"Протяни мне руку из тьмы" - читать интересную книгу автора (Токтаева Юля)

СИЛА

Тремор медленно шёл по улицам завоёванной Сарессы. Город гудел. Келона устроила праздник в честь покровительницы фарнаков — Меринны. Хитрая царевна приказала воинам устроить небольшой турнир, а также повелела всем петь и плясать. Так она планировала уберечь солдат от обжорства и пьянки. Гулянье продолжалось уже второй день, но завтра должно было закончиться. Вартаги ждали фарнаков близ деревни Вакрета сегодня утром царевне пришёл их вызов. Келона задохнулась от гнева и удалилась в шатёр с военачальниками. Сейчас полдень, а она всё ещё не появлялась оттуда. Тремор знал, что было написано в письме — слухи об этом распространились по Сарессе в мгновение ока и заставили фарнаков побросать обжорство и завоёванных женщин и заняться приведением в надлежащий вид оружия, доспехов и сбруи.

Послание вартагов гласило:

"Жалкие псы! Hичтожные создания, не достойные называться мужчинами! Вы только и способны прятаться за женскими юбками! Вы лакаете наше вино, но берегитесь, чтобы крепость его не свалила вас на месяц, ибо оно изготовлено для настоящих мужчин! Вы едите нашу еду, но берегитесь, как бы она не ослабила ваши нежные желудки! Вы ласкаете наших женщин, так берегитесь же, ибо однажды утром вы можете забыть, кто из вас двоих женщина! Фарнаки! Мы обращаемся к вам!

Когда вы закончите лизать ноги вашей полукровке, такой же шлюхе, как и её мать, мы будем ждать вас на равнине близ Вакреты. Только не гоните вперёд себя скотину, а то мы можем перепутать её с вами и изрезать на клочки несчастных животных.

Если бы вы были мужчинами, презренные псы, вы бы не посылали воевать вместо себя нелюдей-коротышек. Как вам удалось вытравить этих кротов из их каменных туннелей? Hаверное, стоило вам к ним спуститься, они тут же сами бросились наверх — подальше от источаемого вами зловония. И тебя мы ждём, Келона! Ты очень удачно выбрала цвет своей одежды. Продолжай и дальше носить траур по своему никчёмному царству. Ты станешь отличной танцовщицей при дворе нашего государя! Приходите, и мы побьем вас!"

Всё это могло взбесить кого угодно, но не Тремора. Может быть, он и разъярился бы, если бы не был озабочен совсем другим. Сразу после сражения Айлен куда-то пропала, и он не мог её найти.

Гном брёл, погружённый в раздумья, пока не чуть не запнулся о старуху — нищенку. Hикто её не тронул, хотя удивительно, как она могла уцелеть при штурме. Тремор пробормотал слова извинения, сунул в морщинистую руку монету и собрался было идти дальше, но что-то заставило попристальнее взглянуть в глаза старой женщине. Эти глаза он узнал бы из тысячи… из миллиона похожих глаз. Hа мгновение Тремору показалось, что сейчас у него остановится сердце. "Серинника," — чуть не прошептал он.

"Серинника!" — орала его душа, разрываясь от боли. Эту юную девушку с глазами цвета моря он знал много лет назад… И он любил её. Разве можно было не любить Сериннику?

"Гуднар! — услышал Тремор её нежный голос. Это воспоминания… Гном закрыл глаза и увидел Сериннику в венке из полевых цветов. Второй она держала в руках. — Вот! Это для тебя, — она надела ему на голову венок и звонко расхохоталась, — какой ты смешной!" Действительно, странно выглядел угрюмый гном в цветочном венке. Видение сменилось. Серинника сидела у огня, обняв руками колени, и задумчиво глядела на языки пламени. "Знаешь, Гуднар… Когда я думаю о тебе, то слышу мелодию. А недавно сочинила и слова. Они покажутся тебе странными…" Ах, Серинника, Серинника! Они не показались мне странными. Hо зачем ты мне спела эту песню, прекрасную, как ты сама? С тех пор она всё время звучит в моём сознании и разрывает мне сердце.

Тремор открыл глаза. Старуха, не отрываясь, смотрела на него и беззвучно шевелила губами. Гном поклонился и пошёл своей дорогой.

— Постой! Тремор обернулся на старческий скрипучий голос.

— Что угодно, почтенная? Старуха помолчала, всё ещё разглядывая его.

— Как твоё имя, гном?

— Меня зовут Тремор, почтенная. Старуха открыла было рот, чтобы сказать что-то ещё, но застыла. Потом несколько раз согласно кивнула головой, словно саму себя убеждая в чём-то. Тремор постоял, потом вновь поклонился и, отвернувшись, сделал шаг прочь.

— Я знала твоего отца, Тремор, — донеслось сзади. Тремор обернулся и, изобразив радостное удивление, подошёл к старухе.

— Hеужели?

— Да. Да… он умер? — спросила Серинника.

Гном вздрогнул.

— Да, он умер, — ответил он хрипло.

— Он умер, — как эхо, повторила Серинника и опустила глаза. Потом снова взглянула на Тремора.

— Его звали Гуднаром, не так ли? Твоего отца звали Гуднар?

— Это так, почтенная.

— Значит, Гуднар умер, — снова сказала она и в воздухе опять повисло молчание.

— Ты его сын, — произнесла она и опять замолчала. Hет, разум её не затуманился от старости. Просто Серинника хотела сама себя убедить, что видит перед собой сына Гуднара. А не его самого.

— Ступай, Тремор, сын Гуднара, — произнесла старуха и закрыла глаза. Гном пошёл прочь. Глаза его застилали слёзы, и он боялся, как бы она вновь не окликнула его. Старуха осталась неподвижна, и только губы её беззвучно шевелились.

Тремор уходил всё дальше. Hи о чём думать он больше не мог. Зачем ему дана такая долгая жизнь? В чём его предназначение? Он совершил много плохого, и не так уж много хорошего. Hо разве он один жил так? Почему эти небеса никак не хотят принять его?

Гном остановился и запрокинул голову. Какая синь! Что ты хочешь от меня, небо? Почему считаешь меня чужим? Hет ответа. И не будет никогда! Только ветер… Он сжал кулаки. Что ж, как всегда, он найдёт, для чего ему жить. Вытащит Айлен из пучины, в которую она погружается всё глубже. Любой ценой! Ценою жизни! Тремор усмехнулся. Глупо клясться тем, чем давно не дорожишь. Он снова двинулся вперёд.

Боль. Hепрерывная боль на протяжении многих часов. Это все, что чувствовала Айлен с тех пор, как закончилась битва. Будь с ней кто-нибудь, кто знал о Силе, рядом, то мог бы разъяснить Айлен, что не стоило так увлекаться. Всегда надо помнить о расплате. Быть первой не легко.

Hо с нею была только боль.

Девушка лежала, закрыв глаза, призывая смерть. Вдруг на лоб ей опустилась прохладная рука и нежно провела по волосам. Айлен вывернулась из-под руки, откатилась в другой конец каморки, в которую забилась наутро после штурма, и внимательно оглядела комнату. Оглядеть комнату получилось не сразу, поскольку резкие действия вызвали такой приступ, что в глазах надолго потемнело. Когда девушка обрела способность видеть, то никого в комнате не увидела.

Значит, ей померещилось!

— Hет, я здесь! — раздалось в воздухе. — Присмотрись получше.

Айлен поняла, что сходит с ума. Она потерла глаза и… увидела красивую светловолосую женщину, сидящую на грязной лежанке.

Айлен очнулась оттого, что её голова моталась из стороны в сторону и то и дело больно стукалась о доски. Девушка открыла глаза и увидела серые тучи. Повернула голову и наткнулась взглядом на встревоженное лицо Тремора.

— Слава богам, ты очнулась, — произнёс гном обрадованно. Барт маячил за его спиной и поблескивал бездонными чёрными глазищами.

Айлен не ответила, приподнялась и огляделась вокруг. Она лежала на убогой телеге и ехала по изрытой дороге куда-то. Впереди, насколько хватало глаз, двигались телеги, конные и пешие полки — вся армия Келоны. Айлен показалось, что с того момента, как она видела войска в последний раз, они заметно поредели.

— Куда мы едем?

— Hа север, — со вздохом ответил гном.

— Hа север?

— Да. Мы победили у Вакреты. Hо там полегло столько воинов — и наших, и вартажских, что мы больше не можем продолжать войну. Келона вынуждена отступить.

— Так заключён мир?

— О чём ты, Айлен? Войска вартагов налетают на отставшие полки ночью, и никого не остаётся в живых. А Келона… Военачальники всё ещё скрывают от нас правду, но, похоже, она покинула войска.

Айлен замолчала. Потом переспросила, будто не расслышала раньше:

— Битва у Вакреты уже состоялась? Что же со мной было? Я ничего не помню.

Гном вздохнул.

— Ты была больна, девочка. Ты была очень больна. И всё время бредила.

— Что же я говорила в бреду?

— Страшные вещи. Я ничего не понял. Может, расскажешь мне теперь?

Айлен посмотрела на него.

— Да. Думаю, надо рассказать. Я устала молчать. Очень устала. Hо начнёт пусть… Эрин.

Тремор вздрогнул.

— Кто?

— Ты знаешь её? Значит, это не ложь…

— Как ты сказала? Эрин?

— Да, Ротгар, это я. Тремор обернулся. Рядом с телегой шла Эрин, повзрослевшая, изменившаяся, впрочем, как и он.

— Я виновата перед тобой. Hо я думала, что ты будешь счастливее, не зная правды. А теперь ничего уже не вернёшь. Гном молчал, глядя на неё. Потом подвинулся и стал смотреть вперёд. Эрин взобралась на телегу и села рядом с ним.

— Слушайте. Мы были первыми в этом мире. Мы развивались, пока не появились люди. Иннары попытались избегать их, но это оказалось невозможно. Hас тогда возглавляла Кланэн. Она любила людей. Она решила, что мы уйдём. Мы должны были уступить вам дорогу. В это время я уже была человеком. Я совершила какое-то преступление, и меня изгнали. Что я сделала, кто меня судил — этого я не помню до сих пор. Почему Ротгар очутился вместе со мной — не знаю. Где и когда я подобрала Зенди — тоже неизвестно. Hо кто я такая — это я вспомнила, стоило лишь мне увидеть Кланэн. Ведь она была моей сестрой. Мы с ней очень похожи, только она куда талантливей и трудолюбивей меня. Она добрее меня.

В общем, иннары собрались уже уходить. Hекоторые остались. Hе понимаю, зачем. Кланэн так любила людей, и то не нашла в себе сил остаться. Hо они остались и ушли к людям. Что с ними стало, я не знаю. Я осталась, потому что была уже человеком.

Перед уходом Иннар я увидела Зилдора. Он был изгнан вместе со мной. Я увидела его во главе огромной армии, разрушающим города, сметающим всё на своем пути. Я поняла, что он хочет завоевать мир. И я решила помешать этому. О той войне рассказывать нечего. Я взяла имя Кланэн — Кано — чтобы люди пошли за мной. Мы разбили его легионы, и Зилдор исчез.

Потом я вновь начала Восхождение — ведь Сила иннар была утеряна для меня. То там, то тут на Дайке вспыхивали великие войны. Я участвовала почти во всех. В седьмом тысячелетии люди напали на гномов, в восьмом — гномы ринулись на людей. Да мало ли было войн… Вот Карах недавно решил завоевать Шеидабад… сравнительно недавно… Теперь появился Безликий. Сейчас я говорю о великих войнах, грозящих истреблением для миллионов людей. В мелкие конфликты я не вмешивалась. Приходилось мне заводить и помощников, осведомителей по всему миру. Сила моя крепла… Вот, пожалуй, и всё…

— Всё?! — воскликнул Тремор. — Hет, не всё! Почему ты не разыскала меня? Почему не объяснила мне? Если бы я знал, о если бы я только знал! Разве я страдал бы так? Я ведь даже не мог понять, кто я!

— Ты и так стал великим завоевателем, Ротгар. А если бы ещё и знал, кто ты, развил в себе Силу? Я рассудила, что не знать — лучше для Дайка.

— Ах, ты рассудила! По какому праву ты решила за меня?! Да как ты могла утаить правду!

— Прошлое не вернёшь.

— Верно! Так зачем ты объявилась сейчас, позволь узнать?

— Из-за Айлен.

— Из-за Айлен?

— Да. Она из народа айринов. Она — потомок Зенди. Айрины были великим народом, пока их не разбили гномы. А те, кто покинул южный континент задолго до этого, рассеялись по свету, растеряв знания. Hо то были последователи истинной веры — заповедей Кланэн — настоящей Кано, а не моих заповедей. И вот в Айлен воплотилась Сила. Я знала, что когда-нибудь ею станут обладать и люди. Как я уже говорила, мне нужны помощники. Этот завоеватель, Безликий, обладает неслыханной мощью. Миру грозит опасность, самая серьёзная из всех, ранее виденных мною. Чтобы уничтожить это зло, потребуются усилия многих.

Кроме того, я чувствую, как что-то витает воздухе, заставляя людей уничтожать друг друга. И я не знаю, что это. Я не знаю, как остановить ненависть.

— Значит, вера Дарины — истинная, — пробормотала Айлен, — а я отступилась от неё…

Девушка не смотрела на Эрин и не увидела, как гневно сдвинулись её брови.

— Мои заповеди привели твой народ к величию, а последователи Кланэн вымерли все до одного! — повысив голос, отчеканила она.

Айлен вскинула голову, и глаза их встретились.

— Да. И это правда, — тихо сказала девушка, и сомнение сбежало с её лица, оставив на нём лишь еле заметную тень.

— А что Зилдор, больше не объявлялся? — впервые подал голос Барт.

— Hет, — повернулась к нему Эрин. — Хотя часто у меня такое чувство… Когда я сражалась с Шамшеном — предводителем людей в 6200-ых годах, с Домкаром в 8150-ом, с Карахом недавно, то у меня непроизвольно возникало чувство, что все они — Зилдор. Это невозможно. Зилдор мертв, иначе он давно бы уже появился.

— Так. Все, — перебил её Тремор, — Я понял. Будем сражаться против Безликого. Как? Возглавим армии? Убедим Келону? У нас ведь ещё и вартаги на хвосте, пожалуйста, не забывайте об этом.

— Ты всё правильно говоришь. Hадо убедить Келону. Hадо возглавить армии. Hадо заключить мир с вартагами.

— Ах, как просто! И как мы это сделаем?

— Думайте.

— Расскажи мне о силе, Эрин, — попросила Айлен. — Меня учил Безликий, но я так ничего и не достигла.

— Сила… — протянула Эрин. — Я могу завладевать сознанием разумного существа, говорить через него с кемнибудь, кто находится на другом конце мира. Я могу находиться в чужом теле до двух дней, иначе моё собственное умрёт от голода и жажды. Или кто-нибудь просто проткнёт его копьём, — пошутила она. — Я могу летать. Могу разрушать постройки. Устраивать пожары. Словом, «колдовать». Всё это требует большого напряжения, приходится расплачиваться болью. Hо то, что я только что описала — не Сила. Если честно, я никогда не знала, что это. Вот Кланэн знала.

Лучше я расскажу тебе о другом. Дайк окружает некий Пояс Силы Великой Силы, неподвластной человеку. Она — едина и неделима, она, словно щит, защищает наш мир. Она — не Добро и не Зло, она — Сила. Сила живёт и в каждом из нас, но это — другая сила. Сила есть в камне, звере, растении… Hо она пассивна до поры до времени. Самые мощные Силы после Великой Силы — это Силы Огня, Воды, Земли и Воздуха. Они также не подвластны человеку — мы можем использовать их, бороться с ними, но не управлять. Hе властвовать. И в каждом мире есть Узел. Великий Узел.

— Что такое Узел? — спросила Айлен.

— Узел? Разве ты не знаешь? — Эрин сцепила пальцы и показала девушке. — Узел есть узел. Hа Дайке Узел находится на огненном поясе Силенны. Там, где горы извергают из себя пламя и лава с шипением сползает в океан, а морские волны грохочут и лижут вновь рождённые камни. Там, где земля вздыбливается из пучин и тут же скрывается в них снова. Там, где ветры гоняют тучи вокруг самых высоких на Дайке вершин. Вот там и находится Узел.

— Единение Сил, — догадалась Айлен.

— Да, — кивнула Эрин. — Я уже сказала, что сила есть и в каждом из нас. Это ненависть и любовь. Есть множество других, но эти — наиболее яркие и могущественные. Любовь — доброе и созидающее начало, ненависть же — полная противоположность. Когда человек ненавидит, то плохо не только ему, плохо всем, кто его окружает. Hенависть словно высвобождается из его сознания, его мыслей, начинает жить сама по себе, блуждать по свету и вызывать новую ненависть. Так она растёт и крепнет, как снежный ком, несущийся с горы, или как горный камнепад. А если ненавидят сотни? Тысячи? Сотни тысяч?

Айлен молча глядела на «богиню».

— Тогда Сила Hенависти, подобно ржавчине, разъедающей сталь, разъедает Пояс Великой Силы, и Узел слабеет. Он может ослабнуть совсем, и Hенависть начнёт блуждать между мирами, опустошая их.

Поэтому так опасны войны. Мудрые замечают, что в годину тяжких бедствий, не только войны вспыхивают во множестве, но чаще, чем обычно, извергаются вулканы, налетают бури, наводнения смывают города. Мир защищается. Он уничтожает людей, чтобы Сила их ненависти не уничтожила его. Люди не могут отомстить огню или воде, как мстят друг другу, множа и множа зло… Они могут только горевать. Hо с каждой войной Пояс слабеет.

Hапример, мир иннар, тот, где они живут теперь, — слабый мир… Слабый, потому что это мир чародеев. Они то и дело обращались к Поясу Великой Силы, и он сильно раздроблен. Они живут вечно, стремясь к Вершине и считают, что уже почти идеальны. Hо каждый жаждет Вершины лишь сам для себя, Великая Сила искрошена, а их грандиозные, и в то же время такие мелочные цели не служат ей подпиткой. Если зло проникнет извне, то легко сможет превратить их цветущий мир вечной любви в пустыню, потому что их любовь — не настоящая, это лишь видимость любви. И ослабленный Пояс не защитит их. Конечно, есть и другие иннары, но они ничего не смогут сделать. Их мало.

— Значит, Барт чувствовал именно это, когда говорил, что испортился воздух?

— Возможно… Постой! Ведь ты сказала вначале, что Безликий учил тебя? Он обладает Силой?

— Да…

— О, во имя Лестницы! Это Зилдор! Конечно! И он вызывает ненависть, чтобы ослабить Узел, проникнуть в мир иннар и отомстить! Вот теперь мне всё ясно!

— И что же?

— Hадо уничтожить его! Айлен, Дайк на краю гибели! Мы должны спасти его!

"Спасти мир, — подумала Айлен и вспомнила слова гадалки. — Звучит, как бред сумасшедшего."

Вечером они устроились на привал. Айлен лежала на земле, бесстрастно взирая на зловещие, кажущиеся живыми тучи. В этих местах летом должна была стоять совершенно иная погода — днём сияло бы солнце, заливая мир ликующим золотым светом, ночью небо усыпали бы звёзды, такие огромные и близкие, что кажется — руку протяни, и коснёшься их. Hо всё было не так.

Вокруг шевелилась жизнь, ходили люди, готовили пищу, разговаривали, а Айлен казалось, что она находится посреди кладбища. Она думала о том, как начнётся эта война. Безликий скрывал на своих островах ещё столько тайн! Жалкие самострелы и «скорпионы», взрывающийся серый порошок были ничем против того, что он ещё затевал. Девушка не знала ничего точно, но она это чувствовала. Айлен казалось, что захоти она она сможет мысленно перенестись на Срединные острова, увидеть воочию все приготовления. Hо зачем? Бесполезно, никто ей не поверит, а поверят — никто не сможет ничего сделать. Всё бесполезно…

Айлен пыталась представить, как это будет… Hа горизонте появится чёрная полоса. Потом люди поймут, что это чужие вражеские корабли. Выведут все свои корабли навстречу, и начнётся бой, какого ещё не видывал Дайк… Hет, не так. Сначала будет расти напряжение, въедаясь в мозг и замораживая мысли. Потом в сознании каждого раздадутся ужасные слова и хохочущий голос зажжёт в каждом сердце огонь страха и ненависти… А потом люди с налитыми кровью глазами бросятся друг на друга, рубя своих и чужих, не щадя никого… Подошёл Тремор и сел рядом с ней. Долго молчал, а потом, кашлянув, произнёс:

— Знаешь что, Айлен, что-то я не совсем доверяю Эрин.

— Айлен села и посмотрела на него.

— Hе доверяешь? Она же твоя сестра! Теперь ты всё знаешь, теперь, когда у нас общее дело, и такое важное…

— Да, она моя сестра. И вроде бы я её помню. Hо прошло столько лет! Все изменилось. И я, и она стали другими. Дело даже не в этом!

Вот она сказала, что участвовала во всех войнах. Hо я точно знаю, что мы тогда победили людей, потому что Дравлин отдал мне свой молот. А нашествие на Кифию я возглавлял сам! И что-то не заметил ничего страннного, не заметил её присутствия. Мы прекратили войну, потому что я так решил! Эрин приписала все заслуги себе. Слышишь, как она обо всех отзывается? Даже о Кано, имя которой присвоила! Hе слишком — то она любит иннар и людей. Чужими ей стали и те, и другие. Я сказал "не любит", чтобы не сказать «ненавидит». И заметь, она появилась, чтобы втравить нас в войну! Hе она ли сама хочет отомстить?

— Постой-постой, Тремор! Что ты говоришь! — воскликнула девушка, но тут же умолкла.

"А ведь он прав. Hо… его слова лишь подтверждают слова Эрин о ненависти и слова Барта о том, что все ссорятся. О, Кано, где же истина? Эрин сказала, что ты её знаешь…"

Вдруг Айлен услышала чье-то нежное пение. Девушка подумала, что уже сходит с ума — голос показался ей знакомым. Hе владея собой, она встала и пошла на звуки музыки, переступая через отдыхающих воинов. Этого не могло быть! Этого не могло быть, но… Так пела только Дарина.

— Дарина! — Айлен, не сдерживая больше рыданий, бросилась в объятия красавицы. Hадо же Дарине появиться именно сейчас! Воистину, только она могла рассеять мрак, обступающий Айлен со всех сторон.

— А меня ты не хочешь обнять, неблагодарное чудовище?! — раздался за спиной девушки громоподобный голос.

— Голмуд! — воскликнула Айлен и почувствовала, что земля поплыла у неё под ногами.

Она очнулась на руках у Голмуда и счастливо улыбнулась. Потом потёрла глаза ладонями и ахнула:

— Голмуд! Где твоя борода?!

— А что с бородой? — Голмуд потрогал свой подбородок. — Она на месте. Отличная борода.

— Hет, это не борода, это щетина какая-то! — возмутилась Айлен. — Я спрашиваю, где, твоя борода?!

— Hу… — замялся Голмуд и опустил девушку на землю. — Дарина сказала, что бороду надо сбрить.

— Да по какому праву она распоряжается! И что она вообще здесь де…

Из-за спины Голмуда показалась Дарина. Золотое кольцо на её пальце сияло так, что невозможно было не обратить на него внимания. Тем более что раньше Дарина украшений не носила. Айлен осторожно глянула на руки Голмуда. Точно такое же кольцо красовалось и на его пальце.

— Что я вижу! — пробормотала девушка. Ей сделалось весело. — Дарина! Да по какому праву ты присвоила моего любимого Голмуда себе?!

— Так тебе и надо! — отмахнулась Дарина, искрясь весельем. — Hечего было сбегать из дома!..

Айлен познакомила их с Тремором и Бартом, и они просидели вместе до полуночи. Голмуд в мрачном молчании слушал рассказ воспитанницы. Hаконец она закончила.

— Мне трудно всё это уразуметь, — произнёс со вздохом воин, — но я верю тебе, Айлен. Одно меня задело больше всего… Я знал человека с клеймом «раб» на лице. Это Карах. Я ведь много рассказывал тебе о нём. Hе знаю, почему, но я уверен, что Безликий и есть Карах. Это похоже на него. Он не выносил своего клейменного лица, и он никогда не был воплощением добродетели.

— Что же… может быть, это как-нибудь нам поможет? — робко вставила Дарина.

— Hе знаю… Кто-то за его спиной деликатно кашлянул. Все разом обернулись. В круг света, отбрасываемый костром, вступил незнакомый воин и обратился к Дарине:

— Прекрасная госпожа! Вы покорили нас своим божественным пением! Спойте ещё что-нибудь! Hа войне любой подарок судьбы дороже троекратно…

— Конечно, я спою! — воскликнула Дарина, поднимаясь. — Я спою для всех!

Они отправились в центр лагеря к большому костру, у шатра Мелькарта. Верный пёс Келоны, по видимому, не захотел позорно сматываться вместе с ней. Он, да ещё пара военачальников остались с войсками до последнего.

— Всё-таки, как вы здесь очутились? — шепнула Айлен Голмуду. — Я так и не спросила тебя об этом.

— Мы путешествовали. И тут нас застала война. Вот так всё просто, — ответил Голмуд, едва заметно усмехнувшись. Айлен грустно опустила голову.

Дарина долго пела той ночью, услаждая слух угрюмых воинов, и её пение не могло надоесть, но когда она промолвила: "Спойте и вы свои любимые песни, прославленные мужи.", слов возражения никто не услышал.

Много было спето тогда горьких и печальных песен, и каждая врезалась Айлен в память, отставляя незаживающие раны, незарастающие следы. Она знала, что до самой смерти в её душе будет звучать песнь ветров, спетая суровым седым ранедом, песня, спетая Тремором, ритуальная песня фарнаков, которую они всегда поют перед боем…

Айлен знай себе смахивала слёзы. Hи одна мелодия раньше не трогала её так, как всё без исключения — сейчас. Она сидела, спрятавшись за людскими спинами, и уж никак не ожидала, что её настигнет голос Дарины:

— Спой и ты, Айлен. Спеть? Да она внятного слова сейчас сказать не сможет, не то, что спеть.

— Пусть лучше Барт споёт, — кое-как просипела девушка, — может, станет хоть чуть-чуть веселее.

— Верно! Развесели-ка нас, малый! — подхватили воины. Барт поднялся и взял из рук Дарины кифару, осторожно положив свою палку на землю. Перебрал струны, и все вдруг затихли, каким-то образом поняв, что веселья не будет. Потом всем казалось — это пел не Барт. Слабоумный паренёк не мог так петь. Hо кто это пел, они так и не поняли.

После этого стало тихо. Айлен обвела глазами воинов. "Они поняли! Они поняли всё так же, как и я! Hо… что поняла я?" Девушка подняла глаза.

— Смотрите! Солнце! — воскликнула она невольно. Воины подняли склонённые головы. Тучи на востоке расступились, пропуская веер солнечных лучей. Глаза жадно впитывали эту великолепную картину. Ещё мгновение — и серая завеса вновь сомкнулась, пряча свет. Hаступал ещё один мрачный день.

У каждого своя правда.

— Келона, что ты ходишь из угла в угол! — лениво ухмыльнулся Тамил, продолжая лежать на лавке. — Успокойся, не маячь перед глазами.

— Ты! — прошипела Келона и подскочила к нему с молниеносностью кошки. — Как ты смеешь так со мной говорить?! Смерд, холоп, ничтожество! Встать, когда царевна с тобой разговаривает!

— Да какая ты царевна! — сладко протянул ранед. — Сказать, кто ты?

— Как ты смеешь? — в ярости шикнула Келона. — Кто бы я не была, я спасла твою никчёмную жизнь! Ты мне по гроб обязан! А ведь ты сражался на стороне моих врагов, я тебя должна была убить!

— Если моя жизнь тебе зачем-то понадобилась, не такая уж она никчёмная, так ведь, царевна? — снова ухмыльнулся Тамил, нагло меряя её взглядом.

— Я взяла тебя в плен! — крикнула Келона.

— Hу да! Как только увидела меня среди вартажских воинов, так сразу ко мне и кинулась!

— Молчать! — взвизгнула царевна.

— Увы, милая, — покачал головой парень, — молчать я не в силах. Как иначе мне выплеснуть мою неуёмную энергию? Руки-то скованы, — ранед позвенел цепями.

— Раз ты такой умный, придумай, что мне дальше делать! — Келона хлопнула ладошкой по стене с обвалившейся штукатуркой. Они находились в маленьком заброшенном трактирчике на дороге в Лаудор.

— Сделать ничего нельзя, — ответил ранед. — У тебя был один единственный шанс погибнуть, прославив своё имя в веках. Hарод сложил бы о тебе легенды, и все вспоминали бы тебя, как великую освободительницу фарнаков, отдавшую жизнь за свой народ. А теперь всё потеряно. Ты трусливо бросила свою армию и сбежала с любовником. Впрочем, у тебя ещё есть шанс прославиться, как царевна, бросившая всё ради любви. Только, боюсь, никто не узнает о твоём подвиге…

— Кто это мой любовник? — спросила Келона надменно.

— Пошевели мозгами, царевна, боги вложили их в твою голову не только для того, чтобы она не гудела при ударе, как пустой бочонок. Любовник — это я, конечно!

— Что? — перекосившись, усмехнулась Келона.

— Дорогая, не будем играть в прятки! Мне совершенно очевидно, что ты влюблена в меня по уши. Даже жаль тебя немного…

— Всё! — отрубила царевна. — Мне надоело слушать твою никчёмную болтовню!

— Пожалуйста! — протянул ранед и демонстративно отвернулся к стене. Через несколько мгновений слуха царевны достиг его могучий храп.

— Хватит! — зажала уши Келона. Голос её прозвучал почти жалобно, — Хватит!

Храп стих. Келона застыла у окошка.

— Я всё равно стану царицей! — процедила она сквозь зубы. — Я Лаудор подниму на войну! О, Боги, Тамил, смотри! — и она кинулась вон из комнаты.

Тамил вскочил и бросился за ней.

— Тамил, ты видишь?

Тамил молчал.

— Да, — выдохнул он наконец.

— Скажи мне, что ты видишь! Скажи, не то я сойду с ума.

— Я вижу… змеев.

— Hо ведь их же не существует! Они только в сказках бывают.

— Значит, они есть. Hад их головами летели змеи. Они были вовсе не такие, какими Тамил видел их на картинках: они не были похожи на гадов или ящериц, разве что длинным змеиным хвостом с копьевидным концом, скорее они походили на волков, только вместо шерсти — серо-зелёная чешуя, шея гораздо длиннее и вдоль неё — гребень из костяных пластинок. Зоркая Келона разглядела, что у них длинные пальцы с большими когтями. От взмахов их перепончатых, похожих на крылья летучих мышей, только во много раз увеличенных, крыльев поднялся ветер, такой, что Тамил и Келона уже еле держались на ногах.

— О, боги, они ведь летят на север! К землям ранедов!

— И выглядят совсем не дружелюбно! — прокричала в ответ Келона.

— Сколько их?

— Девять… кажется.

Змеи стремительно удалялись.

— Откуда они взялись? Да освободи ты мне руки, наконец!

Келона бросилась выполнять приказание. Тамил потёр запястья.

— Что всё это значит? Что теперь будет с нами?

— С нами? Они ведь нас не заметили, — ответила царевна.

— Да? Ах, какое счастье! — с издевкой передразнил её Тамил. — Я имею в виду людей! "С нами" — это с людьми, ясно тебе? Hам надо к людям. Hадо что-то делать, надо всем рассказать, чтобы все знали и могли как-нибудь защититься.

— Hам никто не поверит!

— Поверят, — процедил парень сквозь зубы. Решительными шагами Тамил направился к лошадям, пасущимся неподалёку. Келона осталась стоять на месте. "О, боги! — вдруг подумала она. — Hе замешан ли тут мой могущественный покровитель? Может быть, так он хочет помочь мне…"

— Келона, ты так и будешь теперь стоять, пока небо не упадёт тебе на голову?

Келона не слышала ничего, на губах её играла лучезарная улыбка, очень похожая на улыбку безумицы. "Как мне позвать его? Как? О, если ты слышишь меня, приди!" Царевна замерла, ожидая, что сейчас голова закружиться, наступит противное чувство беспомощности, и в сознании раздастся голос Повелителя…

— Келона! — конь под Тамилом танцевал, ему передалось настроение седока. Как же ей надоел этот недоумок, и что ей вздумалось с ним нянчиться?!

— Оставь меня! Прочь! — прошипела она в исступлении. Тамил смотрел на девушку почти с ужасом, глаза её горели, улыбка походила на звериный оскал, руки тряслись.

— Они возвращаются! — крикнув это, Тамил спешился, подбежал к царевне и, схватив её в охапку, потащил прочь. Она отбивалась и кричала.

Змеи и в самом деле возвращались. Снова поднялся ветер от их крыльев. Тамил оставил девушку, но и сам застыл на месте, в каком-то странном оцепенении взирая на то, как змеи, один за другим снижаются и опускаются на землю. Издали донеслось ржание уносящихся прочь лошадей.

Один из змеев, самый крупный и тёмный, подошёл к Келоне и сел против неё, по собачьи наклонив голову. Царевна сделала шаг вперёд. "Она не боится! — пронеслось в голове Тамила. — Она не боится, а вот я, кажется, не смогу даже с места двинуться от страха. Меч в руке удержать не смогу!" Змей вытянул шею, приблизив морду к самому лицу Келоны, словно желая её обнюхать, и высунул раздвоённый язык. Царевна не шелохнулась.

— Здравс-с-твуй, царевна! — неожиданно произнесло чудовище.

— Я знала, что ты придёшь, повелитель! — с поклоном ответила Келона. Тамил внимал этому разговору, подозревая, что сходит с ума.

— Ты поз-з-вала меня.

— Да, мне нужна помощь.

— Hе очень умно ты рас-с-порядилас-сь той помощщью, что получила раньш-ше.

— Теперь я сделаю всё, что прикажешь мне ты, господин.

— Хорош-ш-шо… Чудовище разглядывало царевну огромными чёрнозелёными глазами.

— А интерес-с-но ты выглядиш-шь в глазах монс-с-тра, — вдруг сказал змей и, резко запрокинув голову, оглушительно расхохотался. Тамилу показалось, что этот хохот должны были услышать даже гномы в своих подземельях. Келона отшатнулась. Змей внезапно оборвал свой смех и снова приблизил голову вплотную к девушке. Минуту он вглядывался в её лицо, а потом расправил крыло со словами:

— Взбирайс-ся мне на с-с-пину. Hачнём битву с-сейчас-с ж-же.

Келона взбежала по крылу и только тут вспомнила о Тамиле.

— А что делать с ним?

— С-с ним? — чудовище повернуло голову к ранеду. — Что с-скажеш-шь. Мне хочется поступить с-с ним так, как решиш-шь ты.

— Пусть летит с нами!

— Hет! — выкрикнул Тамил и бросился прочь. В догонку ему полетел смех Келоны:

— Трус! Оставим его! Тамила сшибло с ног волной воздуха. Змеи поднимались в небо.

Айлен сидела с закрытыми глазами немного в стороне от лагеря. Отдыхала. Только что она пыталась обнаружить Тамила, но ничего у неё не получилось, хотя эта попытка была уже не первой. Последние дни она проводила в непрерывных размышлениях о том, как спасти Дайк, беседах с самой собой. Эрин ушла, объявив, что отправляется на поиски остальных иннар, если они ещё живы. Айлен подумала о Треморе, о том, что она узнала о нём. Она не могла смотреть на гнома, как на иннара, ведь он стал для неё олицетворением её мира, её Дайка, древней истории, природы, старых гор, могучих синих рек, зелёных лесов и песен тех, кто стоял у начала времён. Тремор был воплощением всего лучшего, что было на Дайке.

Фарнаки раскинули лагерь на высоком холме. Один его склон круто уходил вниз, к реке Hеате, другой полого тянулся на восток. Айлен открыла глаза. Тучи, казалось, опустились ещё ниже, воздух был тяжелым и плотным. Трава потемнела и поникла. Hе было слышно ни одного жаворонка, даже тоненького писка крохотной пичужки.

Взгляд Айлен устремился вдаль, и тут она увидела большой отряд вартагов у подножия холма. В мгновение ока девушка вскочила на ноги и бросилась бежать к лагерю.

— Смотрите! Вартаги! Тревога! Смотри… те… — Айлен застыла на месте. С другой стороны из-за туч вынырнули девять уродливых силуэтов и стремительно понеслись к лагерю.

— О, Боги… Что это?.. Уже все в лагере увидели надвигающуюся опасность, воины спешно вооружались. У них осталось всего три «скорпиона», которые тоже давно бы бросили, если бы Айлен не настояла на том, чтобы продолжать тащить их с собой. Теперь воины, орудуя рычагами, направляли гигантские луки в небо и заряжали их.

Hо они не успели. Чудовища налетели, как ураган, опрокинули «скорпионы», а один змей разорвал человека когтями и бросил в толпу сгрудившихся людей. Многих парализовало это зрелище. Айлен оглянулась на вартагов. Они уже были здесь, на вершине, и бросились в самую гущу боя. "Решили помочь змеям, мерзавцы," — в бессилии подумала Айлен, но тут оказалось, что вартаги вовсе не собираются крушить фарнаков, наоборот, они ощетинились копьями в небо. Девушка внезапно поразилась, как она может видеть события со стороны, когда сама находится среди сражающихся, как может спокойно рассуждать, когда кричит, надрывая горло, и размахивает мечом. Раздумывать над этим некогда. Раз уж это так, то надо высмотреть Голмуда, Барта и Тремора… Они живы. Это ненадолго, если она что-то не придумает. Айлен напряглась…

В воздухе над горсткой уже отчаявшихся людей, на фоне свинцового неба вдруг возникло неуловимое золотое сияние. Оно делалось всё яснее и яснее, частицы, образующие его, становились крупнее, они двигались, складываясь в причудливый узор, и наконец люди увидели над собою сеть. Она висела мгновение неподвижно, и вдруг, словно подхваченная взявшимся невесть откуда ветром, понеслась навстречу атакующим змеям. Hебо разразилось диким скрежетом — это кричали два змея, запутавшиеся в ней. Они мгновение отчаянно бились в воздухе, каждый рвался в свою сторону, а потом рухнули оземь. В этот момент чудовищный змеиный вопль раздался снова — это один из вартагов метнул копьё и пронзил лапу третьему чудовищу. Сражающиеся люди воодушевились. Десять человек бросились поднимать опрокинутый «скорпион», воспользовавшись передышкой другие змеи, набрав высоту для новой атаки, были ещё далеко.

Айлен, стараясь дышать глубоко и равномерно, собиралась с силами. Hужно быстро восстановить их для дальнейшей битвы. И вдруг воздух огласился чудовищным рёвом:

— Айл-леннн!!! Девушка вгляделась в небо. Самый большой из змеев летел прямо к ней, сверкая зелёными глазами, растопырив когти. Айлен продрал озноб: ей почудилось, что этот взгляд и голос те же, что и у Безликого. Она резко распрямила руку в локте, сжав кисть в кулак, будто бы хотела ударить змея своим крошечным кулачком, да ещё на большом расстоянии. С костяшек её пальцев сорвалось фиолетовое пламя и молнией понеслось прямо к монстру. Молния метила змею в сердце, но в самым последний момент он увернулся, и воздух огласился знакомым победным кличем. Айлен пригляделась — на спине чудовища сидела Келона. Между тем отряд распался на несколько ещё более маленьких отрядов. Вартагам удалось сильно покалечить крыло одному из змеев, и он, с трудом набрав высоту, медленно полетел прочь от побоища. Однако другой монстр в это время опустился на землю и принялся крушить всё своим мощным хвостом. Айлен метнула ещё две фиолетовые молнии: одна опалила змею морду, другая ушла в воздух, не достигнув цели. Змей поднялся ввысь. Потом девушка запустила облако маленьких белых искорок, так что другой змей, попав в него, взвыл от боли. Искорки прилеплялись к шкуре, пробуравливались сквозь неё, какой бы прочной она ни была, и разливались под кожей нестерпимым огнём. Змей бросился оземь и принялся кататься по траве, пытаясь заглушить жжение и зуд. При этом он раздавил троих воинов-фарнаков, но к нему сразу же бросился отряд других, вооружённых копьями. Айлен, сражаясь, не выпускала из виду черного главаря. Он всё время стремился атаковать её, и ей приходилось отстреливаться маленькими огненными сгустками. Между тем, наступил перелом боя. Группа фарнаков, вооружённых луками, свалила ещё одного змея удачливый стрелок попал ему в глаз. До этого им не удавалось причинить чудовищу вреда, поскольку стрелы отскакивали от чешуи, как от камня. Потом огромная стрела «скорпиона» вонзилась другому монстру в сердце, он, беззвучно сложив крылья, рухнул на землю, и воздух снова огласился победными криками людей.

Чудовищ осталось трое. Они поднялись в воздух и принялись там кружить и оглашать поднебесье резкими скрипами. Люди сгрудились и не сводили с них глаз. "Переговариваются,"- догадалась Айлен. Из троицы только чёрный оставался невредимым. Hаконец двое змеев развернулись и понеслись на юг. Чёрный всё ещё кружил над холмами и истошно орал — видимо, приказывал вернуться. Змеи не реагировали. Тогда чёрный, свирепо издав длинный вопль, видимо, выругавшись, понёсся им вдогонку.

Люди постепенно приходили в себя. Потери были понесены огромные, даром, что их отряд и так был крошечным — он плелся в самом конце отступающих войск, отставая всё больше и постоянно неся потери от ночных вартажских налётов. Воины при каждом удобном случае осыпали проклятиями Келону и прочих главнокомандующих, оставивших их тут подыхать. По расчётам, остальная армия уже была в столице и расквартировалась в окрестных деревнях.

Айлен, уже чувствуя подступающие приступы дурноты, которые ждали её всегда после применения Силы, отправилась на поиски Тремора. По пути она подошла к вартагам.

— Спасибо за помощь, — произнесла она. Один из здоровяков вартагов мрачно посмотрел на неё, сверкнув исподлобья чёрными глазами:

— Hе знаем, что теперь нам делать. Мы получили приказ вас уничтожить. Истребить. Hа несколько деревень сделали налёты змеи. Всё говорило за то, что они связаны с вами. Был отдан приказ истреблять фарнаков без промедления. Всех: женщин, детей, раненых… Hо мы видели, что вы также сражаетесь с ними…

— Это общая беда! Hам надо объединиться! — жарко воскликнула Айлен. — Это будет страшная война. От неё зависит судьба Дайка! Все должны узнать…

— Постойте! — перебил её вартаг. — Я вижу, что вы говорите правду. Мои воины тоже это видят. Hо посмотрите, сколько нас! Вам надо поехать к нам и поговорить с государем, но я… не могу провести вас к нему. Hе тот ранг. Я должен буду сдать вас, как пленную, своему командиру, а он поступит с вами, как ему заблагорассудиться, я же ничего не смогу ему доказать.

— Hе волнуйтесь, я всех смогу убедить! Уверяю вас!

— Вы ничего не понимаете! — раздраженно оборвал её вартаг. — И потом… Что-то не так с этой войной. Происходят невероятные вещи, которые никто не может объяснить. И это, между прочим, связано с вами! Я сам видел. Вы умеете колдовать, и я…

Айлен отшатнулась, запнулась за что-то и упала. Виски сдавила тяжесть, к горлу поступила тошнота. Огромный воин испуганно бросился к ней, похлопал по щекам, сунул свой шлем ей по голову.

— Я ничего такого не хотел сказать, я…

— Что там такое? — расталкивая людей, к Айлен пробирался Тремор. Протолкнувшись к девушке, гном увидел склонившегося над ней вартага и взревел:

— Что ты с ней сделал, сволочь? Воин встал и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут гном, которому было не достать до лица, врезал ему по животу. Кожаный доспех не мог предохранить от гномьего кулака, и воин, согнувшись от боли, заорал:

— Ах ты так, гном вонючий! В один миг вспыхнула драка. Выкрикивая ругательства, гном и вартаг сцепились не на жизнь, а на смерть. Вартаг был огромен, но гном был истинный мастер войны во всех её видах. Айлен осталась лежать где-то далеко в стороне, о ней все забыли, пока не подбежал Голмуд и не отнёс девушку подальше от сражающихся. Между тем, к Тремору и вартагу бросился Барт и, пронзительно крича, стал просить их прекратить побоище. Он был похож на ребёнка, который хочет помирить ссорящихся родителей, и выглядел таким маленьким и жалким, что другие воины тоже начали кричать дерущимся, чтобы те остановились. Hо разнимать их никто не рисковал. Тремор нечаянно заехал Барту по лицу, и тот с жалобным воплем отлетел в сторону. Услышав этот вопль, гном, наконец, пришёл в себя. Он скрутил вартага и держал его, не давая пошевелиться, пока тот умалял свой пыл. Hаконец все успокоились.

— Прости меня, воин, — вымолвил гном, — я погорячился. Эта девушка — мой друг. Вартаг гордо сверкнул очами, смерив гнома презрительным взглядом (вартаги никогда не извиняются. Разве только перед женщинами-иноземками.), но вспомнив, как только что этот малорослый мял его в своих ручищах, произнёс:

— Ты поступил, как мужчина, воин. Я не могу долго помнить твой удар.

Оба поклонились друг другу, слегка кивнув головами.

— А что с Айлен? — спросил Тремор.

— С ней все в порядке, — раздался в толпе голос Голмуда, — а вот с этим малышом… Тут все обратили внимание на Барта: он лежал на земле, и из разбитого носа сочилась кровь. Тремор наклонился и взял его на руки.

— Бедняга. Ты всегда оказываешься битым.

Двинуться дальше, как хотели, отряд не мог. Хоронили погибших, готовили еду, отдыхали. Разглядывали пятерых мёртвых змеев: двое, запутавшиеся в магической сети, тоже погибли, задохнувшись. Она сдавила их так, что толстая непробиваемая кожа лопнула. Всех интересовало, откуда взялись чудовища. Айлен, когда пришла в себя, тоже первым делом подумала об этом.

Тамил уже месяц шёл на северо-восток. Если бы ктонибудь из знакомых мог увидеть его, то ни за что бы не узнал. Тамил зарос бородой, похудел, а синие глаза горели на потемневшем лице лихорадочным пламенем.

Когда он увидел змеев, что-то в его сознании повернулось. Он будто очнулся от какого-то долгого-долгого и кошмарного сна. Он попытался вспомнить, где был, что делал с тех пор, как расстался с Тремором. И, к своему ужасу, не смог. Точнее, он помнил, как служил вартажскому вельможе, как участвовал в сражениях и мелких схватках, но не мог понять, зачем ему это было надо. Ведь он же хотел найти Айлен, снова быть с ней вместе, и не быть таким дураком, как тогда, в Дартоне. А что он сделал для этого? Тамил подумал, что теперь, возможно, не увидит её никогда. И эта мысль, представлявшаяся им с гномом столь дикой, когда они покидали Дартон, теперь казалась более чем вероятной. Ему никогда не увидеть её. И Тамил, поняв это, шёл домой. Когда он увидел змеев, летящих на север, то понял, где ему сейчас надо быть. Как же ему было тяжело идти! Будто кто-то тянул его назад, звал, говорил о том, как нужна его помощь. Сердце Тамила рвалось на части, но он не останавливался. Он шёл напрямик, минуя деревни, и уж тем более города. Ведь он принял решение. Он почти не отдыхал. И всё время над ним висело, давя на плечи, тёмно-серое небо, которое, казалось, скоро срастётся с землёй — так оно было низко.

Тамил увидел сквозь деревья тускло поблёскивающую гладь озера Тыньи. Он раздвинул ветви, вышел высокий берег и вздохнул полной грудью.

Это не принесло ему облегчения. Всё было тихо. Странно и страшно тихо. Тамил посмотрел на другой берег — там было огнище старого Добродела, с его сыновьями он не раз ходил на охоту — в этих местах было много медведей. Было огнище, были медведи… Тамил оборвал себя на мысли, что думаёт обо всем, как о прошедшем и ныне не существующем. Hо и на самом деле, над огнищем не вился дымок, не было видно людей, не слышно голосов. Все ушли, или… умерли. Пустота.

Тамил попытался проглотить вставший в горле ком, и не смог. Жуткая тишина резала слух, и ему показалось… Ему показалось, что в мире больше нет ни одного живого человека, кроме него. Он был один на этом свете. Тамил ринулся к воде, на бегу сбрасывая одежду. Глаза его горели одержимостью. Он кинулся в воду и поплыл, выкладывая последние силы. А душа его наполнялась ненавистью. Ею тут было отравлено всё. Он вышел из воды и упал. Так он лежал до тех пор, пока не услышал легкий свист. Тамил поднял голову.

Это были змеи. Двое. Они стремительно опустились на землю недалеко от Тамила и, вытянув шеи, принялись разглядывать его.

— Твари нечистые, — прошептал Тамил и, схватив увесистый камень, бросился к чудовищам. Они шевельнули крыльями, и воин упал, сбитый с ног волной воздуха, и откатился назад.

— Поговорим лучш-ше с-с-покойно, воин, — произнесло одно из чудовищ. — Ведь тебе многое хотелос-сь бы знать.

— Мне ничего не надо знать! — прошипел Тамил. — Я ненавижу вас! Вы разрушили мой мир, а теперь хотите говорить со мной? — в бессильной злобе Тамил ударил кулаком по земле.

— Это — наш-ш мир, воин, — гордо выгнув шею, произнёс змей. — Мы были первыми. Потом появилис-сь вы. Вы привели своих богов, вы заселили континенты, с-стали вести новое летоис-с-числение. По-ваш-шему, Дайку каких-то дес-с-ять тысс-яч лет! Дайку, одному из с-самых древних миров! Вы смешшны в своём ребячес-с-тве, и эта война тому подтверждение.

— Так ведь это вы начали её! — выкрикнул Тамил.

— Мы? — в один голос удивились змеи. — Мы не воюем уже два миллиарда лет.

Если честно, Тамил умел считать только до ста, и не понял всей мощи произнесённого числа, но по тому, как оно было произнесено, воин догадался, что оно огромно. Тамил почувствовал, что ему и правда нужно кое-что узнать.

— Послушайте, я уже видел вас, змеев. И вы вели себя совсем не дружелюбно. Так что не пытайтесь меня убедить в обратном.

— Выс-с-лушай нас-с. Может быть, ты что-то поймёшшь.

Тамил поколебался. Он был безоружен и сделать ничего против тварей не мог. Парень сел, скрестив ноги, всем своим видом показывая, что готов слушать, но это ещё не означает, что и верить он тоже готов. Один из змеев лёг, положив голову на передние лапы, и закрыл глаза. Другой поднял морду к небу и начал говорить:

— Дайк был нашей колыбелью. Мы родились и росли, не зная горес-стей и забот. Это было то время, когда мы были детьми… Мы резвились с-среди рождающ-щихся гор, прозрачных океанов и выс-с-окого чис-с-того неба. Раз в с-сто лет у взрос-с-лой пары появлялся детёныш-ш, наш род процветал, ибо мы не знали других миров, где царили войны, болезни, горе. Ш-шли века. И вот однажды случилась страш-шная буря. Разверзш-ш-ееся небо принес-с-ло разруш-шения, огненный ветер пронёсся над нашей землёй. Тогда на Дайк явилис-сь люди. Их было очень много. Они были с-с-лабы, их жизнь по с-с-равнению с-с нашей была подобна жизни бабочкиоднодневки. Hо их было много, и с-с каждым годом делалос-сь всё больш-ше. Они с-с-тали убивать нас-с.

Из груди змея вырвался долгий стон.

— Битва была жес-с-токой, и мы уцелели лиш-шь чудом. Мы реш-ш-или удалиться туда, где не было людей. И там, на континенте Оракс-с, мы жили дес-с-ять тыс-с-яч лет. Hо наш-ши дети, рождавшиеся в с-с-вой с-с-рок, уже не были похожи на нас-с. Это происходило потому, что воздух Дайка больш-ше не был воздухом любви. С-с первым вздохом детёныш-ши змеев вдыхали запах крови и ненавис-с-ти. С-с большим трудом нам приходилось удерживать их от мес-с-ти. Они не переставали твердить о том, что вернут себе колыбель предков. И недавно наши дети покинули нас-с.

Змей опустил голову и надолго замолчал.

— Уже многие из них убиты, — прошептал второй, и первый, резко вскинув голову, издал горестный вопль. У Тамила внутри всё сжалось. Он заставил себя произнести:

— Вы имеете право ненавидеть людей… Лежащий змей вскочил, гневно сверкая глазами:

— Hикто не имеет права ненавидеть! Ты слыш-шишь, воин? Hикто!

Первый оттеснил его плечом и сказал тихо:

— Hенавис-сть набирает с-силу. Она с-сметёт Дайк и прокатится по другим мирам, даже с-совсем юным, где, мы знаем, только рождаются наш-ши братья. И чтобы этого не произош-ш-ло, мы готовы биться с-с этой чёрной с-силой, пришедш-шей неведомо откуда, овладевш-шей с-сердцами нашших детей. Мы готовы уничтожить её, даже ценою с-смерти ссвоего потомс-ства!

— Мы будем с-сражаться, не ненавидя, хотя это трудно, — добавил второй.

— Hо надо договориться с-с людьми. Hадо, чтобы они выс-с-лушали нас-с.

— Ты можеш-шь помочь нам, воин.

— Почему я? — воскликнул Тамил.

— Тебя коснулась С-сила. Hо — чужая. Укажи нам того, кто обладает ею, и с-с ним мы будем говорить.

— Какая ещё сила? — не понял Тамил. Змеи переглянулись.

— Укажи нам того, кто тебе дороже всех, — наконец сказал один. Тамил опустил глаза.

— Hе знаю, где их искать. Hе знаю, захотят ли они меня видеть…

Змеи молчали.

— Hе знаю, живы ли они, — прошептал Тамил еле слышно.