"Когда сгнил придорожный камень..." - читать интересную книгу автора (Аболина Оксана)

Лист 10

Шел и шел снег… Белые, ехали верхом воины. Они были далеко от меня, И я не узнал, мои ли это братья… — Когда вернешься с войны, братишка? Когда все люди станут друзьями? — Тогда, когда зацветут столбы, Когда утренняя звезда взойдет вечером, Когда сгниет придорожный камень…[1]

— Тс-с, — прервал песню Хромого Бродяги часовой. — Сюда идут.

— Стрелки! По местам!

— Они?

— Хм! Увидим.

— Тихо, мерзавчики! Ничего не случилось. Бродяга, пой!

Но Хромой Бродяга не успел даже набрать в легкие побольше воздуха для своего заунывного плача — как Звезднокожий со своими спутниками под конвоем стрелков вступил на поляну, где собрались мерзавчики.


… Они сидели у костра и ели странное варево из травы и листьев, придающее человеку уверенность, силу и храбрость.

— Чтоб избежать непонимания, представлюсь, — высокомерно произнес длинный костлявый парень, влияние которого заметно ощущалось среди мерзавчиков. — Я — Подонок. Так прозвали меня приспешники Хозяина. И я принял эту кличку, так как она олицетворяет отношение власть имущих ко мне, равно как и наоборот. — Подонок обвел окружающих взглядом, полным решимости дать немедленный отпор любому, кто усомнится в его словах. Но все спокойно молчали, мерзавчики — благоговея перед атаманом и почетными гостями, Угорь — выжидательно, а Звезднокожий — с глубоким откровенным интересом.

Лишь Кирпич недовольно ворочался, обожженный злыми искрами, метнувшимися на него из глаз Подонка. Он туго соображал, как ему в данной ситуации должно поступить — арестовать присутствующих именем Брамоса или тихо промолчать. Что-то грубое, неотесанное, непонятное ворочалось в его тяжелой голове.

А тем временем ободренный всеобщим вниманием Подонок продолжал свою речь, уже не прерываясь:

— За мою голову Хозяин дает тысячу монет. Ты видишь, Брамос, я доверяю тебе заочно, всего лишь со слов Берты — служанки Крысы, проходившей здесь вчера в Поместье. Мне остается надеяться, что и ты поступишь по совести — поможешь нам, отщепенцам, мерзавцам, которых Хозяин изолировал от наших жен, друзей, соседей — от всего мира. Мы боремся за справедливость. Ты обещал придти к нам, как сказано в Книге, когда сгниет придорожный камень. Это время настало. Ты — Деус, а твои друзья — святые. Ты должен встать на нашу сторону — мы помогаем обездоленным и — настанет время — с твоей помощью поднимем на бой с Хозяевами всю страну. Если ты не с нами — значит, ты не Деус. Значит, ты сатана. И хоть ты бессмертен — я найду тогда способ умертвить тебя, хотя б не только Дуб, Угорь и Колоколец были на твоей стороне, но и все Крысонорцы. Подумай немного. Твой выбор недолог. Споет Бродяга песню и должен ты будешь дать нам ответ.

Звезднокожий даже не шевельнулся, а спутники его придвинулись к нему поближе.

— Пой, Бродяга, пой.

Бродяга, жилистый старик, вскочил и, хромая, отошел в сторону. Остановился. Медленно, подняв глаза к небу, осел на колени и запел жалостным зовущим плачем:

— О, Небо! О, Деус Брамос! Приди. Приди ко мне. Приди к моим несчастным друзьям. Ибо сгнил давно придорожный камень. Ибо я одинок. И они одиноки. И все одиноки на этой Земле. И я смотрю на звезды. И вижу прошлое. Этот луч, упавший ко мне на ладонь, Оторвался от звезды, Когда меня еще не было на свете. И не было даже праматери нашей Земли. О, Деус Брамос, помоги несчастной планете! Наши вожди идут впереди людей, Но они впереди людей, а не с людьми. И каждый из нас прав, и неправы другие. Всемирный раздор в каждом сердце. Помоги нам, Господь Деус Брамос! Поможешь ведь, а?

— Как ты сказал — так будет, — промолвил за Звезднокожего старик Дуб в ответ песне.

— Нам нужно твое слово, Брамос, или кто ты там, — сурово произнес Подонок.

Звезднокожий промолчал, а в защиту его вдруг поднялся жандарм Кирпич. Он схватил за плечи Подонка и зарычал:

— Погоди у меня, Подонок, постой! Не рвись! не пущу. Ты арестован именем Брамоса. Тысяча монет. Хо-хо!

Мерзавчики опешили. Подонок, сотню раз попадавший в безнадежные, казалось, ситуации, и лихо, нахально, весело выбиравшийся из них, оказался прикованным к жандарму — рука к руке.

Гордость его — охотничий нож, сразивший не одного Хозяйского холуя — Кирпич ловко извлек из сапога Подонка и самодовольно произнес:

— А говорили — тебя силой не взять! Хо-хо…

Подонок загнанно рванулся в сторону, но наручник, недавно снятый со Звезднокожего, теперь крепко держал его запястье.

— Мерзавчики, на помощь! — процедил сквозь зубы Подонок.

Но мерзавчики не сдвинулись с места, а из кустов решительно вышли те, кто преследовал Звезднокожего всю ночь от самого постоялого двора — кто безусый, а кто уже и женатый — молодые, белозубые, крепкие — краса и гордость Крысиной Норы.

— Ну, мерзавчики, за дело, — зло приказал. Подонок.

Мерзавчики колебались.

— Подонок, прости, пожалуйста, он ведь Брамос, а с ним старик Дуб, — робко сказал один. — Я не могу.

— Боитесь?! Их больше?! — прошипел Подонок. — А вы ведь и в самом деле мерзавчики, даже на мерзавцев не тянете. Трусы поганые. Ну, ты, жирная морда, Кирпич, веди меня, веди, лучше подохнуть, чем с таким дерьмом дело иметь.

Звезднокожий улыбнулся.

— Слушай, Кирпич, брось, отпусти его, — попросил Угорь. — Зачем тебе тысяча монет? Ты и так имеешь всё, что хочешь.

— Не все, — проворчал Кирпич, подумав о дорого стоивших сержантских погонах. — Он ведь убьет Брамоса!

— Смерти нет, — напомнил старик Дуб, — отпусти его.

— Отпусти, — передразнил лесного духа Ужас. — Смерти-то ведь нет.

— Ладно, только нож я ему не отдам… — недовольно бурча, Кирпич освободил Подонка, тот стремглав отпрыгнул на безопасное расстояние.

Мерзавчики повеселели.

— Я же сказал, что выберется, — прошептал Хромой Бродяга. — Он такой…

— Эй, вы, трусы, вам есть дело до Деуса, которого защищают жандармы? — нахально и громко поинтересовался Подонок. — Кто хочет, так и быть, пусть идет за мной. Потом разберусь. А ты, Брамос, ты берегись, берегись меня. — И, не оглядываясь, словно и не думая вовсе о том, остались ли среди мерзавчиков верные ему люди, он решительно двинулся в лес. Мерзавчики цепочкой потянулись за ним…

А черная туча то ли кашлянула, то ли едва сдержала смех — небо громыхнуло и замолкло.