"Дикие псы" - читать интересную книгу автора (Сербин Иван)

ТРИ ДНЯ НАЗАД

Рашидовский «чиграш» узнал Славика сразу, приоткрыл дверь, кивнул:

– Заходи. Рашид ждет. И улыбнулся. Улыбка была странная. В ней заключалась снисходительность, сдобренная солидной порцией какой-то извращенной жизненной опытности. Этот парень знал что-то такое, чего еще не знал Славик. Он умел видеть будущее. Не по линиям руки, как уличная гадалка, а по глазам. Телохранитель мог навскидку сказать, у кого из посетителей, приходящих к его нанимателю, линия жизни длиннее, у кого короче, а у кого ее вообще практически нет. Он был молчаливым и мудрым, как египетский сфинкс. Славика так и подмывало спросить у него: «А сколько отпущено мне?» Но он не спросил, только решительно толкнул дверь. Рашид сидел на кровати, болтая в руке пульт дистанционного управления. Славик остановился посреди комнаты и… понял, что не представляет, что делать дальше. Рашид смотрел телевизор, словно, кроме него, в комнате никого не было. Вдобавок вдруг стали мешать руки. Славик подумал секунду и сунул их в карманы джинсов. С вызовом уставился на Рашида. Тот не отреагировал. Тогда Славик вздохнул и сказал:

– А этот… парень у двери сказал, что меня ждут. Рашид повернул голову, посмотрел на него, сказал серьезно:

– Думал, умный. Думал, не придешь. Садись, раз пришел. – Он сунул руку под подушку, вытащил завернутый в газету пакет и бросил на кровать: – То, что ты просил. Славик улыбнулся. Наконец-то у них хоть что-то начало налаживаться.

– Можно посмотреть? – спросил, не смея прикоснуться к пакету, боясь, что тот сейчас растает, как сон. Рашид безразлично пожал плечами.

– Хочешь – смотри. Твое теперь. Славик схватил сверток, ощущая, как приятно замерло сердце в предвкушении чего-то пока неясного, но светлого и яркого. Торопливо развернул газету, наслаждаясь веской тяжестью. Они лежали бок о бок. Черные, внушительные, вызывающие уважение одним только фактом своего наличия. Славик сунул руку в пакет, сжал пальцами ребристую рукоять пистолета. Достал его, покрутил, разглядывая со всех сторон. Там же, в пакете, лежали полные обоймы. Три штуки. И горсть патронов россыпью. Рашид несколько секунд слушал восторженное сопение визитера, затем решительно выключил телевизор и поднялся:

– Поехали, – сказал он.

– Куда? – Славик с трудом оторвал взгляд от вороненых «игрушек».

– Не бойся. Поехали, – коротко бросил Рашид, натягивая куртку.

– Мне бы тоже куртку…

– Не надо, – остановил его Рашид. – Машина есть. Они вышли из комнаты, оставив внутри одного из «чиграшей». У конторки вахтерши Рашид на минуту остановился, чтобы сказать пожилой женщине два слова, улыбнуться и вручить крупную купюру. Благодаря подобным «знакам внимания» к нему беспрепятственно ходили многочисленные «друзья», случающиеся изредка конфликты не становились достоянием общественности, а милиция не имела понятия о поселившемся в общаге навечно молодом «бизнесмене». На улице Рашид кивнул в сторону припаркованного поодаль неброского старенького «фордика».

– Вон машина. Садись.

– Вместо «шестерки»? – понимающе кивнул Славик, бережно прижимая к груди драгоценный сверток.

– Зачем вместо? – по привычке переспросил Рашид. – «Жигули» – это здесь ездить. Для безопасности.

– За тобой что, охотятся?

– Зачем? Слава, надо честно дела делать, тогда никто охотиться не станет. – Славик вдруг осознал, что Рашид говорит чисто, почти без акцента. – Нет. «Жигули» – чтобы не завидовали.

– Тогда зачем тебе охрана?

– Долги.

– Ты должен?

– Зачем? Мне должны. Зависть и долги, Слава, два самых страшных врага. Один из охранников открыл дверцу автомобиля. Рашид и Славик забрались на заднее сиденье. «Чиграши» заняли свои места в салоне. Впереди. В багажнике что-то зашумело, захлопало.

– Что это? – Славик оглянулся.

– Узнаешь, – уклончиво ответил Рашид и снова вернулся к основной теме разговора: – Вы, русские, работать не умеете. Умеете только завидовать и воровать. Или брать в долг. Отдавать не умеете. Если кто-то живет лучше – обижаетесь. Делать ничего не хотите, хотите, чтобы все даром. На «вы, русские» Славик обиделся.

– Дураков полно и среди других национальностей, – сказал он, пока иномарка выруливала на дорогу, ведущую к Долгопрудному. – Не только среди русских. Среди вашего брата тоже, знаешь, хватает. Посмотри, сколько фирм открылось. В кого пальцем ни ткни – бизнесмен. Горбатятся, как волы. Если бы еще честно работать давали… Рашид усмехнулся:

– Вам всегда кто-то мешает. Всегда кто-то виноват в ваших проблемах. Вы не говорите: «я». Вы говорите: «они». Хотите работать как «здесь», а жить как «там». Зачем тебе стволы, Слава? – вдруг спросил он. – Ты хочешь стать похожим на других?

– Нет, – твердо заявил Славик. – Я хочу решить одну проблему. Отдать долг.

– Ограбить кого-нибудь не означает решить проблему, – философски заметил Рашид. – Это означает – получить вместо одной проблемы две.

– Ладно. – Славик поджал губы. – Со мной все ясно. А как с тобой? Ты решаешь проблемы? Наркоту продавать – это называется «решать проблемы»? Оружие продавать – это «решать проблемы»? Рашид засмеялся знакомым дребезжащим смехом.

– Один мудрый восточный человек сказал: когда дует ветер, одни строят стену, а другие – ветряные мельницы. Я строю мельницы.

– Восточный человек не мог этого сказать, – насупился Славик. – Это сказал европеец. На востоке ветряных мельниц не строят.

– Он по уму был восточный, Слава. По уму. – Рашид снова засмеялся, но быстро посерьезнел. – Если ты идешь по дороге и видишь деньги, что ты сделаешь?

– Подниму, – Славик понял суть вопроса, но лукавить не имело смысла.

– Правильно. – Рашид кивнул одобрительно. – Если русский дурак ищет «дурь», всегда найдется кто-то, кто ему «дурь» продаст. Почему я должен пройти мимо денег, которые русский дурак положил на дорогу? Если другой русский дурак хочет купить ствол, всегда найдется кто-то, кто ему этот ствол продаст. Почему я должен отказываться от денег, которые русский дурак положил на дорогу? Это – не проблема. Это деньги. Вот когда русский дурак берет «дурь», или ствол, или деньги взаймы, а платить не хочет, – тогда проблема. И я ее решаю. Всегда. – Он взглянул за окно. – Все, Слава, приехали, вылезай. Славик осмотрелся. За разговором он даже не заметил, как они миновали Долгопрудный, проехали километров пятнадцать и углубились в лес. Рашид выбрался из машины, сунул руки в карманы куртки, глубоко вдохнул, зажмурился от удовольствия, повернулся, протянул руку, адресуя жест Славику.

– Что? – не понял тот.

– Дай, – коротко и жестко приказал Рашид. Славик понял, что от него хотят, и протянул сверток. Рашид вытащил оружие, вставил в магазин одного из пистолетов обойму, щелкнул затвором.

– Пробуй.

– Зачем? Рашид остро, едва ли не презрительно усмехнулся:

– Дурак. Что будешь делать, дурак, если у пистолета боек сточен? Тебя убьют, дурак. – На щеках Славика заиграл румянец. Он собирался ответить что-то резкое, но увидел ствол «ТТ», уставившийся ему в живот. – Тебя убьют, дурак, – констатировал Рашид. – На, – и протянул Славику пистолет. – Стреляй, дурак, чтобы из рук не выпал, как до дела дойдет. Славик взял «ТТ». Сейчас, когда ему предстояло нажать на курок, выстрелить, очарование оружия быстро развеялось. Славик почувствовал нечто, похожее на страх. Как сквозь вату, его слуха достиг голос Рашида:

– Не бойся. Будешь бояться – беда случится. Стреляй. Славик вытянул руку с пистолетом и резко дернул курок. Выстрел оказался гораздо более сильным, чем он ожидал. По запястью словно ударили палкой. Руку подбросило. Гильза покатилась по дороге. Рашид наклонился, поднял ее, сунул в карман.

– Стреляй, – приказал он. – Не волнуйся, никто не услышит. Ментов здесь нет. Патроны мои. Деньги не возьму. Стреляй. В дерево стреляй, – Рашид указал на сосну метрах в трех от дороги. – Вон в это, – он снова заговорил с акцентом. – И курок не дергай. Это не х… Ты не дро…ь, а стреляешь. Славик глубоко вздохнул, задержал дыхание и потянул спусковой крючок. Блам! – очередная гильза упала на дорогу. На этот раз Славик был готов к отдаче, поэтому получилось лучше. Пуля скользнула по стволу сосны, содрав пласт коры.

– Нормально, – оценил Рашид. – Для начала, – и зарядил второй пистолет. – Давай, стреляй. И глаз не закрывай. Целься двумя глазами. Славик выпустил целую обойму, прежде чем перестал щуриться при выстрелах. Под конец он даже умудрился всадить пулю в самый центр ствола. Рашид наблюдал за его упражнениями с легкой улыбкой. Когда все три пистолета оказались опробованными, Славик ощущал себя почти суперменом. Ему казалось, он стал по-настоящему крутым. Не просто мальчишкой, нашедшим пистолет в канаве и хвастающимся им перед приятелями, а стрелявшим, почувствовавшим отдачу, понюхавшим запах пороха, настоящим мужиком.

– Уже крутой стал, да? – словно прочтя его мысли, спросил Рашид насмешливо. – В башке ураган, да? Подвиги хочется, а? Чтобы на всю катушку, да?

– Есть маленько, – тоже улыбнулся Славик. Сам процесс стрельбы доставил ему удовольствие. Странное, своеобразное, ни на что не похожее. Казалось, оружие наполнило его неведомой, всесокрушающей силой.

– Сейчас поправим, – пообещал Рашид и подал знак одному из охранников. Тот обошел «Форд», открыл багажник и достал… курицу. Лапы птицы были связаны бечевкой. Курица усердно хлопала крыльями, пытаясь освободиться. Телохранитель швырнул ее на землю в полуметре от Славика. Рашид, не переставая жестко улыбаться, указал на нее.

– Стреляй.

– В каком смысле? – не понял Славик.

– Давай, – убеждающе сказал Рашид. – Убей ее. Ты же крутой стал. Ствол взял. Полмира можешь перестрелять.

– Знаешь… Что-то не хочется, – Славик смешался.

– Почему? Тебе, может быть, придется стрелять в людей. Что такое курица? Ее все равно сегодня пустят в суп. Давай, стреляй, – он явно насмехался. – Стреляй же. Иначе зачем взял ствол? Славик поднял пистолет, тщательно прицелился в белый, хлопающий крыльями комок, подумал, опустил оружие. Рашид наклонился, поднял птицу и одним уверенным, резким движением свернул ей шею. Птица ударила крыльями и замерла.

– Крутому ствол не нужен, – спокойно произнес Рашид, бросая мертвую курицу на багажник машины. – Крутой делает так. – Затем он быстро шагнул к Славику, взял оружие, вытащил полупустую обойму, выщелкнул патрон из ствола. Бросил «ТТ» в пакет к двум его собратьям. Протянул пакет Славику. – Ты не крутой. Ты – дурак. Я только что доказал. Подумай. Захочешь отказаться – оставь стволы в машине. Будешь должен сто долларов за патроны. С другого взял бы штраф, но у тебя и столько нет, – кивнул охраннику. – Курицу забери. Вадику отдашь, пусть зажарит. Тот, не говоря ни слова, поднял птицу, зашвырнул ее в багажник. На обратном пути в салоне иномарки царило напряженное молчание. Рашид безразлично смотрел в окно, Славик же думал над тем, что произошло четверть часа назад. Он оказался неспособен выстрелить в обычную курицу, а может, и правда, не крутые они вовсе? Просто возомнили о себе черт знает что. А вот Рашид… В какой-то момент Славик абсолютно точно понял, что тот способен убить человека так же легко, как эту курицу. Стоит ли с ним связываться?.. За окном быстро проплывал лес. Потом накатили серые кирпичные пятиэтажки, среди которых редкими маяками торчали высотки.

– У него есть жена, – сказал вдруг Рашид, и Слава не сразу понял, что слова адресованы ему. – Молодая, красивая. Он ей дарит цветы каждый выходной. Дочки слюнявые. Три лет и пять. Они его любят. Шоколадки любят. Мамка старая. Слепая совсем. Папка старый. Ноги не ходят, коляска ездит. Пока это думал – он тебя убил. Когда достал ствол, нельзя думать. Надо стрелять. А ты курица пожалел, – Рашид скривился и покачал головой. Иномарка летела стрелой. Минут через десять она остановилась на Библиотечной, напротив общежития. Славик открыл дверцу, выбрался из салона, оставив сверток на сиденье, оглянулся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, взял пакет и быстро сунул его под свитер. Рашид снова покачал головой, предупредил:

– Через три дня я жду деньги, Слава.

– Хорошо, – серьезно ответил Славик. – Спасибо, Рашид.

– За что, Слава? – спросил тот, поворачиваясь и глядя Славику в глаза.

– Ну, за стволы…

– За какие стволы?

– Ну, за…

– Ты что-то путаешь, Слава. Ни о каких стволах я знать не знаю, – Рашид усмехнулся, закрыл дверцу, откинулся на сиденье, скомандовал: – Поехали. Иномарка резко рванула с места. Славик проводил машину взглядом, а затем повернулся и решительно вошел в общагу.

– И ты дал ему деньги? – в голосе Анны звенело напряжение.

– Анечка, золотко, – засмеялся натянуто Евгений. – Я вообще не могу отказать знакомым, а уж твоему родственнику – тем более.

– Ты хочешь сказать, что не удостоверился в подлинности залога, прежде чем дать такую сумму? – резко и холодно воскликнула девушка.

– Какую сумму, Аня? Я тебя умоляю, – очередной смешок прозвучал деланно. – Одиннадцать штук, разве это сумма? Ты же знаешь, я с мелкими клиентами обычно не работаю. Четвертак и выше. И братца твоего послал бы подальше, если бы он не сказал, что ты при деле. Тебе я доверяю, вот и купился, как фраер дешевый. Откуда же мне было знать, что ребятишки затеяли «кидалово»?

– Не строй из себя лоха, Седой, – упрямо оборвала словоизлияния собеседника девушка. – А на сказки про взаимную любовь и доверие будешь ловить пальцем деланных. Ты же родной матери цента ломаного не дашь, пока не получишь стопроцентных гарантий, что вернет точно в срок и с приварком.

– Ань, ты базар-то фильтруй, в натуре, – с обидой заявил Евгений. – Во влетел. Хотел доброе дело людям сделать, попал на червонец тонн гринов, так мне же еще и помои на башку вылили. Отблагодарили, нечего сказать.

– Ты следаку в ментовке жаловаться будешь, понял? Твои палачи вчера Коську избили? Анна сжала кулачок так, что острые ногти впились в ладонь, оставив на коже красные полоски.

– Чего? – На сей раз недоумение Жени было совершенно искренним, и девушка это почувствовала. – Да ты чего, Ань. Я честно дела веду, беспределом не занимаюсь, спроси у кого хочешь. Встретились с утра, я твоему братцу предъяву кинул, как полагается, срок назначил. Все нормально было, по-мирному, без обидок. Честно. А что, избили, да?

– На какой процент вы договорились?

– Пятнадцать, – и поскольку процент был явно завышен, Евгений поторопился объяснить: – Сама прикинь, бумаг на квартиру у его приятеля не было, так что из гарантий – только слово. А риск стоит денег. – Он понимал, что Анна может пожаловаться своему ухажеру. Конякин же, известный в определенных кругах как Жорик Арзамасский, тесно связан с братвой. Так что, если девушка усомнится в его, Евгения, честности, вполне может дойти и до серьезных разборок. – Мне бы, дураку, сразу «пробить» квартиру-то, но она же не в Москве оказалась, в Заливинске, в рот ему ноги. Там менты спят двадцать пять часов в сутки. Пока запрос послали, пока там выяснили, пока ответ пришел, пока меня нашли, туда-сюда, сама понимаешь. А твоему братцу бабки срочно нужны были. Ну и…

– Коська сказал тебе, что отдаст деньги? – быстро спросила Анна.

– Конечно, – усмехнулся Евгений. – Твой братан – пацан правильный оказался. До разборок доводить не стал. Расписку-то он подписывал. Так что… В Анином мире, даже в безвыходном положении, можно было что-то предпринять, попытаться выкрутиться. И сложившуюся ситуацию тоже можно было переиграть. «Забить стрелку» и «перетирать» вопрос при помощи авторитетной братвы. Конечно, десять и даже пятнадцать штук гринов не те деньги, из-за которых станут поднимать шум на весь мир. И дело было бы не в деньгах, а в предъявах обеих сторон. Предъявы иногда обходятся подороже денег. Братва добазарилась бы, что Коська за бабки не отвечает, и сказала бы Жене Седому получать долги с Коськиного приятеля. На худой конец, срезали бы часть долга. Коське пришлось бы платить не всю сумму, а хотя бы треть. Ну, половину. Вполне реально. Если бы не одно «но». Согласившись расплачиваться, Коська «высунул язык». А «по понятиям», «высунувший язык» добровольно принимает на себя все обязательства перед предъявляющим. Теперь любая разборка стопроцентно закончилась бы суровым вердиктом: «Должен платить». Все.

– Сколько он должен? – быстро спросила Анна. – Одиннадцать и… сколько там по процентам?

– Две двести двадцать пять. Двадцать пять я опущу из уважения к тебе лично. Итого тринадцать штук и еще двести долларов.

– Срок?

– Три дня.

– У тебя чердак сорвало, Женя, от жадности? – поджала губы Анна. – Если бы этот дурак, мой братец, мог достать в три дня тринадцать штук, он не стал бы занимать одиннадцать у тебя.

– Меня это не касается, – в тон ей ответил Евгений. – Его проблемы, где достать деньги.

– Какой срок стоит в расписке?

– Месяц.

– Через месяц получишь деньги. Все, до последнего доллара.

– Три дня, – категорично ответил Евгений.

– Это беспредел, Седой. Ты парень образованный. Понятия знаешь. За беспредел придется ответить.

– Не надо кидать понты, Анечка, – он засмеялся, понимая, что выиграл. – Я пуганый. Это не беспредел. Это штраф за «кидалово». Все законно. Спроси у своих знакомых из братвы. Они тебе объяснят. Это во-первых. А во-вторых, твой братец уже согласился платить. Так что… Ничем не могу помочь. Три дня. В трубке запищали короткие гудки. Анна знала Евгения как очень жесткого дельца. Выбивая долги, он не стеснялся в средствах, но при этом старался всегда действовать «по понятиям», избегая неприятностей со стороны теневых «правоохранительных» структур. Несколько раз на него пытались наехать, но безрезультатно. Евгений прикрывался грамотно и со всех сторон. Регулярно отстегивал на общак, обеспечивая поддержку братвы, и ментам, чтобы не попадать в поле зрения официальных органов, а также всегда иметь самую полную и оперативную информацию по всем интересующим его вопросам. Тем не менее к избиению Костика Седой не имеет ни малейшего отношения. В таком случае, кто и почему это сделал? Когда вчера вечером позвонил какой-то парень и сухим, предельно натянутым тоном сообщил, что Костика избили на улице и что он не приедет ночевать, Анна едва не лишилась дара речи. Она жила ради брата, заменив ему мать и отца. Ей хотелось, чтобы Коська вырос нормальным, даже в такой стране и в такое время. Или, еще лучше, уехал учиться за границу и жил бы там. Именно ради Коськи Анна начала встречаться с Георгием. Она помогла брату поступить в институт, заплатив одному из помощников ректора. Именно она устроила так, что Костик работал в фирме Георгия, не посещая лекций месяцами, и при этом без звука допускался до экзаменов и зачетов. Правда, надо отдать ему должное, сдавал он все сам, честно и всегда очень хорошо. Педагоги были им довольны. Сколько денег сжирала такая жизнь. Сколько денег… И вот теперь этот долг. А ведь она предупреждала Коську, говорила ему: не приближайся к этим ребятам. Не связывайся. Девушка быстро прошлась по комнате, достала из бара бутылку водки, плеснула в стакан, выпила залпом, зажмурилась, перевела дыхание. Ей ничего не оставалось, кроме как ждать. На все ее настойчивые вопросы о Коське вчерашний анонимный приятель отвечал уклончиво, а на предложение приехать пробормотал: «Я лучше завтра сам заскочу. Объясню все». Дело близилось к полудню, а от друга до сих пор ни слуху ни духу. И Георгий с утра куда-то запропал. Анна снова налила в стакан водки, собралась было опуститься в кресло, но в прихожей вспыхнул звонок, прокатился по широкому коридору и смолк выжидательно. Анна поставила стакан на стол и пошла открывать. Повернула ручку итальянского замка, рывком распахнула створку, ожидая увидеть юношу Коськиного возраста, и замерла с невысказанным вопросом на губах. На лестничной площадке стоял Георгий, а за его спиной возвышались двое. Оба плечистые, в дорогих пальто и костюмах. Даже при галстуках. Появление Георгия придало ей уверенности. Теперь-то все будет хорошо. Георгий поможет отыскать Коську и, конечно, разберется с теми, кто избил вчера ее брата.

– Здравствуй, – сказала она и улыбнулась. – А я пыталась до тебя дозвониться…

– Да? – перебил Георгий, глядя поверх ее плеча в глубину квартиры. – Интересно. Я все утро был на работе. Никуда не выходил.

– А твоя секретарша сказала… Не дослушав, Георгий бесцеремонно отодвинул Анну рукой и вошел в прихожую. Он и раньше не отличался изысканностью манер, но сейчас у девушки появилось ощущение нарочитости, намеренной грубости. Что-то было не так. Оба широкоплечих, не проронив ни звука, последовали за Георгием. А тот по-хозяйски прошествовал по коридору, заглянул в обе комнаты, в ванную, в кухню.

– В чем дело? – встревожилась Анна.

– Может, угостишь чем-нибудь? – с неприятной насмешливостью поинтересовался Георгий.

– Да, конечно, – девушка смутилась. – Извини. Она прошла в комнату, открыла бар, достала стаканы, бутылку водки. Когда Анна повернулась, Георгий уже вольготно устроился в кресле. Широкоплечая парочка встала «на карауле» у двери.

– Они будут пить? – спросила Анна, указывая на молчаливых гостей.

– Будут, будут, – утвердительно, с прежней насмешливостью кивнул Георгий. – Ты наливай.

– Что-то случилось? – Она остановилась у стола, прижимая к груди бутылку и стаканы.

– А ты, конечно, не в курсе?

– Не пойму, о чем ты?

– Где этот придурок?

– Кто?

– Братец твой, конечно, кто же еще.

– Я не… – Анна недоуменно взглянула на Георгия. Тон у него был не просто неприязненный – враждебный. – Что случилось?

– Этот гаденыш «обул» меня почти на сотню тонн баксов, – с нотами деланного равнодушия ответил он. – И, как я подозреваю, не без твоего ведома. Более того, лично мне кажется, что именно ты и подкинула ему эту идейку.

– Я? – Анна едва не выронила бутылку и стаканы. – О чем ты говоришь? Клянусь, я ничего не знаю ни о каких деньгах.

– Ну конечно, – он усмехнулся. – А принять братца на работу просила исключительно из врожденного альтруизма, да? Ты знаешь, кому это рассказывать будешь? – Георгий резко посерьезнел. – Шлюха дешевая, тварь, прошмандовка вокзальная. Взял из-под забора, обул, одел, квартиру купил, бабки как с куста. Шмотки, цацки. Мало вам было? Вы, значит, решили еще хапнуть? И как делили? Пятьдесят на пятьдесят? Хотя… Что это я? Твой братец, му…о грешное, сам ничего путного придумать не может. Ты ведь все обмозговала, значит, и получать должна была больше. Семьдесят процентов? Или семьдесят пять? А? Так как деньги возвращать думаете? Наликом выложите? Впрочем, у вас, наверное, и денег-то уже нет. И тут Анна поняла.

– Так это твои… Коську? Георгий хмыкнул.

– Пусть скажет спасибо, что жив остался, гаденыш. Башку ему надо было оторвать, пид…су.

– Ах ты, тварь, – девушка, почти не размахиваясь, запустила в сидящего Георгия бутылкой. Тот попытался увернуться, но не успел. Увесистый, толстого стекла «Смирнов», на две трети заполненный водкой, ударил его в лицо, аккурат над правым глазом.

– Су-ука, – взвыл Георгий, зажимая глаз рукой. – Дешевка, падла. Огромным усилием воли он оторвал пальцы от рассеченной брови. Глаз его заливала кровь, зато второй сверкал такой злостью, что Анна невольно попятилась. У нее возникла уверенность, что бывший ухажер сейчас достанет пистолет и выстрелит. Оружие у него имелось. Какой же деловой теперь ходит без пушки? Но, вопреки ожиданиям, Георгий не стал доставать оружие. Вместо этого он улыбнулся зловеще.

– Решила на характер взять? – Георгий повернулся к двоим широкоплечим. – Я же говорил, темпераментная телка. Вот вам, мужики, и девочка на «субботник». Хороша? – Анна беспомощно взглянула на бугаев. Те ухмылялись, плотоядно ухмылялись, нехорошо. – Значит, так. Ты и твой гаденыш, – Георгий снова повернулся к Анне, – должны мне. Очень много должны, – он усмехнулся. – Больше, чем стоите вы оба вместе со всем вашим барахлом. Поэтому я сдал тебя напрокат. Им, – Конякин кивнул на плечистых мордоворотов. – По десять баксов за раз. – Он повернулся к бугаям. – Забирайте ее. Только не покалечьте. Это вам не потаскуха с Тверской. Ей еще кучу бабок предстоит отработать. А на уродину кто же клюнет? – Георгий поднялся, вытер разбитое лицо покрывалом, оставив на ткани смазанные бурые полоски. – Будешь сидеть дома, – проговорил, не глядя на Анну, но обращаясь именно к ней. – За жратвой пусть гаденыш бегает. Если позвоню, а тебя нет, – искалечу. Надумаешь прятаться – найду. Хуже будет, учти. Так что полная боевая готовность. На спинку и ножки в стороны. – Он прошел к шкафу, открыл секретер, взял с полки красивую деревянную шкатулку, откинул крышку. В шкатулке Анна хранила деньги на черный день. Очевидно, день этот уже наступил. Георгий лениво пересчитал купюры, хмыкнул: – Восемь штук. Осталось еще шестьдесят две. Плюс штраф. Двадцать. Итого: восемьдесят две тысячи. Плюс проценты… Чтобы никто не сказал, что я беспредельщик… по три процента ежедневно. Долги надо платить, цыпа. – Затем он повернулся к Анне, приказал категорично: – Кредитную карточку и паспорт. Девушка поняла: сейчас лучше не спорить. В глазах Георгия она вновь обрела статус обычной проститутки. Нет, не обычной. Дорогой проститутки. Вернее, проститутки, которая очень много должна. Так что калечить ее не станут. Достав из сумочки документы, Анна протянула их Георгию.

– Подай, – неприязненно сказал он. – Я еще бегать к тебе, что ли, должен? Получив требуемое, Георгий достал из кармана связку ключей, отстегнул один и протянул плечистым.

– От входной двери. Заходите в любое время, – нагловато-насмешливо произнес он. – Экстра. И дешево. Знакомым порекомендуйте. Может, кому захочется.

– Нет проблем, Георгий Андреевич, – в первый раз подал голос один из плечистых.

– Клевая соска, – заметил второй весело. – Без работы не останется. – И уточнил на всякий случай: – В рот берет?

– Еще как, – хмыкнул Георгий. – Арбуз через х… высосать может.

– Хорошо, – кивнул первый и добродушно поманил к себе Анну. – Пошли, сосочка. Будешь умницей – не обидим. Анна растерянно взглянула на Георгия. Она все еще не верила, что разговор троих мужчин – не глупый и страшный розыгрыш, что это всерьез.

– Пошли, б…ь, – рыкнул второй, шагнул к ней и вцепился в руку повыше локтя. Анна в последний раз оглянулась на Георгия. Тот улыбался, подбрасывая на холеной ладони связку ключей. Девушка на секунду задержалась, сказала негромко:

– Ты пожалеешь. И тотчас же один из плечистых ударил Анну открытой ладонью по голове. Он почти не прилагал усилий, затрещина и без того получилась слишком сильной. Девушка едва удержалась на ногах.

– Слышь, ты, – едва ли не добродушно сказал широкоплечий, – сучка, пасть будешь открывать, когда скажем минет делать, поняла, нет? А вздумаешь вякать – язык отрежу. Сам, лично. Ну, пошла.

– Вздрючьте ее хорошенько, – весело бросил им в спины Георгий. – Проследи, Паша.

– Нет проблем, Георгий Андреевич, – оглянувшись, улыбнулся первый. Конякин прошел следом, пока Анна в сопровождении широкоплечих спускалась по лестнице, захлопнул дверь. Нельзя сказать, чтобы он был недоволен. Разом развязался с двумя проблемами. Самолюбие потешил – хреново чувствовать, что тебя безнаказанно «обули», – а заодно и порвал все отношения с этой навязшей в зубах дурой. Удачно. Хорошо начался денек, что и говорить. Георгий вышел из подъезда и едва не налетел на высокого светловолосого парня, наблюдавшего за тем, как плечистые мордовороты усаживают в янтарно-серебристый «БМВ» Анну.

– Что? Проблемы? – поинтересовался Георгий не без насмешки. Он еще не успел договорить, а из шикарного темно-синего «Вольво», припаркованного в паре метров от подъезда, выбрались трое охранников. Уставились на парня, ожидая только команды. Они были похожи на бультерьеров, готовых по первому знаку хозяина кинуться на врага и вцепиться ему в горло стальной хваткой. Парень медленно повернул голову, задумчиво посмотрел на Георгия. Того насторожило выражение лица юноши.

– Знакомая? Ему сразу же пришло в голову, что парень примерно одного возраста с Анькиным гаденышем. Возможно, пришел, чтобы сказать, где прячется этот… «БМВ» с визгом развернулся на узком пятачке и рванул с места, под арку и прочь со двора.

– Я спросил: «знакомая»? – повторил Конякин.

– Соседка, – ответил спокойно парень и протиснулся мимо Георгия в подъезд. Тот проводил юношу взглядом, махнул рукой охране, нормально, мол, прошел к машине и забрался на заднее сиденье. Он был слишком уверен в себе и не смотрел вверх, на окна подъезда. Иначе увидел бы, что парень, стоя на площадке между первым и вторым этажами, наблюдает за ним через немытое, серое от осенних дождей стекло.

И понеслось. С утра и до обеда Жигулов занимался бумагами. Официально оформил запросы в оперативно-справочный отдел ГУВД Московской области и в информационный центр ГУВД Москвы о судимости обвиняемых. Потом запросы в психоневрологический диспансер, в наркологический диспансер и в РЭУ по месту прописки обвиняемых. Затем бегал к начальству, бумажки визировать. Потом в райпрокуратуру, за разрешениями. Не успел вернуться – пришли заключения экспертов. Когда все успевают ребята? Ночью, что ли, сидели? Первое заключение по обнаруженной иномарке. Вывод был простым, категоричным и заранее известным: заводские номера агрегатов и кузова «БМВ» (модель), обнаруженного (число, год, месяц) следственно-оперативной группой в составе (фамилии, имена, отчества, звания) в присутствии понятых (фамилии, имена, отчества, паспортные данные) в гараже по адресу (адрес), идентичны номерам автомобиля «БМВ» (модель), принадлежащего гражданину (фамилия, имя, отчество, домашний адрес), угнанного (число, месяц, год, место угона)… Ну и так далее. Короче, та самая иномарка. Как будто кто-то в этом сомневался. Да и задержанные не отрицают факта угона. Но это пока. А на суде возьмут да и выдадут ставшее уже стабильным: «Показания выбиты под давлением, при помощи мер физического воздействия». А что? Вполне реально. Вполне. Так… На замке левой передней двери и на замке зажигания имеются механические повреждения в виде царапин… Ну это понятно. И?.. И все, что ли? Жигулов даже перевернул заключение, затем прочел еще раз, с особой тщательностью. Нет, следы взлома отсутствуют. Иначе говоря, дверь не отжимали, стекла не били. Свои стекла, родные. Интересно. Чем же это они дверцу открывали, если, кроме царапин, других следов не осталось? Ключом, что ли? А откуда у них, спрашивается, ключ? Следующее заключение от химиков. По одежде. Точнее, по куртке и пальто, изъятым у задержанных. Здесь тоже все ясно. В карманах следы оружейной смазки, на оружии микрочастицы одежды. Частицы смазочного вещества, обнаруженного в карманах и имеющегося на оружии, однородны. На передних сиденьях «БМВ» также имеются микрочастицы одежды, и наоборот, на одежде… О, Господи. Болото, как есть болото. Самое натуральное. Ну понятно. В тачке сидели, пистолеты носили. По заключению, не только в карманах, но и за поясом. Серьезные мальчики, куда деваться. Далее, заключение дактилоскописта. «На ваш запрос от такого-то такого-то (вчера), – кстати, не забыть бы проставить на запросе вчерашнее число, – тра-та-та, тра-та-та… Совпадения наблюдаются по типу и виду папиллярных узоров… трали-вали, кошки драли». Короче, отпечатки на рукоятках, затворах и стволах пистолетов идентичны отпечаткам задержанных. Дублируем вывод химиков. Итого, лет на восемь ребята уже «нагуляли». Далее, по оружию… Тут уж Жигулов не выдержал, сложил заключения в папку. Даже мысль о лежащем в реанимационном отделении института Склифосовского раненом Владимирыче не прибавила энтузиазма. Ну не любил он бумаги. Уставал от них сильно. В кабинет заглянул Олег Поликарпов. Кивнул от двери:

– Привет, Толя. Допрашивал уже этих, вчерашних?

– Нет пока, – рассеянно ответил Жигулов.

– Я пошустрил насчет кипюр, – Олег вошел в кабинет, присел к столу, опершись локтем и по-хозяйски отодвинув папку. – Ну, тех, что вчера из «Жигулей» извлекли.

– Ага, – кивнул Жигулов, давая понять, мол, вспомнил «кипюры», вспомнил родные. – И что с ними?

– Похожие дензнаки «засветились» на Курском. Аж три раза. Такие дела, Толя. – Олег оперся о ладонь подбородком, заговорил, почти не разжимая губ: – Из одной партии наши ассигнации или нет, это экспертам решать, но очень похожи. Очень. До неприличия, можно сказать.

– А те, другие, откуда? – поинтересовался, оживляясь, Жигулов.

– «Кинули» троих приезжих, – Олег задрал голову, задумчиво вперился в потолок. – В августе, в ию… не то «ле», не то «не» и в мае.

– И крепко «кинули»?

– Двенадцать, шесть и одиннадцать триста. Итого, на двадцать девять штук. С хвостиком.

– Крепко, – шевельнул бровями Жигулов. – А наколки есть какие-нибудь?

– Никаких, – Олег развел руками. – Толь, сам понимаешь, счастлив был бы облегчить тебе жизнь, но… на нет, как говорят сотрудники Мосгорсуда, и суда нет. Там, Толь, короче, такое дело. Кто-то из залетных работает.

– Откуда информация?

– По первой-то заяве наши не особенно рыпались. Ну, поозоровал кто-то малость. Бывает. Такие дела ведь либо за руку ловятся…

– Либо вообще не ловятся, – закончил за него Жигулов.

– Вот именно. Ну а уж как второй терпила‹$F‹M›Терпил‹D%0›а (‹MI›жарг.) – потерпевший.› примчался, линейщики давай местных шерстить по полной программе. Одного дернули, второго, третьего. Хвосты поприжали, поболтали по душам. У них же что-то вроде соглашения. Мы, мол, на кое-какие ваши художества сквозь пальцы, а вы нам «мины» не подкладываете. «Кинуть» кого нужно? На здоровье, но только не на нашей территории. Вон, на стоянку выходите – и вперед. Стоянка-то уже под местным участком, а не под «линейкой». Словом, темень кромешная. Так вот, местные божатся, что не их работа. Мол, какой нам смысл «конвенцию» нарушать, если мы из-за этого шухера потеряли вдесятеро больше? Обратно, им не все равно, где «кидать», на стоянке или в вокзале? Говорят, мол, поймаем гада – если и не сдадим к вам, в ментовку, то уж точно башку открутим. Такие, Толя, пироги. – Олег потянулся, зевнул смачно, закрыв рот ладонью. Спросил: – Ты когда этих-то допрашивать будешь?

– После обеда. Я им еще даже обвинение не предъявил. Даже адвоката не выписал.

– А-а-а, – разочарованно протянул Олег. – Что так?

– Да закрутился, понимаешь. Заключения от экспертов пришли, то, се.

– Мой тебе совет, брат Толя, не тяни ты с этим делом. Дожимай, пока горяченькие. А то ведь все обдумают как следует, обмозгуют, потом из них слова не вытянешь.

– Воспользуюсь, – бормотнул Жигулов. – Обязательно. Не то чтобы он не уважал профессионального мнения Олега, но в своих делах предпочитал пользоваться своим же умом. Оперативник все понял. Поднялся с ленивой грацией уссурийского тигра.

– Воспользуйся, воспользуйся, – сказал, чтобы не обидеть, и пошел к двери. Остановился на середине комнаты: – Да, а со стволами-то что? Не проходят у нас по мокренькому? Жигулов покорно – долг платежом красен – заглянул в заключение экспертов, покачал головой:

– Нет, Олег. Не проходят. Теперь ведь как шлепнут кого-нибудь, тут же пушку и бросают. Кому же охота лишний срок в кармане таскать?

– Это верно, – согласился с тяжким вздохом оперативник. – Ну что ж, раз такое дело… Допрашивать задержанных ты не желаешь, стволы – пустышка… Вернемся к трудовым будням. Он вышел из кабинета, а Жигулов принялся оформлять очередную бумагу. Постановление о выделении дела в отдельное производство. Еще через пятнадцать минут он стоял перед начальником отделения, полковником Ачаловым Михаилом Михайловичем или, как его ласково называли в народе, Михмихычем.

– Товарищ полковник, – талдычил по третьему разу Жигулов. – Мне крайне необходимы люди для «наружки».

– Да я понимаю, голуба, – по третьему же разу с отцовской сердобольностью отвечал Михмихыч, прижимая огромную пятерню к необъятной груди. – Понимаю. Но и ты меня пойми. Вас ведь вон сколько, – и обводил свободной рукой кабинет, хотя в нем и не было никого, кроме Жигулова и собственно Михмихыча. – Полное отделение вас. И каждому что-то нужно. Одному оперов в «наружку», второму в засаду срочно народ понадобился, третьему… – Примолк на пару секунд, видимо, не зная, что же именно понадобилось этому третьему, закончил бодро: – Еще что-нибудь. А где взять, голуба? – И в радостном изумлении развел руками, словно бы все сотрудники отделения одномоментно растаяли в воздухе. – Где взять-то, а? Скажи? Мне каково? Нету у меня людей, – взывая к ментовской совести, увещевающе заканчивал он. – Не-ту. Разве я отказал бы, голуба? Но… Чего не могу, того не могу. Пойми, заняты все. У каждого по полтора десятка своих дел, куда там чужие. Эти бы разгрести. Да ты не обижайся, голуба, не обижайся. Я же к тебе со всей душой.

– Товарищ полковник, – упрямо повторял Жигулов. – Мне нужны люди для «наружки». Чистое дело. Показатели опять же.

– Это с пистолетами? Или с баксами фальшивыми? – хитровато приподнял бровь Михмихыч.

– Откуда информация, товарищ полковник? – насторожился Жигулов.

– От верблюда, голуба. Сорока на хвосте принесла. Мне, голуба, по должности полагается знать все, что в нашем царстве-государстве делается. Так что? С долларами дельце?

– С долларами, – кивнул Жигулов.

– Ты и постановление уже, наверное, выписал, да? – с деланным сочувствием кивнул Михмихыч.

– Выписал.

– Зря.

– Почему?

– А потому, что с делом этим линейщики с Курского разбираются, – объяснил Михмихыч. – Они начали, им и карты в руки. И попутного ветра. Вот ты им заключение экспертизы по долларам этим отправь и вперед. К трудовым подвигам. У тебя ведь, голуба, если не ошибаюсь, дело об угоне уже практически в стадии обвинительного заключения? Нет?

– Да.

– Вот. Опять же за пушки возьмись. Тем более что и бегать никуда не нужно, и «наружку» ставить. Вон они, твои подопечные, в КПЗ прохлаждаются. Кстати, – озаботился он вдруг честью мундира. – Ты им постановление о привлечении-то когда предъявил? Вчера? Или сегодня утречком? Знал Михмихыч о том, что постановление еще не предъявлено. Знал, конечно, иначе и спрашивать бы не стал. Но бил «в десятку», точнехонько. Любил полковник эффектные ходы.

– Не успел еще, – скрипнул зубами Жигулов. Убедить в чем-либо Михмихыча означало, по меньшей мере, совершить подвиг. Тот, не мытьем, так катаньем, добивался своего. Пудрить мозги полковник умел, как никто другой. Потому, наверное, и стал начальником отделения.

– Не успел? – деланно изумился Михмихыч. – Вот тебе и на, бабушка, Юрьев день. А говорил, заняться нечем.

– Это не я говорил. Это вы говорили.

– Ну я говорил, – легко согласился полковник. – Какая разница? Вот и займись, займись. А то непорядок, голуба, получается. Сутки, почитай, люди в КПЗ парятся и даже не знают, за что.

– Эти знают.

– Тем более. Официально, голуба, надо все оформлять. Официально. Без бумажки мы… кто? Правильно, букашки. На тебя же потом адвокат налетит, аки коршун. На каком, мол, основании?.. – Вздохнул тяжко, заботливо. Ну ни дать ни взять – отец родной. – Так что давай, действуй. Вот прямо сейчас и займись.

– Значит, не дадите людей?

– Голу-уба, я же тебе уже пять раз объяснил. Дал бы, мне не жалко. Но не-ету. Понимаешь? Не-ету. – Михмихыч подумал и добавил уже тверже: – И весь сказ.

– Разрешите идти? – холодно спросил Жигулов.

– Обиделся все-таки, – пробормотал озадаченно Михмихыч. – Странный ты человек, Анатолий Сергеич, ей-Богу. Тебе объясняешь, объясняешь, а ты… – Посмотрел на Жигулова снизу вверх, обреченно махнул могучей лапищей. – Иди, иди. Чего стоишь? Нету свободных людей. Иди, работай. Жигулов вернулся в свой кабинет, тяжело плюхнулся на стул, посмотрел на серую папку «дела». Вот так и гробятся благие начинания, подумал он. А потом ведь удивляться будем, что это у нас мошенничество махровым цветом расцветает? Как же так? Что такое? Да тут что хочешь зацветет. То людей нет, то законов. Зазвонил внутренний телефон. Жигулов снял трубку.

– Слушаю.

– Сергеич? Это Амелин. Тут ответ пришел из Центральной, на Ледягина.

– Да, Миш. Есть на него что-нибудь?

– Ничего.

– Что, совсем ничего? – недоверчиво переспросил Жигулов. Он-то ожидал хоть каких-то крупиц, а тут…

– Совсем, Сергеич. Приводов не имел и даже в детской комнате на учете не состоял.

– Этот парень что, на другой планете рос? – пробормотал Жигулов изумленно.

– Не знаю, – усмехнулся Амелин. – Может, и на другой, раз ничего нет.

– Ну понял, – Жигулов был разочарован. Хорошенькое подспорье в деле. Он открыл папку, достал паспорт Дмитрия Павловича Ледягина. Студент института культуры. Вроде благополучный участок. «Яма»‹$F»‹M›Ям‹D%0›а» (‹MI›жарг.) – точка распространения наркотиков.› где-то в том районе имеется, ходила такая информация, а вот чтобы фальшивые баксы всплывали… Нет, не припоминал он такого, как ни старался. Вообще-то у Жигулова с самого начала появились сомнения в том, что Ледягин лично «гравирует». Маловероятно. Но то, что он как-то связан с изготовителем купюр, – факт. Возможно, кстати, именно Ледягин Дмитрий Павлович «отметился» на Курском. Хорошая версия. Имеет право на существование. Вот только ему, Жигулову, от этой версии ни жарко, ни холодно. Людей для «наружки» ему так и не выделили. Самому заняться слежкой? Так ведь это только в кино да в книжках все гладко, просто и быстро. А в жизни… Во-первых, непонятно, сколько придется «топтаться», а ему надо заканчивать дело с угоном. Иначе Михмихыч живьем съест. Кажущаяся простота полковника не обманет и крокодила. Во-вторых, если Ледягин действительно связан с изготовителем фальшивок, значит, будет осторожничать. «Наружку» из трех человек заметить сложно. Из пяти практически невозможно. При условии, что она грамотно выстроена, конечно. А вот «одинарный хвост» вычисляется элементарно. Стало быть, можно гражданина Ледягина и спугнуть. Тот, в свою очередь, спугнет поставщика «гравюр». По всему получается, что дело придется отложить. Жалко. Можно было бы лишнюю галочку в отчете нарисовать. Сейчас не старые времена, конечно, но отчетности-то никто не отменял. Осталась, родимая. Жигулов решительно придвинул к себе телефон и принялся набирать номер районной юридической консультации. Ладно, думал он, терзая клавиатуру потрепанного «Панасоника». Сегодня закончим оформлять документы по делу об угоне и о конфискованном оружии, благо здесь все ясно, а завтра, на свежую голову, решим, что с фальшивками делать.

– Я тебе говорю, – быстро и горячо объяснял Артему Славик. – Три таких жлоба здоровенных, еще больше тебя, погрузили в иномарку и увезли. Артем отложил книгу – «Теорию и практику шахматной игры» взял, не что-нибудь, – посмотрел на спящего Костика. Хорошо, что тот ничего не слышал, дрых со вчерашнего вечера, как убитый. Ему сейчас лишний раз волноваться не полезно. Здоровяк подумал, поскреб зарастающий кустистой рыжей щетиной подбородок.

– Может, Евгений… этих… выбивал прислал, а? – предположил он. – Сперва Профессора избили, теперь за сестру принялись.

– Нет, – покачал головой Слава. – Евгений ведь молодой еще совсем. Нас чуть постарше, так?

– Ну да, – согласился Артем. – Может, на пару лет.

– Вот. А эти взрослые были, лет сорока, крутые. И машины у них. «БМВ» такой… шикарный, и «Вольво» – конфетка. Не похоже на «шестерок».

– Тогда жених. Профессор говорил, у сеструхи его жених крутой имеется. Может, он?

– Вряд ли, – Славик прищурился, вспоминая увиденное. – Не могу сказать, что она прыгала от радости, когда в машину садилась. Наоборот. Ее чуть ли не волоком втащили.

– Тогда Евгений, – категорично заявил Артем. – Жениху-то ее чего втягивать? С женихом она и сама пошла бы.

– Ну не знаю, не знаю, – пробормотал Славик. – Одно мне понятно: что-то здесь не так. – Он подумал, побарабанил пальцами по столу. – Ладно, вечерком еще раз съезжу. Посмотрю, что там к чему.

– Давай я с тобой поеду, – предложил с готовностью здоровяк. – Мало ли чего.

– А за Профессором кто присматривать будет?

– Димка обещал вернуться, – пробасил от стола Артем.

– Кстати, ты ему не звонил? Как с собакой у них? Получается что-нибудь?

– Нормально, – утвердительно мотнул головой здоровяк, посмотрел в потолок, припоминая детали разговора. – Милка сказала… это… «Идет мало-помалу».

– Хорошо.

– А с квартирой как?

– Сейчас съезжу, – ответил Слава. – Потом пригляжу тачку и сразу сюда. Ты только Димычу перезвони, предупреди, чтобы не задерживался.

– Хорошо, – снова мотнул головой здоровяк, поднимая со стола книгу. Первым делом Славик поехал к станции метро «Речной вокзал». Здесь он неторопливо прогулялся по дворам, расспрашивая сидящих у подъездов старушек и дворников, не сдает ли кто-нибудь квартиру на месяц.

– Понимаете, – вежливо улыбаясь, объяснял он, – я – студент-заочник. Учусь в институте культуры. Приехал на сессию, а в общежитии уже мест нет. Расселили всех. Приходится к помощи частного сектора прибегать. Я заплачу, – и делал честные глаза. – У меня есть деньги. Повезло к концу первого часа поисков. Обшарпанную однокомнатную квартирку – «цена нормальная, не сомневайся», – предложил, по наводке дворника, один из местных забулдыг. Мебели в квартире – кот наплакал, а та, что была, казалось, пережила бомбардировку Хиросимы, но мебель-то Славика волновала в самую последнюю очередь. Сговорились на сотне долларов.

– Сами студентами были… ик… понимаем… – бухтел выпивоха, заметно покачиваясь и потирая ладони в предвкушении. – Только… хорошо бы… аванс. Ситуация устраивала Славика тем, что хозяин квартиры не стал особенно вчитываться ни в паспорт, ни в студенческий билет. Покрутил в грязноватых, потрескавшихся пальцах и вернул. Его куда больше волновали деньги. Достав из кармана пачку десятирублевок, среди которых затесалась пара «полтинников» – всей компанией наскребали, – он расплатился за две недели, пообещав вторую часть внести послезавтра, взял ключи. Окна квартиры, по странной прихоти судьбы, смотрели точнехонько на парадный вход «Коммерческого кредитного». Лучшего, пожалуй, и желать было нельзя. Славик посчитал это добрым знаком. Выпивоха засобирался суетливо, поскольку понимал, что «студенту» надо «отдыхать и вообще готовиться к этим… ик… экзаменам». На площадке они столкнулись с соседкой, пожилой, чопорного вида дамой, стрельнувшей в парочку настороженным взглядом. Славик вежливо поздоровался, услышав в ответ что-то вроде: «Молодые уже пошли. Теперь начнется».

– Не о'ращай 'нимания, хозяин, – свойски подмигнул выпивоха, когда они вышли из подъезда. – Стервозная баба. – Он пьяно зажмурился и потряс головой. – Сё'ремя жалуется. Как мужик ее бросил, так и жалуется. Лет д'надцать уже. Ты только не того… музыку не очень, лана? А то опять в милицию побежит, – выпивоха вздохнул, опустил руку в карман и, почувствовав приятную шероховатость купюр, повеселел. Кошмарный образ вечно жалующейся соседки отступил и растаял в предвкушении янтарного алкогольного дурмана. – Значит, оста'шиеся деньги послезавтра?

– Да, послезавтра, – подтвердил Славик. – А насчет музыки не беспокойтесь. Я музыку не люблю. Книжки читаю.

– Эт' ты молодец, хозяин. Молодец. Так и надо. От радость-то папке с мамкой. Такой сынок… послушный, умница. Учись хорошо, – выпивоха наставительно потряс пальцем. Очевидно, в нем проснулся давно забытый родительский инстинкт. – Только на… ик… п'терки. У меня у самого сынок такой, как ты. Только старше. Да-а-а, – солидно подбоченился он. – Шофером работает. В этой… инофирме. Ранцуза одного возит. Во как. – Он не закончил рассказ, поскольку заметил призывно размахивающего рукой дворника. – Пойду, – решительно закончил выпивоха, рванул, в знак уважения, что ли, вислоухую шапку и бодрой молодецкой рысью помчался к заждавшемуся приятелю. Славик же пошел по дворам, высматривая подходящую машину. Он поигрывал ключами в кармане и улыбался. Пока все складывалось на редкость удачно.

Оформление бумаг отняло несколько больше времени, чем рассчитывал Жигулов. Заявившийся после обеда нервный и злой адвокат – мужчина лет сорока пяти, в поношенном пальто и «лысой» кроличьей шапке – дождался, пока его новых подопечных приведут из КПЗ, ерзая на жестком стуле, выслушал, как Жигулов зачитывает текст закона о праве на защиту и постановление о назначении бесплатного адвоката, резко махнул рукой, буркнул:

– Да что вы им объясняете, как маленьким. Сами знают. Не в первый раз, поди? У них же на лицах сроки проштампованы… Жигулов поглядел на него и понял: даже если прокурор затребует три года, этот будет настаивать на пяти. Повезло ребятишкам с защитником, нечего сказать. Оба задержанных подтвердили, что отводов к адвокату не имеют, и подписались под соответствующим документом.

– Что вы на меня смотрите, как солдат на вошь, молодой человек? – бухтел адвокат, пробегая взглядом постановление о привлечении в качестве обвиняемых и ставя под ним широкую подпись. – Думаете, злой, жестокий? Не отпирайтесь, по глазам же вижу, что думаете. А вы не смотрите так, не смотрите. У меня, между прочим, маме семьдесят восемь, а с нее такие вот… сорвали в лифте шапку, сумочку с пенсией выхватили да еще и ударили. Упала. В результате – перелом шейки бедра. Вы знаете, что такое перелом шейки бедра в семьдесят восемь лет? Я вам скажу. Это значит, что человеку придется остаток жизни передвигаться в инвалидной коляске. Так ее же еще купить нужно. А тут половина дел – «бесплатники». – Он вздохнул и взял следующее постановление. – Надо было в прокуратуру идти. Черт меня надоумил… Цацкаются с ними, как с торбами писаными, а вот лично я бы – по десятке «строгого» каждому. Это не со зла, поверьте. Просто… Почитайте их дела. Ужас! Прямо оторопь берет! Они ведь страшнее киллеров и прочих, о которых так любят в газетах писать. Лет через десять общество за голову схватится, поверьте. Да только поздно будет. Они ведь убивают от скуки, калечат от нечего делать, грабят, насилуют для смеха. По голове стукнут просто так, развлечения ради, а человек на всю жизнь остается инвалидом. За двадцать рублей. А дать тысяче таких по червонцу – другие, может, задумаются.

– Это вам только кажется, – ответил Жигулов, набирая на клавиатуре телефона номер райотдела ГАИ. – И тех не перевоспитаете, и эти не задумаются… Прошу прощения. Алло, райотдел? Из двести сорок второго беспокоят. Майора Григорьева, пожалуйста. Борис? Здравствуй, дорогой. Узнал? Точно. Он самый. Слушай, ты не мог бы мне сегодня к вечеру пару синих «БМВ» организовать для опознания? Не в службу, а в дружбу. Нашел, нашел. Понимаю, что и так признает, но Михмихыч меня поедом съест. Ты же его знаешь. Модель? А у вас там что, склад «бээмвух»? Нет? Тогда любые подойдут. Да, у нас на служебной стоит. Подгоним, куда же деваться-то. К восьми? Хорошо. Спасибо, Боря, век не забуду. С меня магарыч, как положено. Давай, до встречи. – С Борисом Григорьевым они вместе учились в юридическом. Правда, тот был старше на четыре года, однако это не мешало им сохранять приятельские отношения даже после того, как Григорьев отучился в академии, получил майора и занял должность заместителя начальника районного отдела ГИБДД. Иногда подобные знакомства могут сослужить неоценимую службу, хотя Жигулов старался не злоупотреблять хорошим отношением со стороны вышестоящих. Он нажал на рычаг, открыл «дело», тщательно сверяясь с заявлением, набрал второй номер. – Георгия Андреевича Конякина, пожалуйста. Следователь Жигулов из двести сорок второго отделения милиции. Георгий Андреевич? Хочу вас поздравить. Нашлась ваша машина. Да прямо сегодня и можно забрать. Уладим формальности, и катайтесь себе на здоровье. Ерунда. Нужно официально опознать машину и составить расписку о состоянии вашей красавицы на момент возврата. В восемь вечера у райотдела ГИБДД подойдет? ГИБДД? То же самое, что и ГАИ. Будете? Ну и отлично. Договорились. Всего доброго. Жигулов повесил трубку, поглядел на адвоката. Тот смотрел на следователя с плохо скрытой неприязнью.

– Вы закончили? – спросил холодно, стеклянно.

– Да, конечно. Чтобы сгладить напряжение, а заодно и попытаться понять причины столь резкой перемены в настроении адвоката, Жигулов неторопливо закурил, поднялся, открыл форточку.

– Из-за таких, как вы, люди перестают доверять милиции в целом, – пробормотал защитник.

– Не понял? – изумился Жигулов.

– Вы бы себя со стороны послушали во время этого разговора.

– А что такое?

– Ощущение, что по меньшей мере с членом правительства беседовали. Голос у вас был… Жигулов пожал плечами.

– Голос как голос. Нормальный.

– Да нет, не нормальный. Далеко не нормальный. По вашему голосу сразу можно сказать, что человек, с которым вы изволили беседовать, из так называемых «новых русских». То есть очень богатый.

– Не бедный, конечно, раз на «БМВ» ездит, – согласился Жигулов, присаживаясь. – Так вас что, его деньги раздражают?

– Да нет. Не деньги. Меня угодливость эта ваша лакейская раздражает. Голосок елейный.

– Ах, вот в чем дело. Жигулов хмыкнул, поставил перед собой массивную стеклянную пепельницу, принялся нарочито спокойно отчищать днище от пепла. По поводу классового расслоения общества ему спорить не хотелось. Подобные споры никогда еще не были конструктивны. Так стоило ли тратить на них время? Однако же приходилось «ломать копья» и что-то больно уж часто в последнее время. Очередная революция, что ли, надвигается? Сперва Владимирыч за жизнь агитировал, теперь адвокат, в котором ни с того ни с сего проснулись зачатки дедушкиного коллаборационизма. Скучно, Дуся. Скучно и не смешно.

– По-вашему, богатые люди не имеют права на защиту? – спросил Жигулов, не глядя на собеседника.

– Я как раз не это имел в виду, – резко заявил адвокат. – Богатые имеют право на защиту. Но их и без вас есть кому защищать. А кто защитит бедные слои населения? Бедные ведь тоже имеют это право. Лично вы стали бы заниматься делом простого человека с таким же рвением, с каким сейчас выбивали для этого богатея «БМВ» у своего товарища?

– Лично я?

– Да, да. Лично вы.

– Лично я стал бы. Почему нет? – хмыкнул Жигулов. – А то, что по закону для опознания требуется представить не одну, а несколько машин… – Он развел руками. – С этим, как вы понимаете, я ничего поделать не могу. Так уж положено. С законом приходится считаться. Вам, адвокату, это должно быть понятно лучше, чем кому-либо другому. Ну а насчет богатых и бедных… В том, что угонщики предпочитают красть все больше машины хорошие, а не отечественные, моей вины нет, честное слово. Не я же заставлял ваших клиентов угонять именно «БМВ», а не, допустим, «Москвич» или «Жигули». А «БМВ» – тут вы правы, спорить не стану, – машина дорогая, даже по зарубежным меркам. Но сей фактор, к сожалению, от меня не зависит.

– Естественно, – не без сарказма кивнул адвокат, бросая постановление на стол. – У вас всегда так. Закон что дышло… Когда заявляют об угоне «Жигулей», вы что-то не слишком торопитесь с поисками. Боитесь перетрудиться? Или показатели портить не хотите?

– Кто это вам сказал?

– Да есть, знаете ли, жизненный опыт.

– Значит, жизненный опыт? – повторил Жигулов, посмотрел на собеседника. – У вас что, «Жигули» угнали?

– А если не у меня, а у другого человека, это что, имеет какое-то особое значение?

– Да нет. Просто вы могли бы написать заявление, раз уж все равно здесь оказались.

– Писал, – озлобленно воскликнул адвокат. – Три года ищут, никак найти не могут.

– Всякое случается, – заметил рассудительно Жигулов.

– Конечно, – злость адвоката стремительно перерастала в откровенную враждебность. – Когда мои подопечные угнали машину?

– Позавчера, по-моему.

– Вот. И трех дней не прошло, а вы уже дело сшили.

– Ну да. А заодно пистолеты им выдал и коллегу под пули подставил, чтобы на задержании героичней выглядеть.

– Кстати, насчет пистолетов. С пистолетами, – адвокат многозначительно похлопал ладонью по «делу», – еще разобраться надо. Откуда они у угонщиков взялись. Причем именно в момент задержания. И каким это образом ваши эксперты умудрились выдать заключение прежде, чем моим подзащитным было предъявлено обвинение!

– Разбирайтесь. На здоровье, – ответил Жигулов, заметив, однако, невероятный прогресс во взглядах собеседника. Всего пять минут назад защитник называл своих подзащитных не иначе как «они» или «эти» и был готов лично впиться зубами им в шеи. – А когда разберетесь, загляните к моему коллеге – он в Склифе «филонит», в реанимации, с двумя пулевыми, – и расскажите о результатах. Ему интересно будет. Королев фамилия. Викентий Владимирыч.

– Да полноте. У вас на все одна песня: «Ах, мы такие бедненькие-несчастненькие, стараемся-стараемся для простого народа, пашем круглыми сутками, как волы, а нас не понимают, не ценят и не любят», – отмахнулся адвокат. – Еще надо проверить, что вы в деле понаписали и насколько всесторонне и беспристрастно проводились экспертизы.

– Сомневаетесь? – напрягся Жигулов. Он не любил, когда споры переходили в стадию личных оскорблений.

– А как же? Вам же все равно, кого сажать. Правый, виноватый – для вас значения не имеет. Лишь бы галочку в отчете поставить.

– Раз сомневаетесь – проверяйте. Ваше право. А вообще… В вас сейчас обычное раздражение говорит. – Жигулов раздавил окурок в пепельнице. – Вашу маму ограбили в лифте, вас обидел кто-то из наших сотрудников, на работе мало платят, вот вы и злитесь. На нас и на весь белый свет заодно. Не стану спорить, среди сотрудников милиции разные люди попадаются, но нельзя же по поступкам одного судить обо всех скопом.

– Да ладно вам, – адвокат резко поднялся. – Бросьте заниматься этой дешевой плакатной демагогией. Вы бы сами себя послушали. Говорите, как передовицу из «Правды» читаете. Тошно становится. Стыдно, молодой человек, в вашем-то возрасте. – Он поморщился. – И вообще, давайте покончим с этим разговором. Вам все равно не удастся меня переубедить.

– Ради Бога, – легко согласился Жигулов. – Давайте покончим. Тем более что не я его начал.

– Я все прочел и подписал нужные документы. Мне понадобится неделя на то, чтобы ознакомиться с материалами дела и, возможно, потребовать независимых экспертиз. Честь имею, – старомодно попрощавшись, не дожидаясь ответа, адвокат вышел, громко хлопнув дверью.

– Взаимно, – вздохнул в пустоту Жигулов. Он уже понял: развязаться с делом об угоне «малой кровью» не удастся. Это же надо, чтобы из полутора десятков адвокатов, работающих в местной юридической консультации, ему прислали именно этого, озлобленного, ненавидящего весь свет человека. Но в чем-то адвокат был все-таки прав. И его жизненная позиция являлась естественным противовесом владимирычевскому: «Мы для простого гражданина – враги». Жигулов не хотел, чтобы его воспринимали как врага. Он хотел быть своим среди своих.

Анна вернулась домой только под вечер. Сказать, что ей было плохо, значит не сказать ничего. Словно выкупалась в выгребной яме. Отперев замок, Анна буквально ввалилась в квартиру. Прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. В последний раз она чувствовала себя настолько же мерзко очень давно. Когда погибли родители и ее, тогда еще пятнадцатилетнюю девушку, повезли в морг на опознание сотрудники местного отделения милиции. За всю дорогу они ни разу не вспомнили о ней, весело обсуждали вчерашний футбольный матч, ржали от души, во весь голос, а она… Она ехала молча и ненавидела их, здоровых, наглых, молодых жлобов, которым нет дела до чужого горя. И когда такие же молодые, здоровые и наглые «трахали» ее – новенькую уличную проститутку, «глянь, хорошенькая», «эй, красавица, раздевайся, прописываться будем», – в темном закоулке на заднем сиденье милицейского «УАЗа», она их ненавидела тоже. И позже, в отделении, когда молодые, здоровые, наглые, не стесняясь, рылись в ее сумочке, деловито засовывая в карманы приглянувшиеся безделушки и, конечно, деньги, она тоже их ненавидела. Эта ненависть нет-нет да и поднималась в ней при личной встрече с «товарищами» в «мышиной» форме. Сегодня, на «субботнике», они тоже присутствовали. Один из плечистых приятелей Георгия, «придворный цепной голдоносец», отходя от лежака, на котором только что имел Анну, и вытирая сомнительное «достоинство» казенной простыней, бросил разомлевшему после парилки, водки и траха приятелю: «Слышь, ты не слишком-то увлекайся. Нам на службу еще». Она давно уже научилась отличать их. По взглядам, по выражениям лиц, по движениям и жестам. Но эти… Среди десятка «быков» эти явно чувствовали себя в своей тарелке, не выделяясь ни манерами, ни внешностью. Они были здесь своими. Если бы Анна могла заплакать – заплакала бы. Но плакать она не умела. Даже на похоронах родителей не проронила ни слезинки. Тело болело. На «субботнике» с ней не особенно церемонились. Девушка прошла в ванную, скидывая на ходу одежду, пустила воду, встала под приятно жгучие струи. Пожалуй, единственное, чего она сейчас хотела, – умереть. Наполнить ванну, лечь и спокойно вскрыть себе вены. Однако Анна знала, что не сделает ничего подобного. И вовсе не потому, что боится смерти. Просто не хотела обрекать Костика на мучения, подобные тем, которые ей довелось пережить сегодня. Ведь как только Георгий узнает, что она «убежала», обманула его, сразу примется за Коську. Он жесток и злопамятен, а смерть в глазах таких, как Георгий, не являлась искуплением вины. Кроме одного-единственного варианта: когда человек, покончивший с собой, – круглый сирота. Но… она не видела выхода из сложившейся ситуации. Никакого. Жить так, как приказывает Георгий, невозможно. Анна выключила душ, накинула халат. Прошла в свою комнату, присела на диван, придвинула к себе телефон. Имелся у нее знакомый, бывший сотрудник известной конторы, офис которой расположен на Лубянке, а ныне глава преуспевающего сыскного агентства. Помнится, хотел получить кредит у Георгия, встречались для делового разговора. Анна запомнила его имя и фамилию. Конечно, не близкий друг, но все-таки. Должен помочь. Для него Анна до сих пор «невеста Георгия Андреевича Конякина». Благодетеля. Девушка набрала номер. Через секунду приятный мужской баритон сочно пропел в трубку:

– Агентство «Палладин». Чем мы можем вам помочь?

– Здравствуйте, – Анна попыталась скрыть звучащее в голосе волнение. – Мне нужно поговорить с Юрием Ивановичем Дрожкиным.

– По какому вопросу? – осведомились на том конце провода.

– По личному. Передайте, что звонит… невеста Георгия Андреевича Конякина.

– Одну минуточку. В трубке что-то щелкнуло, заиграли весело колокольчики, но уже через секунду Анна услышала радушное:

– Здравствуйте, Аня. Рад, что вы позвонили.

– Вы еще помните мое имя?

– Работа такая, – чувствовалось, что Юрий Иванович Дрожкин очень доволен произведенным эффектом. – Чем я могу вам помочь?

– Юрий Иванович, у меня к вам деликатная просьба.

– Деликатные просьбы – моя специальность, – ободряюще произнес Дрожкин. – Что случилось?

– Видите ли, у меня появилось подозрение, что Георгия Андреевича обворовывают.

– В каком смысле? – насторожился собеседник. – Не могли бы вы уточнить, что значит «обворовывают»?

– Крадут деньги.

– Из кармана, из квартиры, из машины? Конкретизируйте, пожалуйста, – голос Дрожкина стал деловитым и собранным.

– Нет. В фирме. Кто-то крадет деньги из фирмы.

– Как вы это узнали?

– Видите ли, Георгий взял на работу моего брата. В бухгалтерию. И Костик…

– Простите, Костик – это имя брата?

– Совершенно верно. – Анна замялась. – Так вот, Костику кажется, что кто-то ворует деньги. Деньги сдаются в бухгалтерию под роспись…

– Из чего можно сделать вывод, что вор сидит в бухгалтерии, – закончил вместо нее Дрожкин.

– Именно так. Сами понимаете, подобными обвинениями просто так бросаться не принято, а непосредственных доказательств у моего брата нет.

– Угу. – Дрожкин подумал секунду. – Вы позволите щекотливый вопрос?

– Конечно.

– О какой сумме идет речь? Приходилось соображать быстро. Костик устроился на работу примерно полгода назад, следовательно…

– Около ста тысяч долларов в течение последних шести месяцев.

– Ух ты, – Дрожкин озадаченно хмыкнул. – Теперь вы меня удивили. Серьезные деньги, даже для очень богатого человека.

– Именно поэтому меня и волнует пропажа, – поддержала реакцию собеседника Анна. – Я склонна полагать, что очень скоро это будут не просто серьезные деньги, а наши серьезные деньги. На слове «наши» она сделала многозначительное ударение. Дрожкин понял намек.

– Вот как? Поздравляю. Не сомневаюсь, что этот брак будет счастливым.

– Спасибо. – Анна выдержала надлежащую паузу. – Так я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Разумеется. Только хочу сразу предупредить. В подобных случаях трудно давать стопроцентные гарантии. Но я постараюсь. Вы могли бы предоставить мне список сотрудников бухгалтерии? То есть я могу получить его и по своим каналам, – быстро оговорился Дрожкин, – но это займет время, а время – деньги, как известно. Причем в вашем случае поговорку следует понимать буквально.

– Да, конечно. Я дам вам список.

– Прекрасно. Подвозите его завтра с утра. Я лично займусь вашим делом. Надеюсь, мы в самое ближайшее время выясним, кто же решил погреть руки на ваших капиталах.

– Благодарю вас.

– Значит, я жду вас завтра утром.

– Обязательно буду.

– До встречи.

– До встречи, Юрий Иванович. Анна повесила трубку, откинулась на подушку и закрыла глаза. В свое время Дрожкин произвел на нее впечатление человека, который хорошо умеет делать то, что делает, и точно знает, чего хочет. Бульдожья хватка в сочетании с мягким голосом и улыбкой доброй няни. Такому положи в рот палец – за милую душу отхватит руки по самые плечи. Анна лежала и думала. Что будет, когда Дрожкин выложит ей «крысу» на блюдечке? Она искала ответ и не находила. Зато на второй вопрос Анна знала ответ совершенно точно. Что будет, если Георгий прав и «крысой» действительно окажется Костик? Опекаемый, послушный, начитанный, вежливый Костя? Поддался влиянию институтских «друзей» или просто решил вкусить красивой жизни? Как тогда? А тогда, подумала она, у нее не станет брата-вора. Костя не должен быть вором. Это предательство по отношению к ней, к погибшим родителям, к самому себе. Зачем жить, когда все рухнуло? Зачем жить, если жизнь лишена самого главного – смысла? Правильно, незачем. Пистолет достать – не проблема. Решим все разом. Судорожный спазм сдавил горло, дрогнули губы. У нее не хватало сил на то, чтобы быть сильной. Хотелось чувствовать себя слабой, скинуть с плеч хотя бы часть забот и страхов, но вокруг никого, пустота. Даже Коська ушел в свою жизнь, не оставив ей ничего, кроме одиночества и сестринских чувств, плавно смешавшихся с материнским инстинктом. Анна ждала слез, но глаза оставались сухими. Слезы – признак слабости, а она по-прежнему оставалась сильной. За себя и за Коську. В этом мире нет счастья для слабых. За свой кусок сладкого пирога приходится драться. Нужно распихивать других кулаками, локтями, коленями, если не хочешь оказаться у пустого стола, подбирая крошки, оставшиеся после удачливых. Ей нужен был этот кусок пирога. Она хотела быть счастливой. И хотела, чтобы Коська был счастлив. Ни одна слезинка так и не обожгла ей щеки. И когда по прихожей прокатилась заливистая трель звонка, Анне даже не пришлось смотреть в зеркало. Она давно уже разучилась плакать.

К большому облегчению Жигулова, Боря Григорьев подготовил все, как и обещал. В половине восьмого на служебную площадку подогнали еще две «БМВ». Конякин подъехал минута в минуту. Выбрался из салона новенькой «Вольво», пожал руку Жигулову, кивнул понятым и сотрудникам ГИБДД, отдельно поздоровался с Григорьевым, безошибочно угадав в нем старшего, оглядел ряды машин на обширной стоянке. Зацепил взглядом стоящие особняком «БМВ». Оценил свою «красавицу», стараниями умельцев-слесарей обретшую прежний ухоженный вид.

– Ваше хозяйство? – спросил равнодушно, косясь на ржавый раздолбанный рыдван, которым, должно быть, пользовались еще Ной с сыновьями. – Бедновато, бедновато.

– Да уж как есть, – ответил Жигулов. – У нас ведь со спонсорами не густо.

– А что так? – усмехнулся Конякин. – Или родная милиция уже стране не нужна стала? Коммунизм наступил? Григорьев матернулся беззвучно, демонстративно отвернулся, принялся рассматривать проплывающий по Кольцевой дороге пестрый автопоток.

– Давайте ближе к делу, – пресек развитие щекотливой темы Жигулов, подзывая понятых. – Гражданин Конякин, вам знакома какая-нибудь из этих машин? – и указал на выстроившиеся в ряд «БМВ».

– Конечно, – кивнул тот, не переставая улыбаться. – Та, что в середине. Это моя машина. Ее угнали три дня назад.

– Прекрасно. Пожалуйста, вместе с нашим сотрудником, в присутствии понятых, осмотрите машину и составьте перечень повреждений. Конякин засмеялся.

– Ой, бросьте, нашли и ладно.

– Осмотрите, пожалуйста, машину, – твердо не то попросил, не то приказал Жигулов. Ему вдруг стало неприятно. Сбывались слова Владимирыча и адвоката. Похоже, Конякину было плевать на машину, которая стоила под сотню тысяч долларов. Он скорее всего уже успел поставить на ней крест. Нашли? Прекрасно. Не нашли бы – в петлю бы не полез.

– Ну если вы настаиваете… – Конякин подошел к «БМВ», постоял рядом несколько секунд, обернулся. – Нормально все. Претензий не имею. Можно ехать?

– Сначала протокол, – Жигулов раскрыл кожаную папку, в которой носил чистые бланки. – И расписочку. Что все на месте, машина не повреждена.

– Само собой, – Конякин улыбнулся по-приятельски, подошел. – Сколько вся эта бодяга займет? Минут в десять уложимся?

– Ну что вы, Георгий Андреевич. Полчаса минимум.

– Слушай… Тебя как звать-то?

– Жигулов Анатолий Сергеевич. Следователь. Двести сорок второе отделение.

– Толя, значит. Слушай, Толя, мы оба люди взрослые, серьезные. Ну к чему нам эту байду разводить, а? Тачка в порядке, претензий у меня нет. Что там надо оплатить, я оплачу. По таксе, без базара. – Конякин, похоже, и сам не замечал, как переходит на привычный стиль разговора. – Давай сделаем так. Ты меня сейчас отпускаешь, а завтра я подскочу к тебе в отделение, подмахну нужные бумажки, ну и рассчитаемся, как положено, идет? Жигулова коробило это панибратски-покровительственное «Толя». Тем не менее он старался не обострять ситуацию. Весь день шел наперекосяк, еще и сейчас?.. Увольте. Потерпит как-нибудь. Ну недополучил человек в свое время ремнем по заднице – теперь уж не исправишь. Поздно. Так стоит ли глотку драть, нервы себе портить?

– Боюсь, не получится, – терпеливо ответил он. – Возникнут проблемы с машинами-»двойниками» для опознания. Эти-то еле нашли.

– О чем разговор, Толя, – понимающе кивнул Конякин. – Я своим ребятам скажу, они подгонят. Две, три, пять. Сколько надо, столько и будет.

– Дело не в этом. Существуют процессуальные нормы…

– Ой, брось, – Конякин поморщился, потянул из кармана пиджака пухлый бумажник. – При чем тут нормы? Нормы какие-то… Я же сказал, все оплачу. Сколько?

– Дело не в деньгах, – старательно сдерживаясь, ответил Жигулов.

– А в чем же?

– Существует закон…

– Ты законник, что ли? – перебил досадливо Конякин и, быстро посмотрев на циферблат массивных золотых часов, добавил: – Ладно, давай так. Вместо меня заместитель останется. Он твои бумажки и подмахнет. Годится? А то ведь, пока я тут автографы раздавать буду, бабки уплывут. Серьезные бабки, на вторую такую же хватит, – и безразлично двинул подбородком в сторону найденной «БМВ». В его поведении, манере говорить, интонациях, жестах сквозило такое безграничное пренебрежение ко всем, собравшимся сейчас на площадке, что Жигулов почувствовал прилив настоящей злобы.

– Значит, договорились? – Конякин, повернувшись к «Вольво», позвал: – Миша! Иди сюда. – Из салона иномарки выбрался молодой очкарик в строгом костюме, белоснежной рубашке и при галстуке. – Это и есть мой заместитель, – объяснил Конякин. – С ним и договоритесь. Ну что, Толя, все утрясли? Я поехал?

– Одну минуточку, – глуховато остановил Конякина Жигулов. – Мне очень жаль, но вам все-таки придется остаться. По закону, в протоколе, равно как и в расписке, должна стоять именно ваша подпись. Никаких замов. На лице Конякина отразилось недоумение.

– Ах да, – словно спохватившись, он раскрыл бумажник. – Понял. Обещанная премия. Штуки тебе хватит? Долларов, само собой, не рублей. Проделал он это легко, на глазах у всех, ни на секунду не усомнившись: сейчас этот мент вытянется в струнку и, отдав ему честь, начнет выплясывать лезгинку.

– Неправильно поняли, Георгий Андреевич, – изо всех сил стараясь сдерживаться, ответил Жигулов. – Вам придется присутствовать при составлении протокола лично.

– Слушай, – Конякин снова взглянул на часы, – давай короче. На какую сумму ты рассчитывал?

– Мне очень жаль, – твердо ответил Жигулов, глядя ему в глаза. Конякин несколько секунд выдерживал взгляд, затем убрал бумажник, достал из кармана пальто богатый портсигар, демонстративно выудил из него сигарету, не спеша закурил.

– Надо же, – пробормотал негромко, адресуя слова только Жигулову. – В первую нашу встречу ты мне показался умнее.

– Со мной это бывает, – не без сарказма согласился Жигулов. Проснувшийся «ногастый волк» резвился вовсю.

– Как фамилия-то твоя, говоришь?

– Жигулов. Анатолий Сергеевич, – с удовольствием повторил тот. – Следователь. Двести сорок второе отделение. Вы лучше запишите, Георгий Андреевич, а то ведь, не ровен час, забудете.

– Не забуду, Толя, не волнуйся. Что, решил на характер взять?

– Простите? – насмешливо отозвался Жигулов. – Я по фене, знаете, как-то не очень… Это опера у нас спецы, а мне, кабинетной крысе, когда было грамоте обучаться?

– Ну понятно. По-мирному решать вопрос ты не хочешь.

– Да я-то хочу. Это у вас времени нет, чтобы по-мирному.

– А хочешь, Толя, я тебе докажу, что твой закон – говно? И сам ты – такое же говно, как твой закон. Хочешь? Вот я завтра часиков в десять утра позвоню своему хорошему знакомому, генералу Сигалову. Слыхал про такого? Слыхал, конечно. Он у вас в МВД большой начальник. А в одиннадцать ты лично, без всяких протоколов и расписок, подгонишь эту вот «бээмвушку» к моему подъезду. А потом еще поднимешься ко мне в квартиру и попросишь прощения. Хорошенько попросишь, с душой. – Конякин улыбнулся недобро. – Как тебе, Толя, такая перспективка? Григорьев уловил краем уха кусок разговора, повернулся, прищурясь, уставился на Конякина. Тот даже не смутился.

– Вообще-то у меня на утро другие планы, – задумчиво проговорил Жигулов. – Столько дел. Одно не успеваешь закончить, а тут уже куча других наваливается. Вот и приходится крутиться.

– Блатуешь, значит? – Тонкие губы Конякина изогнулись в презрительной усмешке. – Ну давай, поблатуй пока. Посмотрим, как ты завтра запоешь.

– Да уж. Слух у меня, как у тетерева. Когда я пою, на это стоит посмотреть. Конякин отвернулся и зашагал к «Вольво». Его зам, Миша, выжидательно смотрел на хозяина. Но тот лишь махнул рукой. Поехали, мол. Парень послушно забрался на переднее сиденье.

– Георгий Андреевич, – окликнул Жигулов. – Как машину-то оформлять? Как «отказняк»? Тот даже не оглянулся. Забрался на заднее сиденье «Вольво». Иномарка, мягко заурчав движком, сделала круг по площадке и умчалась в темноту. Проводив ее взглядом, Жигулов повернулся к понятым:

– Извините, товарищи, за беспокойство. Спасибо. Вы свободны. Те покорно зашагали прочь, вполголоса обсуждая между собой разыгравшуюся только что сцену. К Жигулову подошел Боря Григорьев, постоял рядом, сплюнул на асфальт, поинтересовался с безразличием, плохо скрывающим злость:

– Из-за этого м…ка Владимирыч две пули словил? – Жигулов не стал отвечать. Закурил, затянулся глубоко, выдохнул сероватый дым в темно-синее, с редкими багровыми прожилками небо. – Все настроение испортил, паскудыш, – досадливо выругался Григорьев и побрел через стоянку к служебному помещению. На середине пути он вдруг резко изменил маршрут, подошел к «БМВ», ожесточенно пнул машину ногой и рявкнул патрульным, ожидавшим в стороне: – Сержант, чего смотришь? Заняться нечем? Отгони это г…о в самый дальний угол и подопри ее там как следует со всех сторон. Пусть этот козел потрахается, когда приедет свою лайбу забирать. Да, и чтобы оплатил все, по полной программе. И эвакуатор, и стоянку. Со вчерашнего дня! Через сберкассу, как положено. Я проверю!

– Брось, Боря, – невесело усмехнулся Жигулов. – Для него же эти деньги – семечки. Говорить не о чем.

– Ну и что? – Григорьев резко обернулся. – Нас…ь мне. Положено платить, пусть платит. – И, повернувшись, широко зашагал к будке, выкрикивая на ходу: – Плевать! Я ему устрою! Этот… этот «хрен с горы» у меня теперь по улице не проедет без того, чтобы пять раз не остановиться. Закон ему не писан, видишь ли. Ишь, деловой выискался! – Григорьев вновь повернулся к сержантам. – Машину выдадите только по письменному распоряжению товарища следователя, – и указал на Жигулова. – И следующей смене передайте. Лично проконтролирую! Понятно?

– Так точно, – печально отозвались оба дежурных. Они уже предвкушали будущий скандал.

– А надумает жаловаться – ссылайтесь на меня. Пусть приходит, я с ним потолкую! Деловой, понимаешь… Он это опознание еще со слезами на глазах вспоминать будет, – так и скрылся за дверью служебного помещения, продолжая зло бормотать себе под нос. Несмотря на препаршивейшее настроение, Жигулов улыбнулся. Григорьев был известен всему управлению крутым нравом. И уж если его кто-то всерьез доставал, то довольно скоро начинал об этом жалеть.

Анна узнала их сразу. Они приходили к Коське позавчера. Только теперь к двери поднялся один – тот, что постройнее и похудее. Второй, рыжий плечистый бугай, остался стоять на площадке между этажами.

– Добрый вечер, – сказал стройный и неуверенно улыбнулся.

– Это ты вчера звонил? – вместо приветствия спросила Анна.

– Я, – подтвердил стройный.

– Где Коська?

– В общаге. Спит.

– Что с ним?

– Да вы не волнуйтесь, – примирительно ответил стройный, нервно переминаясь с ноги на ногу. – С Костиком все в порядке. Намяли бока на улице, хулиганы, видать, какие-то. Ничего, жить будет.

– Так, – Анна собралась было пройти в комнату, но задержалась на секунду, прицельно указала пальцем в центр груди «гостя». – Стой здесь. Отвезешь меня в эту вашу общагу. И не вздумай сбежать. Все равно найду. Пожалеешь. Стройный пожал плечами.

– Да я и не… Он не успел закончить. Перед его носом захлопнулась дверь. Ожидавший между этажами Артем предложил хмуро:

– Может, это… ноги сделаем, а?

– Толку-то? – вздохнул Славик. – Найдет. Институт-то она знает. И курс знает. И группу. Найдет. Артем отвернулся к окну. Вид у него стал горестный. Как у плачущего паяца. Анна вернулась через минуту.

– Поехали, – решительно скомандовала она.

– Поехали, – Славик вздохнул еще раз. Рядом с Анной он почувствовал себя нашкодившим ребенком. Они вышли из подъезда, пересекли двор и оказались на узкой улочке. Здесь Анна вытянула руку, останавливая машину.

– Только у нас с деньгами того… – поспешил предупредить Славик. – Не густо. Девушка даже не обернулась. «Левака» они поймали быстро, не торгуясь, забрались в салон. Водитель, молодой бородач, упакованный в джинсу и кожу, поинтересовался:

– Институт культуры? Это в Химках который?

– В Химках, – кивнула Анна и снова повернулась к Славику. – К нему приезжал кто-нибудь?

– В смысле?

– Кто-нибудь его искал?

– Костика? Девушка зло прищурилась.

– Ты что, плохо соображаешь?

– Нормально, – обиделся Славик.

– Чего тогда переспрашиваешь?

– Никто не искал, – он подумал секунду. – А должны были? Анна не ответила. Откинулась на сиденье, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо дома. Машина пронеслась по Волоколамке, развернулась и выкатилась на Ленинградку, здесь «джинса и кожа» наддал, гордо поглядывая в зеркальце заднего вида на хорошенькую пассажирку и ее «сопливых» сопровождающих. К немалому разочарованию бородача, его талант гонщика остался неоцененным. Уже в Химках, когда девушка расплачивалась, водитель спросил негромко, чтобы не слышали топчущиеся у машины попутчики:

– Телефончик оставишь?

– Переживешь, – неприязненно отрубила девушка. На вахте Славик пристроился рядом с Анной, широко улыбнулся вахтерше.

– Здрась, теть Шур.

– Это куда? – осведомилась вахтерша, сразу переходя на грозно-базарный тон.

– С нами, теть Шур, – принялся объяснять Славик. – Мы на минуточку.

– Знаю я ваши минуточки. А документы у ней есть? Анна достала из кармана куртки несколько купюр, не глядя выудила одну и бросила на конторку. Не дожидаясь реакции тети Шуры, она зашагала вверх по лестнице.

– Приезжая, – торопливо пояснил Славик, устремляясь следом.

– Они все такие, – бормотнул баском Артем и поспешил за товарищем.

– Чтобы к девяти освободили… – запоздало крикнула тетя Шура. На втором этаже Анна остановилась, обернулась к Славику:

– Где?

– В тридцать шестой. Девушка прошла по коридору, толкнула нужную дверь. Сидящие за столом Димка и Милка удивленно обернулись на шум.

– Это сестра Костика, – громко объяснил появившийся за спиной Анны Славик.

– Здравствуйте, – синхронно сказали Димка и Мила. Не удостоив пару даже взглядом, Анна подошла к кровати, на которой лежал Костик. Тот не спал. Смотрел на нее неповрежденным глазом. Второй скрывало опухшее черно-синее веко. Оплывшие губы кривились в улыбке. Нос – среднерусская равнина. До самых ушей. Одним словом, выглядел Коська ужасно.

– Привет, – прошамкал он.

– Господи… – Анна почувствовала, как ослабели колени. Она опустилась на кровать, чтобы удержаться на ногах. – Выйдите, – после короткой паузы приказала, не поворачивая головы, девушка. Славик и Артем переглянулись и шагнули в коридор. Димка и Мила поднимались, шумно двигая стулья. Когда дверь за ними закрылась, Костик отвел глаза. В одиночестве он чувствовал себя совсем не так смело, как в компании. Да и собственная беспомощность стала очевиднее.

– Могла бы говорить при них, – сказал Костик. – У меня от друзей секретов нет.

– Это они-то друзья? – Анна жестко усмехнулась. – Ты для них деньги просил?

– Да, для них, – после небольшой паузы ответил Костик и отвел глаза.

– Ты дурак, Коська.

– Что, опять заведешь старую песню о «настоящих друзьях»? – окрысился внезапно Костик. – У тебя полно настоящих друзей, – он скривился и тут же охнул от боли. – Вон, Георгий. Настоящий друг. А то, что его громилы меня отделали, как Бог черепаху, так это от избытка братской любви.

– Успокойся, – попыталась осадить его Анна.

– Кстати, он не собирался на тебе жениться с самого начала. Вот так! – голосом, исполненным превосходства, воскликнул Костик, в упор глядя на сестру. – Как тебе такой поворот? У Анны возникло ощущение, что ей принародно дали пощечину. Однако она не могла позволить себе проявлять эмоции. Ведь в ближайшее время ей придется действовать за них обоих, а эмоции топят логику.

– Я знаю, – ответила Анна. Получилось на редкость спокойно. Даже равнодушно. – Мы с Георгием обсуждали этот вопрос. Давно.

– Да? – в голосе Костика послышалось удивление. – Тогда зачем ты… В смысле…

– Не хотела лишний раз тебя нервировать. Впрочем, эта сторона наших отношений тебя не касалась и не касается.

– А-а-а, – протянул он, стараясь, чтобы это «а» прозвучало как можно более издевательски. – Я так и думал.

– Лучше скажи мне вот что… Деньги, о которых говорил Георгий… – Анна смешалась. Ей еще никогда не приходилось обвинять брата в воровстве. Пусть даже и косвенно. – Сто тысяч долларов.

– Мне он говорил о семидесяти, – вздохнул Костик и уставился в грязно-серый потолок. – Наш благородный, милосердный Гамлет.

– Коська, скажи мне честно, это ведь не ты?

– Нет. Я у твоего Георгия не украл ни копейки, – ответил он. – Только пытался. Но меня поймали.

– Значит, все-таки пытался… – повторила Анна. У нее зазвенело в ушах. Костик хотел было рассказать ей о Димкином вранье, но вовремя одумался. Анна все равно истолковала бы его рассказ в свою пользу. Мол, я тебя предупреждала. Эти друзья – не друзья. Им от тебя… Ну и так далее, в том же духе.

– Да, пытался. Но там было гораздо меньше семидесяти тысяч. И уж тем более ста.

– Угу, – Анна кивнула. – Ты можешь назвать мне фамилии людей, работавших вместе с тобой в бухгалтерии?

– Могу, – Костик прикрыл здоровый глаз, принялся диктовать фамилии. Правда, фамилию одной из девиц он вспомнить так и не сумел. – Она недавно работает. Пару месяцев.

– Имя помнишь?

– Имя помню. Надя ее зовут.

– Надя, – Анна записала фамилии в небольшой блокнотик. Убрала его в сумочку.

– Зачем тебе? – запоздало поинтересовался Костик.

– Возможно, я смогу выяснить, кто украл эти деньги, и Георгий оставит нас… тебя в покое.

– Нас? – Костик вдруг сообразил. – Сто тысяч, ты сказала. Он что, к тебе приходил? Анна поджала губы.

– Это не имеет значения.

– Я убью его, – Костик сжал кулаки. – Если он… Если этот гад прикоснется к тебе хотя бы пальцем, я его убью. Анна серьезно посмотрела на него, покачала головой.

– Не волнуйся. Я выясню, кто украл деньги, сдам этого человека Георгию, и мы уедем. В другой город. Только… – Она посмотрела Костику в глаза. – Ты уверен, что не имеешь к украденным деньгам никакого отношения? Уверен?

– Я не брал этих денег, – ответил Костик. – Честное слово.

– Хорошо, – Анна поднялась, порылась в сумочке, достала несколько сотенных купюр, сунула Костику под подушку. Затем набросила ремешок сумочки на плечо. – Несколько дней тебе придется провести здесь. Пока все не уладится.

– Пока что не уладится? – поинтересовался он.

– Ну, пока я не найду вора.

– Почему мы не можем поехать домой? Ты чего-то боишься?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Анна с деланной беспечностью пожала плечами.

– Ни в чем. Просто… Я большую часть времени буду где-то мотаться, а тебе сейчас необходим уход. Хотя бы такой, – она осмотрела комнату, направилась к двери, обернулась: – Да, а чем там все закончилось с Евгением? Взяли твои… друзья деньги?

– Взяли, – ответил он и вздохнул. Но не громко, так, чтобы не заметила сестра.

– Ладно. Анна вышла в коридор. Ребята топтались тут же. Стройный показывал остальным что-то, лежащее на ладони. Ей показалось, что это был ключ от английского замка. При звуке открывающейся двери четыре головы дружно повернулись в сторону Анны. Стройный же быстро спрятал это «что-то» в карман джинсов.

– Значит, так, – сказала она, подходя ближе. – Коська пока побудет здесь. – Стройный открыл было рот, чтобы что-то сказать, но девушка оборвала его взмахом руки. – Меня совершенно не волнует, удобно вам это или нет. Дальше, – Анна обвела взглядом ребят, указала на стройного. Он показался ей наиболее сообразительным. – Ты. Лично отвечаешь за то, чтобы с Коськой все было в порядке. Если с ним, не дай Бог, что-нибудь случится, спрошу с тебя. Персонально. Это понятно?

– Понятно, – тот вздохнул. – Собственно, мы…

– Жаловаться будешь в Верховный суд, – отрубила Анна. – Если кто-нибудь станет выспрашивать о Коське – вы ничего не знаете. Если что, сразу скидывайте мне на пейджер. Номер Коська знает. Все. Спокойной ночи, малыши. – Она направилась к лестнице.

– Вообще-то меня зовут Слава, – пробормотал ей вслед стройный.

– А мне плевать, – ответила Анна, не оборачиваясь. Вахтерша проводила ее недобрым взглядом. Девушка вышла на улицу, огляделась. Машин не видать. Чуть дальше, у перекрестка, движение оживленнее. Идет жиденький поток из Долгопрудного, а здесь, на Левобережной… Полчаса можно рукой махать. Анна зашагала к перекрестку. За ее спиной послышались быстрые шаги. Это был Славик. В одном свитере, руки в карманах джинсов. Догнал, пристроился рядом.

– Я вас провожу, – сказал он. Она не ответила. До перекрестка метров двести. Хочет идти рядом, пусть идет. Ей от этого ни жарко, ни холодно. Анна остановилась у обочины, вытянула руку, голосуя. Славик топтался за спиной. Он явно чувствовал себя неловко. Желтый «жигуленок» притормозил у обочины. Водитель опустил стекло.

– До Москвы не подбросите? – спросила Анна.

– Садись, – мужчина открыл дверцу.

– Послушайте, – подал голос Славик. Девушка обернулась. – Вы не волнуйтесь. Все будет нормально. Анна забралась на переднее сиденье, и «жигуленок» умчался. Славик проводил его взглядом и, втянув голову в плечи, побежал к общаге.