"МАРК КРАСС" - читать интересную книгу автора (Михайлович Левицкий Геннадий)ПиратыКогда до лагеря оставалось полмили, Красс с удивлением увидел, что колья частокола, ограждавшего стоянку его легиона, в одном месте сломаны и валяются на земле. С тревогой в сердце он ударил коня плетью и во весь опор поскакал к лагерю. По мере приближения все безрадостнее и тревожнее становилось на душе Красса. У разрушенного частокола лежало пять легионеров, не подававших признаков жизни. Трава вокруг вытоптана, то здесь, то там валялось сломанное оружие и разбросанные вещи. Среди них Красс заметил изуродованный черпак своего повара, с которым тот никогда не расставался. Легионеры, едва увидев своего военачальника, толпами начали сбегаться к нему. – Куда ты нас привел, Красс?! В логово разбойников! – кричали они. Седой легионер, пользующийся уважением товарищей, ближе всех подошел к Марку Крассу и поднял вверх руку. На ней недоставало двух пальцев. – Я участвовал в десятках битв и получил от врагов Рима лишь несколько шрамов на теле. Пальцев на руке меня лишили собратья по оружию. Где же справедливость, Красс?! – Публий Пет! – сурово произнес военачальник, – проведи меня в палатку и объясни толком: что произошло. – Говори, Публий, – нетерпеливо потребовал Красс, едва они уединились. – Собственно, я и сам не понимаю, как такое могло случиться. До сих пор мне кажется, что все это дурной сон. Ночью на нас напали африканские легионеры Квинта Метелла Пия – наместника провинции Африка, союзника Суллы, под крыло которого мы так спешили из Испании, – грустно улыбнулся Пет. – Большой толпой они подошли к лагерю и напали на нас. Врагам (иначе я их назвать не могу) удалось пробить брешь в частоколе, но их отбросили наши легионеры. Трупы этих подлых мерзавцев до сих пор валяются там, где нашли свою бесславную смерть. Не осмелившись больше нападать на нас, легионеры Метелла окружили лагерь и в один голос требовали отдать серебро. К утру подъехал сам Квинт Метелл. Держась в отдалении, он упрашивал своих легионеров образумиться и вернуться в казармы. Его трубачи непрерывно трубили отход. Лишь перед самым завтраком нас прекратили осаждать, но кто знает, не захочется ли им снова серебра после того, как насытятся и отдохнут. – Думается мне, Квинт Метелл не виновен в случившемся. Здесь чувствуется рука Гая Фабия. Видел ли ты, Публий, каким алчным огнем горели его глаза, когда речь шла о нашей добыче? – Скорее всего, так, Марк, но, несомненно, и другое: наместник Африки не имеет власти над своими легионами. Во времена Союзнической войны Метелл железной рукой навел порядок в Апулии и Лукании. Одно его имя приводило к покорности города, но, видимо, с тех пор Метелл сильно сдал. – А это значит, дольше оставаться в Африке нет смысла, – продолжая мысль Пета, произнес Красс. – Немедленно грузи на корабли имущество и легионеров, а я с первой манипулой[5] возьму на себя защиту лагеря на случай непрошеных гостей. Отдав распоряжение, Марк Красс направился к выходу. Однако на полпути он остановился и вновь обратился к Пету: – Не знаешь ли, Публий, что с моим поваром? – Во время ночного нападения твой Требоний проявил чудеса храбрости. Когда враги приблизились к его котлам, он с дикими криками бросился на них и обратил в бегство. Правда, вместо меча он пользовался черпаком. Этим оружием Требоний бесстрашно колотил легионеров до тех пор, пока они не покинули территорию лагеря. Уже за частоколом он упал замертво… – Подлецы, они убили моего повара! – Да нет же, на нем не было ни одной царапины. Как выяснилось позже, твой повар лишился чувств от страха. Теперь он пребывает в добром здравии и с гордостью вспоминает недавнее приключение. Марк Красс разразился громким смехом. – Ну молодец, Требоний, повеселил. Я все больше убеждаюсь, что у меня осталась одна радость в жизни – мой повар. Погрузка кораблей подходила к концу; на берегу оставался только Красс с первой манипулой. В это время к лагерю начали приближаться толпы африканских легионеров. Не успевшая покинуть негостеприимный берег манипула Красса заняла оборону. Воины Метелла подошли к лагерю на расстояние полета стрелы и остановились. С каждым мгновением их число увеличивалось. Из толпы вышел человек с телосложением Геракла. Даже издали было видно, что он на голову выше своих товарищей. В знак мирных намерений он поднял вверх руку и направился к частоколу. – Кто ты такой и что тебе нужно? – спросил Красс великана, когда тот приблизился. – Я Квинт Минуций – центурион манипулы триариев[6]. Хочу говорить с Марком Крассом. – Я слушаю тебя, – Красс показался в проеме распахнувшихся преторианских ворот, но выходить за пределы лагеря не стал. – Ты покидаешь Африку, Марк Красс. Хотелось бы знать, куда лежит твой путь. – Чем вызван интерес, центурион? Волнует уплывающая испанская добыча? – Обижаешь, Марк! – в голосе Квинта Минуция чувствовалось неподдельное возмущение. – Я сражался за Рим, когда тебя еще не было на свете. Через мои руки прошло много золота, серебра, бесценных творений рук человеческих, но все это я взял у поверженных врагов. Никогда Квинт Минуций не позарится на вещь, принадлежащую соплеменнику. – Прости, храбрый центурион. Легионеры Метелла порядком надоели мне, но вижу, ты не из числа тех алчных тварей, что приходили ночью к лагерю. Тебе я могу открыть свои намерения: через пару часов мы отплываем в Грецию к Сулле. – Я сражался под началом Суллы в Кампании и горном Самнии. Лучшего командира, чем Сулла, я не знал: беспощаден и требователен к равным себе, но всегда щедр и снисходителен к простым легионерам. Где Сулла – там богатая добыча, рабы, и главное – там победа. – Глаза центуриона светились гордостью, уста тронула улыбка, вызванная воспоминаниями. – Вместе с Суллой я брал неприступный Бовиан, где укрывались главари отколовшихся от Рима союзников… Но прости, Марк Красс, я увлекся воспоминаниями, а тебе дорого каждое мгновение. – Я с удовольствием выслушаю ветерана, тем более что твои слова убеждают меня в правильности избранного пути. – Довольно воспоминаний. Воспоминания – удел стариков, моя же рука тверда, как и двадцать лет назад, и, надеюсь, еще послужит великому Риму. Возьми меня с товарищами к Сулле. Нет больше сил страдать от безделья в этой проклятой Африке. Уже несколько лет мои глаза не видели настоящего врага, уши не слышали зова боевой трубы, рука не сжимала меч до боли в суставах в минуты яростной битвы. Центурион замолчал. Он обратил взор на Красса и с волнением ожидал решения своей судьбы. В раздумье хранил молчание и Красс. – Марк, ты сомневаешься во мне?! – прервал затянувшуюся паузу ветеран. – Что ж, после нападения на твой лагерь легионеров Метелла ты имеешь право не доверять никому. – Я верю тебе, Квинт Минуций, – поспешил успокоить центуриона Красс. – Искренне рад видеть в своем легионе такого воина; надеюсь, ты поделишься своим богатым опытом с молодыми легионерами. Но ты сказал, что к Сулле хотят твои товарищи. Кто они? На них можно положиться? – За мной последует вся центурия, за нее я ручаюсь головой. Кроме моей сотни, еще много желающих – всех их, конечно, я не могу знать лично. Мне неизестны их тайные помыслы и причины, заставившие покинуть относительно спокойную Африку, но поверь, я и моя центурия способны заставить подчиниться приказу всех, кто пойдет с нами. В конце концов, путешествие предстоит небезопасное, и тебе трудно будет добраться до Суллы с тем небольшим количеством людей, которым ты располагаешь. Переговоры закончились крепким рукопожатием, и вскоре легион Красса увеличился на пятьсот человек. Корабли оказались сильно перегружены, но Красс был искренне рад пополнению – легионеры, пришедшие с Минуцием, были в основном из манипулы триариев. Это были старые, опытные воины, еще помнившие славные традиции предков и не забывшие, что такое дисциплина. Они быстро заняли отведенные на кораблях места, так что их приход нисколько не задержал отплытие Красса. Небольшой флот плыл на восток, повторяя все изгибы прибрежной полосы и не теряя из вида африканский берег. Таким образом Красс достиг небольшого портового городка Береника в Киренаике. Далее, чтобы добраться до Греции, следовало поворачивать на север. Что представлял собой путь от Кирены – самого крупного города Киренаики – до Пелопоннеса? В мирные времена это была одна из крупнейших морских дорог, по которой доставлялись в Европу рабы, африканское зерно, предметы роскоши и многие другие товары. Римские смуты и нашествие Митридата привели к небывалому расцвету пиратства. Знаменитый торговый путь между Киреной и Пелопоннесом стал именоваться пиратами Золотым морем. Остров Крит, находившийся на пути из Африки в Европу, любезно предоставлял морским разбойникам свои гавани для отдыха и починки судов, снабжал их всем необходимым. Впрочем, не только Крит оказывал покровительство пиратам. Их базы находились на мавретанском, далматинском побережьях и, прежде всего, на южном берегу Малой Азии – в Ликии, Памфилии и Киликии. Киликия была настоящей родиной пиратов: здесь они на случай опасности возводили в горах неприступные замки, а киликийские леса доставляли им великолепный материал для постройки быстроходных судов. Всех пиратов называли киликийцами, но на самом деле коренные киликийцы в пиратских флотах уже давно составляли меньшинство. Людей для команд пиратских кораблей поставляли разоренные войной области Испании, Италии, Греции, Африки; флибустьерами становились члены политических групп, потерпевших поражение во время гражданской войны в Риме; охотно пополняли ряды пиратов и невостребованные наемники, которых особенно много было на Крите и в Греции. Люди, отвергнутые обществом, отличались друг от друга и социальным положением, и языком, и цветом кожи, но все различия не помешали им создать новое государство. Его границы протянулись от Геркулесовых столбов до Сирии, и чем неспокойнее было в мире, тем прочнее и сильнее становилось пиратское царство. В этом государстве, как ни в каком другом, сохранились солидарность, дух товарищества, верность данному слову и беспрекословное подчинение начальникам, выдвинувшимся благодаря удачливости, уму, храбрости. С корабля на корабль передавались рассказы о пиратских подвигах, находчивости капитанов, несметном богатстве, попавшем в их руки, товарищеской взаимопомощи, изощренной мести; они составляли своеобразный фольклор бандитского государства. Во времена, описываемые нами, все Средиземное море находилось во власти пиратов, и не было силы, способной бороться с этим злом. Марк Красс по прибытии в Беренику дал своему легиону двое суток отдыха. Для самого военачальника это время прошло в хлопотах. Нужно было пополнить запасы воды, продовольствия, снаряжения, необходимого для плавания в открытом море, найти надежных лоцманов. Что касается продуктов, то Красса приятно удивила их дешевизна. Впрочем, чему удивляться: море во власти пиратов, а основной потребитель африканского зерна находился за морем. Марк Красс решил купить несколько кораблей, чтобы нагрузить их превосходной египетской пшеницей, которую отдавали за чисто символическую плату. Тут его ждало разочарование: цены на галеры были в десять раз выше, чем в крупнейших портах Италии: Брундизии и Таренте. – Из золота они у вас строятся? – спросил Красс продавца галеры. – Из дерева, но в умелых руках корабль может стать золотым. Немного поторговавшись, Красс все же приобрел быстроходную галеру, еще сохранившую запах финикийского леса. Продавец галеры, когда узнал, что судно куплено для перевозки пшеницы, в сердцах воскликнул: – Почтенный, возьми обратно свои деньги! Мой корабль создан для войны, битвы и погони! Возьми деньги – только не делай из этого красавца вьючного верблюда. – Успокойся, я уже передумал: на твою галеру я посажу лучших легионеров, а под зерно отдам один из испанских кораблей. Сервий и Децим – товарищи Марка Красса по изгнанию – гуляли по улицам Береники. Последний вечер перед отплытием оказался свободным, и друзья решили использовать его для развлечений. Вскоре они наткнулись на большую яркую вывеску "Мечта Диониса". Две амфоры, на которые она опиралась, не оставляли сомнений в том, что это таверна. Друзья молча переглянулись и единодушно направились к двери под вывеской. Довольно большое помещение скрывалось в полумраке. В центре зала висел светильник, но он больше коптил, чем светил. Друзей, впрочем, это вполне устраивало: они отыскали столик в самом темном углу и уселись на колченогие табуреты. В ожидании, пока их заметят и обслужат, Сервий с Децимом принялись рассматривать остальных посетителей таверны. Просторный зал был заполнен мужчинами, причем почти у каждого имелось оружие. Посетителей трудно было назвать воинами, ибо было непонятно, к какой армии их можно причислить. Одежда их отличалась такой пестротой, что у римлян зарябило в глазах. Видимо, поэтому на новых гостей никто не обратил внимания. Здесь были представлены наряды греческие, египетские, римские, сирийские и каких-то еще, одному Юпитеру известных, народов. Манера поведения посетителей явно говорила о том, что наряды были с чужого плеча и не подходили им не только по размеру. Еще более нелепо смотрелось на засаленных хламидах дорогое оружие. Грязные пальцы многих мужчин украшали золотые перстни с драгоценными камнями. Между столами сновали несколько весьма свободно одетых девушек. Они разносили вино и заказанные посетителями блюда. Работу девушек можно было назвать своеобразным искусством. Мужчины так и тянули руки к их молодым телам, прикрытым лишь полупрозрачными туниками. Когда посетитель хотел лишь потрогать какую-либо часть их тела, девушки любезно позволяли это, но лишь клиент поднимал руку, чтобы больно шлепнуть пониже спины, они виртуозно уворачивались от удара и при этом мило улыбались, дабы не обидеть неудачника. Одна из таких граций подошла к нашим римлянам. Очаровательное создание положило локти на стол и склонилось так, что в вырезе туники показалась грудь. Римляне, уже долгое время не прикасавшиеся к женщинам, словно по команде уставились на приличных размеров холмики. Девушка едва заметно пошевельнулась, и грудь начала медленно покачиваться вправо-влево. Довольная произведенным впечатлением, девушка заговорила по-гречески бархатным голоском: – Вижу, ваши плащи не сняты с чужого плеча. Нечасто доводится видеть настоящих римлян в нашей таверне. Сервий и Децим, наконец, отвели глаза от ее груди и довольно тупо воззрились друг на друга. Наши римляне, как и каждый гражданин, получивший кое-какое образование, владели греческим языком, но на этот раз так и не смогли воспользоваться своими познаниями. Девушка, не обращая внимания на молчание собеседников, продолжала щебетать: – Я знаю, что нужно римлянам. Ваш любимый напиток – фалернское вино. Не так ли? – Верно. Оно нам сейчас не помешает. Что-то в горле пересохло, – не своим голосом пролепетал Децим, вызвав при этом удивление Сервия и снисходительную улыбку девушки. – Насколько я знаю, обед римлян начинается с яйца. – Вовсе не обязательно, – наконец подал голос и Сервий. – Это древняя традиция, но мы так давно не были на родине, что, признаться, несколько ее подзабыли. – В нашей таверне не стоит вспоминать о яйцах. Я предложу кое-что получше. Наш повар превосходно готовит откормленных кур, обжаренных в муке. Не пожалеете, если закажете устриц, мидий или что-нибудь из рыбных блюд. На десерт могу предложить сладкий крем, сушеные финики и фрукты. – Божественная, ты читаешь наши мысли! – воскликнул Сервий, который ценил вкусную пищу выше остальных благ жизни. – Неси все блюда, только что названные тобой, но в разумных количествах. – Как прикажете, дорогие гости. И подумайте, не нужно ли вам еще что-либо, кроме еды и вина. Наше заведение оказывает мужчинам различные услуги. Грация одарила каждого из римлян многообещающим взглядом и исчезла, словно растворившись в воздухе. – Вино действительно неплохое, – произнес Сервий, прикладываясь ко второму по счету кубку. – Прекрасное вино, – согласился Децим, – но не из фалернских виноградников. – Естественно. Зачем везти вино из Кампании морем, в котором бесчинствуют пираты, когда в Африке произрастают великолепные сорта винограда. Это было бы большой глупостью. – Обед таков, что его впору подавать в триклиниях[7] лучших патрицианских домов Рима, – продолжал нахваливать кулинарное искусство "Мечты Диониса" Децим. – У посетителей таверны водятся деньги, и они хотят получить за них все доступные удовольствия. Возможно, некоторые из них гуляют в последний раз. – Насчет последнего раза ты верно заметил. Молодцов точно такого же обличья, как наши соседи по столу, я видел распятыми на крестах в Брундизии. Их сняли тепленькими с пиратского корабля, севшего на мель. Видимо, и для этих где-то в портах заготовлены кресты. – Говори тише, Децим, посетителям "Мечты Диониса" могут не понравиться твои слова. Лучше скажи, как ты относишься к здешним девушкам? По-моему, именно их имела в виду наша грация, когда говорила о каких-то услугах. – Мне они понравились, думаю, не меньше, чем тебе. Однако как бы не попасть в неприятную историю. Марк Красс и так довольно прохладен с нами. С тех пор как мы вышли из пещеры, он перестал замечать нас, хотя раньше называл друзьями. – Децим, ты до сих пор не постиг Красса, хотя и провел с ним немало времени. Он общается с теми, кто ему нужен. В Испании, в пещере, Марку было необходимо наше общество, теперь ему нужны Публий Пет и Квинт Минуций. Красс ставит цель и идет к ней, не обращая внимание на такие человеческие условности, как дружба, привязанность, любовь. Впрочем, я его не осуждаю – человеку, у которого за плечами стоит целый легион, хватает забот и без нас… Т-с-с, тихо, – перешел на шепот Сервий, – послушай разговор той крикливой компании. Друзья замолчали и принялись за еду, боясь даже сдвинуть посуду, чтобы не издать лишнего звука. Люди, заинтересовавшие Сервия, сидели через стол от них, но вокруг стоял такой невообразимый шум, что приходилось напрягать слух. – …Лукуллу пираты? – …Его Сулла послал набрать флот. Своих кораблей мало, вот он и приказал Лукуллу брать на службу киликийцев… – Я тоже слышал такое… – зазвучал третий голос. – И золота за поступление на службу платит столько, сколько мы и за полгода не получаем, рискуя головой. А уж воевать Луций Лукулл умеет – он лучший легат Суллы. – Но ведь нам придется биться с кораблями Митридата! – А тебе не все равно, с кем воевать и как погибнуть: на кресте или от меча? Я бы лично предпочел последнее. – Я не про то говорю. Митридату ведь служат наши братья… – Постараемся не сталкиваться с ними лицом к лицу. Уж я отличу понтийский корабль от киликийского. – Если хорошо платит, придется наниматься к Лукуллу. В море совсем не осталось торговых кораблей. Я две недели плавал по Золотому морю и ничего стоящего, кроме рыбачьих лодок, не встретил. Теперь вот в проклятой таверне пропиваю последние денарии[8] . Так сколько еще дней флот Лукулла будет стоять в Александрии? – Я этого не знаю. Известно лишь, что у него какие-то дела с египетским царем. – Знаем мы эти дела: Лукулл трясет царскую казну, чтобы выдать нам жалованье. Такое объяснение вызвало дружный довольный смех пиратов. Римляне еще некоторое время прислушивались к их болтовне, но больше ничего интересного не услышали. – Слыхал? – прошептал Сервий. – Лукулл в Египте. – Не понимаю, какое отношение все это может иметь к нам. – Ну как же! Красс соединится в Александрии с флотом Луция Лукулла, и вместе с ним мы достигнем Греции. – Но ведь это огромный крюк! Отсюда до Александрии плыть дольше, чем до Афин. – Но меньше риска попасть в лапы Митридата или пиратов. И прекрати со мной спорить, Децим, принимать решение все равно Марку Крассу, а не нам с тобой. Быстро доедай устриц и пошли отсюда. |
||
|