"О советско-китайской границе: Правда и пекинские вымыслы" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА ВТОРАЯ ПРАВДА И ПЕКИНСКИЕ ВЫМЫСЛЫ О СОВЕТСКО-КИТАЙСКИХ ОТНОШЕНИЯХ

В октябре 1917 г. в России свершилась социалистическая революция. Она коренным образом изменила ход развития всего человечества, стала мощным фактором ускорения мирового революционного процесса, открыла перед народами мира путь к освобождению от эксплуатации и угнетения.

В. И. Ленин и Коммунистическая партия большое значение придавали решению национальных проблем, установлению равенства народов. На II Всероссийском съезде Советов одним из основных вопросов был Декрет о мире, с докладом по которому выступил Владимир Ильич. Пришедшее к власти народное правительство сразу же заявило об отказе от всех договоров, заключенных за спиной народа. В Декрете говорилось: «Тайную дипломатию Правительство отменяет, со своей стороны выражая твердое намерение вести все переговоры совершенно открыто перед всем народом, приступая немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтвержденных или заключенных правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 года. Все содержание этих тайных договоров, поскольку оно направлено, как это в большинстве случаев бывало, к доставлению выгод и привилегий русским помещикам и капиталистам… Правительство объявляет безусловно и немедленно отмененным».

Своим союзником в борьбе с международным империализмом Советское правительство считало угнетенные народы Востока, «головами и имуществом которых, свободой и родиной которых сотни лет торговали алчные хищники Европы, все те, страны которых хотят поделить начавшие войну грабители». В Обращении Совета Народных Комиссаров к трудящимся мусульманам России и Востока оно вновь заявило об уничтожении тайных договоров царского правительства с другими державами, ущемлявшими суверенные права восточных народов.

Обращение, как и другие известия о революции в России, дошли и до Китая, хотя надежной прямой связи, между двумя столицами тогда не было. Уже в конце 1917 — начале 1918 г. китайские газеты писали о Советах солдатских и рабочих депутатов, которые проводят демократическую политику, лишенную каких-либо агрессивных намерений.

Советское правительство не только декларировало принципы своей политики равенства, но и с первых же дней стремилось установить нормальные дипломатические отношения со всеми странами. Уже в ноябре — декабре 1917 г. велись переговоры с посланником пекинского правительства в России Ли Цзиньжэнем, в ходе которых Советское правительство выдвинуло развернутую программу установления советско-китайских отношений на новой основе, в том числе предлагалось и решение вопроса о КВЖД. Переговоры были прерваны по указке империалистических правительств, державших под контролем действия пекинского правительства, и Ли Цзиньжэнь был отозван в Пекин. О зависимости китайских правителей от Запада свидетельствует также «Протокол заседания Русской и Китайской делегаций по пограничным вопросам» от 6 апреля 1918 г. на станции Мациевской. «На предложение представителя России, — говорилось в нем, — о том, что или китайские власти совместно с русскими ликвидируют семеновскую авантюру вооруженной силой, или китайские власти выдворят Семенова и его отряды из пределов Северного Китая (имеются в виду северные районы Маньчжурии. — Авт.), не допуская его возвращения туда в будущем, делегация Северного Китая ответила, что ни то, ни другое предложение для нее неприемлемо, так как китайцы, хотя и занимают по отношению к Семенову нейтральную позицию, однако действие против семеновцев со стороны Китая обусловливается отношением других союзников к нему. Союзники еще не признали Русского Советского Правительства и не дали Китаю указаний, что нужно ликвидировать семеновское движение. Представители Северного Китая и их местные власти действуют согласно указаниям своего центрального правительства». Об этом свидетельствуют и другие события. Весной 1920 г., после того как пекинское правительство получило из нескольких источников Обращение Совета Народных Комиссаров РСФСР от 3 декабря 1917 г., оно дало указание своим представителям установить неофициальные контакты с представителями Народного комиссариата иностранных дел. Китайской миссии в Копенгагене было поручено вступить в неофициальный контакт с главой советской делегации М. М. Литвиновым. В это же время пекинские власти направили во Владивосток некоего Фан Цигуана для встречи с В. Д. Виленским-Сибиряковым, передавшим текст Обращения Совнаркома китайскому консулу во Владивостоке. Фан Цигуан сообщил Виленскому-Сибирякову 22 мая 1920 г., что китайская сторона оценила «добрую волю Советского правительства», но, поскольку правительство Китая принадлежит к лагерю держав Согласия, оно не может вести политики, находящейся в противоречии с политикой этих государств. Как только страны Антанты признают Советское правительство, Китай последует за ними. Секретарь китайской миссии в Копенгагене сделал М. М. Литвинову заявление аналогичного характера.

Несамостоятельность центрального пекинского правительства просматривается и в случае с поездкой в Москву миссии Чжан Сылиня летом 1920 г. Хотя миссия и не имела необходимых полномочий для ведения переговоров с Советским правительством, ее тепло встретили в Москве, создали необходимые условия для работы, считая ее приезд благоприятным фактором для развития советско-китайских отношений. 18 октября 1920 г. пекинское правительство сообщило об отозвании Чжан Сылиня. Перед отъездом глава китайской миссии был принят наркомом иностранных дел Г. В. Чичериным, а 2 ноября — В. И. Лениным. В. И. Ленин выразил уверенность в том, что приезд миссии приведет к сближению Китая с Советской республикой и что связь Китая и РСФСР упрочится, так как их объединяют общие цели борьбы с империализмом.

В 1917-м и в последующие годы Китай не был единым централизованным государством с авторитетным для всей страны правительством. И это учитывала советская дипломатия. «В отношении китайцев надлежит помнить, — разъяснял НКИД международным отделам краевых Советов, — что нынешнее пекинское правительство не является выразителем воли китайского народа и ведет борьбу с поднявшим восстание против реакционного севера народом Южного Китая, образовавшим Федеративную Республику. В Северном Китае действуют, совершенно независимо от Пекина, генералы-монархисты…».[16]

Естественно, что в такой обстановке Советское правительство симпатизировало революционному Югу, выразителем взглядов которого был Сунь Ятсен. Еще весной 1918 г. последний высказывался за признание Советской России государствами Азии, а летом того же года от имени парламента Южного Китая и китайской революционной партии (геминьдан, преобразованный в 1920 г. в гоминьдан) приветствовал революционную борьбу России, выражая надежду, что революционные партии Китая и России объединятся для совместной борьбы. От имени В. И. Ленина отвечал Сунь Ятсену Г. В. Чичерин. В ответном письме он писал: «… в этот момент русские трудящиеся классы обращаются к их китайским братьям и призывают их к совместной борьбе».[17] И хотя данное письмо не было вовремя доставлено Сунь Ятсену, оно ясно показывает отношение Советской власти к Китаю, ее ориентацию на совместную борьбу русского и китайского трудового народа с империализмом, на дружбу с революционными и демократическими силами Китая.

Сунь Ятсен и его ближайший соратник Ляо Чжункай в ответ на Обращение и письма руководителей Советского государства не упускали случая вступить в контакты с представителями Советской страны и Коминтерна, приезжавшими в начале 20-х годов в Китай. Не только Сунь Ятсен и его ближайшие соратники, но и весьма широкие круги национальной буржуазии в гоминьдане и вне его видели в Советской России «знамя объединения всех угнетенных наций и притесняемых наций в борьбе против мирового империализма», признавали, что успеха нельзя добиться «без союза со всеми нациями, относящимися к Китаю как к равному».[18]

Однако если Сунь Ятсен, великий китайский революционер-демократ, сумел подняться над буржуазным национализмом, пойти на союз с Советской страной, с компартией Китая, с рабочим и крестьянским движением в своей стране, то значительная часть гоминьдановцев рассчитывала использовать политику и опыт Советской России только в своих узкоклассовых интересах для возрождения могущественного националистического Китая.

К революционным преобразованиям в России дружественно относилась и прогрессивная печать Китая. Вначале это была руководимая Сунь Ятсеном газета «Миньго жибао», а после 4 мая 1919 г. — журнал «Синь циннянь» («Новая молодежь»), хотя в условиях принадлежности большой прессы крупным милитаристам в Китае в периодических изданиях больше перепечатывались клеветнические статьи из зарубежной прессы. Большую прогрессивную роль сыграли статьи и корреспонденции из Советской России, посылаемые корреспондентом пекинской газеты «Чэньбао», другом Советской страны, ставшим затем одним из руководителей КПК, Цюй Цюбо.

Известный китайский историк и публицист Чжэн Чженьдо писал о нем: «В своих сообщениях из Советской России… он добросовестно и вдохновенно рассказывает китайскому народу всю правду о тяжелой, героической борьбе первого в мире социалистического государства, о том, как под руководством великого учителя Ленина рабоче-крестьянские массы России одолели своих врагов, как они, невзирая на неисчислимые трудности, стоявшие на их пути, строят новое, светлое социалистическое общество. И сердца огромного множества людей, читавших его корреспонденции, обратились к Советскому Союзу — надежде всего человечества».[19]

Интерес к России вызывался резким контрастом между традиционной империалистической политикой крупнейших стран Запада в Китае, последним примером которой был Версальский мирный договор, и дружественной политикой Советской России по отношению к Китаю. В определенной степени поворот китайского общества в сторону России объясняется просветительской деятельностью первых китайских марксистов, создавших в стране небольшие общества: Общество изучения марксизма, Общество изучения России и другие, выступавших на страницах легальной прессы. Среди них первое место принадлежит одному из организаторов коммунистического движения в Китае, пламенному революционеру профессору Пекинского университета Ли Дачжао. Он писал: «Русская революция — это революция начала XX века; она опирается на принципы социализма; она является революцией социальной, но в то же время она носит характер мировой революции».[20] 5 января 1919 г. в статье «Новая эра» он писал о влиянии Октябрьской революции на Китай: «Во мраке Китая, в могильной тишине Пекина блеснул луч зари. Это было подобно тому, как в глубоком мраке почти крошечная звездочка освещает путь появившемуся на свет человеку. Мы должны идти по этому светлому пути, всеми силами стремиться вперед, чтобы хоть что-то сделать на благо человечества».[21]

С первых дней существования Советской власти в России советская пресса, отражая настроения советских людей, уделяла большое внимание борьбе китайского народа за свое национальное и социальное освобождение. Материалы «Правды» и «Известий» первых послеоктябрьских лет о Китае были проникнуты уважением к национальным правам китайского народа, симпатией к его стремлению обрести свободу и демократию, встать на путь социальных преобразований.

1917–1920 годы были трудными для Китая как в международном, так и во внутригосударственном плане. Он подвергался грубому третированию со стороны империалистов Европы, Америки и Японии.

В этой обстановке печать Советской России начала публиковать содержание тайных договоров, относящихся Китаю. Одним из первых разоблачению было подвергнуто тайное соглашение между царской Россией и Японией, подписанное 3 июля (20 июня) 1916 г. «Правда» 29 декабря 1917 г. выступила со статьей «Порабощение Китая (По секретным документам бывшего министерства иностранных дел)», в которой соглашение характеризовалось как «типичный империалистический документ». Хотя Китай в конце первой мировой войны был в числе стран Антанты, и следовательно стран-победительниц, японским дипломатам, за спиной которых стояли агрессивные круги Японии, удалось склонить на свою сторону Англию, Францию, Италию, а затем и США. Результатом сговора за спиной Китая явились статьи 156–158 Версальского договора, по которому все права и привилегии Германии в Китае целиком переходили к Японии.

Советские люди гневно клеймили решение империалистических правительств, передавших бывшие термин ские колонии Японии, выступая с поддержкой патриотического движения китайской молодежи «4 мая».[22] Выражением братской солидарности трудящихся Советской России с борющимся народом Китая явился документ большого исторического значения — «Обращение Правительства РСФСР к китайскому народу и Правительствам Южного и Северного Китая» от 25 июля 1919 г. Появление этого документа по времени совпало с продолжавшимися в Китае антиимпериалистическими выступлениями против решения Парижской конференции. В этом Обращении впервые Китаю предлагались новые формы взаимоотношений, были конкретно названы договоры между Россией и Китаем, которые рассматривались Советским правительством как неравноправные. В нем подчеркивалось, что рабоче-крестьянское правительство России сразу же после Октябрьской революции объявило уничтоженным все тайные договоры с Китаем, Японией и бывшими союзниками из лагеря стран Антанты (по поводу Китая). В Обращении напоминалось предложение Советского правительства китайскому правительству «вступить в переговоры об аннулировании Договора 1896 года, Пекинского протокола 1901 года и всех соглашений с Японией с 1907 по 1916 г….». «Было заявлено о готовности отказаться от прав России по договорам, в которых шла речь о сферах влияния в Китае, о правах экстерриториальности и консульской юрисдикции, о факториях и привилегиях русских купцов на китайской земле, о русской доле контрибуции, навязанной империалистическими странами Китаю после подавления восстания ихэтуаней. Советская Россия готова была отказаться от своих прав по всем такого рода договорам, независимо от того, были они заключены с Китаем или с третьими странами по поводу Китая».

Предложения РСФСР не встретили ответной положительной реакции у пекинских властей. Вместе с тем, отвечая на нажим со стороны Японии, правительство Дуань Цижуя приняло участие в антисоветской интервенции на Дальнем Востоке. 16 мая 1918 г. была подписана японо-китайская конвенция об отправке японских и китайских войск под общим японским командованием в Сибирь и районы советского Дальнего Востока, а в сентябре того же года — другая японо-китайская конвенция с уточнением роли китайских войск под японским командованием в Амурской области и Забайкалье.

Роль китайских милитаристов в японской интервенции на Дальнем Востоке была значительной. Дуань Цижуй и милитаристская клика Чжан Цзолиня предоставили Японии североманьчжурский плацдарм, построенную Россией Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), водные коммуникации по Сунгари и Амуру для перегруппировки и переброски японских войск, обеспечивали формирование, пополнение белогвардейских частей Семенова, Калмыкова и других, пропуская банды через маньчжурскую границу на территорию Приморья, Приамурья и Забайкалья. В секретном приложении к упомянутому выше японо-китайскому соглашению от 16 мая 1918 г. китайская сторона взяла на себя: охрану тыловых коммуникаций японских войск на территории Маньчжурии, обеспечение их свободного продвижения по Сунгари и Амуру, предоставление японскому командованию плавсредств и проводку их по фарватеру; обязанность предоставлять магистраль КВЖД для перевозки японских войск и охранять эшелоны; закупку на территории Маньчжурии продовольствия для японских войск; обязанность приглашать японских офицеров-инструкторов для обучения частей китайских войск, несущих охрану и гарнизонную службу от Урги до Читы; обещание не препятствовать формированию оказавшихся на территории Маньчжурии русских войск и пропускать их через границу на территорию русского Дальнего Востока. Китайское правительство согласилось на ввод в северную часть Маньчжурии 60 тыс. японских войск, на пропуск через Северную Маньчжурию войск японской Квантунской армии, действовавших совершенно независимо от союзных войск под руководством штаба Квантунской армии в Порт-Артуре и генерального штаба в Токио.

Наряду с этим китайские войска приняли непосредственное участие в иностранной военной интервенции против молодой Советской республики на Дальнем Востоке.

Этими действиями китайских властей были возмущены китайские трудящиеся в России и в самом Китае, которые на своих митингах и собраниях требовали проведения дружественной политики в отношении Советской России.

27 сентября 1920 г. НКИД РСФСР в специальной ноте повторил положения Обращения 1919 г. и вновь подчеркнул, что НКИД «неуклонно будет придерживаться тех принципов, которые изложены в Обращении Русского Советского Правительства от 25 июля 1919 года, и положит их в основу дружественного соглашения между Китаем и Россией».[23] Однако положение не изменилось. Пекинские власти сделали вид, что они поняли советское заявление как односторонний отказ, и не спешили с соответствующими переговорами. Между тем ссылаться на ноту 1920 г. как на доказательство одностороннего отказа Советского правительства от каких-то договоров не было никаких оснований. Это касается не только предложений об аннулировании неравноправных договоров, но и предложений Советского правительства об отказе от русской доли контрибуции за восстание ихэтуаней. Объясняя юридическую сторону дела, советское представительство в Китае в ноте от 13 декабря 1923 г. отмечало: «Ноты Советского Правительства от 1919 и 1920 гг. действительно говорят об отказе от боксерской контрибуции. Но одного того факта, что Китайское Правительство ознакомилось с их содержанием, недостаточно для того, чтобы оно могло освободиться от формальных обязательств, наложенных на него заключительным протоколом 1901 г. Ноты Советского Правительства заключают в себе, с одной стороны, изложение точки зрения на все русско-китайские вопросы и, с другой стороны, предложение заключить на этих основах соглашение. Но, к сожалению, Китайское Правительство не дало еще надлежащего ответа на эти ноты, и, как известно, до сих пор никакого соглашения между Китаем и Союзом не заключено. То, что Китайскому Правительству известно их содержание, еще не дает никакого права последнему основывать свои действия на их тексте. Китайское Правительство приобретает права, вытекающие из принципов советских деклараций, лишь в том случае, когда эти принципы будут оформлены двусторонним актом, имеющим международное значение».[24]

Переговоры об установлении дипломатических отношений и развитии дружественных связей между двумя государствами все эти годы не давали положительных результатов. Причины были все те же — часто сменявшиеся правительства в Пекине находились в зависимости от иностранных держав и воли отдельных милитаристов, также ищущих покровительства у тех или иных империалистических держав. Велась политика в угоду иностранцам, а не в интересах китайского народа.

США, Франция, Англия и Япония использовали всевозможные средства, чтобы сорвать установление нормальных советско-китайских отношений. Но шло время, и менялась обстановка в мире. Западные страны под давлением объективного развития истории и успехов СССР на международной арене вынуждены были признать СССР, антисоветский фронт давал трещины. 1 февраля 1924 г. Советский Союз признало английское правительство, 7 февраля — итальянское.

Китайское правительство не могло дальше затягивать урегулирование отношений с СССР. Была достигнута договоренность о порядке переговоров, разработаны проекты соглашений, и 13 марта они были парафированы. В связи с этим последовал грубый выпад США с угрозами в адрес китайского правительства о «серьезных» последствиях возможного возобновления формальных сношений между Советским и китайским правительствами. Но на этот раз дипломатический нажим не достиг цели. 31 мая 1924 г. советско-китайское Соглашение было подписано.

Этому способствовало, во-первых, то, что в Китае поднялось движение против срыва ратификации Соглашения и, во-вторых, что внутриполитическая обстановка в стране накалялась: готовилась очередная схватка между крупными группировками милитаристов, укрепились позиции гуанчжоуского правительства, где работали советские советники. Желая укрепить свое положение в этой междоусобной войне, руководители пекинской группы пошли на подписание Соглашения.

Советско-китайское Соглашение от 31 мая 1924 г. включало статьи об отказе правительства СССР от специальных прав и привилегий, касающихся всех концессий, приобретенных царским правительством, от прав экстерриториальности, об аннулировании в соответствии с заявлением Советского правительства от 1919 и 1920 гг. договоров, соглашений, затрагивающих суверенные права и интересы Китая и заключенных между царским правительством и какой-либо третьей державой или сторонами, о недопущении в пределах своих территорий существования или деятельности каких-либо организаций или групп, ставящих своей задачей борьбу против правительства другой страны. Предполагалось, что вслед за подписанием Соглашения в течение одного месяца должна состояться конференция сторон для обсуждения других вопросов.

Соглашение было тепло встречено демократической общественностью Китая. Так, газета «Бэйцзин жибао» в статье от 2 июня 1924 г., озаглавленной «Счастливейшее событие», писала, что весь китайский народ единодушно одобряет Соглашение, «так как лучшего договора Китай никогда не подписывал ни с одной иностранной державой… Советское правительство полностью осуществило те высокие принципы, которые были изложены в декларациях 1919 и 1920 гг. Соглашение открывает новую эру сношений между двумя великими соседними странами Азии». Эта высокая оценка китайско-советского Соглашения была подтверждена в 1945 г. и Мао Цзэдуном на VII съезде КПК: «Советский Союз первым отказался от неравноправных договоров и заключил с Китаем новые равноправные договоры».[25]

Крупные капиталистические державы смотрели на Китай как на неполноправную сторону и поэтому назначали в Пекин дипломатические представительства второго ранга — миссии. Осуществляя Соглашение 1924 г., Советское правительство в ноте от 17 июня 1924 г. сообщило правительству Китая «о своей готовности учредить в Пекине Посольство СССР, а также принять в Москве Посольство Китайской Республики». В ответной ноте китайское правительство сообщало, что оно «весьма польщено этим новым доказательством того, что Советское правительство остается верным принципам равенства, взаимности и справедливости в своих отношениях с Китаем»[26]

В соответствии с Соглашением стороны должны были в течение месяца собраться на конференцию для выработки соответствующих соглашений. Но китайская сторона стала тянуть со встречей, и сторонам удалось собраться лишь в августе 1925 г. На конференции обсуждались разные вопросы в подкомиссиях, в том числе по уточнению границ, но такая подкомиссия провела лишь три заседания, а потом в Китае началась междоусобная война. В июне 1926 г. переговоры были прекращены.

Таким образом, вопрос о «проверке своих национальных границ», поднятый статьей 7 Соглашения 1924 г., не был рассмотрен сторонами на советско-китайских переговорах в 1925–1926 гг. в Пекине. При этом надо отметить, что речь шла лишь о «проверке», о «редемаркации границ», что вовсе не означает ревизии русско-китайских договорных актов о границе. Такого намерения у сторон при заключении Соглашения 1924 г. не было, да и не могло быть. Напротив, советская и китайская стороны в своих соглашениях — Пекинском от 31 мая 1924 г. (ст. 7) и Мукденском от 20 сентября 1924 г. (ст. 2) — ясно подтвердили, что они будут «держаться настоящих границ». Затем и северные милитаристы,[27] и пекинское правительство, а впоследствии правительство Чан Кайши, унаследовавшие былые представления о Вселенной от китайских богдыханов, начали выдвигать далеко идущие требования о пересмотре границ между СССР и Китаем в пользу последнего.

Подталкиваемые иностранными империалистами на обострение отношений с Советским Союзом, гоминьдановские правители не утруждали себя поисками исторической истины в формировании нынешних границ. Они просто делали упор на событиях XIX в., когда в результате ряда причин цинский Китай потерял многие из национальных прав Китая и заключил целый ряд неравноправных договоров с западными державами. Спекулируя на национальных чувствах китайского народа, они выдвинули реваншистский тезис «возвращения утраченных цинской империей территорий». В ход был пущен сфальсифицированный тезис, будто Советское правительство объявило неравноправными все договоры, заключенные Россией с Китаем, в том числе пограничные, и аннулировало их своими актами 1917–1924 гг. Поэтому, делали они вывод, границу между двумя странами необходимо определять заново.

В 1926–1929 гг. чанкайшисты развернули широкую антисоветскую кампанию, которая сопровождалась враждебными действиями против советских консульских и хозяйственных учреждений, захватом КВЖД, налетом белогвардейских бандитов и войск китайских милитаристов на территорию СССР и завершилась разрывом советско-китайских дипломатических отношений. В июле 1929 г. китайские власти с помощью полиции и банд белоэмигрантов захватили ключевые пункты на КВЖД, закрыли торгпредство СССР и другие советские учреждения, арестовав свыше 200 советских граждан. С арестованными, обращались грубо, подолгу держали их без пищи и воды.

Уже в те годы (или даже несколько раньше) был разработан и начал применяться метод так называемой «картографической агрессии». Суть его заключалась в том, что международным актам, определявшим границы страны с соседями, стало даваться иное толкование, чем в момент заключения. С позиций растущего национализма и дутых амбиций в Китае стали заново переоценивать документы и на этой основе выражать с ними свое несогласие. Китайские власти начали издавать карты, в которых не принадлежащие Китаю территории сопредельных государств обозначались как китайские. Так, если, например, на картах, помещенных в «Новом атласе и коммерческом справочнике Китая» и «Атласе территорий Китая различных эпох», изданных в Шанхае соответственно в 1918 и 1923 гг., границы Китая были еще в приблизительном соответствии с действительным положением, то в «Новом атласе Китая», изданном в 1926 г. в том же Шанхае, имеются уже серьезные отступления от действительности. В состав китайской территории были включены не только Монгольская Народная Республика, но и значительные районы других соседних стран: весь Памир, так называемый афганский коридор, обширные районы Киргизии, Таджикистана, Казахстана, вся северная часть Бирмы и т. д.

Видный советский военачальник времен гражданской войны комкор В. М. Примаков в первой половине 20-х годов с группой военных советников работал в так называемых национальных армиях Фэн Юйсяна. Это был сравнительно прогрессивный в то время милитарист Северного Китая, не раз заявлявший о дружеских чувствах к Советскому Союзу. В своей книге «Записки волонтера» В. М. Примаков описывает первый визит в штаб Фэн Юйсяна. На видном месте у входа в штаб советники увидели висевшую на стене огромную карту Китая. На ней Китай изображался в границах до вторжения в него иностранных. государств. Косыми штрихами была отмечена территория провинций, «отнятых» у Китая. На поверхности штриховки сделана надпись: «Эти земли уже больше не наши». Название карты—«Карта национального позора». К числу провинций, которые обозначены «отнятыми», относились район Владивостока, Монголия, ставшая республикой, долины Туркестана и другие. Советские специалисты потребовали разъяснений, и карта была убрана. Но ведь это в одном месте. В масштабе Китая подобные притязания не снимались с повестки дня. В последующие годы такие домогательства гоминьдановских деятелей разного рода продолжались. Так, во время спровоцированного китайцами конфликта на КВЖД в 1929 г. вновь раздавались призывы к возврату земель, прав и отмены «неравноправных договоров». В ноте заместителя народного комиссара иностранных дел СССР поверенпому в делах Китая в СССР в те дни (13 июля 1929 г.) вновь разъяснялась советская точка зрения:

«Правительство СССР само по своей инициативе еще в 1919 г. обратилось к китайскому народу с декларацией, в которой заявило о своей готовности уничтожить все неравные договоры, заключенные между Китаем и царской Россией. В договоре 1924 года эти свои заявления Правительство СССР реализовало. Правительство СССР добровольно отказалось в пользу Китая от концессий в Таньцзине и Ханькоу. Оно добровольно отказалось от консульской юрисдикции и экстерриториальности для своих граждан в Китае. Оно по собственной же инициативе отказалось от боксерской контрибуции, передав ее на дело просвещения китайского народа. Наконец, оно также добровольно отказалось от всех тех привилегий, которые были предоставлены России на КВЖД, а именно: от права иметь в Китае свои войска, полицию, суд и от других военно-административных функций, которые до того были прерогативой русских властей на КВЖД и во всей полосе отчуждения этой дороги. Этот отказ от всех привилегий, которыми до сих пор пользуются иностранные государства, с которыми Китай находится в нормальных отношениях, был проявлением социалистического характера внешней политики Советского государства…»[28]

После конфликта на КВЖД правители Китая пошли на переговоры. 11 октября 1930 г. в Москве открылась советско-китайская конференция, которая по вине китайской стороны не решила ни одного вопроса: ни о КВЖД, ни о торговом соглашении, ни о восстановлении дипломатических отношений, прерванных в 1929 г.

В начале 30-х годов Китай, по существу, остался один на один с японским агрессором, который напал на него. В этих условиях чрезвычайно важное значение для Китая имело восстановление дипломатических отношений с Советским Союзом. Это было особенно необходимо потому, что из великих держав только СССР решительно выступал против агрессии и войны. Некоторые видные деятели гоминьдана, в частности Сунь Фо, впоследствии признавали, что японская военщина не вела бы себя столь нагло в отношении Китая, если бы последний сохранил дружественные отношения с Советским Союзом.

Политика гоминьдановского правительства вызывала возмущение патриотов Китая. Под давлением массовых выступлений правительство вынуждено было заявить о готовности восстановить дипломатические отношения. Советский Союз ответил согласием. 12 декабря 1932 г. дипломатические отношения между двумя странами были возобновлены. В последующие годы официальные представители Китая стали искать и более тесных отношений со своим соседом.

При встречах с ответственными сотрудниками советского посольства в Китае представители правительства и ЦИК гоминьдана, как правило, проводили мысль, что Китай нуждается в большей помощи, чем равноправные договоры, что «ему нужны танки, самолеты» и т. п. Значение равноправных договоров не отрицалось.

9 октября 1935 г. нанкинский министр финансов Кун Сянси в беседе с советским послом Д. В. Богомоловым прямо интересовался, может ли Китай рассчитывать на советскую материальную помощь в войне с Японией. 18 октября с послом говорил уже сам глава правительства Чан Кайши. 19 ноября 1935 г. Д. В. Богомолову было дано указание сообщить китайскому правительству, что Советское правительство готово продавать военное снаряжение Китаю.

В эти годы гоминьдановское правительство, в котором было сильно крыло прояпонцев, вело двойственную политику: зондировало позиции Советского Союза о помощи и одновременно вело переговоры с японским правительством о возможном соглашении. Советский посол, анализируя политику пекинского правительства, в конце 1935 г. делал выводы, что нанкинские лидеры «хотели бы ускорить возможное столкновение между нами и Японией…».

Ведущими элементами советской политики по отношению к Китаю были морально-политическая поддержка китайского народа, борьба за систему коллективной безопасности и принятие совместных с крупнейшими державами мира мер по пресечению агрессии. Из этих принципиальных установок вытекало содействие объединению внутренних сил Китая против агрессии. Коммунисты были за объединение, а Чан Кайши согласился на переговоры с Компартией только после длительного и упорного сопротивления. 19 декабря 1935 г. проблема урегулированая отношений между гоминьданом и КПК обсуждалась при встрече Чан Кайши с советским послом. Чан просил посредничества.

Нападение Японии на Китай 7 июля 1937 г. заставило Чан Кайши пойти на установление более тесных отношений с Советским Союзом. 21 августа 1937 г. был подписан Договор о ненападении между СССР и Китайской республикой. Этот Договор имел исключительно важное значение для Китая, являясь выражением поддержки Советским Союзом борьбы китайскою народа против японских захватчиков.

Советский Союз добросовестно выполнял взятые на себя обязательства. На протяжении всей японо-китайской войны 1937–1945 гг. симпатии СССР целиком были на стороне Китая. Кроме того, Советский Союз оказал китайскому народу большую помощь в виде займов, поставок оружия, предоставления услуг специалистов, посылки добровольцев-летчиков, сражавшихся в небе Китая против японских агрессоров. Китайские политические и общественные деятели, в особенности коммунисты и другие прогрессивные элементы, не раз выражали благодарность СССР за помощь Китаю в трудной войне. В течение 1937–1941 гг. СССР был единственной державой, оказывавшей Китаю серьезную помощь.

На заключительном этапе второй мировой войны СССР пришел на помощь Китаю полуторамиллионной группировкой войск и разгромил японскую Квантунскую армию. Этим самым он освободил Северо-Восточный Китай и дал возможность прогрессивным силам Китая продолжить борьбу за социальное освобождение. В Договоре от 14 августа 1945 г. статья 5 гласила о взаимном уважении территориальной целостности. В Договоре не затрагивался вопрос о границе или пограничном урегулировании.

После окончания второй мировой войны Советское правительство оказывало большую моральную, политическую, экономическую и военную помощь китайскому народу в создании маньчжурской революционной базы, в укреплении демократических сил на северо-востоке Китая. Именно оттуда развернулось мощное наступление НОАК против гоминьдановских войск, находившихся в Северном, Центральном и Южном Китае. Гоминьдановские деятели и пресса прилагали неимоверные усилия, чтобы очернить политику Советского Союза в Китае, Азии и во всем мире. Они сочиняли небылицы о военных приготовлениях СССР против Китая, призывали «мудрых американских дипломатов» со всей серьезностью отнестись к опасности азиатской политики СССР. И на разные голоса призывали создать блок стран Азии под руководством Китая.

Таким образом, советско-китайские отношения до создания Китайской Народной Республики характеризовались тем, что Советский Союз неизменно проводил в отношении Китая политику дружбы и сотрудничества, оказывал ему всяческую помощь и поддержку в его борьбе за национальную независимость, свободу, прогресс. Отмена правительством СССР неравноправных договоров и ведение равноправной политики в отношении Китая в условиях, когда империалистические государства относились к нему как к второстепенному зависимому государству, имело громадное значение. Но правители Китая хотя открыто и не ставили вопрос в отношении территорий, но подспудно, тайно воспитывали китайский народ в духе претензий к СССР.

В результате многолетней борьбы и всесторонней помощи Советского Союза китайский народ добился права создать свое свободное и независимое государство — Китайскую Народную Республику. Этот акт был провозглашен 1 октября 1949 г. Первым КНР признало правительство Союза Советских Социалистических Республик. Через два с половиной месяца председатель центрального правительства КНР Мао Цзэдун прибыл в Москву и в первом своем заявлении сказал:

«Почти в течение 30 лет советский народ и Советское правительство неоднократно оказывало помощь делу освобождения китайского народа. Эта братская дружба со стороны советского парода и Советского правительства, которой удостоился китайский народ в дни тяжелых испытаний, никогда не будет забыта».

Во время этого же визита был заключен Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи от 14 февраля 1950 г., в котором содержалось обязательство сторон о взаимном уважении территориальной целостности друг друга. В договоре нет никаких положений, оговорок и даже намеков на существование какой-либо территориальной проблемы и необходимости ее разрешения в будущем. Именно об этом говорил Мао Цзэдун 16 декабря 1949 г., когда заявлял миру, что после Октябрьской социалистической революции Советское правительство первым аннулировало неравноправные договоры в отношении Китая, существовавшие во времена царской России.

В 1952 г. Советский Союз передал КНР по просьбе последней полные комплекты топографических карт с обозначением линии границы, и с китайской стороны тогда не было высказано каких-либо замечаний в отношении показанной на картах границы. Эта линия соблюдалась на практике. К этому времени среди множества договоров и соглашений по самым различным аспектам советско-китайских отношений были заключены соглашения, касавшиеся пограничных вопросов, главным образом обеспечения нормального судоходства по пограничным рекам, в том числе «Соглашение о порядке плавания по пограничным рекам Амур, Уссури, Аргунь, Сунгача и озеру Ханка и об установке судоходной обстановки на этих водных путях» от 2 января 1951 г.

Тогда не было пограничных конфликтов и споров, которые препятствовали бы дружбе и сотрудничеству советского и китайского народов. На всем огромном протяжении границы между двумя странами царили мир и взаимное уважение, крепли дружба и соседские отношения приграничных областей и провинций. «Укрепление сплоченности с Советским Союзом и со всеми социалистическими странами, — заявил председатель Государственного совета КНР Чжоу Эньлай на сессии Всекитайского собрания народных представителей в апреле 1959 г., — таков основной курс нашей страны». Так было в первое десятилетие существования КНР.

Китайские коммунисты-интернационалисты и до победы революции 1949 г., и в первые 10 лет существования КНР проводили большую работу по воспитанию членов КПК и китайских трудящихся в духе верности идеям Октября, братской дружбы народов Китая и Советского Союза. Так, в обращении I Всекитайского съезда Советов в ноябре 1931 г. «Всем эксплуатируемым массам и революционным солдатам Китая» говорилось: «Японский империализм мобилизует свои силы в Маньчжурии для массового убийства китайского народа. Он ведет вооруженные белогвардейские отряды и отряды бандитов с целью разрушения КВЖД, чтобы спровоцировать Советский Союз. Он подготовляет вторжение в Советский Союз… Съезд призывает рабочих, крестьян и эксплуатируемые массы всей страны с оружием в руках защищать Советский Союз, бороться против насильственной оккупации Маньчжурии…» Во время восстания в одной из гоминьдановских дивизий в 1928 г. руководители выступления Пын Дэхуай, Хуан Гунлюэ и Тон Дайюань, формулируя задачи будущего 5-го корпуса Красной Армии, записали, что он должен «защищать СССР, иметь союз с бедняками и угнетенными нациями, бороться с империалистами». Такой же политики придерживались китайские коммунисты и в первые годы после создания КНР. Но в партии активно действовали националистические элементы и их лидер Мао Цзэдун. Он не только состоял в партии, он был ее официальным руководителем, наставником, идеологом, но имел далеко не марксистские взгляды как на социалистическую ориентацию страны, так и на вопросы взаимоотношений с соседними странами, в том числе и с Советским Союзом.

Мао Цзэдун никогда не был марксистом. В молодые годы он приобщился к популярному в то время течению среди китайской молодежи — поисков путей освобождения полуколониального, полуфеодального Китая от иностранной зависимости и возрождения страны на основе китаецентристских догм. Он страстно желал власти в стране. Ему импонировали сильные, по его мнению, личности из истории Китая, такие, как император Цинь Шихуан, Лю Бан, которые когда-то на крови соотечественников пришли к власти и сделали Китай по тому времени сильным государством, имевшим большое внешнее влияние.

После первой мировой войны в Китае поднялось массовое движение демократически настроенной молодежи за новый путь развития, за борьбу против господства империалистических держав в стране. В это время в России совершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, идеи которой нашли благоприятный отклик и в Китае. Тогда-то Мао и приобщился к коммунистическому движению, хотя идеалы коммунизма были чужды ему. Все его «увлечение» социализмом ограничивалось сугубо утилитарным подходом, стремлением к использованию возможностей социалистического движения для решения задач, несовместимых с подлинным социализмом. Его цели лежали в другой плоскости — они носили великодержавно-шовинистический характер.

Мао Цзэдун уже в первой половине 50-х годов устранился от руководства экономическим строительством, сосредоточив, как тогда писали, свое внимание на идеологическои работе. Время показало, что, в то время как другие руководители создавали основы социалистического базиса нового Китая, Мао за кулисами готовил переворот, который принял потом форму пресловутой «культурной революции».

С середины 50-х годов некоторые китайские руководители стали подыгрывать националистическим настроениям Мао Цзэдуна. Они, как и Мао, понимали, что на их великодержавно-гегемонистическом пути к мировому господству стоит и будет стоять крепнувшее социалистическое содружество во главе с Советским Союзом. И Мао стал организовывать борьбу против Советской страны.

Открытые выступления антисоветского характера начались уже в 1956–1957 гг. С великодержавно-шовинистическими, великоханьскими призывами тогда выступили буржуазные правые элементы. Но выступали они на страницах центральной и провинциальной печати — органах КПК. Причем руководство КПК длительное время воздерживалось от разоблачения клеветнических выступлений правых. С начала мая и до середины июня 1957 г. правым была предоставлена трибуна для широкой пропаганды своих взглядов на страницах печати, на митингах, по радио. Руководство КПК под предлогом готовности заслушать мнение масс о деятельности КПК фактически поощряло правых к выступлениям. С этой целью был пущен в оборот лозунг «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Антисоветская направленность этих выступлений наглядно отражается в следующих примерах. Орган провинциального комитета КПК соседней с СССР провинции Хэйлунцзян — газета «Хэйлунцзян жибао» широко цитировала заявления некоего Цзинь Юйхая, призывавшего к «возвращению земель, захваченных Советским Союзом», к борьбе против СССР до последней капли крови под лозунгом «мести». «Если бы сейчас передо мной стоял советский человек и американец, — заявлял этот озверевший антисоветчик, — и у меня был бы всего один патрон, то я, вне всякого сомнения, застрелил бы советского человека». В другой газете, уже в Центральном Китае, — «Чанцзян жибао» — некий Чжун Юйвэнь проводил мысль, что «Владивосток и Монголия — китайские территории». И все это в условиях, когда официальные руководители партии и страны заверяли советских людей в вечной и нерушимой дружбе. Из-за попустительства китайских властей (а может быть, и по плану сторонников Мао) правые начали переходить к прямым провокациям против советских людей в Китае, издавали массовыми тиражами сборники с антисоветскими высказываниями. Официально, для виду их покритиковали, но выдвинутые правыми территориальные претензии к СССР руководители КПК не отвергали ни в какой форме. Так было положено начало разрушению сложившихся добрососедских отношений.

Прикрываясь пышными и громкими словами о значении дружбы и сотрудничества с Советским Союзом, возглавляемое Мао Цзэдуном руководство КПК в эти годы шаг за шагом отходило от политики укрепления советско-китайских отношений, готовило условия для открытых выступлений против КПСС и СССР.

В руководстве КПК стали прибегать к гомнньдановским концепциям «возврата утраченных территорий», издавать учебники истории и карты (1954 г.) с включением в границы Китая территорий, принадлежащих СССР, как, впрочем, и других соседних государств. Развернулась вновь «картографическая агрессия». В 60-е годы эта провокационная деятельность получила больший н более откровенный размах. Китайские руководители стали делать ставку на новую мировую войну, прежде всего на вооруженное столкновение Советского Союза с Соединенными Штатами, в результате которого надеялись стать господствующей страной мира, покорить земной шар и как ближайшую цель заполучить Юго-Восточную Азию.

1960 год был переломным рубежом в советско-китайских отношениях. В этот год руководство КПК открыто, без маскировки стало проводить антисоветский курс, отступать от обязательств по Договору о дружбе, союзе и взаимной помощи 1950 г. Все это стало прелюдией к тому, чтобы поставить под сомнение правомерность существующей государственной границы между СССР и КНР, разжечь антисоветские настроения среди китайского народа, имея в виду перспективу более широкой борьбы с Советским Союзом.

Пекин не ограничивался словесными и бумажными выпадами против СССР — он приступил к организации провокаций на границе. Сначала такие неблаговидные действия были организованы в районе перевалов Буз-Айгыр и Берте. Китайские власти послали скотоводов на нашу территорию пасти скот, приказав им в случае противодействия со стороны советских пограничников утверждать, что-де «многие китайские скотоводы родились в этом районе», что там «похоронены их предки», следовательно, доказывать, что это земля их предков.

После этого случая нарушения границы стали принимать систематический характер. В 1960 г. их было около сотни, а в 1962 г. было зарегистрировано более 5000, причем они совершались как гражданскими лицами, так и военнослужащими. С июня 1962 г. нарушения стали носить демонстративно провокационный характер. В 1963–1964 гг. количество нарушений со стороны КНР еще более увеличилось. За один только 1963 год число китайских граждан, принимавших участие в нарушениях, превысило 100 тыс. человек.

В ходе начавшейся переписки между СССР и КНР по пограничным вопросам китайская сторона в ноте от 27 сентября 1963 г. подняла вопрос «о неравноправных договорах». В ответной ноте от 21 ноября того же года МИД СССР вновь повторил, что уже в первые годы после Октября Страна Советов аннулировала все неравноправные договоры, навязанные Китаю царской Россией самостоятельно или совместно с империалистическими державами, и стала строить отношения с Китаем на основе полного равенства и взаимного суверенитета. Но логика китайским гегемонистам не нужна — нужен повод для оправдания своей провокационной деятельности. За неимением фактов они прибегли к фальсификации. «Перепутать факты возможно в припадке страсти, но чтобы фальсифицировать факты, — для этого нужна холодная, трезвая голова»,[29] — писал Карл Маркс об английском правительстве и прессе накануне очередной военной операции против Китая в сентябре 1859 г. Ныне эта оценка полностью может быть адресована Пекину, ибо у китайских руководителей подготовлен тщательно продуманный план.

В 60-х годах ЦК КПСС и Советское правительство неоднократно обращались к руководству Китая с предложением о нормализации как межпартийных, так и межгосударственных отношений, которые год от года становились хуже, но всякий раз советские инициативы наталкивались на глухую стену. Китайские официальные лица либо не отвечали на советские призывы, либо сопровождали свои ответы новыми претензиями и грубостью. 10 июля 1964 г. Мао Цзэдун в беседе с делегацией японских социалистов заявил: «Примерно сто лет назад район к востоку от Байкала стал территорией России, и с тех пор Владивосток, Хабаровск, Камчатка и другие пункты являются территорией Советского Союза. Мы еще не представляли счета по этому реестру». Официальные китайские представители угрожали «подумать о других путях разрешения территориального вопроса» и заявляли о своем намерении «восстановить исторические права».

Продолжая провокационную политику нагнетания напряженности в советско-китайских отношениях, китайское правительство дошло до того, что в марте 1969 г. организовало вооруженные нападения на советских пограничников, несущих службу по охране государственной границы.

Утром 2 марта пост наблюдения заметил нарушение советской границы на реке Уссури примерно 30 китайскими военнослужащими. Группа советских пограничников во главе с офицером направилась к нарушителям с намерением, как это бывало ранее, заявить протест и потребовать, чтобы они покинули советскую территорию. Китайские военнослужащие подпустили советских пограничников на расстояние нескольких метров, а затем внезапно, без всякого предупреждения, в упор открыли по ним огонь.

Одновременно из засады, куда китайские солдаты ранее скрытно выдвинулись под прикрытием темноты, и с китайского берега был открыт огонь из орудий, минометов и автоматического оружия по находившейся возле советского берега другой группе советских пограничников, которые приняли бой и при поддержке соседней погранзаставы изгнали нарушителей с советской территории. Это вероломное нападение привело к тому, что с обеих сторон были убитые и раненые.

Несмотря на предупреждение Советского правительства и призыв воздерживаться от подобных провокаций, 14 и 15 марта в этом же районе китайской стороной были предприняты новые попытки вооруженного вторжения в пределы Советского Союза. Подразделения регулярной китайской армии, поддержанные орудийным и минометным огнем, атаковали советские пограничные войска, охранявшие рубеж. Нападение было решительно отбито, и нарушители отброшены с советской территории. Эта провокация китайской стороны вызвала новые жертвы.[30]

Советское правительство решительно осудило провокации на своих дальневосточных границах и вновь высказалось за принятие практических мер по нормализации отношений и обстановки на советско-китайской границе. И опять молчание официального Пекина. Почти два месяца китайское правительство не отвечало на советское заявление. И это в условиях напряженности, чреватой новыми конфликтами. Только 24 мая 1969 г. китайцы ответили на советское заявление. Ответ показал, что его авторы отнюдь не заинтересованы в решении возникших вопросов, а, напротив, ставят своей целью дальнейшее обострение советско-китайских отношений. В нем выдвигалось абсурдное требование о признании «неравноправного характера» договоров, определяющих границу между СССР и КНР, делались попытки обосновать притязания на исконные советские земли.

В выступлении на международном Совещании коммунистических и рабочих партий в июне 1969 г. Л. И. Брежнев следующим образом выразил отношение ЦК КПСС и Советского правительства к этому документу: «… заявление правительства КНР ни по своему содержанию, ни по своему духу никак не может быть названо конструктивным. Этот пространный документ полон исторических фальсификаций, извращений фактов современности, полон грубых враждебных выпадов против Советской страны. Он повторяет необоснованные претензии территориального характера к Советскому Союзу, и мы решительно отвергаем эти претензии»[31] 2.

Маоисты продолжали нагнетать напряженность на границе, все шире разжигать военную истерию и психоз в стране. С июня до середины августа 1969 г. было отмечено 488 случаев преднамеренного нарушения границы СССР и организации со стороны КНР вооруженных инцидентов с участием свыше 2,5 тыс, китайских граждан.

Особое место среди пограничных провокаций Пекина занял вооруженный инцидент 13 августа 1969 г. в районе населенного пункта Жаланашколь в Семипалатинской области. Это была крупнейшая после 2 марта 1969 г. акция маоистов, с которой они связывали далеко идущие надежды и планы. Здесь они рассчитывали взять реванш за поражения во всех предшествовавших налетах за советскую территорию. Однако реальная действительность сорвала расчеты. У Жаланашкрля маоистские провокаторы потерпели сокрушительное поражение, со всей полнотой ощутили суровость возмездия за попытки посягнуть на территориальную целостность Советского государства. Поражение у Жаланашколя явилось для Пекина не просто неудачей в одной из пограничных стычек. Оно как бы подводило черту под целой серией бесплодных попыток довести теоретические лозунги и призывы до конкретных практических действий. Уроки и бесперспективность вооруженных провокаций заставили пекинских лидеров пойти на встречу руководителей двух стран.

11 сентября 1969 г. Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин встретился с премьером Государственного совета КНР Чжоу Эньлаем в Пекине и в беседе, длившейся три с половиной часа, обсудил с ним вопросы восстановления нормального положения на границе, обмена послами, активизации экономических связей и ряд других. Несмотря на кратковременность переговоров, в общей форме была достигнута договоренность о том, что обе страны предпримут шаги для нормализации межгосударственных отношений. Главы правительств были едины в том, что обе делегации, начиная переговоры, должны руководствоваться следующими основополагающими принципами: урегулирование пограничных вопросов осуществляется на основе действующих русско-китайских договорных документов; стороны не имеют никаких территориальных претензий друг к другу и будут строго соблюдать статус-кво на границе. Во время встречи были и расхождения во взглядах. Это касалось выдвинутых китайским премьером «спорных районов», развода вооруженных сил от линии границы в них и порядка ведения хозяйственной деятельности в тех же районах.

Разность точек зрения была зафиксирована и в последующих письмах. Так, в письме Чжоу Эньлая А. Н. Косыгину сразу после встречи указывалось: «…вопрос о китайско-советской границе должен быть решен путем мирных переговоров, а до его разрешения каждая из сторон предпримет временные меры по нормализации обстановки на границе и избежанию вооруженных конфликтов». В письме указывалось, что главы правительств во время встречи лишь «обменялись мнениями» по этим вопросам. На свое предложение о признании «спорных районов» и осуществления в них «вывода из соприкосновения» вооруженных сил автор письма ожидал подтверждения советской стороны и только после зтого полагал, что «они станут договоренностью между обоими правительствами».

Очевидно, не стремясь к успешному завершению переговоров, китайская сторона перед встречей по пограничным вопросам опубликовала 7 и 8 октября 1969 г. документы, в которых повторялись беспочвенные утверждения о том, что договоры, определяющие нынешнюю границу между СССР и КНР, якобы являются неравноправными. В них заявлялось, что борьба между Китаем и Советским Союзом «будет продолжаться в течение длительного времени».

Переговоры начались в Пекине 20 октября 1969 г., но вскоре зашли в тупик, поскольку китайская сторона, ссылаясь на несуществующую «договоренность глав правительств», стала требовать признания «спорных районов» на территории СССР и «развода войск из соприкосновения в спорных районах». Вопрос о «спорных районах» готовился маоистами давно. Еще в 1964 г. во время консультаций по пограничным вопросам делегации обменялись топографическими картами. При их сличении обнаружилось, что на китайских картах целый ряд участков советской территории отнесен к КНР, а граница на этих участках обозначена в глубине территории СССР, за той линией, которую советские пограничники охраняли с момента создания Советского государства. Именно эти участки советской территории Пекин объявил спорными.

В начале 1970 г. Л. И. Брежнев, выступая на торжественном заседании в Харькове, дал четкую характеристику советской позиции и положению на переговорах. Он говорил: «Как вы знаете, вопрос о нормализации положения на советско-китайской границе стал предметом переговоров с правительством КНР. Советский Союз занимает на этих переговорах ясную и недвусмысленную позицию. Мы считаем необходимым достигнуть соглашения, которое превратило бы советско-китайскую границу в линию добрососедства, а не вражды…

Мы твердо исходим из того, что долговременные интересы советского и китайского народов не только не противоречат друг другу, но и совпадают, В то же время мы не закрываем глаза на то, что вокруг происходящих переговоров в Китае искусственно создается обстановка, которая никак не может содействовать их успеху. В самом деле, кто может всерьез утверждать, что раздувание антисоветского военного психоза и призывы к населению Китая вести подготовку к „войне и голоду“ содействуют успеху переговоров? Если это делается, чтобы оказать давление на Советский Союз, то можно заранее сказать, что усилия тут тратятся попусту. Нервы у нашего народа крепкие, о чем не мешало бы уже знать организаторам военной истерии в Китае».

На различных этапах переговоров СССР внес несколько проектов соглашения, а также другие конструктивные предложения. Так, 8 июля 1970 г. в письме Председателя Совета Министров СССР премьеру Государственного совета КНР предлагалось рассмотреть прохождение линии советско-китайской границы на ее восточном участке, организовать новую встречу глав правительств. Тогда же было предложено, чтобы оба правительства сделали общее публичное заявление, записав в нем, что обе стороны не имеют территориальных претензий друг к другу, твердо намерены сохранять статус-кво и нормальную обстановку на границе, что ни у Советского Союза, ни у Китая нет намерения вести переговоры с использованием угрозы силой. Таких предложений было много. Но всякий раз китайская сторона отвергала эти конструктивные, полные заботы предложения о спокойствии на советско-китайской границе, об улучшении отношений между двумя странами, о безопасности в Азии. Зато продолжалась выпуски всевозможных фальшивок.

При обосновании своих амбиций в Пекине широко используется концепция вымышленной единой китайской нации, включающей якобы монголов, маньчжуров (чжурчженей) и т. д. Китайские фальсификаторы выдвигают тезис о праве наследования завоеваний богдыханов, то есть полностью порывают с марксистско-ленинскими принципами решения территориальных вопросов, становясь на антимарксистские и вообще на антидемократические позиции.

В попытках оправдать притязания на чужие земли китайские фальсификаторы прибегают к заведомой лжи. Известно, что Г. И. Невельской в 1850 г. не обнаружил никаких китайских поселений в низовьях Амура и основал там пост Российско-американской компании для торговли с рассеянными на большом пространстве местными и никому не подвластными жителями. В брошюре некоего Гу Юня «Неравноправные договоры в новой истории Китая», опубликованной в 1973 г. в Пекине, беззастенчиво утверждается, что в августе 1850 г. царские агрессоры захватили в нижнем течении Амура «крупный китайский город Мяоцзе и открыто переименовали его в Николаевск».

Этот же автор явно искажает историческую правду и со своих экспансионистских позиций трактует китайско-русские договоры о границе. Он бездоказательно, без научного исторического и правового анализа заявляет, что будто «русский империализм отнял у Китая более 1,5 млн. квадратных километров территории» по «неравноправным договорам»: Айгуньскому — 600 тыс. кв. км, Пекинскому — 400 тыс. кв. км, Чугучакскому — 440 тыс. кв. км и Илийскому (Петербургскому) — 70 тыс. кв. км.

В 1972 г. в Китае был издан «Атлас мира», в котором авторы собрали воедино все китайские фальсификации на тему о границе. За ним последовала шумная кампания в «обоснование» претензий. Затем китайская пропаганда по указаниям н с помощью официальных государственных деятелей «закрыла» социалистическое содружество, поставив Советский Союз в один ряд с первой империалистической державой — США, а затем на первое место среди стран, якобы создающих «угрозу войны в мире». Потом последовало утверждение, что СССР — «враг № 1» для Китая. И начались разговоры о постоянной «угрозе с Севера».

Важным направлением китайских фальсификаций истории России является преувеличение ее роли в колониальной политике капиталистических держав в Азии. Если ранее, в 50-х и даже в начале 60-х годов, китайские историки уделяли основное место освещению колониальной агрессии Англии, Франции и США, которые были инициаторами и главной силой колониального закабаления Китая, то теперь, за последние 10–15 лет, маоистские фальсификаторы все больше трубят о России, и только о России, сознательно изображая ее главным «врагом» Китая и китайского народа. Они обходят факты, говорящие о том, что Россия не, была инициатором «опиумных» войн и заключения неравноправных договоров с Китаем, не занималась вывозом из Китая рабочей силы, не использовала церковные миссии и миссионерскую деятельность для закабаления Китая и не ввозила в Китай опиум, как это делали другие державы.

В интересах своей нечистой политической игры маоисты и такую науку, как археология, превратили в оружие идеологической борьбы, сделав ее средством гегемонистской агрессивной политики, направленной против соседних государств, и прежде всего против Советского Союза. После перехода пекинского руководства на позиции ярого антисоветизма китайские археологи начали раскопки в районах, прилегающих к границам СССР, причем именно там, где имели место вооруженные провокации маоистов — непосредственно у наших границ на Уссури и Амуре, — опять-таки для «обоснования» территориальных претензий.

В Пекине за последние годы значительно активизировали пропаганду тезиса о том, что СССР будто бы борется за мировое господство и продолжает колониальную политику царской России. Они муссируют басни о «советском колониализме», распространяя небылицы об угнетении в СССР национальных республик. И уже с радостью хватаются за подобные выдумки, если их подадут из-за рубежа. В 1978 г. пекинское издательство «Синьхуа чубанынэ» перевело с японского языка пасквиль некоего Курисимы с крикливым названием «Советская армия высаживает десант в Японии: третья мировая война», в потоке грязной клеветы которого есть «утверждение», будто бы нерусские народности Забайкалья подвергаются дискриминации и ищут защиты у китайцев. Распространяя всякого рода подстрекательские призывы, китайская пропаганда тщится столкнуть народы союзных республик с русским народом, разрушить тесные братские отношения между ними. Они не хотят понять, что, с подобной ставкой на непрочность связей советских народов уже выступали их предшественники по претензиям на мировое господство в годы подготовки второй мировой войны. Человечество помнит, чем кончили военные преступники, представ перед судом народов.

В связи с этим нельзя не сказать о том, что пекинские лидеры поддерживают территориальные претензии японских реваншистов к Советскому Союзу, что является одним из проявлений антисоветизма Пекина. Китайские руководители не только сами стремятся к экспансии, но и подстрекают к ней других, особенно если эта экспансия направлена против СССР.

На своих партийных съездах (IX, X, XI) пекинские лидеры подогревали шовинистический психоз, выдвигая антисоветские лозунги и призывы к войне, утверждали, что Советский Союз-де ратует за «превращение Китая в свою колонию», «хочет проглотить столь лакомый кусочек, как Китай», требует, чтобы Китай «отдал ему всю территорию к северу от Великой стены», «готовит нападение на Китай». И все это только для того, чтобы не посвященный в нечистые планы своих правителей китайский народ поддержал безудержную милитаризацию страны, подготовку к войне и терпел военно-бюрократический режим. На этой «основе» хотят попытаться послать одурманенного китайского солдата на захват советских земель.

Ярый антисоветизм политики китайского руководства уже привел Пекин в стан врагов мира и социализма, к союзу с самыми реакционными режимами мира. Сейчас лидеры КНР призывают все страны, в том числе и США, создать «самый широкий фронт борьбы» против СССР а других стран социализма. В него мыслят включить империалистов и реакционеров всех мастей. Свою позицию китайские фальсификаторы пытаются обосновать «опасностью Китая с Севера». О нелепости этой выдумки говорят хотя бы те факты, что советская сторона не раз предлагала китайской стороне нормализовать советско-китайские отношения на принципах мирного сосуществования. Китайская сторона знает, что Советский Союз готов в любое время к деловым переговорам в этих целях, а сама упорно проводит курс на их затягивание и срыв.

Что касается Советского Союза, то он твердо отстаивает дело мира, международной безопасности, добрососедские отношения со всеми странам, в том числе и с КНР. Враждебность к СССР, которую пекинские руководители сделали чуть ли не основой своего внешнеполитического курса, безусловно, не принесет дивидендов Китаю. Это близорукая политика. Советский Союз — за налаживание добрых уважительных отношений с этой страной.

ЦК КПСС и Советское правительство, все советские люди, верные ленинской идее дружбы и сотрудничества между народами, не теряют надежды, что в Китае рано или поздно поймут, что маоистская политика конфронтации с соседними государствами противоречит интересам народов как соседних стран, так и самого китайского народа. Тем более ему не нужны гонка вооружений и непомерные военные расходы, которые пытаются взвалить на плечи китайских трудящихся нынешние руководители Китая. В мирном труде китайского народа его будущее.