Кендрик Шэрон Мужчина для нее

Глава первая

— О Орландо! Любимый, любимый Орландо! — драматическим голосом выкрикивала неизвестная блондинка в черном.

Абигейл заметила эту женщину еще в церкви та рыдала навзрыд все время, пока шла служба; но теперь Абигейл ясно видела, что слезы почему-то не испортили макияж незнакомки. В какой-то момент мелькнула мысль, не была ли эта женщина любовницей ее мужа. Но она тут же постаралась взять себя в руки — так ведь можно и с ума сойти!

Резкий ветер, подхватив выбившуюся медовую прядь волос, хлестал ею по бледному лицу Абигейл, и эти мягкие прикосновения вызвали мелкую дрожь. Все было похоже на сон — причудливый, безумный сон. Все представлялось нереальным. Да, именно так! Нереальным, как будто все случилось с кем-то другим, а не с ней.

Плотные хлопья снега срывались со свинцового неба, словно обезумевшие птицы, чтобы в конце концов растаять у нее на руке. Она надела черные лайковые перчатки, пытаясь согреться, но пальцы ее дрожали, сжимая алую розу. Ей было холодно. Холодно как в Арктике. Яростный ледяной ветер налетал на нее, стоящую у края могилы, одетую в те черные вещи, что нашлись в ее платяном шкафу, — легкий костюм-двойку, который если и не цветом, то тканью больше подходил для весеннего дня.

Абигейл обычно не носила черный цвет, но сегодня — особый случай. Сегодня это необходимо. И Орландо одобрил бы ее костюм. Конечно, брак их был таким беспорядочным, но все равно — он не должен был умирать! Она слишком молода! Чересчур молода, чтобы стать вдовой в девятнадцать лет.

И вот она стоит около могилы вместе с его буйными друзьями-актерами и одновременно как бы отдельно от них.

Трагики! Даже теперь они громко декламировали какие-то нелепые стихи. Скорее бы все кончилось! Во время представления, которое эти лицедеи устроили в церкви, Абигейл почти уже крикнула, чтобы они наконец заткнулись. Но чего ей меньше всего хотелось сегодня, так это скандала.

Если бы только у нее был кто-нибудь, на кого можно положиться! Человек надежный, порядочный и сильный.

Или по крайней мере кто-то, чей неодобрительный взгляд мог заставить этих людей вести себя более прилично.

Но у нее никого не было. И ее мать, и любимый отчим погибли в ужасной автомобильной катастрофе за несколько месяцев до ее свадьбы. Казалось, что все, кого Абигейл любила, покидали ее. В мире был лишь один человек, которого она оставила сама, — Ник. Ник Харрингтон, затаивший на нее обиду с того самого момента, когда впервые увидел. Тот день был, пожалуй, одним из самых счастливых в ее жизни…

Она сидела на плечах своего отчима. Филип Ченери с гордостью внес ее в огромный холл своего особняка, расположенного высоко на Голливудских холмах.

За день до этого ее мать, красавица актриса, стала миссис Филип Ченери — после самой сказочной свадьбы, которую Абигейл только могла вообразить.

Мама вышла замуж за одного из крупнейших продюсеров Голливуда, и теперь они втроем собирались счастливо зажить в самом прекрасном в мире доме.

Все слуги выстроились в ряд в солнечном холле, отделанном мрамором, чтобы встретить новую жену Филипа и ее маленькую дочку. Среди них стоял и Ник — сын поварихи.

Абигейл было всего семь лет. Некоторые психологи усомнились бы, что память может сохранить столь ранние впечатления. Но Абигейл помнила все!

Она никогда не забудет, с какой дерзостью эти умные раскосые зеленые глаза смотрели на нее.

Этот восемнадцатилетний юноша уже обладал внешностью покорителя женских сердец, но какое гордое и холодное было у него лицо!.. Он не выказал никаких эмоций, спокойно глядя на нее, но Абигейл сразу же почувствовала его осуждение.

Сын прелестной итальянки и образцового англичанина, Ник Харрингтон унаследовал от обеих наций все самое лучшее. Его ум, острый от природы, и привлекательная внешность являлись гарантом того, что отныне мужчины всегда будут пытаться подражать ему, а женщины — следить за ним голодными глазами.

Лишь позже Абигейл выяснила, что Филип симпатизировал этому мальчику, чей отец бросил его точно так же, как ее собственный отец отказался от нее. Именно Филип Ченери обнаружил у Ника большие способности и оплатил его образование, став неофициальным опекуном.

И вполне естественно, что Ник в штыки встретил Абигейл. В конце концов, она вторглась на его территорию.

Но тогда Абигейл все видела по-другому. Она была лишь маленькой девочкой, надеявшейся на новую жизнь здесь, далеко-далеко от Англии, и такое отношение Ника расстраивало се. Он оказался змеем в ее раю, и между ними установилась молчаливая вражда. Их разделяло более чем десять лет, и это радовало Абигейл, как и то, что ее вскоре послали в далекую старую школу-интернат в Англии, где когда-то училась ее мать. Встречи их стали короткими, только во время ее школьных каникул.

Абигейл взрослела и уже таила надежду, что их вражде пора бы прекратиться. Но, увы, она ошиблась. Казалось, раздражение Ника лишь росло с каждым годом. Когда же она превратилась в цветущую девушку, стало еще хуже Ник просто излучал презрение. С се стороны было разумным шагом презирать его в ответ.

Да, конечно, никакой такой утраченной любви не было между нею и Ником Харрингтоном. И однако же…

Это было глупо, действительно глупо, но сегодня время от времени Абигейл ловила себя на мысли: если бы именно он пришел на похороны ее мужа!

Лицо Ника, возможно, и не из тех, которые она рада видеть в обычных обстоятельствах, но по крайней мере это знакомое лицо. Именно сегодня она так хотела увидеть что-нибудь знакомое! Так одиноко, как сейчас, она еще никогда не чувствовала себя.

Но в ответ на сообщение о смерти Орландо от Ника не последовало ничего, кроме изящных белых лилий и краткого вежливого письма с выражением сочувствия, которое не слишком-то утешило Абигейл.

Он даже не позвонил. Он не появился в церкви, хотя она вытягивала шею в надежде увидеть его темноволосую голову, возвышающуюся над остальными…

Теперь священник произносил последние слова прощания, а гроб медленно опускали в могилу. Абигейл подняла руку, в которой все еще крепко сжимала розу.

Налетевший порыв холодного ветра приподнял нежные алые лепестки, и они затрепетали, словно крылья, и Абигейл бросила цветок на гроб тем драматическим жестом, который, она знала, по достоинству оценил бы ее муж.

Затем, не сознавая, что делает, она сорвала с побелевших рук черные лайковые перчатки и отшвырнула их от себя, так что и они плавно опустились на полированную крышку гроба.

Абигейл подняла бледное, напряженное лицо. В толпе возникло внезапное движение, и она вдруг осознала, что смотрит прямо в загадочные глаза Ника Харрингтона, зеленые и холодные, как северные реки.

Он стоял, высокий и стройный, поодаль от всех.

На его смуглом красивом и гордом лице было жесткое, высокомерное выражение. Во взгляде, который он, прищурясь, бросил на Абигейл, чувствовался настоящий вызов.

Она будто пробудилась от долгого наркотического сна — к ней вернулись, словно родившись заново, чувства. Она снова видит его! И от этой мысли сердце сжалось в груди. Кровь бросилась ей в лицо, и она собрала все оставшиеся силы, чтобы не упасть.

Ник, нахмурясь, кинул на нее острый испытующий взгляд и стал быстро пробираться через толпу, пока не остановился прямо перед ней, возвышаясь словно темная зловещая статуя.

Она запрокинула голову, чтобы взглянуть на него, хотя сегодня была на высоких и, надо признаться, весьма неустойчивых каблуках. Это происходило каждый раз. Каждый раз при встрече ее удивляли внушительный рост и необычная внешность этого человека, как будто память все время давала сбой в том, что касалось Ника Харрингтона.

— Привет, Абигейл, — произнес он спокойным и даже каким-то убаюкивающим голосом, в котором почти не чувствовался акцент. Впрочем, чему здесь удивляться: Ник обучался в самых престижных университетах мира. Он был прирожденным кочевником — богатым, преуспевающим кочевником, владеющим роскошными домами, редкими картинами и модными автомобилями.

Она не видела его с того дня накануне своей свадьбы, почти год назад, когда он был так невыносимо груб с Орландо. И с ней… Он приехал к ним в отель как к себе домой, холодно вызвал их к себе и даже стал угрожать, что сорвет свадьбу.

Но он не смог им помешать.

Каким же наслаждением было видеть тогда бессилие могущественного Ника Харрингтона, не способного даже своей чудовищной волей повлиять на ее будущее! Как драгоценный дар Абигейл берегла память о том жестком выражении его смуглого лица, когда она произносила слова свадебного обряда.

Жестком и упрямом.

Сейчас на его лице было написано то же самое упрямство.

— Привет, Ник, — так же спокойно ответила она.

— Как ты, Абби? — спросил он мягко, и это прозвучало довольно искренне.

— Я… я… — запинаясь, ответила Абигейл и судорожно сглотнула, выдавая свое волнение. Возможно, дело было в заинтересованности, которую он выказал, или в том, что он назвал ее детским именем… Или, возможно, в непривычной мягкости его голоса?.. Но впервые после смерти Орландо Абигейл почувствовала, что ее душат слезы. У нее вырвался короткий сдавленный стон, и она испугалась, что вот-вот расклеится, сорвется прямо перед ним.

Он снова нахмурился, как будто любое проявление слабости было ему неприятно.

— С тобой все в порядке?..

Прищурясь, он вопросительно смотрел на нее и, казалось, был почти готов взять ее под руку, но затем, по-видимому, придумал нечто получше. Он засунул руки глубоко в карманы своих серых брюк, и Абигейл усмехнулась, видя, как тонкая ткань почти неприлично обтягивает его мускулистые бедра.

— Все в порядке? — повторил он.

— А ты как думаешь? — спросила она горько, потому что он был единственным человеком в мире, которому она могла сказать это сейчас. Ведь Ник, без сомнения, лучше, чем кто-либо, знал, как несправедлива может быть жизнь.

— Вряд ли ты хочешь услышать, что я думаю, сказал он резко, с нетерпимыми нотками в голосе, и Абигейл вздрогнула от неожиданности, почуяв угрозу в его словах.

Ник Харрингтон не мог бы стать для нее самым любимым на свете человеком, но в этот момент он был для нее как спасательный круг единственное и самое близкое ей существо. Ник знал ее лучше, чем кто бы то ни было во всем мире. Нельзя ли заключить перемирие в эти тяжелые времена?

— Хочу, — спокойно ответила она.

Ее голубые глаза с отяжелевшими веками, блестящие от так и не пролитых слез, выражали мольбу; она потянулась к умному, уверенному Никуда попытке обрести хоть какое-то объяснение происходящему.

— Скажи мне, что ты об этом думаешь, Ник? — в отчаянии обратилась она к нему.

Но тот только покачал своей темноволосой головой.

— Я сожалею, — сказал он мягким, ровным голосом, — об Орландо.

Смутная, неопределенная надежда, вспыхнувшая было у Абигейл, погасла. Она никогда не думала, что Ник окажется тем человеком, который будет просто изрекать вежливые банальности. Она вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я во многом могу обвинить тебя, Ник Харрингтон, — заявила она ему гордо, — но не в лицемерии!

Как у тебя хватает духу стоять здесь и говорить, что ты сожалеешь, если все и так знают, что ты на самом деле думал об Орландо?

Он не отступил, в недрогнувшем пристальном взгляде его зеленых глаз не отразилось ни капли вины, ни тени сожаления.

— Только потому, что я не любил его…

— Ненавидел, ты хочешь сказать? — поправила она яростно.

Он покачал головой:

— У тебя, как всегда, только черное или белое, да, Абигейл? — Он вздохнул. — Ненависть слишком сильное чувство, чтобы испытывать се к Орландо.

Прежде чем ненавидеть кого-то, надо сначала что-то к нему почувствовать, ощутить какие-то эмоции.

Я же не могу ненавидеть человека, которого не уважаю, — у меня просто нет на это сил.

— Нет, ну конечно, ты не можешь! — язвительно поддакнула Абигейл. Любое другое чувство, кроме желания делать деньги, слишком расточительно для мистера Харрингтона-Хладнокровного-Как-Рыба, не так ли?

Он одарил ее долгим спокойным взглядом.

— В данный момент основное чувство, которое я испытываю, — это желание перебросить тебя через колено и выбить хоть часть этого проклятого цинизма! — Его глаза сузились — казалось, он тщательно подбирал слова. — То, что мне не нравился человек, не означает, что я хотел бы видеть его мертвым, Абигейл. Смерть — трагедия в любом возрасте, но умереть, когда тебе только двадцать пять, — нелепость! Полная, полная нелепость! — Его рот сжался в неодобрительной гримасе. — Что случилось? Он был пьян, когда это произошло?

— Ради бога! — оскорбилась она.

Он пожал своими широкими плечами, но выражение зеленых, как трава, глаз было мрачно.

— Ходят слухи, что Орландо был из тех людей, что ищут дешевых приключений, любого рода авантюр. Так что, возможно, брак совершенно не оправдал его ожиданий. Гмм, Абби?

Намек, прозвучавший в его словах, поразил ее.

Не обращая внимания на изумленные взгляды присутствующих, Абигейл машинально вскинула руку, чтобы ударить Ника. Но его реакция была молниеносной, и он перехватил ее руку уже у своей щеки и задержал; со стороны это выглядело так, будто она собирается погладить его по лицу и он позволяет ей это. Нет, не просто позволяет — поощряет!

Ее пальцы коснулись его щеки — кожа оказалась теплой и шелковистой, как атлас. Невероятно, но она вдруг почувствовала, что хочет замереть и не шевелиться, ощущая под рукой это тепло.

Залившись от смущения и досады жарким румянцем, Абигейл все-таки вырвала руку, но еще раньше она уловила выражение холодноватого триумфа, вспыхнувшего в глубине его зеленых глаз.

Почему-то стало стыдно, как будто ее уличили в чем-то неподобающем.

— Никогда не смей говорить ничего подобного! сказала она жестко и тут услышала позади себя деликатное покашливание.

Обернувшись, она увидела пожилого священника, который смотрел почти извиняющимся взглядом, и до Абигейл дошло, что служба закончилась.

А она даже не заметила: была слишком занята, препираясь с Ником. Что должен думать о ней святой отец?

— Если вам захочется поговорить — пожалуйста, в любое время, миссис Говард, — произнес священник тем успокаивающим тоном, каким он бесчисленное количество раз говорил в сходных ситуациях и прежде, — в любое время, приходите, пожалуйста!

Моя дверь всегда открыта для вас, дорогая моя. Вы это знаете.

Его искренняя доброжелательность подействовала, и Абигейл чувствовала комок в горле, пока пыталась найти слова для ответа. Интересно, заметил ли Ник се смятение? И не потому ли он решил ответить сам, раз она так и не смогла?

— Спасибо, святой отец, — сказал он ровным голосом. — Я знаю, что Абигейл запомнит это. Но здесь теперь я…

— В самом деле? — Священник рассеянно взглянул на него сквозь стекла своих крошечных, в форме полумесяца, очков. — А вы… Извините, по-моему, мы не встречались.

— Я — Ник Харрингтон, — решительно прозвучало в ответ, и затем, так как священник, казалось, ждал дальнейших объяснений, Ник добавил:

— Старый друг семьи. Я знал Абигейл еще маленькой девочкой. Ее отчим вырастил меня как сына.

— Понимаю, — кивнул священник. — Ну что ж, мне очень приятно познакомиться с вами, мистер Харрингтон.

Возможно, он почувствовал облегчение, подумала Абигейл, наблюдая, как двое мужчин пожимают друг другу руки. После смерти Орландо святой отец несколько раз был в ее доме и в каждый свой визит говорил, что кто-нибудь обязательно должен быть с ней рядом.

Она вспомнила, как он стоял в своей далеко не новой сутане в роскошной гостиной, с любопытством и даже изумлением озираясь вокруг, как будто смущенный тем, что у Абигейл есть все, что только можно пожелать, и, однако, нет никого, кто мог бы просто прийти посидеть с нею и подержать за руку, когда она оплакивала умершего мужа.

— Нам пора идти, — негромко сказал Ник.

На этот раз он твердо взял Абигейл под руку и придерживал ее за локоть, как будто боялся, что она может споткнуться и упасть. И Абигейл позволила ему вести ее, благодарная за поддержку.

— Разве вы не вернетесь в дом на ланч, святой отец? — сказал он священнику. — Некоторые, я вижу, уже отправились туда…

Его осуждающий взгляд остановился на друзьях Орландо, которые шумной толпой продвигались к веренице черных лимузинов, будто это была свадьба, а не похороны. Одна из женщин, смуглое миниатюрное создание по имени Джемима, в этот момент как раз перебрасывала боа из ярко-черных перьев через хрупкое плечо, ее головка с блестящими черными волосами откинулась назад в порыве безудержного смеха.

Рот Ника сжался в узкую линию. Действительно, мелькнуло у Абигейл, что они со священником должны были подумать об этих странных во всех отношениях похоронах? Но святой отец, казалось, не замечал молчаливого осуждения Ника. Он с энтузиазмом кивнул своей лысой головой.

— Ланч был бы кстати, — сказал он оживленно, — и я буду очень рад составить вам компанию. По пятницам у моей домработницы выходной, и она обычно накануне готовит мне рыбный салат, который, честно говоря, оставляет желать лучшего! Я дойду до вашего дома пешком — ведь здесь не очень далеко.

— Нет-нет! Об этом не может быть и речи, — помотал головой Ник. Пожалуйста, поезжайте в моей машине, — сказал он и указал на самый длинный из всех низких черных автомобилей в ряду. — В самом деле, я настаиваю!

— А вы? — спросил священник.

— Я поеду с миссис Говард, — ответил Ник, глазами приказав Абигейл не спорить с ним.

Впрочем, это было уже лишнее. Она не могла волноваться или спорить, окоченевшая от холода, вся разбитая. Ник подвел ее к одному из ожидающих автомобилей. Как манекен в витрине магазина, подумала она. Ноги были легки и ненадежны, будто сделанные из пластика. Апатия, которая мучила ее уже несколько дней, неожиданно навалилась снова.

Абигейл опустилась на мягкое черное кожаное сиденье и закрыла глаза, чтобы защититься от вопросов, но, когда их не последовало, приоткрыла тяжелые веки и обнаружила, что Ник наблюдает за ней с бесстрастным лицом. Это само по себе удивляло: обычно на лице Ника Харрингтона читались по крайней мере неприязнь или неодобрение — во всяком случае, когда он находился в се компании.

Деревья за окнами машины, похожие на угольно-черные гравюры, составляли резкий контраст с тяжелыми серыми снежными тучами и почему-то напоминали детей. Как странно, подумалось ей, ведь даже в самом начале их отношений, когда они с Орландо были более или менее счастливы, никогда не вставал вопрос, заводить ли детей.

Абигейл всю трясло. Вообще-то это не так уж и странно. Ник заметил ее дрожь и сразу постучал по стеклу.

— Вы не могли бы усилить обогрев? — отрывисто приказал он водителю. Здесь, сзади, как в Сибири.

В Абигейл ударил приятный теплый поток воздуха, и она облегченно вздохнула, чувствуя, как ледяной холод постепенно оставляет ее тело.

Как давно ей холодно! Этот безрадостный, до костей пробирающий озноб, с которым она ничего не могла поделать, казалось, начался еще до той ночи, когда полицейский постучался в тяжелую дубовую дверь, чтобы сообщить миссис Говард важные новости.

По мрачному выражению лица полицейского она сразу догадалась, что Орландо умер, но прошли долгие мучительные секунды, прежде чем он задал тот бросивший ее в дрожь роковой вопрос: «Вы жена мистера Орландо Говарда?»

Сначала был шок, глубокий шок, но где-то, в глубине души к нему уже примешивалось облегчение, счастливое облегчение оттого, что Орландо никогда не сможет снова сделать ей больно.

И с того момента Абигейл должна была жить с ощущением вины за те чувства…

— У тебя все в порядке? — Глубокий голос Ника, казалось, исходил из ниоткуда, и Абигейл с усилием заставила себя вернуться в настоящее.

— Думаю, да, — напряженно кивнула она.

Ощущение, что она спит, снова захватило ее. И теперь, когда она так себя почувствовала, ей стало легче.

— Тебе скоро будет лучше, ведь похороны позади. Его глаза, устремленные на ее лицо, ободряли.

— Да, — безучастно ответила она.

— Ты выглядишь усталой, Абби. Просто измотанной.

— Так и есть…

— Тогда отдыхай! — решил он. — По крайней мере пока мы не вернемся домой.

Теперь следовало бы дать ему совет заняться своими делами. Эта его привычка все решать за нее!.. Но сейчас он прав, она слишком измотана, и нет сил даже возражать.

Абигейл попыталась откинуть голову назад, но мешала шляпа. Она подняла руку и, отколов булавку, сняла этот черный широкополый и довольно-таки экзотический убор.

Обычно она не носила шляп, находя, что они слишком сковывают. Сегодня же она выбрала эту, потому что Орландо нравились шляпы — чем более вызывающие, тем лучше! А она так виновата перед ним! Самое малое, что можно сделать, — надеть в память о нем причудливую шляпу и сыграть ту роль, какую он хотел бы, чтобы его жена сыграла на его похоронах.

Но снять ее было таким облегчением! Абигейл отбросила это черное чудище на соседнее сиденье и энергично встряхнула головой, позволяя густым волосам цвета меда свободно разлететься по плечам.

Ник взглянул на нее. Когда блестящие волосы рассыпались по черному жакету, его глаза сузились, и прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил:

— Ты не связалась со мной немедленно, как только Орландо погиб. — Это был полувопрос-полуутверждение. И почти обвинение.

Она рассеянно смахнула со щеки прядь волос.

— Не видела смысла. Ты и так узнал бы об этом из газет. Мы же не обязаны были торчать друг у друга на глазах с того момента, как я вышла замуж, правда? Да и до этого тоже… И потом… ты никогда не старался скрывать свою антипатию к Орландо.

— Это чувство было взаимным. Орландо ненавидел меня, даже не делая никакого секрета из этого, ты же знаешь.

Готовая к защите, Абигейл выпрямилась на сиденье.

— У него по крайней мере была причина для ненависти!

— О?.. — Пристальный взгляд зеленых глаз остался невозмутим. — И что же это было? Зависть к моему состоянию? Согласись, если и существовал когда-либо человек, веривший, что жадность к деньгам выходит из моды, то это как раз был Орландо.

— Ты… ты… невыносимо груб! — только и смогла выговорить Абигейл. Как можешь ты так плохо отзываться о покойном?!

— Я говорил то же самое, когда он был жив, и ему в лицо, — холодно возразил Ник. — Причина, по которой Орландо ненавидел меня, заключалась в том, что он был неудачником, а я — нет. И в том, что он знал: если бы я был рядом, то вложил бы хоть немного мозгов в твою хорошенькую, но глупую маленькую головку и отговорил тебя от этого брака.

В синей глубине глаз Абигейл отразилось недоверие.

— Ты действительно думаешь, что смог бы помешать мне выйти за Орландо замуж?

Он пожал плечами.

— Мне лишь жаль, что ему удалось уговорить тебя заключить брак без венчания в церкви и что все произошло слишком быстро.

— Разве это что-то меняло? — вызывающе спросила она.

— Конечно, разница была. — Его глаза сверкнули. Видишь ли, я рассчитывал, что ты придашь большее значение столь важному событию. Ты ведь совсем не похожа на свою мать. И если бы ты выбрала венчание в церкви… Во всяком случае, у меня была бы уйма времени, чтобы повлиять на твое решение.

Абигейл горько рассмеялась.

— И ты еще спрашиваешь, почему я не связалась с тобой, когда умер Орландо? Меня удивляет одно: почему Ник Харрингтон вдруг появился сегодня?

— Потому что я единственный, кто у тебя есть, спокойно объяснил Ник.

— Я знаю. — Абигейл усмехнулась. — Ну разве мне не повезло?

— Вот именно! — насмешливо подтвердил он и вытянул перед собой длинные ноги.

Она старалась не смотреть на него, и ей не хотелось думать — почему. Но это неосознанное мягкое движение заставило Абигейл остро почувствовать его близость.

Даже среди очень красивых мужчин Ник Харрингтон всегда выделялся. В течение нескольких лет Абигейл не раз пробовала разобраться, почему он так привлекателен, и теперь она попыталась быть объективной, украдкой наблюдая за ним сквозь густые темные ресницы.

Да, он превосходно сложен. У него впечатляющее мускулистое тело без грамма лишнего веса, на лице легкий загар.

Но ведь у многих мужчин прекрасные тела. Орландо, например, тоже обладал великолепной фигурой. Он изо всех сил демонстрировал это — носил облегающие и открытые вещи…

В этом, возможно, и состояло различие? Ник никогда не подчеркивал свою фигуру — ему это было не нужно. Самый невнимательный человек непременно заметил бы, что у Ника потрясающее тело, даже если завернуть его в мешковину. И сейчас, под свободным покроем костюма, угадывались линии плоского, подтянутого живота, сильных, мускулистых бедер. У Абигейл возникло неуютное ощущение, что его близость волнует ее.

Но было еще его лицо — лицо, которое всегда притягивало к Нику женщин. И дело заключалось не только в классически правильных, чистых линиях этих черт. И даже не в необычайно чувственном изгибе рта, мягкость которого так странно противоречила волевому, резко очерченному подбородку.

Нет, что-то большее, чем просто красота, было в этом лице.

Его глаза — яркие и зеленые, похожие на траву, обрамленные густыми черными ресницами… И не раз случалось, что тот, кто смотрел прямо в них, чувствовал себя грешником на этой земле.

Но и это еще не все. Глаза Ника были внимательны и осторожны. Иногда их взгляд казался почти оценивающим, хотя понять, что именно они оценивают, было невозможно. Эти глаза хранили свои секреты.

Вот что самое притягательное в нем, неохотно признала Абигейл. Ник Харрингтон — вроде головоломки, и на разгадывание ее вы можете потратить всю свою оставшуюся жизнь.

Чувственные губы изогнулись в медленной невеселой улыбке.

— Ты повзрослела, Абби, — заметил он. — Ты никогда так внимательно не рассматривала меня.

Она слегка поджала губы, встретив любопытный взгляд его зеленых глаз. Повзрослела? Да, он прав!

Брак с Орландо заставил ее повзрослеть, и очень быстро!

— Это тебя нервирует? — спокойно спросила она.

— Что красивая девушка меня рассматривает?

Кто в здравом уме будет возражать против этого?

Хотя, если быть честным до конца, Абби, я должен ответить тем же. Ведь должен?

На мгновение она смутилась, и сердце ее бешено заколотилось.

А он уже пытливо разглядывал се — от высокой груди до стройных бедер и длинных ног, вырисовывающихся под тонкой черной юбкой. Его взгляд скользил по ней довольно небрежно, при этом так нагло оценивая, что Абигейл, покраснев, ухватилась руками за лацканы жакета, как за спасательный круг.

Он никогда так не смотрел на нее прежде. Как мужчина на женщину. Много лет Абигейл тайно жаждала этого, но теперь, когда наступило желаемое, она чувствовала себя оскорбленной.

— О, ради бога, Ник! Я знаю, что глазеть на женщин для тебя так же естественно, как дышать, но сейчас не самое подходящее время строить мне глазки, тебе не кажется? Или вдовы всегда были для тебя легкой добычей?

Удар достиг цели. Но Абигейл тотчас же пожалела о своих словах, и сердце у нее замерло от непонятного страха, когда его губы некрасиво скривились, а в глазах вспыхнул мстительный огонь.

— Если уж говорить о подходящем поведении, насмешливо произнес Ник, то я еще не видел твоих слез, Абигейл, дорогая моя. Я не часто встречал вдов, которые были бы так сдержанны. Или которые бы выставляли напоказ свои красивые ножки в черных чулках.

— Это единственный черный костюм, который у меня был! — стала оправдываться она.

— И который лишь по случайности подчеркивает сексуальность каждой линии этого прекрасного тела? — поддразнил он с холодной усмешкой в глазах.

— Еще немного, и я выйду из машины и пойду пешком, — пригрозила Абигейл, размышляя, не подозревает ли Ник о том, как предательски ее тело откликается на его откровенно оценивающий взгляд.

— Но не в этих же туфлях? Что ты, милая! — И смех оборвался, как только он взглянул на то легкое и открытое, из черной кожи, что было прикреплено ремешками к ее тонким щиколоткам. — Если ты не планируешь провести остаток дня в ближайшем отделении «Скорой помощи», конечно…

И он снова посмотрел на нее, но теперь это был не тот лениво-одобрительный взгляд, который заставил ее сердце так сильно биться. На сей раз он смотрел беспристрастно. И немного неодобрительно.

— Во что ты себя превратила! — покачал он головой. — Почему ты такая худенькая?

— Большинство женщин стараются похудеть, парировала Абигейл. — Разве ты не знаешь, что нельзя стать ни слишком богатым, ни слишком худым?

— Стройность — не то же самое, что болезненность, — ответил он.

— Я не болезненна!

— В самом деле? — Он повернул к себе ее лицо сильной ладонью, и Абигейл вдруг со страхом почувствовала свою слабость. — Почему же ты так бледна? И почему такое напряженное лицо? Не знаю, говорят ли о здоровье ввалившиеся глаза, Абигейл, но тебя они не красят. — Он опустил руку.

— Орландо был актером! — сказала она, как будто это действительно имело значение. — И он хотел, чтобы я всегда была в форме.

— Худым, бледным, хорошеньким маленьким дополнением, этакой послушной маленькой куколкой, задумчиво размышлял Ник. — Да, ничего не меняется…

— Это все не так!

— Правда? Тогда почему бы тебе не рассказать, как все было? О ваших отношениях с Орландо.

— Нет! — раздраженно заявила Абигейл: Ник невольно коснулся ее больного места. — С какой стати я должна тебе что-то рассказывать?

— С той, что исповедь облегчает душу, разве ты не знаешь, Абби? промурлыкал он, и взгляд его зеленых глаз теперь был по-кошачьи настороженным. — Разве этот брак не дал тебе всего, о чем ты мечтала? Разве восхитительный Орландо не оправдал твоих ожиданий?

На этот раз ему все-таки удалось задеть ее, и намного больнее, чем он мог себе вообразить. Губы Абигейл задрожали, боль и гнев волной нахлынули на нее, когда она вдобавок увидела в его глазах ничем не прикрытую насмешку.

— Ты не имеешь никакого права так со мной разговаривать! Задавать мне такие вопросы! Особенно сегодня… — закончила она с горечью в голосе.

— О, вот в этом ты как раз и ошибаешься, Абби.

Я имею все права, — ответил он со спокойной уверенностью, и ей захотелось ударить его, но она лишь глубоко вздохнула:

— Это почему же?..

— Потому что твой отчим рассчитывал на меня.

Он хотел, чтобы я исполнил его волю…

— Ник, — прервала его Абигейл. — Филип умер больше года назад. Ты уже выполнил все свои обязательства по завещанию. Я получила в наследство состояние Филипа — говорить больше не о чем. Мы больше не связаны ничем. Мы не обязаны даже встречаться…

— Да, думаю, не обязаны. — Он посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. — Но я здесь, как видишь.

— Ты здесь, я вижу, — машинально повторила она невыразительным голосом. И острая боль страха, что она никогда не увидит его снова, захлестнула ее.

Между ними воцарилось молчание, пока машина, тихо урча мотором, пробиралась по узким замерзшим улочкам, и Абигейл попробовала убедить себя, что тревожные чувства, вызванные его появлением, — просто реакция на смерть мужа. И напоминание о более юных годах, когда все было значительно проще, когда мир не казался таким большим и враждебным. Я была избалована и защищена от этого мира, размышляла Абигейл, глядя на распаханные поля, сверкавшие на морозе словно сахар.

— Что заставило тебя продать все акции, которые тебе оставил Филип? внезапно спросил Ник.

Вопрос был настолько неожиданным, что Абигейл вздрогнула, как будто он вылил ей на голову ушат ледяной воды.

— Откуда ты знаешь?

Он нетерпеливо взглянул на нее:

— О, пожалуйста, Абби, я знаю, что тебя нельзя назвать деловой женщиной года, но не можешь же ты быть так наивна! Если акции появляются на фондовом рынке, это уже ни для кого не является государственной тайной, правда?

— Н-но… — ответила Абигейл неуверенно. Она могла с одинаковым успехом как поддерживать беседу о ценных бумагах и акциях, так и полететь на Луну; все дела такого рода она оставила Орландо это было лучшим средством держать его подальше.

Во всех смыслах. Ее щеки окрасил легкий румянец.

— Это просто удивило меня, вот и все, — сказал Ник, проницательно глядя на нее, — точно так же, как меня удивило, что ты продала нью-йоркскую квартиру годом раньше.

Воспоминания о полнейшем хаосе последнего года вновь вернулись, терзая ее и без того измученную душу.

— Да, — повторила она глухим шепотом, — Нью-Йоркская квартира продана…

— Зачем же говорить с таким ужасом? — бросил на нее странный взгляд Ник. — Ты ведь все знала о продаже?

— Как же мне было не знать? — вопросом ответила она. — Это же была моя квартира, правда? И мое наследство.

На смуглом лице Ника появилось почти жалостливое выражение.

— Бедная богатая маленькая девочка, — негромко сказал он и отвернулся к окну, за которым мелькал зимний английский пейзаж. Снегопад усилился, и теперь целые армии крупных снежинок кружились в вихре, падая на затвердевшую, как железо, землю. — Теоретически это было твое наследство, безжалостно продолжал Ник, — но, когда ты вышла замуж за своего дорогого Орландо, все твое стало принадлежать и ему, а все его — тебе. Это то, что мне особенно нравится в браке, — добавил он с сарказмом, — включая, конечно, полное доверие.

— Ты циничен…

— Не говоря уж о том, что этот брак изначально был неравным, продолжал он. — Орландо получил половину твоего реального состояния, а ты половину его долгов! — Он вкрадчиво улыбнулся. — Или ты сделала хорошее дело, избавив его от них? Это такая наследственная черта — начинать семейную жизнь со свалившихся на тебя денежных проблем, тебе не кажется, Абби?

— Заткнись! — гневно закричала она. — Просто заткнись, хорошо?

— Заставь меня, — спокойно предложил Ник, но она не заметила опасного вызова в его голосе.

— И заставлю! — Абигейл рванулась к нему со сжатыми в маленькие кулачки руками. Полы ее жакета разошлись, но она не замечала этого, почти навалившись на Ника.

Она снова и снова наносила удары, колотя по его твердой груди, награждая всеми эпитетами, что только приходили ей в голову, едва сознавая, что делает и говорит, пока наконец он не захватил обе ее руки в свою большую, жесткую ладонь и не задержал их подальше от себя. Внезапно Абигейл осознала, что лицо ее очень близко от его лица, а кровь бешено стучит у нее в висках. И что его губы приоткрыты, почти как… как будто…

Вспышка желания, которую она внезапно ощутила, тут же уступила место отчаянию, и Абигейл быстро закрыла глаза. Открыв их, она обнаружила, что Ник смотрит на нее презрительным взглядом, все еще крепко сжимая ее руки в своей.

— Хватит, Абби! — сказал он серьезно. — Поняла?

Хватит!

Она помотала головой. Густые волосы резко взметнулись.

— Нет! Не хватит! — возразила она; ее голос срывался от напряжения последних нескольких дней… последних нескольких месяцев… — О господи, Ник…

Ник…

— Я знаю, — сказал он спокойно. — Все в порядке, Абби! Я знаю…

— Нет, не знаешь! — закричала она; память о замужестве терзала ей душу. — Ты не можешь знать! Никто не может!

— Я знаю, что тебе нужно выплакаться, — мягко и очень осторожно сказал Ник и привлек ее к себе. Я знаю, что если ты и дальше будешь сдерживаться, то в конце концов сорвешься.

— Ох, Ник… — простонала Абигейл и, припав к его плечу, разразилась слезами.