"Игры рядом" - читать интересную книгу автора (Остапенко Юлия Владимировна)

ГЛАВА 35

Много солнца и света. Свет не бывает черным. В этом его преимущество перед глазами, которые впитывают его в себя. Эти глаза могут быть только черными. Отныне и навсегда — только такими.

Очень тихо, и каждый шаг по гладким плиткам мостовой отдается болью в висках. Может быть, отдавался бы яростью, как раньше… когда-то… но теперь только болью, а не идти — нельзя.

Он улыбается, его улыбка похожа на солнце и эти глаза, на эти шаги: ясная и черная, и больно в висках…

— Моя дорогая. Вы всё-таки приехали. Я знал. Я не сомневался…

И я не сомневалась. Не сомневалась ни на миг, как я могла? Это всё, что мне осталось… теперь…

Холодные пальцы в холодных пальцах, потом — в холодных губах… в горячем рту… Когда-нибудь он откусит их, а она только засмеется черным смехом и легонько ударит его кровоточащими обрубками по небритой щеке.

— Он скоро будет здесь… дорогая. Совсем скоро. Я так вам рад…

Она тоже рада… Она ТАК рада этому черному сиянию в его глазах. Так рада, потому что это единственное, с чем она не может ничего поделать… не правда ли?

— Вы не пожалеете…

Много солнца и света, нет ветра, нет страха. Только холодные пальцы у холодных губ и глаза, которым прощается всё.

Когда мы отбили сумбурную атаку мародеров в третий раз за прошедший день, Ларс рассвирепел. Мне нечасто доводилось видеть его в гневе, и это зрелище меня неизменно забавляло, даже сейчас, несмотря на то, что я вполне разделял его чувства.

— Проклятье! На что эти олухи рассчитывают?! Что двое вооруженных мужчин в ужасе попадают с коней при виде этой горстки ошалелых крестьян?! — заходился он.

— Они рассчитывали убить нас, Ларс, — усмехнулся я, хотя не хуже его понимал, что рассчитывать на это стали бы только полные идиоты или люди, находящиеся на грани отчаяния. Мы были конные, в полном вооружении, а их — трое, и самым грозным их оружием были вилы. Я даже немного сочувствовал им, понимая, что они идут на разбой от безысходности. Наверняка у них есть дети, а дети всегда хотят есть, мало считаясь с военной ситуацией.

— Эдак еще разок, и можно вставать тут лагерем: всё равно из-за этих кретинов сегодня почти не продвинулись, — мрачно проговорил Ларс.

Я невольно потрогал арбалет у пояса. Пока мы ехали по королевским землям, всё было спокойно, не считая случайной стычки в трактире, где какому-то выпивохе, до карточной партии с которым снизошел Ларс, почудилось, будто его партнер мухлюет. А может, и не почудилось, Жнец с ним — я никогда не интересовался тонкостями пагубного пристрастия Ларса. В тот раз обошлось небольшой дракой без жертв, но, когда мы выехали за пределы Аленкура, радужно-голубое небо затянули тучи. Чем дальше мы удалялись от столицы, тем явственнее становились следы прохождения Зеленых. Здесь они и сами вели себя как партизаны, нападая на деревни и заваливая дороги, но настоящие проблемы начались позже, в Рейменсе, который держали Зеленые. И тут уж вздорный братец нашего государя разгулялся вовсю. Разграбленные поселения чередовались с выжженными полями и всё еще горящими лесами, редкий город держал ворота открытыми, а дороги были запружены войсками в зеленом и обозами беженцев. Зеленые шли к Аленкуру, на северо-запад, мы — на восток, и пробраться к заливу, не говоря уж о Перешейке, было не таким-то простым делом. И никакого окружного пути — весь восток заняли войска Шерваля. За время, прошедшее после отъезда из Мелодии, я поминал его «ласковыми» словами чаще, чем за всю свою жизнь, особенно когда думал о том, что собственноручно спас его поганую голову. Хотя, учитывая его сложные отношения с братом, слово «спас» тут вряд ли уместно, но тогда ведь я этого не знал.

Но так или иначе, благодаря моему импульсивному порыву — хотя, я надеялся, не только ему, ведь без Шерваля Зеленые бесчинствовали не меньше — мы с Ларсом оказались в крайне неудобном положении между молотом и наковальней: рыскающие по дорогам Зеленые, с одной стороны, и ударившееся в мародерство мирное население в лесах — с другой. Мы всё-таки предпочли последних (благо организованных отрядов крестьяне не создавали, посему справиться с ними было просто) и пробирались на восток по лесополосе, что замедляло наше продвижение втрое. Если бы не эта игрушечная война, мы еще два дня назад были бы в Лемминувере, а при нынешнем раскладе не преодолели еще и половины пути.

Мне казалось, что Ларс злится именно из-за нашего медленного продвижения, хотя я и не мог понять почему, а он резко возражал, когда я намекал ему на это.

Я снова коснулся приклада арбалета. Мы ехали шагом по жухлой листве: уже почти стемнело, и вероятность, что конь попадет ногой в канаву или споткнется о кочку, была слишком велика. Я считал, что риск вовсе ни к чему, но Ларс, кажется, не разделял моего мнения.

— Куда ты гонишь-то? — решил еще раз попытаться я. — Мы и так потеряли три месяца. Неделей больше, неделей меньше…

— Да говорю же, надо прямо тут форт закладывать! — вспылил Ларс. Я посмотрел на него с удивлением. И вдруг поймал себя на мысли, что за время дороги он почти ни разу не встретился со мной взглядом. Внезапно я понял:

— Ларс, ты думаешь, я захочу вернуться? Ты поэтому так торопишься?

Он резко выпрямился, бросил на меня хмурый взгляд и тут же отвернулся. Мне вдруг стало смешно, но я не засмеялся.

— Глупо… — пробормотал он. Я был полностью согласен… только вот много ли это меняло? Говоря начистоту, разве я не думал о возвращении всё время пути? Причем упорство, с которыми я помимо воли возвращался к этим мыслям, росло прямо пропорционально расстоянию, которое отделяло меня от Йевелин… Я знал, что она права: ей нечего мне дать, и она уже забрала у меня всё, что мог дать ей я, стало быть, теперь каждый сам по себе. В следующий раз, когда Ржавый Рыцарь придет за мной, я просто скажу ему: стоп, парень, дальше нельзя. А потом мы, вероятно, усядемся у походного костра и затянем похабную песню. Ну, ту, про рыцаря и козу…

Усмехнуться этой мысли мне помешал разряд, который прошиб меня до самого затылка, когда я вдруг понял, что в тот, последний раз, когда Рыцарь пришел за мной, при этом были Йевелин, Ларс, Флейм… Я ведь понятия не имею, что случилось в замке Аннервиль после того, как я вошел в портал. И за всё то время, что мы с Ларсом преодолевали путь на восток, мне ни разу не пришло в голову спросить его об этом. Я рассказал ему почти всё, умолчав лишь про обстоятельства личного знакомства с Шервалем, но его похождениями почему-то не интересовался.

— Что случилось, когда я исчез? — резко спросил я. К моему удивлению, Ларс понял вопрос.

— Ты об этом твоем Ржавом Рыцаре? Мне оставалось только догадываться, был ли он там, но ты драпанул так резво — не от Аннервиля же, в самом деле… Если тебя это волнует, никто не умер. Видно, он понял, что ему тебя не достать, и потерял интерес к остальным. А эта… как ее… подружка его…

— Стальная Дева?

— Если она и вернулась за Йевелин снова, то уже после того, как мы уехали из замка.

— Мы?..

Он помялся, потом неохотно сказал:

— Флейм сразу же пропала. Когда суматоха улеглась, я не смог ее найти. Ну, я и сам тогда уехал, что мне там было дальше делать? В столицу я не собирался, думал обогнуть, но как раз подошли войска Шерваля… Они перли напролом, другого пути не было.

— А Юстас?

— Не знаю. Он остался в Далланте. Может, уже ворон кормит.

Я кивнул. Худшие мои опасения не подтвердились: Рыцаря в самом деле интересует только то, что непосредственно в данный момент преграждает ему путь ко мне. Хорошо, что Флейм не оказалась у него на пути. Хорошо…

— И ты даже не догадываешься, что могло случиться с Флейм?

Понятия не имею, зачем я это спросил, и Ларс, судя по его взгляду, разделял мое недоумение.

— Нет, не догадываюсь.

И плевать мне на это, стоило тебе добавить, дружище. Разве нет? Одна ночь, или сколько их там у вас было, это еще не повод для сантиментов, верно? Только вот она ведь еще и просто хорошая девчонка, понимаешь? Ты вроде бы с этим никогда не спорил.

— Я ее видел, — сказал я, глядя прямо перед собой. В сгущающейся темноте чащоба неохотно расступающихся деревьев казалась почти непроглядной.

— Правда? — обернулся Ларс. — Когда?

— Когда переправлялся через Ренну. Она совсем немножко опоздала. — Я поежился: эх, а ведь осень уже. Вечера стали совсем холодными.

— Опоздала? — переспросил Ларс. Какого хрена он спрашивает? Ему ведь всегда плевать было на такие вещи.

А я какого хрена об этом говорю? Только остановиться почему-то никаких сил…

— Я уже был на пароме, а она верхом… прямо в реку… Поговорить хотела, видно.

— И ты не вернулся?

Проклятье, звучит так, словно это единственное, что я должен был тогда сделать.

— Нет, — раздраженно ответил я, потирая вдруг сделавшиеся ледяными пальцы. — Паром уже от берега отошел. Да и о чем мне с ней было говорить? — в последних словах прозвучала злость, и это меня обеспокоило.

— Ясно, — сказал Ларс и отвернулся. Тут уж я просто рассвирепел.

— Что тебе ясно?!

— Да ничего.

— Нет уж, договаривай!

— Ладно, — вдруг согласился он. — Ясно, что ты сбежал. Вот и всё.

Я тут же расслабился. Ах, это… Ну да, сбежал. А разве не это я делаю всё время, пока ты меня знаешь? Только сбегаю, больше ничего. От Зеленых, от Ржавого Рыцаря, от Йевелин… от Флейм… Теперь вот бегу от всех сразу — удобно получилось. Там, в лесах… я буду дома. Там, если Ржавый Рыцарь придет ко мне, я смогу просто сказать ему: Стой! — и посмотреть, что будет дальше. Знаешь почему? Потому что это моя крепость. Ее не видно со стороны — постороннему наблюдателю покажется, что это только деревья, только запахи, ветки, хлещущие по лицу, сухие щелчки арбалетных болтов между листьями — но на самом деле это мой фамильный форт, в котором я наглухо забаррикадировался восемь лет назад. И голыми руками его не возьмешь. Меня только слуги Безымянного Демона и смогли оттуда выкурить — ненадолго. Но теперь я возвращаюсь: разрушенные стены будет легко восстановить. И я засяду в своем укрепелении снова. И чтобы выкурить меня на сей раз, понадобится нечто большее, чем горстка безумцев, желающих вырвать мне сердце.

Большее, чем ужас в ее глазах. Большее, чем ее чувство одиночества, такое огромное, такое жалкое, что я смог проникнуться им лишь потому, что чувствую то же самое. Давно, всю жизнь, с самого рождения, так же, как она.

Но, проклятье, что уж теперь об этом говорить, когда меня ждет мой разрушенный форт. Ларс в самом деле прав: надо торопиться, пока есть еще что восстанавливать… Я бегу, да, я снова бегу, но теперь уже, честное слово, в последний раз…

Мне было восемнадцать, я только что изнасиловал высокородную девственницу, а потом, стоя в соседней комнате, куда не доносились ее рыдания, водил пальцами по бархатной драпировке стены, кажется, чувствуя запах кожей, упивался им, впитывал его в себя, впитывал то, что могло бы, но никогда не будет моим, и думал: в последний раз… теперь уж точно, честное слово, в последний раз…

И вот мне двадцать шесть, и еще неделю назад я сжимал в руках пальцы своей матери, пытаясь запомнить их удушливый лживый запах, и думал — в последний раз…

Конь заржал, когда я натянул повод, разворачивая его, и взволнованно пряднул передними ногами, будто чувствуя предстоящую скачку. У животных интуиция намного лучше, чем у людей.

Ларс вскинулся в седле, остановил коня, глядя на меня с зарождающейся тревогой.

— Эван?..

— Прости, Ларс, — с облегчением сказал я. — Прости, но ты прав. Мне это надоело.

— Что надоело?!

— Бежать надоело, — сказал я и ударил пятками бока жеребца. Ларс, громко выругавшись, еле успел перехватить у меня повод. Конь яростно заржал и дернул головой. Я посмотрел на Ларса и сказал:

— Пусти.

— Да что ты делаешь, Жнец тебя дери?! Для этого, что ли, я с тобой возился в Мелодии?!

— Не знаю, для чего ты со мной возился, это тебе виднее. Прости, если не оправдал твоих ожиданий. Я тебе ничего не обещал.

— Слушай, не дури, — Ларс старался говорить спокойно, но, кажется, никогда я еще не видел его в таком смятении. Я бы удивился этому, если бы мне не было так радостно в этот миг. — Ты сам сказал, что вы уладили все свои дела. Как Проводник она тебе не нужна.

— Как Проводник — не нужна, — согласился я. Ларс выматерился. Громко, яростно и витиевато.

Я невольно вздрогнул — не каждый день такое услышишь. Наши кони нервно гарцевали друг против друга, и Ларс продолжал сжимать повод моего жеребца, будто понимая, что стоит отпустить — и он больше никогда меня не увидит.

Потому что Йевелин не нужна мне как Проводник — но я нужен ей как человек из Черничного Замка. Как тот, чей ужас смотрит из ее глаз. Этот долг нельзя не вернуть. От этого долга нет смысла бежать, потому что он внутри меня.

— Извини, — сказал я. Ларс еще какое-то время смотрел на меня молча, судорожно стискивая руку. Если бы мародеры вздумали напасть на нас сейчас, им могло и повезти.

— Куда ты поедешь на ночь глядя? — его голос все еще звучал зло, но в нем сквозила беспомощность, — Ты и мили не сделаешь, подрубят начисто.

Я заколебался, и тогда Ларс отпустил повод.

— А впрочем, дело твое, — добавил он, и в его словах было столько ярости, что я почувствовал себя виноватым. Если бы на его месте был Грей или Роланд, или Юстас, или кто угодно, я бы решительно сказал «нет», потому что любой из них непременно стал бы уговаривать меня и прочищать мне мозги, а я и так еще не слишком укрепился в решении ввести новую стратегию поведения в этой гребаной игре, называемой жизнью. Но Ларс, единожды потерпев поражение, имеет достаточно достоинства, чтобы не малодушничать, требуя реванша. К тому же, как я подозревал, в глубине души ему было все-таки плевать и на меня, и на мое ненормальное поведение. «Хочешь рыть себе могилу — рой, только других не запачкай» — сколько я знал Ларса, столько это было его кредо. Потому я и удивился в свое время, когда он изъявил участие по отношению к моей на хрен разладившейся судьбе… Но вряд ли стоило ожидать, что он посвятит остаток жизни служению светлым идеям моей дурной головы. Он не мешал мне — это больше, чем я мог просить.

Темнота уже стала почти непроглядной, и мы спешились прямо на месте моего внезапного просветления. Ларс пошел к шумевшему неподалеку ручью напоить коней, а я наломал веток, развел костер и присел возле него на корточки, жалея, что в последнем трактире мы не прихватили вина. Было сухо, но довольно холодно, а на мне оставались только рубашка графа Перингтона и его же холщовые штаны и сапоги — я нарочно упросил Паулину дать мне только самое необходимое и, желательно, из дешевых обносков. Они сидели на мне, будто сшитые по моей мерке. Всё равно надо будет сменить при первой возможности. Я уже и не помнил, когда носил одежду, добытую честным путем… Все обноски аристократов я либо вытряхивал из сундуков без их ведома и соизволения, либо принимал в качестве милостивого одолжения. Надо бы заказать что-нибудь у портного в первом же спокойном городе, до которого мы доберемся. Слишком долго я покорно носил чужую одежду… слишком.

Где-то коротко ухнула птица, и я вдруг понял, что Ларсу давно пора вернуться. Низкий огонь потрескивал передо мной, делая окружающую костер тьму еще непрогляднее. Я вдруг подумал, что в этой тьме запросто могли расположиться и мародеры, и более опытные лесные бандиты, и даже Зеленые… и, чем Жнец не шутит, Ржавый Рыцарь… Мы ведь не виделись с ним уже достаточно давно…

Внутри защемило от дурного предчувствия. Я рывком поднялся и обернулся в темноту за миг до того, как вынырнувший из мрака силуэт метнулся ко мне.

Моя рука дернулась к оружию, и он ударил меня в лицо.