"Летная погода" - читать интересную книгу автора (Абрамов Сергей Александрович)Глава четвертаяЧеловек вошел в будку телефона-автомата, плотно прикрыл за собой тяжелую дверь, бросил в щель двухкопеечную монетку, сверяясь с клочком бумажки, набрал номер. — Але! — сказал он с хрипотцой, то ли естественной — простыл, то ли с намеренной. — Але! Дом литераторов? Там у вас рядышком дипломат сидеть должен. Американский. Есть такой? Кликните его, будьте ласковы, это с парка звонят, с таксомоторного… — подождал, переминаясь с ноги на ногу. — Але! Это вы? Тут какое дело: все утверждено, деньги выделяют… Ага. Ага… Ждать?.. Ладно, дело привычное, подождем… — повесил трубку, стукнул кулаком по автомату: монетка назад не выскочила, глубоко провалилась. — Дело привычное, — повторил он, ни к кому, впрочем, не обращаясь, вышел из будки, пошлепал растоптанными сандалетами по горячему асфальту. Гриднев выбрался из тесного зальчика Дома литераторов — Малого зала, как он именовался в пригласительном билете, закрыл за собой дверь и облегченно вздохнул: слава богу, отсидел свое на этой говорильне. На «говорильню» Гриднев обещал прийти, сейчас понимал: опрометчиво обещал, но слова не нарушил, даже выступил, сообщил миру пару «мудрых» мыслей. Тема «говорильни» — роль детективной литературы в идеологической борьбе — сама по себе интересна, и Гридневу было что сказать: любил он детективы, много и охотно читал, благо английским владел в совершенстве. Но, скучно начавшись, разговор скучно и продолжился. Чувствовалось: неинтересно было братьям писателям, тем более в ресторане раков подавали, случай здесь нечастый. Раки Гриднева не привлекали, честно говоря, не умел он их есть, побаивался живых, не видел вкуса в вареных. Посему решил позвонить на службу, вызвать машину, а до ее прихода посидеть в кафе, выпить чашку кофе, выкурить сигарету, народ посмотреть: какие они, писатели… Телефон был на столике администратора, женщины могучей и неприступной на вид. Гриднев двинулся было к ней, на ходу обдумывая, как бы свою просьбу покуртуазнее выразить, поджентльменистей, чтобы растаяла неприступная, как телефон зазвонил и администраторша взяла трубку. — Цедеэл, — сказала она баритоном и повторила раздраженно: — Ну, Дом литераторов, Дом литераторов. Кого вам?.. — выслушала, отстранила трубку, огляделась, увидела кого-то поодаль — аж засветилась вся: — Господин Хэммет! Дин! Вас к телефону… Хэммет?.. Гриднев с интересом взглянул на человека, который, вовсю улыбаясь, спешил к телефону. Интересный мужик, «фактурный», — говорят про таких. Не слишком высокий, так — роста среднего, элегантный, но не с иголочки, а чуть помятый, точнее — обношенный в самый раз. Галка, жена Гриднева, сказала бы: не одежда на нем, а он в одежде. Точно. Что еще? Легкая седина. Легкий загар. Легкая сутулость. Легкий акцент: — Откуда, Аленочка? — Вроде из такси, Дин, — неприступная администраторша растеряла всю неприступность: видать, любили здесь «легкого» иностранца, заочно Гридневу известного. — Говорите, — Хэммет взял трубку. — Слушаю… — помолчал, покивал невидимому собеседнику, подвел итог: — Значит, все в порядке?.. Ну, ждите. Ждите, я появлюсь. Он повесил трубку и посмотрел на Гриднева: — Вам позвонить? — Если можно. — Аленочка разрешит. Да, Аленочка? — Только недолго, товарищ, — по-прежнему улыбаясь, сказала администраторша. Гриднев позвонил в гараж и вызвал машину. Поблагодарив «неприступную», он подошел к Хэммету, рассматривающему витрину с фотографиями. — Спасибо за протекцию. Не будь вас, хозяйка телефона вряд ли бы допустила меня до него. Хэммет с готовностью, будто он только и ждал реплики, откликнулся: — Аппарат служебный. Но пользуются им многие. Аленочка только на вид строгая. — Хорошо вы говорите: Аленочка… — Неправильно? — Скорее: Аленушка… Но так тоже неплохо. Ласково. — Я еще много делаю ошибок в русском. — Англичанин? — Американец. — Работаете здесь? — Я дипломат. Служу в посольстве. Рядочком. — Рядышком. — Спасибо за поправку… А вы писатель? — Если бы!.. Бюрократ от литературы. — Это как? — Филолог. Специалист по англо-американской детективной литературе. — О-о! — явно обрадовался Хэммет. — Родственники души! — Родственные души, точнее. А вы любите детективы? — Кто их не любит? — Моя жена. — Женщины практичны. А детективы — дело романтиков. — Это вряд ли. Какая романтика в убийствах? — При чем здесь убийства? Романтика — в поиске, в отборе вариантов, в дедукции. Романтика, если хотите, в тайне, которой окутано преступление. — Тайна романтична, если романтична разгадка, итог поиска. А какой итог у преступления? Наказание. И в нем нет никакой романтики. — Знаю, читал: Достоевский, загадка русской натуры. — Русская натура здесь — пришей кобыле хвост. — Как, как? — Поговорка. Иначе: ни при чем тут натура. Разве в вашем Нью-Йорке за преступление не предусмотрено наказание? — Я из Чикаго. — Ну, в Чикаго, в Сан-Франциско, в Далласе… — Кстати, о Далласе. Не предусмотрено. Убийца Кеннеди так и не найден. — Убийца-то найден. И наказание предусмотрено — законом. Только между законом и жизнью бо-о-льшая пропасть. Кто за убийцей стоял, те скрыты. — И я об этом. Такова система. — Какая система? — Государственная. — Странный вы дипломат. Ругаете свою систему, ее же и представляя, ей же служа. — Кто вам сказал, что я ее ругаю? Я ею восхищаюсь. — Тем, что она позволяет убийцам быть безнаказанными? — Безнаказанными — нет. Недоказанными, непойманными — да. — Непойманный убийца — это слабость полицейского аппарата. — Полицейский аппарат не всесилен. Разве ваша милиция всех преступников славливает? — Ловит. Нет, не всех. Но у нас существует понятие: неотвратимость наказания. Карманный воришка может оказаться до поры везучим. Но повезет раз, два, десять, а на одиннадцатый он будет, как вы говорите, словлен. — Воришка… А убийца? — У нас убийство — самое страшное преступление. Оно — редкость, по сравнению со статистикой убийств в Соединенных Штатах. И конечно же ни одно не остается нераскрытым. Дело в сроках. — И конечно, здесь — заслуга вашей системы. Социалистической. — Не вижу повода для иронии. Да, заслуга. Это у вас Диллинджер или Аль Капоне — национальные герои. У нас бы они были врагами нации. — У нас, у вас… Мы — как на диспуте. Я правильно сказал? — Правильно. Так у нас и есть диспут. Мини-диспут. О преимуществах детективной литературы. Кстати, ваши лучшие писатели — детективисты очень озабочены поимкой преступника. И если он не ловится, то обвиняют они именно систему. — Не все. — Я же сказал: лучшие. Не Спиллейна же к ним причислять. — А чем плох Спиллейн? Его герой — сильная личность. — Мерзкая личность. Синдром вседозволенности. — Опять система виновата? — А то! Вон у нас, слышали, наверно, ходил один с топориком, сильная личность. Всем миром ловили. — Милиция не справилась? — Милиция и справилась. Людям тошно было: живет среди них гадина. Вот и помогали милиции, как могли. — Знаю: дру-жин-ни-ки… — Не только. Попроситесь по вашим каналам на Петровку, в музей милиции. Там вам расскажут подробности. — Спасибо, попрошусь. Так ведь не пустят? — А вы очень попроситесь. Скажите, что пишете диссертацию на тему, скажем, «Сравнительный анализ работы чикагской полиции и московской милиции в их связи с населением представляемых городов». Красиво? — Вы шутник, мистер филолог. — Я серьезен, как никогда. Благодарю вас за беседу, господин Хэммет. Мне пора. — А может, по рюмке водки? — Это бы можно, только мне и вправду пора. — Не смею захватывать. — Задерживать, господин Хэммет, задерживать… Забавный мужик, думал Гриднев, сидя в машине. Как он в простачка славно играл? Наша система, ваша система… Ай, Хэммет, ай, дипломат! Хорошо, что посмотрел на него, так сказать, своими глазами. Хоть известно теперь, с кем вести заочное сражение, проверить на практике теорию детектива. Кстати, а что он в Доме литераторов делает? Хотя, скорее всего, он не солгал: просто их «контора» действительно находится «рядочком», вот и бродит атташе, «родственников души» улавливает. Машина остановилась у подъезда. Гриднев машинально взглянул на свои окна: свет горит, значит, Галка дома. — Завтра к семи, товарищ полковник? — спросил шофер. — К семи, — кивнул Гриднев. — Спокойной ночи. |
||
|