"Убийство в Рабеншлюхт" - читать интересную книгу автора (Аболина Оксана, Маранин Игорь)

19

Если не считать отца мельничихи, который уже лет пять не поднимался с постели и никого не узнавал, фрау Герта была самой старой жительницей деревни. Восемьдесят человеку, а она ежедневно в саду копошится, и рассудок в полном здравии, и память такая, что отец Иеремия в пример забывчивым прихожанам ставит. Вот только глуховата да зрение совсем никудышное.

Иоганн с фрау Гертой был почти незнаком. Родился он в Леменграуене, куда maman уехала из Рабеншлюхт в восемнадцать лет, сразу после смерти бабушки. Иеремия собрал все деньги, какие только мог, да еще и занял в долг, лишь бы дать сестре хорошее образование. Матушка очень любила своего брата, старалась навещать почаще, а уж Иоганна, как подрос, так и вовсе пыталась отправить на целое лето. Впрочем, сам он предпочитал город и под всяческими предлогами увиливал. До сих пор это чаще всего удавалось.

До сего дня Иоганн был у старухи Герты лишь дважды, и оба раза с дядей. Мог бы и не ходить, но любопытство взяло верх. Дело было в одной истории, нечаянно подслушанной из разговора maman и мельничихи. Случилось это еще в прошлом году, когда отец Иеремия уехал по делам в город, а женщины засиделись далеко за полночь, вспоминая давние времена — в детстве они были подругами. Проснувшийся Иоганн выглянул в распахнутое окно и с удивлением обнаружил во дворе maman и Марту. Они сидели под деревом с кружками в руках и громко хихикали, а на расстеленном покрывале стоял графинчик с виноградным вином. Луна была в самом соку — полной, яркой, Иоганн задвинул штору и уже хотел отправиться спать, как женщины вдруг заговорили о старухе Герте.

В стародавние времена, когда Герта была молодой девчонкой — не старше Иоганна — она сбежала из родительского дома с настоящими разбойниками. Ее отец отличался нравом весьма крутым, и стерпеть такого позора не мог. Запряг коня, взял с собой охотничье ружье, ножи, топор и отправился в лес искать беглянку. Вернулся через несколько дней, мрачный и хмурый, а вместе с ним приехала и заплаканная девчонка. О том, что там произошло, так никто никогда и не узнал. Да только отец мельничихи — тогда еще вполне здоровый — утверждал, что видел Герту молящейся за упокой невинно убиенных душ.

Родители Герты вскоре умерли — оба в один год, а единственный брат уехал в Америку и пропал там. Последняя весточка, переданная сестре, сообщала, что он отправился на мексиканскую войну. Замуж Герта так и не вышла — то ли никто не звал, то ли сама не хотела, но Марта утверждала, что время от времени у нее жили подозрительные личности, а в доме существовала тайная комната с настоящим подземным ходом, выводившим в лес. Об этой тайной комнате Иоганн как-то заикнулся дяде, но тот только отчитал племянника, чтобы не верил всяким сплетням и не возводил напраслину на хорошего человека. Священник по-доброму относился к Герте, жалел одинокую старуху, и она отвечала ему большим уважением.

Вся эта история промелькнула в голове Иоганна, пока он шагал к дому фрау Герты — как раз на краю леса, невдалеке от изгиба дороги, убегающей из деревни к кузнице. Домик был окружен яблонями, и деревенские мальчишки частенько залазили сюда воровать яблоки. Деревья, правда, были старые, плодоносили с каждым годом всё меньше, а от рухнувшего забора остались лишь два столба с калиткой. Иоганн невольно улыбнулся, вспомнив, что отец Иеремия, наверное, единственный, кто упорно ею пользовался, а не срезал дорогу к домику через сад. Сам юный сыщик пошел именно через сад. Пошел да остановился, задумавшись. Если расспрашивать старую Герту про сегодняшнее утро, надо будет и про убийство Феликса сообщить, а как? Неровен час, старой женщине плохо станет. Нужно как-то издалека начать, подготовить… Иоганн попытался вспомнить, как в таких случаях поступали другие, но так ничего и не припомнил. Смерть в его жизни была явлением пока редким и даже исключительным. Рука машинально потянулась к яблоку, сорвал, надкусил, выплюнул — кислятина какая… И тут же получил удар между лопаток.

— Ах ты, поганец! — раздался сзади старческий голос. — Еще же не созрели даже, а он уже ворует. Ты у меня узнаешь, как на чужое добро рот разевать!

Юный сыщик не успел опомниться, как на него обрушился еще один удар, на этот раз по макушке. Он развернулся, закрывая голову руками, и увидел разгневанную Герту. Выглядела она воинственно: всклоченные седые волосы, нос горбинкой, большая бородавка на подбородке и метла в руках — ну чисто ведьма!

— Фрау Герта! — помня, что с глухими людьми нужно разговаривать громко, во весь голос завопил Иоганн. — Подождите!

— Я тебе покажу «фрау Герта»! Думаешь, раз старуха, так не управлюсь с тобой? — метла полетела в сторону, и хозяйка сада больно ухватила Иоганна за ухо.

— Я к вам по делу! — взвыв от боли, выкрикнул юный сыщик. — Да отпустите же!

— Я тебя отпущу! — пообещала старуха. — Я тебя сейчас так отпущу, ты еще год синяки считать будешь! По делу он… Вижу по какому делу ты сюда повадился, ублюдок несчастный. И Генриху скажу! Пусть получше следит за мальчишкой! Совсем избаловались.

— Я не Себастьян! Я по делу пришёл! О-о-о, да отпустите же! — взвыл Иоганн. — Там Феликса убили!

— Что? — застыла старуха.

— Феликса убили… — севшим голосом проговорил Иоганн. — Насмерть. Топором. То есть это…. алебардой.

Он говорил все медленнее и медленнее, с испугом глядя на женщину. Подготовил, называется, а ну как сейчас в обморок упадет? Или сердечный приступ будет? Но старая Герта вовсе и не собиралась падать в обморок. Отпустила, наконец, чужое ухо, посмотрела подслеповато на Иоганна, силясь узнать, и спросила:

— А ты сам чей-то будешь? Не Себастьян, разве?

— Иоганн я. Отца Иеремии племянник.

— Вон оно как… Помню тебя, как же. Ишь, какой здоровый вымахал, не узнать. И чего ты у меня яблоки воровал, коли об убийстве сообщить послали?

— Я это… — смутился Иоганн. — Нечаянно я. Задумался, как вам сообщить помягче. Ну это, подготовить же нужно к такой вести. Издалека…

— Меня подготовить? — повторила за ним Герта и неожиданно расхохоталась, отчего бородавка на подбородке закачалась перед носом Иоганна, и сходство старухи с ведьмой еще больше усилилось. Хозяйка потрепала мальчишку по голове, а затем вдруг опомнившись, что смех и убийство вещи мало совместимые, смахнула с лица улыбку и позвала в дом.

— Пойдем, я тебя малиновым вареньем угощу, — пообещала она. — И чаем китайским. Пил когда-нибудь зеленый чай?

Иоганн отрицательно помотал головой.

— Ну, вот чаю попьем, да подготовишь меня… Сильно метлой-то попало?

— Да нет, — потирая шишку на голове, соврал он. — Ерунда.

— Эх, скинуть бы мне годков тридцать, — мечтательно произнесла Герта. — Тогда б ерундой не отделался. Мамашу твою я однажды так приложила, до сих пор, небось, меня вспоминает.

— Maman? — Иоганн остановился и даже рот открыл от изумления. — Вы ничего не путаете?

— А с чего бы мне старое путать? — ответила Герта. — Вижу плохо сейчас, людей путаю иногда, а память еще при мне… Или ты думаешь, девчонки меньше по садам лазят? Еще как… А твоя вообще сорви-голова была. Как она там поживает? Перебесилась?

— Перебе… — Иоганн запнулся и тут же поправился. — Хорошо поживает. Французский язык преподает.

Зеленый чай оказался гадостью, теплой и совсем невкусной. Бедные китайцы, даже настоящего чая не знают. Юный сыщик отпивал из чашки маленькими редкими глотками, чтобы только не обидеть хозяйку. И налегал на варенье, рассказывая старухе Герте о сегодняшнем ужасном происшествии.

— Так и знала, что этого охальника когда-нибудь зарежут, — выслушав рассказ, заявила Герта. — Ни одной ведь юбки не пропускал, прости Господи. Одно время у меня в саду повадился с докторской дочкой миловаться. Думал, я сослепу ничего не вижу. Может, и не увидела бы, да услышала. Совсем не стеснялись. Видать, решили, что если вижу плохо, то и не слышать ничего не слышу. Сначала прогнать хотела, а потом решила — пущай. Дело молодое, может, на самом деле любовь. Так чего тебя дядя послал мне об этом сообщить?

— Тут вот какое дело, — оторвавшись от варенья, сообщил Иоганн. — Алиби мы проверяем. К вам доктор сегодня заходил?

— Был доктор, да, — подтвердила Герта. — У меня серчишко прихватило, так я за ним соседскую девчонку отправила. Когда? До полудня приходил, точнее не скажу… А что, отец Иеремия его подозревает что ль?

— Да нет… Просто проверить нужно все. Следствие!

Увидев, что чашка гостя опустела, Фрау Герта налила гостю еще одну и задумчиво произнесла:

— Странный доктор какой-то нонче … Может, выпил сильно. В последнее время кажный день почитай пьяный. Ты вот что… Пусть отец Иеремия зайдет ко мне на днях, пожалуюсь ему.

Иоганн с тоской взглянул на полную чашку и спросил:

— На кого? На доктора?

— На него… — кивнула Герта. — Совсем чумной стал. Пошел за микстурой для меня, гляжу через некоторое время возвращается… Да садом, садом мимо. Я ему кричу: куда пошел? Совсем что ли с ума спятил? И иду, значит, через сад. А он как-то со спины вынырнул, рот мне ладошкой прикрыл и стоит, держит. Я уж позже сообразила: прятался он от кого-то.

Иоганн сразу забыл и про чай, и про шишку. Вот это да! Значит, доктор возвращался к фрау Герте? Да еще и прятался, чтобы не увидели, как он здесь проходит! Юный сыщик нетерпеливо заерзал на месте, до того ему хотелось скорее сообщить о том отцу Иеремии. Взял в руки чашку, выпил залпом все ее содержимое и все же задержался, задал уточняющий вопрос хозяйке:

— Фрау Герта, а это точно доктор был? Вы не могли перепутать?

— А кто ж еще? — удивилась старуха. — Не отвертится он теперича, у меня и доказательство есть. Как там у вас, у сыщиков такое доказательство называется? Улика?

— Какое доказательство? — выдохнул юноша.

— Ключ я с его пояса сняла, — и фрау Герта неожиданно подмигнула Иоганну. — Пока он мне рот затыкал. Эх, сколько лет прошло, а руки до сих пор это баловство помнят… Нет, не отвертится теперь. Завтра же в храм схожу, к дядюшке твоему. Ему и отдам. Он не спустит это дело.

II

Отцы говорят нам:

Слушайте и запоминайте, а после расскажите своим детям, чтобы запомнили и они.

Дважды по сорок раз приходило лето в земли таги, а между ними был Год снежного быка, когда земля не проснулась, а женщины остались бесплодны. И сказал ведун Кхмару, что Ворона испытывает народ таги, и следует терпеть. Но люди стали убивать ворон, что раньше было [табу]. Изгнал их Кхмару, и ушли они за реку.

Не было урожая в тот год, а охотники не находили в лесах дичи, лишь голодные волки выли на холмах и нападали на людей. Не цвели деревья, и не давали плодов, а река стала зимой и не потекла к лету. И пришла с севера страшная болезнь, о которой не знал никто, и умерла почти четверть [таги]. И тогда выбрал Кхмару день и отправился за реку на болота разговаривать с Вороной, и запретил ходить за собой.

И тогда не ходите за мной, если не вернусь, сказал он.

И видели люди, как плыла [на болота] туча, черная как ворона и очертаниями своими похожа.

И сказали люди: услышала Мать Ворона Кхмару, и будут они говорить.

И не было заката в тот день, а ночь оставалась светла.

Никто не уснул из народа таги, даже малые дети и те ждали возвращения [ведуна].

Прошла ночь, а он не возвратился.

Прошел день, и не было его.

Прошла еще одна ночь, но Кхмару не пришел.

И тогда Иунай, сын его, сказал: пойду за отцом. Стали возражать люди, что нельзя, но Иунай не послушал их.

Долго бродил он по болотам и, наконец, вышел в самую топь. И увидел там остров среди топи, а на нем дерево тис, и к дереву тому был привязан Кхмару, а на груди его сидела Черная Ворона и клевала [грудь]. И был мертв старый ведун, но поднял голову и посмотрел на сына.

— Зачем ты пришел, ведь я запретил тебе? — спросил он.

— Прости, отец, — склонил голову Иунай.

— Так знай, что не вернется в этот год лето, и жертва моя была напрасна, — сказал Кхмару.

— Прости, отец, — стал на колени Иунай.

— Тысячу лет мог жить наш народ спокойно на своей земле, а теперь их осталось сорок, — сказал Кхмару.

— Прости, отец, — пал ниц Иунай.

— А после сорока придут люди с козлиными головами, и сбудется древнее пророчество, и не станет больше таги.

Сказал это Кхмару, закрыл глаза и снова стал мертв.

Долго лежал на земле Иунай, не в силах пошевелиться и поднять голову. Но вот послышался шум крыльев над ним, и упало что-то рядом. Посмотрел вокруг Иунай, и не увидел ни дерева тис, ни отца, ни Матери Вороны. Лежал он прямо в топи, но не тонул, а рядом на воде лежало сокровище, и тоже не тонуло. И много раз топил его Иунай, прося вернуть отца, а сокровище вновь поднималось со дна. И тогда понял Иунай, что Ворона дала ему священную реликвию. И встал, и принял [сокровище], и понес его своему народу. И рассказал, что видел и слышал, а всем сказал запомнить этот день, и чтить сокровище.

И было на следующий год теплое лето, и зверь в лесах, а урожай был такой, что его снимали дважды. Изгнанные пришли из-за реки и просились назад. И сказал им Иунай: возвращайтесь.

Правил он тридцать пять лет народом таги, а сокровище лежало в центре, и каждый мог прикоснуться к нему, и обрести силу. И не выпадали волосы у Иуная, и не седели они, а и в старости оставались как вороново крыло. И чтили его как справедливого и удачливого вождя, а он помнил, что народу его осталось [мало] времени. Собрал Иунай молодых охотников и сказал им: выберете меж собой самого хитрого и смелого, а я отправлю его на юг. Пусть узнает он, где живут люди с козлиными головами и о чем они думают, и собираются ли идти войной. А после расскажет нам.

Долго решали молодые охотники, кто более достоин [из них]. И выбрали Гаму, из рода Рохсона, что вернулись из-за реки. Было это за год до смерти Иуная. А когда умер он, Гама еще не вернулся из своего похода.

Завещал Иунай похоронить его там, где отдал себя в жертву его отец Кхмару, а сокровище оставить в центре [поселка] и стеречь пуще ока своего. И когда понесли его по болоту, то расступилась топь перед идущими, и дорога вывела прямо на остров с деревом тис. Там его и похоронили, и никто не приходил на могилу его, так как скрылся остров с глаз людских и никогда больше не показывался.