"Не просто любовница" - читать интересную книгу автора (Линден Кэролайн)

Глава 10

Он стал бывать у нее чаще. Каждый вечер он приходил к ней и часами разговаривал. Порой дразнил ее, тогда Вивьен начинала кричать и бросать в него чем попало, что бесконечно развлекало его. Иногда он спрашивал ее о вещах, которые, казалось, не должны интересовать мужчину, и выслушивал ее мнение с огромным вниманием. Несколько вечеров подряд он рассказывал ей о своем детстве, о семье. Она не сдерживала смех, когда он рассказал ей, как срезал все розы в саду, а разгневанный садовник загнал его в озеро. Она хохотала до упаду, когда услышала рассказ о том, как младшая сестра, тогда совсем еще маленькая, разрисовала его лицо румянами матери в отместку за то, что он съел последнюю булочку.

– Я понятия не имел, что булочка предназначалась сестре. Мне просто очень хотелось есть, – пытался объяснить Дэвид, когда Вивьен покатывалась со смеху.

– Ну и проказник! – говорила она, представляя его разрисованное красными полосами лицо.

– Моя дорогая, если вы это считаете хулиганством, я больше не стану рассказывать о своей жизни.

– Конечно, озорник. Подумать только – съесть чужую булочку. Я думаю, то, что происходило в вашей жизни дальше, просто милая безделица в сравнении с этим.

– Если бы дома меня так понимали, – вздохнул Дэвид. – Селия простила мне эту булочку лишь после того, как я извинился, стоя перед ней на коленях, и пообещал в обед отдать ей свой пирог.

Вивьен смеялась вместе с ним, удивляясь, что не сердится на него больше. Ну да, он запер ее здесь, но ее в жизни так не баловали. Дело не только в еде и постели. Горячая ванна, шоколад, приятные разговоры, она так быстро к этому привыкла. Она не знала, догадывается ли он, что его слуга таскает ей книги из его библиотеки. Ему, скорее всего, это безразлично. Он больше не расспрашивал ее о кольце, и временами Вивьен забывала, зачем она в этом доме. Она не совсем понимала, почему он носит ей сладости и развлекает ее. Но ей это не надоедало. Ей начинал нравиться этот повеса, черт его побери.

Но мыслей о побеге Вивьен не оставила. Саймон не шел у нее из головы. Она никому здесь не доверяла, не считая этого красавчика Дэвида Риса. Но о побеге думала реже, чем о Дэвиде. Понимала, что с ее стороны это слабость и отступничество, но ничего не могла с собой поделать. И больше не питала ненависти к нему. Дэвид действительно был добр к ней.

Он все время ее смешил. Она понимала, что он старается развлечь ее, но вначале не хотела на это поддаваться. Ей было невдомек, зачем он это делает. Но с другой стороны, глупо ненавидеть человека, который так хорошо к ней относится. И чем больше старалась она устоять перед его шутками, тем искрометней становился его юмор. Она хохотала безудержно. Жизнь ее до встречи с ним была такой суровой, беспросветной, и теперь она с нетерпением ждала его прихода.

– Поздравьте меня, – сказал он однажды вечером, ворвавшись в комнату и широко раскинув руки. – Я сегодня сделал одну замечательную вещь.

И, не ожидая ответа, он элегантно наклонился, поймал ее руку, торжественно поднес к губам и поцеловал.

– Пусть кто-нибудь посмеет сказать, что я не гений Я сегодня это доказал.

Он пробежал через комнату, распахнул дверь и приказал слуге принести еще один стул. Потом вернулся к ней.

– Надеюсь, вы не будете возражать, если я поужинаю с вами.

Вивьен смущенно прижала руку, которую он поцеловал, к груди и наблюдала, как старый слуга принес стул и поставил его к столу. Гений? О чем это он? Слуга внес в комнату поднос, сгибаясь от тяжести, Дэвид взял его.

– Ну все, Баннет, можете идти. Сходите куда-нибудь вечером и пропустите стаканчик-другой.

– Да, сэр.

Лакей поклонился и вышел. Дэвид снова повернулся к ней и, широко улыбаясь, достал бутылку вина.

– Отпразднуем, – сказал он, откупоривая бутылку и разливая вино по бокалам. – Это какое-то чудо, я поражен. Тут нужен тост. – Он поднял бокал.

– Что же вы натворили? – спросила Вивьен, тоже подняв бокал.

– Что за подозрительность! – Он осуждающе покачал головой.

– Почему я не должна быть подозрительной? Может, у вас здесь еще одна женщина заперта?

Он опустил бокал.

– Нет. Конечно, нет. С вами был особый случай. – Он прокашлялся. – Нет, на самом деле это кое-что получше. Я купил Дансера.

Он опять раскинул руки и поклонился, как актер после удачного выступления. Вивьен ждала объяснений.

– Какого еще Дансера?

– Какого? Единственного и неповторимого Дансера. Самого замечательного коня, которого когда-либо выставляли на скачках в Аскоте. Он уступил лошади, которая ниже по уровню, только из-за неопытности наездника. Но в жилах этого коня кровь чемпионов. Мой брат гонялся за ним целый год, но старый Кэмден не хотел его продавать. А теперь продал мне.

– Так вы радуетесь потому, что купили коня, – произнесла Вивьен.

– Это на самом деле поразительно, – сказал он раздраженно. – Нужно было догадаться, что женщина не поймет величия момента.

Вивьен закивала:

– Достался по дешевке?

– Ну уж нет, – засмеялся он.

– Раз нет, я точно не понимаю величия момента.

– Мой брат давно хотел этого коня, – объяснил он. – Очень давно. Он дважды делал выгодные предложения, но оба были отклонены. А моему брату мало кто отказывает. Но теперь мне удалось то, что не удавалось ему. Такого еще не бывало.

– Здорово! – сказала Вивьен, – Поздравляю.

Он задержал на ней взгляд, а потом рассмеялся.

– Но я действительно очень рад этому. Ну ладно, давайте поужинаем.

– Я не хотела обидеть вас, – сказала Вивьен, пока он устраивался за столом.

– Я думаю, это ничто по сравнению с теми выкрутасами, которые предлагает нам жизнь. – Он криво усмехнулся. – Сомнительное достижение, конечно. Наконец-то я в чем-то превзошел своего брата. Мы, знаете ли, близнецы. Он – хороший, а я – плохой.

Близнец. Господи, помоги женщине, у которой таких двое.

– Значит, он очень хороший, а вы – нет?

Она произнесла это с усмешкой, собираясь подразнить его. Но он кивнул, соглашаясь:

– Полагаю, большинство людей думает именно так.

– Ну не может в человеке быть только хорошее.

– Ну а то, что может быть только плохое, не обсуждается. Прошу вас, присядьте.

О Боже! Он держал для нее стул! Вивьен обошла стол и скромно присела, пораженная его жестом. Он тоже сел и подлил еще вина, хотя она только чуть-чуть отпила из бокала. Вивьен украдкой наблюдала, как он расставляет все на столе. И неплохо с этим справлялся, хотя и был благородного звания. Вивьен всегда считала, что такие, как он, люди не могут о себе позаботиться сами, в их распоряжении всегда толпа слуг, готовых выполнить любой их каприз. Однако Дэвид ухаживал за ней как жених за невестой.

Эта шальная мысль заставила ее сердце бешено колотиться. Господи, что за идиотская идея? О чем только она думает. Это все вино, да и еще то, что он поцеловал ей руку. Но эта полуинтимная обстановка вовсе не повод для таких мыслей. Она отлично понимала, какие отношения могут быть у человека его положения с такой девушкой, как она.

– Я думаю, что можно быть только плохим, – сказала Вивьен. – Труднее быть только хорошим.

– Вы полагаете? Не знаю. Но, по крайней мере, быть плохим веселее.

– Вы просто завидуете брату, – заявила она. Рука Дэвида с бокалом замерла в воздухе.

– Может быть, – произнес он задумчиво. – Иногда.

– Завидуете. Радуетесь, что получили то, что ему не удалось.

– Я отлично обхожусь без всего того, что ему принадлежит. Наши интересы очень редко совпадают. Это как раз один из немногих случаев. А потом, я думаю, что для братьев это нормально – стараться одержать верх друг над другом.

– Ага, – рассуждала Вивьен, – теперь у вас есть этот конь. Что же вы собираетесь с ним делать?

– Предложу брату купить его у меня, разумеется, за бешеные деньги.

– Эх, бродяжья ваша душа, – сказала она с улыбкой. – Не родись вы богачом, наверняка стали бы пиратом.

– Вовсе нет, – возразил он.

– Да, – настаивала она. – Я представляю вас себе с кинжалом в одной руке и пистолетом в другой на корабле, загруженном ромом и украденными драгоценностями. Вы скрываетесь от преследования.

Дэвид рассмеялся, но мысленно согласился. Этот образ очень приглянулся ему, хотя вслух он признаться в этом он не решился.

– Ром – да. А вот украденные драгоценности вряд ли.

– А откуда бы вы тогда взяли ром? – спросила Вивьен.

– У симпатичной хозяйки таверны.

– Они симпатизируют только тем, у кого есть денежки, – рассмеялась Вивьен.

Дэвид улыбнулся, пытаясь припомнить, сколько раз его и его друзей вышвыривали из таверн.

– Не всегда.

– Всегда, – сказала она. – Те, у кого есть денежки, пьют, пока не свалятся и не захрапят так, что разбудят мертвого, или затеют драку, не давая остальным покоя, или будут приставать к служанкам, требуя лучшие комнаты. А те, у кого денег нет, счастливы присесть за стол в общей комнате и получить миску с холодной похлебкой до того, как им укажут на дверь.

– Видимо, вам приходилось иметь дело с жалкими хозяевами таверн, – сказал Дэвид, пристально глядя на нее.

– С самыми ужасными, – согласилась она, брезгливо улыбаясь.

Дэвиду хотелось узнать, как она жила прежде. Он впервые встретил женщину, которая называла его пиратом и имела печальный опыт общения с хозяевами таверн. Было бы нелепо обсуждать подобные вещи с любой другой женщиной, но не с Вивьен. Почему не побеседовать с молодой дамой? Он не выдержал бы и пятнадцати минут, общаясь с рафинированной особой из высшего общества. И добрая половина этого времени ушла бы на обсуждение погоды. А потом ему ничего бы не оставалось, как выдать что-нибудь этакое, что либо шокировало, либо рассердило ее. Ему пришлось бы опустить подробности из большей части своей жизни. А с Вивьен ему легко общаться, потому что не нужно думать, стоит или не стоит обсуждать подобные вещи. Он не боялся смутить или шокировать ее, сказав не то. Скорее она могла заставить ужаснуться обстоятельствам ее жизни. Интересно, насколько бессердечными были с ней эти хозяева таверн?

На следующее утро Дэвид все еще радовался своему достижению. Еще бы, уговорить Кэмдена продать Дансера – редкая удача. Дэвид до сих пор не понимал, как это ему удалось. За бутылкой портвейна в «Уайтсе» он сделал предложение, и, к величайшему его удивлению, оно было принято. Возможно, это был знак, что удача вновь повернулась к нему лицом, или принесли свои плоды его благие намерения измениться. К сожалению, у него не было конюшни, достойной Дансера. Конь был староват, чтобы участвовать в скачках. Но Дэвид не сомневался, что он чемпионских кровей. Он знал, что и Маркус так считает. Маркус мог бы сразу использовать его для улучшения породы. Дэвид лишь чуть преувеличил, сказав, что собирается продать ему коня. Ценой должно было стать многочисленное потомство Дансера, чтобы Дэвид мог создать собственную конюшню. Единственная склонность Дэвида, достойная уважения, – это хорошие лошади, их разведение и выездка.

Прибыв в Эксетер-Хаус, он сразу начал искать книгу по разведению из Блессинг-Хилла, рассчитывая на возможности улучшения породы, которую можно было бы предложить Маркусу. Но книги не оказалось на месте. Дэвид огорчился. В Блессинт-Хилле должна быть копия, но Дэвид не собирался дожидаться, пока ее привезут. Он попросил Адамса, чтобы тот посмотрел у себя, а сам вернулся в свой кабинет. Может быть, Маркус убрал ее вместе с остальными личными бумагами, когда освобождал для него свой рабочий стол? Дэвид открывал многочисленные дверцы и ящички, пока не нашел тонкую книгу в кожаном переплете, очень похожую на ту, что он искал.

– Ага, вот она, – пробормотал он, вытаскивая ее и листая страницы.

Целая стопа бумаг соскользнула на пол. Дэвид начал собирать их, и кое-что привлекло его внимание: имя человека, который пытался убить Маркуса и представить Дэвида как подозреваемого в убийстве. С минуту Дэвид просто держал бумагу в руках, будто был застигнут врасплох. Вот уже несколько дней он и думать забыл об этом. Может и читать не нужно… Но потом, испытывая одновременно и робость, и интерес, забыв про книгу, которую искал, начал читать.

Это был доклад мистера Джона Стаффорда на имя Маркуса, датированный двумя месяцами раньше. Начинался он словами благодарности герцогу за его неоценимую помощь, потом речь шла о признании, вырванном у мистера Бентли Риса после его ареста. Бентли признавался в том, что изготовлял фальшивые банкноты, но не распространял их. В этом, как деликатно выражался мистер Стаффорд, Бентли обвинял других, неизвестных розыскному отделу Боу-стрит личностей. Дэвид просто оторопел. Ведь это именно он и был той самой личностью. Скорее всего, Бентли назвал его имя. И то, что мистер Стаффорд не упомянул его, свидетельствовало о том, что Маркус убедил его не делать этого.

Дэвид читал дальше, и растущий гнев странным образом сочетался с чувством неловкости и ненависти. Бентли признавался, что шпионил за герцогом Эксетером с помощью девушки из домашней прислуги. Стаффорд выяснил, что служанка передавала сведения через помощника портного по имени Слоукум, который, в свою очередь, работал на ирландца Фергала Рурка, вора в законе. Рурк был мертв. Дэвид знал это, потому что видел, как Маркус его застрелил. Но некоторые его подельники были арестованы вместе с Бентли. Их признательные показания в чем только не обвиняли Бентли: начиная от мелких краж и заканчивая убийством, сознательным использованием в преступных целях титула Маркуса.

Дэвид не заметил, как бумаги выскользнули у него из рук. Значит, Бентли подстроил все так, чтобы Дэвида арестовали как фальшивомонетчика, а сам он готовил убийство Маркуса.

Дэвид догадывался, что так оно и было, но с Маркусом они об этом не говорили. Казалось, Маркус пустил все на самотек, после того как они покинули тот домик-развалюху в гавани, где Бентли пытался убить их обоих. Дэвид залечивал раны, а Маркус готовился к длительному свадебному путешествию с молодой женой.

Господи, какой же он дурак! Дэвид обхватил голову руками. Мало ему было попасть на крючок фальшивомонетчикам, так он еще стал марионеткой в руках своего кузена, который отлично знал все его слабости и использовал их против него же самого. Конечно, Бентли мошенник. Но сам Дэвид оказался такой легкой добычей! Оказывается, Бентли все эти годы ждал подходящего момента, чтобы поставить свой капкан, в который он и угодил.

Он поднялся и застыл перед столом, опершись на него руками. Перед глазами плясали буквы, складываясь в слова: заговор с целью убийства, шпионы, фальшивомонетчики и еще какие-то неизвестные полиции люди.

Проклиная все на свете, Дэвид засунул бумаги в черную книгу и поставил ее обратно на полку. Что толку читать дальше? Он повернулся кругом, не думая больше о доме Маркуса, его кабинете, его способности выйти из тупиковой ситуации и строить счастливую жизнь с молодой женой. Что бы Маркус ни делал, его совесть была чиста. Что же до Дэвида, то все было беспросветным.

Он вышел из дома, даже не взяв перчатки и шляпу. Вначале брел бесцельно, надеясь, что прогулка снимет головную боль. Он не знал, как убежать от своих грехов и почему они стали для него тяжким бременем в последнее время. Будто накапливались годами, чтобы теперь свинцовой тяжестью навалиться на него. Это было невыносимо.

Через некоторое время он оказался рядом с клубом «Уайтс». Пока он шел, сумерки сгустились. Без всякой надежды смотрел он на залитые светом окна. Забыться, хотя бы на один вечер. Он поднялся по ступенькам и вошел с единственной мыслью: найти тихий уголок, чтобы напиться до бесчувствия. Он велел слуге принести бутылку вина, а сам пошел искать уединенное местечко. Клуб был переполнен, и он уже отчаялся устроиться, как вдруг увидел подходящее место. На его пути собралась группка мужчин. Когда Дэвид приблизился, один из них заметил его. А когда подошел ближе, на их лицах появились изумленные улыбки.

– Добрый вечер, – сказал Дэвид, кивнув. Он заметил нескольких знакомых.

– Добрый вечер, – протянул один из них, отступая в сторону. – Пришли узнать, какие ставки?

Дэвид замялся, он уже собирался сказать «нет». Он хотел напиться. Он не был расположен играть на деньги. Но что-то было не так. Казалось, все смотрели на него с нескрываемым интересом. Он собрался с духом и подошел к книге, куда записывались ставки. Страница была заполнена цифрами, которые датировались тремя неделями раньше. Когда он стал листать книгу, глаза то и дело натыкались на собственное имя. Снова и снова, практически на каждой странице.

Капитан Эванс ставит пятьдесят фунтов против двадцати мистера Мелвилла, что лорд Д.Р. будет взят под стражу раньше чем через месяц. Господин Г. Т. ставит сто фунтов против пятидесяти, что Д.Р. проиграет состояние Эксетеров в карты, двадцать фунтов против десяти, что господин В.А. вызовет Д.Р., пятьсот против двухсот, что к тому времени, как герцог Э. вернется из-за границы, он будет разорен.

Дэвид медленно перелистывал страницы. Уши его горели, за спиной не умолкал злобный шепот. Он притворился, будто читает, хотя почти ничего не видел. Над ним смеются. И кто? Те, у кого грехов не меньше, а скорее больше, чем у него. Он – объект насмешек для тех, с кем шел по жизни рядом и кто с удовольствием позволял ему платить за себя. Нужно было порвать с ними раньше. Дэвид повернулся, чтобы уйти.

– Нечего добавить, Рис? – спросил один из них, Генри Тревенхем, неумело пряча усмешку. Дэвид готов был убить его, ведь Трев когда-то был его другом. За игорными столиками они вместе выигрывали и снова теряли целые состояния. Совесть его была нисколько не чище.

Дэвид задержал на нем взгляд, пока рот его не закрылся, а сам он слегка выпрямился.

– Нет, – сказал Дэвид. – А что, нужно было?

– Да тут много на что можно рискнуть и поставить, – сказал он, по рядам прошел смешок.

Дэвид заставил себя улыбнуться.

– Да? Верно, я пропустил что-то интересное, – сказал он, нарочито еще раз перелистывая страницы – А, вот. Герцог Э. Верно, это старый Элкингтон?

– Да нет, – сказал Трев, холодно улыбаясь. – Я считаю, что это твой брат, Эксетер. Ведь он уехал и оставил тебе бразды правления.

Это было скорее обвинение, чем вопрос. Дэвид с трудом сдерживался, чтобы не разбить ему физиономию. Он поставил локоть на край подиума и постарался принять равнодушный вид.

– Да.

Его равнодушие только раззадорило Трева, как, впрочем, и остальных.

– Я, верно, просмотрел это, – сказал, выступая вперед, Джордж Эванс. – Я хочу сделать ставку. – Он стал делать запись, что ставит на то, что герцог Э. будет разорен. А потом добавил: – Ты пришел, чтобы рассказать, как идут дела по опустошению состояния?

– Там до опустошения далеко. Джентльмены, если ставки относятся к моему брату, я должен предупредить вас, что вы потеряете деньги.

– Эта потеря будет стоить того, чтобы покончить с тобой, – сказал один из них с горечью. – Из-за тебя всех нас подозревают как фальшивомонетчиков. Никто из нас не примет тебя у себя. Никто не сядет с тобой за один стол и не примет твои ставки. С тобой кончено. Ты опозорил наши добрые имена, поставил под удар репутацию каждого из нас.

Дэвид распрямился во весь рост, чтобы воспользоваться преимуществом в несколько дюймов и посмотреть на своего обвинителя сверху вниз.

– А я-то думал, что твое доброе имя было опозорено, когда ты навязал старому Мелчестеру своего бастарда. Леди Мелчестер в своем будуаре так неразборчива.

У его обвинителя отвисла челюсть от удивления. А Дэвид лишь улыбался. Он не спал с леди Мелчестер. Хотя она не раз пыталась затащить его в постель. Спать с чужой женой, да еще беременной от другого мужчины, было слишком даже для Дэвида. Он слегка повысил голос, чтобы каждый ханжа его услышал.

– Если кто-то обвиняет меня в своих проблемах, то пусть помнит: не все мои знакомые под подозрением. Почему выбрали вас? А не могли они составить список самых неблагонадежных игроков в Лондоне? Может, знакомство со мной тут ни при чем? Уж я-то никого не обвинял в изготовлении фальшивых денег.

– Эксетер бросил на всех нас тень, – сквозь зубы процедил Трев. – Он играл, как…

– Как ты? – холодно спросил Дэвид. – А может, я неправильно понял? Может, вы имели в виду, что Маркус обвиняет вас в чем-то?

Все перешептывались, но никто не обвинил Маркуса.

– Тогда желаю всем приятного вечера. – Дэвид пошел было прочь, но остановился и обернулся. – Господи, чуть не забыл сделать свою ставку. – С этими словами он подписал имя под последней ставкой, принимая вызов Эванса и ставя против него один фунт. – Для меня это все равно, как поставить на выпивку. Говорите, будет разорен? Ну-ну…

Покачивая головой, он прошел мимо своих бывших приятелей, прочь от их праведного гнева, их лжи и, что хуже всего, от их правды. Его тело будто действовало само по себе, отдельно от рассудка. Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы идти медленно, лениво, хотя на самом деле готов был рвать и метать.

Когда он шел, чья-то рука легла ему на плечо, но он сбросил ее, видя перед собой только дверь. Только бы выйти отсюда, не теряя самообладания. Он переживет как-нибудь. Он выберется. Но как ему справиться со всем этим, Дэвид не знал. В дверях его догнал слуга.

– Ваше вино, сэр, – сказал он, задыхаясь, подавая вино, которое Дэвид заказал.

Дэвид поднял стакан и одним глотком осушил его. Потом взял бутылку, надвинул шляпу и вышел из клуба. Он шел, ничего не видя перед собой, время от времени отпивая из бутылки.

Через два часа бутылка опустела. Шаги его стали нетвердыми. Дэвид понимал, что прихрамывает. Его рассудок затуманился, боль ушла. Никакой злости на родственника по крови, который предал его, на тех прощелыг, которым было безразлично, чем он занят, пока они не увидели в его действиях угрозу своему положению в обществе, он не чувствовал. Он забыл обо всем. Вино – отличное средство, чтобы забыть обо всех неприятностях. Он направился домой, держа бутылку за горлышко.

Баннет встретил его у дверей.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он, забирая у Дэвида шляпу, будто его хозяин каждый вечер приходил домой пьяный, да еще хромая. А может, он слишком глуп, чтобы заметить это, подумал Дэвид.

– Вот. – Дэвид отдал слуге пустую бутылку и стянул перчатки, выворачивая их при этом наизнанку и уронив. – Принесите еше вина.

– Да, сэр. – Баннет взял пустую бутылку из его рук. – Вы понесете мадам ее ужин?

Мадам. Дэвид покачивался, вспоминая. Нужно было сказать Баннету, чтобы он отнес Вивьен ее ужин. Сегодня он неподходящая для нее компания.

– Хорошо, – пробормотал он, поднимаясь по ступенькам.

Вивьен услышала скрип в замочной скважине и засунула книжку со стихами под матрас. Наконец пришел Дэвид. Она проголодалась. Но ждала не только ужин, но и его. Настроение у нее поднялось. Она встала, но дверь не распахнулась, как обычно. Вместо этого раздались проклятия, потом опять скрип ключа, а потом металлический грохот.

Она отступила назад. Эти звуки были ей знакомы. Он был пьян, и Вивьен не знала, чего ожидать. По опыту общения с Флинном – ничего хорошего эта встреча не сулила.

Дверь распахнулась так сильно, что ударилась о стену. Дэвид стоял, неуверенно держа в руках поднос. Глазами он искал ее.

– Ваш ужин, мадам, – пробормотал он и вошел в комнату. Ногой толкнул дверь, Вивьен даже вздрогнула от хлопка. Хромая, он прошел через комнату и с грохотом поставил поднос.

– Ешьте, – сказал он ей и упал на стул с гримасой боли на лице.

Она не двинулась с места.

– Напились.

Он достал из кармана пальто, которое так и не снял, бутылку.

– Да, – сказал он, выкручивая пробку. – И еше выпью, моя милая.

Выглядел он вполне безобидно, не то что Флинн, когда напивался. Даже немного печально: голова свесилась на грудь, когда он наливал вино в бокал.

– Но почему?

– Потому что я – полное ничтожество, – ответил он, пролив вино мимо стакана. – Ешьте-ешьте. Еще ко всем моим грехам вдобавок не хватало уморить вас голодом.

– Зачем вы пьете еще? – спросила Вивьен, игнорируя его приглашение к столу.

– Предпочитаю быть пьяным, а не трезвым.

Вивьен с подозрением посмотрела на него. Поскольку раньше она его пьяным не видела, на правду это было непохоже.

– Но почему?

Он вертел стакан, расплескивая вино.

– Чтобы забыть, моя дорогая.

– Что именно? – Она удивленно подняла брови.

– Вы ничего не поймете, – пожал он плечами. – Не затрудняйтесь.

Вивьен пристально посмотрела на него. Нужно дать ему переварить все, что бы там с ним ни произошло. У нее не было причины его жалеть. Правда не было. Просто любопытно было знать, почему он здесь сидит пьяный до бесчувствия, глядя на огонь, без всяких признаков присущей ему энергии и его очарования. Он выглядел… опустошенным.

– Это все потому, что вы настоящий джентльмен и такие, как я, не в состоянии даже вообразить, какие у вас могут быть неприятности? Разве что повар сжег ваш обед, или портной заузил штаны.

Он посмотрел на нее из-под спутанных волос.

– Хотите, чтобы я излил вам душу? Я не хотел задевать ваши тонкие чувства, но если вы настаиваете…

Он оперся ногой о ножку стола и распрямился.

– Этой весной я позволил себе стать игрушкой в руках преступников. Ужасно, правда? Я знаю, вы не поверите. Я, образец нравственности и утонченности, оступился. Но это правда. И теперь я мишень для насмешек в обществе. Люди, которых я знаю с детства, делают ставки на то, что еще много постыдного для моей семьи я могу совершить, – продолжал он. – Я круглый дурак.

Вивьен ничего не сказала. Она чувствовала, что тут нечто большее, чем насмешки, но не знала, что именно. Насколько она понимала, он далеко не подходящий объект для насмешек. Она всегда видела его уверенным и не представляла себе, что чье-то мнение может вывести его из равновесия. Конечно, нет. Он только смеялся, когда она старалась оскорбить его, называя самыми ужасными словами, какие только знала. А теперь его расстроили сплетни? Конечно, такое никому бы не понравилось, но жизнь на этом не заканчивалась. Она не верила, что он действительно мог совершить что-то ужасное, по крайней мере, по отношению к ней. Она пнула его под сломанное ребро, а он не поднял на нее руку. Флинн за это избил бы ее до бесчувствия. Похоже, сегодня вечером Дэвид намерен жалеть себя. Вивьен это совсем не нравилось. Да и видимых оснований для этого у него не было. Она посмотрела на его ногу, которую он осторожно вытянул перед собой.

– Почему вы хромаете? – спросила она.

На мгновение его лицо напряглось. Он сжал пальцы в кулак, вдавливая его в лодыжку, будто стараясь преодолеть боль.

– Я сломал ногу в дорожном происшествии, – объяснил он. – Мчались вместе с приятелем. Экипаж попал в яму на дороге. Я пролетел футов тридцать в воздухе, упал и скатился прямо в кусты. Если бы не был пьян, не знаю, что сломал бы еще себе. – В его голосе звучала горечь. – Прошли месяцы, а я все хромаю, как старуха.

Теперь Вивьен, понимала. Хромота действительно могла испортить жизнь. Хотя его хромота была не так уж заметна.

– Простите, – сказала она. Он махнул рукой:

– Но тут уж ничего не поделаешь.

– Что, нельзя выразить сожаление по поводу вашей хромоты?

Он поднял руку, показывая свое безразличие, глядя при этом в стакан. Вивьен подошла к нему.

– Уж вы-то будете себя жалеть целую вечность, не так ли? – сказала она. – Странный вы какой-то. Мало вам, что у вас есть теплый дом, слуга, который чистит вашу обувь, что вы сыты. У вас полно одежды, собственный экипаж. Действительно дурак! Полно людей, которые на коленях бы благодарили, получив малую толику всего, что вы имеете. Подумаешь, поговорили о нем, походка не та стала. Нечего унывать! Вы просто капризный, испорченный ребенок!

– Вы правы. Думаете, я сам этого не знаю? – Он сделал большой глоток, и пятна от разлитого вина появились на его галстуке. То ли он не заметил, то ли не придал этому значения. – Это грустная история всей моей жизни, – пробормотал он. – Бедный Дэвид. Без имени и семьи он был бы никем. Обидел кого-то Дэвид? Брат извинится. Проигрался в карты? Брат заплатит. Не воспринимайте Дэвида серьезно, он – испорченный ребенок. – Он сорвался на крик.

– Ну да, испорченный, – строго сказала Вивьен. – У вас есть семья, которая о вас заботится. Вы просто везунчик.

Дэвид уронил голову на спинку сгула. Он знал, что ему везет. Не об этом он горевал. А о том, что впустую пролетела жизнь, а он только сейчас это понял. Еще вчера он был всесилен, был готов принять любой вызов. А сегодня ему хотелось, чтобы брат поскорее вернулся из Италии и освободил его от бесплодных стараний вести его дела, потому что джентльмены делают ставки, насколько плохо все будет, когда брат вернется. На минуту Дэвид даже хотел поддаться соблазну бросить все и уехать. А что? Собрать чемодан и утром уехать либо в охотничий домик, либо в отдаленное поместье Эксетеров, где никто ничего с него не спросит. Ему до смерти надоело быть ответственным и честным. К черту все!

– Ну что же, единственное, что вам остается, – это бросить все, – сказала Вивьен, прервав его размышления. – Неужели вы уедете, скроетесь от всех этих дураков, и им останется найти для насмешек кого-нибудь другого? Давайте, они не станут смеяться. Даже бровью не поведут, скажут, что вы поджали хвост. Да нет же! Вы покажете им, из чего сделаны!

– Спасибо за доброе и мудрое участие. Остатки моей гордости у ваших ног.

Она округлила глаза и быстро заговорила.

– А чего вы ждали? Жалости? Ах, бедняжка, он так натерпелся. Вы слишком много выпили, если надеялись, что я стану вас жалеть.

Дэвид снова наполнил бокал.

– А я и не просил, чтобы вы меня жалели, – сказал он, глотнув вина. Он слишком много выпил. Но это не помогло. Настроение у него не поднялось. – Жалости я не ждал. Ни от вас, ни от кого-либо другого.

Он с трудом поднялся, стараясь не упасть, поднес бутылку к губам и из горлышка допил вино. Пусть все видят, что он напился в стельку. Он имеет право. К черту добрые намерения.

Не проронив ни слова, Дэвид направился к двери. Манипуляции с дверной ручкой показались ему забавными. Он никак не мог ее повернуть. Набрал в легкие побольше воздуха, выдохнул, сосредоточился, дверь наконец открылась.

– Мне не жаль вас, – вдруг сказала Вивьен. – Хотя я не считаю, что они справедливо обошлись с вами. Разумеется, с их стороны это было жестоко. Но многим еще не такое приходится терпеть. Не жалейте себя, и вам будет безразлично, что делают другие.

– А вы не думаете, что я сам во всем виноват и не заслуживаю жалости? – бросил он в сердцах. – Что я раскаиваюсь, страдаю от последствий моих поступков?

– Я думаю, никто из нас и не рассчитывает надолго скрыться от последствий наших поступков, но это не значит, что все они заслуживают наказания. Наказание не всегда соразмерно преступлению, разве нет?

Он посмотрел на нее. Прожженная воровка с лицом ангела.

– Согласен, – произнес он тихо – Но именно такого наказания я и заслуживаю.

Она промолчала. Дэвид покинул комнату.