"Чаша ярости" - читать интересную книгу автора (Абрамов Артем Сергеевич, Абрамов Сергей...)

ДЕЙСТВИЕ — 2. ЭПИЗОД — 7 КОНГО. КИНШАСА, 2160 год от Р.Х., месяц март

Двухчасовая встреча Петра и Мунту Ибоко подходила к концу, Обсудив пяток текущих проблем и обменявшись неформальными шуточками под дерьмовый, не в пример тому, коим угощал Нгамба, коньячок, «вторые лица» двух государств тепло распрощались, пожав друг другу руки и договорившись, уже в который раз, встречаться почаще. Уходя, Петр спросил:

— А что, мистер Нгамба по-прежнему нездоров?

— Нездоров. Плохо ему. С ним врачи постоянно занимаются, может быть, через пару недель с мистером Нгамбой вам и удастся встретиться, но о делах говорить… — Ибоко развел руками и виновато улыбнулся: мол, сам понимаешь, болен старик, не до политики ему, не до религии, не до благотворительности и вообще — не до чего.

Ври, да не завирайся, подумал Петр, сканируя незатейливые зрительные образы в памяти Ибоко. Вот Нгамба лежит в своей аэродромоподобной кровати — на краю, чтобы было удобнее врачам, вид у него и впрямь неважнецкий, усталый. А вот беседа Мунту Ибоко с врачом — доверительная и секретная:

— Сколько вы еще продержите старика в пассивном режиме?

— Столько, сколько надо, мистер Ибоко.

— Надо подольше.

— Можно, но, сами понимаете, на пользу ему это не идет…

— Это меньшая из проблем. Делайте свое дело.

Вот и делают врачи свое дело, прямо противоположное тому что обязаны были бы делать — вводят Нгамбе всякую расслабляюще-успокоительную дрянь, чтобы он лежал себе тихо и не рыпался. А за политикой, религией, благотворительностью «и вообще» сам Ибоко и проследит…

Но ссориться с Мунту Ибоко и конголезским правительством нельзя, неправильно это будет, глупо. А ситуация нехорошая и трудноразрешимая. После того неприятного случая с Нгамбой всякий раз, встречаясь с Ибоко, Петр испытывал все большую и большую неприязнь к этому в общем-то неплохому изначально, но уж слишком скоро портящемуся из-за игры в политику, человеку. Если раньше он был классным «вторым», то сейчас изо всех сил старается стать хоть как-то заметным «первым», и надо признать, это ему довольно-таки успешно удается. Тем более когда есть такие сговорчивые врачи, готовые держать настоящего «первого» прикованным к кровати, пока он не умрет. И тогда, прилюдно скорбя, но внутренне ликуя, Ибоко станет «первым» совершенно официально.

Плох тот «второй», который не хочет стать «первым»? Нет, неправильная поговорка. В ряде случаев «второй» тем и бывает хорош, что «первым» стать не стремится. Опыт Иоанна и Петра тому подтверждением.

А вечером раздался мобильный звонок. Петр посмотрел на браслет, но номер вызывающего не высветился, да и видеоканал у звонящего был отключен.

Тем не менее Петр рискнул ответить:

— Слушаю. Оруэлл…

— Оруэлл, это я! — свистящий шепот.

Несмотря на отсутствие привычной голограммной «картинки» над браслетом, Петр сразу понял, кто его вызывал.

— Нгамба, дорогой, как рад вас слышать! Что там с вами? Совсем плохо?

— Да нормально, нормально… я эти таблетки уже второй день не глотаю, за щекой прячу и в унитаз спускаю; они пока ни хрена не догадываются.

Петр не стал притворяться, что ничего не понимает, а Нгамба раз этого от него и ждал.

— Какая помощь нужна, Нгамба?

— Оруэлл, забери меня отсюда. Выкради. Иначе они меня сгноят к чертовой матери, прости Господи. Оруэлл, ну пожалуйста…

— Я… — Петр не успел ответить.

— Все. Идут. Конец связи.

Интересно девки пляшут… Стало быть, старик Нгамба соображает, что творится вокруг него. Да это и неудивительно, соображалка у Великого и Ужасного Президента Конго всегда работала на пять с плюсом, даже в периоды крутых алкогольных загулов оц мог государственные решения на колене, как говорится, принимать и подписывать, и небестолковые, заметим. А теперь, видать нелегально добрался до телефона и набрал исподтишка заветный номер, где — знал точно! — не откажут в помощи.

Не откажут?..

«Братья, надо поговорить».

Первым отозвался Иоанн:

«Готов. Где?»

Вторым был Иешуа:

«Предлагаю у меня. Не возражаете?»

Экранированный кабинет Иешуа — место не хуже и не лучше других экранированных помещений Храма, какая разница, где держать совет? Вот только зелени в горшках у него погуще, любит ощущать себя рядом с природой, пусть даже живущей на гидропонике.

Встретились.

Петр сжато изложил Иешуа и Иоанну все свои соображения и впечатления. Завершил выводом:

— Надо помочь… э-э… старику, теперь старику, как ни вздорно это звучит. Он к нам всегда не просто спешил — бежал на помощь.

— Двух мнений быть не может. — Иешуа привычно постучал по столу карандашом, слишком сильно постучал — сломал.

— Согласен, — кивнул Иоанн.

— Понял вас, — сказал Петр.

На этом и завершили. Поздно уже было.

Конголезская ночь стремительна и незаметна, как хороший диверсант. Она набрасывается внезапно на не успевшего заметить скоротечные сумерки человека и погружает его во тьму, как в черную воду, заставляя приспосабливать зрение к новым условиям, Небо с россыпью звезд не излучает ни кванта света, а Луна, если и висит декорацией в какой-либо из своих форм, то светит чисто номинально, — ну декорация же! — дабы просто обозначить свое присутствие в пространстве, не более того. Почти физически ощутимая темнота ночью в Конго. Она замечательно замаскировав четверых людей в темных костюмах-комбинезонах, с масками яйцах и оружием в руках, которые бесшумно подбирались к ограде окружающей комплекс президентского дворца. Когда до нее оставалось метров двадцать, они залегли под деревьями, совсем слившись с землей. Один из них порылся в рюкзаке и достал оттуда игрушечную птицу — радиоуправляемую ворону, практически неотличимую от настоящей. Захлопав крыльями, ворона сделала несколько кругов над дворцом, а затем села прямо на одну из камер внешнего наблюдения, закрыв хвостом объектив. Операторы немедленно поймали помеху, камера зашевелилась, ведомая с пульта, но ворона сидела крепко, явно обладая не по-птичьи железными нервами — любое покачивание камеры ей было нипочем. Пока охранники-операторы дворца в одном из пунктов контроля и наблюдения терзали джойстик управления камерой и ругали все воронье племя грязными словами, четверо темных людей перебрались поближе к ограде. Из того же рюкзака был извлечен некий электронный прибор, который подключили к секции ограды — прямо к металлу. Набрали несколько цифр и букв, и… ничего не произошло. Лишь на приборе загорелся и погас зеленый огонек. Четверо переглянулись, кивнули друг другу, и один из них портативным сварочным аппаратом начал вырезать в металле дыру, а трое других внимательно оглядывали местность через приборы ночного видения. Через пару минут лаз был готов. Люди в масках пробрались на территорию дворцового комплекса, не забыв оставить возле свежей дыры специальный маячок — в случае чего он сообщит им о том, что через этот выход возвращаться нельзя, а отработав, самоуничтожится. Еще пара минут и они уже у стен дворца. Совершенное недавно нападение на президента Нгамбу заставило местную службу безопасности пересмотреть и мощно усилить всю систему охраны, да и новый негласный управляющий Дворцом и страной человек оказался не из храбрецов, любящих в свободное от руления страной время падать под танки и прикрывать амбразуры, так что теперь чернокожих ребятишек в форменных шортиках и рубашечках во дворце и его окрестностях — море Разливанное. И все бдят — муха не моги пролететь! Только вот ворона на камере все сидит и сидит… А таинственные тати ночные тем временем уже были внутри дворца. И шли себе тихонько по Коридору, оставляя за собой обездвиженные тела «усиленной» ох-Раны. Бесшумно и быстро приводя в бессознательное состояние всех встречавшихся на пути короткоштанных бойцов, они продвигались к покоям Нгамбы, которые охранялись особенно тшательно. Камеры наблюдения за коридорами крадущихся людей не показывали — спасибо вирусу, засланному накануне в простенький компьютер службы безопасности. На мониторах перед глазами дежурного была запись одной из ночей до вторжения. Это давало некую фору во времени, но расслабляться все равно было нельзя потому что рано или поздно выключенные из реальности и тихо отдыхающие на полу охранники должны бы выйти на контрольную связь, а в отключке не особо-то и поговоришь по рации. А если нет связи хотя бы с одним из постов, то это повод для объявления тревоги, чего четверым темным маскам очень не хотелось бы. Они уже вышли в коридор, ведущий в святая святых дворца — спальню Нгамбы. Здесь предстояла схватка с дюжиной охранников сразу, и шум был бы поднят неминуемо. Подойдя к последнему углу, за которым еще можно оставаться незамеченными, люди остановились, и один из них сделал шаг в освещенное пространство и стал виден как на ладони. То-то стража удивилась: ночью, посреди означенного «святого места», при полном освещении — пришелец! Но продемонстрировать свое удивление и все прочее, что за этим должно было следовать, они не успели, потому что человек в маске поднял руку, и двенадцать чернокожих секыорити нестройно рухнули на пол. Со стороны, по крайней мере, это выглядело именно так. На самом же деле Петр — а этим пришельцем был именно он, — просто наплевав на свое табу, запрещающее демонстрировать паранормальные способности при ком бы то ни было, кроме Иешуа и Иоанна, отключил охранников на расстоянии мысленным импульсом. Несказанно изумив этим поступком наблюдающих из-за угла Латынина и Круза: они-то до сих пор знали пусть и грозного, но вполне обыкновенного мистера Оруэлла. Отнюдь не чудотворца. Иоанн же, бывший четвертым человеком в маске, лишь беззвучно усмехнулся: уж он видал трюки и похлеще. Да что там видал! Сам делал! Но прочь сантименты и неуместное удивление, для этого еще будет время, пора приступать к тому, ради чего все эти перемещения-отключения-чудотворения были устроены, — к похищению Нгамбы.

Нгамба лежал на своей огромной кровати и безмятежно спал.

Это было только на руку «похитителям». Или все-таки похитителям — без кавычек. Петр приложил ладонь ко лбу чернокожего старика, еще совсем недавно бывшего мужиком в расцвете сил, — теперь он будет спать еще крепче и не помешает собственной транспортировке. Иоанн взвалил Нгамбу на плечи, и четверка двинулась обратно — к спасительному лазу в заборе.

— Все прошло до безобразия гладко, — резюмировал Петр свой рассказ об операции.

После всего, сидя в баре вместе с Иешуа и потягивая ледяной чай, он чувствовал себя на десяток лет моложе — этакий бравый боец, с честью выполнивший приказ командира, и теперь внаглую расстегнувший воротничок и ослабивший ремень: он знает, что ему за это ничего не будет, а наоборот, только похвалят.

— Молодцы! — похвалил Иешуа всех четверых, участвовавших в «изъятии» Нгамбы.

И хотя не царское это дело — диверсии и похищения, — как-никак Латынин, Круз и Петр, он же мистер Оруэлл, не рядовые бойцы, а скорее отцы-командиры, доверять такую работку кому-то еще Иешуа не захотел. Да и что там — все профессионалы, дело свое знают туго, не покрылись мхом на начальственных постах. А Иоанн просто попросился «посмотреть». Я, сказал, не помешаю. И не помешал, а напротив, очень даже помог — пер не самого легкого Нгамбу через весь сад президентского дворца до забора, да еще и бегом.

— Дальше — проще, — продолжил Петр, — погрузились в машину и рванули оттуда. Они тревогу только через два часа объявить догадались. Нас-то уж и след простыл…

— А со спутника не могли нас отследить? — засомневался еще не отошедший от удивления Латынин — неожиданные качества вроде неплохо знакомого мистера Оруэлла, повторим, его не оставили равнодушным.

— Не могли, — помотал головой Петр, — я проверял, они не ведут съемку местности постоянно, у них денег на это нет.

Под «ними» подразумевалась хоть и слабенькая, но довольно пронырливая местная конголезская спецслужба под загадочным Названием «Zardo». Что означало это слово, никто не знал, да и охоты выяснять особой не было — Zardo, как считалось, не представляла собой серьезного соперника, способного помешать работе мистера Оруэлла.

А Нгамба, очнувшись и поняв, где он находится, по-стариковски расплакался от счастья, лобызал Петра, жал ему руку и говорил, что никогда не забудет сделанного для него блага. Нгамбу сдали на попечение медикам Храма для того, чтобы очистить ему организм от всей той химии, которой пичкали старика коновалы Ибоко. В целях конспирации Нгамбе посоветовали выбрать себе на время новое имя, и он не колеблясь назвал себя Джошуа Лайт — Иешуа Светлый в переводе с английского.

Петр был доволен сделанным. Сейчас Нгамба подлечится, придет в себя, а там можно будет решать, как жить дальше. В любом случае есть некоторое время на роздых, думал Петр. Но уже следующее утро показало, как жестоко он ошибался…

Площадь перед главными воротами Храма была заполнена людьми — насколько хватало глаз: чернота голов местного населения с пестрыми вкраплениями ярких одежд и самодельных лозунгов с полуграмотными надписями…

— Там написано: «Отдайте Нгамбу, белые крысы»… — растерянно произнес один из охранников, стоящих на вышке возле ворот. Петр забрался к ним для лучшего обзора.

— Сам вижу, — так же растерянно ответил мистер Оруэлл.

— А почему они к нам с этой просьбой?

— Чего не знаю, того не знаю… Утройте-ка бдительность, орлы. Мало ли что этим… нехорошим людям придет в их черные головы.

— Так точно! — хором ответили орлы.

Спустившегося с вышки Петра внизу ждал Латынин.

— И как это понимать, мистер Оруэлл? — спросил так, будто сам мистер Оруэлл всех этих крестьян сюда привел собственноручно.

— А я откуда знаю?

Петр и впрямь не знал. Однако подозревал, что внезапное нашествие местного народца было связано с пропажей Нгамбы, тем более что тексты на лозунгах указывали именно на это, но как связано, не понимал. Ситуацию осложняло то, что толпа была не самая спокойная, скорее даже слегка буйная, а явного лидера у нее не замечалось. Значит, и переговоры вести не с кем. Был бы предводитель, на броневике и в кепке например, все было бы ясно, а так… ну не выхватывать же из толпы кого-нибудь одного и не расспрашивать пристрастно о том, с чего они взяли, будто Нгамба похищен именно местными «белыми крысами», а не «крысами» со стороны.

— Мистер Оруэлл, первый канал включите! — запищал переговорник в ухе — это дежурный по Службе безопасности Храма. Но просьба странноватая: смотреть телесеть сейчас? Хотя… Петр набрал на тачпэде браслета-коммуникатора номер «один» и ткнул в иконку «TV». Над запястьем возникло небольшое голографичес-кое изображение Мунту Ибоко, который вещал с президентской трибуны в сенате:

— …Вероломный поступок молодчиков из этой секты, которая, как позорный гнойник, вскочила на лике нашей страны, заставляет всех конголезцев, любящих свою родину, негодовать и возмущаться: мало мы терпели их территориальные притязания, так они еще и Великого Нгамбу у нас отнять захотели! Не бывать этому!

— Не быва-ать! — отозвалась невидимая аудитория, которую нерасторопный режиссер телетрансляции показал лишь пару секунд спустя — уже откричавшейся.

Мунту продолжил вещать, но Петр выключил изображение — все и так ясно: грязная политическая игра в куклы, где Ибоко — явная марионетка. А вот ниточки находятся в руках у человека, имя которого Петр знал, но без злости произносить не мог.

«Не кажется ли тебе, что это имя слишком часто стало всплывать?» — В голове Петра возник голос Иешуа.

«Да, брат, слишком часто».

Иешуа больше ничего не сказал, а Петр вновь почувствовал себя виноватым во всех неприятностях, свалившихся на Храм за последнее время. И сейчас предстояло разгрести еще одну проблему — нежданные гости у порога Храма. Которые, к слову говоря, вели себя совсем не так, как подобает приличным людям, ждущим, пока им откроют двери. Приличный человек подождет-подождет, поймет, что его никуда не пустят, пожмет плечами и уйдет восвояси, а эти вон лезут через забор, наглые…

Молодой конголезец, отброшенный электрическим разрядом периметра, введенного в режим максимальной защиты, грохнулся оземь. А не надо по заборам лазить! Его земляки, те еще перцы — вместо того чтобы поймать героя, расступились, организовав для него замечательную каменистую посадочную площадку, куда он и рухнул, подняв облако пыли. И стоят теперь, примолкшие, наблюдают опасливо: не помер ли, часом? Не помер — шевелится. Приложился крепко, да и током его периметр угостил немалым. Толпа зашумела сильнее и злее, но подходить близко теперь не решалась, словно раздумывала, что предпринять. Правы те, кто утверждает, что у толпы есть свое одно большое сознание, сложенное из тысяч мелких и разрозненных. Но вот парадокс — вместо того, чтобы стать воплощением мудрости от такого сложения, толпа, напротив, глупа и нерациональна. Очередное доказательство этому Петр увидел спустя несколько минут после пыльной и болезненной неудачи штурмовика-первопроходца. Группа активистов-выдвиженцев волокла откуда-то деревянную лестницу с явным намерением приставить ее к воротам и перелезть на территорию Храма. Замечательно! По физике — пятерка: дерево не проводит электричества, это они помнят, но откуда им знать, что сами ворота ничуть не менее защищены, чем весь периметр? И что термин «не проводит» не исключает иных, а стало быть, сгорит она, к чертовой матери, превратится в головешки эта лестница, лишь только коснется ажурной решетки. И что за решеткой — на вид слабой и не грозной — кроется мощный железобетонный барьер, готовый подняться из своего подземного логова в любую секунду и стать надежной преградой не то что для толпы, но и для несущегося на полной скорости «элиминатора», коли кому-то вздумается использовать дорогое устройство для тарана. И что точно такие же барьеры спят по всему периметру Храма. А так, конечно, заборчик на вид хлипенький, всех делов-то — перемахнуть! И задумано сие из гуманных целей: чтобы жители храма не чувствовали себя в каменном мешке.

Как Петр и предполагал, лестница загорелась сразу, лишь только коснулась металла ворот. Хорошо, никто не пострадал, — активисты отпрыгнули в стороны, громко ругаясь на специальном «ругательном» диалекте, о существовании которого Петр, кстати, узнал из общения с Нгамбой.

Еще одна пауза на раздумья, и — новая попытка штурма. На сей раз с применением более продвинутых технических средств, нежели деревянная лестница. Шумящая и потрясающая транспарантами толпа расступилась, пропустив к воротам машину — хоть и старенький, но довольно мощный облезлый грузовик со свирепого вида водителем внутри. На «кенгурятнике» машины был намотан трос, который, распустив, зацепили за ворота. Десяток рук (общность мыслей в толпе) махнули водителю: сдавай, мол, назад! Натужно взвыв и натянув трос струной, грузовик попятился, как ни прискорбно, выгибая за собой ворота все больше и больше. Еще немного, и они не выдержат, сломаются, прихлопнув своей массой кого-нибудь из митингующих.

Отгоняя озорную мысль: «Хорошо бы!», Петр заорал в переговорник:

— Барьер! Быстро!

Тотчас стальные плиты перед воротами раздвинулись, и из-под земли стал живо вырастать бетонный блок, покрытый снаружи черным блестящим пластиком. Перелезть через него — пустая затея, так как тут — плюс к скользкой поверхности — тоже присутствовала специфическая электрозащита в виде металлических прутьев, вживленных в тело блока и призванных нещадно бить током всякого, кто прикоснется. Надо заметить, что те люди, которые конструировали эту иезуитскую систему — активный периметр, были еще теми гуманистами. Точнее, стать таковыми их заставляли многочисленные юридические ограничения, введенные ООН на подобные устройства. Так, возле каждой секции ограды присутствовали яркие таблички с надписями на английском, французском и нескольких местных наречиях, гласящими, что касаться не надо, а то долбанет. Для неграмотных были специальные картинки с молниями и отскакивающим человечком. Основной забор окружала совсем легкая декоративная ограда и плотные кусты — только склонный к мазохизму человек сможет сознательно подойти к забору. Ну а раз подошел и предупреждение прочитал, то не обессудь…

Ворота таки с железным лязгом грохнулись, никого, кстати, не придавив, и в образовавшийся проем хлынули люди — прямо навстречу черному, неприветливому монолиту. Сверху, с башенок, на них хмуро глядели охранники Храма, так же как и послушная автоматика, готовые исполнить любой приказ мистера Оруэлда. Надо будет стрелять по людям — будут стрелять по людям. Вот по этим самым. Только зачем по ним стрелять? Они ни в чем не виноваты, это не их война… Да и не знают они ни о какой войне. Они лишь требуют вернуть Нгамбу, сами не будучи уверены в том, что их любимый президент именно здесь. Но телесеть, по их разумению, лгать не может, а именно с ее помощью исполняющий обязанности «первого» в Конго Мунту Ибоко обратился к ним, наказав верным сынам родины силой изъять Нгамбу из «лап гнусных захватчиков, притворяющихся христианами».

Глядя на всю эту вакханалию, Петр лихорадочно соображал, что предпринять в такой ситуации. Разогнать-то всех этих пейзан-люмпенов легко, вопросов нет. Но решит ли это проблему? Нет, конечно. Тогда как? Может быть?..

Осененный неожиданным решением, Петр помчался к Иоанну.

— Значит, такое дело: нам надо сейчас с тобой взять машины и незаметно выбраться отсюда подальше, куда-нибудь в пустынное местечко, где никого нет, и устроить небольшой провинциальный театр.

— Не понял, скажи толком.

— Толком я сам еще пока не знаю…

Уже через час черный «хаммер» мчался по кочковатой дороге прочь от Храма на юг, унося в себе Петра, Иоанна и средней мощности креатор — прибор, способный зрительно изменить любой предмет, заменив его, реального, на голографичеекое изображение требуемого. Петр когда-то давно, в Иудее еще, использовал такую штуковину — вместе с Иоанном, кстати, — он превратил себя и своего ученика в камни, чтобы избежать встречи с римским патрулем. Но тогда креатор был портативный и слабенький, а сейчас в его распоряжении имеется достаточно средств, чтобы не мелочиться в иллюзиях.

Остановились в действительно глухом месте. Кругом — лунный пейзаж, пустыня, редкие деревья да кусты. И ни души, кроме двух людей из Храма.

— Ну и что ты задумал? — спросил Иоанн.

— Давай приведем креатор в рабочее состояние, — уклонился от ответа Петр.

Креатор раскочегарили, отрегулировали, он был готов творить любые чудеса только дай задачу. В машину надо заложить изображение того объекта, который следует воспроизвести, и задать размер. А потом, уже вручную, если требуется, можно подкорректировать детали.

— А делать мы будем вот что, точнее, не «что», а «кого», — произнес Петр, доставая из кармана яркую голографическую картинку, на которой был изображен он сам в обнимку с шефом Службы Времени Майклом Дэнисом. Памятное фото, сделанное в незапамятные времена, из никчемушной картинки превратилось в важного помощника. Только бы все прошло гладко…

— Набирай, — велел Петр. Иоанн кивнул.

Мунту Ибоко долго не отвечал. На дисплее телефона мигала надпись: «Система ожидает ответа». Наконец соизволили ответить.

— Ибоко, — бросил Мунту вальяжно, даже не глядя на экран телефона.

— Ты что, твою мать, на хрен, делаешь, урод черножопый?! Глаза Мунту округлились, и он с негодующей физиономией повернулся к экрану и камере телефона.

— Ой! — совсем по-детски вырвалось у него. — Простите, мистер Дэнис…

— Не прощу, твою мать! Что ты себе позволяешь? Что за митинги у Храма? Я тебе это приказывал?

— Нет, но я подумал…

— И этого я тебе не приказывал! Думать на пенсии будешь, в кубики с внуками играя. Если доживешь. А пока изволь делать что ведено. Что ведено?

— Ну, мистер Дэнис…

— Вопрос не ясен? Могу повторить. Скажи, что я тебе приказал сделать.

Мунту огляделся — он, похоже, был не один в кабинете, — сделал звук потише, забормотал:

— Внести смуту и дестабилизировать обстановку в Храме и вокруг него, не подставляясь и не… рисуясь… Я правильно повторяю?

— Правильно. Хоть что-то делаешь правильно. Так какого, спрашивается, хрена ты полез в телесеть со своими идиотскими выступлениями?

— Ну а как я еще, по-вашему…

— По-моему ты не думай! Я сам справляюсь. Ты по-своему давай. Сказано — не рисуйся. Нет! Взгромоздился на трибуну. Дурак ты, Мунту, полный и законченный. Ты ведь всю идею, на хрен, испоганил. Теперь они там, в Храме, все раскусили. Этот Оруэлл, он же не чета тебе — парень сообразительный, вмиг небось распознал, откуда ветер дует.

Мунту решил вспомнить о своем достоинстве и заговорил резче:

— Мистер Дэнис, вы же ясно сказали: при удобном случае начать работу по дестабилизации морального состояния противника. Именно так вы выразились.

— Помню, не склеротик.

— Вчера ночью люди из Храма похитили Нгамбу. Нагло, прямo из постели, перебив охрану. Тут было море крови! Это ли не повод? Это ли не удобный случай?

— Мало того, что ты дурак, Мунту, так ты еще и враль, каких искать! Какая кровь? Никого из твоих пацанов и пальцем не тронули. Они сейчас живы и здоровы, на боевом посту, разве что с легкой головной болью.

— А вы откуда знаете?

— А оттуда, что Нгамбу вашего распрекрасного уперли мои ребятишки, чтобы не дать сделать то же самое Оруэллу и его людям. У нас были данные, что такой план у него имеется, и мы решили их опередить. А заодно и проверить надежность вашей системы безопасности. Говно, а не система.

— А вы Нгамбу вернете?

— Верну, верну. А он тебе сильно нужен, что ли?

— Да нет, в общем… А когда?

— Когда сочту нужным. Не твоего ума это дело… Пока голографический Дэнис, созданный креатором «на базе» Петра, распекал Мунту, Иоанн следил за связью. Он прекрасно понимал, что так просто в президентский дворец не позвонишь, сигнал обязательно отслеживается и проверяется. Иоанн видел, что технари Ибоко уже сели на хвост сигналу и ведут его к началу, чтобы выяснить, откуда, собственно, исходит вызов. Петр не зря попросил Иоанна вывести его в пустынное место… Иоанн улыбнулся, представляя растерянные рожи операторов, обнаруживших, что важный звонок исполняющему обязанности президента Конго поступил из пустого места, где нет жилья на многие километры во все стороны. Им придется констатировать свое поражение — значит, сигнал зашифровали специально, чтобы сбить с толку службу безопасности. Но наряд своих бойцов они сюда пошлют все равно, так что надо торопиться.

— Сворачивайся, — шепнул Иоанн Петру в переговорник.

— Значит, вот что, — отреагировал Петр, — ты, Мунту, давай отзывай своих бунтарей от Храма, а сам потом публично извинишься и к Оруэллу и Иешуа с визитом, твою мать, явишься, понял?

— Понял, — упавшим голосом ответил Мунту.

— А я еще с тобой свяжусь, скорректируем ход дальнейших работ. Конец связи.

Может, Мунту Ибоко что-то и сказал в ответ, но не в привычках властного мистера Дэниса было ждать этого. Сказал — конец, значит, конец.

…А около Храма уже было безлюдно и тихо. Разве что грязно: банки из-под пива, обрывки газет, палки, камни… Еще недавно гудящая здесь толпа полностью исчезла. Лишь мусор, поваленные ворота да брошенный грузовик напоминали о происходившем.

А через неделю по местной телесети уже выступал любимый народом президент Нгамба, слегка непривычный на вид — морщины и седина, — но все такой же бодрый и энергичный. Он зачитывал указ о снятии с должности Мунту Ибоко «в связи, с переходом на другую работу». Народ ему охотно поверил, тем более что президент в финале добавил свое знаменитое «Нгамба сказал!». Дэнис не обманул — вернул Нгамбу страдающей родине, и не его вина, что вернувшийся президент обрушил на верного соратника вполне земные кары. Хотя, побыв в Храме в облике Джошуа Лайта, мог бы научиться обрушивать и небесные… Не зря, не зря говаривали древние сочинители вечных афоризмов: что можно Юпитеру, того нельзя быку…