"Все дозволено" - читать интересную книгу автора (Абрамов Сергей Александрович, Абрамов...)

7. В школе нелюбопытных. Супермен или суперробот?

Он проснулся в знакомой «колбочке», в знакомом и таком же прозрачном кресле. Рядом с ним недоуменно озирался Библ. Кроме них, по бокам полукругом разместились четверо гедонийцев — трое мужчин и одна женщина. Среди мужчин, несмотря на их кажущуюся похожесть, наши путешественники по каким-то неясным признакам все же сразу узнали своего знакомца, такого же недоступного и сурового. Лишь глаза его улыбались. У других не улыбались даже глаза. Только у одного из них волосы были чуть светлее и менее смугла кожа. Женщина, так же подстриженная и в такой же шнурковой рубашке, мало чем отличалась от своих соседей. Двухметровая баскетболистка с почти мужским торсом, худая и плоская на земной вкус, она не казалась красивой. То, что она женщина, Капитан и Библ догадались лишь по какой-то ей одной присущей женственности и гибкости движений. Что-то уронив, она, не оглядываясь, выгнула спину назад с легкостью цирковой акробатки, как-то не по-человечески вывернула руку и достала упавшее — предмет туалета или деталь неприметного миниатюрного механизма.

— Вас что-то беспокоит? — «услышали» Капитан и Библ одновременно. — Может быть, отсутствие привычных вам цветовых сочетаний?

И тут же поголубели кресла, порозовели стены, побелел потолок.

— Спасибо, — сказал Библ, — но мы бы хотели знать, что все это значит?

— Что именно?

— Выход-ловушка. Исчезновение зеленого поля. Галлюцинация. И снова встреча уже в расширенном обществе.

Никто из гедонийцев не обменялся взглядом, никто не предрешал, кому из них отвечать на вопросы, но кто-то ответил. Кто, угадать было трудно: гедонийцы не шевелили губами, а мысль не имеет «голоса». Она откликнулась в сознании землян так же беззвучно, безынтонационно и холодно, как откликалась ранее в той же «колбочке».

— Вышли вы, потому что захотели. Стена не замкнута. Никакого зеленого поля нет — это декорация, обостряющая восприятие. Галлюцинация — плод твоего воображения. Кстати, мы установили его показатель.

— Какой?

— Четверка. Выше предела, но ниже нормы. А у безбородого нуль. Он предпочитает точное знание.

Капитан не обиделся. Он не уважал воображения. Он только спросил:

— А кто ставил отметки?

— Координатор.

— Кто?

Разъяснения не последовало. Гедонийцы не реагировали Скульптурная группа — и только. Но Капитан не сдавался:

— Человек или машина?

— Неизвестно. Но он связан со всеми обучающими машинами. Определяет коэффициенты. Устанавливает правила игры.

— Какой?

— Любой. В каждом круге жизни.

— Разве жизнь — игра?

— Конечно. И, как всякая игра, подчинена правилам. В круге детства — свои. В школьном круге — тоже. Круг зрелости еще не наступил.

Капитан взглянул на Библа: понял, мол, что-нибудь?

Библ засмеялся:

— Играем помаленьку, не то в дурака, не то в прятки. И драка «хлыстами» насмерть — игра, и счет многозначных чисел в уме — тоже игра. Один воображает, другой кусается. Помнишь, как «голубой», падая, все укусить хотел. А двенадцать, между прочим, возводил в уме не то в четвертую, не то в пятую степень. Вот и сообрази, где у них трепотня, а где настоящее.

— Вы не закрыли свою мысль, — тотчас же последовал безличный отклик. — Можем ответить. Все настоящее. Иногда за меткий удар «хлыстом» насчитывается больше единиц, чем за неудачное сочетание цветов на табло, а в критической ситуации, когда число набранных единиц не достигает нормы, оригинальный рецепт обеда может скорее спасти от регенерации, чем шаблонный вариант воображения.

— Поди пойми, — скривился Капитан. — Мозги набекрень.

На этот раз гедонийцы переглянулись. Не молниеносно, а не спеша, даже длительно, словно спрашивали друг друга или советовались.

— Не понимаем реакции, — был ответ.

— Вы не понимаете, мы не понимаем, — проговорил Капитан, еле сдерживаясь. — Так у нас дело не пойдет. Может быть, начнем с того, что вы расскажете нам о вашей планете, о мире, вас окружающем, о вашем обществе, о его социальной организации…

Библ подтолкнул Капитана локтем: гедонийцы уже «не слушали». Они снова длительно и беззвучно переговаривались глазами. Странное это было зрелище: точно сцена из времен немого кинематографа без объясняющих титров. Наконец был отредактирован и ответ. Теперь уже Капитан с Библом знали, что он поручен гедонийцу с более светлыми волосами.

— Удовлетворить ваше желание не можем. Никаких точных знаний об окружающем нас мире нет. Каждый может создавать свое собственное представление о планете и обществе, не обращаясь к реальной действительности. Лично я могу вам предложить лишь восемь воображаемых вариантов устройства нашего мира, все с плюсовым показателем.

— А я — двенадцать, — вмешалась женщина.

Библ догадался об этом по ее стремительному движению вперед.

— Спасибо, — иронически поблагодарил он, — но я тоже предпочитаю точное знание. — И уже не втихомолку, не шепотом, а в полный голос, не скрывая разочарования и недовольства, сказал Капитану: — Пустой номер, Кэп. Или нас сознательно мистифицируют, или мы столкнулись здесь с абсолютно новым социально-биологическим качеством — полным отсутствием любопытства к чему бы то ни было. И в том и в другом случае ничего не получится. Нет обоюдного интереса — нет и контакта.

— Терпение, Библ, — оборвал его Капитан. Он глядел только на Библа, игнорируя гедонийцев. — Вы, кажется, забыли о важнейшем качестве космоисследователя. Что ж, будем по крохам собирать столь непопулярное здесь точное знание. Оно все-таки есть. Чему, например, учат их в школе?

— Дракам, играм и мифам внеклассного сочинения, — саркастически заметил Библ.

Гедонийцы молчали.

— Почему вы не прерываете нас? — спросил Капитан.

— Вы же общаетесь. Мысль закрыта.

— Мы о точном, знании. Считаю, что оно у вас все-таки есть, — повторил Капитан. — Чем вы нас подбили у вездехода?

Светлокожий гедониец взмахнул рукой — Библ готов был поклясться, что при взмахе в руке ничего не было, — и протянул Капитану что-то вроде гаечного ключа из бледно-голубого металла.

— Парализатор. Стреляет молекулами сонного газа. Бери, бери. — Он бросил Капитану голубой псевдоключ и тотчас же протянул второй растерянному Библу.

— Видал фокусы? — засмеялся Капитан и спросил: — А почему «синий», которого избивали «хлыстами», не применил парализатора?

Неожиданно ответил атлет, сидевший рядом:

— По правилам игры. Этот «синий» был я. В одинаковых условиях с «голубыми». Даже без защитной рубашки. — Он тронул один из ее шнурочков.

— А вы сомневались, Библ, в их точном знании, — сказал Капитан. — Что-то они, во всяком случае, знают точно. Интересно, как они называют друг друга? Надеюсь, не по воображаемым именам из двенадцати вариантов?

Ответ последовал сразу. Отвечал снова светлокожий, по-видимому наиболее авторитетный в этом неземном обществе. И любопытно, что при всей своей безголосой, безынтонационной окраске их мысль не всегда казалась безличной. Иногда ее энергетическая сила позволяла угадать автора.

— Наши имена определенны, хотя и не постоянны, — пояснил он. — В младенческом круге вообще обходятся без имен, «голубые» выбирают их по совету обучающих машин. Чаще всего это названия предметов и явлений окружающего мира, иногда отвлеченных понятий. «Синие» могут изменить имя: их кругозор шире и, следовательно, выбор богаче. Я оставил прежнее — Гром.

Первого знакомца землян звали Хлыст. Имя атлета, выдержавшего схватку с «голубыми», прозвучало по-разному: Капитану «послышалось» Мужественный, а Библу — Стойкий. Остановились на Стойком. Имя женщины предложило еще больший выбор: Заноза, Иголка, Колючка, Шпилька. Выбрали для себя Колючку. «Знаешь, какие бывают в космических лесах — громадные!» — подсказал Библ Капитану, но последнего интересовал уже другой канал «точных знаний».

— А чему, собственно, учат вас в школе, кроме игр и воображения? — спросил он.

— Почему «кроме»? Воображение — тоже игра.

— Ну, а точные науки? Математика, физика, химия?

Ответ последовал не сразу — гедонийцы снова обменялись взглядами.

— Последние два понятия нам вообще неизвестны. Мы изучаем только математику.

— Начальную или высшую?

— Мы понимаем ваш вопрос так: начальная — это счет на табло с помощью цифр, высшая — счет любых чисел в уме.

— А геометрия, алгебра, математический анализ?

— Какие-то элементы высшей математической сложности изучаются уже в круге зрелости. Но тоже как игра или хобби.

— Даже смешно, когда наш мысленный перевод уже прибегает к жаргону, — шепнул Библ Капитану.

— Не смешно, а страшно. Должно быть, у них нет ни сопромата, ни строительной механики. Как же они строят?

— Мы не строим.

— Но кто-то строит.

— Никто не строит. Все уже выстроено давно и навечно.

Капитан и Библ только переглянулись: им уже не хватало слов.

— Может быть, вы имели в виду логическое строительство? — последовал такой же безличный вопрос, как и большинство в этом диалоге.

— А что такое логическое строительство?

На розовой стене вдруг возник прямоугольный, подсвеченный изнутри белый экран, а в центре его желтый квадрат. К нему тотчас же прилепился черный круг, а сбоку красный многоугольник. С углов поползла в разные стороны цепь наплывающих друг на друга кубов и кубиков, поочередно менявших цвета. Как штыки, пронзили их трехгранные линейки и закрутились спиралью вокруг квадрата-родителя.

— Абстрактная киноживопись, — пробормотал Библ, — ранний кубизм. Но даже для такой чепухи необходимо знание геометрии хотя бы в пределах первых двух классов. Боюсь, что мы чего-то недопоняли.

— Начинаю допонимать, — отозвался Капитан. — Смотри!

В свободном, непрочерченном углу экрана от черного круга поползла вверх тоненькая линия, образовала усеченную ажурную пирамиду с выброшенной сбоку стрелой. «Строительный кран, каким его изображали сто лет назад, — подумал Библ. — Интересно, кто это изощряется?» Гедонийцы тоже проявили совсем уже неожиданный интерес. Они переглянулись, поиграли зрачками и ресницами и вдруг все, как один, обернулись к Капитану.

— Ты?

— Я.

— Схема строительного крана, как я рисовал ее мальчишкой, — пояснил Капитан Библу.

— Я так и подумал, — откликнулся тот, — нотка реализма в их живописных абстракциях. Мысленно живописных, — поправился он. — Еще один пример отчужденности их от реальной жизни. Интересно, кому и зачем все это понадобилось?

Должно быть, «закрытая» реплика Библа до гедонийцев не дошла. Они о чем-то безмолвно, но оживленно переговаривались. Библ сразу подметил это: так менялось выражение их глаз. Вдруг женщина встала и, заметив напряженное внимание Библа, улыбнулась, как и ее собратья, лишь уголками губ. Но ее мысль-реплика, повидимому, была адресована всем.

— До этой встречи мне не хватало восьми единиц. Сейчас у меня будет больше. До свидания в Аоре.

— Вам далеко? — поинтересовался Библ.

— Моя школа по ту сторону экватора. Но тебя интересуют средства передвижения? У нас их нет. Я выхожу отсюда и вхожу к себе.

— Мгновенное перемещение в пространстве?

— Да. У нас нет расстояний. Просто, все просто, — опять улыбнулась она, поймав невысказанную мысль Библа. — Мы только вспоминаем о том, где должны быть, там и оказываемся.

С этими словами она непостижимо растаяла в розовой дымке стены.

— Еще один тест, и вы разделитесь, — сказал Гром.

Капитан ответил недоуменным взглядом: объяснись! Гедониец молчал.

— Что значит «разделитесь»? — повысил голос Ка питан.

— Погодите, — поморщился гедониец: повышенная тональность человеческого голоса, видимо, раздражала его. — Я же сказал: еще один тест.

Посреди комнаты между ними повис в воздухе полуметровый куб, разделенный на черные и желтые, поочередно перемежающиеся кубики по двенадцать в каждом ряду. В прозрачном, несмотря на цвет, пространстве кубиков просматривались подсвеченные изнутри черные и желтые фигурки.

— Класт, — сказал гедониец. — Игра.

— Понятно, — не удивился Библ. — Нечто вроде усложненных шахмат. У нас есть нечто подобное, только на плоскости, а у вас в трехмерном пространстве. У нас шестьдесят четыре клетки, а у вас тысяча семьсот двадцать восемь. Каждая фигурка, вероятно, ходит по-разному, с правом изъятия из игры пораженных фигур противника и занятия соответствующей ячейки в игровом кубе.

— Ты будешь играть, — заметил гедониец. — Без обучающей машины.

— Еще бы, — усмехнулся Капитан, — у него первый разряд по шахматам. Без пяти минут мастер. А я — пас. Не играю.

Гедониец или не понял, или не пожелал комментировать. Пристально взглянув в глаза Капитану, послал мысленную реплику:

— Тогда разделимся. Твой спутник, познакомившись с игрой, вернется к себе на станцию, а ты останешься с нами.

— Зачем?

— Для встречи с Учителем.

— Этой школы?

— Нет, планеты. Всего разумного мира.

— Почему же я? Мы можем пойти и вдвоем.

— Координатор сообщил только о тебе. Информация не корректируется.

— А если мы не подчинимся?

— Ваше право. Вернетесь вдвоем. Но с Учителем уже не увидишься. Никогда.

Капитан задумался. Кажется, появляется возможность расшифровать эту до сих пор накрепко закодированную цивилизацию. Этот Учитель наверняка знает и смыслит больше, чем его «синие» недоумки. Вздохнув, сказал:

— Пожалуй, стоит рискнуть, Библ. Есть смысл.

— Нет смысла. Вы отвечаете перед экипажем, Кэп. Даже по уставу вы не имеете права рисковать жизнью.

— Мы рискуем ею ежеминутно во время любой прогулки по космосу. Жизнь! Да они десять раз могли отнять ее у нас до этой встречи, а не развлекать шахматными кубиками. Нет, Библ, рискнем. Вы найдете вездеход по компасу, выход из фазы вам откроют, ну, а до станции как-нибудь доберетесь. Мне же, надеюсь, гарантируют возвращение. Без расстояний, а?

Гедонийцы беззвучно ответили:

— Именем Учителя.

— Только объясните нам, бога ради, кто же этот Учитель? Верховный правитель? Жрец? Ученый?

— Не знаем.

— Кто-нибудь из вас видел его?

— Никогда.

— А портреты, скульптуры, фото?

— Не понимаем. Неизвестные понятия.

— Тогда кто же он, супермен или суперробот?

— Мозг.