"Глаз бури" - читать интересную книгу автора (Уильямс Тэд)

6 ВОРОН И КОТЕЛ

Когда лязг начался снова, Мегвин вздрогнула. Этот скорбный звук означал так много - и ничего хорошего. Одна из девушек, маленькая красотка с нежной кожей, про которую Мегвин сразу решила, что она трусиха, отпустила бревно, которое они толкали, и зажала руками уши. Тяжелый кусок изгороди, предназначавшийся для того, чтобы запереть ворота, чуть не упал, но Мегвин и две другие девушки держали его крепко.

- Стада Багбы, Сигва, - заворчала она на ту, которая отпустила, - ты что, рассудка лишилась? Если бы оно упало, кого-нибудь могло бы раздавить или по меньшей мере перебить ногу!

- Я виновата, я очень виновата, моя леди, - сказала девушка, вспыхнув. - Просто этот шум… Он так пугает меня! - Она шагнула назад, занимая свое прежнее место, и девушки снова навалились на бревно, силясь приподнять его и опустить в массивную дубовую развилку, служившую пазом ворот. По ту сторону изгороди мычали сбитые в кучу рыжие стада, так же, как и молодые женщины, обеспокоенные непрекращающимся звоном.

С грохотом и скрежетом бревно упало на место, и девушки опустили на землю, прислонившись спинами к воротам.

- Милостивые боги, - простонала Мегвин. - Мне кажется, что у меня треснул позвоночник.

- Это не правильно, - высказалась Сигва, мрачно разглядывая кровоточащие царапины на ладонях. - Это мужская работа.

Металлический лязг прекратился, и мгновение сама тишина, казалось, радостно пела. Дочь Лута вздохнула и набрала полную грудь морозного воздуха.

- Нет, маленькая Сигва, - простонала она. - Мужская работа - это то, что делают сейчас мужчины, а все остальное - женская работа, если только ты не хочешь носить мечи и копья.

- Это Сигва-то? - смеясь спросила одна из девушек. - Да она не убьет даже паука!

- Я всегда зову для этого Товилета, - сказала Сигва, гордая своей утонченностью, - и он всегда помогает мне.

Мегвин нахмурилась.

- Что ж, боюсь, что нам придется учиться самим разделываться с нашими пауками. Не много мужчин останется с нами в эти дни, а у тех, кто не уйдет, будет достаточно других дел.

- Вы совсем другая, принцесса, вам проще, - отвечала Сигва. - Вы большая и сильная.

Мегвин пристально посмотрела на нее, но ничего не сказала.

- Вы же не думаете, что война будет все лето, - спросила другая девушка, как будто речь шла о какой-то скучной повседневной работе. Мегвин обернулась и посмотрела на всех троих, на мокрые от пота лица и глаза, уже блуждающие в поисках других, более интересных тем. На секунду ей захотелось закричать, испугать их, чтобы они поняли, что все предстоящее им - не турнир, не веселая игра, а смертельный неравный бой.

Но зачем сейчас тыкать их носом в грязь? подумала она. Очень скоро у нас будет ее гораздо больше, чем нам бы хотелось.

- Я не знаю, Гвелан, - сказала она и покачала головой. - Я надеюсь, что нет. Я действительно надеюсь, что нет.


***

Когда она возвращалась от выгонов к дворцу, два человека снова ударили в большой бронзовый котел, висевший вверх ногами в раме из дубовых столбов перед передними дверями Таига. Когда она проходила мимо, шум, который производили эти люди, бьющие по котлу дубинами с железными наконечниками, был таким громким, что ей пришлось заткнуть уши. Она снова удивилась, как это ее отец и его советники могут думать, не говоря уж о том, чтобы планировать жизненно важную стратегию, при этом ужасном грохоте у самого дворца. Но если Котел Ринна замолчит, потребуется много дней, чтобы предупредить о грозящей опасности все отдаленные города, особенно прилегающие к склонам Грианспога. А так те селения и поместья, которые услышат этот звон, пошлют гонцов к тем, кто находится дальше. Лорд Таига звонил в котел в дни бедствий задолго до того, как Эрн Охотник и Ойндут, его могучее копье, превратили их страну в великое королевство. Дети, никогда ранее не слышавшие его звука, мгновенно узнавали его, так много было сложено песен и сказок о Котле Ринна.

Высокие стены Тайга сегодня закрыли ставнями от тумана и холодного ветра. Мегвин вошла, когда Луг и его советники серьезно беседовали о чем-то у огня.

- Моя дочь, - сказал Лут, вставая. С видимым усилием он улыбнулся ей.

- Я взяла несколько женщин и загнала остатки стада в большой загон, - доложила Мегвин. - Мне кажется, что им не нужно находиться в такой тесноте. Коровы беспокоятся.

Лут махнул рукой.

- Лучше потерять несколько коров сейчас. Мы не сможем загнать их, если придется спешно отступать в горы.

В дальнем конце зала отворилась дверь, и часовые один раз ударили по щитам, как бы эхом отозвавшись на грохочущий призыв Котла.

- Благодарю тебя, Мегвин, - сказал король, поворачиваясь, чтобы приветствовать вновьприбывшего.

- Эолер! - воскликнул он, когда граф вышел вперед. На нем все еще была перепачканная дорожная одежда. - Ты быстро вернулся от целителей. Это хорошо. Как твои люди?

Граф Над Муллаха подошел, упал на одно колено и быстро поднялся в ответ на нетерпеливый жест Лута.

- Пятеро здоровы; двое раненых чувствуют себя неважно. За остальных четверых я еще рассчитаюсь со Скали. - Тут он наконец увидел принцессу и широко улыбнулся, но на лбу его все еще оставались морщины тяжелого, утомительного раздумья. - Моя леди Мегвин, - сказал он и снова поклонился, прикоснувшись губами к ее тонким длинным пальцам, на которых, как она смущенно заметила, все еще оставалась грязь изгороди.

- Я слышала, что вы вернулись, граф, - молвила она. - Я бы только хотела, чтобы ваше возвращение было более счастливым.

- Ужасна судьба твоих храбрых муллачи, Эолер, - сказал король, усаживаясь рядом со старым Краобаном и другими верными людьми, - но спасибо Бриниоху и Мюрагу Однорукому, что вы все-таки наткнулись на этот отряд разведчиков. В противном случае Скали и его ублюдки застали бы нас врасплох. Он будет более осторожен после схватки с твоими людьми, а может быть и вовсе изменит намерения.

- Хотел бы я, чтобы это было так. Мой король, - сказал Эолер, грустно качая головой. Сердце Мегвин дрогнуло, когда она увидела, как стойко он переносит свою слабость; она безмолвно проклинала свои детские чувства. - Но, - продолжал он, - боюсь, что это не так. Если Скали задумал такое предательское нападение так далеко от его земель, значит он убежден, что обстоятельства складываются в его пользу.

- Но в чем дело? Что ему от нас нужно? - спросил король. - Мы уже много лет не воюем с риммерами!

- Боюсь, сир, что дело не в этом. - Эолер был почтителен, но не боялся поправить своего короля. - Если бы старый Изгримнур по-прежнему правил в Элврйтсхолле, вам было бы чему удивляться, но Скали - ставленник Верховного короля. В Наббане говорят, что со дня на день Элиас выступит против Джошуа. И поскольку мы ответили отказом на ультиматум Гутвульфа, он не хочет оставлять у себя за спиной необремененных налогами эрнистирийцев, когда двинется на Наглимунд.

- Но Гвитин все еще там! - испуганно сказала Мегвин.

- Ас ним, к несчастью, полсотни наших лучших людей, - рыкнул у камина старый Краобан.

Эолер обернулся и ласково посмотрел на Мегвин, впрочем, принцесса была уверена, что в глазах его была только снисходительность.

- За толстыми стенами Наглимунда ваш брат, бесспорно, в большей безопасности, чем был здесь, в Эрнисадарке. Кроме того, если он узнает о нашем тяжелом положении и сможет выехать сюда, его пятьдесят человек окажутся за спиной у Скали, что крайне выгодно для нас.

Король Лут потер глаза, как будто хотел выжать из них усталость и забыть тревоги прошедшего дня.

- Не знаю, Эолер, не знаю. У меня неважное ощущение от всего этого. Не нужно быть хорошим предсказателем, чтобы видеть, какой страшный, зловещий год нас ожидает. Таким он и был с первой секунды.

- Я все еще здесь, отец, - сказала Мегвин и подошла, чтобы опуститься на колени подле короля, - и я останусь с тобой. - Лут погладил ее по руке.

Эолер улыбнулся и кивнул, услышав обращенные к отцу слова девушки. Но мысли его были заняты двумя его умирающими людьми и огромной силой риммеров, двигающейся по Фростмаршу к Иннискрику неостановимой железной волной.

- Те, кто останется, пожалуй, не поблагодарят нас, - сказал он шепотом.

А снаружи бронзовый голос котла разносился по всему Эрнисадарку, непрестанно взывая к виднеющимся вдалеке горам:

- Берегитесь… Берегитесь… Берегитесь…


***

Барон Дивисаллис и маленький отряд наббанайцев каким-то образом умудрились превратить продуваемые сквозняками комнаты в восточном крыле Наглимунда в частичку своего южного дома. Хотя капризная погода была слишком холодной, чтобы распахивать окна и двери, как это широко распространено в Наббане, они завесили хмурые каменные стены ярко-зелеными и небесно-глубыми гобеленами и заставили все пригодные для этого поверхности свечами и масляными лампами, так что комнаты за закрытыми ставнями расцвели светом.

В полдень здесь светлее, чем снаружи, решил Изгримнур. Но, как сказал старый Ярнауга, мрачные вести выгнать не так легко, как зимнюю тьму. И вполовину не так легко.

Ноздри герцога раздулись, как у разгоряченной лошади. Дивисаллис повсюду расставил горшочки с ароматическими маслами, в некоторых плавали зажженные фитили, наполнявшие комнату густым ароматом островных благовоний.

Хотел бы я знать, что ему так не нравится - запах страха или старого доброго железа? Изгримнур неодобрительно фыркнул и подвинул свое кресло к двери в коридор.

Барон Дивисаллис был несказанно удивлен, обнаружив у своей двери нежданных и необъявленных герцога Изгримнура и принца Джошуа, но, быстро оправившись, предложил им войти и отбросил в сторону несколько разноцветных одеяний, висевших на стульях, чтобы гости могли сесть.

- Простите, что побеспокоил вас, барон, - сказал Джошуа, наклоняясь вперед и уперев локти в колени. - Но я хотел поговорить с вами наедине, прежде чем закончится рэнд.

- Конечно, конечно, мой принц, - ободряюще кивнул Дивисаллис. Изгримнур презрительно оглядывал его искусно завитые волосы и безделушки, которые барон носил на шее и запястьях, и удивлялся, как это он может быть, согласно общепризнанной репутации, таким свирепым и бесстрашным воином.

На вид так кажется, что он может зацепиться рукоятью за свои висюльки и удавиться.

Джошуа поспешно рассказывал о событиях двух последних дней, бывших истинной причиной того, что рэнд не мог состояться. Дивисаллис, который, как и многие другие лорды, с сомнением принял заявление о болезни принца, поднял брови, но ничего не сказал.

- Я не мог говорить откровенно и не могу до сих пор, - подчеркнул Джошуа. - В этой безумной толкотне, в бесконечных прибытиях и отъездах слишком легко было бы какому-нибудь бесчестному человеку, а'то и просто шпиону Элиаса, передать Верховному королю известия о наших опасениях и планах.

- Но наши опасения известны всем, - возразил Дивисаллис. - И у нас нет никаких планов - пока.

- К тому времени, когда я буду готов говорить об этом со своими людьми, ворота будут надежно заперты - но видите ли, барон, вы еще не знаете всей правды.

И тут принц начал рассказывать Дивисаллису обо всех последних открытиях, о трех мечах и пророческих стихах в книге сумасшедшего священника, и о загадочных сновидениях, посещавших многих людей.

- Но если вы и так собираетесь вскоре рассказать все это вашим вассалам, зачем сейчас говорите со мной? - спросил барон. У двери фыркнул Изгримнур: у него возник тот же вопрос.

- Потому что мне нужен ваш господин Леобардис, и он нужен мне прямо сейчас, - сказал Джошуа. - Мне нужен Наббан. - Принц вскочил и стал кругами ходить по комнате, как бы разглядывая гобелены, но взгляд его был сфокусирован за много-много лиг от каменных стен и узорчатой ткани. - Я с самого начала ждал слова вашего герцога, но сейчас я нуждаюсь в нем больше, чем когда-либо. Элиас для своих целей отдал Риммергард Скали и его кальдскрикскому клану Ворона. Таким образом, он воткнул нож в спину короля Лута: эрнистири теперь пришлют мне много меньше людей, вынужденные оставить у себя количество, достаточное, чтобы защитить свои земли. Гвитин, который еще неделю назад рвался воевать с Элиасом, хочет возвращаться домой, чтобы помочь отцу защищать Эрнисадарк.

Джошуа резко повернулся, чтобы посмотреть прямо в глаза Дивисаллису. Лицо принца было только маской холодной гордости, но и барон, и герцог Изгримнур видели его руку, вцепившуюся в ворот рубашки.

- Если герцог Леобардис хочет быть чем-то большим, чем просто лакеем Элиаса, он должен разделить со мной мою ношу.

- Но почему вы говорите все это мне? - спросил Дивисаллис. Он казался искренне удивленным. - Мне кажется, что эти последние события - мечи, книга и все прочее - ничего не меняют.

- Меняют, черт побери! - отрезал Джошуа, голос его поднялся почти до крика. - Без Леобардиса, да еще когда эрнистири под угрозой с севера, мой братец получит нас аккуратно упакованными, как в бочке, забитой гвоздями. Кроме того, он имеет дело о демонами, и никто не знает, какие ужасные преимущества он получит благодаря этому союзу. Мы, конечно, сделали слабую попытку нанести ответный удар, но даже если эта попытка против всех ожиданий увенчается успехом, она ничем не сможет помочь нам, если не останется ни одного вольного владения. Ни ваш герцог, ни кто-нибудь другой никогда не посмеют ответить Элиасу ничего, кроме "да".

Барон тихо покачал головой, и его бусы тихо зазвенели.

- Я в большом смущении, мой лорд. Как случилось, что вы не знаете? Еще вчера я отправил депешу в Санкеллан Магистревис с моим самым верным гонцом. Я сообщил Леобардису, что вы выступаете против Элиаса и, по моему мнению, он должен привести людей на подмогу.

- Что? - Изгримнур вскочил. Он и принц были одинаково потрясены. Они стояли, нависая над испуганным Дивисаллисом, лица их напоминали лица людей, попавших ночью в засаду.

- Но, мой принц, я сообщил вам. По крайней мере, поскольку мне посоветовали не беспокоить вас, я отправил послание с моей печатью в ваши покои. Вы, разумеется, прочли его?

- Благословенный Узирис и Мать Его! - Джошуа хлопнул себя по бедру. - Мне некого винить, кроме себя самого. Оно и сейчас лежит у меня на столе. Деорнот вручил его мне, но я собирался дождаться более удобного часа. Я просто забыл о нем. Но это не страшно, а то, что вы сообщили нам, - превосходно.

- Вы считаете, что Леобардис приедет? - подозрительно спросил Изгримнур. - Почему вы так уверены? Раньше вы, по-моему, сами сильно сомневались в этом.

- Герцог Изгримнур, - тон Дивисаллиса был ледяным, - надеюсь, вы понимаете, что я только исполнял свой долг. В действительности герцог Леобардис уже давно склонялся к тому, чтобы поддержать принца Джошуа. Более того, он был крайне недоволен неоправданной дерзостью Элиаса. Войска уже несколько недель готовы к бою.

- Тогда зачем было посылать вас сюда? - спросил Джошуа. - Что он надеялся узнать здесь, чего я не мог сообщить ему через посланников?

- Он'не ждал ничего нового, - ответил Дивисаллис. - Хотя мы и получили здесь гораздо больше новых сведений, чем кто-нибудь мог предположить. Нет, я был послан более для того, чтобы устроить небольшое представление некоторым людям в Наббане.

- Есть разногласия между вассалами? - сверкнув глазами, спросил Джошуа.

- Конечно, но в этом нет ничего необычного… и не в этом первопричина моей миссии. Она в том, чтобы подорвать сопротивление более близкого герцогу человека, - тут, хотя в маленькой комнатке явно не было никого, кроме них троих, Дивисаллис огляделся по сторонам. - Это его жена и сын ни в коем случае не желают его союза с вами.

- Вы имеете в виду старшего, Бенигариса?

- Да, а иначе бы он или один из младших сыновей Леобардиса был здесь вместо меня, - барон пожал плечами. - Бенигарису многое нравится в правлении Элиаса, так же, как и герцогине Нессаланте… - Наббанаец снова пожал плечами.

- Она тоже отдает предпочтение шансам Верховного короля, - горько улыбнулся Джошуа. - Нессаланта - умная женщина. Жаль, что ей придется волей-неволей подчиниться выбору своего мужа. Она вполне может оказаться права в своих опасениях.

- Джощуа! - Изгримнур был шокирован.

- Я только шучу, старый друг, - сказал принц, но выражение его лица свидетельствовало об обратном. - Так что, герцог выйдет нам на помощь, добрый Дивисаллис?

- Так скоро, как только возможно, принц Джошуа. И сливки наббанайского рыцарства будут в его свите.

- И большой отряд копьеносцев и лучников, я надеюсь. Что ж, да будет милость Эйдона со всеми нами, барон.

Они с герцогом распрощались с Дивисаллисом и вышли в темный коридор. Яркие краски жилища наббанайца остались позади, как сон, оставленный за порогом пробуждения.

- Есть человек, которого очень обрадует эта новость, Изгримнур.

Герцог вопросительно поднял брови.

- Моя племянница Мириамель была очень расстроена, когда узнала, что Леобардис колеблется. Нессаланта все-таки ее тетка. Принцесса действительно очень обрадуется этому известию.

- Тогда пойдем и расскажем ей, - предложил Изгримнур, взяв Джошуа под локоть и направляя его ко двору замка. - Оца, наверное, с другими придворными дамами. Я устал глазеть на бородатых солдат. Я, конечно, старый человек, но иногда приятно бывает повидать парочку-другую красивых леди.

- Пусть так, - улыбнулся Джошуа, и это была первая искренняя улыбка, которую видел у него Изгримнур за последние несколько лет. - А потом мы навестим твою жену, и ты сможешь и ей рассказать о своей неувядающей любви к дамам.

- Принц Джошуа, - вкрадчиво сказал старый герцог. - Я никогда не буду до такой степени стар и немощен, чтобы не суметь надрать тебе уши. И ты можешь в этом убедиться!

- Не сейчас, дядюшка, - усмехнулся Джошуа. - Мне они понадобятся сегодня, чтобы по достоинству оценить то, что ответит тебе Гутрун.


***

Легкий ветер с воды приносил запах кипариса. Тиамак, вытирая со лба капли пота, мысленно благодарил Того, Кто Всегда Ступает По Пескам, за это неожиданно прохладное дуновение. Возвращаясь после ежедневной проверки ловушек, он чувствовал, как воздух Вранна застыл в ожидании бури. Это был горячий, злой воздух, неотступный, как крокодил, который кружит возле давшего течь ялика.

Тиамак снова вытер лоб и взял пиалу чая из желтого корня, которая томилась на раскаленном камне. Прихлебывая чай, обжигавший его потрескавшиеся губы, он раздумывал, что же ему делать.

Это странное послание Моргенса так расстроило его! Целыми днями угрожающие слова доктора грохотали у него в голове, как камешки в пустой тыкве, направлял ли он маленькую лодку через протоки Вранна, или плыл на рынок в Кванитупул, торговый городок, притулившийся у ручья, вытекавшего из озера Эдна. Трехдневное путешествие на плоскодонке в Кванитупул он предпринимал каждое новолуние, используя свои необычные познания для извлечения выгоды из рыночной торговли. Он помогал незадачливым враннским торговцам заключать сделки с наббанайскими и пирруинскими купцами, которые появлялись в прибрежных селениях Вранна. Утомительное путешествие в Кванитупул было необходимостью, даже если удавалось заработать всего несколько монет и мешочек риса. Рис он использовал в качестве гарнира к случайному крабу, слишком глупому или слишком самонадеянному, чтобы избежать его ловушек. Но на подобную любезность крабов трудно было рассчитывать, так что обычное меню Тиамака составляли рыба и коренья,

Скорчившись в крошечном домике, выстроенном на баньяне, в сотый раз озабоченно перечитывая послание Моргенса, он мысленно перенесся назад, на шумные холмистые улицы Анзис Пелиппе, столицы Пирруина, где он впервые встретил старого доктора.

Так же ясно, как гам и суету огромного торгового порта, в сто, во много сотен раз превосходящего по размерам Кванитупул, во что никогда бы не поверили его соплеменники, провинциальная деревенщина, - Тиамак помнил запахи, миллионы удивительных запахов: сырой соленый запах причала с пряным привкусом от рыболовецких судов, ароматы уличных жаровен, у которых бородатые островитяне предлагали нанизанную на палочки хрустящую сочную баранину, запах мускуса от потных конец, грызущих удила, чьи надменные хозяева, солдаты и купцы, нагло гарцевали на них по булыжной мостовой, заставляя пешеходов разбегаться в разные стороны, и, конечно, щекочущие ароматы шафрана и имбиря, корицы и кардамона, клубившиеся в районе улицы Пряностей, словно экзотические благовония.

Даже воспоминания обо всем этом великолепии возбудили в нем такой голод, что хотелось плакать, но Тиамак взял себя в руки. Есть дело, которое необходимо выполнить, и он не имеет права отвлекаться на такие плотские желания. Моргенс как-то нуждался в нем, и Тиамак был готов сделать все возможное для старого доктора.

В сущности, именно еда много лет назад в Пирруине привлекла к нему внимание Моргенса. Доктор, разыскивавший что-то в торговых рядах Анзис Пелиппе, налетел на враннского юношу, пристально смотревшего на ряды марципана, выставленного на прилавке пекаря, и чуть не сбил его с ног. Старик был очарован и заинтригован парнишкой с болот, забравшимся так далеко от дома, чьи извинения перед старшим были полны тщательно выученных наббанайских выражений. Узнав, что мальчик приехал в столицу Пирруина, чтобы заниматься наукой с узирианскими братьями, и первым в своей деревне оставил болотистый Вранн, Моргенс купил ему большой квадрат марципана и чашку молока. С того момента Моргенс стал истинным богом для потрясенного Тиамака.


***

Грязный пергамент было уже трудно читать, хотя он и сам был только копией подлинного послания, развалившегося на куски от частого пребывания в руках. Впрочем, это давно уже не имело значения: Тиамак знал текст наизусть. Он даже записал письмо шифром и снова перевел, чтобы убедиться, что не пропустил какую-нибудь мелкую, но значительную деталь.

Без сомнения, настало время Звезды завоевателя, писал доктор, предупредив Тиамака тем самым, что это письмо надолго может стать последним. Понадобится помощь Тиамака, уверял доктор, если неких страшных событий, на которые - как сказано - есть намеки в запрещенной, утерянной книге священника Ниссеса, можно будет избежать.

В первую же поездку в Кванитупул после получения доставленного воробьем послания, Тиамак спросил Миддастри, пирруинского купца, с которым он изредка пил пиво, что за ужасные вещи происходят в Эрчестере, городе, где жил Моргенс. Миддастри сказал, что слышал о раздоре между Верховным королем Элиасом и Лутом из Эрнистира, и, конечно, уже многие месяцы все говорят о затянувшейся ссоре Элиаса с принцем Джошуа, но кроме этого купец не смог вспомнить ничего необычного. Тиамак, после послания Моргенса ожидавший более грозной и неотвратимой напасти, немного успокоился. И все-таки несомненная важность письма доктора не давала ему покоя.

Запрещенная, утерянная книга… Откуда Моргенс узнал его секрет? Тиамак никому ничего об этом не говорил; он собирался удивить доктора при встрече, которую планировал на следующую весну. Это была бы его первая поездка севернее Пирруина. Теперь оказывается, что Моргенсу уже что-то известно о его находке, но почему доктор прямо не говорит об этом? Почему он пишет намеками, загадками и предположениями, словно краб, аккуратно вытаскивающий рыбью голову из ловушки Тиамака?

Вранн отставил миску с чаем и двинулся через низкую комнату, согнувшись в три погибели. Горячий кисловатый ветер усилился, слегка покачивая дом на высоких ходулях и со змеиным шелестом пригибая камыш. Тиамак поискал в сундучке завернутый в листья предмет, тщательно спрятанный под пачкой пергамента с его собственной переработкой "Совранских лекарств целителей Вранна", которую он втайне считал своей великой работой. Когда его поиски увенчались успехом, он вынул и развернул свиток, не в первый уже раз за последние две недели.

Когда свиток лег рядом с переписанным посланием Моргенса, вранн был поражен контрастом. Слова Моргенса были переписаны черными чернилами из болотного корня на дешевом пергаменте, таком тонком, что, казалось, он мог вспыхнуть даже на некотором расстоянии от пламени свечи. Другой листок, его счастливая находка, представлял собой кусок хорошо выделанной кожи. Красно-коричневые слова безумно плясали на нем, как будто писавший сидел на лошади во время землетрясения.

Это была жемчужина коллекции Тиамака - а если он правильно установил, что это такое, пергамент мог бы стать жемчужиной чьей угодно коллекции. Он нашел свиток в Кванитупуле в огромной кипе других использованных пергаментов, которые торговец предлагал купить для упражнений в письме. Продавец не знал, кому принадлежал сундук с бумагами, сказал только, что приобрел его среди прочего продаваемого с аукциона имущества в Наббане. Опасаясь, что свиток может растаять а воздухе в любую секунду, Тиамак воздержался от дальнейших расспросов и тут же купил его вместе с кучей других пергаментов за один блестящий наббанайский кинис.

Тиамак посмотрел на него опять, хотя и перечитывал даже чаще, чем послание Моргенса, - если только такое было возможно - и особенно на верхнюю часть пергамента, не столько оборванного, сколько обгрызенного, на обезображенном краю которого можно было различить буквы Д. А. В. Р.

А исчезнувший том Ниссеса, который некоторые даже называли "воображаемым" - он же, кажется, называется Ду Сварденвирд? Откуда Моргенс знал?

Под заглавием шел текст, написанный северными рунами, местами смазанными, местами рассыпавшимися в порошок, но все же вполне читаемый. Это был архаический наббанайский, пятивековой давности.

…Принесите из Сада Нуанни Мужа, что видит, хоть слеп, И найдите Клинок, что Розу спасет, Там, где Дерева Риммеров свет, И тот Зов, что Зовущего вам назовет В Мелком Море на Корабле, - И когда тот Клинок, тот Муж и тот Зов Под Правую Руку Принца придут, В тот самый миг Того, кто Пленен, Свободным все назовут.

Под этим странным стихотворением большими старинными рунами было начертано единственное слово: Ниссес.

Хотя Тиамак бесконечно долго всматривался в загадочные строки, вдохновенное озарение оставалось мучительно далеким. Наконец, тяжело вздохнув, он снова завернул древний свиток в листья и запихал обратно в сундук из колючего дерева.

Итак, чего же хочет Моргенс? Следует ли привезти это самому доктору в Хейхолт? Или отослать другому мудрому - колдунье Джулой, толстому Укекуку из Йиканука или человеку из Наббана? Может быть, разумнее всего будет подождать дальнейших указаний доктора, вместо того, чтобы в спешке творить глупости, не понимая истинного положения вещей? В конце концов из того, что говорил ему Миддастри, выходит, что та опасность, которой боялся Моргенс, видимо, еще далеко. Конечно, время еще есть и можно подождать и точно узнать, что именно нужно доктору.

Время и терпение, советовал он себе, время и терпение.

За окном стонали ветви кипариса, содрогаясь под грубыми прикосновениями ветра.


***

Дверь неожиданно распахнулась. Сангфугол и леди Воршева виновато вскочили, как будто их застали за чем-то дурным, хотя их разделяла почти вся длина комнаты. Пока они широко раскрытыми глазами смотрели на дверь, лютня менестреля, прислоненная к его креслу, покачнулась и упала к его ногам. Он поспешно подхватил ее и прижал к груди, словно раненого ребенка.

- Черт возьми, Воршева, что вы сделали? - свирепо спросил Джошуа.

Герцог Изгримнур стоял в дверях за его спиной, лицо его было встревоженным.

- Успокойся, Джошуа, - уговаривал он, дергая серый камзол принца.

- Только после того, как я узнаю правду от этой… этой женщины, - резко оборвал его Джошуа. - А до того не вмешивайся, старый друг.

Краска возвращалась к щекам Воршевы.

- Что это значит? - сказала она. - Вы врываетесь сюда, словно разъяренный бык, и выкрикиваете непонятные вопросы. Что это значит?

- Не пытайтесь дурачить меня. Я только что говорил с начальником стражи; боюсь, он еще долго будет жалеть, что попался мне под руку, так зол я был. Он сказал, что Мириамель покинула замок вчера еще до полудня с моим разрешением - которое не было разрешением. Это была моя печать, поставленная на фальшивый документ!

- И почему же вы кричите на меня? - надменно спросила леди. Сангфугол бочком двинулся к двери, все еще прижимая к груди свои раненый инструмент.

- Это вам прекрасно известно, - зарычал Джошуа. Краска постепенно сходила с его лица. - И не двигайся с места, музыкант, потому что я еще не закончил с тобой. Ты в последнее время пользуешься большим доверием моей леди.

- Только по вашему приказу, принц Джошуа, - сказал Санпругол, останавливаясь. - Чтобы скрасить ее одиночество. Но, клянусь, я ничего не знаю о принцессе Мириамели!

Джошуа вошел в комнату и, не оглядываясь, захлопнул за собой тяжелую дверь. Не по возрасту ловкий Изгримнур успел отскочить.

- Хорошо, дорогая Воршева, не надо обращаться со мной так, как будто я один из тех мальчишек-возчиков, среди которых вы росли. Я постоянно слышал от вас, что бедная принцесса грустит, бедная принцесса скучает без своей семьи. Теперь Мириамель ушла из замка в обществе какого-то негодяя, а еще кто-то украл мой перстень с печатью, чтобы ее пропустили! Вы думаете, я глупец?

Темноволосая женщина не мгновение встретилась с ним взглядом. Потом губы ее задрожали, на глазах появились сердитые слезы, и она опустилась в кресло, шелестя длинными юбками.

- Прекрасно, принц Джошуа, - сказала она. - Вы можете отрубить мне голову, если хотите. Я помогла бедной девочке бежать к ее семье в Наббан. Если бы вы не были так бессердечны, то сами отослали бы ее в сопровождении вооруженных людей. Вместо этого с ней только один добрый монах. - Она вынула из-за корсажа платок и отерла глаза. - И все-таки там ей будет лучше, чем быть запертой здесь, как птица в клетке.

- Слезы Элисии! - выругался Джошуа, вскинув руку. - Вы глупая женщина! Мириамель просто хотела прославиться, она надеялась уговорить своих наббанайских родственников сражаться на ее стороне.

- Может быть, несправедливо говорить, что она хотела только ''прославиться", - возразил Изгримнур. - Мне кажется, что принцесса искренне хотела помочь.

- И что тут плохого? - защищаясь, спросила Воршева, - Вам же нужна помощь Наббана, разве нет? Или вы слишком горды для этого?

- Да поможет мне Бог, но наббанайцы уже с нами! Вы понимаете? Я час назад говорил с бароном Дивисаллисом. И вот теперь дочь Верховного короля бессмысленно блуждает по разоренной стране, в то время как войска ее отца готовы перейти в наступление, а шпионы его шныряют повсюду, словно мухи.

Джошуа раздраженно махнул рукой и рухнул в кресло, вытянув длинные ноги.

- Это уже слишком, Изгримнур, - устало сказал он. - Ты еще спрашиваешь, почему я не оспариваю трон у Элиаса? Я не могу даже сохранить в безопасности юную леди под моей собственной крышей!

Изгримнур меланхолически улыбнулся:

- Насколько я помню, ее отцу тоже не больно-то удалось удержать ее.

- Все равно. - Принц потер лоб. - Узирис, моя голова раскалывается от всего этого.

- Ну, Джошуа, - сказал Изгримнур, взглядом призывая остальных хранить молчание, - еще не все потеряно. Мы просто отправим большой отряд прочесать кустарники и отыскать Мириамель и этого монаха, этого… Цедрина или как его.

- Кадрах, - без выражения сказал Джошуа.

- Да, верно, Кадрах. Что ж, юная девица и благочестивый монах пешком далеко не уйдут. Надо послать за ними несколько всадников.

- Если только леди Воршева, присутствующая здесь, не припрятала для них лошадей, - мрачно сказал Джошуа. Он выпрямился. - Ведь вы этого не сделали?

Воршева не могла выдержать его взгляда.

- Милостивый Эйдон, - выругался Джошуа. - Это последняя капля! Я отправлю вас в мешке к вашему дикому отцу, дикая кошка!

- Принц Джошуа! - Это был арфист. Не получив ответа, он прочистил горло и предпринял новую попытку:

- Мой принц!

- Что? - раздраженно спросил Джошуа. - Ты можешь идти. Я поговорю с тобой позже. Ступай.

- Нет, сир… просто, вы сказали, что монаха зовут… Кадрах?

- Да, так его называл начальник стражи. Ты что, знаешь его, можешь сказать, где он скрывается?

- Нет, сир, но мне кажется, что юноша Саймон встречал его. Он мне много рассказывал о своих приключениях, и имя Кадрах знакомо мне. О сир, если это тот человек, о котором он говорил, то принцесса может быть в большой опасности.

- Что ты хочешь сказать? - Джошуа подался вперед.

- Кадрах, о котором говорил мне Саймон, был мошенником и карманным вором, сир. Он был одет как монах, но он не эйдонит, это точно.

- Этого не может быть, - сказала Воршева. Краска с ее ресниц потекла по щекам. - Я говорила с этим человеком, и он цитировал мне Книгу Эйдона. Он хороший, добрый человек, брат Кадрах.

- Даже демон может цитировать Книгу Эйдона, - сказал Изгримнур, скорбно качая головой.

Принц вскочил на ноги и двинулся к двери.

- Мы должны немедленно послать людей, Изгримнур, - сказал он. Потом остановился, повернулся и взял Воршеву за руку. - Пошли, леди, - приказал он. - Вы не можете исправить то, что случилось, но по крайней мере можете рассказать нам все, что знаете: где были спрятаны лошади и тому подобное. - Он заставил ее встать.

- Но я не могу выйти, - в ужасе сказала она. - Смотрите, я плакала! Я ужасно выгляжу.

- За то зло, которое вы причинили мне и, может быть, моей глупой племяннице, это небольшое наказание. Пойдемте.

Он быстро вышел из комнаты, подталкивая перед собой леди Воршеву. Изгримнур последовал за ними. Их сердитые голоса эхом разносились по каменному коридору.

Оставшись в одиночестве, Санпругол печально посмотрел на свою лютню. Длинная трещина бежала по изогнутой ясеневой спинке, и одна из струн повисла бесполезным завитком.

- Сегодня вечером у нас будет скудная и угрюмая музыка, - сказал он.


***

До рассвета оставался еще целый час, когда Лут подошел к ее постели. Она всю ночь не могла заснуть, сгорая от тревоги за него, но когда король наклонился и бережно коснулся ее рукой, она притворилась спящей, стремясь уберечь его от того единственного, от чего еще можно было его уберечь: она не хотела, чтобы он заметил, как она боится.

- Мегвин, - мягко сказал он. Ее глаза все еще были крепко зажмурены. Она подавила жгучее желание обнять его. Он был уже в доспехах, только без шлема, как она поняла по звуку его шагов и запаху смазочного масла, и ему было бы трудно выпрямиться, если бы она слишком низко притянула его к себе. Даже прощание она вынесет, хоть оно и будет горьким. Она не могла подумать о том, что в эту ночь он мог бы обнаружить свою бесконечную усталость и преклонный возраст.

- Это ты, отец? - спросила она наконец.

- Да.

- И ты уже уходишь?

- Пора. Солнце скоро взойдет, а мы надеемся к полудню достигнуть края Комбвуда.

Она села. Камин давно погас, и, открыв глаза, она почти ничего не видела в темноте. За стеной раздавался слабый звук рыданий ее мачехи Инавен. Мегвин взбесила эта показная скорбь.

- Да будет над тобой щит Бриниоха, отец, - сказала она, пытаясь на ощупь найти склоненное над ней лицо. - Я хотела бы быть мужчиной и сражаться вместе с тобой.

Она почувствовала, как дрогнули губы под ее пальцами.

- Ах, Мегвин, ты всегда была такой. Разве у тебя мало обязанностей здесь? Это не легко, быть хозяйкой Таига в мое отсутствие.

- Ты забыл о своей жене.

Лут снова улыбнулся в темноте:

- Нет, я не забыл. Ты сильная, Мегвин, сильнее, чем она. Ты должна будешь отдавать ей часть своей силы.

- Она обычно получает то, чего хочет.

Голос короля оставался мягким, но твердой была рука, взявшая ее за запястье:

- Не надо, дочь. Вместе с Гвититом вы трое мне дороже всего на свете. Помоги ей.

Мегвин ненавидела плакать. Она вырвала у отца руку и свирепо вытерла глаза.

- Помогу, - сказала она. - Прости меня.

- Не надо никаких извинении, - ответил он и снова сжал ее руку. - Прощай, дочь, до той поры, когда я вернусь. В наших полях жестокие вороны, и придется потрудиться, чтобы выгнать их.

Она встала с постели и обвила его шею руками. Дверь открылась и закрылась. Она услышала, как его шаги медленно удаляются по коридору под грустную музыку звона шпор.

Позже она с головой накрылась одеялом, чтобы никто не услышал, что она плачет.