"Второго шанса не будет" - читать интересную книгу автора (Цормудян Сурен)

2. ПРИШЕЛЬЦЫ

– Кордон девять! Я Кордон восемь! Как слышно меня, прием! Кордон девять! Я Кордон восемь! Как слышно меня, прием!

– Кордон девять на связи, – ответил капитан, потянув на себя микрофон старой полевой рации.

– Вы видели эту хреновину?

– Какую хреновину мы должны были увидеть? – Гусляков взглянул в сторону смотровых щелей.

– Медведя. Белого медведя. Он должен был в вашу сторону пойти. Огромный такой.

– Так это белый медведь был? – облегченно вздохнул Слава.

– Ты уверен, что это белый медведь? – настороженно спросил капитан.

– Ну, точно не панда, – засмеялся восьмой. – Мы час наблюдали за ним. Он из лесу приперся. Со стороны Висляево. Спину чесал об дерево долго. Как снег повалил, поперся сначала к реке, а потом вроде в вашу сторону завернул.

– Откуда здесь белый медведь вообще взялся?

– Так, ледниковый период, однако. Я и мамонтам не удивлюсь. Так видели или нет?

– Ну, метрах в пяти от нас беснуется какая-то тварь. Из-за метели не поймем, что это.

– Да мишка это, хе. Может это он разогнал всю живность в лесу? Ладно. Смотрите, чтоб он в город не полез. Конец связи.

– Ursus Maritimus, – тихо пробормотал Третьяков.

– Чего? – Николай попытался в темноте разглядеть профессора.

– Это по латыни. Морской медведь. Ну, или белый, как нам привычнее. Действительно, как он сюда попал? И он ли это за окном.

Прямо перед фронтальной смотровой щелью снова замаячила большая, рычащая туша.

Теперь, когда разуму людей было от чего отталкиваться в восприятии этого нечеткого, тонущего в вихрях пурги силуэта, он уже не казался им неописуемым монстром. Он действительно очень сильно напоминал белого медведя. И, похоже, им и являлся.

– Центральный пост! Я Кордон девять, прошу на связь! – крикнул в рацию капитан.

– На связи центральный пост.

– Вы мои переговоры с восьмым слышали?

– Про медведя? Слышал.

– Дай свет перед моим постом.

– Хорошо. Сейчас.

На одном из зданий позади блокпоста вспыхнул прожектор. Его мощный свет сильно ослаб, пробиваясь сквозь завесу кружащего снега, но все-таки осветил фигуру полярного медведя. Его устрашающий рев сменился недовольным ворчанием, и животное попятилось в темноту, в сторону Оки.

– Его вальнуть надо! – воскликнул Слава.

– Зачем? Он уходит. – Возразил Казанов.

– Да представьте, какая у него теплая шкура! Не то, что эти волчьи, кроличьи и кабаньи ошметки. Нельзя его упускать!

– Вот же люди. – Вздохнул Третьяков, – Все меняется, но только не люди.

– Вы, конечно, извините, Михаил Вениаминович, я понял, к чему вы сейчас клоните, – говорил Сквернослов, – Но вот совершенно не к месту. Мне не для того, чтобы эту шкуру у камина бросить для красоты, пришла в голову такая мысль. Людям выживать надо. И нам нужны звериные шкуры. И лучше всего шкуры полярных животных.

– Да об этом и не думал никто, пока белого медведя не увидели. Но стоило ему появиться, как человеку сразу вздумалось его убить, и при этом мотивировка нашлась моментально. – Старик сердился. Это явно слышалось в его голосе.

– Михаил Вениаминович, все-таки Слава прав. Хотя конечно ваши доводы я тоже могу понять. – Сказал Гусляков, продолжавший наблюдать в смотровую щель. – Да и спорить не о чем. Зверь ушел.

– В какую сторону? – послышался голос Эмиля.

– В сторону Висляево.

В Надеждинске хорошо знали это название. Небольшой поселок Висляево находился километрах в семи за Окой. На юго-востоке. Сейчас он был совершенно безжизненным. Но раньше там обитали людоеды. Они постоянно устраивали засады на группы искателей, охотников и древозаготовщиков из Надеждинска. Бывало, что и устраивали атаки на сам город, в надежде добыть оружие и людей для пищи. А еще им нужны были женщины. Каннибализм превратил этих тварей в настоящих сексуальных маньяков. Гормональная активность и уровень тестостерона у людоедов были небывало высоки. Так не могло долго продолжаться, и военная дружина Надеждинска устроила крупномасштабную военную операцию. Применили даже тяжелую артиллерию и бронетехнику, несмотря на жесткую экономию топлива. Но это был именно тот случай, для каких и берегли горючее. Это была единственная, не оборонительная, а наступательная акция общины. В Висляево устроили настоящую бойню и избавили Надеждинск от такого жуткого соседства. Военные мало говорили о подробностях той операции. Но ходили слухи, что им было приказано истребить всех до единого. В том числе и каннибальских детей, что и было сделано.

– Ты, что, Эмиль, догнать его решил? – Спросил Сквернослов.

– Я что, на ненормального похож?

– Ну, если честно, то есть немного, – хихикнул Слава, после чего снова послышался звук подзатыльника.

– Что за молодежь пошла. Совсем старших не уважают, – Вздохнул Казанов.

– Мне тридцатник скоро, – возразил Слава.

– Годов у тебя, как у взрослого, а ума как у семилетнего.

– Кордон девять! Я центральный пост! Ну что там у вас? Прожектор нужен? – заговорила рация.

– Нет. Зверь ушел. Выключайте. – Ответил капитан.

– Понял. Выключаю. Конец связи.

Свет снаружи погас. Гусляков достал из ящика, на котором сидел, лучину и зажег, заменив ею давно догоревшую. В помещении снова воцарилось тусклое освещение. Оно хоть немного растворяло подавленность людей от шума вьюги снаружи.

Вячеслав снова вытащил карты.

– Кому фокус показать?

– Ты достал уже, – сурово ответил капитан.

Профессор стал откручивать крышку термоса.

– Кружки есть? Давайте чай пить.

Казанов достал из ящика, на котором сидел, алюминиевые кружки.

– Только четыре, – сказал он.

– Ничего, – махнул рукой Третьяков, – я из крышки попью.

Он стал разливать напиток, который только условно можно было назвать чаем. Это была заваренная кора дуба, подслащенная заменителем сахара, который в изобилии имелся на продовольственных складах военного гарнизона. Однако и этот напиток дозорные пили с удовольствием. Горячий отвар хорошо согревал.

– Могу предположить, – начал говорить профессор, смакуя так называемый чай, – Что скорее всего миграция северных животных расшатала и без того нестабильную местную экосистему. Если все дело в белых медведях, то все еще не так плохо. Я вообще полагаю, что за прошедшие годы, должны были появиться совершенно новые виды животных. Но до сих пор мы сталкивались только с крысами-мутантами и люпусами. То есть мутировавшей разновидностью волков.

– А люди? – спросил вдруг Николай, – разве людоеды, не есть мутанты.

– Не обязательно. Это продукт глубокой деградации социума. Определенные личности, или даже слои населения, в обычное время склонные к девиантному поведению и сколачиванию маргинальных группировок, в той обстановке, какая сложилась на земле, являют собой именно такие явления, как людоедские общины. В прошлом, это, как правило, малообразованные люди, слабо приспособленные к жизни в связанном рамками законов и определенных экономических условий обществе. В прошлой эпохе из них получались маньяки, насильники, убийцы, наркоманы, и прочее. Не все из них способны стать людоедами. И не все из них стали. Но, как правило, именно из таких и получилось то, что получилось. Глобальная катастрофа возвела их на качественно новый уровень жизнедеятельности. Организовало, заставив создавать свой мир подчиняющийся их законам. И кстати, само общество во многом виновато в том, что после краха этого общества, на высшую ступень поднимаются именно такие массы. Ведь сколько людей в свое время были выброшены на обочину жизни экономическим беспределом, отсутствием или крахом системы социальной защищенности. Разложившейся шкалой моральных ценностей. Сколько беспризорников и бомжей оказались никому не нужными в свое время. И теперь они оказались более приспособленными. Ведь еще до всеобщего краха они жили в подвалах. В руинах. На свалках. Питались, чем попало. Боролись за жизнь и ненавидели всех, кто жил лучше. Но и мы их слепо ненавидим, даже не понимая, что мы, как часть того общества, повинны в случившемся. А они все больше подчиняют себе окружающий мир.

– Но ведь мы победили людоедов в Висляево, – возразил Эмиль.

– Мы победили определенную банду в определенном месте. Мы победили благодаря обилию оружия и людей с военной подготовкой в нашем городе. Но двадцать лет назад, здесь обитало девять с лишним тысяч человек. Сейчас семьсот пять. А свирепые банды и людоедские племена встречаются все чаще. Так кто проигрывает эту гонку за выживание?

– Опять вы читаете пораженческие прокламации, – недовольно фыркнул Гусляков.

– Я объясняю суть вещей. Вся проблема человечества в том, что никто не хочет понимать природы и причин происходящего. Раньше от проблем просто отмахивались. Сейчас отстреливаются.

– Так что же, вы предлагаете заключить всех этих отморозков в крепкие объятия человеколюбия? – капитан усмехнулся.

– Нет. Это, увы, невозможно. Но если каким-то фантастическим способом, человечеству удастся возродиться из пепла и воссоздать цивилизованное общество, то оно должно помнить об ошибках прошлого, дабы не пережить это прошлое вновь. Хотя, лично я все меньше верю в возрождение. Нам был уже дарован шанс жить на этой планете. Мы этот шанс проворонили самым диким способом. А второго шанса природа, как правило, не дает. Эволюция идет вперед несмотря ни на что. А мы отброшены назад. Назад и в сторону. Едва ли догоним.

– При всем моем уважении, Михаил Вениаминович, – строго сказал Гусляков, – Я никак не могу согласиться с вами. Вон, сидит девиантный маргинал с низким уровнем образования, – капитан кивнул на Сквернослова.

– Спасибо, блин, – огрызнулся тот в ответ, но как-то без злобы и без тени обиды.

– Ну так он не бандит какой. Не людоед. – Продолжал капитан.

– Во-первых, он уже достаточно образован. Он с Николаем, одни из самых способных учеников у меня были. Хотя у Вячеслава всегда хромало поведение, и дисциплина была никакой. Во-вторых. Я ведь не навешиваю ярлыков. Я говорю о предпосылках.

– Так он мог стать людоедом?

– Мог и я стать. Поймите, есть незримая грань, которую трудно уловить самому. Это на простом языке называется – куда лукавый поведет. Но если в социуме еще и четкие границы между определенными социальными группами, то при первой возможности любые противоречия выльются в кровавую непримиримость. В страшные искривления норм поведения. – Профессор тяжело вздохнул, глядя в наполненную горячим напитком крышку от термоса, которую сжимал ладонями. – Никто не знает, кем он может стать при определенных обстоятельствах. А если попадет в эти обстоятельства, то и не задумается над тем, кем он стал. Думаете, людоеды считают себя отморозками? Они просто жить хотят. Как и мы.

– Прекратите сейчас же! – капитан разозлился. – Ваши симпатии каждой живой твари и сочувствие любому кто хочет жить разлагают мозги!

– Эх, Василий Михайлович, не хочешь ты меня слышать. Ты не задумывался над тем, кем бы ты стал, нанеси они удар и по Надеждинску?

– Если бы бомба упала и сюда, я бы уже не думал.

– Не факт, Михалыч. Не факт. Ты мог выжить. Но во что ты превратился бы?

– Я никогда не стал бы мразью! – Гусляков стал кричать на старика, что никто себе не позволял. – При такой альтернативе лучше пустить себе пулю в висок! Я Русский офицер, черт вас возьми!

Профессор закивал головой. Его руки, сжимающие крышку от термоса, задрожали.

– А вот мой младший… Тоже офицер… Сошел с ума и умер от того, что увидел… А старший, с детьми… Я надеюсь, что они сразу сгорели тогда, в Калуге… Сразу сгорели, чем… Чем… – он выронил чай и закрыв лицо ладонями заплакал.

Всем стало не по себе. Профессора еще никто не видел таким. Хотя все знали, что бывший лектор Калужского государственного педагогического университета имени К.Э.Циолковского потерял всех родных в результате нанесенного по Калуге удара. А сам он выжил благодаря тому, что приехал в Надеждинск погостить к младшему сыну. Тот самый пилот, первым вернувшийся в тот далекий жаркий день, разбившийся при посадке и скончавшийся по дороге в госпиталь, и был его младшим сыном.

– Михаил Вениаминович, – Гусляков подошел к старику, – Успокойтесь, прошу вас. Вы уж извините, что я голос повысил. Это я дурканул что-то. Я сейчас патруль вызову, вас домой проводят.

– Капитан! – крикнул Эмиль.

Дозорные резко уставились на Казанова. Тот пристально смотрел в щель, приподняв стекло. Буря ослабла и в помещение, уже не с такой яростью врывался ветер. Хотя лучину он все-таки задул.

– Что там? – Гусляков сразу понял, что к чему и прильнул к смотровой щели рядом со своим товарищем.

– Свет. Видишь, там, среди деревьев за рекой? Движется. Две точки света. Видишь?

– Фонарики?

– Движутся совершенно синхронно. И очень ярко светят. Сдается мне, что это фары одной машины.

Василий Михайлович уставился на товарища.

– Не может быть такого. Да на сто километров ни у кого кроме нас ходовой техники не осталось.

– Да я не спорю. Но только это явно какая-то машина. Причем, фары ксеноновые, таких и у нас нет.

– С чего ты взял что ксеноновые?

– Помню, – вздохнул Эмиль, – У отца на джипе ксеноновые стояли. Я хорошо это помню. Он очень хвастался, когда я в отпуск приезжал домой в Чистополь.

Эмиль, последний раз в родном Татарстане был еще до катастрофы. Ему воспоминания об отце дались очень тяжело.

Ярко-голубой свет фар хаотично гулял среди черных силуэтов деревьев. Лучи били то в небо. То в сторону, то вниз, то один становился выше другого, то они били прямо в глаза дозорных, заставляя жмуриться. Из этого хаоса четко явствовало, что это действительно машина, которая движется по очень пересеченной местности. И движется прямиком в их сторону.

– На чем могут стоять ксеноновые прожектора? – спросил Николай.

– На бронетехнике, – мрачно ответил Гусляков. – Ничто другое по этому лесу двигаться не сможет. – Он снова потянул на себя микрофон рации. – Центральный пост! Я Кордон девять! Срочно прошу на связь!

– Я центральный пост. Что случилось опять?

– Общая тревога!

Странного вида вездеход вырвался, наконец, из лабиринта деревьев и медленно стал спускаться по пологому склону берега закованной в лед и покрытой снегом реки. У вездехода были очень широкие гусеницы и легкие, ажурные опорные катки, совсем не похожие на колеса от бронетехники. Размером машина была почти с БМП. Однако никаких признаков вооружения на ней не было видно. Остатки давно облезшей краски на корпусе говорили о том, что когда-то он был покрыт хромом. Сам корпус имел угловатую трапециевидную форму, чья ровная крыша представляла собой разделенную на одинаковые квадратные секции матовую поверхность какого-то черного материала. С обоих бортов корпуса имелись два странных цилиндра, направленных вверх. В передней части виднелись прикрытые защитными козырьками смотровые щели из черного непроницаемого стекла. Машина двигалась практически бесшумно. Хруст снега под широкими траками гусениц был громче, чем тихое монотонное урчание силовой установки. Вездеход остановился у реки. Его фары стали поворачиваться в своих глазницах, прощупывая темноту снежной ночи. Затем снова начал движение. Удельное давление машины было очень не велико. Она буквально скользила по снегу, совсем не проваливаясь в него своими широкими гусеницами.

Вездеход быстро пересек Оку и стал подниматься по склону противоположного берега. Далеко впереди, свет фар выхватил из темноты призрачные силуэты строений. На пути явно был город. Можно было подумать, что он заброшенный, но когда машина выбралась на ровную поверхность, то в свежевыпавшем снегу отчетливо виднелись следы проваливающихся ног и лыжная колея. Кто-то совсем недавно тут прошел. Причем не один. Но, по крайней мере, один из них был на лыжах. Вездеход снова остановился и стал шарить фарами. Ярко-голубой свет выхватил из темноты большой фанерный щит, воткнутый в снег. На щите красовалась наспех сделанная охрой надпись: «ЕСЛИ ТЫ ПРИШЕЛ С МИРОМ, ОСТАНОВИСЬ И ПОГАСИ СВЕТ».

Вездеход престал гудеть двигателем. Фары погасли. Внезапно, со стороны призрачного города вспыхнуло несколько прожекторов, чьи лучи были направлены прямо на машину.

Гранатометчик Степан подпер фанерный щит своими лыжами, которые не давали ему упасть от ветра. Гусляков, Васнецов, Слава Сквернослов и трое патрульных, включая Степана, прятались за надписью на фанерном щите.

– Я никогда ничего подобного не видел, – произнес сквозь защищающую, в том числе и от холода ватно-марлевую повязку Слава, который глядел на странную машину через дырку, вокруг которой была намалевана последняя в надписи буква «О».

– Я тоже, – кивнул капитан. У него было свое смотровое отверстие.

Николаю было очень любопытно тоже посмотреть, но больше отверстий в щите не было. Он поднял воротник своего бушлата, и стер рукавицей налипший на пластмассовое стекло защитных очков снег.

Когда машина погасила фары, и поднятые по тревоге дружинники на боевых постах включили прожектора, капитан обратился к прятавшимся за щитом людям:

– Я выхожу. Степан, бери его на прицел. Остальным оставаться на месте и быть готовыми ко всему.

Гусляков вышел из укрытия, держа автомат наготове, но направив ствол вниз. Он встал перед странной машиной и, медленно подняв одну руку, помахал ею. В корпусе вездехода отварилась дверь, и оттуда стал выбираться человек в странном белом облачении.

– Ядрить твою… – Воскликнул Слава, толкая Николая, – Это же скафандр! Падлой буду! Натуральный скафандр!

Человек действительно был облачен в белый пухлый скафандр. На голове был шлем. Человек вдруг быстро двинулся в сторону капитана. Тот машинально схватился рукой, которой только что приветливо махал, за цевье Калашникова. Человек в скафандре понял свою оплошность и остановился, подняв руки. Затем судорожно стал что-то нащупывать у себя на шее и наконец, снял с себя шлем, открыв взору людей уже не молодое, заросшее бородой лицо. Глаза у него слезились. Толи от света прожекторов, толи по какой-то другой причине.

– Это Россия?! Вы русский?! Это Калужская область?! – воскликнул он.

– Да, – капитан кивнул.

С правой стороны вездехода вышел еще один человек в скафандре. Он подошел к своему товарищу.

– Юра! Мы дошли! Ты понимаешь! Мы дошли! Мы нашли их, Юра!!! – вопил он возбужденный от радости и тряс своего напарника за плечи. Теперь было ясно, от чего он плакал.

Николай не стал дожидаться приказов командира и вышел из укрытия. Он подошел к капитану и с любопытством разглядывал эту странную пару.

Второй человек из вездехода тоже снял шлем. Он был ровесником первого и тоже очень давно не брился. Человек как-то смущенно посмотрел на стоявших перед ним вооруженных людей и, кивнув, сказал:

– Здравствуйте.

– Откуда вы? – спросил Капитан.

– Из космоса, – ответил Юрий.

– Откуда?!

– Из космоса, – повторил тот, – Мы российские космонавты.