут быть шоколадные конфеты, усмехнулся Савандеев. Зденек взял один мешочек и взвесил на ладони.

— Не меньше килограмма. Нет, товарищи, в такой маленький мешочек кило гороха не насыплешь, — сказал он и развязал мешок. На стол посыпались золотые коронки. — Так я и думал. Эсэсовцы, прежде чем расстреливать, снимают золотые коронки.

В трех мешочках оказалось то же, что и в первом, а в остальных двух были кольца и перстни всевозможных форм и размеров, золотые монеты различных стран.

— Сколько же человек надо убить, чтобы собрать такое количество зубов? — удивился Комиссаров.

— Если учесть, что не у каждого есть золотые зубы, десятки, а может, даже сотни тысяч, — ответил Яничек

— Что же нам делать с этим добром? Не носить же с собой? — спросил Комиссаров.

— Золото не портится. Зароем в каком-нибудь приметном месте. Пусть хранится до конца войны. А там выроем и сдадим, — предложил Соколов.

Вскрыли коробку, которая занимала почти половину чемодана. Чего тут только не было! Часы и браслеты из золота и платины, кулоны и колье из драгоценных камней, ожерелья тончайшей работы, цепочки, медальоны.

— Прямо как у сказочного Али-Бабы! — воскликнул Комиссаров. — Помните: «Сезам, откройся!»

Все засмеялись.

— Зденек, как ты думаешь, много бы выручила фрау Шмидт, если бы ей удалось продать все это? — спросил Турханов.

— Трудно сказать, но думаю, не один миллион. Вот, например, за это бриллиантовое колье жена американского миллионера без слов выложила бы пятьдесят тысяч долларов, а за этот кулон и того больше.

— Вот что, товарищи, — сказал решительно Турханов. — О захвате этих трофеев не говорить никому. Закапывать их в землю тоже нет смысла. Мы все это отправим на Большую землю, сдадим в фонд обороны. А пока начальник штаба вместе с товарищами Кальтенбергом и Яничеком пусть оприходует их по акту, опечатает чемоданы и сдаст под охрану. Я сообщу об итогах операции в Штаб партизанского движения и попрошу прислать самолет…

Комиссия работала допоздна. Савандеев своим четким почерком записал в акт все ювелирные изделия по отдельности. Яничек, как человек, знакомый с ювелирным делом, определял примерную стоимость изделий, а Конрад распределял их по группам. Закончив работу, все трое подписали акт, положили его в чемодан вместе с ценностями, опечатали и сдали часовому. Одновременно Савандеев усилил охрану штаба станковым пулеметом и добавил в команду специальной охраны штаба на марше еще трех бойцов, которые должны были нести опечатанный чемодан. Только после этого члены комиссии пошли отдыхать.

Ночь была тихая и теплая. Свежий воздух, пропитанный ароматом трав, цветов и листвы, вливался в грудь как сказочный эликсир жизни. Слабый свет мерцающих звезд, пробиваясь через густую листву, рисовал на земле фантастические узоры.

— Конрад, давай погуляем часок-другой. Что-то не хочется спать, предложил Зденек, когда они дошли до своего блиндажа.

— А я засыпаю на ходу. Пойду вздремну немножко, ответил Кальтенберг.

— Как хочешь. Тогда я посижу здесь, — устраиваясь на пенечке, сказал Яничек. — Спокойной ночи!

— Смотри не засни сидя! — предупредил Конрад и скрылся в блиндаже.

Зденек остался один. На душе было так хорошо, что не хотелось ни о чем думать, даже шевелиться. Весь партизанский лагерь погрузился в сон. Только изредка с глухим хрустом ломалась сухая ветка под сапогом часового у крайней землянки, и снова наступала тишина.

Вдруг Зденек почувствовал у своего виска что-то твердое и острое. В ту же минуту кто-то шепотом приказал:

— Ни с места! Руки вверх! Стрелять буду!

Зденеку почудилось, что к его виску приставили дуло пистолета, и он в первую секунду даже похолодел от ужаса, но, услышав шепот, тут же успокоился: ведь это был женский голос. Тогда он быстрым движением схватил твердый предмет, который так внезапно коснулся его виска. Оказалось, что это — тоненький палец с острым ногтем. «Эсфирь! — догадался он. — Ах ты проказница! Ну и получишь же ты у меня!»

— Как тебе не совестно. Ты же испугала меня насмерть.

— Испугаешь тебя! Отпусти, а то сломаешь, — не сказала, а прямо проворковала девушка.

— Нет, милая, ты от меня так легко не отделаешься!

— Пусти. Я же пошутила.

— За такие шутки знаешь что полагается? Наказание полагается. На, получай, чего заслужила!

С этими словами он обнял девушку и начал целовать. Эсфирь сделала слабую попытку вырваться, но, конечно, это ей не удалось, и она обвила руками его шею. Сколько они так простояли, прижавшись друг к другу, никто не знает. Но всему наступает конец. Зденек выпустил девушку из объятий.

— Нас увидят, уйдем отсюда! — потянула Эсфирь его за руку.

— Ну и пускай видят, что тут плохого!

— Меня еще никто не целовал… Милый, прошу тебя, уйдем поскорее!

Вместо ответа он прижал ее к себе и увлек в глубь старого ельника. Зная точное расположение постов, они благополучно миновали часовых. Теперь Эсфирь не боялась. Тут было так тихо, что слышно было, как падает засохший лист или хвоя. На какое-то время ей показалось, что в мире, кроме них, нет больше никого: что ж, любовь эгоистична и не выносит свидетелей… Зденек снова прижал Эсфирь к груди, и она, не сопротивляясь, всем своим существом отдалась новому и прекрасному чувству…

Незаметно подкралась предрассветная мгла. С низин со стороны реки Сан поднимался туман. Он быстро окутывал звездное небо. Пора было возвращаться. Эсфирь вспомнила об этом первая. Они поднялись и медленно пошли обратно.

— Скажи, Зденек, ты меня любишь по-прежнему? — со страхом и печалью спросила Эсфирь.

— Что за вопрос! — возмутился Яничек. — Разве между нами произошло что-нибудь такое, за что можно было бы меньше любить?

— Но говорят, есть такие мужчины, которые девушку любят, а когда женятся на ней, вовсе перестают любить или любят меньше.

— Я не из таких, да и ты сама не такая, чтобы тебя можно было меньше любить. Теперь ты для меня еще дороже, и, если понадобится отдать за тебя жизнь, я сделаю это без колебаний.

— Я верю тебе. Но все же… Скажи откровенно, если бы здесь была другая девушка, ну совершенно такая же, как я, только чешка по национальности, может быть, ты полюбил бы ее, а не меня?

— Любят человека, а не национальность. Конечно, я чех, и мне дорога чешская культура, чешская музыка и искусство… Но это не значит, что я полюбил бы девушку только за то, что она моя землячка. У любви другие законы.

— А мне однажды сделали предложение только потому, что я еврейка. Я отказала.

— И правильно сделала, — одобрил Яничек. — Говорю это не потому, что, если бы согласилась, ты не стала бы моей женой!

— Эх, если бы все думали, как ты, — с тоской прошептала Эсфирь…

По пути Яничек решил зайти к наблюдателям, проверить, как обстоят там дела. Наблюдательный пост находился на краю леса. Надо было только свернуть налево и перейти довольно глубокую балку. Девушка согласилась: она была готова идти хоть на край света, лишь бы побыть с ним как можно дольше.

Наблюдатели должны были окликнуть их и спросить пароль, но, хотя они подошли совсем вплотную, никто их не остановил. Это встревожило Яничека. В самом деле, мало ли что могло случиться за ночь? Выйдя на опушку леса, Яничек явственно услышал мерный стук множества лопат. Взглянув в ту сторону, откуда доносились эти звуки, Зденек увидел: по всему полю рассеялись люди, которые копали что-то.

— Видишь, — спросил он Эсфирь, показывая в сторону открытого поля.

— Вижу, — дрожа от страха, ответила девушка. — Это не призраки?

— Нет, люди. Немецкие солдаты копают траншеи.

— Зачем?

— Кто их знает! Может, хотят выгнать нас из леса, а может, наоборот, готовятся блокировать лес со всех сторон. Надо скорее предупредить командование.

— Ас наблюдателями как быть?

— Пойдем посмотрим, что с ними.

Когда они дошли до вышки, уже рассвело. Наблюдателей на месте не оказалось. Яничек знал, где их землянка, и хотел пойти туда, но споткнулся и чуть не упал.

— Осторожно! — проворчал мужской голос. — Тарас, это ты?.

На земле, прикрывшись плащ-палаткой, лежали два человека. Яничек узнал в одном из них партизана, который вместе с ним пришел в отряд Турханова.

— Нет, Галимов, это Яничек. Кто у вас на посту?

— Я, — ответил тот и быстро вскочил на ноги. — Простите, товарищ командир, я чуть-чуть задремал. Пожалуйста, не говорите об этом полковнику!

— Дело тут не в полковнике. Посмотри, что делается на поле!

Галимов протер глаза и посмотрел. Сначала он никак не мог сообразить, что происходит.

— Не пойму, откуда там взялось столько кур! — Удивленно пожал он плечами.

— Какие куры?! Немцы роют траншеи. Видишь, скользко их!

— Братцы, пропали мы! Нас окружили! — закричал Галимов.

— Тихо, не паниковать! — строго приказал Зденек. — иди подними всех! Чтобы через минуту весь взвод занял огневые позиции. Пока у пулемета постою сам. Хоть и не через минуту, но довольно быстро партизаны заняли огневые позиции. Командир взвода подошел к Яничеку.

— Что будем делать? — спросил он.

— Предупредите командира роты. Без приказа не отходить. Огонь открывать только тогда, когда немцы подойдут на сто метров. Я пойду в штаб и доложу командованию. Кажется, это не обычные каратели из местной полицейской службы. Похоже, пришли регулярные войска…