"Ответный удар" - читать интересную книгу автора (Абдуллаев Чингиз)Эпизод 3 СМЕРТЬ БАНКИРАВ офисе все было монументально и торжественно, как и подобает в учреждениях такого рода. Бесшумно работали кондиционеры, мягкие шаги торопящихся клерков заглушали ковры, протянувшиеся по всем коридорам. Лишь иногда раздавалось мелодичное звучание звонка, сигнализирующего о пришедшем на очередной этаж лифте, и слышался шорох открываемых дверей. Здесь царил дух респектабельности и порядка. В приемной находилось два человека. Сидевший почти у самых дверей молодой охранник — Роман Назаров — откровенно скучал, усилием воли заставляя себя сохранять почти бодрствующий вид. Он иногда незаметно дремал, когда не было посетителей, но старался не закрывать глаза слишком плотно, чтобы не заснуть окончательно. Слева от дверей за большим столом, в окружении компьютеров и телефонов, сидела молодая женщина лет тридцати. Высокий, правильной формы лоб, строгий, почти римский, прямой нос, тонкая линия губ, светлые волосы, собранные и зачесанные назад, красивые длинные пальцы. Роман видел ее уже второй год. Первый месяц красивая женщина действует ободряюще. Через год даже она не способна спасти от скуки. Некоторые охранники, правда, пытались за ней ухаживать, но неизменно получали вежливый и твердый отпор. А если учесть, что разговаривать с ней нельзя, то дежурство у дверей превращается просто в нудную и никому не нужную работу. Согласно полученным инструкциям, Назаров не имел права никуда отлучаться. Даже если острая необходимость заставляла его покинуть свой пост хотя бы на десять секунд, он обязан был вызвать замену из дежуривших внизу охранников. По его мнению, все эти фокусы никому не были нужны. Внизу очень строго проверяли каждого посетителя, и никто не мог пронести в банк ни оружия, ни взрывчатки, ни других посторонних предметов. А тем более пройти незамеченным мимо дежуривших внизу, в вестибюле и у лифтов, бдительных охранников. Но обсуждать или тем более нарушать полученные инструкции Роман не собирался. Здесь слишком хорошо платили. Раздался требовательный звонок из кабинета и почти сразу громкий голос президента банка. Он предпочитал общаться с секретарем именно таким образом: — Кира, кто еще сегодня ко мне придет? Женщина чуть поморщилась, ей не нравились эти внезапные громкие слова, раздающиеся без ее ведома в приемной. — К вам еще два посетителя, Аркадий Борисович, — доложила она спокойно. — Кто? — Очевидно, хозяин кабинета не любил гостей. — Журналистка Горюнова из «Независимой». Вы ей назначили на сегодня. И другая женщина — Марина Левина. Вы тоже назначили на сегодня. — Первой дадите десять минут, — прохрипел Аркадий Борисович и отключился. Женщина, подумав немного, включила переговорное устройство по своему каналу. Через полминуты наконец раздался голос: — Что тебе еще? — Вы не сказали, сколько минут предоставить Левиной? — Не сказал… ну, смотря по обстановке. Думаю, ей не нужно оговаривать время. — Хорошо, Аркадий Борисович, — очень спокойно согласилась Кира. Она положила перед собой несколько листков бумаги и нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. Следующие пять минут в приемной была тишина. Затем раздался звонок. Она подняла трубку внутреннего телефона. — К господину Воробьеву приехала журналистка Горюнова, — доложили ей снизу. — Аркадий Борисович ждет ее, — подтвердила Кира, — пусть поднимается к нам. Роман встрепенулся, кажется, будет хоть какое-то разнообразие. Через минуту в дальнем конце коридора раздался мелодичный звоночек, известивший о прибытии гостьи. В приемную вошла женщина лет сорока, невысокого роста, с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Она была словно сгусток энергии, почти шаровая молния, внезапно попавшая в закрытое помещение. — Здесь кабинет самого Воробьева? Как это приятно! Когда же можно войти к нему? Прямо сейчас? Чудесно. Как здесь интересно! Кира с улыбкой следила за ней. — Вашу сумку, — потребовал Роман, протянув руку. Он сразу вошел в образ требовательного охранника. — Меня проверили внизу, — возмутилась Горюнова, поправляя очки. Охранник по-прежнему держал перед собой руку. Она недовольно положила сумку на стол. Роман быстро осмотрел ее. Магнитофон, микрофон, кассета, ничего необычного. Косметика, платок. Он вернул сумку журналистке. — У вас десять минут, — улыбаясь, сказала Кира, — идите за мной. Обе женщины вошли в кабинет. Почти тут же Кира вышла и, усевшись за свой стол, подняла трубку внутреннего телефона, набрав номер телефона буфета. — Два кофе Аркадию Борисовичу, — попросила она, — у него гость. Роман снова сел на свой стул. Можно было не проверять журналистку. Но ему было скучно, а это хоть как-то развлекало. В приемную принесли поднос, накрытый салфеткой. Девушка в белом халате, оставив все на столе, улыбнулась Кире. Та, улыбнувшись в ответ, кивнула в знак благодарности и, поднявшись со своего места, взяла поднос, направляясь к кабинету. Роман, вскочив, открыл ей дверь. Едва Кира скрылась за дверью, как в приемную уверенным шагом вошла высокая светловолосая женщина. Она строго и испытующе посмотрела своими голубыми глазами на Романа. От неожиданности тот чуть не упал со стула. Это была сама Светлана Бабич, жена президента банка. Он вскочил со своего места. Служащим полагалось знать, кто жена их хозяина, тем более такая жена — Светлана Викторовна — и такого хозяина. — Я не слышал, как вы приехали, — растерянно произнес Роман. — Я воспользовалась президентским лифтом, — небрежно ответила женщина. В другом конце коридора был лифт, предназначенный только для президента банка. Кроме него, никто не смел садиться в этот лифт. Разумеется, для его жены было сделано исключение. Многие говорили, что основной капитал банка принадлежит ей, вернее, ее отцу — генералу Виктору Бабичу, заместителю командующего группы Западных войск в Германии, сумевшему нажить невероятное состояние на распродаже советского имущества, оставляемого в Европе. Кира вышла из приемной. — Это вы, — кажется, она не удивилась. — У него гости? — спросила Светлана Викторовна. — Журналистка, заканчивает через три минуты, — ответила Кира. — Доложите, что я пришла, — в голосе Бабич проскользнуло нетерпение. Кира кивнула головой и снова вошла в кабинет. Вышли они уже вдвоем. Вместе с журналисткой. — Я такая неловкая, — огорченно вздыхала Татьяна Горюнова, — вы меня простите, пожалуйста, так получилось, — говорила она, пытаясь закрыть сумку. Светлана Бабич с удивлением следила за ней. — Пожалуйста, Светлана Викторовна, — открыла двери кабинета Кира. Высоко подняв голову и уже ни на кого не глядя, Светлана Бабич вошла в кабинет. Кира мягко закрыла за ней дверь. — До свидания, — попрощалась Таня Горюнова, — вы меня простите еще раз. — Все в порядке, — мягко произнесла Кира, — до свидания. — Что произошло? — спросил Роман, когда журналистка вышла из приемной. — Ничего особенного, — махнула рукой Кира, — она разлила кофе, задела чашку рукой, когда убирала свой микрофон, и немного вылила на свое кресло и стол. Я уже вытерла. — Какая-то она несуразная, — вздохнул Назаров, прислоняясь к спинке стула. Снова раздался звонок. — Слушаю, — сняла трубку Кира. — К Аркадию Борисовичу еще одна посетительница. Красивая, — не удержался охранник, — зовут Марина Левина. Кажется, артистка, я ее где-то видел. Таких женщин в мире больше не осталось. — Пусть поднимается, — строго разрешила Кира. Охранник был армянин и, как всякий восточный человек, не мог удержаться от комплиментов в адрес стоявшей перед ним красивой женщины, слышавшей весь разговор. Вскоре раздался звонок лифта. Когда очередная гостья вошла в приемную. Роман уже стоял у дверей. Молодая женщина была действительно очень красива. Распущенные волосы блондинки, ровные, правильные черты лица, чуть вздернутый носик, придающий лицу неповторимое очарование. Несмотря на достаточно душную летнюю погоду, на гостье были темная блузка и красивые серые брюки, выгодно подчеркивающие длину ее ног. Через плечо был перекинута маленькая сумочка. Роман попросил скорее для порядка: — Дайте, пожалуйста, сумку. Быстро просмотрев содержимое, он вернул сумку гостье, постаравшись коснуться ее пальцев. — Подождите немного, — попросила Кира, — у Аркадия Борисовича сейчас люди. Гостья кивнула головой, села на одно из кресел, стоявших в приемной. Роман опустился на свой стул, но почти сразу же вскочил. Из кабинета Воробьева показалась его супруга. Кивнув на прощание Кире, она быстро вышла из приемной. — Идите, — пригласила в кабинет Воробьева красивую гостью Кира. Левина встала, поправила волосы, достала платок, вытерла лицо и вошла в кабинет. Кира наклонилась над бумагами. Минут через пять Левина вышла. Она была как-то странно задумчива и печальна. — До свидания, Кира, — сказала она, протягивая руку секретарю. Та протянула ей руку в ответ. Левина кивнула на прощание Роману, и вскоре из коридора послышался характерный звонок подошедшего лифта. Кира собрала бумаги и доложила Воробьеву. — Материалы, которые вы просили, у меня. Можно, я их принесу? Не получив ответа, она собрала бумаги и прошла в кабинет. Роман посмотрел на часы. До конца его смены еще полчаса. Его так утомляет это идиотское безделье! Сидеть по четыре часа у кабинета, ничего не делая, так можно с ума сойти. Даже книгу нельзя читать или смотреть телевизор, как в дежурке. Из кабинета вышла Кира. Она села за стол, посмотрела на часы, и в этот момент раздался звонок. — Кто говорит? — спросила Кира. — Сейчас соединю с Аркадием Борисовичем. Она включила переговорное устройство: — Аркадий Борисович, вам звонят из Министерства финансов. Вы просили соединить, когда они позвонят. Кира переключила телефон на хозяина кабинета, а сама, собрав бумаги и положив их на стол, вышла из приемной, оставив Назарова одного. Через минуту она вернулась. «Видимо, ходила в туалет, — подумал Роман. — Конечно, ей можно, а нам — нет». Через полчаса в приемной появился другой охранник — Валерий Кочкин. Назаров, с удовольствием уступив ему свой стул, вышел в коридор, доставая сигареты. Здесь курить не полагалось, но многие охранники с большим воодушевлением нарушали это правило. Открыв новую пачку и затянувшись, он пошел к лифту, еще не зная, что это будет его последняя пачка сигарет, открытая им на свободе. А в приемной раздался требовательный звонок внутреннего телефона. — Кира, — закричал в трубке кто-то очень нетерпеливый, — почему не отвечает Аркадий Борисович? Мы договаривались с ним в пять часов созвониться. Он не берет трубку своего прямого телефона. — Аркадий Борисович сейчас занят, — попыталась объяснить Кира. — Какой к черту занят? Он же всегда берет этот телефон сам. Если он в кабинете, пусть возьмет трубку. — Он просил его не беспокоить. — Соедини, говорю, это очень важно. Кира сильно колебалась. — Хорошо, — наконец сказала она, — сейчас я ему доложу, что вы звоните. Она подошла к дверям кабинета. Кочкин проводил ее взглядом. Она открыла дверь кабинета и, сделав три шага вглубь, внезапно застонала или закричала. Кочкин одним прыжком очутился у дверей. За столом сидел Аркадий Борисович Воробьев с простреленной головой. Все лицо было залито кровью. Он уже не дышал. В тот день он прилетел в Москву и по установившейся традиции заехал к Владимиру Владимировичу получить новое назначение и документы. Войдя в квартиру, он заметил сидевшего в глубине комнаты человека. Это его удивило. Раньше он никогда не встречался здесь с незнакомыми посетителями. Дронго прошел в комнату, несколько опасаясь неожиданной встречи, когда незнакомец, даже не повернувшись в его сторону, добродушно произнес: — Ну, вот наконец и встретились. И только затем повернулся. Не узнать полковника Родионова было невозможно. Хотя он сильно постарел, ведь прошло уже четыре года после их последней встречи. Объятия были крепкими, дружескими. — Рад, — говорил Родионов, — очень рад за тебя, родной ты мой. Думал, не вернешься. Или убьют где-нибудь. Снова подставят. Он улыбался, чуть прищуривая глаза за довольно плотными стеклами очков. Правда, взгляд, даже немного близорукий и старческий, был все такой же острый и цепкий, словно подмечающий все детали в облике собеседника. — Он ждал вас с самого утра, — Владимир Владимирович произнес это уже из кухни, куда он спешно отправился заваривать свой «фирменный» чай. — Что-нибудь случилось? — спросил Дронго, усаживаясь напротив своего бывшего руководителя. — Как тебе известно, я уже не в разведке, — начал Родионов, — ушел оттуда по принципиальным соображениям, еще когда начинался этот бардак. — Я помню, — серьезно ответил Дронго. Он знал, что подобная тема была самой трудной, самой болезненной для его коллег. Родионов чуть пригладил седые волосы, вздохнул: — Думал тогда, ты не вернешься из Великобритании. У тебя не было вообще никаких шансов. Затем, правда, узнал, что тебе вновь повезло. Хотя это, конечно, было не везение. Дронго молчал. В таких случаях лучше молчать. — Сначала трудно было без работы, — продолжал Родионов, — но потом меня взяли в коллегию адвокатов, пригодилось мое юридическое образование. Вот теперь уже три года, как я член коллегии адвокатов. Владимир Владимирович принес чай. — Угощайтесь, — приветливо предложил он. С Родионовым его связывала более чем тридцатипятилетняя дружба. — Понимаешь, какое дело, — Родионов не стал пить слишком горячий чай, лишь подвинул стакан с блюдечком к себе, — я веду одно уголовное дело. Непонятное какое-то, запутанное. И мой подзащитный получил пятнадцать лет по приговору суда. Хотя клянется, что не убивал человека. И вот не знаю почему — я ему верю. Да и доказательств никаких нет, что именно он убивал. Просто шумное дело, убийство банкира, газеты все центральные об этом писали. Вот суд и дал парню пятнадцать лет. Так сказать, в назидание другим. Как пример активной борьбы нашего судопроизводства с ростом насилия. И не учел никаких обстоятельств дела. А парень, между прочим, неплохой, жениться собирался скоро. Ребенка они ждали. Суд счел это одним из косвенных подтверждений его вины. Мол, пошел на убийство банкира из-за денег. Только не похоже, что эти деньги получил. Его невеста — лимитчица. Как жила в общежитии, так там и живет, теперь безо всякой надежды оттуда выбраться. — Это еще ничего не доказывает, — Дронго иногда бывал неузнаваемо жестким, словно другим человеком. И это раздражало прежде всего его самого. — Согласен, — Родионов взял наконец стакан с чаем, сделал несколько глотков, — но понимаешь, в чем дело, орудие убийства не нашли. — Типичный случай, — вздохнул Дронго, — у меня был во Франции похожий случай. Но и тогда убитый сам невольно помог своему убийце. — Думаешь, банкир сам застрелился? — Конечно, нет. Я ведь прекрасно знаю, какая разница между выстрелом в висок собственноручно и с расстояния. Пороховой поясок, ожоги, характерные изменения кожи — это может рассказать нам любой криминалист. — Они вынесли твердое решение — убийство, — кивнул Родионов, — и на основании их уверенности суд приговорил парня к такому суровому наказанию. — И оружие не было найдено? — В том-то и дело, что нет. А парня завтра отправляют в колонию. И ничего, похоже, нельзя сделать. Я, правда, подал кассационную жалобу в Верховный суд, но на него мало надежды, слишком громкое дело стало известно еще до своего рассмотрения. — Вы хотите, чтобы я с ним поговорил? — понял Дронго. — Да. И если можно, познакомился с материалами дела. Понимаешь, это очень важно. Я ведь помню, как ты работал нашим аналитиком, а в данном случае твои способности могут пригодиться. — Вы не верите в его виновность? — Не верю, — Родионов ответил сразу и достаточно твердо. — Когда мы поедем в тюрьму? Вы сможете мне выписать пропуск? Родионов переглянулся с хозяином квартиры. Оба старых профессионала улыбались. Они были убеждены в согласии Дронго, зная его характер. Через два часа Дронго уже сидел в Лефортовской тюрьме, в комнате, предназначенной для свиданий с заключенными, и внимательно читал приговор городского суда. Рядом с ним за столом расположился Родионов. Напротив сидел, опустив голову, Роман Назаров. Он был плохо выбрит, одежда сидела на нем как-то мешковато. Но самым печальным фактором, сразу отмеченным Дронго, были глаза заключенного. В них не было привычного вопроса или чувства протеста. В них явно просматривалось безразличие, а это было хуже всего. Парень был не просто разочарован всей машиной судопроизводства, внезапно свалившейся ему на голову. Он был сломлен. Дронго не любил общаться с заключенными. И тем более в такой непривычной обстановке и с человеком, обвиняемым в убийстве. Но, как и Родионов, он почти сразу каким-то шестым чувством профессионала почувствовал, что сидевший перед ним парень не мог совершить подобного хладнокровного убийства. Но от этого было еще обиднее. Уверенность обоих профессионалов, даже основанная на их подсознании и чувствах, еще не являлась строгим юридическим доказательством, и нужно было искать факты в защиту осужденного. Сложнее всего было получить пропуск для встречи с уже осужденным Романом Назаровым, и Родионову пришлось приложить максимум усилий, чтобы провести Дронго в тюрьму. Закончив читать приговор, Дронго медленно закрыл папку, отодвинул ее от себя и лишь затем приступил к беседе. Он понимал, как нелегко будет вспоминать уже осужденному все подробности того трагического дня. Он сознавал, что парень, и так раздавленный свалившимися на него трагическими обстоятельствами, может упустить ряд подробностей и забыть важные детали. Но от этого разговора в конечном итоге зависели судьба и жизнь Романа Назарова. И поэтому он должен был еще растерзать несчастного парня, донимая его своими вопросами. — Давай рассказывай мне все по порядку, — предложил Дронго, — но только внимательно, стараясь ничего не упустить. — Я уже рассказывал все много раз, — вздохнул Назаров. — Ничего, расскажешь еще раз, — вмешался Родионов, — и не спорь, не спорь. Это мы делаем для тебя. Поэтому я попросил своего товарища приехать сюда в тюрьму. Думаешь, легко было выбить и для него пропуск? Назаров молчал. «Наверно, у него плохая бритва, — вдруг подумал Дронго, — сильно скребет по коже, вызывая раздражение. Нужно будет попросить Родионова, чтобы принес парню новую бритву или купил бы ему новые лезвия». — Его никто не мог убить, — немного заученно произнес Назаров, — наверно, он застрелился сам. — А где пистолет? — нетерпеливо перебил заключенного Родионов, — ты нам глупости не говори. Все, что мог нагородить, уже сказал на суде. Никто не мог его убить, — передразнил он Назарова, — вот так говоришь, поэтому тебе и дают такой срок. Назаров опустил голову. Перспектива провести пятнадцать лет в лагерях сильно пугала его. В тюрьме он уже успел насмотреться всякого и теперь с ужасом ждал, что будет в колонии, где нравы были куда более «вольные». — Давай начнем с самого начала, — предложил Дронго. — Ты пришел на работу утром, верно? — Да, — кивнул парень, — раньше всех. — Ты видел, как Воробьев прошел в свой кабинет? Ты сам это видел? — Да, — парень удивился. — Вы думаете, его убили еще до моего прихода? Но этого не может быть. Я же говорил… — Я просмотрел твои показания, — кивнул Дронго, — но ты постарайся точно отвечать на мои вопросы. Предельно аккуратно и точно. Значит, ты видел, как пришел Аркадий Борисович? — Видел. Он пришел через десять минут после появления Киры. — Значит, Кира пришла раньше? — Верно. Раньше, — Назаров немного оживился, но в душе он считал появившегося незнакомца просто придирчивым идиотом. — Она пришла до того, как ты появился у дверей? — Нет, — Назаров не понимал смысла вопросов, но добросовестно отвечал на них, — нет, она пришла после меня. Он считает, что кто-то мог пронести оружие еще до прихода Романа Назарова, понял Родионов. Это, конечно, возможно, но куда тогда делось это чертово оружие? — Что было дальше? — Они начали работать. — Это я понимаю. Что они делали дальше? — Позвонил Воробьев и спросил, кто еще сегодня к нему придет. — Как именно он спросил, ты слышал? — У Киры на столе стоит переговорное устройство. Когда звонил Воробьев, все бывало слышно. Звук был обычно очень громкий. — Хорошо, — Дронго в первый раз подумал, что парень слишком туповат для такого испытания, дальше. — Он спросил, кто к нему придет. — Как именно он спросил? — Он сказал, — парень впервые наморщил лоб, такого конкретного вопроса никто ему не задавал, — он спросил: кто придет к нему… еще? — Точнее. — Он сказал: «Кира, кто еще придет ко мне?» Теперь точно. — А почему еще? Там что, были до этого посетители? Или, может, он с кем-то встречался с лифте? — Он не мог встречаться в лифте, — ответил Назаров, — у него был свой лифт, особый, президентский. А все приезжали на обычном лифте слева. Нет, у него никого не было в этот день. Это точно. — Что было дальше? — Потом пришла журналистка из «Независимой». Кажется, Горюнова. Ее допрашивали в суде. — Я не спрашиваю, кого допрашивали или нет, терпеливо поправил Назарова Дронго. — Мне важно знать, что было дальше. — Она пришла, и я проверил ее сумку. Там ничего не было. Журналистка прошла внутрь и взяла интервью у Аркадия Борисовича. Потом принесли кофе из буфета. Его принесла Лена, ее тоже потом допрашивали. Но кофе готовила не она, и в лифте, где она ехала, было много свидетелей. Лена передала поднос с кофе Кире, и та понесла поднос в кабинет Воробьева. — Поднос был накрыт салфеткой? — Да, но там пистолета не было, — упрямо сказал Назаров. — Откуда ты знаешь? — разозлился Родионов. — Вечно ты со своим мнением вылезаешь. — Две маленькие чашки были и кофейник, — упрямо возразил Назаров, — я видел. Там больше ничего не было. Поэтому и говорю. Кира внесла поднос и почти сразу вышла. В этот момент на президентском лифте к нам поднялась Светлана Викторовна, ну… значит, теперь вдова покойного. — Она воспользовалась лифтом Воробьева? — уточнил Дронго. — Да. И вошла в приемную. Кира ее увидела, когда вышла, и спросила, нет, сказала, что там журналистка. — А Светлана Викторовна не вошла? — Нет, она сказала, что будет ждать. Но попросила Киру доложить о своем приходе. — Она часто к вам приходила раньше? — Да, иногда заходила. — И всегда просила доложить о своем приходе? — усмехнулся Дронго. На жену преуспевающего банкира это мало похоже. — Она всегда ждала в приемной, если у Аркадия Борисовича были посетители. Он не разрешал никому входить без доклада, даже ей. Строгий был очень. — Ясно. Давай дальше. — Журналистка вышла, и она вошла. — Дальше. — Журналистка ушла. Да, я вспомнил, она разлила кофе. Извинялась перед Кирой, что такая неловкая. Та ее успокаивала, она разлила кофе на стол, когда убирала микрофон. Кира сказала, что успела все вытереть. — Понятно. — Потом пришла эта артистка Марина Левина. Она немного подождала, пока вышла Светлана Викторовна, и вошла в кабинет. Но тоже была недолго, минут пять-десять. И быстро ушла. Потом Кира понесла какие-то бумаги. — Значит, Кира была последней, кто видел Воробьева живым? — Да, но после того, как она к нему зашла, позвонили из Министерства финансов. И она при мне соединила Воробьева с позвонившим. Они разговаривали, а потом Кира вышла. И когда вернулась, ушел я. Пришел Кочкин. И не успел я доехать до первого этажа, как все стали кричать, суетиться, и выяснилось, что был убит Аркадий Борисович. — Подробнее, пожалуйста, как вы уходили. Значит, Аркадий Борисович поговорил по телефону, потом Кира куда-то вышла. — В туалет, наверно. — Возможно. Что было дальше? Вспоминайте очень подробно. — Значит, так. Кира пришла. Я курить очень хотел, но не мог. Поэтому все время смотрел на часы. Как только пришел Кочкин, я достал сигареты и, уступив ему свой пост, пошел к лифту. — К какому лифту? — К служебному, конечно. К обычному. — В коридоре никого не встретили? — Встретил. Денисов там был. Завязывал шнурки. Я хотел его подождать, но он махнул рукой, езжай, говорит. — А кто такой этот Денисов? — Из планового отдела. Ему за пятьдесят, но он еще держится. Даже волосы, говорят, красит. — Он в суде выступал? — Да, его тоже допрашивали. Но он не заходил к нам в приемную, это точно. — Значит, в лифте вы ехали один? — Да. Доехал до первого и услышал крики. Вот и все. По всем фактам виновный я получаюсь, — Назаров опустил голову. Дронго протянул ему пачку предварительно приготовленных сигарет. — Курите. Парень жадно затянулся. Дронго смотрел на него со смешанным чувством жалости и недоумения. Непонятно каким образом подставленный, Назаров явно не годился на роль хладнокровного убийцы, сумевшего продумать хитроумный план устранения банкира и совершить это с такой поражающей воображение легкостью. Здесь что-то не сходилось, и он это чувствовал. Они разговаривали еще минут пятнадцать-двадцать, пока наконец Дронго, отдав еще одну пачку сигарет, не закончил своего своеобразного допроса. — Спасибо, Роман, — поблагодарил он заключенного, — думаю, ты мне очень помог. Назаров поднялся. Он уже знал, что завтра его отправляют по этапу, несмотря на кассационную жалобу адвоката. Тюрьмы были переполнены, и ответа на жалобу заключенный мог вполне дождаться в колонии, «справедливо» считало тюремное начальство. Больше никаких надежд не оставалось. В его глазах теперь остался только страх и боль от всего пережитого. — Вам больше ничего не нужно? — спросил Назаров. — Спасибо, больше ничего. Назаров, судорожно достав носовой платок, вытер лоб. Дронго обратил внимание на платок. — Откуда? — спросил он. У Назарова не могло быть такого хорошего хлопчатобумажного платка. — Кира принесла, — виновато сказал Назаров, — жалеет меня. Больше не было произнесено ни слова. Только перед уходом Назаров еще раз оглянулся и как-то виновато улыбнулся, вернее, попытался улыбнуться, отчего его лицо приняло какое-то страдальческое выражение, и вышел из комнаты. — Что ты думаешь? — сразу спросил Родионов у Дронго. — Ясно одно, — услышал он невозмутимый ответ, — парень никого не убивал. Нужно искать убийцу. На киностудию, куда они поехали по предложению Дронго, попасть было сложнее, чем в тюрьму. Коммерческие структуры, цепко оккупировавшие бывшие павильоны киностудии, выставили надежный заслон из военизированной охраны, не пропускавшей на территорию охраняемого объекта никого из посторонних. Пришлось долго доказывать бестолковым охранникам, куда и зачем они идут. Только пройдя на территорию студии, они поняли, что могут потратить здесь весь день в поисках нужного им человека. Пришлось идти в еще сохранившийся отдел кадров. Сидевшая там старушка ласково сообщила, что в отделе давно никто не работает. Но про Марину Левину она все знает. Та снималась в картине Креонова и теперь вдруг заболела. А сам Игорь Креонов очень недоволен этим обстоятельством. Некоторые говорили, передала им добросовестная старушка, что он думает даже поменять артистку на главную роль. Пришлось искать Креонова, на его поиски они потратили почти час, пока наконец не нашли его сидевшим в мрачной задумчивости в огромном пустом павильоне. У маэстро явно не было настроения. Заслышав шаги за спиной, он даже не обернулся. — Чего вам? — недовольно спросил режиссер, решив, что это кто-то из его ассистентов. — Простите, — извинился Дронго, — мы хотели бы с вами переговорить. — Креонов обернулся. Медленно встал со стула. — Журналисты, что ли? — прохрипел он. — Не похожи. Или коммерсанты с очередной бредовой идеей? Тоже не похожи. Так кто вы и что вам нужно? Креонов был режиссером с мировым именем. Его седой ежик волос часто мелькал на самых престижных кинофестивалях, где его хорошо знали. — Простите, — сказал Дронго еще раз, — мы ищем вашу актрису Марину Левину. Вы не могли бы нам помочь? — А почему я вообще должен помогать вам? — Режиссер явно разозлился. — Эта нахалка исчезла две недели назад и ничего никому не сказала. Теперь заявляетесь вы и говорите, что ее ищете. Я тоже ее ищу. Но она ведь не появляется здесь. — Она заболела? — Не знаю и не хочу знать. А кто вы такие? — Мы адвокаты, — вмешался Родионов, — сейчас ведем расследование одного уголовного дела. — Хм, адвокаты. Что-то не очень вы похожи на адвокатов. Скорее на товарищей в «мышином пальто», — не без иронии ответил Креонов, — но я действительно не знаю, куда она делась. Если, конечно, очередной ее воздыхатель не увез ее на Канары. — А она была на Канарах? — быстро спросил Дронго. — Была. Три месяца назад. Какой-то банк оплатил ей расходы. А теперь вот вообще исчезла. Может, опять с кем-то сбежала. Как вы думаете? — Не знаю, — Дронго улыбнулся. Ему нравился этот режиссер и его фильмы, — но, думаю, вы правы: в любом случае это безобразие. — Вы смеетесь. — Нужно отдать должное Креонову, он разбирался в малейших интонациях человеческого голоса. — Конечно, нет. Просто она нам действительно очень нужна. — Да, — режиссер огляделся. — Саша! — внезапно крикнул он изо всех сил. — Саша, где ты? Откуда-то из-за ящиков, сложенных в углу, донесся голос молодого ассистента: — Я здесь, Игорь Николаевич. — Найди и дай им адрес и телефон Левиной. Только быстро. И чтоб больше меня не отвлекали. Всего хорошего, господа. Вы все-таки совсем не похожи на адвокатов. С этими словами режиссер снова повернулся к ним спиной и сел на стул. Получив адрес, они покинули павильон и вышли на улицу. — Мне понадобятся помощники, — сказал Дронго, взглянув на часы. — Да? — удивился Родионов. — Какие помощники? — Когда отправляют завтра Назарова? — В два часа дня, кажется, после обеда. А почему ты спрашиваешь? — Нужно успеть что-нибудь придумать до двух часов дня. — Не понял. — Кажется, у меня появился какой-то план. Но мне нужны помощники. Желательно двое. У вас есть помощники? — Нет, конечно. Хотя у нас двое студентов сейчас проходят практику. Но они уже давно закончили работу. Сейчас ведь седьмой час вечера. — Вы можете их найти? — Постараюсь. Что им сказать? — Обещайте участие в расследовании интересного дела. Студентам такая практика будет только на пользу. И пусть они приедут через час куда-нибудь в центр. Например, к памятнику Маяковского. Сумеете их найти? — Теперь просто обязан. Ладно, не беспокойся. Будут тебе два помощника. В крайнем случае племянников позову. Они ребята смышленые. Один археолог, привык во всем копаться, другой врач, тоже подходящая профессия. — Это даже лучше, — обрадовался Дронго, — как их зовут? — Коля и Семен. — Тогда вы постарайтесь найти их, а я поеду к Кире. Хочу поговорить с ней один на один. — Ты знаешь, где она живет? — Я же читал приговор суда. А там указаны были и адреса свидетелей. — Договорились. Тогда встречаемся через два часа у меня дома. Не забыл, где моя квартира? — Не забыл. Приеду обязательно. Расставшись с Родионовым, он спустился на станцию метро. Всюду толкались люди. В это время лучше было не появляться в метро вообще, но на такси было мало надежды. Москва была, пожалуй, единственным крупным городом, где не было городского такси, а имевшиеся частники брали порой совершенно неприличную плату за проезд. Пришлось толкаться в метро, где давились люди, спешившие после работы домой. Проехав несколько станций, он пожалел, что не взял такси, но мужественно решил держаться до конца. Доехав до места назначения, он долго искал дом Киры, затем так же долго искал ее квартиру, обходя каждый подъезд. Внизу не было никаких табличек, и приходилось заходить по очереди в каждый подъезд в надежде отыскать восемьдесят девятую квартиру. Наконец он нашел квартиру, где должна была проживать секретарь убитого Воробьева. Но дверь ему открыл какой-то молодой парень. — Извините меня, — начал Дронго, — я ищу Киру. Приехал из банка, у меня к ней важное дело. — Ничего не выйдет, — улыбнулся молодой человек, — Кира уже неделю как здесь не живет. Теперь это моя квартира. — Простите, я вас не понял. Она продала вам квартиру? — Да. И уехала неделю назад. Кажется, в Каунас, там у нее живут родственники. — А мы все думали, почему она не приходит на работу, — пробормотал Дронго, стараясь не показывать своего удивления. — Разве она не уволилась? — Парень оглянулся, позвав кого-то. — Валя, иди сюда. Здесь бывшую хозяйку спрашивают. Рядом с молодым человеком возникло бесформенное существо лет тридцати с нечесаной головой и грязном халате. — Че надо? — Вы не знаете, куда уехала Кира? — Не знаю и знать не хочу. А квартирку-то мы законно купили. Как полагается, все оформили. И деньги внесли. — Он не за этим пришел, — вмешался парень. — Да хоть бы и за этим. Все законно. Квартира наша. — А куда уехала Кира? — И знать не хочу куда. В Литву, говорила. Скатертью ей дорога. Как хозяина ее, благодетеля, убили, так она и сбежала. Мне какое до нее дело? — Он из банка пришел. Киру ищет, — вставил наконец хозяин квартиры. — В банке что-нибудь украла? — презрительно сморщилась хозяйка. — Нет, просто мне она нужна, — наконец вставил Дронго, — а давно вы купили эту квартиру? — Все-таки про квартиру узнавать пришел, — снова взъелась хозяйка. — Да нет, мне Кира нужна. — Нету ее, нету. И больше к нам не ходите! Нету. Она оттащила от дверей своего супруга и хлопнула дверью. Ситуация из трагической становилась фарсовой, приобретала черты какого-то смешного водевиля, если не помнить глаза Романа Назарова. А он помнил этот взгляд и не собирался сдаваться. Но здесь он уже ничего не мог выяснить. Пришлось снова возвращаться в метро. На этот раз он выбрался из вагона со значительно меньшими усилиями. Основной пик нагрузок уже спал, и в метро было не так много людей. Он сделал две пересадки и проехал в общей сложности одиннадцать станций, прежде чем нашел нужную ему станцию, рядом с которой находился дом журналистки Горюновой. Он нашел улицу и дом почти сразу, благо они были расположены на соседней с выходом из метро улице. Квартиру ему открыла сама Таня Горюнова. Она была в очках, придававших ей какой-то серьезный вид, так не вязавшийся с ее мальчишеской стрижкой, потертыми джинсами и вязаным свитером, надетым, очевидно, на голое тело. — Вам кого? — весело спросила женщина. — Вы Татьяна Горюнова? — При необходимости он умел производить впечатление на женщин, покоряя их своим шармом. — Да, а вы, простите, кто? — Я из частного сыскного агентства. Моя фамилия… — он придумал первую попавшуюся фамилию, — и мне хотелось бы поговорить с вами. — Заходите, — пожала плечами женщина, пропуская его внутрь. При том она попридержала ногой кота, уже собиравшегося выскочить за дверь. Дронго вошел в квартиру, прошел в большую гостиную. Журналистка жила с мамой и большим сиамским котом. Отсутствие детей и мужчин ощущалось в квартире почти энергетически, словно некоторые силовые линии, пронзавшие пространство этих комнат, были не заполнены какой-то необходимой массой. Здесь, в этой квартире, было ощущение остановившегося времени. Несмотря на всю энергию, так излучаемую Горюновой, обстановка в квартире, очевидно, не менялась с конца шестидесятых. В гостиную вышла мать Горюновой, поразительно похожая на свою дочь. Только без очков и с более мягкими чертами лица. — Добрый вечер, — сказала старая женщина, она привыкла не удивляться неожиданным визитерам дочери, ее ночным гостям, — вы будете пить с нами чай? Ему сразу понравилась эта милая, спокойная женщина. — Обязательно, — улыбнулся Дронго. В гостиной наконец появилась и сама Таня Горюнова. Ей было уже под сорок, но на работе и дома ее по-прежнему называли Таней, словно стараясь сгладить тяжкую ношу ее позднего девичества. Горюнова была талантливой журналисткой и женщиной с неудавшейся судьбой. Такое иногда тоже случалось, и горевшая на работе журналистка превращалась в быту в обыкновенный «синий чулок». — Чем я могу быть вам полезна? — Горюнова села на диван. — Я по делу об убийстве банкира Воробьева. — Аркадия Борисовича, — оживилась Горюнова, — конечно, как я сразу не догадалась. Так ведь этому несчастному парню дали пятнадцать лет. — А почему вы решили, что он несчастный? — Но он же не убивал, — возмутилась Горюнова, — это так очевидно! Я видела этого парня. Типичный деревенский парень, не способный продумать на два хода вперед. Неужели вы думаете, я могу поверить в его виновность? — С вами интересно разговаривать, — оживился Дронго, — так, кажется, нужно говорить в подобных случаях. А кто тогда убийца? — Не знаю, кто угодно, но только не он, — тряхнула своей мальчишеской челкой Горюнова. Ее мать внесла чай в старинных, возможно, перешедших к ним по наследству, больших, красиво расписанных чашках. — Угощайтесь, — ласково сказала она, медленно выходя из комнаты. Мать журналистки была умной женщиной и справедливо считала, что у пришедшего в их дом так поздно мужчины могут быть свои, более конкретные интересы. — Куда тогда делся пистолет? — спросил Дронго. — Не знаю, но его могли забрать убийцы. Да мало ли что там могло произойти! Но в любом случае это не Назаров. Я видела его глаза на суде. — Это не доказательство. — Знаю, но я чувствую, что здесь что-то не так. — Вы пришли к Воробьеву раньше всех. Верно? — Кажется, да. Во всяком случае, у него в приемной никого не было. Кроме его секретаря. Красивая такая девушка Кира. И этого несчастного парня. — Вы не заметили в кабинете банкира ничего подозрительного? — Конечно, нет, меня об этом и следователи спрашивали. Ничего необычного не было. Мы сели за столик, поговорили, и я вышла. Пейте чай, а то он остынет. — Спасибо. Вы, кажется, разлили там кофе. — Ах это… — Женщина чуть покраснела. — Да, я случайно задела чашку с кофе и пролила на стол и кресла. — Простите, вы разлили кофе на себя? — Можно сказать так. Я обычно хожу в джинсах. И хотя я успела вскочить, кофе пролился на кресла, и там уже невозможно было сидеть. — Вы сразу вышли? — Мне сказали, что пришла его супруга, и я вышла. — Когда вы вошли, Назаров проверял вашу сумку? Конечно. Все лично проверил. Хотя охранники проверяли меня и внизу тоже. И, кстати, очень тщательно, словно чувствовали в тот день, что скоро убьют их хозяина. — Вы наблюдательны… — У нас просто схожие профессии. Я ушла и увидела, как к нему заходит его супруга. Кстати, неприятная особа. Она даже не поздоровалась со мной в суде, словно не видела меня в тот день. А вот Марина Левина, такая известная актриса, меня сразу узнала. Мы ведь в тот день с ней виделись внизу, на первом этаже, у лифта. — Вы не можете описать, как была одета Левина? — Конечно, могу. На ней были светлые брюки серого цвета и темная блузка. По-моему, от Сен-Лорана. А вот Светлана Викторовна была в темном красивом платье. И сверху был легкий плащ, хотя было довольно тепло. — А в руках у жены Воробьева что-нибудь было? — Сумка. Довольно красивая. Не знаю «от кого», но очень стильная. Такие сумочки стоят, наверное, целое состояние. Горюнова говорила об этом без зависти. Просто констатировала факт. — А вот у Марины Левиной была маленькая стеганая сумочка. На цепочке. Такая «а-ля Шанель». — А у вас? — У меня была моя журналистская сумка. Она служит мне уже восемь лет. Вас интересует мое платье тоже? — Нет, — улыбнулся Дронго, — ваш наряд меня интересует меньше. Вы гораздо интереснее как человек и без обсуждения ваших нарядов. А громкие названия меня как-то мало интересуют. — Спасибо. А вы действительно из частного агентства? — Не похоже? — Слишком интеллигентны для любителя. — Будем считать, что вы вернули мне комплимент. Можно попросить вашу маму налить мне снова чай? Горюнова, улыбнувшись, встала и поспешила на кухню. На квартиру к Родионову он приехал только через три часа, уже глубокой ночью. Оба племянника адвоката ждали его, несмотря на поздний час. — Значит, так, ребята, — сказал Дронго, познакомившись с обоими молодыми людьми. Каждому из вас будет очень важное задание. Только мне нужно, чтобы вы справились до полудня. Поэтому прямо с раннего утра приступайте к работе. — Тебе что-нибудь удалось узнать? — спросил Родионов. — Кира уволилась из банка и уехала из Москвы. Насчет увольнения точно сказать не могу, а вот насчет отъезда — точно. Сам проверял. — Думаешь, все-таки она, — помрачнел Родионов. — Пока все только догадки. В любом случае ее спешный отъезд — это еще не доказательство. А вот у Горюновой мне удалось узнать кое-какие интересные подробности. Думаю, завтра, если мы хорошо поработаем, сумеем кое-что прояснить. Значит, так, ребята, ты поедешь в министерство, а ты — в туристическое агентство. Узнай сначала в банке, кто именно сотрудничает с ними, кто конкретно работал с покойным Воробьевым. Потом на всякий случай заедешь еще в больницу. Вот адрес. Родионов слушал, ничего не понимая. — И ты сможешь сказать мне завтра, кто убийца? — Думаю, что могу сказать уже сегодня. Но мне нужно окончательное подтверждение. А его я получу только завтра, после двенадцати. В этот день Родионов поехал в банк, где должен был ждать Дронго в одиннадцать часов дня. Ровно без пяти одиннадцать внизу, у охранников, зазвонил телефон. Неизвестный просил господина Родионова, сидящего тут же в холле, приехать в гостиницу «Пекин», где адвоката должен был ждать друг. Заинтригованный таким необычным звонком, Родионов прождал Дронго еще полчаса и лишь затем поехал в гостиницу. В холле гостиницы его уже ждал сам Дронго. — Для чего такие секреты? — удивился Родионов. — Почему ты не позвонил сам? — Был очень занят, улыбнулся Дронго. — Пойдемте обедать в ресторан. Сейчас должны приехать ваши ребята. — А кто звонил? — Я сам. — А почему меня не позвал к телефону? — Мне нужно было поставить один маленький эксперимент. Кажется, я его поставил. Теперь я уже почти наверняка знаю, как убили банкира. Но давайте пойдем пообедаем и подождем ваших племянников. Они прошли в ресторан. Родионова там знали в лицо, гостиница «Пекин» раньше находилась в курации Комитета государственной безопасности СССР, и здесь размещались многие офицеры, легально прибывающие в командировку в Москву. А полковник Родионов часто появлялся в гостинице, встречаясь с гостями. Они сели за столик, и Родионов заказал легкие закуски. В столь ранний час обедать не хотелось. — Ты хочешь сказать, что знаешь, кто убийца Воробьева? — Думаю, да. — И ты можешь доказательно объяснить, куда делось оружие? — Безусловно. — Тогда чего ты ждешь? Ненавижу эти театральные эффекты. — Уже ничего. Вот пришел ваш первый племянник. Сейчас послушаем, что скажет Николай. Вошедший парень нерешительно мялся на пороге ресторана, не решаясь войти. Дронго поманил его рукой. — Ну что, молодой человек, — строго спросил он, — рассказывайте о ваших успехах. — Был в министерстве. Обошел все отделы, связанные с банком. В тот день никто не звонил. Я проверил всех сотрудников, связанных с этим банком. Никто не помнит такого разговора. — Очень хорошо. Дальше. — Как вы и просили, я заехал в офис госпожи Бабич. Разговаривал с ее секретаршей. Она мне подтвердила, что женщины встречались за два дня до убийства. — Это была она? Секретарша не могла ошибиться? — Нет. Точно была она. Никакой ошибки. — Вы можете мне объяснить, что здесь происходит? — не выдержал Родионов. — Я пока ничего не понимаю. Кто такая она? С кем встречались женщины? — Немного терпения, — улыбнулся Дронго, — скоро должен появиться и ваш второй племянник. Через десять минут действительно в ресторан вбежал второй племянник, уже практикующий врач, который, очевидно, принес важные сведения. Он задыхался, хватая воздух губами, но на лице было нескрываемое торжество. — Все узнал, — радостно сообщил он, — туристическая фирма «Алтай». Они давно сотрудничают с банком. «Алтай» оплатил из собственных средств поездку по классу «люкс» одной пары три месяца назад. В заявке было указано, что это сделано по заказу господина Воробьева. — Молодец, — похвалил его Дронго, — как тебе удалось посмотреть документы? — В «Алтае» работает заместителем директора мой бывший одноклассник. Он мне все и показал. Даже стоимость апартаментов на Канарах тоже была указана. Вся поездка обошлась в шесть тысяч восемьсот долларов. Не считая их расходов на самом острове, конечно. — Понятно. А в больнице был? — Был. Она действительно стояла на учете. В больнице там все ребята знакомые. Вот я и разузнал про нее. Сначала не говорили, потом раскололись. Она лежала у них в больнице. — Делала аборт? — На сохранении. Но у нее был выкидыш. — Вот это новость, — тихо произнес Дронго, — кажется, здесь интуиция меня несколько подвела. — Ты уже получил все сведения? — спросил Родионов. — Да, получил. — Так, может, наконец ты расскажешь нам, что происходит? — уже злился Родионов. — Конечно, расскажу. У нас есть еще полтора часа времени, — Дронго взглянул на часы. — Кроме того, я жду еще одного звонка. Мне позвонят прямо сюда, в ресторан. — Перестань говорить загадками. Рассказывай, что тебе удалось выяснить. — Начнем с того, что с самого начала я понимал — пистолет должен был быть в кабинете в момент убийства, а затем унесен оттуда предполагаемым убийцей. Но Назаров этого сделать никак не мог. А спрятать пистолет в кабинете или в приемной у него не было никаких шансов — там все очень тщательно проверяли. Я читал протоколы осмотра места происшествия. Значит, оставалось предположить, что пистолет унес кто-то другой. Но кто именно? Мне не понравилось, когда Роман, рассказывая вчера, сказал, что Воробьев, утром позвонив своей секретарше, спросил «кто еще?». Что значит «кто еще»? Ведь до этого у него не было никаких посетителей. Кира сказала ему, что будут Левина и Горюнова. О жене не было произнесено ни слова. Значит, он знал заранее, что жена в этот день появится у него. Соответственно об этом знала и его супруга. Видимо, у них должна была состояться какая-то важная встреча. Тогда я понял, что пронести в банк оружие могла только супруга Воробьева в своей сумке. Ее, разумеется, никто не проверял. А вот сумочки Левиной и Горюновой тщательно осматривались. — Ты думаешь, что это она! — изумился Родионов. — Оружие принесла, безусловно, она. Но не стреляла сама. Дело в том, что Светлана Викторовна передала пистолет Кире, которая и выстрелила в своего «благодетеля». Так, кстати, говорили об Аркадии Борисовиче люди, купившие квартиру Киры. Видимо, он помогал в свое время покупать квартиру для Киры. — А куда потом делся пистолет? — Она вынесла пистолет в коридор и передала его ожидавшей в коридоре Светлане Бабич. А та спокойно унесла оружие из банка, по пути домой найдя возможность от него избавиться. Светлана Викторовна встречалась с Кирой у себя в офисе за два дня до убийства банкира. Согласитесь, что красивые секретарши, хотя мне больше нравится слово «секретари», не так часто встречаются с женами своих начальников вне служебного времени. — Это все не доказательства, — возразил Родионов, — пока у нас нет никаких фактов. Только голые рассуждения, пусть даже и очень оригинальные. — Верно. Но в тот день произошло еще одно событие, которое убийцы не могли предусмотреть. Журналистка Горюнова во время интервью с Аркадием Борисовичем нечаянно Разлила кофе на кресло. Почти всю чашку. Подобный прокол не мог быть предусмотрен никаким сценарием. А после ее визита и визита Светланы Бабич в кабинет вошла Марина Левина, которая во всех своих показаниях уверяла что сидела именно в этом кресле. Вы меня понимаете? Ведь этого никак не могло быть! В тот день Левина была в светлых серых брюках. Она просто испачкала бы себе брюки. — Это уже более конкретно, — согласился Родионов, — здесь есть хоть конкретный факт. — Слушайте дальше. Туристическое агентство «Алтай» отправило три месяца назад на Канарские острова Воробьева с… Мариной Левиной. Именно тогда она исчезла. Утром я сумел проверить, у нее была в паспорте испанская виза. А вот Светлана Бабич, наоборот, никогда не бывала на Канарах. Улавливаете? Они были вместе, и Левина ждала ребенка. Думаю, Аркадий Борисович не очень хотел ребенка, так сильно компрометирующего его своим появлением. Раньше я считал, что так думала и Левина. Но теперь знаю, что она ждала этого ребенка. А вот сохранить не смогла. Судя по тому, что нам рассказал Семен, она потеряла своего ребенка почти полмесяца назад. В последнее время Воробьев сильно пил, и это могло сказаться и на его самочувствии. И тогда все встало на свои места. Светлана Викторовна, знавшая очень много о своем муже, давно мечтала от него избавиться. Очевидно, не очень любила своего старого хозяина и Кира. А Марина Левина его просто должна была ненавидеть. И решила стать невольным соучастником преступления. Светлана Викторовна в тот день принесла оружие в своей сумочке. Из пистолета стреляла Кира, кстати, у нее был выполнен даже кандидатский норматив, так хорошо она стреляла. Затем Бабич унесла оружие. Но тут появляется Левина, которая должна обеспечить алиби. Когда она вошла в кабинет, Аркадий Борисович был уже мертв. Но она не прошла к столику и не села в кресло, ведь подходить к покойному ей совсем не хотелось. Она просто встала у дверей, глядя на своего бывшего возлюбленного, уже сидевшего с пулей в виске. Несчастная Левина даже не подозревала, что в кресло она сесть не может, там было еще сыро от пролитого Татьяной Горюновой кофе. Постояв так немного, она вышла из кабинета и ушла. А в это время Светлана Бабич, позвонив Кире, передала на коммутатор банка, что хотят говорить с Аркадием Борисовичем. Голоса ее никто не знал, она обычно звонила мужу по прямому телефону или в автомобиль. Поэтому ее голоса никто и не знал. Она позвонила и попросила соединить ее с Кирой, сообщив, что беспокоят сотрудники Министерства финансов. Судя по проверке, никакие сотрудники министерства в те дни не звонили. Значит, это была липа, обман с целью еще раз обеспечить алиби Кире, а заодно и самой Марине Левиной. Ведь Воробьев к тому времени был уже мертв. Круг замкнулся. Сам Назаров, дававший показания, утверждает, что перед выходом Киры банкир говорил с работниками Министерства финансов. Разговор он, конечно, не слышал. Просто Кира позвонила по селектору, сообщив, что с Аркадием Борисовичем хотят говорить. Теперь, когда у нее тоже было прочное алиби, она вышла из приемной. И несчастный Назаров остался один на несколько мгновений, во время которых он не мог так быстро убить банкира и спрятать оружие. Вот вам и разгадка этого странного преступления. По моим сведениям, сейчас Кира живет в Каунасе. Банк перевел ей в Каунас более ста тысяч долларов. Согласитесь, это неплохая плата за молчание. В этот момент к их столику подошел официант. — Там, кажется, вызывают кого-то из вас, — сказал он, наклонившись. Дронго, быстро пройдя к столику администратора, взял трубку. Выслушав какое-то сообщение, он удовлетворенно кивнул головой и вернулся на место. — Кира оказалась более сентиментальной. Она даже навещала Романа Назарова в тюрьме, словно пытаясь загладить, замять свою вину перед ним. — Нужно срочно ехать к жене Воробьева. — Поздно, — вздохнул Дронго. — Что поздно? — не понял Родионов. — Звонили из аэропорта Шереметьево. Она только что вылетела в Голландию. Когда вернется, неизвестно. — А Марина Левина? — Несчастная женщина. Думаю, она все подтвердит. Потеря ребенка заставила ее пойти на крайние меры, и она согласилась стать соучастницей Светланы Бабич и Киры, рассчитывая в будущем на благосклонность вдовы погибшего. — Как все просто, — сказал Семен. — А почему этого не могли понять следователи, ведущие расследование? — Они рассуждали правильно, — возразил Дронго, — никому и в голову не могло прийти, что сразу три женщины могут договориться. Это так не похоже на женщин вообще. А тем более на соперниц. Но, видимо, покойный порядком надоел всем своим возлюбленным, и от него решили коллективно избавиться. Вот и выбрали такой сложный метод. Но помешали всего два небольших обстоятельства. Сначала неожиданный звонок заместителя Воробьева, потребовавшего немедленного разговора с банкиром. И, во-вторых, чашка кофе, пролитая именно на гостевое кресло. И этого оказалось достаточно, чтобы сломать такую блестящую подготовку. Вот и все ваше преступление. Думаю, Марина Левина уже готова дать показания. — Мы сумеем задержать отправку Назарова в лагерь, — поднялся Родионов, — ты просто молодец. Сумел так блестяще все просчитать. — Это твои племянники молодцы, — улыбнулся Дронго, — можешь их благодарить. А я просто немного поразмышлял. — Вы всегда так размышляете? — спросил Николай. — Только когда нужно кого-то спасти, — очень серьезно ответил Дронго, — и помочь своему другу. К ним уже подходил официант, протягивая счет за обед. |
||
|