"Грабители" - читать интересную книгу автора (Сафьян Збигнев)VIIIВ комендатуре инспектора ждал инженер Ладынь. Он нервно ходил по коридору, куря сигарету за сигаретой. Инженер был низкого роста, одет с несколько крикливой элегантностью: светлый летний костюм, цветной галстук, цветной платочек в кармане пиджака. Лицо одутловатое. Большие серые глаза смотрели беспокойно. – Это ужасно, – сказал он, входя в кабинет. – Не ограбление, конечно. Убийство… Эта девушка была очень хороша собой. – Да, – сказал инспектор. – Как вы ее нашли? По объявлению? Или через знакомых? – Как мы ее нашли? – повторил он. – Обычно, случайно… – Ваша жена? – Нет, нет. Один мой знакомый, Коркашевич, сказал жене… – Это любопытно. А этот Коркашевич знал раньше Казимиру Вашко? – Нет, не знал, пан инспектор. – Не понимаю, ведь он же рекомендовал ее вашей жене. – Да, он… – Инженер Ладынь говорил с трудом, обрывистыми фразами. – Потому что я его об этом просил… – А не могли бы вы поподробнее рассказать… – Важно ли это? Видите ли, моя жена, как бы вам это объяснить, очень ревнива и подозрительна… Нет, нет, она прекрасная женщина, я ее, конечно, люблю, но… – он улыбнулся, – я у нее под каблуком. А впрочем, кто из нас не под каблуком? Так вот, в один прекрасный день во время прогулки в Лазенках (я люблю отдыхать там) я встретил Казю, то есть Казимиру Вашко, и пригласил ее на мороженое, а потом отвез на своей машине домой. – До этого вы ее не знали? – Нет. Откуда?… Кортель отлично представлял себе эту сцену: несколько потрепанный ловелас и хорошенькая девушка. Лазейки, кафе, собственная машина… – Упаси бог, – словно угадывая мысли Кортеля, продолжал инженер, – между нами ничего не было… Я люблю иногда побеседовать с молодой девушкой. Казя говорила мне, что ищет работу, а у нас в это время не было домработницы, вот я и попросил Коркашевича… Не мог же я признаться жене, что познакомился с Казей в Лазенках… – Это была ваша маленькая тайна? – Да, конечно, и единственная… Флирт с домработницей – что может быть банальнее? Ладынь с беспокойством ждал следующего вопроса, а Кортель подумал: надо еще раз допросить тетку убитой. В котором часу Казимира вышла в тот день из дому? – Самолет на Будапешт вылетал только в одиннадцать, – спустя некоторое время сказал Кортель, обращаясь к Ладыню. Ладынь подтвердил это. Инспектор ожидал, что инженер сам расскажет о своем приезде из аэропорта домой, но тот молчал. – В аэропорт вы уезжали на собственной машине? – Да. Машину забрал потом мой коллега, инженер Рыдзевский, в свой гараж. – Когда Рыдзевский покинул аэропорт? – Я уже точно не помню. Пожалуй, около девяти, потому что прошло еще два часа, прежде чем мы накопец взлетели. – А во сколько вы приезжали из аэропорта домой? Ладынь с минуту молчал. – У меня это вылетело из головы. Я забыл на столе портфель и вернулся за ним, будучи уверен, что вполне успею к рейсу. Было где-то около восьми. – Казимиры Вашко не было еще на вилле? – Пет, – сказал Ладынь, – пожалуй, нет… – Почему «пожалуй»? – Я не заглядывал на кухню, – тут же ответил он. – После этого вы не уезжали из аэропорта? – Разумеется, нет. Кортель протянул инженеру список предметов, обнаруженных у грабителей. – Это легко проверить, – заявил Ладынь. – Мы с женой составили нечто похожее. Грабители не успели ничего продать или спрятать; в списке Ладыня было только два пункта, отсутствовавших у Кортеля: бронзовое пресс-папье в форме статуэтки Будды и папка с записками инженера Болеслава Бильского. Пресс-папье лежало всегда на столе в кабинете; вероятнее всего, убийца именно им нанес смертельный удар, а потом забрал с собой или где-то спрятал. Сообщение же о каких-то записках было для Кортеля настоящей неожиданностью. – Где находились эти записки? – В ящике письменного стола, – ответил Ладынь. – Я их получил утром, в день отъезда. – Каково содержание записок? – Понятия не имею, – буркнул инженер. – То есть как? Ладынь объяснил. Инженер Болеслав Бильский умер восемь лет назад. Он был талантливым химиком, руководителем института, который теперь возглавляет он, Ладынь. Вдова Бильского, женщина уже пожилая и болезненная, уехала недавно на постоянное местожительство к своей сестре во Францию. Перед отъездом она передала Ладыню бумаги своего покойного мужа, которые ей были абсолютно не нужны. Какие-то заметки, старые проекты, воспоминания… – Могло там быть что-то интересное? – спросил Кортель. – К примеру, проекты изобретений, секретная информация… – Шутите! – Ладынь махнул рукой. – Спустя восемь лет? Впрочем, Бильский был педантом, он ничего секретного никогда не брал домой. А предварительные расчеты? Вы же знаете, как быстро сейчас развивается химия… «Между прочим, Болеслав Окольский интересовался химией, – подумал Кортель. – Ящик стола был открыт. Может, это он взял записки… и пресс-папье?» – Когда вдова Бильского вручила вам эти документы? – Я же сказал, утром в день отъезда. – Кто-нибудь при этом присутствовал? – Моя секретарша. Это было на работе. Я положил пайку в портфель и поехал домой. Я торопился – не знал еще, во сколько отлетает самолет. – Зельская знала Бильского? – Нет, откуда… Зося работает у нас только три года. – Что вы можете о ней сказать? – О ком? О Зосе? Чудесная девушка. Трудолюбивая, честная, скромная… Все мне завидуют, что у меня такая секретарша. – Как вы думаете, не могли ее интересовать бумаги Бильского? – Вы в чем-то подозреваете Зосю? Пан инспектор… – Он внезапно замолчал, пальцы еще быстрее забарабанили по столу. – А кого, по-вашему, они могли заинтересовать? – Не знаю, – сказал он тихо. – Я, право, не знаю… Кортель решил допросить жену Ладыня, но, разумеется, на следующий день. Каждую минуту, даже во время разговора с Ладынем, он поглядывал на часы. Как долго еще? Время, отделявшее его от встречи с Басей, сокращалось неимоверно медленно; Кортель вышел из комендатуры раньше обычного, около шести, и вопреки своей привычке взял такси. На перекрестке улиц Королевской и Маршалковской, как всегда, была пробка. – Вот видите, – нравоучительно начал водитель, – что стоит наша милиция… Ловит нарушителей, а на таком перекрестке никого!.. Даже светофор барахлит… Кортель в ответ что-то проворчал, у него не было никакого настроения разговаривать. Шеф был явно недоволен результатами расследования. Допросы Желтого Тадека и Циклона не дали никаких дополнительных улик, а Болеслав Окольский как в воду канул. На специальном совещании было решено установить наблюдение за Зосей Зельской и Золотой Аней, а также за родителями Окольского. Докладывая шефу о результатах расследования, Кортель говорил, что убийство, вероятнее всего, совершил Охюльский. «Я говорю „вероятнее всего“, – продолжал Кортель, – потому что дело оказалось значительно сложнее. Почему родственники Вашко ничего не говорят о Пущаке? Кто взял записки Бильского из стола Ладыня? Если убийца Окольский, то это он выкрал записки покойного инженера. И, если верить показаниям Циклона и Желтого Тадека, Болек нанес смертельный удар сразу, когда вбежал в кабинет, потому что Казимира уже была там. Прошло несколько секунд, и в кабинет вбежал один из двоих: Циклон или Тадек – это нельзя еще с полной уверенностью утверждать, а Окольский убежал. Значит, у него не было времени рыться в столе инженера. Почему, наконец, Казимира лежала между рабочим столом и дверью, а все указывает на то, что убийца находился в глубине комнаты? Только показания Болека могут внести ясность в показания его сообщников…» Майор прервал размышления Кортеля, сказав, что сначала Окольского надо поймать. Он долго и нудно говорил о черепашьих темпах следствия, о неизобретательности в их деле. «Мы любим строить гипотезы и не любим действовать», – это уже относилось к самому Кортелю. После совещания у майора позвонил Беганьский, и Кортель тотчас же выпалил ему, что этого психа магистра могла допросить и районная милиция, а значит, в его выезде не было необходимости. Репка – обычный маньяк… А может, Главная комендатура уже знала заранее, чего стоят показания магистра, и его, Кортеля, послали подумать кое о чем?… Беганьский молчал. И когда инспектор закончил свою тираду, спросил: – Надо ли погашать, что тебя это дело уже не интересует? – Интересует! – крикнул Кортель. – Интересует! – И бросил трубку. Вспоминая эти подробности, Кортель не заметил, как они выехали на Познаньскую улицу, где снова была пробка. К тому же улицу перегородил самосвал, выли клаксоны, а два милиционера безуспешно пытались навести порядок. – Когда наконец закончат эту стройку? – нервничал таксист. – Вы, наверное, знаете, что здесь строят? Кортель не знал. Когда-то он смотрел план, но сейчас ничего не мог вспомнить. Зато хорошо помнил, как выглядел этот перекресток двадцать пять лет назад. Обугленные скелеты домов и глухая стена, запирающая Аллеи Уяздовские у нынешнего здания центральной сберкассы. – Приехали, пан начальник, – сказал таксист. Кортель расплатился. Бася открыла дверь. В прихожей на вешалке он увидел мужской плащ и шляпу. – Я думал, что будем одни, – тихо сказал Кортель. – Будем, – прошептала Бася. – У меня инженер Рыдзевский. – Ты его знаешь? Она открыла дверь в комнату. За низким продолговатым столиком сидел Рыдзевский. Одет он был гораздо приличнее, чем на работе, когда Кортель увидел его впервые. Правда, галстук, плохо завязанный, никак не шел ни к рубашке, ни к пиджаку в клетку. – Вы знакомы? – спросила Бася. – Знакомы, – пробурчал Кортель. – Кофе или чаю? Кортель попросил кофе. Бася исчезла в маленькой кухоньке, и Кортель сел на низкий неудобный стульчик. Все в комнате Баси было миниатюрным и изящным, но, как говорил инспектор, непрактичным. Квартира должна быть прежде всего удобной, толковал он ей. Взять, например, кресло: пусть оно будет одно, но большое и мягкое, чтобы можно было подремать над книжкой. «У тебя будет такое кресло», – смеялась она в ответ. – Пан инспектор, наверное, не ожидал меня здесь увидеть, – начал инженер. – Нет, – сознался Кортель. – Я познакомился с Барбарой три года назад, – продолжал Рыдзевский, – когда Зося, то есть Зося Зельская, только начала у нас работать. А сегодня утром я позвонил Барбаре и попросил разрешения поговорить о деле, очень для меня важном. Барбара была так любезна, что разрешила мне нанести ей визит. Инспектор молчал. Бася разлила кофе. Она всегда делала это с удовольствием. Кортель залпом выпил полчашки. – Не пей так жадно, – шепнула она ему на ухо, – это без пользы. – Я уже объяснил Барбаре, – Рыдзевский говорил с трудом, будто каждое слово причиняло ему боль, – цель моего визита. К сожалению, у меня сложилось впечатление, что я не смог убедить Барбару. Может быть, вы, пан инспектор, – инженер вымученно улыбнулся, – сумеете мне помочь?… Бася села на низкий стульчик: мини-юбка так высоко открывала ее ноги, что Кортель отвел взгляд. – Я хотела бы помочь, – сказала она беззаботно, – но боюсь, пан инженер, дело уже проиграно… – Какое дело? – спросил Кортель. – Речь идет о Зосе, о Зосе Зельской, – поспешно ответил инженер. – Видите ли, я не делал из этого тайны: я эту девушку люблю. Да, да! – С каждым словом он говорил, все более распаляясь. – Я знаю, что выгляжу не слишком эффектным для такой молодой девушки, но ведь были же недели, даже месяцы… Впрочем, дело не в этом… Я упрям и буду бороться за Зосю так долго, пока не потеряю надежды, и даже тогда, когда ее утрачу. Я кажусь вам смешным? Потому что старше ее? Что уже не принадлежу к молодежи? Кортелю он не казался смешным, напротив – инспектор почувствовал к Рыдзевскому что-то вроде симпатии. – Однако речь сейчас идет не обо мне. Я думаю о ней. Я знаю, что ее допрашивали. Знаю также, что парень, которого она любит, во что я, впрочем, не верю, убийца… – Нет, он не убийца, – сказала Бася. – Его несправедливо подозревают. – Откуда вы все это знаете, пан инженер? – спросил Кортель. – От Зельской? – Нет, – тихо ответил он. – Она мне говорила только, что ее допрашивали. – Тогда откуда же? – Я когда-то видел их вместе. Раза два. Потом увидел его фотографию в газете. – Вы должны были нам об этом сообщить. – Я не мог, пан инспектор, вы же понимаете… – Естественно, не мог… – вмешалась Бася, принимая сторону инженера. – Она постоянно о нем думает, – продолжал Рыдзевский. – Верит в его невиновность. Боится за него. – Верно, – подтвердил Кортель. – Так вы полагаете, что она его прячет? – Ты шутишь! – Бася резко встала со своего стульчика. – Она честная девушка, – сказал Рыдзевский. – Ей органически несвойственно делать что-либо плохое. Знаете, как это бывает: мы каждый день слышим и читаем о преступлениях, но сколько среди нас найдется таких, которые поверят, что кто-то близкий, знакомый мог бы совершить убийство? Я боюсь, что, если бы этот человек, этот Окольский – его фамилию он произнес с ненавистью, – пришел к ней, она бы помогла ему. Подвергая себя риску, рискуя жизнью… – Она любит его, – сказала Бася. – Любит, любит… – прошептал Рыдзевский. – Ложь! Нельзя любить убийцу! – К сожалению, можно. Но Болек не убивал. – Она внушила вам. И себе внушила, чтобы как-то оправдать свою любовь. Он испорченный, честолюбивый парень, цинично использующий доверие девушки… – Но ведь вы даже незнакомы с ним! – Нет, – холодно произнес Рыдзевский, – незнаком. Но я собирал о нем информацию. Теперь удивился Кортель. – Зачем? – Я хотел знать, кто мой соперник. Бася, – он снова обратился к ней, – постарайтесь объяснить Зосе… Должна же она понять… – Что понять? – спросила Бася. – Что ей с вами было бы удобней? Такие вещи не поддаются холодному расчету. Но я хочу вам посоветовать только одно: если вы хотите сохранить дружбу с Зосей, никогда не называйте Болека убийцей. Она этому никогда не поверит. И я тоже, – добавила она с чувством. – Прекрасно, – сказал Кортель, обращаясь к Басе. – Но ты, Бася, забываешь, что так или иначе Окольский преступник, и твоим долгом как приятельницы Зельской было бы, пожалуй, предостеречь ее, что каждая попытка оказания ему помощи или установления контакта… – Боже! – воскликнула она. – Ты и впрямь ни на гран не веришь в женскую интуицию! Болек не мог убить! – Это почему же? – казалось, что до Баси не доходит то, что он говорит. – Это почему же он не мог убить? Я разыскиваю его и подозреваю, что твоя приятельница знает… – Ничего она не знает! – быстро ответила Бася. – Вы тоже уверены в этом? – обратилась она к Рыдзевскому. Инженер молчал. Он отодвинул кофе и сказал, что ему пора идти. Выглядел он усталым и удрученным. – Я убедительно прошу вас, – сказал он, целуя на прощание руку Басе, – никому не говорить о сегодняшнем разговоре. Я не хотел бы, чтобы Зося узнала… Бася и Кортель остались одни. Он ходил по комнате, как по тюремной камере, цепляясь за мебель. – Так о чем ты хотела со мной поговорить, Бася? Бася подошла к нему. – Почему ты вдруг стал чужим? – Это не я, а ты. Мы должны друг другу доверять, если хотим быть вместе. – Ты мне не доверяешь? – спросила она. – Теперь уже нет. – Да… – сказала Бася, садясь на диван. – Ты что, всегда бываешь милиционером? – Что за вопрос, Бася? – Ты никогда не забываешь своих обязанностей. Даже когда со мной… – О чем все-таки ты хотела поговорить? Она вздохнула. – О Зосе. Кто-то за ней ходит, следит за каждым ее шагом. Кортель подумал, что его ребята не очень чисто работают. – Что же она заметила? – спросил он. – Какого-то мужчину. Несколько раз, садясь в такси, она замечала, как он берет следующее и едет за ней. Гложет, это давно длится, но она только позавчера заметила. – Смогла бы она его узнать? – Едва ли… Видела она его вечером, да и то издалека. Говорит, высокий, худой… – Скажи, Бася, это Зося тебя просила поговорить со мной? – Нет, нет… Упаси боже! – Даже так?… – Он подошел к Басе и положил ей на плечи руки и тут же почувствовал частое дыхание девушки. – Послушай, Бася, прекратим, пока не поздно, эту игру. Ведь ты же вставляешь нам палки в колеса… – Кортель подчеркнул слово «нам». – Ну, что ты знаешь? Она молчала. – Тогда я скажу тебе сам: Зося прячет Болека. Она поверила ему и боится, что если мы теперь арестуем его и он предстанет перед судом, то будет осужден за убийство, которого не совершал. Каждый получает то, что заслужил. Бася торопливо полезла в сумочку и поднесла к глазам платочек. – Почему ты плачешь? Она посмотрела на него уже сухими глазами. – Плачу? Тебе показалось. Ты ничего но понимаешь, Станислав! – воскликнула она. – Или притворяешься! Ты на самом деле веришь, что на свете всегда побеждает справедливость? Как в приключенческом романе! Невиновный не будет наказан! Что ты сделаешь, если схватишь этого парня? Отдашь его прокурору, да? А прокурор? У него все доказательства, показания тех двоих… ты ведь сам говорил. Он напишет обвинительный акт. И Болен получит пятнадцать-двадцать лет. Что касается смертного приговора, то у суда всегда остаются какие-то сомнения… Те двое до прихода Болека не входили в кабинет. – Откуда ты все знаешь? – Знаю. – От Зоси, конечно. Окольский ей рассказывал. – Ты угадал, от Зоси. А сделал ли ты что-нибудь, чтобы найти убийцу? И вообще, ты мог хотя бы предположить, что девушку убил кто-то другой?… Кортель молчал. – Ты ничего не сделал! Ты думаешь только об одном: как бы схватить третьего грабителя… – Почему тебя это так волнует? – Странные слова! Да он же парень моей подруги! И не просто парень! Я знаю его. А кроме тебя и Зоси, у меня нет более близких людей. Она умолкла. – И поэтому ты решила ей помочь. – Кортель взял ее за руку. – Расскажи мне все. – Тебе или сотруднику городской комендатуры? Он пожал плечами. – Это одно и то же. – Если я когда-нибудь стану твоей женой, ты будешь рассказывать мне все? – Это будет зависеть от тебя. – Почему? – От того, что ты мне сегодня расскажешь. Она встала около окна спиной к нему. Уже темнело, на фоне неба мерцали первые неоновые лампы. – Трудно мне, – тихо сказала Бася, – и очень грустно… – Доверься мне, – повторил он. Она внезапно повернулась. – Мне нечего тебе сказать, любимый. Во всяком случае, не в этом дело. |
||
|