"Дверь в Зарабию" - читать интересную книгу автора (Полынская Галина)Глава тринадцатая: ДедушкаЗа окнами стремительно промелькнула ночь, а в замке наступило время обеда. – Ну, я пошла, – вздохнула Мира. – Не хочешь есть? – спросил Ром. – Да так, – вздохнула девочка, – питаться в таком обществе сплошное удовольствие, на одних только кузенов двоюродных посмотришь – и кусок назад просится. Хорошо хоть Велор симпатичный, не вызывает отторжения. Ладно, пошла я. – Приятного аппетита, – пожелали Ром и Яра. На этот раз первой придти не удалось, в столовой уже находились Нинга, Велор и лысый Том. Приветствовав Миру кивками, все молча расселись за стол. И Мира подумала, что не мешало бы расспросить, чем они занимаются в свободное от еды время? Читают книги? Режутся в карты? Смотрят в окно? Чешут пупок? Чем??? Явилась традиционная пара: безымянный Господин Щепа с тарелками и Пия с тележкой, а рыжего Жофрена всё еще не виднелось. И все принялись дружно недоумевать, что же могло так задержать «дорогого кузена»? Миру это волновало в последнюю очередь, она рассматривала новые блюда, выставляемые на стол Пией. На этот раз ничего страшного, вроде бы, не было: блюдо с жареными птичьими тушками, в обрамлении зелени и салата, да суп-пюре морковного цвета. Вдруг распахнулась дверь и влетел рыжий братец. – Вы мне не поверите, – залопотал он с порога, – но я только что видел живую тирамису! На него никто не обратил внимания. Велор был страшно занят, раскладывая по тарелкам птичьи тушки, Нинга следила, чтобы он не накапал на скатерть, а Том, видимо, сильно хотел есть, его, кроме жареных трупиков, ничего более не интересовало. – Вы что, не слышите меня? – Жофрен плюхнулся на стул рядом с Мирой, чем сильно огорчил девочку. – Только что в коридоре нашего собственного дома я видел живую тирамису! Настоящую! Мира затаила дыхание, значит, опять любопытная Яра выбралась на прогулку и ее угораздило попасться на глаза «дорогому кузену». – Милый Жофрен, – Нинга ткнула в тушку двузубчатой вилкой и принялась ковырять птичку, – всех тирамис истребили еще во времена твоего детства, этих мерзких, опасных хищников больше не существует. Велор, подай соусницу. – Я уверяю, – «милый Жофрен» так выпучил свои водянистые глаза, что они грозились вывалиться прямо ему в тарелку, – только что я видел… – Мы уже слышали, – перебила Нинга, обильно поливая птичку сиреневым соусом из забавной носатой посудины. – Все уже поняли, что тебе померещилась тирамиса. Велор, ты положил мне мало зелени. – Сейчас добавлю, мама. – Ничего мне не померещилось! – продолжал митинговать Жофрен. – У нас в доме тирамиса! И лучше бы нам сейчас встать и пойти ее ловить! Если мы предоставим нашему правительству живую или мертвую тирамису, нас озолотят! Надо идти немедленно! Все, конечно, так и разбежались идти ловить тирамису. Обед продолжался, как ни в чем не бывало, и Мира поняла, что кузенов в этом доме ни во что не ставят. На душе сделалось чуточку светлее. Вскоре Жофрен выдохся и, весь из себя оскорбленный, принялся за еду. А Мире было не до дегустации новых блюд. Если он заметил Яру, то теперь не успокоится, станет искать, и закончиться это может плачевно. Для Яры. А потом мысли девочки неожиданно переключились в иное русло, будто голос Моди произнес ей прямо в ухо: «…а еще у тебя есть дедушка…» – Дедушка! – Что? – подняла на нее тяжелый взгляд Нинга. Мира и не заметила, что произнесла это слово вслух. – Я хотела спросить о моем дедушке. Моди говорила, что он у меня есть. Нинга переглянулась с Велором, близнецы, как по команде, притихли и заработали челюстями в ускоренном темпе. Мире всё это не понравилось. – Я настаиваю на свидании с дедушкой! – громче приличного произнесла она. – Где он? – Ну, если ты настаиваешь, – как-то по-особенному зловеще произнесла Нинга. – Велор, сделай одолжение, любезный друг, проводи ее к дедушке. После обеда, разумеется. Велор кивнул, хрустя салатом. – А теперь, будь добра, – продолжила бабка, вперив в лицо Миры немигающий взгляд, – позволь нам всем спокойно поесть. Мира предпочла не встревать в дискуссию, а то вдруг у кого-нибудь из почтенного общества, не дай бог, несварение желудка приключится. Еле-еле Мира дождалась окончания обеда, который, как назло, длился дольше обычного: покончив с дичью, семейство принялось размазывать по тарелкам суп, вылавливая из него какие-то крупные зерна, смахивающие на фасоль. Мира от этого блюда отказалась и скучала, болтая ногами под столом. Даже на приличном расстоянии от камина, все равно воняло старой золой и копотью, а от кузена Жофрена отчего-то так несло корицей, будто он весь, с ног до головы обсыпался этой пряностью, как гигантская страшная булка. Мира так увлеклась представлением кузена на печном протвине, что не заметила, что Велор закончил с супом и делает ей какие-то знаки. – Да? – Ты еще не передумала знакомиться с дедушкой? – Нет, конечно. – Тогда идем. Хорошего вам дня, мама, кузены. – Угу, – с набитым ртом кивнул Том, Нинга удостоила молчаливым кивком. Велор с Миррой вышли из столовой и спустились по крытой ковром лестнице в холл. – Апчхи! – навстречу полз дворецкий. – Дилмах, мы немного прогуляемся. Скажи Пие, чтобы на ужин подали холодный десерт, угостим Миру. – Апчхи! – согласно кивнул он и двинул к лестнице. Как всегда, на улице золотилось солнце, и Мира подумала, что в Зарабии отменный климат – теплый и нежаркий. – А куда мы идем? – В Белый Лес. – Это что, какой-то дом престарелых? – Нет. Не совсем. Они миновали стену с лапитуньей, прошли через парк к кованым воротам и через калитку вышли на широкую дорогу, вымощенную гладкими серыми плитами. По обе стороны дороги высились деревья с густыми, развесистыми кронами. Так как в округе не виднелось никаких построек, где потенциально мог бы проживать дедушка, Мира настроилась на долгую пешую прогулку, но отец неожиданно свернул на неприметную тропку, вившуюся между деревьев. – Хочу предупредить, – неспешным шагом Велор шел впереди, – твой дедушка немного болен. – Чем? – Сама увидишь. – Ну, мне ж хоть надо знать, к чему готовиться, – Мира разволновалась. – Как его зовут? – Марит. – Как? Марит? – Да, а что? – Да так… ничего. Скажите, а у вас тут к именам отчества прибавляют? – Нет, а почему тебя это интересует? – Интересно звучало бы: Мира Велоровна, Амабель Маритовна… Впервые за все время отец улыбнулся открыто, от души, и ей показалось, что между ними наконец-то стала протягиваться какая-то ниточка, пока еще тоненькая, но она все-таки появилась. Миновав высокие деревья, выстроенные в ряд, как солдаты на параде, Мира невольно остановилась. Перед нею была зима. Самая настоящая снежная зима: белоснежные стволы деревьев, белые прутья кустарников… – А говорили, тут три времени года. – Это не снег, это Белый Лес, он всегда такой, идем. Мира осторожно ступила на белоснежное полотно, затем наклонилась и потрогала пальцем. Тепло. Она зачерпнула пригоршню, чтобы рассмотреть. Походило на крупные хлопья крахмала. – Что это такое? – Идем, идем, я все расскажу. Мира отряхнула руку и поспешила за ним. Под ногами не хрустело. Велор подвел ее к ближайшему дереву и наклонил белую, как бумага, ветку. Она была усыпана мелкими белыми цветами и крупными белоснежными шишками. – Эти деревья называются милла, у нас под ногами лепестки их цветов и пленки из шишек. Он сорвал одну, поддел ногтем пару мягких чешуек, и на ладонь просыпались те самые «крахмальные хлопья». – Ясно. – Идем дальше. Очень непривычно было в этом тишайшем из всех лесу, тишину нарушали лишь редкие глухие хлопки открывающихся шишек, выбрасывающих невесомые плёнки. Странно ступать по щиколотку в несчетных миллионах лепестков и хлопьев, и Мира подумала, что это, должно быть, самое грустное место на свете… Вскоре они вышли на поляну, где теснилось с десяток маленьких домиков, будто гномы-переростки устроили здесь свое селение. Велор подошел к самому крайнему и пару раз стукнул в дверь. Открыла черно-белая женщина. Мира во все глаза уставилась на нее, понимая, что это не совсем прилично, но ничего с собою поделать не могла: белое лицо, шея и руки, черные глаза, черные волосы, черное платье, белый передник… ее словно забыли раскрасить, так и выпустили в жизнь. – Здравствуй, Ми, – кивнул Велор, – как сегодня Марит? – Как обычно, – развела она руками, глядя на Миру. – Моя дочь. Ми не стала задавать вопросов, и раскрыла дверь пошире, приглашая внутрь. В домике было уютно, горел небольшой очаг, рядом с огнем в инвалидном кресле неподвижно сидел белобородый старик. – Здравствуй, дедушка, – откашлялась Мира, она немного оробела, старик походил на древнего волхва. Дедушка никак не отреагировал. – Дедушка Марит, привет, – Мира подошла к нему поближе. Голубые, как осколки утреннего неба глаза неподвижным взором смотрели на огонь в очаге. – Дед, – Мира коснулась его коленки, прячущейся под полосатым пледом. – Ты меня слышишь? – Нет, – ответил за него Велор, – он тебя и не видит, и не слышит. Он не ходит, не говорит, за ним присматривает Ми. Мира не знала что сказать. Она смотрела на его неподвижное лицо, подбородок, прячущийся в белой бороде, на большой отрытый лоб, на густые волны волос, ниспадающие на плечи… такой красивый и такой неподвижный старик. – И давно он… так? – Почти тринадцать лет, – ответила Ми и вздохнула. Девочка стояла, опустив плечи. – Идем, – Велор открыл дверь, – идем, Мира. Она медленно побрела на выход, в душе теснились слезы. Когда они вышли на дорогу, мощеную гладкими серыми плитами, Мира спросила: – Как называется эта болезнь? – Мы даже не знаем, болезнь ли это, – легкий ветерок принялся играть светлыми волосами отца, – большинство наших стариков впадают в такое оцепенение. – И что, никогда из него не выходят? – Никогда. – Какой ужас, – Мира шла, глядя себе под ноги. – И вы отправляете их в этот Белый Лес? – Да. – А эта женщина, Ми, почему она так странно выглядит? – Она флоинка, всегда служила твоему деду, но он не успел ее отпустить, сказать заветную фразу, позволяющую флоину обрести тело. Дед застыл, она продолжала ему служить, с возрастом тело, конечно, появилось, но такое, как ты видела. Все флоины, не отпущенные своими хозяевами, остаются навсегда черно-белыми. – А если хозяин внезапно умрет? Тогда что? – Флоин освобождается от своих обязанностей к умершему и ищет себе нового хозяина. – Как-то это все неправильно, – Мира надела на голову красный капюшон майки, спрятав под него непослушные кудри, чтобы не путались на ветру. – Почему флоины служат зарабийцам? – Это издавна повелось, – пожал плечами Велор. – Честно сказать, я и не знаю, почему, просто такая традиция. – А слуги в нашем доме, они кто? – Зарабийцы. Мама не очень-то жалует флоинов из-за того, что для них не существует преград, поэтому предпочитает себе подобных. Они подошли к дому. – В восемь ужин, – Велор отрыл дверь, – мы ждем тебя. Мира рассеянно кивнула головой, думая о чем-то своем. |
|
|