"Заговор маршалов. Британская разведка против СССР" - читать интересную книгу автора (Мартиросян Арсен Беникович)Глава II «В глубине всякой груди есть своя змея»Парадоксально, но факт, что как только речь заходит о глубинных корнях «дела Тухачевского», то при абсолютно точном указании основных фактов и событий, в части, касающейся ответственных, совершенно непонятным образом впереди оказывается именно тот «Федот», который в действительности не тот… Еще более ошеломляющий парадокс состоит в том, что подлинные ответственные, в действительности не только давно и широко известны, но никогда и не скрывали, что именно они-то и есть те самые Федоты. Посудите сами. С тех пор как приоткрылись архивы прошлого, все серьезные исследователи в качестве исходной точки «дела Тухачевского» справедливо указывают начало реализации идеи сотрудничества РККА с германским рейхсвером в сочетании с Рапалльским договором от 16 апреля 1922 г. между Веймарской Германией и РСФСР. А вот далее начинается непонятное. Потому как в качестве первого произнесшего «А» с нашей стороны обычно указывают Карла Бернгардовича Радека (настоящая фамилия Собельсон) — «гениального авантюриста в большой политике», обладавшего «умнейшей и хитрейшей головой своего времени». С германской же — знаменитого генерала Ганса фон Секта по прозвищу «Сфинкс», одну из светлейших голов германского Генерального штаба 20-х годов XX века, именуемого в последние годы не иначе, как «неизвестный друг России». За этими прелестными, на первый взгляд, и прочно вошедшими в научно-публицистический оборот дефинициями как-то само собой из поля зрения выскальзывает главное — они действительно стояли у истоков реализации идеи сотрудничества. Но у этого никоим образом не оспариваемого факта есть ведь и оборотная, теневая сторона. Ее суть в вопросах: кто же стоял у истоков возникновения самой идеи сотрудничества двух армий, а затем и государств; кто на самом деле, на какой текущей и исторической базе, с какого конкретно импульса сгенерировал общий замысел этой идеи, во имя каких целей сгенерировал вообще, исходя из каких соображений пытался подкорректировать изначальный замысел в зависимости от развития мировой ситуации, в т. ч. и в первую очередь в Европе; кто конкретно разработал конструкцию этого замысла; кто и каким конкретно содержанием, особенно на этапе становления этого сотрудничества, в какой конкретно последовательности, от чего конкретно зависевшей последовательности пытался наполнить эту конструкцию соответствующим духом и смыслом? А вот тут-то и начинается самое интересное, потому как утверждая, что британская разведка приступила к разоблачению заговора Тухачевского за 20 лет до того, как он едва не стал реальностью, поневоле приходится считаться с тем, что т. н. факт сотрудничества двух армий и государств на самом деле был прикрытием для куда более глобального замысла с изначально предсказуемыми негативными для обеих сторон последствиями, а также и для всего мира. Тем более что это и в самом деле было так — британская разведка отнюдь не та организация, которая реагирует на каждую беседу или беседы какого-то там Ганса с каким-то там Карлом. Уж если она изначально встала в боевую стойку — то это означает, что причины для этого у нее были более чем весомые. И потому для начала априори, но придется признать, что к зарождению такого глобального замысла ни Радек, ни Сект в действительности не имели никакого отношения. На этапе уже первичного обсуждения предварительных контуров замысла — да, они уже были, что называется, при том, но в момент генерирования идеи — нет. Потому что обе головы были в первую очередь незаурядными прагматиками, но отнюдь не теоретиками высшего класса, способными на глобальный полет мысли, на генерирование взбудоражившей основные центры силы тогдашнего мира идеи. Хотя и «гениальный», с чем в принципе можно согласиться, но только с применением кавычек, Карл Радек и впрямь был чертовски ловок, но тем не менее авантюрист, т. е. если строго по смыслу этого французского по происхождению слова, человек, склонный к приключениям, похождениям, рискованным начинаниям, сомнительным в смысле честности предприятиям, рассчитанным на случайный успех, к делам, предпринимаемым без учета реальных сил и условий, обреченных на провал и неудачу. Он и в действительности был таковым: еще до «революции» в России засветившись в полицейских сводках своим участием в делах польской, германской, австрийской и российской социал-демократий, он отовсюду был изгнан с колоссальным треском именно за авантюризм, а также мошенничество, поскольку обоснованно подозревался в воровстве партийных касс (для «борцов за народное счастье» это было отнюдь не редкостью — даже работавшая с Лениным германская разведка и то с горьким сожалением сетовала на безудержное воровство отпускаемых для подрывных целей денег), за что и получил звонкую кликуху «КРАДЕК». Еще более откровенно и обоснованно подозревался в агентурном сотрудничестве с германской и австро-венгерской разведками (в принципе, исходя из менталитета социал-демократии вообще и революционного движения в Европе в частности, это не было чем-то из ряда вон выходящим — беспрецедентно плотная нашпигованность их рядов агентурой разведок и полиций различных стран, а также различных тайных обществ еще со времен К. Маркса была притчей во языцех), открыто, фактически в роли субагента влияния сотрудничал с одним из крупнейших агентов влияния германской разведки того времени — Александром Лазаревичем Гельфанд-Парвусом и его личными двойными агентами — Георгом Скларцем и Карлом Моором. Прекрасно знавший об этом и сам сотрудничавший как с немцами, так и с ними, В. И. Ленин, когда возникала «революционная потребность», брал под защиту «Крадека». Едва ли не в точном соответствии с вышеприведенным смыслом слова «авантюрист», 12 февраля 1919 г. «Крадек» угодил в берлинскую тюрьму Моабит за прямое участие в очередной авантюре: направленный еще в конце 1918 г. по указанию Ленина в Германию, «Крадек» пытался организовать очередное кровавое бузотерство в этой стране — т. н. «спартаковское восстание», окончившееся, как и следовало ожидать, грандиозным провалом и потоками крови, а лично для него — заключением в кутузку по обвинению как в революционном бандитизме, так и в причастности к убийству Карла Либкнехта и Розы Люксембург. И на первых порах, до лета 1919 г., Крадек содержался в условиях жесткой изоляции, во всяком случае, все известные источники с особой силой напирают именно на это обстоятельство… И вот там, в условиях строгой и жесткой изоляции, он якобы и «проявил чудеса политической ловкости», превратив тюремную камеру в «политический салон», в котором принимал чуть ли не всю политическую, экономическую и военную элиту озверевшей от фатального поражения в Первой мировой войне Германии, с представителями которой и обсуждал идею будущего сотрудничества. И рад бы поверить в этот «гениальный авантюризм», да только вот как же быть с тем, что, будучи упрятанным за решетку за прямое участие в прокоммунистических беспорядках, он, иностранец, гражданин ненавистной к тому времени всей Европе, в т. ч. и Германии, Советской России, еврей по национальности, коммунист, а тогда два этих параметра во всей Европе воспринимались только через знак равенства — еврей=коммунист, и наоборот, коммунист=еврей, — остался жив, хотя те беспорядки, в которых он принимал деятельное участие, подавлялись с такой жестокостью, что один из организаторов этого подавления получил от левых печальное прозвище «кровавая собака Носке»?! Я уж не говорю о том, что демонстрации спартаковцев тогда разгонялись не столько пулеметами, сколько шашками, т. е. попросту рубили людей, как капусту… — свидетельство, надо сказать, очень авторитетного источника: самого Ф. Э. Дзержинского, лично наблюдавшего подобные картины… Как быть со всем этим, если евреев тогда убивали в первую очередь, если всех еще только заподозренных в прокоммунистических или проспартаковских симпатиях убивали тоже в первую очередь, причем сначала убивали, а уж потом, если оставалось время и, самое главное, желание, то интересовались, кого же все-таки шлепнули?! Как быть со всем этим, коли он остался жив, хотя взяли его, что называется, с поличным, да еще и по подозрению в таком тяжком преступлении, как убийство, хотя и крайне ненавистных той же «кровавой собаке» Носке Карла Либкнехта и Розы Люксембург, но ведь граждан же Германии?! При таких обстоятельствах избежать жестокой расправы прямо на месте не сможет даже самый гениальный авантюрист — в этом трагическая особенность массовых беспорядков в период т. н. «революций». И вот в такой-то ситуации он не только остался жив и здоров, но и еще и проявив «чудеса политической ловкости», превратил свою тюремную камеру строгой изоляции в «политический салон» для обсуждения с высшими представителями германской элиты глобальной идеи — ну право же, при всем искреннем уважении к талантам евреев не следует делать из тех же немцев круглых идиотов! Потому что для того, чтобы поднять такие серьезные вопросы или хотя бы просто выйти на связь с той же германской элитой, не говоря уже о том, чтобы она еще и выслушала его, «Крадека», с его-то давно сгнившей репутацией и пухлейшим досье в германской полиции, — прежде всего необходимо было каким-то образом вынудить германские власти хотя бы «закрыть глаза» на все его «художества» по части «революционного» бандитизма. Т. е. попросту говоря, ситуация была явно не в его пользу — что бы он ни попытался произнести, реакция была бы однозначной: пытается увильнуть от ответственности, спасает свою шкуру. Мягко говоря, не самое лучшее начало для серьезнейшего разговора, как, впрочем, и сама тюрьма строгой изоляции также отнюдь не самое идеальное место как для генерирования глобальных идей (ведь не до идеи же было, шкуру спасать надо было!), так и для авторской инициации диалога с элитой государства, за подрыв устоев которого его и упекли в кутузку! Зато сколь же идеально это место вообще — тюрьма как таковая, со всеми строгостями и высокими стенами, за которыми ничего не видно, что происходит в камере некоего арестанта по кличке «Крадек», и сколь же идеальна даже сама формулировка его упрятывания в кутузку в целях сокрытия от посторонних глаз и ушей самого факта начала особо секретных переговоров по особо важной геополитической проблеме. Действительно, идеальней и не придумаешь, если, например, исходить из того, что главной целью «революционной командировки» «Крадека», этого «гениального авантюриста с умнейшей и хитрейшей головой в большой политике своего времени», была не столько даже организация убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург во имя удовлетворения «пролетарских амбиций» заделавшегося «мировым вождем» бывшего дворянчика Ульянова-Ленина, сколько организация того же убийства как прямой аванс — прелюдия к будущему серьезному разговору, ради которого он и должен был якобы сесть в тюрьму. Есть все абсолютно серьезные основания рассматривать его комфортабельную «отсидку» как часть очень хитроумного совместного плана германской разведки, наиболее авторитетных и влиятельных представителей тайной дипломатии Германии, некоторых германских тайных обществ и верхушки большевиков. Потому что незадолго до его командировки в Германию там напрочь и полностью провалилось со своей подрывной «революционной» деятельностью целое советское посольство во главе с давно находившимся под наблюдением психиатров А. А. Иоффе (лично Зигмунд Фрейд пользовал будущего революционера-посла), у которого было все — и люди, и мешки с золотом, с бриллиантами, с валютой, и в изобилии подрывная литература на немецком языке, и явки, и связи в левых кругах, и даже оружие, которое, ничтоже сумняшеся, раздавали прямо в посольстве. И тем не менее еле ноги унесли из Германии. И что же, «Крадек», выходит, в одиночку должен был делать то, что не смогла сделать целая свора присланных из Москвы и не одну «собаку съевших» на «революционном» бандитизме опытнейших подпольщиков?! Нет, не за этим «Крадека» отправляли в Германию. Цель его командировки в охваченную «революционной смутой» побежденную страну была именно такой, как она указана выше. А что за этим стоит — об этом чуть ниже. Сейчас о генерале Гансе фон Секте. Личность действительно примечательная, прагматичная, корыстно исповедовавшая главную заповедь не менее корыстного «железного» канцлера Германии — Бисмарка: «На Востоке врага нет!» Странным образом его смерть в конце 1936 г. и особенно его знаменитое завещание крайне резким образом интенсифицировали и сам заговор, тайную подоплеку которого мы расследуем, и действия британской разведки по его «раскрытию», и, соответственного, действия Сталина по ликвидации заговора и т. д. Но тогда, за семнадцать лет до его смерти, очень трудно представить себе, каким же образом даже его светлейшая голова могла стать той самой, генерирующей глобальную идею «мощностью», особенно если принять во внимание следующие обстоятельства: во-первых, генерал почти всю Первую мировую войну провел за пределами Германии; тем более ее последний этап, когда заигрывание германского Генштаба и германской военной разведки с большевиками от слов перешло к практическим делам — с конца 1917 г. по ноябрь 1918 г. Ганс фон Сект находился на посту начальника Генерального штаба турецкой армии; во-вторых, вернувшись в Германию и, естественно, далеко не сразу войдя в курс всего того, что тогда творилось у него на родине, он тем не менее вынужден был принимать самое активное участие в ликвидации всех тех «художеств», что были сотворены, в т. ч. и при участии «Крадека»; в-третьих, он ненавидел революционеров всех мастей — хоть социал-демократов, хоть коммунистов. К евреям, правда, относился вполне лояльно, ибо сам был женат на еврейке по имени Доротея; в-четвертых, как управляться с этой, политически никак не предсказуемой публикой, особенно по части крупных интриг с ней, — он еще тоже не знал, во всяком случае в достаточной мере; в-пятых, он был типичным немецким потомственным военным и никогда не торопился с идеями, тем более глобальными. Испокон веку немцы тем и славились, что всегда являли собой народ обстоятельный, неспешный, деловитый, тщательный, чрезвычайно аккуратный, очень педантичный, вследствие чего наполеоновский образ мышления — «сначала ввяжемся в бой, а там видно будет» — никогда не являлся предпочтительным в немецком национальном самосознании; в-шестых, даже если бы он и захотел что-либо сделать по-наполеоновски, то и в этом случае, в части касающейся генерирования глобальной идеи и ее углубленной проработки в переговорах с «Крадеком», подобное предположение лишено смысла, потому что лицом, могущим что-либо ответственно выдвинуть на рассмотрение, он стал только 28 июня 1919 г. — именно в этот день ему было поручено исполнение обязанностей начальника гепманского Генштаба (между прочим, этот день не что иное, как дата подписания Версальского «мирного» договора»), а начальником «Всеобщего воинского бюро», под вывеской которого укрылся официально распущенный Генштаб, и вовсе 7 июля 1919 г. Между тем для того чтобы вести такие переговоры — о сотрудничестве армий, например, — необходимо было досконально знать не столько даже сам текст договора (440 статей на 208 страницах), сколько бесчисленное количество всевозможных положений, разъяснений, инструкций и т. п., по рукам и ногам связывавших Германию. Но в то же время Ганс фон Сект принадлежал к тому наиболее влиятельному еще со времен кайзеровской Германии узкому кругу высшего офицерского состава, чье кредо было сконцентрировано в девизе: «Честью прусского офицера было быть корректным, а честь немецкого офицера должна заключаться в том, чтобы быть коварным». Однако, как это ясно и без всяких объяснений, одного коварства более чем недостаточно. Правда, история не раз подтверждала, что случай помогает, но давно уже установлено, что если и помогает, то только подготовленному уму. В таком смысле его ум действительно был подготовлен коварством, но к восприятию импульсов, шедших от более подготовленных и еще более коварных умов. Что, кстати говоря, и имело место в действительности — на пост начальника официально распущенного германского Генштаба он пришел весьма подготовленным с должности военного эксперта германской делегации на версальской конференции. Существующая ныне аксиома, в силу которой все обычно списывают на Версальский «мирный» договор, которым Германия действительно была унижена, раздавлена и ограблена, в действительности — ничего не объясняет. Хотя формально посыл верный, но только вот как быть с тем, что переговоры с «Крадеком» начались раньше подписания Версальского «мира». Причем начались именно плотные, интенсивные обсуждения и переговоры о том, как быть дальше двум изгоям тогдашней современности — Веймарской Германии и Советской России. Соответственно выходит, что ракурс обсуждения накопившихся тем могли задать только те лица, которые в полной мере осознавали, что предметом переговоров должна стать альтернатива версальскому унижению. Они должны были не менее ясно понимать, что основой переговоров должна стать платформа, имевшая идущее из прошлого интеллектуальное обоснование, подкрепленное в прошлом практическими делами, но в то же время и имеющее все черты т. н. «благородного» шантажа, гремучие последствия которого ясно понимал бы и сам контрпартнер. При этом похабный Брест-Литовский мирный договор от 3 марта 1918 г. не мог использоваться в качестве исходной точки, ибо одним из главных условий капитуляции Германии в Первой мировой войне было немедленное его аннулирование в упреждающем капитуляцию порядке. В «лучшем случае» он мог иметься в виду чисто теоретически. Кроме того, эти лица должны были точно знать, с кем они имеют дело, т. е. что из себя представляет контрпартнер по переговорам, какие конкретно силы он представляет, каковы его интеллектуальные способности в плане адекватного восприятия предлагаемого и точного донесения содержания переговоров и достигнутых договоренностей до своего руководства. Наконец, эти лица должны были обладать хорошо развитыми навыками и опытом тайной дипломатии, в том числе и по части закулисных тайных переговоров и интриг, особенно с такой «публикой», которую представлял Карл Бернгардович Радек. Иначе серьезного диалога могло бы и не получиться — в конце концов «Крадек» сидел в берлинской «кутузке», а не они в московской. Если суммировать все необходимые требования, то подлинными авторами идеи о т. н. сотрудничестве двух изгоев послевоенной Европы (в первую очередь их армий), подлинными инициаторами тайных переговоров должны были стать именно те, кто был не только превосходно подготовлен интеллектуально, но и обладал бы колоссальным опытом закулисной деятельности, в т. ч. и проведения тайных, многоходовых и долговременных операций, особенно же на стыке разведки, дипломатии и политики. Эти люди должны были в мельчайших деталях знать тайную историю недалекого прошлого, располагать необходимыми связями и влиянием в различных кругах общества для последующего проведения в жизнь достигнутых договоренностей, и в то же время обладать непререкаемым в глазах тех, кого представлял Радек, авторитетом, который уже только одним фактом своего существования понуждал бы и самого Радека, и особенно стоящие за ним силы в Москве к адекватному восприятию обсуждавшейся проблемы и достигнутых договоренностей. Последнее было особенно важно для прагматичных немцев, ибо они-то прекрасно знали подлую манеру Ленина — ведь именно его и представлял Радек — интриговать буквально на пустом месте, выцыганивая не всегда понятные для немцев выгоды для себя. Именно так все и произошло в реальности. Через 21 год после описываемых событий один из тех, о ком пойдет речь, выдающийся германский геополитик и конспиролог, военный разведчик, генерал-майор Карл Хаусхофер в одном из самых знаменитых своих трудов «Континентальный блок: Центральная Европа — Евразия — Япония» (1940) напишет о тех событиях, а также о лицах участвовавших в них следующее: «И когда после войны (т. е. после Первой мировой войны. — А двумя русскими государственными деятелями, со слов самого же Карла Хаусхофера, были сам Карл Бернгардович Радек и народный комиссар по иностранным делам Георгий Васильевич Чичерин. Прежде чем приступить к анализу «подвигов» этого германо-российского «квартета», хотелось бы обратить особое внимание вот на что. Обоими вариантами перевода, не говоря уже об оригинале, четко зафиксирован ясный и однозначный факт, а именно «восстановление нити контактов», в чем Карл Хаусхофер, по его же словам, и помогал Брокдорф-Ранцау — первому министру иностранных дел Веймарской Германии (с 12 февраля по 20 июня 1919 г.; кстати говоря, на этот пост он был назначен именно в тот день, когда «Крадек» угодил в кутузку). Факт этот очень дорогого стоит! Но вот о чем речь — ведь что там было «восстанавливать», коли весь «великий октябрь» и так был «творением» германской агентуры влияния. И что было «распознавать» тем же Радеку и Чичерину, если они и так с дооктябрьских времен плясали под дудку германского Генштаба. Ведь вполне достаточно было цыкнуть на них, да и на того же Ленина, и все покатилось бы само собой, как по маслу. Среди перекочевавших неразгаданными в третье тысячелетие загадок начального периода истории советской власти есть одна, которая, как показывают вскрывшиеся в последнее время факты, не только имеет прямое отношение к предмету нашего расследования, но и серьезный шанс наконец-то получить свою разгадку. Речь идет об укрывавшейся до сих пор под плотной завесой непроницаемой тайны подлинной подоплеке секретного вояжа Ф. Э. Дзержинского якобы за женой якобы в Швейцарию в октябре 1918 г. в сопровождении секретаря ВЦИК, личного помощника Я. М. Свердлова — А. Аванесова. Из многих версий на этот счет — от мистических (якобы отвез отрубленную голову Николая II для передачи масонским эмиссарам для последующего ее экспонирования в масонском храме в Чарльстоне, США) до сугубо прозаических — в последние годы выделилась вроде бы самая прозаическая: поездка «железного» Феликса якобы была связана с получением каких-то секретных директив непосредственно от какого-то тайного центра на предмет того, как дальше поступать с еще не очухавшимся от ранения 30 августа 1918 г. «гениальным вождем мирового пролетариата» — окончательно загнать его в гроб или пусть еще побегает. И рад бы поверить в такую прозу тайного закулисья, если бы не веками выкованная беспрецедентная прагматичность британской разведки! Для нее такой дилеммы в тот момент не существовало в помине: она еще 6 июля 1918 г. ясно и однозначно доказала, что для нее хороший Ленин — это мертвый Ленин, а 30 августа 1918 г. вновь доказала то же самое. А вот речь о «старой лисе» СИС зашла потому, что безупречными фактами установлено следующее: выражаясь профессиональным языком, старая, но отнюдь не потерявшая львиной зоркости британская разведка «пасла» приезд главы ВЧК в Швейцарию! Причем «пасла», как всегда, высокопрофессионально, ибо исстари прекрасно знает все закоулки этого международного «заповедника» международного же шпионажа и тайных интриг, в т. ч. знала и излюбленные на тот период «пастбища» ленинских эмиссаров — всю Первую мировую войну она вместе с русской разведкой, в т. ч. в Швейцарии, отслеживала все контакты германских коллег с Лениным и K°. Вот уж для кого не было никакой непроницаемой тайны уже в октябре 1918 г., так это именно для СИС: у пристани на озере близ Лугано (а городок этот, надо сказать, одна из главных «достопримечательностей» этого «заповедника») борт к борту встали два пароходика — на палубе одного из них Роберт Брюс Локкарт, на палубе другого — «железный» Феликс, и оба с интересом разглядывают пассажиров другого пароходика. Лишь только в прямом смысле чудо — полная обритость некоего господина Доманского (именно под этим псевдонимом Дзержинский и выезжал в Швейцарию) — спасло главу ВЧК от малоприятной перспективы угодить прямо в «нежные объятья» своего закадычного врага — знаменитого британского разведчика Локкарта, которого он неоднократно лично допрашивал на Лубянке всего лишь три месяца назад. Однако же вся пикантность этого инцидента отнюдь не в том, как всесильный глава ВЧК чудом избежал «возобновления знакомства» со своим недавним узником, и даже не в том, что, как показывают факты, утечка информации о предстоящей тайной поездке «железного» Феликса произошла из верхнего эшелона большевистской верхушки — за давностью лет и отсутствием в этом факте чего-либо принципиального, Бог с ней, с этой утечкой. А в том, почему же британская разведка «пасла» его приезд в Швейцарию, срочно направив для этого самого Локкарта, только в сентябре добравшегося до Лондона и еще толком не пришедшего в себя от всех злоключений в стране «победившего пролетариата». На вторую часть этого вопроса можно ответить сразу — в тот момент Локкарт оказался единственным под рукой у своего начальства сотрудником британской разведки, который прекрасно знал Дзержинского в лицо, поскольку сидел на Лубянке, куда он вопреки своему дипломатическому иммунитету угодил после разоблачения «заговора послов». Потому-то руководство СИ С срочно и перебросило его в Швейцарию, чтобы он выследил своего визави по ночным допросам. А вот с первой частью этого вопроса — почему она «пасла» его приезд — посложней, ибо исторический прагматизм британской разведки, ее исключительная интуиция на еще только зарождавшуюся тень еще только расплывчатого намека на возможную угрозу высшим национальным интересам Великобритании требуют особых пояснений. Давайте вспомним, что за период времени тогда был. Прежде всего это был финишный этап финальной части Первой мировой войны XX столетия. Германия уже стояла на пороге общенациональной и военной катастрофы — до нее оставалось уже менее месяца. Катастрофически убывали последние силы к сопротивлению, крайне резкими темпами нарастали, с одной стороны, военно-политическое давление стран Антанты, дошедших до высшей степени ожесточения в своей ненависти к Германии, — германского кайзера, к примеру, называли не иначе, как «бешеная собака в Берлине» («собака»-то, между прочим, была близким родственником британского короля), а с другой, вдохновляемое и направляемое, в т. ч. и из-за рубежа (как из стран Антанты, так и из Москвы), революционное движение в самой Германии. В ситуации совершенно очевидно надвигавшейся общенациональной катастрофы паникеры и мелкие интриганы обычно начинают метаться в поисках спасения собственных шкур, прагматики же, для которых даже такой исход войны — отнюдь не повод реветь белугой, начинают переброску мостов в будущее: ведь любая война кончается миром, даже если бегут последние союзники. Между тем среди этих последних союзников был один, хотя и изрядно подловатый, ибо собственноручно разжигал костер германской революции, но тем не менее лучшего все равно не было, а в условиях бешеной ненависти Антанты к Германии под конец войны и вовсе не приходилось выбирать. И этим, с позволения сказать, «союзничком» был не кто иной, как именно же Ленин и K°, которых Германия привела к власти в России и удерживала у кормила первое время. Правда, с тайного одобрения Великобритании, также тайно осуществлявшей переговоры с Германией на основе тезиса «мир на Западе в обмен на свободу рук на Востоке». Не осталась неучтенной и позиция тесно связанных с Германией США, крупный капитал которых и профинансировал т. н. «русскую революцию» по германским каналам. Однако же все дело было в том, что получившие в результате подписания Брестского договора от 3 марта 1918 г. «свободу рук» на Востоке германские прагматики, а это прежде всего высший эшелон наиболее влиятельной тогда части деловой элиты Германии в лице Августа Тиссена, Гуго Стиннеса, Альберта Феглера, Эмиля Кирдорфа, Альфреда Гутенберга, Брунса, Рейша, Клекне-ра, Рехлинга, Пенсгена и других, пошли «своим путем» на Восток. На состоявшемся 16 мая 1918 г. в дюссельдорфском «Штальхофе» совещании капитаны германской экономики, руководствуясь своей грабительской логикой ненасытной алчности, решили, что было бы вполне резонно, если «Германия и ее союзники на длительное время осуществили военную оккупацию коммуникаций, связывающих европейские страны с Севером России с целью освоения России, лимитрофов (так тогда называли еще входившие де-юре в состав Российского государства, но де-факто оккупированные германскими войсками прибалтийские территории. — Потрясенные захватывавшей дух перспективой, германские промышленники записали в протокол совещания, что следует обеспечить «возможно более глубокое финансовое проникновение в Россию для сохранения политического и военного превосходства Германии» с тем, чтобы в оккупированных последней прибалтийских областях, в Финляндии, на Украине, в Донбассе и на Кавказе расправиться с большевиками, ибо «только в том случае, если на место большевистского режима придет новый порядок вещей… мы (т. е. они, элита… История, правда, распорядилась несколько иначе — менее чем через полгода «новый порядок» был установлен в самой Германии. Под неудержимым натиском Антанты и революционного движения рухнула кайзеровская монархия, а вскоре появилось и уродливое «дитя Версаля», то бишь Веймарская Республика, почему-то обозванная «рейхом», т. е. империей при республиканском строе (?!) В промежутке же между этими событиями произошло еще одно событие, последствия которого и привели двух закадычных врагов в Швейцарию. Британская разведка не только знала об этом совещании капитанов делового мира в Дюссельдорфе, и тем более о принятых там решениях — уже в июне, а затем и в июле, и августе 1918 г. последовала прямая реакция руководства Великобритании на эту разведывательную информацию СИС в виде высадки английских десантов в Мурманске, Онеге, Сороке и Архангельске. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что идеи, изложенные в протоколе совещания, не умрут с кончиной государства. И каково же было перемежавшееся со страхом изумление руководства британской разведки, когда в это же самое время оно узнало о трюке «гения мирового пролетариата», который он проделал в развитие идей того самого дюссельдорфского совещания. Сейчас, по прошествии восьми с лишним десятилетий чрезвычайно трудно точно установить, каким образом содержание протокола по итогам совещания в Дюссельдорфе стало известно Ленину, однако финт, который «вождь» отколол в адрес «неблагодарных тевтонов» — целый же миллион квадратных километров отдал по Брестскому договору, а они, на тебе, «новый порядок вещей», — и сегодня любого ввергнет в изумление. После того как подкупленный и завербованный капитаном французской разведки Пьером Лораном первый начальник контрразведки ВЧК, знаменитый Яков Блюмкин застрелил германского посла Вильгельма фон Мирбаха,[10] на смену последнему через 20 дней после убийства, т. е. 26 июля, выехал… председательствовавший на том совещании в Дюссельдорфе выдающийся германский ученый-экономист, один из виднейших германских финансистов того времени, один из директоров «Дойче Банка» Карл Гильферих. Уже сам факт назначения такого преемника на пост посла в России говорил о многом. Пробыв в первопрестольной всего восемь дней — с 29 июля по 5 августа 1918 г., — Карл Гильферих отбыл в Берлин, да так более и не вернулся. Что же все-таки произошло в эти дни? Трудно, конечно, ныне установить точную дату, да и не так уж и важна она, однако же в одну из темных ночей этого периода к Гильфериху в посольство без приглашения и без предупреждения пожаловал сам народный комиссар по иностранным делам Советской России Георгий Васильевич Чичерин. Уже сам факт незваного ночного визита главы дипломатического ведомства страны пребывания в иностранное посольство — событие из ряда вон выходящее. Однако изумлению и без того до крайности изумленного «особенностями» раннесоветского дипломатического протокола Карла Гильфериха вообще не стало предела, когда Чичерин едва ли не слово в слово повторил суть всего того, о чем германские промышленники беседовали в обстановке секретности еще 16 мая 1918 г. в Дюссельдорфе. И совсем Гильферих потерял дар речи, когда Чичерин, местами слегка процитировав текст протокола по итогам того совещания, вдруг предложил германской стороне заключить военный союз с участием также финнов и прибалтов (кстати говоря, ни одно из прибалтийских государств в тот момент еще не было суверенным, независимым и общепризнанным в международно-правовом смысле — там еще находились германские оккупационные войска) для борьбы против англичан в Мурманске и Архангельске, т. е. на том самом севере России, о котором и шла речь в Дюссельдорфе. По сути дела, он предложил немцам заключить военно-геополитический союз против Великобритании, а уж если совсем точно, то учитывая, что Великобритания являлась стержнем всей Антанты, военно-геополитический союз против Антанты, что в свою очередь означало союз против всего Запада. Едва дождавшись рассвета, Карл Гильферих, не медля ни секунды, отбыл в фатерланд. Естественно, по прибытии в Берлин Гильферих самым подробным образом изложил на бумаге все перипетии ночного раунда внезапного глобального предложения Кремля и доложил военно-политическому руководству Германии (в годы Первой мировой войны МИД страны находился в полном подчинении военно-политического руководства кайзеровской Германии — деталь, как увидим чуть ниже, весьма существенная). Не вдаваясь во все детали и подробности этого маневра «вождя мирового пролетариата», можно отметить: это была чистейшей воды антигерманская провокация со стороны обязанного Германии и в целом вроде бы прогермански настроенного, но в не менее провокационных целях уже начавшего тогда переориентироваться на Антанту Ильича. Внешне это действительно выглядело несуразно: антигерманский характер провокации прогермански настроенного политического лидера, формально выступившего против Великобритании, Антанты и даже в целом против всего Запада. Как и любая иная провокация этого искреннего почитателя наполеоновского образа действий — «сначала ввяжемся в драку, а там видно будет», эта также завершилась очередной трагедией для России. К 27 августа 1918 г. не в меру резвого в своих провокациях «вождя мирового пролетариата» немцы заставили подписать уже второй по счету похабный Брестский договор, по которому Россия обязывалась выплатить Германии огромную контрибуцию в размере 6 миллиардов марок в виде чистого золота и кредитных обязательств, т. е. 246,56 тонны чистого золота в слитках и 545 440 000 рублей кредитными билетами. Так Германия решила возместить себе все расходы, связанные с глобальной операцией «великий октябрь». Из них было выплачено всего 9.7,5 тонны чистым золотом на сумму 120 миллионов золотых рублей, которые после капитуляции Германии на правах победителя уворовала Франция. И трех дней не прошло, как Ленин получил 30 августа 1918 г. свою, абсолютно заслуженную пулю на заводе Михельсона. Пуля эта и впрямь была абсолютно заслуженной, жаль только, что всадил ее такой же «бес революции» — Л. Д. Троцкий-Бронштейн, подставив на верную смерть явно ни в чем не повинную, полуслепую Ф. Каплан (Ройд). Но вот что-что, а идею не застрелишь и даже не припугнешь, как того же «гения» пулей. Документально оформленная в виде подробного доклада Гилъфериха, идея о военно-геополитическом союзе Германии и России осела не только в архивах подчинявшегося тогда военно-политическому руководству страны МИДа Германии, но и в умах ознакомившихся с этим документом руководящих деятелей и германской внешней политики, и германской разведки, и, что самое главное, в умах элиты германского делового мира, которую Гильферих, естественно, ознакомил с содержанием своего доклада. Было бы более чем удивительно, если бы стоя на краю неминуемой общенациональной катастрофы, но в то же время и ясно осознавая, что любая война рано или поздно кончается миром, прагматичные представители высшей деловой и политической элиты Германии не призадумались над тем, как уже в условиях мира не только вернуть, но и желательно с процентами вернуть вложенные в революцию десятки миллионов марок. Тем более что большая их часть была не германского происхождения, а американского. Т. е. опираясь на имевший в прошлом место факт финансовой поддержки Ленина и K° как на инвестиции в будущее, заложить экономический фундамент возрождения германского рейха. И ночное предложение Г. В. Чичерина в этом смысле оказалось куда более чем кстати. Так сногсшибательная провокация Ленина, опиравшаяся на наглый, агрессивный замысел германской элиты, и явилась тем самым изначальным атомом, из которого чуть позже и была синтезирована первая, основополагающая молекула идеи о будущем «сотрудничестве двух государств», в т. ч. и их армий, а также их ВПК (хотя у России его в полном смысле слова как такового не было), завершившегося тем, что «фашистский меч» «ковался» в СССР якобы чуть ли не под присмотром Сталина. Вот почему в числе «двух русских государственных деятелей» якобы что-то «распознавших», тем более какую-то «линию», Карл Хаусхофер и назвал Г. В. Чичерина. Но что он должен был «распознавать», если сам же и осуществлял провокацию с идеей о военно-геополитическом союзе. Вот что на деле означает в концептуальном смысле выражение того же К. Хаусхофера о «восстановлении нити контактов». Т. е. не только дооктябрьских, а также постоктябрьских контактов с большевистской верхушкой, и даже не столько восстановление самих этих контактов, поскольку они не были потеряны в прямом смысле, но при опоре на них восстановление нити самих мыслей о военно-геополитическом союзе, развитие и доведение их до практической реализации в ближайшем же будущем. Это была чистейшей воды переброска концептуального моста в будущее при наличии опоры в прошлом. И то, что именно Карл Хаусхофер, к тому времени уже известный геополитик, ученый, военный, разведчик, принял самое деятельное участие в «восстановлении нити контактов» — лучшая гарантия того, что оно происходило именно на стезе идеи о военно-геополитическом союзе. Участие же во всем этом Г. В. Чичерина имеет многоаспектную подоплеку, часть из которой укажем сейчас, а часть — по ходу дальнейшего повествования. Что же до практического «восстановления нити контактов», т. е. на самом-то деле «нитей мыслей» о военно-геополитическом союзе Германии и России после неминуемо неизбежного разгрома первой, то вот тут-то и сыграл свою роль тайный вояж Ф. Э. Дзержинского в Швейцарию, потому как не в Швейцарию он ездил хотя бы и за женой, а через Швейцарию в Германию. Соответственно, вполне закономерен и вопрос: а почему именно Дзержинский, да еще и в сопровождении А. Аванесова, да еще и по категорическому настоянию самого Ленина, а также Свердлова?! На выходе из чрезвычайно запутанного лабиринта сложнейше переплетенных личных и политических интриг и коллизий того времени получается следующая картина. В силу личных амбиций последнего германского кайзера Вильгельма II, лично руководившего всей подрывной деятельностью против России в период Первой мировой войны, в числе тех, кто на стыке разведки, тайной дипломатии, тайных обществ и тайного же финансирования торил столь же тайные тропы для привода Ленина и K° к власти, оказались и играли громадную роль два теснейшим образом взаимосвязанных между собой тайных общества — «Гер-маненорден» и «Балтикум» (впоследствии реорганизованное и переименованное в «Консул»). Члены этих обществ, особенно «Балтикума», а ими были чрезвычайно влиятельные и в Германии, и в России представители древних аристократических родов из числа прогермански настроенных остзейских (прибалтийских) баронов, сыграли колоссальную роль в широкомасштабных предфевральских, послефевральских и октябрьских интригах в России, которые, кстати говоря, всегда сопровождались и откровенным шпионажем в пользу Германии… В верхушке того же «Балтикума» особо влиятельное положение занимали родовитые аристократы — остзейские бароны Пилляр фон Пильхау, являвшиеся по совместительству родней самого всесильного главы ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского. Жена одного из руководителей общества Адольфа Пилляр фон Пильхау — Софья Игнатьевна Пилляр фон Пильхау — являлась родной сестрой матери «железного» Феликса — Елены Игнатьевны. … Главой же «Балтикума» в Берлине являлся личный адъютант кайзера генерал граф Рюдигер фон дер Гольц, в руках которого были сосредоточены большинство тайных нитей связи с Россией. И когда возник вопрос о том, кто же конкретно должен выйти на тайный контакт с представителями «Балтикума» в Швейцарии, а затем и в Германии, то лучше кандидатуры «железного» Феликса не оказалось: по занимаемому положению в воцарившейся тогда в России иерархии власти — ровня самому фон дер Гольцу, к тому же, как известно из истории, наиболее секретные, закулисные переговоры по самым животрепещущим проблемам обычно осуществляют наиболее доверенные лица глав государств, как правило, руководители спецслужб. Дзержинский в этом смысле был просто идеальной фигурой — мало того, что глава ВЧК, так ведь еще и громадным авторитетом пользовался у самого Ленина. Несмотря на свое яростное несогласие с Брестским договором, в откровенной антигерманской деятельности еще не успел засветиться — из более чем провокационной затеи с убийством Мирбаха, о котором он знал, как, впрочем, и об антигерманском левоэсеровском мятеже, «железный» Феликс вышел сухим: мудро пребывал в отсидке у тех же левых эсеров, а подпись на мандате Блюмкина — поддельная… Ну и, наконец, прямой родственник одного из руководителей тайного общества «Балтикум». Куда уж лучше. К тому же в лицо его еще мало знали, особенно за рубежом, тем более что за границу он выехал полностью обрившись — не было ни волос, ни усов, ни знаменитой бородки клинышком. Формальный предлог тоже более чем превосходный — бедную жену надо забрать из капиталистического рая. Предлог, кстати говоря, был очень важен в том смысле, что если бы о предстоящем вояже Дзержинского в Германию, да еще и по каналам «Балтикума», узнал бы тот же М. Бонч-Бруевич, который в свое время и Пилляр фон Пильхау чуть было не упрятал за решетку, то непременно забил бы тревогу с непредсказуемыми последствиями. Аванесова же — секретаря самого Свердлова — «пристегнули» к Дзержинскому для контроля за его действиями. В этом был крайне заинтересован сам Яков Моисеевич, еще с весны 1918 г. сконцентрировавший всю власть в стране в своих руках, а после ранения Ленина и вовсе единолично распоряжавшийся всем. К тому же и формальный предлог тоже был неплох — Аванесов прекрасно знал Швейцарию, где окончил медицинский факультет Цюрихского университета еще в 1913 г., и где в общении с другими эмигрантами всю войну контактировал с немцами. Сам-то Феликс, как известно, в это время все по острогам скитался и толком не ведал, с кем там в сытой Швейцарии надо иметь дело. А дело надо было иметь с германским разведчиком, посланником в Берне бароном Гисбертом Ромбергом, его личным агентом — Робертом Гриммом, являвшимся главным редактором печатного органа швейцарских социалистов-интернационалистов журнала «Berner Tagwacht», с давним германским агентом (а также агентом японской разведки еще со времен т. н. «первой русской революции» 1905 г.) Александром Э. Кескюла (Кескюля), известным также под псевдонимом Александр Штейн, и некоторыми другими персонажами, которых Дзержинский в лицо не знал. На этих лицах, прежде всего на самом Ромберге, замыкались связи «Балтикума» в лице личного тайного представителя общества уже упоминавшегося Хохен-Остена. Без этих контактов Дзержинский никогда бы и не смог попасть в Германию, которая и была главной целью его тайного вояжа. Так начиналось практическое «восстановление нити контактов» — наведение мостов в послевоенное будущее. Особый интерес в связи с этими фактами представляет утверждение К. Хаусхофера о том, что процесс «восстановления нити контактов» осуществлялся с его помощью. Это действительно правда — руку к этому он приложил, да всерьез, и вот каким образом. Выше уже указывалось, что среди тех, кто торил тайные тропы для Ильича сотоварищи на стыке разведки, тайной дипломатии, тайных обществ и механизмов секретного финансирования подрывной деятельности, особую роль играли два тесно взаимосвязанных общества — «Германенорден» и «Балтикум». Между тем самым мощным в структуре «Германенорден» был именно Баварский филиал со штаб-квартирой в Мюнхене, в число членов которого наряду с другими представителями различных кругов германской элиты (в т. ч. и аристократической) входил и Карл Хаусхофер — профессиональный военный разведчик, перешедший на работу в Мюнхенский университет, но не порвавший с разведкой. Входил он и в «Общество Туле». Мощным же этот чахнувший филиал сделал известный по ранней истории нацизма в Германии барон Рудольф фон Зеботтендорф фон дер Роз. В свою очередь, этот барон долгое время жил в Османской империи, где был посвящен в ту же масонскую ложу, откуда вышли все руководители младотурецкой революции 1908 г., пребывавшие у власти в стране вплоть до 30 октября 1918 г. Благодаря тесным связям с ними, а также контактам в немецкой общине в Турции, в т. ч. и в среде германских предпринимателей, Зеботтендорф достаточно быстро познакомился с представителем всемирно известной фирмы Круппа в Османской империи, близко общавшимся с главарями младотурков и представителями стоявших за ними мощнейших сил, сотрудником младотурецкой разведки, журналистом, масоном высокой степени посвящения. Им был позже ставший известным как автор плана использования эмигрантской группы Ленина и K° для организации т. н. «русской революции» — Александр (Израиль) Лазаревич Гельфанд, более известный под псевдонимом Парвус (в кругах «революционных» бандитов имел прозвище «слон с головой Сократа»)… А вот с Парвусом в подрывных антироссийских целях и работал с начала 1915 г. посланник Германии в Копенгагене граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, координировавший всю свою деятельность на этом направлении и с высшим военно-политическим руководством кайзеровской империи, и, естественно, с германской разведкой. К осени 1918 г. Парвус был уже очень солидным авторитетом по русским делам при руководстве Германии. А Карл Хаусхофер и Ульрих фон Брокдорф-Ранцау были близко знакомы. Вот так замкнулся круг межличностно-разведывательно-агентурных и иных связей, и началась прямая регенерация как «нитей контактов», так и «нитей мыслей». Однако же сам процесс регенерации «нитей» контактов и мыслей о будущем союзе непосредственно зависел от решения нескольких вопросов. Дело в том, что к концу сентября 1918 г., а именно 27 сентября этого года, президент США Вудро Вильсон от имени всей Антанты впервые особо подчеркнул, что Германия не может рассчитывать не то чтобы на мир, но и даже на перемирие, пока у власти находится кайзер Вильгельм II. Таким образом, был жестко поставлен вопрос о ликвидации монархии в Германии. В самой же Германии этот вопрос для элиты осложнялся тем, что она никак не могла взять под контроль саму «технологию» ликвидации монархии — то ли это будет совершено по «революционной, марксистской технологии», то ли в рамках т. н. «буржуазной революции», т. е. без особых потерь для самой элиты. Между тем последний вариант никак не получался, т. к., с одной стороны, многие из тех, кого можно было бы использовать для этих целей, были скомпрометированы близостью к кайзеру и потому обвинялись странами Антанты в развязывании войны, с другой же, дорогу этому варианту перекрывало на тот момент совершенно неконтролируемое развертывание событий по второй «технологии», что на фоне кровавой вакханалии террора и насилия в России и вовсе пугало германскую элиту. Одно дело — спускать с цепи Между тем во главе революционного движения в Германии тогда стоял Спартаковский союз, который возглавляла старая знакомая Ф. Э. Дзержинского — Роза Люксембург. К ней 21 октября 1918 г. присоединился выпущенный на свободу под давлением народных масс знаменитый Карл Либкнехт (в заключении находился с 3 мая 1916 г.) — ярый противник Ленина и его кровавых методов, Брестского договора со всеми его последствиями, не говоря уже о том, что по уровню интеллекта и особенно авторитетности в международных кругах революционной социал-демократии он откровенно претендовал на роль лидера международного рабочего движения. Короче говоря, только этого еще и не хватало германской элите именно в то время. Судя по тому, что произошло дальше, между Дзержинским и немцами состоялся не только зондажный обмен мнениями, но и были достигнуты некоторые предварительные договоренности. Во-первых, по вопросу о том, как умерить сильно пугавшую германскую элиту и раздражавшую германский Генштаб революционную прыть К. Либкнехта и Р. Люксембург. Именно с этой целью прилично одетый господин «Доманский» и посещал многочисленные митинги с их участием, о чем регулярно докладывал в Москву. Во-вторых, о том, что делать, если они не поймут словесных увещеваний, т. е. могут ли столь обязанные немцам господа большевики организовать ликвидацию этих деятелей, в т. ч. и при содействии германской разведки? Конечно же, услуга за услугу — взамен германская сторона закрывает дело об убийстве Мирбаха, хотя в Германии, несмотря на всю революционную анархию последних дней существования монархии, ширилось массовое движение за суровое наказание убийц германского посла. Между тем один из главных соучастников этого преступления вел тайные зондажные переговоры в Берлине, спокойно разгуливал по городу, регулярно посещал митинги с участием лидеров Спартаковского союза и не менее регулярно отсылал отчеты об увиденном в Москву Ленину — судя как раз по письмам из Германии, господин «Доманский» находился там вплоть до ноября (последнее письмо датировано 28 октября). В-третьих, о том, что и как предпринять, чтобы сохранить на будущее если не букву, то хотя бы дух прошлого сотрудничества, в т. ч. и на договорной основе — ведь господа большевики столь многим обязаны Германии? Как сохранить золото, которое Ленин обязан был выплатить по второму Брестскому договору, но так, чтобы оно стало залогом будущего сотрудничества? Судя по всему, во время обсуждения этих тем и возникла идея направить в Германию с тайной миссией кого-либо из тех «ленинских гвардейцев», который обладал бы опытом самых грязных интриг в международных делах, свободно ориентировался бы в германской действительности и был бы понятен германской стороне. Более того, тогда же было оговорено, что присланное для организации «мокрого дела» лицо временно будет арестовано, а затем будет выпущено на свободу и в условиях конспирации с ним начнут тайные переговоры. А по достижению договоренностей оно будет отпущено назад в Россию. В качестве аванса от Дзержинского потребовали, и, похоже, явно не без участия лично Ганса фон Секта, срочной переправки в Россию большого друга германского Генштаба, бывшего военного министра Турции Энвера-паши, которому, в случае его захвата странами Антанты на территории Германии, грозил расстрел. Все это было не только услышано, но и исполнено. Ну а далее произошло следующее. По прямому указанию Ленина в Германию направляется Карл Бернгардович Радек — тогда глава иностранного отдела ЦК большевистской партии. Попал он туда весьма специфически. Дело в том, что «на помощь восставшему германскому пролетариату» не в меру щедрый Ленин направил туда аж целую группу «своих специалистов»: X. Раковского, Ю. Мархлевского, Н. Бухарина, А. Иоффе и К. Радека. Однако свято чтящие «орднунг» (т. е. порядок) и достигнутые договоренности немцы схватились за голову от такого размаха любителя наполеоновских заповедей и, конечно же, арестовали всю эту банду прямо в Ковно (ныне Каунас, Литва), а после нескольких дней ареста выслали обратно в Минск, кроме, естественно, «гениального авантюриста с умнейшей и хитрейшей головой в большой политике», сиречь Карла Радека — этот проследовал по назначению согласно имевшимся договоренностям. Прибыв в Германию, Радек, естественно, и не собирался оказывать помощь «восставшему германскому пролетариату», а в прямой кооперации с германской разведкой и ее агентурой начал охоту за головами лидеров германского пролетариата — Карла Либкнехта и Розы Люксембург. К вечеру 15 января 1919 г. охота окончилась их убийством. Помогали Радеку в организации этого преступления: крупнейший агент влияния германской разведки Александр (Израиль) Лазаревич Гельфанд-Парвус, старые агенты германской разведки Карл Вайтел Моор (агентурный псевдоним «Байер») и Георг Скларц, установивший даже вознаграждение за поимку К. Либкнехта и Р. Люксембург. Незадолго до своей гибели Карл Либкнехт раздобыл какие-то серьезные доказательства связей Радека и его компаньонов по «оказанию помощи восставшему пролетариату» с германской разведкой. Более того, он еще и вознамерился устроить «международный социалистический суд» по этому вопросу, в водоворот которого неизбежно было бы втянуто руководство большевиков. Тем самым он ускорил свою гибель. Уже после их убийства начальником конвоя капитаном Пфлугк-Гартунгом (непосредственно застрелил К. Либкнехта) и лейтенантом Фогелем (лично застрелил Р. Люксембург) брат Либкнехта, известный берлинский адвокат Теодор Либкнехт открыто обвинил Радека в выдаче брата и Розы Люксембург на расправу подавлявшим восстание спартаковцев властям (кстати говоря, самое активное участие в подавлении этого восстания принимали и все структуры «Германенорден», «Общества Туле», «Балтикума»). Ну а дальше началось именно то, ради максимальной зашифровки чего личный биограф Л. Д. Троцкого Исаак Дейчер и пустил по миру легенду о «чудесах политической ловкости» Радека в Моабитской тюрьме, которая и поныне кочует из книги в книгу и опровержение которой потребовало столь значительных предварительных пояснений. На самом же деле Радек не сидел в Моабитской тюрьме ни часу — сначала 12 февраля 1919 г. его поместили в Лертерскую тюрьму, что находилась неподалеку от Лертерского вокзала (ныне ни тюрьма, ни вокзал в Берлине не существуют). Во-вторых, из-за того, что спартаковцы практически сразу же организовали покушение на Радека прямо в тюрьме, его быстро перевели оттуда, где он не так уж и долго хлебал арестантскую баланду из ближайшего ресторана, в частный дом с большим количеством комнат, который был арендован германской разведкой. Эту часть операции осуществлял Карл Вайтел Моор — агент германской разведки «Байер». В-третьих, именно этот самый «Байер» выдал Радеку целых 15 тысяч марок. «Крадек» и тут остался верен себе: эти денежки он выжал из наивного Моора под предлогом необходимости оказания помощи вдове расстрелянного главы Баварской Советской Республики — Е. Левине, заявив, что вообще-то ему всего нужно 25 тысяч марок, из коих 10 тысяч он уже получил от Виктора Коппа — представителя РСФСР в Германии, прибывшего туда в начале 1919 г. (с 5 ноября 1918 г. дипломатические отношения между Берлином и Москвой были разорваны по инициативе первого; как знать, не было ли и это согласовано во время тайных переговоров с Дзержинским). Копп прибыл в Германию для организации т. н. «экономического прорыва» в германо-советских отношениях, т. е. для закупки паровозов для Советов. На самом деле подлинной целью его пребывания в стране была организация «горячей линии» связи между вступившим в переговоры с немцами Радеком и Лениным. Сам факт того, что Радек свободно общался с Коппом в условиях своего ареста и формального отсутствия дипломатических отношений между двумя государствами, более чем прекрасное доказательство того, что он и в самом деле находился на свободе. Вот каким образом и на какие конкретно деньги Радек и проявлял «чудеса политической ловкости», содержа свой «политический салон», в котором принимал представителей высшей политической элиты Германии. О том, что это было именно так, свидетельствует сам Карл Хаусхофер: «Тот, кто участвовал в этой игре, должен был смириться с обстановкой: ночами напролет находиться в помещениях, усеянных окурками сигарет и залитых чаем, вести изощренные беседы в духе древних каверз, которыми изобиловала каждая такая беседа». Эта очередная цитата из его уже упоминавшегося труда «Континентальный блок…» четко и однозначно свидетельствует о том, что Радек находился не только на свободе, но и в частном доме. Вот так в сложнейше запутанных, многократно взаимопересекавшихся лабиринтах всевозможных интриг, различных разведывательных контактов, межличностных и агентурных связей на стыке тайной дипломатии, разведывательной деятельности и закулисной активности тайных, на руинах некогда процветавших двух сильнейших империй континентальной Европы зарождалась первая молекула всего того, что впоследствии тот же Л. Д. Троцкий назовет не иначе, как «аксиомой внешней политики Советского Союза», т. е. «союз с Германией независимо от ее государственной формы». И было бы крайне удивительно, если бы вся эта история закончилась бескровно. Потому что было бы еще удивительнее, если бы «повивальная бабка» подавляющего большинства мировых интриг, катаклизмов и войн за последние три столетия — «старая добрая» Великобритания и ее разведка не сыграли бы на опережение в своем вечном стремлении взять под свой неусыпный контроль все то, что еще только в будущем может превратиться в союз двух континентальных гигантов Европы — Германии и России. Соответственно, нет ничего удивительного и в том, что некоего господина «Доманского» с нетерпением ожидал в Лугано господин Локкарт. В мире разведок ничего случайного не бывает, тем более когда речь идет о британской разведке, а вопрос касается Германии и России — именно в этом случае британская разведка извернется ужом, но все постарается выследить и разузнать. Соответственно, не менее естественно и то, что британская разведка отслеживала пребывание Радека в Берлине. Потому как не понимать, что означают все эти тайные шашни с Радеком, британская разведка не могла — она уже летом 1919 г. самым что ни на есть «традиционным» образом отреагировала на эту информацию устами своего выдающегося сотрудника и еще более выдающегося геополитика Хэлфорда Маккиндера, представившего британскому правительству настойчивые рекомендации о том, чтобы как можно дальше чисто в географическом смысле развести друг от друга Германию и Россию, граничивших между собой до 1 августа 1914 г. А это означает, что британская разведка располагала едва не всей полнотой информации еще только о намечаемом союзе двух изгоев. Таким образом, надо признать, что еще с первых послеоктябрьских дней подозревавшая возможность такого поворота событий (это отчетливо видно по первым послеоктябрьским донесениям британского посольства в Петербурге) британская разведка оказалась на высоте и с того момента уже не выпускала из поля своего зрения весь процесс зарождения, становления и развития германо-советского сотрудничества, в т. ч. и перерождения его военной части в грозящий высшим национальным интересам Великобритании заговор военных. Причем в кооперации не только с германскими генералами, но и, как увидим из дальнейшего расследования, также в союзе с милитаристски настроенными японскими евразийцами. Карл Хаусхофер, например, совершенно не случайно даже 21 год спустя после тех событий в «Континентальном блоке…» особо подчеркнул, что «ухватывание нити контактов» напрямую было связано с тем, что именно немцы должны были взять на себя миссию Однако британская разведка уже в самом факте причастности Хаусхофера к этим тайным ночным бдениям с Радеком усмотрела именно такую перспективу, назвать которую вслух сам Хаусхофер решился только в 1940 г. И именно поэтому британская разведка не успокаивалась до тех пор, пока не довела дело до логической, с ее точки зрения, кровавой трагедии 1937 г., к тому же использовав ее как непосредственный пролог к Мюнхенскому сговору с Гитлером. И это тоже ее, британской разведки «почерк» в уникальном «искусстве» из одной, очень серьезной угрозы выжать как минимум две прибыли. Но тогда до всех этих событий было еще далеко, и даже сам «гений мирового пролетариата» абсолютно не отдавал себе отчета в том, что кирпичик за кирпичиком строит фундамент будущей трагедии, в т. ч. и 22 июня 1941 г… В особо плотный, интенсивный режим эта, по словам К. Хаусхофера, «игра» вошла не позднее 8 мая 1919 г. Дело в том, что накануне, 7 мая, министру иностранных дел только что созданной Веймарской республики графу Ульриху фон Брокдорф-Ранцау был вручен полный текст Версальского «мирного» договора. По нему, как подчеркивал советский историк Е. В. Тарле, Именно с этого момента фактически автоматически вошла в интенсивный режим и закипела работа «высоких умов», которых с германской стороны в первую очередь представляли: I. Ульрих Карл Христиан фон Брокдорф-Ранцау (1869–1929), граф, профессиональный германский дипломат, специалист по тайной дипломатии — именно на него замыкались все основные связи интриги Германии с Лениным и K°. На дипломатической службе с 1894 г., в 1897–1901 гг. — секретарь германского посольства в Петербурге, затем в Вене, в 1901–1909 гг. — советник миссии в Гааге (Нидерланды), затем советник германского посольства в Вене. В 1909–1912 гг. — генеральный консул в Будапеште (Венгрия тогда входила в состав Австро-Венгерской империи). С 1912 по 1918 г. — германский посланник в Копенгагене (Дания), откуда руководил основной работой по использованию Ленина и K° в подрывных антироссийских целях. С конца декабря 1918 г. исполняющий обязанности министра иностранных дел Германии, а с 12 февраля по 20 июня 1919 г. министр иностранных дел Веймарской республики. В этом качестве Брокдорф-Ранцау возглавлял германскую делегацию на Парижской мирной конференции. Убежденный и жесткий противник Версальского «мира», условия которого пытался оспорить как глава германской делегации. Однако, в связи со своим общим крайне негативным настроем и вследствие того, что все, без исключения, выдвинутые им в специальной записке контрпредложения по некоторому смягчению условий договора были с порога отклонены участниками конференции, за 8 дней до подписания текста договора Брокдорф-Ранцау демонстративно покинул конференцию и подал в отставку с поста министра. Тем самым он пытался затянуть подписание крайне невыгодного для Германии договора, но одновременно развязать себе руки в переговорах с Радеком, с которым был знаком еще с военных времен. С 1922 по 1929 г. Брокдорф-Ранцау был первым послом Веймарской республики в СССР. Психически не вполне нормальный человек, отъявленный алкоголик, закоренелый гомосексуалист, чем он занимался — и тем, и другим — на пару с наркомом иностранных дел СССР Г. В. Чичериным, в основном по ночам. На пару же ежегодно они и лечились в Германии. Ни то, ни другое, ни третье (кстати говоря, и у Чичерина с психикой тоже не все было в порядке) не было секретом ни для Ленина, ни для Сталина, ни для ОГПУ, ни для германской разведки, и вообще для кого бы то ни было. … Совершенно неуместно считается, что Брокдорф-Ранцау был искренним сторонником советско-германского сотрудничества и сближения, чему якобы содействовал, находясь на посту посла. Реальность же такова, что ни до, ни в начале, ни, тем более, впоследствии он никогда не был искренним сторонником такого сотрудничества, вплоть до самой своей смерти от безудержного пьянства, о котором ходили фантастические легенды в дипломатическом корпусе Москвы тех лет. В перехваченном советской разведкой его секретном письме от 8 июля 1926 г. на имя президента Германии фельдмаршала Гинденбурга Брокдорф-Ранцау прямо указывал, что т. н. «хорошие отношения Германии с СССР изначально были браком по принуждению, а о браке по любви не может быть и речи», в связи с чем всякие чрезмерные надежды, связываемые с германо-советскими отношениями, он откровенно считал «ошибочными и опасными». Более того, в этом же письме он указывал, что Естественно, что еще со времен войны он прекрасно, в деталях знал все аспекты подрывной деятельности Германии против России, значительную часть которой осуществлял лично. Соответственно, знал он и о компромате на Ленина и его ближайшее окружение из числа пребывавших с ним в эмиграции, и, конечно же, каналы оказания влияния на т. н. «ленинскую гвардию». Не правда ли, интереснейшая персона активно занялась «восстановлением нитей контактов и мыслей» через Радека?! А ведь именно с таким «багажом» в голове закоренелый пьяница и гомосексуалист Брокдорф-Ранцау и приступил к ночным бдениям в «политическом салоне» Радека, основанном на деньги германской разведки. Но еще хлеще был второй участник германского «дуэта» — легендарный в мировой политике и геополитике первой половины XX века Карл Хаусхофер (27.8.1869 — 15.03.1946). Выдающийся германский геополитик, один из основоположников-классиков этой, почти весь XX век не признававшейся в России науки, автор громадного количества трудов — научное наследие составляет 40 томов и свыше 400 эссе по различным вопросам истории, географии, культуры, политики, экономики и, естественно, самой геополитики. Нередко свои работы писал на стыке многих отраслей знаний. Профессиональный военный разведчик: с 1897 г. выполнял различные военно-дипломатические и разведывательные функции и поручения в Юго-Восточной Азии, Индии, Тибете, Монголии, Синьцзяне (Китай), Маньчжурии, Японии. С 1908 по 1910 г. являлся германским военным атташе в Японии и с тех пор располагал в этой стране колоссальными связями во всех кругах японского общества. По состоянию здоровья в 1911 г. вынужден был возвратиться в Германию и с того момента вплоть до своего самоубийства накануне допроса в Нюрнбергском трибунале (был назначен на 16.3.1946) прожил на родине, изредка выезжая за границу. С того же времени сначала научный сотрудник, затем доктор, ас 1921 г. профессор Мюнхенского университета и одновременно основатель и бессменный руководитель знаменитого в те времена Института геополитики при том же университете. С 1924 г. Хаусхофер — основатель и бессменный издатель знаменитого в первой половине XX века, обладавшего громадным авторитетом в международных политических, дипломатических, деловых, военных и разведывательных кругах журнала «Геополитика», впоследствии переименованного в «Zeitschrift fur Geopolitik». Сотрудничать с этим журналом почитали за честь многие выдающиеся деятели политики, экономики, дипломатии, науки, военной разведки (в т. ч. Рихард Зорге, например), ведущие корреспонденты мировых изданий и информационных агентств. Все это обеспечивало беспрецедентно высочайший уровень именно аналитической осведомленности Хаусхофера по всем проблемам мировой политики. Как незаурядный интеллектуал и профессиональный военный разведчик высокого уровня — имел звание генерал-майора, — благодаря своим личным и деловым качествам, а также связям (Хаусхофер был женат на дочери одного из видных германских предпринимателей — еврея по национальности, которую звали Марта) он был вхож в высшие круги как Германии, так и ряда других стран, особенно Великобритании и Японии, лично был знаком со многими носителями очень громких фамилий. Был одним из крупнейших в то время германских специалистов по Дальнему Востоку и Азии в целом. Еще до Первой мировой войны Хаусхофер являлся личным советником кайзера Вильгельма II по дальневосточным проблемам. Уже с тех пор являлся убежденным сторонником союза Германии и Японии при участии России, о чем свидетельствует его первый капитальный труд «Дай Нихон» («Великая Япония»), изданный в Мюнхене еще в 1913 г. В период с 1916 по 1918 г., как авторитетный специалист по Японии и проблемам Дальнего Востока, принимал активное участие в тайных сепаратных переговорах между Германией и воевавшей на стороне Антанты Японией, с целью заключения с ней сепаратного мира (переговоры были зафиксированы русской военной разведкой, которая по каналам Антанты сумела предотвратить их успешное завершение). Участник Первой мировой войны — с 1 августа 1914 г. был восстановлен на военной службе, командовал дивизией, в т. ч. и на Восточном фронте. Карл Хаусхофер великолепно разбирался и легко ориентировался в вопросах астрологии, оккультных наук, конспирологии, истории и современности различных тайных обществ, в т. ч. и особенно масонских, сам являлся членом «Германенорден» и созданного под его эгидой на манер масонской ложи «Общества Туле», в конце 20-х годов уже сам создал пресловутую «Ложу Врил» («Ложу Света»), в которую входили многие руководящие деятели нацистского рейха. Принял посвящение в буддизм в одном из монастырей под Лхасой, был посвящен в члены японского тайного общества «Зеленый Дракон», имел очень тесные связи с другими тайными японскими обществами — «Обществом Реки Амур», «Обществом Черного Дракона» (оба вечно путают из-за одинакового чтения разных иероглифов), «Обществом Черного Океана», «Великим Обществом Национального Духа», в т. ч. и особенно с их закулисным патроном, легендарным в японской конспирологии и геополитике тех времен Мицуро Тоямой, сам создал в Берлине и Мюнхене Тибетское Общество. Себя называл не иначе, как «учеником Восточной Империи». И при всем при этом Хаусхофер был теснейшим образом связан, являясь фактически ее членом, с одной из самых могущественнейших масонских лож Великобритании и всего Запада — «Герместическим Орденом Золотой Зари». Владел немецким, английским, японским, а также санскритом. В его биографии и личности есть несколько моментов, о которых, невзирая на то, что они практически не поддаются более или менее серьезной проверке в научном смысле слова, все же есть резон упомянуть. Во-первых, еще в период Первой мировой войны при планировании военных операций были подмечены неоднократные проявления Хаусхофером потрясающего дара интуиции, граничившей, а нередко и просто переходившей в ясновидение. Так, он неоднократно точно предвидел время и место атаки противника, места падения тяжелых снарядов, не раз абсолютно точно предсказывал погоду. Зафиксированы также и случаи политических предсказаний, например, о предстоящих политических изменениях в стане противников Германии. Во-вторых, на протяжении всей его жизни за ним тянулся шлейф граничавших с мистикой разговоров о том, что он якобы потомок германских королей. Пикантность этих слухов в том, что в Германии исторически всегда была верховная власть императора (по-немецки — кайзер), а титул «король» использовался всего лишь несколько недель перед восшествием на трон кайзера, т. е. являлся как бы прединаугурационным. В истории Германии зафиксирован всего лишь один германский именно король, который так и остался королем — Конрадин Штауфен, правильней Конрадин Гогенштауфен, последний из раннесредневековых представителей гиббелинов в Германии, погибший на эшафоте в 1268 г. Отсюда и, в-третьих, до конца жизни Карла Хаусхофера сопровождали столь же глухие разговоры о том, что он один из дальних потомков Гогенштауфенов, причем незаконный. За этими, особенно двумя последними, казалось бы, сугубо салонно-аристократическими сплетнями, в действительности сокрыт серьезный оккультно-политико-геополитический смысл, корни которого уходят в раннесредневековую историю Священной Римской империи германской нации (последние два слова — с XII в.), а реальные последствия проявились в действиях Хаусхофера уже в XX веке. В связи с этим есть необходимость хотя бы вкратце коснуться той истории. Коррелирует ли вся вышеизложенная история с тем, что уже было и еще будет сказано о Карле Хаусхофере, а также с главным персонажем и главным предметом нашего разведывательно-исторического расследования — Тухачевским и военно-геополитическим заговором глобального характера по оси Берлин — Москва — Токио? К сожалению, как это ни парадоксально, но даже очень коррелирует. Начать хотя бы с внешнего вида самого Карла Хаусхофера — у немцев, как правило, носов с горбинкой не бывает. Но это всего лишь слегка пикантная мелочь из того, что известно о Хаусхофере. … Или, к примеру, его ранняя близость к германскому императору, его более чем почтительное отношение к монархии вообще (в т. ч. и к японской) и в целом автократическому принципу жестко централизованной, фактически диктаторской власти, что вполне закономерно привело его и в «Германенорден», и в «Общество Туле», и к активному участию в первоначальном взращивании, а затем и сотрудничеству с той же нацистской партией, которая, как известно, была сугубо вождистского толка. Что же до геополитических последствий таких наклонностей в образе мышления, то тут следует, хотя и забегая вперед, отметить, что военно-геополитический заговор по оси Берлин — Москва — Токио, судя по ряду фактов, явно мыслился его идейными вдохновителями как установление военных диктатур во всех трех центрах этой оси (в Японии, правда, с определенной поправкой на национальную специфику). В этой же детали образа мышления Хаусхофера, имя которого не раз всплывало на процессах 1937–1938 гг., есть и «мостик» к личности самого Тухачевского. Не претендуя на пересказ инсинуаций насчет его бонапартистских замашек, из-за чего он и получил кличку «Наполеон» («Наполеончик»), которую многие «историки» обязательно смакуют во всех изданиях, было бы более уместно процитировать строки из воспоминаний солагерника Тухачевского — Реми Рура (псевдоним Пьер Ферварк). Вот что говорил будущий маршал, сидя в концлагере Ингольштадта: «Чувство меры, являющееся для Запада обязательным качеством, у нас в России — крупнейший недостаток. Нам нужны отчаянная богатырская сила, восточная хитрость и варварское дыхание Петра Великого. Другое высказывание Тухачевского (накануне известий о т. н. «февральской революции»): «Наш Император — недалекий человек… И многим офицерам надоел нынешний режим… однако и конституционный режим на западный манер был бы концом России. России нужна твердая, сильная власть…» Вот еще высказывание будущего маршала (в это время он читал одно из произведений Достоевского): «Разве важно, осуществим ли наш идеал пропагандой или оружием? (речь шла о будущем славянского мира. — Судя по этим выражениям будущего маршала, с ним явно кто-то поработал в идеологическом плане, и этот «кто-то» очень уж смахивает на самого Карла Хаусхофера — уж слишком много у поверхностно эрудированного подпоручика выражений из арсенала самого Хаусхофера. Достаточно хотя бы бегло пролистать труды этого геополитика, чтобы убедиться в обоснованности и серьезности такого предположения. Я уж не говорю о сентенциях вокруг «магического ключа», Англии и «пограничных линий». Да, в русской армии времен Первой мировой войны открыто бытовала абсолютно справедливая уверенность в том, что подлинный враг России не Германия, а Великобритания, но все дело-то в том, что эта убежденность появилась в разгар войны, а Тухачевский практически всю войну просидел в концлагерях для военнопленных. Следовательно, к таким выводам его привели именно в Ингольштадте, соответственно — кто? А если вспомнить, что Карл Хаусхофер был просто помешан на геополитических альянсах именно против Великобритании, если вспомнить, что вся западная пресса открыто обвиняла Тухачевского именно в 1937 г. за то, что он планировал достичь континентального соглашения против Великобритании, а по условиям тех времен об этом речь можно было вести только с Германией, то выходит, что и впрямь с ним очень хорошо поработали еще в Ингольштадте, и осуществлял эту обработку, судя по всему, сам Карл Хаусхофер. Ничего удивительного в этом предположении нет, ибо Хаусхофер в первую очередь был военным разведчиком и только потом стал геополитиком. Кроме того, концлагеря для военнопленных — что называется, синекура для разведок, работающих на перспективу. Вспомните хотя бы выдающегося советского разведчика Джорджа Блейка — ведь он тоже был завербован советской разведкой в плену, куда попал во время корейской войны в начале 50-х годов XX века. И еще одно обстоятельство, которое могло сыграть большую роль, — в генеалогических древах К. Хаусхофера и М. Тухачевского слишком много могущих объединить при приватном разговоре мистики и легенд. Об этой стороне генеалогии К. Хаусхофера уже говорилось. А вот что касается Тухачевского, то если верить Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона, дворянский род Тухачевских ведет свое начало от некоего графа Индриса, иностранца, переселившегося на Русь еще в XIV веке. Более того, поскольку тот же самый граф Индрис являлся родоначальником такого знаменитого рода России, как Толстые, из которого, как известно, вышли многие выдающиеся деятели культуры, дипломатии, разведки России, то, обратившись к тому же словарю Брокгауза и Ефрона, можно установить, что этот самый Индрис был немцем. А если вспомнить, что писал о своих предках один из славнейших «птенцов гнезда Петрова» — первый граф Толстой (Петр Андреевич), то и вовсе выходит, что этот самый Индрис прямиком из Германии в 1352 г. направился на Русь. Кстати говоря, все то же самое Толстой указал еще в 1686 г. в тексте «старинного родословца», поданного в Палату родословных дел Разрядного приказа. Конечно, в связи с этим нельзя не указать и того обстоятельства, что с давних времен отечественные историки почему-то скептически относятся к этим родословным вообще, а не только к родословной Толстого или Тухачевского. Наверное, они исходили из того, что, например, тот же Петр Андреевич Толстой указал свое происхождение от некоего предка, прибывшего из Германии, ради того, чтобы потрафить Петру I, который, как известно, более чем благосклонно относился к немцам. Что ж, может быть, и это так, но уж слишком целенаправленный выбор одного и того же предка для нескольких известных дворянских родов — Толстые, Тухачевские и еще двух — порождает сомнение в приписываемой историками умышленной «сочиненности» этих родословных, скорее всего, что-то реальное за всем этим действительно было. Так это или не так, но одно можно сказать точно — в поисках подхода к глубинам души и сердца интересующего ее лица любая уважающая себя солидная разведка всенепременно использует такие обстоятельства, особенно если вопрос стоит о приобретении перспективной агентуры на будущее, тем более с уклоном на агентуру влияния (хотя, конечно, в те времена такого термина не существовало, но само понятие имеет место быть с древнейших времен, всегда использовалось и в тайной дипломатии, и тем более в разведке). Ну и, наконец, еще одно высказывание Тухачевского, уже после «февральской революции»: «Если Ленин окажется способным избавить Россию от хлама старых предрассудков и поможет ей стать независимой, свободной и сильной державой, я пойду за ним». Как у него могли родиться такие предположения при той скудости информации, что доходила до военнопленных концлагеря Ингольштадт? Ведь все, что им становилось тогда известным, проистекало из германских газет, весьма однобоко подававших информацию о событиях в России. Если все эти более чем пикантные обстоятельства обобщить, то поневоле придется признать, что перед нами достаточно интересная первоначальная основа для вербовки или, по меньшей мере, для установления доверительных отношений. И в жизни, и в разведке, и в тайных обществах все происходит именно так — сначала подбирается кандидатура, затем изучаются взгляды, изыскиваются «струны и струнки», на которых можно было бы сыграть и не только добраться до глубин души кандидата, но и попросту ею овладеть, и т. д. Но вернемся к самому Хаусхоферу. Еще большую корреляцию той давней раннесредневековой историй с прижизненными взглядами Карла Хаусхофера можно увидеть в его потрясающей многолетней (фактически пожизненной) непреодолимой тяге к Востоку, в чрезвычайно почтительном отношений к Востоку, в страстной увлеченности оккультизмом и мистикой Востока, в no-священности во многие мистические учения Востока. Но особенно же в нашедших глубокое отражение в его геополитических концепциях мыслях о том, что глубинное сочетание европейского продолжения Евразии, под которым он однозначно понимал Германию, с самой Евразией, т. е. с Россией, и Востоком, прежде всего с Дальним, главным образом со столь полюбившейся ему Японией, оформленное на высшем геополитическом уровне как континентальный блок Германий — России — Японии, — и есть та самая европейско-евразийская антибританская конструкция мироустройства. И здесь Германия, в случае установления в ней сильной централизованной власти, может занять подобающее ей, равное с Великобританией положение. Отсюда и его знаменитый «Ostorientierung» — т. е. ориентация на Восток, как возможность расширения «жизненного пространства» (Лебенсраум) за счет открытости Востоку, что у нас то ли умышленно, то ли просто от незнания путают с возрожденным нацистами старым тевтонским девизом «Дранг нах Остен». У Хаусхофера предостаточно иных антироссийских грехов, чтобы еще и это приписывать ему, тем более что в действительности в его пониманий «открытость Востоку» не подразумевала оккупацию славянских земель. Обычно эта путаница в своей основе имеет тот факт, что Хаусхофер лично обучал геополитике Адольфа Гитлера. Да, это правда, обучал, но ведь это еще далеко не вся правда — кровавой славянофобий коричневому диктатору Хаусхофер не прививал. Гитлер уже сам сделал свой выбор, полностью извратив все то, чему его обучали, и, соответственно, закономерно пришел к краху. Наоборот, под этим Хаусхофер однозначно подразумевал совместный российско-германский цивилизационный проект установления «Нового Евразийского Порядка», дабы переструктурировать в первую очередь континентальные пространства Европы и Азии, т. е. Евразии (на языке геополитики — Мирового Острова), и освободить ее от массированного влияния т. н. «Морской Силы», т. е. Атлантического Центра Силы во главе (в те времена) с ведущей мировой морской державой Великобританией. Генеральным изъяном этой идей было и есть то обстоятельство, что здесь речь идет о прямом противопоставлении еще даже незачатого (на момент появления этих его взглядов) в своих фундаментальных основах «Нового Евразийского Порядка» давно уже сложившемуся Атлантическому Центру Силы с его гегемонистскими амбициями и претензиями на абсолютное мировое господство. Даже только на уровне мыслей столкновение этих двух концепций в мировой геополитике автоматически высекает искры именно глобального вооруженного столкновения, избежать которого в действительности просто нереально. Только две мировые войны XX века — уже ярчайшее тому доказательство. А еще «холодная война», в т. ч. и ее отдельные «горячие всполохи». И в этом смысле нет ничего удивительного в том основополагающем тезисе настоящей книги, который был указан еще в предисловии, — заговор Тухачевского, как ключевое звено «тройного» военно-геополитического заговора по оси Берлин — Москва — Токио, изначально был обречен на провал так же, как и сам глобальный заговор, а весь мир — на Вторую мировую войну, которую последовательно готовила Великобритания. При всем при этом, сколь парадоксально ни прозвучало бы нижеследующее утверждение, но все свой теорий и концепции, особенно же рекомендации, К. Хаусхофер умудрялся разрабатывать с очевидной оглядкой на Великобританию, под политику которой зачастую корректировал свою «восточную ориентацию». Эта «ориентация» в итоге едва ли не автоматически вырождалась в искусно замаскированный, но тем не менее достаточно чувствительно воспринимавшийся в мире геополитический шантаж того же Запада, Великобритании особенно. И, что особенно характерно, чаще всего это увязывалось с Россией, пускай и носившей тогда название Советской. В свою очередь, этот генетически явно не случайный порок не мог избавить его от фактически неизбежной необходимости занимать сугубо западную, солидарную с той же Великобританией позицию. Этот фантастический парадокс Хаусхофера привел к тому, что в итоге вместе со своим сыном — Альбрехтом (сотрудником МИДа Германии, впоследствии казнен как соучастник антигитлеровского заговора 20 июля 1944 г.) — он «докорректировался» до того, что стал непосредственным инициатором знаменитого полета Р. Гесса в Англию в мае 1941 года, целью которого было договориться с Великобританией о совместном походе на Восток. Удивительно в то же время даже не то, что в основе идеи полета Гесса лежала разработанная Хаусхоферами мысль о необходимости создания «федерации против Советской Евразии на базе англо-германского сотрудничества, вплоть до слияния армий и флотов», предвосхитившая всего через 8 лет созданный на основе такой же идеи Североатлантический блок, а то, что первые шаги к будущему полету Гесса Хаусхоферы сделали именно в 1936 г. буквально в канун Момента Истины в осознании смертельности близившегося к реализации глобального заговора, который наступил и у британской разведки, и у Сталина практически одновременно — осенью того же 1936 г. Так много внимания геополитическим взглядам Хаусхофера с их вечным «двойным дном» уделено отнюдь не случайно. Более того, они специально показаны на фоне далекой истории и одновременно на параллелях со взглядами Тухачевского, дабы как можно точнее и глубже показать абсолютную интеллектуальную беспомощность наших доморощенных интриганов. Ведь по сути-то дела они совершенно однозначно не отдавали себе отчета, в какую смертельно опасную, в т. ч. и для их жизней, геополитическую интригу высшего мирового порядка завели их безумные амбиции и претензии на высший разум, в т. ч. и в делах т. н. «мировой революции»! Ведь одно дело на Тамбовщине травить газами безоружных баб с малыми детьми, в чем будущий маршал изрядно преуспел, но совершенно иное дело — наступать на «мозоли» Великобритании! Это прекрасно понимал Сталин, причем даже после войны, в ореоле славы и могущества главного победителя Германии! Пребывавший тогда на вершине мыслимого и немыслимого могущества, он отчетливо понимал, что есть пределы любым амбициям, и зазря не лез в драку с Западом, кроме тех случаев, когда его открыто вынуждали к этому! Наши же заговорщики этого не понимали — им казалось, что какими-то континентальными соглашениями, тем более на основе военных диктатур с Германией, а также Японией, они «на горе всем буржуям мировой пожар раздуют»! Тевтоны-то изначально отводили им роль той самой лафонтеновской обезьяны, что должна была таскать каштаны из огня! Причем даже тогда, когда вроде бы от всего сердца, правда, «тевтонского», помогали урегулировать отношения с той же Японией — им всего лишь тыл был нужен для того, чтобы Япония спокойно могла крушить Британскую империю на Востоке, в то время как сами тевтоны также при спокойном восточном тыле крушили бы ее в Европе и Атлантике! В связи с этим, очевидно, есть прямой резон показать и то, чего заговорщики не желали видеть или просто не могли увидеть, хотя бы по той причине, по которой французы-солагерники будущего маршала иронически переиначили его фамилию… Итак, К. Хаусхофер считается основоположником знаменитой геополитической доктрины «континентального евразийского блока». Однако эта доктрина есть не что иное, как хотя и перенасыщенная всевозможными, зачастую пафосными рассуждениями и умозаключениями, а также явно небезынтересными фактами и аргументами, но тем не менее всего лишь авторская интерпретация Хаусхофером, как представителем опоздавшей к основному разделу мира Германии в начале эпохи империализма, оборотной стороны стародавних страхов того же Пальмерстона, о чем говорилось еще в предыдущей главе! И потому вовсе неудивительно, что созревшая в основных своих чертах и постулатах еще до Первой мировой войны, т. е. в период наивысшего обострения англо-германских противоречий, эта же доктрина, но уже после столь беспрецедентно катастрофического поражения Германии в той войне, представлялась ему в плане практической реализации как прямое геополитическое противостояние прежде всего с англосаксонским Западом, особенно с Великобританией, как едва ли не единственная возможность возродить имперское величие Германии. Однако же в ситуации, когда Германия была политически раздавлена Версальским т. н. «мирным» договором до того, что из активного субъекта мировой политики превратилась в пассивный субъект корыстной политики все той же Антанты, само существование которого обеспечивалось только соглашениями и условиями, зависевшими от воли других держав, попытка столь радужной реанимации оборотной стороны стародавних страхов Пальмерстона уже в самой своей основе было не чем иным, как тривиальным геополитическим шантажом Запада, прежде всего Великобритании, для постепенного выцыганивания у последней, как у лидера Запада, уступки за уступкой по принципу — «мы с Востоком до тех пор, пока Запад не с нами», или, как один из вариантов, «Германия с Востоком ровно настолько, насколько Запад не с Германией»! Что, как говорится, и имело место быть в политике Веймарской Германии вплоть до привода Гитлера к власти, да так и осталось вплоть до 1 сентября 1939 г., если вспомнить, как Гитлер постоянно выцыганивал у Запада собственное «умиротворение», в т. ч. и экономическое. То есть, по сути дела, и со стороны Хаусхофера изначально предполагался, а в дальнейшем и реализовывался все тот же блеф, о котором столь красочно написал его друг Брокдорф-Ранцау в письме президенту Гинденбургу. Между тем он преотлично понимал, что такое открытое геополитическое противопоставление, тем более в рамках «континентального блока», да к тому же на фундаменте из шантажа с использованием до остервенения ненавистных Западу Советов, неминуемо неизбежно, едва ли не автоматически приведет к жесткому, не исключая жестокого, скорее всего упреждающему, в т. ч. и военному ответу со стороны того же англосаксонского Запада, прежде всего самой Великобритании! Т. е. опять к войне! Той самой войне, разменной монетой в которой опять станут исторические судьбы народов Германии и России, как главных европейско-евразийских «коренников» этого континентального блока, особенно же России, как самого крупного и мощного именно в геополитическом смысле «коренника»! Ему ли, генерал-майору германской военной разведки, профессионалу высочайшего класса и в политике, и в дипломатии, и в истории, и, естественно, в геополитике было не понимать или не осознавать, что Великобритания в лице ее сильно окрепшей в годы Первой мировой войны разведки будет особо тщательно отслеживать всю ситуацию вокруг любых, даже еще только намеков на попытки реализации подобных идей?! А поскольку она категорически не терпит какого бы то ни было нарушения столь свято веками чтимого ею пресловутого «баланса сил», в т. ч. и на подступах к «жемчужине» в короне Британской империи» — Индии, то не остановится ни перед чем, пока интригами глобального порядка или той же войной не исправит чертов «баланс сил» в свою же пользу. Да еще и подтянет под это дело весь Запад. На тот момент был еще свеж пример того, как британская разведка в опережение германских интриг по организации «дворцового переворота» в целях отстранения Николая II и последующего сепаратного вывода России из войны (которые, кстати говоря, осуществлялись по каналам именно «Германенорден» и «Балтикума», но под общим патронажем германской разведки) устроила свою т. н. «февральскую революцию». Ему ли, Карлу Хаусхоферу, было не знать эту азбучную аксиому геополитики, которая уже со времен Крымской (Восточной) войны 1853–1856 гг. обрела бесконечную вереницу беспрецедентно «железных» фактов и аргументов, подтверждающих ее?! А ведь за каждым из них — осознанно подлые действия Великобритании против России, направленные только на ее уничтожение. Тем не менее Карл Хаусхофер совершенно сознательно пошел на участие в той, как он сам же и называл, «игре» с Радеком не только с абсолютно аналогичным Брокдорф-Ранцау «багажом» мыслей, но и фактически как главный геополитический идеолог этой «игры». Абсолютно идентичным же «багажом» мыслей обладал и Ганс фон Сект, который входил в состав германской делегации на версальской «мирной» конференции в качестве военного эксперта и где под влиянием первых двух, особенно же Карла Хаусхофера, превратился в того самого «неизвестного друга России», как его, по меньшей мере от полного незнания, продолжают величать. Воистину «в глубине всякой груди есть своя змея»! И что же должно было получиться из этого «триумвирата» змеиного по своему коварству «багажа» мыслей?! Да только то, о чем и было сказано выше, ибо глобальная провокация с непрерывным подставлением России, пускай и называвшейся тогда Советской, под всевозможные удары со стороны Запада ничем иным и не могла закончиться. В этой связи весьма любопытно и та последовательность событий, которая не замедлила показать себя во всей своей угрожающей «красе». Не успела «игра» с Радеком войти в интенсивный режим, а, напомню, произошло это после 7 мая 1919 г., как уже 26 мая Верховный Совет Антанты по инициативе Великобритании направил ноту Колчаку, в которой говорилось о полном разрыве всяких отношений с советским правительством и о готовности признать его Верховным правителем России. Но только при одном условии — именно же как Верховный правитель Колчак должен был письменно согласиться на отделение от России Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Кавказа, Закавказья, Закаспийской области/Причем если в отношении последних шести между Колчаком и марионеточными правительствами этих окраинных территорий не будет достигнуто соответствующих соглашений, то вопрос должен быть передан на арбитраж Лиги Наций. А это означает, особенно в отношении пяти первых, что рекомендация британской разведки британскому же правительству о необходимости как можно дальше чисто в географическом смысле развести на послевоенный период Германию и Россию — Или вот еще. Не успели «игроки» в Берлине пообсуждать вопрос о том, каким же образом на пользу двум изгоям послевоенной Европы воспользоваться тем самым «магическим ключом», который открыл бы двери России на Восток, но захлопнул бы их | для Великобритании, как тут же, прямо в 1919 г., «на хвост» всех будущих интриг Москвы и Коминтерна на восточном направлении села британская разведка и так никогда уже не выпускала оные из поля своего зрения. Особенно, например, ситуацию вокруг научных экспедиций Н. Рериха, которые осуществлялись под патронажем тайных обществ и молодой советской разведки. Более того, едва только они до чего-то определенного в отношении этого самого «магического ключа» договорились, как тут же под патронажем британской разведки и контролировавшегося ею всемирно известного лидера исмаилитов Ага-хана возник план «Юго-Восточного Союза» в составе территорий Северного Кавказа и Закавказья, а затем даже и план военно-политической унии между Азербайджаном и Персией под британским протекторатом. И, опять-таки, отнюдь не странное дело, что все эти планы возникали буквально по горячим следам ныне широко известного секретного предложения Троцкого об организации крупномасштабного военного похода на Восток, в Индию, который появился 5 августа 1919 г. — в Берлине «игра» была в самом разгаре — а вышеизложенные планы британской разведки появились уже в I сентябре — октябре того же года! У наших хватило ума полезть в Персию, чтобы, видите ли, I отобрать у белогвардейцев пару угнанных в персидские порты посудин, но при этом установить там скоротечную Гилянскую Советскую республику, и тут же получили контрнаступление поляков. Дальше — больше, ибо у той «игры», что разыгрывалась в Берлине, были свои законы. В октябре 1921 г. вздумалось министру иностранных дел Франции Лушеру и министру иностранных дел Веймарской республики Вальтеру Ратенау хоть как-то нормализовать враждебные дотоле отношения между двумя государствами. В октябре того же года с молчаливого ведома Великобритании они подписали малоизвестное ныне Висбаденское соглашение. Ведь всякая война должна кончаться миром. Но под это же дело начал суетиться и «гений мирового пролетариата», о чем аккуратные немцы педантично докладывали своим патронам в Лондоне. И вот когда в апреле 1922 г. т. н. «гоминтерн» в составе Брокдорф-Ранцау и Чичерина в ночь с 15 на 16 апреля прорвал-таки в «ночных бдениях» т. н. дипломатическую блокаду и был подписан знаменитый Рапалльский договор, то наступил час расплаты, жестокой расплаты. Всего два месяца прошло с момента подписания Рапалльского договора, как 24 июня 1922 г. знаменитый и чрезвычайно влиятельный на Западе Вальтер Ратенау, один из членов «Комитета 300», что и в те времена правил Западом, был убит «специалистами по мокрым делам» из уже британской разведки подконтрольного «Балтикума», а что касается «гениального» Ильича, так и месяца не прошло, как на редкость «своевременно» его хватила столь сильная кондрашка, что он не соображал даже, как пользоваться зубной щеткой, и все мычал что-то невнятное. А все потому, что не надо было, наслушавшись берлинских сказок из «политического салона» Радека, наступать на мозоли «старой доброй» Великобритании, ибо Висбаденское соглашение между Германией и Францией и Рапалльский договор Советской России с Германией создали совершенно иную, неподконтрольную Лондону геополитическую конструкцию в континентальной Европе, в которой Германия играла практически независимую роль, а Франция укрепляла и так постфактум по итогам войны сложившуюся гегемонию на континенте. А таких фокусов «добрая старая» Великобритания терпеть не может, особенно от тех, кто входит в «Комитет 300», — от того-то столь жестокая расплата и последовала. Некоторое время у наших хватало ума уклоняться от последующих не менее соблазнительных предложений о военно-политическом союзе с Германией — «урок»-то был предметным и жестоким. Зато как только дело дошло до создания СССР, что в Лондоне открыто воспринималось как воссоздание, хотя и в слегка урезанном виде, но все той же ненавистной Альбиону России, как тут же последовали, причем практически едва ли не день в день, прямо в декабре 1922 г., первые шаги Великобритании по организации будущих Локарнских соглашений, благодаря которым и был выпущен на свободу «дух Второй мировой войны». А чтобы «духу войны» было бы на что жить, был составлен пресловуто известный «План Дауэса» — Великобритания и тут осталась верна себе: подтянув под это дело весь Запад, прежде всего экономически более сильные США. Финансового бремени по «материализации духов» она на себя не взяла, а предоставила эту «честь» заокеанскому партнеру. Так была заложена «мина под Европу». Дальше опять настал черед восточных мотивов. Едва только Советы хоть как-то нормализовали свои отношения с Китаем и приступили к нормализации отношений с Японией, а и в том, и в другом случае без Берлина (особенно Карла Хаусхофера и его личных связей) дело не обошлось, как тут же Великобритания провозгласила необходимость «построения политики европейской безопасности из-за России»: начались плотные и очень интенсивные предлокарнские интриги, закончившиеся подписанием Локарнских соглашений. Смысл последних был в том, что ими Великобритания как бы уравновешивала выстроенную не без помощи Германии неподконтрольную Лондону геополитическую конструкцию в виде последовательных договоров СССР с Германией (1922 г.), Китаем (1924 г.) и с Японией (1925 г.), причем именно за счет полной неурегулированности вопроса о восточных границах Германии при наличии фактически пактов о ненападении на Западе. Берлинский шантаж удался и на этот раз — уже в 1926 г. Германия за уши была втянута в Лигу Наций и тем самым получила как бы политическую реабилитацию, а в конце 1926-го — начале 1927 г. с Германии и вовсе был снят военный контроль и удалена союзная контрольная комиссия. На локарнские успехи Великобритании Кремль ответил подписанием советско-германского Договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. Одновременно каким-то не к месту «светлым умам» в Москве пришла в голову идея о военно-политическом союзе между СССР, Китаем и Японией. И двух месяцев после этого не прошло, как заместитель министра иностранных дел Великобритании по разведке Локкер-Лэмпсон в июне 1926 г. провел в Лондоне секретную конференцию с участием прозападно настроенных представителей германской военно-политической элиты с целью разработки плана объединенного военного похода Запада на СССР при активном участии Германии. А к весне 1927 г., крайне обеспокоенная неугомонными попытками прорыва Москвы и Коминтерна в Китай и вообще в Азию, Великобритания начала яростно нагнетать обстановку везде, где только можно. Надо отметить следующее — к тому моменту тот же Локкер-Лэмсон уже был послом Великобритании в Китае и предпринимал титанические усилия для осложнения советско-китайских отношений, что, к сожалению, ему удалось. Более того, тогда же в 1927 г. появился и знаменитый «меморандум Танаки», в котором четко были обозначены агрессивные планы Японии против СССР. Обстановка вокруг СССР, да и в самом СССР крайне резко осложнилась — уже открыто замаячила угроза войны с Западом и стала резко возрастать угроза военного же столкновения на Востоке, а в стране резко подняла голову оппозиция и начала разговоры о смене власти. Если коротко охарактеризовать последствия начавшихся в берлинском «политическом салоне» Радека интриг, то не прошло и десяти лет, как вместо провокационного в изначальной своей сути континентального блока Берлин — Москва-Токио (а в какой-то момент даже и с участием Пекина) Москва получила вполне реальную угрозу войны на два фронта — на Западе и Востоке. Хороши все эти «умнейшие и хитрейшие головы в большой политике» — что это за сотрудничество, коли любая попытка его реализовать приводила к таким последствиям?! О каком же диктате всему миру могли мечтать заговорщики в 30-е годы, когда уже 20-е ясно показали, что британская разведка сверхплотно сидит «на хвосте» еще только вынашивавшихся идей подобного типа?! Т.е. изначально даже сама идея уже была обречена на провал, и, честно говоря, по большому геополитическому счету, на вполне справедливый, потому как так или иначе, но необходимо осознанно считаться с интересами других, возможно и неприятных по каким-либо мотивам, но жильцов и так плотно перенаселенной коммунальной квартиры под названием Земля… 30-е годы вполне убедительно доказали абсолютную справедливость такого вывода, в т. ч. и в отношении заговора военных во главе с Тухачевским, которые, судя по всему, так до конца и не осознали, что были игрушками в колоссальной по своим нега-тивнейшим последствиям геополитической игре, а судьба марионеток исторически всегда печальна… |
||
|