"Река" - читать интересную книгу автора (Щёголев Александр Геннадьевич)

Поперек течения

Насчет призрака – не совсем была шутка. То, что в местах этих нечисто, обнаружилось, еще когда работали археологи. Например, собаки избегали заходить в глиняно-песчаный город – поджимали хвосты, примолкали, и о том, чтобы «пометить» какой-нибудь из углов, даже не помышляли. Вообще, похоже, все зверье обходило стороной этот кусок берега, во всяком случае, фекалий на территории памятника практически не было.

Туман тоже обходил памятник стороной. Археологи, а затем и реставраторы раз за разом были свидетелями совершенно необъяснимого явления, когда с вечера туман собирался над рекой, переползал на сушу, и берег оказывался во влажной дымке, – весь, кроме игрушечного города. Водяная взвесь обступала домики, клубилась вокруг, но перейти невидимый барьер не могла: словно что-то ее отталкивало. Пятно это держалось до утра…

Археологов сменили реставраторы, и странности продолжились. Однажды с лебедки, предназначенной для подачи раствора, сорвался бак, – рухнул вниз и наверняка бы разбомбил пару драгоценных сооружений, если б некая сила не подхватила его, медленно и осторожно поставив на отмостку… Или еще случай. Провалилась доска в мостках, построенных над объектом. Рабочий, тащивший пиво для бригады, взмахнул руками и уже почти полетел навстречу производственной травме… как вдруг встал прямо, восстановивши равновесие. Он рассказывал потом, отбивая зубами чечетку, что кто-то схватил его за шкирку и буквально втащил обратно на сходни. Лямзин тогда раскричался, мол, повыгоняет всех раздолбаев и пьяниц (рабочий и правда был слегка подшофе), однако торжественно уволить виновника не успел. Тот ушел сам – сбежал домой тем же вечером, перепуганный до полусмерти.

Были и другие загадочные происшествия, рождавшие шепотки и страхи. Ночью, выйдя из лагеря по нужде, кто-то видел на рабочей площадке (объект освещался прожекторами) человека в странной одежде, бродившего по настилам между песчаными хоромами… а еще, тоже ночью, охранника при шлагбауме разбудил отчаянный скулеж сторожевого пса. Он выглянул в окошко будки и увидел темную фигуру, идущую вдоль забора. На оклик человек не среагировал – покинул освещенную зону и исчез во мгле. Стальная балка шлагбаума была согнута почти под прямым углом…

* * *

…Реставратор Саша разместился на пристани. Сразу возле берега, под мачтой. Сидел на чурбачке и работал кисточкой, макая ее в банку с краской под ногами.

Давно стемнело.

Пристань была символической: несколько длинных досок на сваях, две лодки, – и все. На мачте горела лампочка, вырезая в ночи светлый участок. Из-за света Саша и устроился здесь – чтобы никому не мешать, и чтоб ему никто не мешал.

Он был один. Лагерь спал; далекая гитара наконец умолкла. Рабочий день в экспедиции начинался рано, в семь утра, а заканчивался в пять-шесть вечера, когда солнце уже не то.

Новая поделка, воплотившая в себе очередное слово, была готова, оставалось только дописать на борту название, – что реставратор с наслаждением и делал…

Катер вынырнул из-за скалы, как фантастический аппарат, – почти бесшумно, в ореоле галогеновых фар, – стремительно понесся к берегу, нацеленный на одинокую пристань. Притормозил, развернулся и причалил, притопив одну из лодок. Доски заходили ходуном.

– Вовыч, привяжи коня!

На мостки выскочили трое – быстрые, подвижные, легкие. В спортивных костюмах. Обступили сидящего на чурбачке человека.

– Ты – Калик? – сказал первый.

– Ну.

– Не нукай, не запрягал. Бригадир?

– Один из. Южный квадрат.

– Уродская у тебя фамилия, Калик. Короче, закричишь – убью.

– Надо же, Ханурик не обманул, – удивился второй гость. – Этот мудак нас и правда ждет.

Третий вынул из рук Саши его изделие и уважительно рассмотрел:

– Мастер!

– Я не мастер.

– А кто?

– В лучшем случае – подмастерье. А вы кто?

Пришельцы хохотнули.

– Мы – княжьи люди…

«Никчемушка» была отброшена в сторону. «Что ж вы делаете!», – взвыл Саша, прежде, чем ему залепили рот скотчем. Его схватили за бороду и за волосы, поволокли на берег – он лишь ногами дрыгнул, опрокинув банки с краской.

– По голове не бить, – распорядился первый.

Жертву растянули на песке – лицом к небу; скрутили ноги. Двое держали, первый уселся верхом.

– Значица, князя нашего не любишь, – констатировал пришелец. – Тебе предлагали то, предлагали сё… нет, гордый. Или, может, продался кому? – он коротко ударил.

Хрустнули зубы, скотч потемнел.

– А говорил – по голове нельзя, – напомнил тот, который был сбоку.

– Так то по голове… Я спрашиваю, кому продался? Захочешь ответить – помычи…

Ужасающе медленно тянулись секунды. Небо над головой было бездной, в которую никак не удавалось упасть. Чужие руки держали крепко.

– Не мычит, не телится… А если так?

Бандит принялся выдирать волоски из Сашиной бороды – по два, по три. Изобретательная пытка, веселая и стильная. Поржать, оттянуться и расслабиться. Обездвиженное тело уморительно дергалось.

– Гля, хочет говорить!

– Не дурак! А я начал сомневаться… Если заорешь, батон вонючий, вырежу гланды, потом язык.

Нож завис над лицом лежащего человека. Скотч, содранный вместе с усами, повис на верхней губе. Тело в очередной раз дернулось.

– Чего вы хотите?!

– Терпение у князя лопнуло. Господин князь не привык делать предложения, от которых отказываются. Возникают нехорошие мысли. Кто тебя перекупил?

– Никто.

– Зачем тогда вылепил эти куличики, мастер? – бандит ткнул ножом в сторону домиков, поставленных Сашей на пляже. – Ради спортивного интереса? Для кого руку набиваешь, тварь?

Да, не зря профессор Лямзин видел в этих уникальных копиях проблему, которую полагал опасной…

– Я не мастер, – прошептал реставратор. – Мастера дружат с Богом, а не с вашим… князем.

– Не понимает. Ну, добро, тогда мы объясним получше.

Липкая лента вернулась на место, снова лишив человека речи.

* * *

…Саша понимал. Ситуация была проста, как бублик. Хочешь – кусай; хочешь – суй голову в дыру.

Город из глины и песка стремительными темпами превращался в уникальный музей (кстати, во многом благодаря энергии руководителя реставрационной мастерской профессора Лямзина). Над игрушечными домами возводили тротуарчики с перилами – для простой публики. Ступать на землю, когда все будет закончено, разрешили бы только особым гостям, – для них прокладывали специальные настилы-тропинки. Домики тщательно консервировались, чтобы воздействие окружающей среды сделать минимальным; возводили навесы, ограждающие от прямых солнечных лучей, снеговых осадков, дождей и прочего.

Была установлена двухкилометровая охранная зона, то есть территория, не подлежащая застройке. Здесь предполагалось создать национальный парк – уже вовсю работали ботаники-реставраторы и ландшафтные дизайнеры.

А музей и парк – это ведь туристы. Это инфраструктура. Платные экскурсии. Продажа прав на фото– и видеосъемку. Участие многочисленных зарубежных специалистов, которые проявляют к шедевру средневековой архитектуры живейший интерес, точат в нетерпении перья и зубы…

Короче, это бизнес.

И вдруг… в какой-то сотне метров возникают копии, поставившие в тупик искусствоведов! Копии настолько точные, что специалисты путались, где оригинал, а где новодел… Как поступить при таком раскладе?

Закопать чудака поглубже – вариант, конечно, здравый. Но… Стоит ли пускать под топор курицу, несущую золотые яйца? Что, если взять производство копий под контроль?.. И вот уже прорабатываются варианты, обсчитываются проекты. Уже видятся боссам как бы древние потешные города – на престижных, посещаемых публикой площадках. Например, в Стокгольме, в знаменитом Скансен-парке. Или в Фэнтези-парке в Лос-Анджелосе. Наконец – на территории Московского кремля, с уже полученного благословения кремлевской администрации… Это масштабы. Не просто деньги, а деньжищи. Не деньжищи – «бабло»…

Загвоздка в мастере. Не соглашался он делать копии на продажу – ни для парков, ни уменьшенные, для панорам и диарам. Словно не понимал, что богатство само прет ему в руки. Словно не нужна ему была известность и слава… Реставраторы, и правда, народ весьма своеобразный. Они редко делают что-то свое, самобытное; и совсем уж редко делают карьеру. Так ведь намекали ему – ты выпрыгнешь из реставраторов, парень! Станешь экспертом – при Русском музее, например. А то даже международным экспертом по декоративно-прикладному искусству – для аукционов… вот уж где «бабло»!

Нет. Лишь странные капризы – вместо благодарности.

Проекты рушились – ладно, но где гарантия, что чокнутый копиист не передумает, не станет работать на дядю? Не сейчас, так через год. Через три года, через пять… Нет гарантии. Особенно подозрительным в этой ситуации выглядит его стойкое нежелание раскрыть состав цемента, которым пользовался древний мастер! Для кого, спрашивается, бережет секрет?

Таков был сладкий бублик, и такова была смертельно опасная дырка…

Между тем, Саша вовсе не набивал себе цену и, тем паче, не искал выгоду на стороне. Только одно его останавливало, одна причина не позволяла сказать работодателям «да».

Город из глины и песка был УЖЕ ПОСТРОЕН.

Вот в чем дело. Вот почему он ограничился всего тремя копиями, сделанными забавы ради… да и о тех жалел.

* * *

…Бандит встал и убрал нож под куртку. Сходил к пристани и принес чурбачок, который Саша приспособил под табурет. По пути нашел здоровенный булыжник, коих на берегу было изрядно. Скомандовал:

– Держите крепче!

Двое держали. Бандит положил чурбачок боком, пристроил на деревяшку левую руку жертвы, с любовью распрямил кисть…

– Ты странный парень, Калик, и тем хуже, – сказал он. – Им позарез нужны гарантии, а ты артачишься. Ты чужой. А своими становятся через боль… – Он прицельно вмазал камнем по руке, – … только через боль… – он ударил несколько раз.

Пальцы хрустели на импровизированной плахе, как сухие веточки.

Палач улыбался. Его подручные скучали.

Небо рушилось и рывками возвращалось на место.

– А теперь разберемся с твоими карикатурами, – сообщил палач. – Есть компетентное мнение, что от них не должно остаться и следа.

Он весело подбежал к ближайшему домику – и с размаху влепил по фасаду носком спортивной туфли. Наверное, думал, что сооружение тут же развалится… святая простота. Дому ничего не сталось, зато пришелец, мусоля во рту букву «б», запрыгал на одной ноге, держась за вторую. В сердцах он швырнул камнем. От фронтона откололся небольшой кусок – вот и весь ущерб. Как выяснилось, не только древние мастера умели строить на века.

– Вовыч, Пендаль! А ну, тащите ломы!

Палач больше не улыбался. Время улыбок кончилось.

Пока двое ходили к катеру за инструментом, он, хромая, вернулся к скрюченной на песке жертве.

– Забыл сказать. Это было тебе первое предупреждение. Оно же последнее…

Реставратор Саша перевернулся на живот и попытался встать на четвереньки. Чужое тренированное тело, накачанное яростью, навалилось сверху; неодолимая сила запрокинула ему голову.

– … И еще тебе просили передать, чтобы ты как следует подумал!.. Чего мычишь? Не знаешь, о чем нужно думать? Правильно ли ты жизнь свою жил, падаль!

Та же сила с легкостью вырвала из-под Сашиной груди правую, здоровую руку, – как он ни сопротивлялся. Бандит ударил по кисти каблуком, вдавливая ее в песок. Всем весом встал на пальцы; даже попрыгал для верности.

И второй руки не стало…

Рука мастера – это всего лишь кости, мышцы, сосуды, жилы. На редкость хрупкий материал.

– …Но сначала ты посмотришь, как твои вонючие игрушки ровняют с землей…

Это последнее, что услышал художник-реставратор, прежде чем упал в нависшую над берегом бездну… или бездна упала на него?

* * *

…Странный звук пришел ночью с реки. Словно гигантская длань шлепнула по воде, такое было впечатление.

Лагерь проснулся неохотно. Выполз из палаток, перебрасываясь сонными фразами. Кидаться к берегу и смотреть, что там да как, – ни у кого не возникло желания, тем более, звук больше не повторялся. Да и начальник экспедиции не торопился поднять тревогу. И вообще, мало ли какие звуки способна рождать матушка-природа, к тому же ночью? К тому же – в этом нечистом месте… Полчаса минуло, прежде чем самые любопытные не выдержали и пошли на разведку.

Маленькая пристань была в крови. Буквально залита была кровью. Как будто ведро алой краски пролили… впрочем, краску здесь и вправду пролили. Несколько емкостей: синюю, белую, золотую. Краски смешались с кровью, создав на пристани редкое по отвратности полотно. Этакий радикальный экспрессионизм.

И никого. Ни живых, ни мертвых.

Одна из лодок отсутствовала, вторая была подтоплена едва ли не по самую банку.

А еще – метрах в пяти от пристани – лежал на песке миниатюрный пистолет…

Поискали Сашу Калика, бригадира «южных», который имел обыкновение, отколовшись от коллектива, вечерять в этих местах. Не нашли – ни в его собственной палатке, ни в палатке поварихи. Пропал человек, сгинул.

Остались лишь уникальные копии песчаных домов, построенные чудаком неподалеку от экспериментального участка.

Что за жуть здесь стряслась?

– Беда, беда! Ох, Сашка… что матери сказать? – искренне сокрушался, почти плакал начальник экспедиции профессор Лямзин – тот самый профессор, которого злоязыкие коллеги прозвали когда-то Хануриком.

– Чертовщина… – бормотал он же, когда его никто не слышал. – Ничего не понимаю…

Когда его никто не видел, он напряженно переругивался с кем-то по мобильнику.