"Ротвейлер" - читать интересную книгу автора (Ренделл Рут)

Глава 7

Впервые за много лет Бекки взяла отгул. Позвонила на работу и сказала, что не придет. Как соучредителю фирмы, ей не пришлось оправдываться и придумывать причину. Она чувствовала себя усталой и разбитой, что неудивительно после бессонной ночи. Она уснула только в четыре, а в пять ее разбудила сигнализация, сработавшая на чьей-то машине во дворе. Она предпочла бы совсем не думать о вчерашнем дне и вечере, но ничего не могла с собой поделать, воспоминания были ужасны.

Они прекрасно провели время с Джеймсом, пригласившим ее на обед к сестре. Вина было, возможно, слишком много, но все равно день прошел чудесно, они сидели в саду, в окружении интересных людей, с которыми легко общаться. Дом располагался недалеко от квартиры Бекки, в районе Риджентс-парка. Джеймс оставил машину на улице, и они пройтись туда и обратно пешком через парк Она и думать забыла о Уилле, предположив, что он сейчас где-нибудь с Ким. И вообще, пора перестать видеться с ним каждую неделю, возможно, это как раз удобный момент, чтобы начать отучать его от этого.

Вчера все начиналось хорошо. Глупо, конечно, надеяться, что Джеймс захочет провести с ней все три дня, включая пятницу. Этого слишком много для начала. Но в пятницу все прошло отлично, и она обрадовалась, когда он позвонил в субботу утром, успев до ее прогулки по магазинам, и пригласил ее к сестре на следующий день.

Возвращаясь с вечеринки, она чувствовала себя счастливой. Ей даже захотелось сказать это вслух.

– Какой чудесный день.

– Я рад. Мне тоже хорошо, – он улыбнулся и взял ее за руку. Они перешли через мост и вышли на Принцесс-роуд. В пять часов вечера солнце отчего-то стало светить ярче.

Если бы она заметила Уилла раньше, то нашла бы способ остановить Джеймса или как-нибудь подготовила бы его. Но она даже не смотрела в сторону дома, пока они не подошли к ступеньками. Но даже тогда Джеймс первым заметил Уилла и спросил ее:

– И часто они валяются тут у тебя? – Он имел в виду бродяг, которым негде больше спать. Бекки посмотрела на ступеньки и густо покраснела. В этот момент проснулся Уилл. Он привык одеваться опрятно и сейчас принялся смахивать пыль с брюк, но все равно было заметно, что он долго пролежал на ступенях и к тому же плакал.

Лицо его было в пятнах от размазанных слез, руки грязные, а волосы торчали в разные стороны.

– Ох, Уилл, – проговорила она.

– Я так ждал тебя, – сказал он, не обращая внимания на Джеймса. – Я все ждал и ждал тебя.

Джеймс, напротив, хорошо его разглядел:

– Ты знаешь этого мужчину, Бекки?

Врать было уже бесполезно.

– Это мой племянник.

– Понятно, – сказал Джеймс таким тоном, словно ему ничего не было понятно и понимать не хотелось. – Слушай, думаю, будет лучше, если я вас с ним оставлю. Мне тут делать нечего.

Скорее всего, он подумал, что Уилл пьяница или наркоман, страдающий ломкой. Она не стала смотреть Джеймсу вслед и прислушиваться к звуку мотора его машины.

– Входи, Уилл, – сказала она.

Он не объяснил, зачем пришел. В этом не было необходимости. Она все прекрасно поняла. Ведь она не позвала его, он волновался, страдал и в конце концов не выдержал. Когда они поднимались по лестнице, он уже широко улыбался и болтал. Прекрасный день, правда? Ты не заметила, что цветы уже появились? Настоящая весна, да?

Она отправила его умыться и причесаться, а сама посмотрела в холодильнике, что можно ему приготовить. Войдя в квартиру, он тоскливо сообщил ей, что целый день ничего не ел.

На кухне нашлись яйца и хлеб. В морозильнике лежала пачка картофеля фри, просроченная, но какой вред от просроченной картошки? Бекки зажарила яичницу из двух яиц, разогрела картофель в микроволновке, поджарила уже зачерствевший хлеб в тостере. Себе она налила бокал джина с тоником. Правда, она уже выпила сегодня почти целую бутылку вина, но ей сейчас требовалось успокоиться. Уилл ел яростно, поливая все кетчупом и намазывая маслом тост за тостом. Он запил все колой, и Бекки приготовила чай себе и ему. Она, в отличие от Уилла, не могла поднять себе настроение едой. Воспитание в детском доме не позволяло Уиллу включить телевизор без спроса, но она угадала его желание. За все эти годы она научилась распознавать его настроение по выражению лица. Его вполне удовлетворил детский серил, а за ним примитивное шоу, а может быть, ему просто было приятно находиться в ее квартире, рядом с ней. Он смеялся от удовольствия и бросал на нее счастливые взгляды. Никаких обвинений, никаких расспросов – это не в его стиле. Ее долгое отсутствие и то, что она не пригласила его, забыто, осталось только радостное настоящее. Он смотрел телевизор, положив голову на подушку, и ел засахаренные фрукты из коробки, которую кто-то подарил Бекки, но она сама их не ела, боясь пополнеть.

Все время, пока он был с ней, она старалась ни о чем не думать. Ни о случившемся, ни о возможных последствиях. «Не думай, – говорила она себе, – не думай об этом. Не сейчас». По телевизору больше ничего интересного для Уилла не показали: хоровое пенье, программа о древних цивилизациях и триллер. Наименьшим из зол были новости. Бекки переключилась на них, и тут же на экране появилась фотография Гейнор Рей с ее амулетом – серебряным крестиком на нежной шее. Ее улыбка была даже слегка вызывающей. Потом показали сам крестик – слегка размытый, потому что его пришлось во много раз увеличить. На первый взгляд он казался простым, но, присмотревшись, Бекки заметила на серебре тонко выгравированные листочки. Эту фотографию сделали за несколько дней до исчезновения девушки. О Джеки Миллер ничего не сообщали. Значит, ее еще не нашли.

Бекки отвезла Уилла на Стар-стрит. Она знала, что за руль ей садиться нельзя, слишком много выпила, но ей так не хотелось снова обижать его, заставив проделывать долгий путь на двух автобусах или пешком. Уже поздно, но он был слишком счастлив, чтобы это заметить.

– А как поживает Ким? – спросила Бекки, когда проезжали мимо Эбби-роуд.

Он посмотрел на нее с недоумением, потом ответил.

– Она сестра Кейта. Она нормально поживает.

– Вы больше не виделись?

– Мы ходили в кино. – Только и сказал он.

Она вошла с ним в переднюю дверь и постояла, глядя, как он поднимается по лестнице. Он так трогательно шел на цыпочках, чтобы не потревожить соседей, и когда обернулся, прижимая палец к губам, у нее даже слезы навернулись на глаза. Но как только он ушел и дверь закрылась, ей захотелось пожалеть не его, а себя. Она не заплакала, но подавляемые до этого момента мысли обрели форму.

Дома уснуть ей уже не удалось. Худшим вариантом было лежать в темноте, в одиночестве, уставившись в невидимый потолок Лучше уж посидеть в кресле с чашкой чая. Страдать, так с комфортом. Она потеряла Джеймса. Он ушел и не вернется. Она не может его обвинять. Он правильно рассудил: лучше сразу закончить отношения, чем продолжать встречаться с женщиной, которая так тесно связана с тунеядцем-наркоманом. Да, его можно понять, но как было бы хорошо, окажись Джеймс чуть более снисходительным, терпеливым, умеющим ждать и надеяться. И все равно уже слишком поздно. Она подумала об Уилле и о том, что ему пришлось испытать. Она никогда, никогда не должна допустить, чтобы такое повторилось. Его нужно продолжать приглашать сюда каждые выходные.

Но когда она об этом думала, в ней поднималось какое-то незнакомое ранее чувство, оно охватывало все тело, заставляя ее дрожать и ежиться. Она не сразу поняла, что это… паника. Смысл того, о чем она думала с опаской, вдруг проявился в полную силу. Это никогда не кончится. Посещения Уилла по выходным. Ей придется жертвовать одним днем в неделю. Проводить этот день с человеком, который разговаривает на уровне десятилетнего ребенка. Это будет продолжаться до тех пор, пока он не станет мужчиной среднего возраста, до самой ее смерти. Она никогда не сможет избавиться от этого, никогда не сможет сделать его визиты менее частыми. Вот попробовала, и что из этого вышло? Он уснул у нее на крыльце, как верный пес, она разбила его сердце, заставила его страдать и голодать.

В результате потенциальный – даже более чем потенциальный – любовник испугался. Она оглянулась назад, в прошлое, и вспомнила: такое уже случалось, как минимум один раз, с другим человеком. В то время Уилл как раз переехал из квартиры, где жил со своими приятелями из детского дома. Тогда она не поняла, почему ее мужчина перестал с ней видеться, перестал звонить, но теперь догадалась. А что, если кто-то другой, тот, с кем она еще успеет познакомиться, тоже испугается? Может, не сразу, но потом, когда отношения зайдут далеко. Но рано или поздно он столкнется с этим нежеланным гостем, который имеет власть над Бекки, цепляется за нее, твердит ей свои банальности о погоде, еде и весенних цветочках? Она ненавидела себя за такие мысли, но знала, что они правдивые. Можно даже сказать, что пока Уилл где-то неподалеку, – а так останется всегда, – с ней рядом никогда никого больше не будет, ни мужчины, ни женщины, ни любовника, ни друга. Это он, Уилл, сделал для нее клетку и выбросил ключи.

Когда бессонная ночь наконец прошла, Бекки поняла, что не сможет выйти сегодня на работу. Не потому, что ей хотелось что-то предпринять. Ничего тут не поделаешь. Пока она и Уилл живы – ситуация не изменится. Скорее всего, он и думать забыл о Ким Битти, ему больше нравилась она, Бекки. А ей придется забыть о Джеймсе и, раз на то пошло, о любом другом мужчине. Все бесполезно. Ее паника переросла в полное отчаяние.

У Уилла тоже изменилось настроение. Все страдания позабыты, а на их место вернулись мысли о сокровищах. Теперь нужно уточнить, где они находятся, вернее, где находится Шестая авеню. Он кое-что знал об Америке, знал, где примерно она расположена на карте мира, знал кое-какие американские фильмы и шоу и то, что люди там говорят не так, как он, Бекки, Инес и Кейт. Актеры в фильме про сокровища были американцами, это ему стало понятно по их выговору. Но значило ли это, что сокровища находятся именно в Америке? Сирены на улице очень походили на лондонские, но точно он не знал. Можно спросить Бекки, но тут опять встает вопрос о сюрпризе. Бекки умная, и если она узнает, что сокровища на заднем дворе одного дома, и Уилл их ищет, то догадается о многом, и сюрприза не получится.

Покрывая блестящей краской «искусственный жемчуг» оконную раму в столовой на Эбби-роуд, он спросил Кейта:

– А где находится Шестая авеню?

Может, Кейт и слышал о фильме, но не связал его название с вопросом Уилла.

– Не знаю даже. Могу сказать, где Пятая авеню. В Нью-Йорке.

– Нет, Шестая авеню, – разочарованно поправил Уилл.

Они продолжили работать. Уилл красил, Кейт полировал двери буфета. Минут через десять Кейт спросил:

– А вы с моей сестрой как, не виделись больше?

Почему все кругом спрашивают его о сестре Кейта?

– Нет, не виделись.

Что же ему теперь делать? Уиллу не под силу проводить простые манипуляции с телефонными книгами, программами телевидения, заказами и узнаванием цен через Интернет.

Тут могла бы Инес помочь, но Уилл отчего-то стеснялся просить ее.

Вернее, ему казалось, что она на него за что-то сердится. В прошлый раз, когда он спросил ее о названии улицы, которая была в фильме, где играл ее муж, она не то чтобы разозлилась, но шикнула на него и попросила не разговаривать, а смотреть. Если он опять спросит ее про улицу, она может выйти из себя.

Кейт закончил полировать последнюю дверь, отложил шерстяную салфетку и грунтовку и сказал:

– Думаю, можно заканчивать на сегодня. Ты как?

Кивая, Уилл указал на фрагмент рамы, которую нужно было докрасить. Это займет не больше получаса.

– Так что сегодня пораньше, – сказал Кейт. – Отдохнем. А завтра, с самого утра, у нас квартиры на Лэдброк-гроув.

– Ладно, – сказал Уилл со вздохом.

– Я заберу тебя на Стар-стрит ровно в восемь.

Значит, ни Бекки, ни Инес он спросить не мог. Кейт не знал. Людмилу и Фредди Уилл считал неприступными. Он никогда не заговаривал с ними первым. А мистера Квика он просто боялся. Глядя на него, он вспоминал одного врача, который однажды разговаривал с Уиллом и брал у него кровь. То ли голос был похож, то ли глаза, розовато-серые, цвета засыхающих тюльпанов. Они не походили ни на человеческие, ни на глаза животного. Когда Уилл сталкивался с мистером Квиком на лестнице, он старался не смотреть на него.

Возможно, про Шестую авеню знал Монти, но он уже несколько недель не приглашал его сходить куда-нибудь. Уилл знал его телефон, но не мог позвонить, он никогда никому не звонил.

Вернувшись домой раньше обычного, он собрался с духом и решил спросить о Шестой авеню в киоске на Эджвер-роуд. Сначала он купил батончик «Марс», а затем спросил:

– Где находится Шестая авеню?

– Шестая? – Мужчина приехал в Лондон из Турции несколько лет назад, женился на ливанке и кроме Анталии хорошо знал только район от Эджвер-роуд до Бейкер-стрит.

– Я не знаю. – Он снял с полки «Путеводитель по Лондонским улицам» и протянул его Уиллу. – Посмотрите здесь.

Но Уилл не знал, где смотреть и как Он перевернул несколько страниц и вернул путеводитель. Турок уже переключился на другого покупателя, вручая ему «Вог» и «Ивнинг Стандарт».

Уилл хотел было пойти к себе через дверь для квартирантов, которая располагалась внизу, у лестницы, но, проходя мимо витрины магазина, увидел Инес, которая помахала ему и улыбнулась. Он осторожно вошел в магазин.

У кассы стояла Зейнаб, держа огромный букет цветов, завернутый в розовую бумагу и перевязанный розовой ленточкой.

– Ты сегодня рано закончил работу, Уилл, – сказала Инес.

Уилл молча кивнул, ему нравились такие фразы, они его успокаивали. Они были правдивыми и понятными.

Зейнаб вслух прочитала открытку, прикрепленную к букету:

– Я не знала, что у тебя день рождения, – сказала Инес.

– Да нет, это он так думает, – отозвалась Зейнаб, дав Инес новую почву для размышлений на тему необычных отношений этой девушки с правдой.

– Что же мне с ними делать? С ума сойти. Представляю себе лицо моего папочки, когда я притащу все это домой. – Она вдруг, не спросив разрешения, вручила Уиллу все эти тюльпаны, анемоны, нарциссы, гиацинты и разноцветные фрезии. – Вот, держи, подаришь своей девушке.

Зейнаб жила в мире, где для молодого парня было немыслимо не дружить с девушкой. Уилл, заикаясь, поблагодарил ее и бросился к двери быстрее, чем она успела бы передумать. Он обожал цветы, но никто никогда еще не дарил их ему. Он провел целый час, радостно расставляя их во все емкости, в которые мог налить воду.

В пять часов белый фургон с надписью «не мыть» снова появился на Стар-стрит. Из него вышел мужчина и быстро пробежал по улице, Инес не успела его рассмотреть.

На улице постоянно мелькали дорожные инспектора, но когда этот фургон появлялся здесь, они все куда-то исчезали. За фургоном припарковался бирюзовый «ягуар».

– Это Мортон, – сказала Зейнаб. – Что-то он рано, я же сказала – в половину!

Последние полчаса она сидела на стуле из красного дерева и розового бархата перед зеркалом, которое называла «своим», и освежала лицо после рабочего дня – расчесывалась, подкрашивалась хитрыми приспособлениями: карандашом для губ и гелем для век Она выкрасила ногти в переливчато-фиолетовый цвет. Сбросила сандалии, в которых работала, надела туфли на четырехдюймовых каблуках, и посеменила к двери. Только потом повернулась к Инес.

– Можно я уже пойду? В машине у Мортона шампанское во льду, и он собирается обсудить планы насчет свадьбы.

– Иди давай с глаз долой, – рассмеялась Инес. – Но как ты будешь выпутываться из этого – я не представляю.

Она заметила, что на руке, которой Зейнаб придерживала дверь, вместо кольца для помолвки, подаренного Роули, красовалось уже колечко Мортона, с бриллиантом величиной с ноготь. Как тут не засмеешься.

Оставшись одна, она подождала до шести и заперла входную дверь. Сегодня в магазин заходило много народу, но с одиннадцати утра никто ничего не купил.

Повернув дверную табличку на «закрыто», она с удовольствием проследила, как Людмила и Фредди перешли улицу, подошли к двери, посмотрели и сдались после того, как Фредди два раза безуспешно повернул дверную ручку.

Людмиле пришлось порыться в своей бархатной сумочке, отыскать ключи и открыть дверь для квартирантов.

Магазин показался Инес неухоженным и пыльным, несмотря на каждодневные старания Зейнаб, орудующей перьевой кисточкой.

Инес достала чистую тряпку, очищающий спрей и принялась за работу. В этих четырех стенах, должно быть, лежат даже не сотни, а тысячи мелочей, и каждая притягивает пыль, как магнит железную стружку. Инес работала методично: сначала поднимала вазы, часы, бокалы и рамы для картин, потом протирала подносы, на которых все это стояло. Затем аккуратно расставляла все по местам и переходила к следующему столику или шкафу.

Как всегда за этим занятием, она удивлялась количеству мелких вещиц, которые вдруг появлялись непонятно откуда, и она не могла вспомнить, видела ли их раньше. Она должна была их видеть, ведь в магазин ничего не поступало без ее ведома, и каждая вещь заносилась в каталог. И правда, на обратной стороне такой незнакомой с виду ароматической бутылочки стоял номер, и на египетской кошке с кольцами в ушах тоже стоял номер, но она не могла вспомнить, откуда эти вещи и кто их прежний хозяин.

Самый сложный угол она оставила напоследок. Может, стоило подумать о том, как сделать перестановку в этом темном углу, охраняемом сейчас ягуаром, рядом с которым стояла пластиковая статуя богини, заслоняющая свет. На круглом столике позади ягуара и статуи лежало не менее пятидесяти тарелочек, стаканов и серебряных ложек, а также небольших эмалевых шкатулочек, стеклянных фигурок, брошей и викторианских шляпных булавок. Инес стала терпеливо раскладывать их одну за другой на своем подносе.

Тогда-то она и увидела его – серебряный крестик на порванной цепочке.

Крестик с выгравированными листиками. Вчера вечером в новостях показывали этот крест, увеличенный во весь экран. Инес отошла на шаг, прижав руку ко рту. Не может быть. Только не это, не этот крест. Таких, наверное, сотни.

Она перевернула его, чтобы посмотреть на пробу, которая доказывала бы, что это действительно серебро. Проба оказалась на месте, но не было этикетки с номером каталога. Но как же он попал сюда, минуя каталог? Зейнаб принесла? Вряд ли, такого никогда не случалось, да и Зейнаб – девушка собранная и ответственная, во всем, кроме пунктуальности. Инес не видела здесь раньше этот крестик. Она бросила уборку и достала из шкафа три тяжелых тома каталога. За три часа она пролистала их от начала до конца, забыв о еде и своем любимом видео.

Серебряный крестик там не значился. Из похожих вещей нашелся только золотой, на черной бархатной ленточке, и Инес помнила, что сама покупала его года два назад. Серебряный крест, который, без сомнения, принадлежал Гейнор Рей, нигде не был отмечен. Инес выронила его, и только потом поняла, что эта цепочка могла послужить орудием убийства.