"Обет молчания" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

НЕОСТОРОЖНОСТЬ

Рождество стояло на пороге. Суета и приготовления охватили всю школу, Мы целой компанией, вместе с мисс Каррутерс и мадемуазель дю Пон, преподававшей французский язык, отправились в Монс покупать подарки домашним.

Короткую поездку на поезде мисс Каррутерс стремилась использовать для того, чтобы мы, прежде чем предаться легкомысленному занятию выбора подарков, смогли осмысленно осмотреть некоторые, как она выражалась, «достопримечательности».

Под пыхтенье паровоза она читала нам лекцию.

— Вы должны знать, девочки, что город Монс построен между реками Труйль и Эно. Около города пересекаются два канала. Один из них проложил Наполеон. Когда-то здесь был лагерь римлян, а сейчас Монс — столица провинции Эно.

Все это мы слушали вполуха, изучая списки подарков. Аннабе казалась немного озабоченной.

Она сидела рядом с Люсией и время от времени о чем-то говорила с ней, но у меня создалось впечатление, что эта поездка ей уже несколько наскучила.

По прибытии в город мы вынуждены были посвятить немного времени осмотру достопримечательностей. На этом настояла мисс Каррутерс, и мы все боялись, что у нас останется мало времени на покупки. Мы осмотрели церковь Сент-Вофру и колокольню, прославившуюся перезвоном своих сорока семи колоколов.

— И, девочки, — добавила мисс Каррутерс, — в XVIII веке наш герцог Марльборо выиграл битву при Мальплаке недалеко отсюда.

Наконец, нас отпустили на свободу, и, должна признаться, что огромный магазин, в который нас привели, вызвал у меня больший интерес, чем военные успехи герцога. Оказавшись, наконец, на воле, я купила немного засахаренного миндаля в красивой голубой с серебром коробочке для мамы, миниатюрную копию церкви для отца и перочинный ножик для Чарльза.

На обратном пути я уселась рядом с Аннабелиндой и спросила, что купила она.

— Ничего, — последовал краткий ответ.

— По-моему, тебе скучно, — сказала я.

— А кому не скучно?

— Мне.

— О, тебе понравится, что угодно.

Аннабелинда была в плохом настроении и, когда я спросила, что ее расстроило, огрызнулась:

— Почему я должна расстраиваться? Просто мне надоели эти бесконечные рассуждения старой Каррутерс о церквах и колоколах.

Пришло время нашего отъезда в Англию. За Нами приехала тетя Селеста. Мы провели ночь в Валансьене, но не застали там ни герцогини, ни Жана-Паскаля, и вот мы уже на пути домой.

В Дувре нас встречали мои родители. Мы без конца обнимались, и они хотели услышать все о школе. Аннабелинда переночевала у нас, а тетя Белинда приехала в Лондон на следующий день.

Как прекрасно было вернуться домой! Я рассказывала всем о школьной жизни, описала мадам Рошер и чуть менее грозных мадемуазель Артуа и мисс Каррутерс, в общем, всех их. Маме, папе и Чарльзу хотелось послушать и, про полуночную вечеринку, и про хождение во сне Мари Кристин.

Я уже собиралась рассказать о привидении, но передумала. Почему-то я чувствовала, что Аннабелинде этого не хотелось.

— Для меня совершенно ясно, — подытожила мама, — что школа тебе очень нравится.

Я заверила ее в этом, хотя сама бы предпочла, чтобы пансион находился не так далеко.

— К герцогине все относятся с величайшим почтением, и ее титул очень повысил наш престиж в глазах мадам Рошер, — продолжила я.

— А как насчет Жана-Паскаля Бурдона? — спросила матушка, — Я не слышала, чтобы ты его упоминала.

— Мы не видели его.

— Думаю, у него много дел в Шато Бурдон.

Вино и другие заботы.

— Наверное, ты права, мы с тетей Селестой просто переночевали в их доме в Валансьене, правда, Аннабе? Ее так зовут девочки в школе. Они говорят, что «Аннабелинда» — слишком длинное имя.

— Мне это не нравится, — сказала Аннабелинда. — Я запрещаю тебе называть меня каким-либо именем, кроме моего настоящего.

Когда мы остались одни, мама сказала:

— Что такое с Аннабелиндой? Она, кажется, не так влюблена в школу, как ты.

— Нет, «Сосновый Бор» ей очень нравится. По-моему, она бы предпочла остаться там, а не приезжать домой на Рождество.

За праздники надо было столько всего сделать, так много всего обсудить, что я забыла об Аннабелинде.

Дэнверы провели рождественскую неделю с нами, а потом я отправилась в Корнуолл к тете Ребекке, у которой всегда с удовольствием гостила. Тетя Ребекка, как раньше моя мама, с нетерпением ждала рассказа о школе.

В конце каникул тетя привезла меня в Лондон, и я начала готовиться к возвращению в школу. За несколько Дней до отъезда Аннабелинда с матерью тоже приехала в Лондон.

Аннабелинда выглядела не лучше, чем в начале рождественских праздников. Она, казалось, не испытывала желания общаться со мной, но вечером накануне отъезда я почувствовала такую тревогу за нее, что направилась в ее комнату с твердым намерением поговорить.

Я постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

Аннабелинда лежала в кровати, но не спала.

— А, это ты, — сердито сказала она.

— Аннабелинда, — промолвила я, — я беспокоюсь за тебя. Не заболела ли ты? Может быть, я что-то могу сделать для тебя?

— Ты ничего не можешь сделать, — ответила она. — Я никогда больше не увижу его.

— Кого?

— Карла.

— Карла… ты имеешь в виду садовника?

— Он не был настоящим садовником. Только на пари. А потом он просто исчез, не сказав мне ни слова — Но почему он должен был предупреждать тебя?

— Потому что мы были друзьями, — сказала она.

— Друзьями, — повторила я. — Но ведь ты его видела только пару раз в парке кроме того вечера у нас в доме.

— Ты ошибаешься, мы были друзьями, друзьями особого рода, — резко ответила она. — Ты понимаешь, что я имею в виду… ну, любовниками.

От изумления я открыла рот:

— Любовниками!

— Перестань повторять мои слова. Ты ничего не понимаешь.

— Я пойму, если ты расскажешь мне.

— Ну, нас с Карлом связывала особая дружба.

Это было так здорово. Я часто виделась с ним.

Иногда днем, а…

Я вспомнила, как она проскальзывала в дом, поднималась по лестнице, изображая привидение.

— А иногда ночью, — добавила я.

Аннабелинда улыбнулась и стала немного похожа на себя прежнюю.

— Это было замечательно. Люсия все знала.

Она такая молодчина! Ну, у нее у самой были похождения. Она очень помогла мне. Обычно она клала сверток с какими-нибудь вещами в мою кровать, создавая впечатление, что это я там лежу… просто на случай, если войдет старушка Арти.

— И поэтому ты так расстроена? Ты дружила с ним, и он даже не сказал тебе, что исчезнет?

Аннабелинда кивнула, снова став печальной.

— Друзья так не поступают…

— Может быть, его внезапно вызвали куда-нибудь.

— Он мог оставить, записку.

— Ну, это нелегко. Ему не полагалось иметь какие-либо дела с воспитанницами.

Я была потрясена и сбита с толку.

— Ну, представь себе… ты и Карл.

И это все, что я смогла сказать.

— Он очень красив.

— Конечно.

— И довольно оригинален. Я имею в виду, заключить это пари.

— В нем действительно есть что-то необычное.

Возможно, он снова появится.

— Будет слишком поздно. Нам было так весело вместе! Его всегда так интересовала школа. Он, бывало, задавал мне о ней множество вопросов. Он заставил меня нарисовать ее план. Как-то ночью я впустила его в дом.

— Впустила его!

Аннабелинда кивнула.

— Мы влезли в окно.

— Я видела, как ты это делаешь.

— Да. Это очень легко. Я просто отодвигала задвижку на окне и оставляла его открытым, чтобы можно было вернуться. Я договорилась с Люсией, что, если меня не будет до двух часов ночи, она спустится вниз и удостоверится, что никто не закрыл задвижку. Люсия помогала мне.

— И ты приводила Карла в школу!

— Только один раз. Он что-то хотел посмотреть в здании. Это было так волнующе… пробираться в темноте… конечно, с фонарем.

— Вас могли поймать!

— Подумаешь! — промолвила Аннабелинда, возводя глаза к потолку.

— Тебя могли бы исключить.

— Ерунда. Дедушка Бурдон не допустил бы этого. Мадам Рошер его очень любит. Мне кажется, что много лет назад, когда она была молодой и красивой, он был ее любовником. По-моему, мой дедушка был любовником половины француженок.

Он не дал бы меня исключить.

— А ты отчаянная… но теперь из-за этого Карла ты несчастна.

Аннабелинда молчала.

— Хорошо, — сказала я. — Я рада, что теперь все знаю. Ты просто девушка, тоскующая по своему возлюбленному.

— Не говори никому об этом. Сама не знаю, почему я рассказала тебе.

— Потому что, несмотря ни на что, мы все еще подруги.

— Думаю, что да…

— Я очень беспокоилась за тебя. Ты преодолеешь это. Будут другие.

Аннабелинда слегка улыбнулась мне.

— Спасибо, что пришла, Люсинда.

Она давно не была такой приветливой.

— Я рада, что сделала это, — ответила я. — Спокойной ночи.

На следующий день мы отправились обратно в Бельгию; Мои родители, тетя Белинда, как и раньше, проводили нас до Дувра. Потом они вернулись в Лондон, а мы с тетей Селестой отправились в Валансьен. Жан-Паскаль Бурдон и герцогиня все еще находились в Шато Бурдон в Медоке.

В школе нас разместили для следующего семестра. Я с радостью обнаружила, что у меня прежние соседки. Люсия же уехала, и Аннабелинда осталась в комнате одна.

Я подумала: «Ей это понравится. Но уверена, что ей будет недоставать Люсии».

Через неделю после нашего возвращения Аннабелинда упала в обморок на уроке английского.

Меня там, конечно, не было, но я сразу узнала об этом.

Аннабелинду отнесли в комнату и послали за врачом. После осмотра Аннабелинды он некоторое время беседовал наедине с мадам Рошер.

Я тревожилась за подругу, начинала догадываться, что дело не только в тоске по утраченному возлюбленному. Я направлялась к ее комнате, но у самых дверей меня остановила мадемуазель Артуа.

— Куда вы идете, Люсинда? — спросила она.

— Повидать Аннабелинду. Я узнала, что к ней приглашали врача.

— Аннабелинду нельзя беспокоить.

— Я не, буду ее беспокоить. Ведь она мне как сестра. Мы очень много времени проводили вместе… всегда.

— Да, это так, но Аннабелинду нельзя тревожить. Пожалуйста, идите в свой класс. — Воспитательница посмотрела на часы. — А не то опоздаете, прибавила она.

Я не могла ни на чем сосредоточиться. Аннабелинда заболела. Мне хотелось находиться рядом с ней. Какие бы размолвки ни возникали между нами, она являлась как бы частью меня. Как мои родители… как тетя Селеста… Я не могла вынести, что меня не пускают к Аннабелинде.

В течение двух дней она оставалась в своей комнате, и мне не разрешали навестить ее. Я начала думать, что у нее какая-то заразная болезнь.

Потом в школу прибыл Жан-Паскаль Бурдон вместе с герцогиней, и его сразу проводили в мадам Рошер.

Днем мадам Рошер послала за мной.

— Здесь герцогиня и месье Бурдон, — сказала она мне, как будто я не знала этого. — Они хотели бы поговорить с вами. Они ждут вас в моей гостиной. Можете сейчас пройти к ним.

Задавая себе вопрос, что бы это могло означать, Я поспешила туда.

Герцогиня расцеловала меня в обе щеки. Жан-Паскаль стоял на несколько шагов позади нее, потом вышел вперед и, взяв обе мои руки в свои, поцеловал меня так же, как и она, ласково улыбнувшись.

— Моя милая Люсинда, — сказал он. — Я вижу, что ты беспокоишься за Аннабелинду. Бедное дитя, она совсем больна. Мы собираемся забрать ее с собой в Бурдон. Мы позаботимся о ней и надеемся, что через несколько месяцев она станет такой же, как прежде.

— Месяцев! — повторила я.

— О да, моя милая, — вставила герцогиня. — Понадобятся несколько месяцев.

Жан-Паскаль продолжал:

— Я скажу родителям Аннабелинды, что она нуждается в особом уходе, который, естественно, невозможен в пансионе. В конце концов, это школа, а не больница. Я попрошу мою дочь с мужем приехать к нам в Бурдон. Я знаю, что тебе будет недоставать подруги. Но ведь ты уже освоилась здесь, правда?

Я пробормотала, что да. Я чувствовала себя сбитой с толку. Я не могла поверить, что Аннабелинда настолько больна, что должна так надолго покинуть школу.

Жан-Паскаль исподволь наблюдал за мной. Неожиданно он спросил:

— Аннабелинда что-нибудь рассказывала тебе?

— Ну… немного.

— О том… как она себя чувствует?

— О… да. Мы поговорили в Лондоне перед отъездом. Она была расстроена из-за… э-э…

— Из-за?..

— Из-за своего друга.

— Она сказала тебе это, да?

— Да.

— А этот ее друг?

— Он работал здесь садовником.

— Понимаю, — отрывисто сказал Жан-Паскаль. — Ну, Аннабелинда больна, и, как ты понимаешь, ей требуется некоторое время, чтобы выздороветь.

— Она вернется обратно в школу?

— Думаю, что вернется, когда будет хорошо себя чувствовать. На твоем месте я бы никому не рассказывал про этого садовника.

— Конечно. Я знаю, что Аннабелинда не хотела этого.

— Не сомневаюсь. Она ведь просто разговаривала с ним в парке.

— О, — начала было я и внезапно замолчала.

Жан-Паскаль внимательно посмотрел на меня и потом улыбнулся.

— Надеюсь, что ты приедешь погостить ко мне в замок перед отъездом домой на летние каникулы, — сказал он. — В это время года… виноград уже почти созреет.

— Спасибо, — сказала я.

— Мы уезжаем сегодня и забираем Аннабелинду с собой. Надеюсь, что тебе не будет без нее одиноко.

— У меня есть Кэролайн, Хельга, Ивонн и все остальные.

— Уверен, что у тебя много подруг.

— Аннабелинда не… — Они оба с ужасом смотрели на меня, пока я, запинаясь, не произнесла:

— Не… умрет?

Жан-Паскаль рассмеялся.

— Господи, нет, нет и нет! — воскликнул он. — С ней будет все в порядке. Она просто нуждается в покое, отдыхе и уходе. И все это она получит в Бурдоне. Когда ты увидишь ее летом, она будет прежней Аннабелиндой.

— Я беспокоюсь о ней.

— Конечно, милое дитя. Но для тревоги нет оснований. Мы будем ухаживать за ней, пока она не выздоровеет. Ты поразишься, увидев ее. А тем временем ты должна усердно трудиться и радовать своими успехами мадам Рошер, которая, скажу по секрету, отозвалась о тебе с большой похвалой.

И… только не говори слишком много про Аннабелинду. Ей, как и любому человеку, не нравится хворать. И ей бы не хотелось, чтобы, когда она вернется, ее воспринимали как больную.

— Я понимаю.

— Я знал, что ты поймешь. Храни тебя Бог, моя милая. Я с нетерпением жду встречи с тобой летом.

— Я тоже, мой дорогая, — сказала герцогиня.

В тот же день они уехали, забрав Аннабелинду.

Мне очень недоставало Аннабелинды. Я всегда ощущала какую-то пустоту, когда она исчезала из моей жизни. Мне не хватало ее подкалываний, ее пренебрежения, ее презрения, потому что я знала, что за всем этим скрывается сердечная привязанность.

Мне хотелось бы знать, как продвигается ее выздоровление, и я очень обрадовалась, получив от нее письмо.

«Дорогая Люсинда!

Как ты там в школе без меня? Моя мама приехала в Бурдон. Все решили, что на некоторое время я должна оставаться здесь. Говорят, что здешний климат больше подходит мне, чем наш английский. Мне сказали, что со временем я буду в полном порядке. Дедушка очень влиятельный человек и знает всех людей, которые могут оказаться полезными. Он приглашает тебя приехать сюда летом, перед отъездом домой, так как уверен, что к тому времени я уже полностью поправлюсь. Я нуждаюсь в небольшом отдыхе и поэтому пока должна оставаться здесь.

Я хотела бы, чтобы ты оказалась здесь, в Бурдоне. Я с нетерпением жду твоего приезда после окончания занятий в школе в конце июля перед длинными летними каникулами. Не говори, что должна спешить домой к родителям и к твоему братцу. Сначала приезжай сюда и побудь со мной.

Аннабелинда.»

В этом письме она била уже больше похожа на себя. Я написала ей, что, если это удобно, я остановлюсь на две недели в Шато Бурдоне перед отъездом домой, и подчеркнула, что это достаточно долго, потому что я с нетерпением жду встречи с родителями после окончания длинного семестра.

Занятия в пансионе шли, как обычно. Мы устроили еще одну полуночную вечеринку. Кэролайн привезла после рождественских каникул торт, облитый сверху сахарной глазурью, и угощение получилось на славу. Но без Аннабелинды все казалось не таким, как прежде.

— Что с ней? — спросила Кэролайн.

— Какая-то ужасная болезнь. Чтобы вылечиться от нее, потребуются месяцы.

— Наверное, это чахотка, — понимающе сказала Кэролайн.

— Надеюсь, что нет.

— Люди часто болеют чахоткой.

— Аннабелинда в последнее время плохо выглядела. Возможно, так оно и есть.

— Обычно едут лечиться в Швейцарию, — сказала Хельга. — Говорят, что хорошо помогает горный воздух.

Я подумала: «Швейцария? Карл Циммерман приехал оттуда».

Карл Циммерман все больше и больше занимал мои мысли. Болезнь началась после его исчезновения, из-за тоски по нему.

Я часто прогуливалась, вспоминая нашу неожиданную встречу, и однажды пошла посмотреть на его коттедж.

Мне показалось, что в нем кто-то живет. Я осмотрела домик. Он был определенно обитаем. Я обошла вокруг него и вернулась в школу.

А на следующий день я поймала себя на том, что снова иду в направлении коттеджей. Я подошла к домикам сзади. Там располагались садики, и в одном из них молодая женщина развешивала постиранные вещи.

Она поздоровалась со мной и сказала:

— Вы из школы. Я уже видела вас неподалеку отсюда.

— Да, — ответила я. — Наверное, вы работаете в пансионе?

— Не я. Мой муж. Он работает в парке. У него очень много дел.

Женщина подошла ко мне. У нее было приятное счастливое лицо. Я заметила, что она ждет ребенка… и весьма скоро. Она оперлась руками на изгородь и изучающе посмотрела на меня.

— Вы давно в этой школе? — спросила она.

— С прошлого сентября.

— Откуда вы приехали? Не из Англии ли?

— Как вы догадались? — Ну, может быть, все дело в том, как вы говорите по-французски.

— Неужели так плохо?

— Не расстраивайтесь, — сказала женщина. — И вовсе не плохо. Я все понимаю.

— Прекрасно! Тогда позвольте задать вам вопрос. Вы знали Карла, который некоторое время работал здесь?

— О да. Мой Жаке говорил, что садовник из него не Бог весть какой. Я знала этого молодого человека. Он недолго пробыл в этих краях.

— Почему он так быстро уехал?

— Не думаю, что он собирался оставаться. Он один из тех, которые сегодня здесь, а завтра там.

— Спасибо, это все, что я хотела узнать, а теперь я лучше вернусь в школу.

— До свидания, — весело сказала жена садовника.

Примерно через неделю я опять увидела ее. Она округлилась немного больше.

— Привет. Опять вы, — сказала она. — Вам, кажется, понравилось гулять здесь.

— Я люблю выходить из пансиона в это время, а в парке так хорошо…

— Настоящая весна.

— Да. Чудесно.

— А я отдыхаю. Понимаете, я должна отдыхать.

Я знала, что она имеет в виду.

— Вы довольны, правда? Я говорю о… ребенке.

— Значит, вы заметили.

Женщина громко засмеялась, показывая, что это шутка, настолько очевидным было ее состояние.

— Конечно, заметила.

— Такая молоденькая девочка, как вы!

— На самом деле не такая уже я молоденькая.

— Нет. Конечно, нет. В наше время молодые люди уже знают о таких вещах. Вы правильно угадали. Я довольна. Мы всегда хотели ребенка.

Жаке и я. Думали, что у нас его уже никогда не будет, а потом милосердный Боже посчитал нужным исполнить наше желание.

— Должно быть, вы счастливы.

Она кивнула, довольная и безмятежная.

Я ушла, думая о ней.

Как-то раз, когда мисс Каррутерс взяла нас на экскурсию в Монс и у нас опять появилась возможность походить по магазинам, я купила распашонку, которую намеревалась подарить этой женщине.

Я узнала ее имя. Ее звали Маргарет Плантен.

Жаке Плантен работал на пансион по найму уже много лет, а его отец и дед работали на Рошеров еще до того, как была создана школа.

Маргарет пришла в восторг от распашонки. Она призналась, что наши короткие беседы через изгородь доставляют ей большое удовольствие. Меня пригласили в маленький коттедж с двумя комнатками наверху и двумя внизу. Сзади была пристроена умывальная.

Маргарет получала огромное наслаждение, показывая мне вещи, приготовленные для ребенка. Я сказала, что надеюсь на то, что он родится до моего отъезда на летние каникулы.

— Занятия в школе заканчиваются в самом конце июля, — сказала Маргарет. — По крайней мере, всегда кончались. Ну, а ребенок должен появиться примерно за неделю до этого.

— Как вы думаете, кто это будет, мальчик или девочка? Я бы предпочла маленькую девочку.

— Она бы предпочла! — рассмеялась Маргарет. — Ну, это решит милосердный Господь. Жаке хочет мальчика, но думаю, что он будет очень рад, кого бы нам ни послала судьба. А я хочу только одного — взять этого малыша на руки.

Прошла весна. Наступило лето. Остался всего один месяц до окончания занятий. Жизнь в пансионе очень нравилась мне. С Кэролайн мы стали близкими подругами. Я сильно привязалась к Ивонн и Хельге.

Прогулки в сельской местности. Кроссы, в которых бегущие впереди оставляют за собой след из клочков бумаги. Свежий воздух. Мисс Каррутерс говорила, что это лучше всяких искусств. Мадемуазель Артуа жаловалась на беспорядок, который мы оставляли в спальне. Долгие теплые дни…

Уроки танцев, уроки игры на фортепьяно… Я скучаю по Аннабелинде и с нетерпением жду известий о ней.

Время от времени от нее приходят письма. Она поправляется, считает, что к тому времени, когда я присоединюсь в ней, она будет уже совсем здорова. В Бурдоне очень жарко, и все боятся, что это повредит виноградникам.

«Я предвкушаю встречу с тобой, — писала Аннабелинда, — ты мне расскажешь про все, что происходит в нашей школе».

И я, конечно, тоже с нетерпением ждала встречи с ней.

В середине июля у Маргарет Плантен родился мертвый сын. Я очень опечалилась, мысль о страданиях Маргарет была для меня непереносима. Я знала, как отчаянно она хотела иметь ребенка, а теперь все ее планы и надежды оказались напрасными.

Ставни в коттедже были закрыты. Я не могла заставить себя пойти туда, опасаясь, что мой приход напомнит жене садовника о наших беседах о ребенке и еще больше опечалит ее.

Две недели я не приближалась к домику. Потом, собравшись с духом, направилась туда. Подойдя к коттеджу со стороны сада, я заглянула поверх изгороди. Там в коляске лежал ребенок.

Я не могла сдержать любопытство. На следующий день я пришла снова. Коляска с ребенком стояла в саду. Я обошла коттедж и постучала в дверь.

Маргарет открыла ее и увидела меня. Я почувствовала, как слезы наворачиваются да глаза. Она заметила их и на пару секунд отвернулась. Потом сказала:

— Моя милая, вы очень добры, спасибо, что пришли.

— Я боялась сделать это раньше… но я думала о вас.

Маргарет взяла меня за руку.

— Заходите, — сказала она.

Я вошла.

— Мне так жаль, — начала я.

— Это было ужасно. Мне хотелось умереть. Все наши надежды… все наши планы… рухнули. Мы были вне себя от горя. Понимаете ли, мы мечтали об этом… мы оба. Мы так долго ждали, и потом… все так кончилось. Это было свыше наших сил. И я проклинала Бога. Я спрашивала, как Он мог совершить такое? Чем мы заслужили это? Но Господь милосерден. Он дал мне другого малыша, чтобы заботиться о нем. Это одно из его чудес. Оно смягчает мою боль, и я уже люблю ребенка. Не так, как своего собственного… но говорят, что потом я полюблю его как своего. И действительно… моя любовь растет с каждым днем. Так что та маленькая распашонка, которую вы купили… она пригодится.

— Значит, у вас все-таки есть ребенок?

— Да. Теперь он мой! Мой навсегда. Он нуждается во мне, а я в нем. У него нет матери, нет никого, кто бы заботился о нем. И я собираюсь подарить ему ту нежную заботу, которая предназначалась моему дитя.

— Расскажите мне, как это произошло.

— Мне помогла мадам Рошер. Она услышала об этом малыше и сказала мне о нем, спросив, не взяла бы я его себе. Сначала я не согласилась. Я не чувствовала, что кто-то в состоянии заменить мне моего ребенка. Тогда мадам Рошер сказала, что этот малыш нуждается во мне… и, хотя я могу и не сознавать этого, я нуждаюсь в нем. Конечно, дело было не в деньгах.

— Деньгах?

— О да. За него платят. У него нет матери, но его родственники будут оплачивать уход за ним.

Мы с Жаке и не мечтали, что станем такими богатыми. Но дело не в деньгах…

— Я уверена, что не в деньгах.

— Мы обсудили это с мужем. Я сказала, что усыновлю ребенка. Я не хочу, чтобы кто-нибудь потом пришел и забрал его. Если он мой, то пусть и останется моим. Родственники малыша согласились, сказали, что на ребенка отложены деньги.

Они будут присылаться каждый год. Он не будет ни в чем нуждаться. И, моя милая, я уже люблю его.

— Это замечательная история, мадам Плантен.

Она похожа на чудо. Если бы вы не потеряли своего ребенка, то не смогли бы позаботиться об этом малыше.

— О, они нашли бы кого-нибудь другого. У этих людей есть деньги, и они могут все устроить.

Но я делаю это не из-за денег. Из-за ребенка. Он такая прелесть. Мне кажется, что он уже узнает меня.

— Могу я посмотреть на него?

— Конечно. Я принесу его в дом. Он еще совсем крошка. Может быть, примерно на неделю старше моего… не больше.

— Когда его привезли?

— Несколько недель назад. Это организовала мадам Рошер. Я думаю, что его доставил кто-то из ее поверенных. Была бумага. Мы с Жаке поставили на ней кресты. А потом ее подписали и скрепили печатью. Я сказала, что меня интересует только одно. Будет ли этот ребенок навсегда моим, как если бы это я дала ему жизнь. И мне ответили, что именно это и написано в бумаге. Но вы должны посмотреть на него. Подождите минутку. Я принесу дитя.

Маргарет вернулась с совсем маленьким ребенком, с красивыми светлыми волосами. Он спал, и его глаза были закрыты, но, и не видя их, я догадывалась, что они голубого цвета.

— Как его зовут? — спросила я.

— Эдуард. И, конечно, он будет носить нашу фамилию.

— Значит, он ваш, мадам Плантен, только ваш?

— Да. И я никогда не забуду, что он значит для нас. Когда Жаке входит, он перво-наперво ищет глазами этого маленького парнишку.

Она сидела, качая ребенка, который продолжал спать.

Я сказала:

— По-моему, замечательно, что все так кончилось.

— Это чудо, сотворенное небесами, — сказала Маргарет. — И я всегда буду верить в то, что так оно и есть.

Семестр закончился первого августа. В школу приехала герцогиня. Она собиралась отвезти меня прямо в замок.

Мадам Рошер провела с ней немного времени наедине.

Когда мы уезжали, мне вспомнилось наше появление здесь в прошлом сентябре, и я подумала, как много произошло всего лишь за один год.

Герцогиня была такой же приветливой и любезной, как всегда. Мы без приключений добрались до Бордо. На станции нас ожидал экипаж Бурдонов, и мы с большим комфортом доехали до замка.

Я с нетерпением ждала встречи с подругой. Герцогиня сказала мне, что Аннабелинда уже поправилась и стала почти совсем такой же, как раньше.

— Мы заставляем ее отдыхать, потому что болезнь была долгой и изнурительной. Однако мы чувствуем, что она справилась с ней наилучшим образом.

Аннабелинда ожидала нас, стоя рядом с Жаном-Паскалем. Она выглядела здоровой и даже цветущей.

— Как чудесно, что ты приехала, Люсинда! — воскликнула она, тепло обнимая меня. Я была тронута.

— Аннабелинда, как я рада видеть тебя!

Жан-Паскаль поцеловал мне руку.

— Добро пожаловать, милое дитя. Мы все счастливы, что ты здесь. Как, по-твоему, выглядит Аннабелинда?

— Она никогда еще не выглядела так хорошо.

Он засмеялся.

— То же самое ей говорю и я. Вот видишь, моя дорогая, мы с тобой думаем одинаково.

— Аннабелинда и в самом деле полностью выздоровела?

— Да… да. В этом нет сомнения. Мы будем заботиться о ней, чтобы исключить возможность рецидива.

Мы вошли в замок, который всегда внушал мне благоговейный трепет. Мама говорила, что испытывала то же самое чувство, когда гостила в нем.

Казалось, что прошлое проглядывало сквозь настоящее, и ты думал обо всех людях, живших здесь давным-давно и, возможно, оставивших частицу себя в этом месте.

Мы пообедали в уютной столовой, и, казалось, Жан-Паскаль и герцогиня искренне рады мне. Что касается Аннабелинды, то она заставила меня чувствовать себя желанной гостьей.

— Надеюсь, твои родители не сердятся на нас за то, что мы удерживаем тебя вдали от них, — сказал Жан-Паскаль.

— Не сомневаюсь, что они подарят нам немного времени, — промолвила герцогиня. — Они очень обрадуются, если Аннабелинда сможет вернуться вместе со мной, — сказала я.

— Думаю, что она уже достаточно здорова, чтобы сделать это, — ответил Жан-Паскаль.

Разговор продолжался в том же духе, но я почувствовала некоторую напряженность и видела, что Жан-Паскаль тоже ощущает ее.

Я вздохнула с облегчением, когда мы разошлись по комнатам, и не могла удержаться, чтобы не пойти к Аннабелинде.

Она лежала в кровати, но не спала.

Улыбнувшись мне, она сказала:

— Я знала, что ты придешь.

— Конечно, ведь мы так давно не видели друг друга.

— Расскажи мне о школе. Как реагировали на мой внезапный отъезд? Было много разговоров?

— Все говорили только об этом. Тебя награждали всевозможными болезнями… от скарлатины до авитаминоза.

Аннабелинда улыбнулась.

— Все это было довольно неприятно, правда?

— Теперь с этим покончено. Ты совершенно здорова. Расскажи, чем ты болела на самом деле?

— Дедушка говорит, что я не должна об этом рассказывать. Он считает, что так будет лучше для меня. Мне надо все забыть. Это происшествие может отрицательно сказаться на моих шансах…

— Отрицательно сказаться на твоих шансах… шансах на что?

— Найти себе подходящего мужа. Они думают о моем замужестве. В конце концов, я старею.

— Но тебе исполнится только шестнадцать…

— В будущем году.

— Как это могло бы сказаться на твоих шансах?

— О, пустяки. Не спрашивай…

Но я настаивала.

— Как?

— Ну, в знатных семьях все время думают о передаче родового имени и тому подобных вещах.

Им хочется здоровых наследников. Они будут настороженно относиться к жене, у которой было… было то, что у меня.

— Да что у тебя было? Как все загадочно. Ты болела чахоткой? Если да, то почему не сказать прямо?

— Дедушка говорит, что мы должны все забыть и никогда больше не упоминать об этом.

— Понимаю. Ты имеешь в виду, что если ты заболеваешь чахоткой, то она может передаваться по наследству твоим детям.

— Да. Вот именно. Поэтому ни слова.

— И они лечили тебя здесь!

— Ну, не здесь. Я должна была уехать.

— Я догадывалась об этом.

— Идея принадлежала дедушке. Он все организовал.

— Я помню, что получила от тебя письмо со штемпелем Бергерака.

— Бергерак! Никогда больше не хочу бывать там.

— Он где-то поблизости?

— Да, в нескольких милях отсюда. Наверное, я опустила письмо, когда мы проезжали его.

— Проезжали его… по дороге куда?

— О, я не помню. Я довольно плохо себя чувствовала все это время.

— Почему ты не хочешь снова оказаться в Бергераке?

— Я хочу забыть все, что связано с моей… болезнью… а это место напоминает мне о ней. Все вокруг напоминает о ней.

— Все-таки чахотка, да?

Аннабелинда кивнула… а потом покачала головой.

— Я не хочу говорить… прямо… но… обещай мне, что ты никому не расскажешь.

— Обещаю. Тебя отправили в Швейцарию? Люди едут именно туда. Высоко в горы.

Аннабелинда опять кивнула.

— И тебя вылечили? — спросила я.

— Полностью. В будущем мне надо просто… соблюдать осторожность. Дедушка назвал это предостережением. Как только ты подхватил подобное заболевание, люди относятся к тебе с подозрением.

— Они думают, что оно может стать наследственным.

— Дедушка считает, что оно может уменьшить мои шансы на тот брак, который он желал бы для меня.

— Ну, и как в санатории?

— О, там все относились к больным очень строго. Ты должен выполнять то, что тебе говорят.

— Похоже на «Сосновый Бор».

Аннабелинда рассмеялась.

— Но все кончилось, и я хочу забыть, что это когда-то было. Теперь я здорова. Со мной все будет в порядке. Я предвкушаю поездку в Лондон.

— По-моему, твои родные будут стремиться удержать тебя в деревне.

— О, думаю, маме захочется в Лондон. А что касается отца и дорогого брата Роберта, то пусть занимаются своим дорогим поместьем. Им не до меня.

— Я скучала по тебе, Аннабелинда.

— А тебе не кажется, что и я скучала по тебе?

— Должно быть, это ужасно — находиться так далеко от всех. Наверное, твой дедушка и герцогиня навещали тебя, пока ты была там?

— Конечно. Они изумительно относились ко мне.

Но, пожалуйста, Люсинда, я не хочу говорить на эту тему.

— Хорошо. Больше ни слова.

— И не забудь, не рассказывай никому про Швейцарию. Я не должна была говорить и тебе, но ты выпытала это у меня.

— Я буду молчать.

— Добрая старушка Люсинда 1 Прошла неделя. Мы много катались верхом, обычно в компании Жана-Паскаля. Было несколько званых обедов.

Я получала большое удовольствие от прогулок в окрестностях замка. Мне нравилось бывать одной. Я любила сидеть у озера, наблюдая за лебедями и маленьким коричневым селезнем, ковыляющим мимо меня. Я приносила ему кусочки хлеба, и меня забавляла его манера приходить к озеру и терпеливо дожидаться угощения.

Иногда, находясь здесь, я думала о странностях жизни и представляла себе маму молодой девушкой, ненамного взрослее, чем я сейчас, сидящую на этом же самом месте. Тогда здесь жил черный лебедь. Она часто рассказывала о нем и о том, как яростно он защищал свою территорию.

Как мирно было здесь сейчас, с прекрасными кроткими белыми лебедями вместо черного. И все-таки существовало нечто, скрытое от глаз… таинственное, казавшееся совсем не таким, чем было на самом деле.

Как-то в середине дня, когда, посидев у озера, я возвращалась в замок, мне встретился почтальон, который направлялся к дому.

Он приветствовал меня. Он знал, кто я, потому что я уже брала у него почту раньше.

— Ну что же, — сказал он, — еще раз, мадемуазель, вам придется поберечь мои ноги. Я немного припозднился. Не возьмете ли это послание для месье Бурдона?

Я согласилась и взяла письмо.

Почтальон поблагодарил меня и продолжил свой путь.

Я подумала, что Жан-Паскаль, наверное, в своем кабинете и поэтому понесла письмо туда. Я постучалась. Ответа не последовало, и я открыла дверь и вошла. Окно было открыто, и при моем появлении порыв ветра сдул лежащие на письменном столе бумаги и разметал их по полу.

Я торопливо закрыла дверь, положила принесенное мною письмо на стол и наклонилась, чтобы подобрать бумаги.

В это время мне на глаза попалась фраза, написанная на одной из них. Она гласила: «Жаке и Маргарет Плантен — 10 000 франков.»

Дальше было что-то по-французски, и я не смогла до конца понять смысл написанного. На бумаге стоял адрес конторы поверенных в Бордо.

Меня осенило. Как будто разрозненные части головоломки внезапно чудесным образом сложились вместе, и передо мной предстала некая картинка.

— Интересно? — произнес голос позади меня.

В комнату вошел Жан-Паскаль.

Я почувствовала, как краска заливает мое лицо, когда он взял у меня бумаги.

Его спокойный голос поверг меня в ужас.

— Что ты делаешь с моими бумагами, Люсинда?

Я услышала, как, запинаясь, говорю:

— Я… э-э… я… принесла письмо. Мне дал его в парке почтальон. Я постучалась. Никто не ответил, и я открыла дверь. Видите ли, окно было открыто и сквозняк… бумаги упали на пол. Я подбирала их.

— Конечно.

Жан-Паскаль собрал оставшиеся бумаги и положил их на письменный стол. Он улыбнулся мне.

— Ты оказала мне большую услугу, Люсинда.

И как мило с твоей стороны принести мою почту.

Я спаслась бегством и вышла из замка, чтобы свежий воздух охладил мои пылающие щеки.

«Десять тысяч франков Жаке и Маргарет Плантен». Все стало ясно. Им заплатили за то, чтобы они взяли ребенка. Почему Жан-Паскаль хотел этого?

Я могла бы догадаться раньше. Карл и Аннабелинда встречались… тайно. Они были любовниками. Результатом любовных утех являются дети.

И Карл покинул ее, предоставив иметь дело с последствиями. Не удивительно, что она изменилась. Как я могла не догадаться? Она упала в обморок на уроке. Мадам Рошер послала за врачом, и сразу после этого приехал Жан-Паскаль.

Умный и искушенный, он прекрасно знал, что необходимо делать в такой ситуации.

Аннабелинда не ездила в Швейцарию. Она жила в Бергераке, который, как показала мне карта, находился достаточно близко для удобства общения и достаточно далеко для сохранения секрета.

Аннабелинда согласилась бы на любое предложение своего дедушки. Она должна оценить мудрость его советов о необходимости хранить все в тайне.

У Аннабелинды родился ребенок, и именно он находился в коттедже Плантенов. Из-за потери своего ребенка Маргарет жаждала получить другого.

Кроме того, ей щедро заплатили за заботу о нем.

Это дитя смягчило боль от потери ее собственного сына и обеспечило ей с мужем безбедное существование до конца дней.

Несчастье Аннабелинды стало благословением для Плантенов.

Теперь, когда я все поняла, я могла думать только о ребенке, который получит от Маргарет ту любовь и заботу, которую не могла дать ему его родная мать.

Я почувствовала себя раздавленной этой тайной.

Я почти жалела, что раскрыла ее. Теперь у меня самой появился секрет. Никто никогда не должен догадаться, что я знаю о происшедшем.

Когда я сидела, глядя на лебедей, послышались шаги, и мое сердце заколотилось, потому что ко мне направлялся Жан-Паскаль.

Он присел рядом.

— Я рад, что нашел тебя, — сказал он. — Думаю, нам есть, о чем поговорить.

— Уверяю вас, что я зашла в ваш кабинет только, чтобы отдать письмо. Бумаги рассыпались по полу, и я, естественно, решила, что должна поднять их.

— Конечно. И тебя очень заинтересовало то, что ты увидела на одной из них?

— Но я…

— Пожалуйста, Люсинда, пусть между нами не будет недомолвок. Позволь мне сразу сказать, что я тебе верю. Ну, что ошеломило тебя? Ведь это было на бумаге, которую ты читала.

Я молчала.

— Люсинда, дорогая, будь так же откровенна со мной, как я с тобой. Что там было написано?

Я сделала глубокий вдох. Я не знала, как начать.

— Ты увидела там фамилии тех людей, которые работают по найму для школы, правда? — настаивал он.

— Да, — ответила я.

— Ты знаешь этих людей?

— Да. По крайней мере, я знаю мадам Плантен.

Я часто беседовала с ней, когда проходила мимо ее коттеджа в парке. Я знала, что она ждет ребенка.

— Да?

— Я знала, что ребенок умер и она усыновила другого.

— Ты умная девочка, Люсинда. Ты подумала, как странно, что дедушка Аннабелинды должен платить этим людям. Ты подумала: «Аннабелинда отсутствовала несколько месяцев. У нее была какая-то таинственная болезнь, а потом появился ребенок». Ну что же, я уверен, что ситуация прояснилась для умной маленькой Люсинды, которую, признаем это, раньше несколько озадачили загадочные события и которая, увидев бумагу с фамилией известных ей людей, все поняла. Это так?

— Я подумала… да.

— Конечно.

Жан-Паскаль взял меня под руку.

— Люсинда, — продолжал он, — ведь мы с тобой хорошие друзья, да? Я всегда испытывал к тебе нежность. Ты дочь моей милой Люси, которую я всегда обожал. Ты стала подругой моей внучки. Я отношусь к тебе как к члену своей семьи.

— Вы очень добры, и я сожалею, что отнесла письмо в ваш кабинет. Я должна была оставить его в холле.

— Ну, нет. Возможно, что так лучше. Теперь мы все выяснили. Ты разделишь с нами наш маленький секрет и, я уверен, никому не выдашь его.

Ты любишь Аннабелинду. Она поступила опрометчиво. Это не первый подобный случай в нашей семье… твоей семье… любой семье. Такова людская природа. К сожалению… Но все можно уладить… и забыть. Всегда разумно забывать то неприятное, что случается в жизни. Раскаяние очень полезно, но предаваться ему следует осторожно и в малых дозах, превышение которых омрачило бы радость бытия. Ты согласна?

— Думаю, что вы правы.

— Ну конечно, я прав. Ты многое заподозрила.

Подозрение отвратительно… Очень часто оно искажает правду, и она кажется ужасней, чем в действительности. Ты догадалась, в чем заключалась болезнь Аннабелинды и что врач, приглашенный мадам Рошер, обнаружил это. Можешь вообразить ужас этой достойной дамы, когда она узнала, что приключилось с одной из ее учениц. Но она мудрая женщина. Поскольку Аннабелинда моя внучка, она послала за мной. Она понимала, что при таких маленьких затруднениях может положиться на меня.

Я кивнула. Я представляла себе все именно так.

— Аннабелинда развлекалась с одним из садовников, — продолжал Жан-Паскаль. — Последнее чрезвычайно расстроило мадам Рошер, но я указал ей, что результат оказался бы тем же самым, какое бы социальное положение ни занимал в данном случае мужчина, и что здравый смысл должен помочь нам не давать воли нашему негодованию. Прежде всего необходимо было увезти Аннабелинду из школы. Мы больше не могли оставлять ее там.

Поползли бы слухи. Так как мы не могли допустить, чтобы наши соседи узнали о безрассудстве моей внучки, ее увезли в клинику, где о ней позаботились.

— В Бергераке, — сказала я.

На мгновенье мои слова ошеломили Жана-Паскаля, потом он сказал:

— Я вижу, что ты осведомлена и об этом. Как ты узнала?

— Аннабелинда обмолвилась, что была там.

— Ей надо вести себя осторожнее. Это в высшей степени надежное место. Я знаком с его владелицей. Она само благоразумие. Поэтому Аннабелинду отправили туда, а потом, разумеется, возникла проблема найти семью для ребенка.

— Все сложилось для вас очень удачно, — сказала я. — В одном я уверена. Мадам Плантен будет очень хорошей матерью.

— Мадам Рошер уверила меня в этом. Не думаешь же ты, что я отдал своего правнука людям, которые могли бы плохо к нему относиться?

— Но вы были готовы поручить его заботам чужих людей?

— Я чувствую нотку критицизма. Милая Люсинда, мог ли я оставить его здесь? Усыновить ребенка в моем возрасте? Я должен думать об Аннабелинде. Что ожидало бы ее, стань это происшествие известным? Ее заклеймили бы как падшую женщину до того, как у нее появилась бы возможность показать, чего она стоит. Она никогда бы не вышла замуж за человека, занимающего подобающее положение.

— Она могла бы встретить того, кто полюбит ее, и не расставаться со своим ребенком.

Жан-Паскаль наклонился ко мне и слегка поцеловал в голову.

— Дорогая Люсинда, ты смотришь на мир глазами невинности. Очаровательно, весьма очаровательно! Но жизнь не такова. Я хочу, чтобы у Аннабелинды все сложилось наилучшим образом.

Она очень красивая и привлекательная девушка.

Мне ненавистна мысль, что ее шансы могли с самого начала быть сведены к нулю.

— А как же ребенок? — спросила я.

— Он вырастет в хорошей семье. Ты сама это сказала. Но признаюсь, мне немного не по себе, что он будет находиться так близко от школы.

— Вы думаете, что Аннабелинда узнает своего сына?

— Все младенцы на одно лицо. Они появляются на свет похожие на морщинистых стариков, и через несколько недель становятся пухлыми и красивыми. Но ты понимаешь, насколько мы должны быть осторожны. Ты видишь, как случайное совпадение способно спутать все планы. Твое знакомство с этой доброй женщиной, то, что ты увидела эту бумагу. Кто мог бы предположить, что это случится? А ведь все так просто, так естественно. Помня о тебе, я не был уверен, что ребенка разумно помещать настолько близко от школы. Но мадам Рошер так хорошо охарактеризовала эту женщину, которая, разумеется, не имеет ни малейшего представления, откуда привезли ребенка.

— Вам пришлось приложить столько усилий, чтобы организовать все это для Аннабелинды, — сказала я.

— Ради Аннабелинды и чести семьи, — ответил Жан-Паскаль. — Это много значит для таких, как я. Возможно, мы слишком горды и немного надменны. Боже мой, ведь мы должны были извлечь хороший урок уже много лет назад. Но кто когда-нибудь учился на ошибках? Небольшой урок, возможно, но редко серьезные выводы. Ну, теперь ты знаешь, что произошло, и я доверяюсь тебе. Этот инцидент необходимо предать забвению. Я пригляжу за тем, чтобы о ребенке хорошо заботились… чтобы он получил образование, когда придет время. Можно не беспокоиться о его будущем. И я прошу тебя, Люсинда, никогда никому не разглашать то, что ты узнала. Я глубоко уважаю твою порядочность и знаю, что могу положиться на тебя.

Аннабелинда своенравна… немного легкомысленна. В этом часть ее очарования. Пусть она не знает, что тебе все известно. Помоги ей поддерживать миф о ее болезни. И, пожалуйста, прошу тебя, не говори ей, что усыновленный Плантенами ребенок ее сын. Я могу положиться на тебя, правда, Люсинда?

— Я никому не скажу.

Жан-Паскаль сжал мне руку.

— Я доверяюсь тебе, — сказал он.

Потом мы несколько минут сидели молча, наблюдая за грациозным скольжением белых лебедей по озеру.

В сентябре, после летних каникул, мы вернулись в «Сосновый Бор». Прошел год с момента моего появления здесь, и я чувствовала, что стала значительно взрослее той наивной девочки, которая была тогда. Я многое узнала, и, хотя драматические события произошли не со мной, я достаточно близко соприкоснулась с ними и они произвели на меня глубокое впечатление.

Я думала о Жане-Паскале Бурдоне как о неком могущественном божестве, которое распоряжается человеческими судьбами… цинично, милостиво… и немного аморально. Но что бы делала без него Аннабелинда?

Я часто думала о ребенке, отданном на попечение Маргарет Плантен. Он никогда не узнает о своей матери и о тех проблемах, которые возникли из-за его появления на свет. О нем будут хорошо заботиться, в должное время он получит образование. Плантены будут регулярно снабжаться деньгами, не ведая, кто посылает их. Одним мощным ударом Жан-Паскаль изменил их жизни еще больше, чем судьбу Аннабелинды. Я не сомневалась, что со временем она убедит себя, будто этого эпизода в ее жизни никогда не было, в то время как Плантенам всегда будет напоминать о нем Эдуард.

Кэролайн сказала, что за каникулы я сильно изменилась.

— Ты выглядишь такой серьезной. Знаешь, иногда, когда я обращаюсь к тебе, ты молчишь. У тебя, что-то случилось во время каникул?

— Нет, все в порядке, — сказала я.

Аннабелинду в школе встретили с неким благоговейным ужасом. Все были убеждены, что ее, по выражению одной девочки, «вырвали из когтей смерти». А те, с которыми это случилось, возбуждали совершенно особый интерес.

Как я и ожидала, Аннабелинда использовала ситуацию в своих интересах. Теперь она действительно стала в школе заметной фигурой. У нее появилась собственная комната, и, хотя мадам Рошер относилась к ней теперь несколько прохладно и, думаю, настороженно, Аннабелинда не стала придавать этому значения. Она наслаждалась пребыванием в школе. «Вот таково бывает возмездие за грехи», — говорила я себе, чувствуя, что повторяю слова Жана-Паскаля.

Оказалось, что Аннабелинде легче забыть случившееся, чем мне, ведь мне о нем напоминал находившийся рядом ребенок.

Малыш очаровывал меня, и я не могла противиться желанию проходить мимо домика Плантенов на прогулках. Раньше я любила находиться в компании подруг, теперь же мне хотелось ускользнуть от них и пойти к коттеджу… одной. В теплые дни коляска почти всегда находилась в садике Плантенов.

Маргарет оправилась от своей трагедии, по-моему, в основном благодаря маленькому Эдуарду.

Она души не чаяла в ребенке и как-то сказала мне:

— Жаке тоже начинает любить его. Сначала ему это было трудно. Он хотел собственного сына.

Но Эдуард так мил. Только посмотрите на этого ангелочка.

Иногда я держала малыша на коленях. Я искала в нем сходство с его родителями. Но не находила.

Он был такой же, как все младенцы.

Иногда я шла в садик Плантенов и садилась рядом с Эдуардом. Я смотрела на него, думая об Аннабелинде и Карле… о их тайных встречах в его коттедже, наверное, примерно таком же, как у Плантенов… Какой отважной была Аннабелинда!

Я догадывалась, что в ее жизни будет множество приключений… Начало уже положено. И что за начало… в мире появилось еще одно живое существо. Думаю, что во время свиданий с Карлом у Аннабелинды не возникало даже мысли об этом. А у самого Карла? Загадочный человек. Он даже не узнает, что у него есть сын. Как бы он воспринял это? Что он за человек? Я видела его только дважды.

Но ведь он стал отцом этого дитя. Он был виноват в случившемся, из-за него пришлось обращаться к Жану-Паскалю Бурдону, циничному знатоку человеческой природы со всеми ее слабостями, способному уладить все так, чтобы рождение ребенка не лишило Аннабелинду надежды на блистательное замужество.

Неудивительно, что я чувствовала себя повзрослевшей и настроенной несколько скептически. Происходящие вокруг меня события предстали передо мной в совершенно новом свете. Мой жизненный опыт значительно обогатился, хотя я стала старше всего на год.

Школьная жизнь текла по-прежнему. В старших классах еще больше внимания уделялось светским манерам. Стало больше уроков танцев и игры на фортепьяно.

Я понимала, что четырнадцать лет — уже пора зрелости, когда необходимо подумать о будущем.

Аннабелинда, в ее шестнадцать лет окруженная ореолом таинственности, была намного интереснее меня. Мы мало виделись в часы школьных занятий, а когда у меня появлялось немного свободного времени, я предпочитала незаметно отправиться к домику Плантенов.

Аннабелинда не ведала об этом коттедже, она, безусловно, ничего не знала о ребенке, лежащем в теплые дни в коляске в саду. Я находила, что все это очень странно и загадочно, но придает жизни какой-то особенный оттенок.

Наступило Рождество. Как всегда, нас забрала тетя Селеста, мы переночевали в Валансьене и отправились в Англию. Все шло, как обычно, и в надлежащее время мы вернулись в началу занятий в январе, расставшись с домом до лета, потому что поездка занимала слишком много времени, чтобы предпринимать ее между семестрами.

Короткие каникулы мы проводили в Шато Бурдоне. «Скоро, — писала мама, — ты опять приедешь домой. Как летит время!»

Я знала, что ей не нравятся мои поездки во Францию, хотя тетя Селеста и уверяла ее, что я получаю отличное образование, и знание нескольких языков, которое оно мне даст, — настоящее благо.

Мама отвечала, что согласна с этим, но ей бы хотелось, чтобы школа находилась поближе к дому.

Когда мы приехали в замок в перерыве между семестрами, Аннабелинда вела себя так же жизнерадостно, как прежде. Меня это поразило. Неужели ее совершенно не интересовало, что стало с ребенком? Мне пришло в голову, что Жан-Паскаль, в своей беспредельной мудрости, мог сказать ей, что дитя умерло при рождении. Как бы то ни было, я не могла спросить ее.

Живя в замке, мы очень много катались верхом, посещали виноградники, обедали со знатью, которую собирали вокруг себя Жан-Паскаль и герцогиня. А я часто сидела у озера, размышляя обо всем случившемся за последний год.

Жан-Паскаль никогда не упоминал об этих событиях. Это было частью его жизненного кредо.

Человек забывает неприятности, и со временем начинает казаться, что они вообще никогда не происходили.

Я с радостью вернулась в школу.

Во время вечеров бесед часто говорили о войне на Балканах.

Как высокообразованные леди мы должны были уметь поддержать разговор о текущих событиях в мире, особенно о тех, которые происходили неподалеку от нас. Поэтому таким беседам придавалось огромное значение.

Обсуждение балканских событий на большинстве бесед навевало скуку, и окончание проклятой войны вызвало общее ликование. Происходящее на Балканах послужило темой нескольких дискуссий.

Я узнала, что война, разразившаяся в прошлом году, велась между Турцией и Балканским союзом, в который входили Сербия, Болгария, Греция и Черногория.

Она окончилась в мае 1913 года победой Балканского союза и подписанием в Лондоне договора, по которому Турция потеряла почти все свои владения в Европе.

— Слава Богу, все кончилось, — сказала Кэролайн, — и мы можем, наконец, забыть об этом.

— Моя дорогая Кэролайн, — возразила мисс Каррутерс, — вы совершенно не задумываетесь над значением происходящего. Эти события могут иметь для нас очень большие последствия. Я понимаю, что Балканы кажутся вам чем-то далеким, но мы часть Европы, и все, что происходит в ней, способно затронуть и нас. Войны являются бедствием для всех, и, когда чьи-то соседи вовлекаются в них, необходимо находиться начеку. Никогда не знаешь, в какой момент твоя страна может оказаться втянутой в боевые действия.

Тем не менее, мы с удовольствием забыли о войне и обсуждали столицы европейских государств, такие, как Париж, Брюссель и Рим. О них обо всех мы читали и произносили с определенной долей апломба слова «Булонский лес», «Дом инвалидов», «римский Колизей», словно вышеназванные места были нам хорошо известны. Это заставляло нас чувствовать себя утонченными, эрудированными и повидавшими мир, по крайней мере, в наших мечтах.

Разразилась новая война, вызвавшая всеобщий ужас. Сербия, Греция и Румыния поссорились с Болгарией при разделе военных трофеев. Мы были счастливы, когда Болгарию быстро победили и снова настал мир.

Однако мадам Рошер и некоторые из учителей казались слегка обеспокоенными, и атмосфера а школе стала немного тревожной. Но лето все равно было чудесным, погода стояла отличная, и дни пролетали быстро. Семестр скоро кончался, и мы снова отправлялись домой на летние каникулы.

Тетя Селеста намеревалась приехать за нами первого августа. Занятия в школе кончались в последний день июля.

Июнь походил к концу. До отъезда оставалось чуть больше месяца, и мы с Аннабелиндой начали строить планы.

— Через год в это время я уже почти окончу школу, — сказала она. — Я стану выезжать в свет.

А во Франции есть светские сезоны? Надо спросить у дедушки. Конечно, у них нет короля и королевы. А без них все иначе. Думаю, что, когда я буду участвовать в лондонском сезоне, я увижу короля и королеву. У королевы Марии немного суровый вид, правда?

Я думала: «Как она может болтать с такой легкостью о подобных вещах? Неужели она ни разу не подумала о своем ребенке?»

Маленькому Эдуарду скоро исполнялся год. Он начинал понимать, что происходит вокруг. Он уже ползал и учился вставать. Иногда делал несколько неуверенных шагов. Я садилась напротив Маргарет, а малыш стоял около нее с сияющим от радости личиком. Для него было игрой переходить из рук Маргарет в мои, не упав. Она поддерживала его, готовая подхватить в случае необходимости.

Ребенок делал несколько неуверенных шагов и по падал в мои протянутые руки. Мы аплодировали его триумфу, и он тоже хлопал в ладошки, гордясь своим успехом.

Удивительно, сколько удовольствия я получала от общения с ним. Возможно, мой столь сильный интерес к Эдуарду вызывала осведомленность о том что это сын Аннабелинды. Я ощущала его принадлежность к нашей семье. Но придет день, когда я буду вынуждена расстаться с ребенком.

Когда закончится моя учеба в «Сосновом Бору», всему придет конец. Нет. Я вернусь. Я буду иногда приезжать… чтобы видеть, как он растет. Маргарет будет мне рада. Она понимала мои чувства к ребенку. Она их разделяла.

Эдуард так много значил для нее. Он смягчил ее горе. Временами я верила, что она не смогла бы любить своего собственного ребенка больше, чем его.

Я вернулась из коттеджа, и, когда поднялась в спальню, там находились Кэролайн и Хельга.

— Как ты поздно, — сказала Кэролайн. — Почему ты всегда ходишь на прогулку одна?

— Потому что мне это нравится.

— Уходить от нас. Это не слишком вежливо.

— Мне нравится уходить подальше от школы…

— У тебя нет тайного возлюбленного, а?

Я слегка покраснела, подумав об Аннабелинде, пробирающейся на встречу с Карлом.

— Есть! Есть! — пронзительно воскликнула Кэролайн.

— Не говори глупости! Как это могло бы случиться?

— Такое бывает. Некоторые имеют возлюбленных.

Мне опять стало не по себе. Не догадывались ли они про Аннабелинду? Почему из-за нее я должна чувствовать себя виновной?

— Лучше я приведу себя в порядок, — сказала я, — а то опоздаю на беседу.

Когда мы пришли в холл, мадам Рошер уже находилась там. У нее был такой вид, словно она собиралась сообщить нам нечто важное. Так и оказалось. Она встала и, подождав, когда мы рассядемся, начала говорить.

— Произошло чрезвычайное событие, девочки, — сказала она. — Вчера в Сараево, которое является, как вам известно, столицей Боснии в Югославии, прямой наследник престолов Австрии и Болгарии эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена были убиты боснийским сербом по имени Гаврило Принцип.

На девочек эта новость не произвела особого впечатления. Большинство из нас подумали: «О, Боже, мы-то считали, что эти надоевшие всем события на Балканах закончились. А теперь все начнется сначала, и опять мало времени будет отводиться на обсуждение новых танцев и фасонов.

Не будет рассказов о самых больших городах мира и всех тех замечательных вещах, которые можно в них делать. Неужели мы недостаточно потратили времени на диспуты о двух войнах?»

— Это очень серьезный инцидент, — промолвила мадам Рошер. — Он произошел далеко, это правда, но может сказаться и на нас. Мы должны наблюдать за ходом событий и быть наготове.

Кончался июль. Мы все готовились к возвращению.

Я сказала Маргарет, что буду отсутствовать около двух месяцев.

— Когда вы вернетесь, то увидите, как вырос Эдуард, — заметила она.

Тетя Селеста написала, что приедет в Валансьен как обычно. Она появится в школе первого августа. Меня интересовало, будут ли в Валансьене Жан-Паскаль и герцогиня. Мы всегда проводили в их доме день перед отъездом в Англию.

В то время мы не имели ни малейшего представления, что возвращение домой окажется не таким, как всегда.

Двадцать восьмого июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Отношения между этими двумя странами ухудшились после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, и началась война.

Мадам Рошер помрачнела. Начнись война на месяц позже, и все девочки уже разъехались бы по домам, а не находились бы на ее попечении. В то время мы, конечно, не осознавали чудовищности создавшейся ситуации, но для того, чтобы мы все поняли, потребовалось всего несколько дней.

Первого августа я проснулась утром с тревожным чувством. Я очень хотела увидеть родителей и своего брата Чарльза, с другой стороны, я знала, что буду скучать по Эдуарду. Удивительно, насколько сильно я привязалась к младенцу, который мог всего лишь ласково улыбаться, когда я брала его на руки, и издавать воркующие звуки, которые Маргарет и я пытались преобразить в слова. И, однако, мне не хотелось расставаться с ним. Хотя впереди меня ожидало очень многое.

Аннабелинда и я были готовы к отъезду, как и большинство девочек. Некоторые уже уехали днем раньше.

Утро тянулось очень долго. Обычно тетя Селеста приезжала рано, чтобы сразу отправиться в Валансьен. Казалось странным, что ее еще нет.

Но самым странным оказалось то, что все девочки из Англии, собиравшиеся уехать в этот день, находились в том же положении, что и мы. Хельга покинула пансион вместе с немками несколько дней назад, и большинство француженок тоже разъехались.

Мы пришли в замешательство, понимая, что произошло нечто ужасное.

Все в пансионе находились в напряжении, шептались, гадая, что могло случиться. Потом мы узнали, что Германия объявила войну России.

Прошел еще день, а от тети Селесты не было никаких известий.

Мы не имели представления, что происходит и почему тетя Селеста не приезжает за нами. Утешало только то, что мы оказались не единственными, чьи планы были нарушены.

Уехали еще несколько девочек.

Третьего августа Германия объявила войну Франции, и тогда мы поняли, что положение очень серьезное.

Все происходило, как в кошмарном сне. Парк выглядел мирно, все было спокойно, но цветы, насекомые, птицы… казалось, они все чего-то ждут так же, как и мы. Мы знали, что спокойствие будет недолгим.

После полудня приехал какой-то человек на мотоцикле.

Кэролайн ворвалась в спальню. Я как раз вернулась после посещения Эдуарда. Маргарет сказала мне, что им с Жаке не по себе. Они боятся немцев.

— Мы живем слишком близко от границы, — повторяла она. — Слишком близко… Слишком близко.

Лаже Эдуард, казалось, почувствовал напряжение и начал немного капризничать.

Меня переполняли дурные предчувствия. Я рассчитывала, что в это время буду уже дома.

— У мадам Рошер посетитель, — проговорила Кэролайн. — Он спрашивает про тебя и Аннабе. Он привез вам письма. Я отчетливо слышала, как он произнес твое имя.

— Где он?

— У мадам Рошер.

В этот момент в дверях появилась мадемуазель Артуа.

— Люсинда, немедленно идите в кабинет мадам Рошер.

Я поспешила туда.

Мадам Рошер находилась за письменным столом. Напротив нее сидел мужчина в форме британских войск.

При моем появлении он встал и произнес:

— Добрый день, мисс.

— Это, — сказала мадам Рошер, — сержант Кларк.

Он привез письмо от ваших родителей. Я тоже получила известие от них.

Сержант Кларк достал письмо.

— Вы должны прочесть его сейчас, — сказала мадам Рошер. — Садитесь и сделайте это.

Я с готовностью повиновалась.

«Моя любимая Люсинда!

Тебе уже, конечно, известно, что в Европе началась война, и поэтому тетя Селеста не смогла приехать за тобой, как обычно. Движение в портах нарушено.

Это письмо мы переправляем тебе через дядю Джеральда. Он пошлет своего сослуживца, майора Мерривэла, чтобы привезти тебя и Аннабелинду обратно в Англию. Так как могут возникнуть трудности при путешествии по Франции и поиске необходимого транспорта, вы должны оставаться в пансионе до прибытия майора. Он приедет сразу же, как только сможет. Твой дядя Джеральд считает, что это наилучший способ благополучно доставить вас в Англию.

Я с отцом очень беспокоюсь за вас, но мы не сомневаемся, что дядя Джеральд присмотрит за тем, чтобы вы вернулись в целости и сохранности.

Посылаем тебе всю нашу любовь, дорогая.

Мама.»

Там была приписка от отца, в которой он просил меня соблюдать большую осторожность и во всем слушаться майора Мерривэла.

В конверт была вложена записка от Чарльза.

«Счастливица! Все интересное выпадает тебе.

Чарльз.»

Я подняла глаза на мадам Рошер, которая пристально наблюдала за мной.

— У вас очень разумные родители, — сказала она. — Я знаю, что полковник Гринхэм — ваш дядя и он сможет организовать, чтобы вас с Аннабелиндой благополучно эскортировали домой. Теперь нам остается лишь ждать майора Мерривэла, и вы должны быть наготове, чтобы уехать с ним без промедления.

— Да, мадам Рошер.

Я попрощалась с сержантом Кларком и поблагодарила его. Затем поспешила к спальням, чтобы найти Аннабелинду и рассказать ей о случившемся.

Вечером мы узнали ошеломляющие новости. Германия начала оккупацию Бельгии. На следующий день, четвертого августа, Великобритания объявила войну Германии.

Прошло два дня. Теперь большинство девочек уже уехали. Мисс Каррутерс задержалась. Она сказала, что не покинет школу, пока в ней будет оставаться хотя бы одна девочка из Англии. Поезда ходили с перерывами.

Если бы не приказ ждать майора Мерривэла, мы отправились бы в Валансьен, но, возможно, это было неразумно, поскольку Франция теперь воевала.

Непосредственной опасностью была оккупация Бельгии, и каждый час проходил в тревожном ожидании того, что может с нами случиться. Мы понимали, что Бельгия беззащитна перед мощью немецкой армии, и знали, что с каждым днем немцы продвигаются все дальше и дальше, подходя все ближе и ближе к нам.

Мы не отходили далеко от пансиона и ждали появления майора Мерривэла. Я думала о том, как беспокоятся наши родители.

Потом настал тот ужасный день. До нас уже дошли слухи о быстром передвижении немцев. Мы не были до конца уверены в их достоверности, но я не могла не задавать себе вопрос, успеет ли майор Мерривэл добраться до «Соснового Бора» до прихода врага.

Мы с Аннабелиндой гуляли в парке неподалеку от школы, когда с неба обрушилась беда. Я никогда раньше не видела цеппелина.

Когда свет падал на этот большой, громоздкий дирижабль, он казался серебряным.

Он висел почти над нашими головами. Я стояла, не шевелясь, глядя на него, и увидела, как с дирижабля что-то сбросили. Потом раздался мощный взрыв, почти сбивший меня с ног, и я увидела дым и огонь.

Я в ужасе поняла, что бомба упала около коттеджей.

У меня пересохло в горле. Я закричала:

— Они бомбят коттеджи. Там люди. Плантены… ребенок!

Я рванулась туда. Аннабелинда старалась меня остановить.

Я отбросила удерживающую меня руку. Я слышала только собственный крик: «Там ребенок!»

И я побежала. Я забыла об Аннабелинде. Я могла думать только о Плантенах и Эдуарде.

Коттедж был уже близко. Глаза застилал дым, едкий запах наполнял ноздри. Я видела, как, сбросив свой смертельный груз, удаляется дирижабль.

На месте домика была груда обломков. Что-то горело. Я пробралась к стене, окружавшей садик.

Коляска все еще стояла там. И… в ней лежал Эдуард. Он улыбнулся, увидев меня, и что-то пролепетал.

Я вынула его из коляски и крепко прижала к себе.

— О, слава Богу… слава Богу, — бормотала я.

Я не сознавала, что плачу. Я просто стояла, держа ребенка. Он начал сопротивляться. Я слишком сильно прижала его, и ему стало неудобно.

С удивившим меня саму спокойствием я положила его обратно в коляску, а затем направилась к тому месту, где раньше стоял коттедж. Маргарет должна была находиться где-то рядом. Она никогда бы не ушла, оставив ребенка одного.

— Маргарет, — позвала я. — Где вы?

Молчание.

Я двигалась к груде обломков, которые некогда были домом. Они еще дымились, и меня охватил ужас, я страшилась того, что могла обнаружить.

Возможно, мне надо было позвать на помощь, собрать людей, организовать спасательные работы.

Но сначала я хотела убедиться, что Маргарет здесь.

Я нашла ее. Жаке лежал рядом, и я увидела, что он мертв. Кровь и пена на губах, пальто в кровавых пятнах, что-то неестественное в позе.

Маргарет придавила балка.

Я закричала:

— Маргарет!

Она открыла глаза.

Я сказала:

— О, слава Богу! Маргарет, я должна пойти за помощью. Они придут и вытащат вас отсюда.

— Эдуард… — прошептала женщина.

— Он в безопасности, — сказала я. — В целости и сохранности, в своей коляске.

Она улыбнулась и закрыла глаза.

— Маргарет, — промолвила я. — Я возвращаюсь в школу… вместе с Эдуардом. Я приведу людей.

Они позаботятся о вас.

— Жаке… — Она повернула голову, и я увидела ужас в ее глазах. Маргарет поняла, что ее муж мертв.

— О, Жаке, — пробормотала она, — О, Жаке…

Я не знала, как облегчить ее страдания, но я должна была привести людей на помощь. Необходимо было убрать придавившую ее балку. Маргарет должны были отправить в больницу или в какое-нибудь безопасное место.

Я встала. Маргарет открыла глаза.

— Не уходите, — прошептала она.

— Я иду за помощью, Маргарет.

Она покачала головой.

— Останьтесь здесь… Эдуард.

— Эдуард невредим.

— Кто… кто позаботится о нем?

— Я иду за помощью.

— Нет… нет… со мной все кончено. Я знаю. Я чувствую. Эдуард…

— Он невредим, — повторила я.

— Кто позаботится о нем? — спросила она снова.

— Вы сами. Вы поправитесь.

Я увидела, как на лице женщины отразилось нетерпение.

— Вы, — сказала она. — Вы позаботитесь о нем.

Вы ведь тоже любите его.

Сначала я не поняла ее. Но все мысли Маргарет были об Эдуарде. Он спас ее от глубочайшей скорби, он занял место ее умершего ребенка, он придал смысл ее жизни.

Она думала только о малыше. Она считала, что умирает. Жаке убили. Только что он разговаривал с ней, а через минуту лежал мертвый рядом. И все из-за этой дурацкой войны. Как эти люди в дирижабле могли сделать такое? Неужели они не понимали, какое горе причиняют совершенно незнакомым людям?

Я поднялась и сказала:

— Я должна пойти за помощью. Я теряю время.

— Нет, нет. Не уходите… подождите. Эдуард… что станет с ним? Его родственники отослали. Они платили деньги, но деньги — это не любовь. Бедный ребенок! Бедный малыш! Кто будет его любить? Кто будет о нем заботиться? Только не те, кто отдал его на воспитание.

— Эдуард сделал тебя счастливой, Маргарет, — сказала я.

— О да… счастливой. Мой малыш. Но что с ним будет? Есть только один человек, которому я бы доверила его.

Я могла только повторить:

— Все будет хорошо. Я приведу помощь.

Маргарет покачала головой.

— Люсинда, вы любите малыша, а он любит вас. Ему так мало известно о мире. Он знает, что с вами он в безопасности… с вами, со мной или с Жаке. Ему будет страшно, если с ним не будет никого из нас.

Я думала, что она бредит, потом осознала, насколько она серьезна. Маргарет схватила меня за руку. Я заглянула ей в глаза. В них была просьба… мольба.

— Мисс Люсинда, вы должны сделать это. Это воля умирающей. Обещайте мне это, чтобы я могла умереть счастливой.

— Маргарет…

— Возьмите его с собой. Увезите его. Вы поедете домой в Англию. Там вы будете в безопасности. Возьмите моего малыша с собой. Пожалуйста, пожалуйста, возьмите его.

— Мы должны найти тех, кто отдал его вам.

— Я не знаю их.

— Вы говорили, что есть поверенный.

— Я никогда его не видела. У меня нет адреса.

Нам присылали деньги. Я не знаю, откуда они приходили. Его родственникам нет до него дела.

Они не любят его. Они отдали его на сторону. Они платят, чтобы он не стоял у них на пути. Для них Эдуард ничего не значит… он тот, о ком надо забыть. Как они смогли бы полюбить его? Люсинда, это моя предсмертная воля. Обещайте мне. Я доверяю вам. У вас хорошая мать и хороший отец.

Вы с любовью говорили о них. Расскажите им о последней просьбе умирающей женщины. Ваша мать поймет. Возьмите маленького Эдуарда… пожалуйста. Позвольте мне умереть счастливой.

Маргарет задыхалась. А я была рядом и понимала, что ей ничем нельзя помочь. Она умирала.

И она, и я знали это.

— Люсинда… Люсинда… — прошептала Маргарет.

Я наклонилась к ней и сказала:

— Не тревожьтесь. Я заберу Эдуарда с собой в Англию. Я знаю, что моя мама, узнав о случившемся, захочет взять его под свою опеку. — Я увидела, как на лице Маргарет появилась умиротворенная улыбка. — Но, Маргарет, продолжала я, — вы выздоровеете. Придет помощь, и вас отправят в больницу.

Маргарет улыбнулась. Она все еще держала меня за руку.

— Теперь я пойду, — сказала я. — Я возьму Эдуарда с собой. Приезжает офицер, чтобы отвезти нас через Францию в Англию. Обещаю, что Эдуард поедет с нами. Верьте мне, Маргарет.

Женщина посмотрела мне прямо в глаза, — Я верю вам, — сказала она. Вы сдержите свое слово, и я умру спокойно.

Она все слабее сжимала мою руку. Ей становилось все труднее дышать. Потом я поняла, что она умерла.

Я поднялась. Толкая перед собой коляску, я направилась через парк к «Сосновому Бору».

Войдя в холл, я увидела мадам Рошер, мадемуазель Артуа, мисс Каррутерс и несколько слуг.

Когда я вкатила коляску, все в изумлении замолчали.

Глядя прямо на мадам Рошер, я сказала:

— Коттедж Плантенов разрушен. Месье и мадам Плантен убиты. Ребенок был в коляске в садике.

Он не пострадал. И я привезла его сюда. Я позабочусь о нем.

Впервые я говорила с мадам Рошер тоном, не терпящим возражений. Я приняла решение. Я дала торжественную клятву умирающей женщине и намеревалась сдержать ее.

Как и все остальные, мадам Рошер была потрясена. Меня удивило, что она не выразила удивления ни по поводу моего заявления, ни при виде ребенка.

Она лишь сказала:

— Бедные люди… — так неожиданно… Мы, конечно, позаботимся о ребенке.

— Я сделаю это сама, — сказала я. — Он меня знает. Ему будет недоставать мадам Плантен, поэтому он должен быть со мной.

Мадам Рошер сделала вид, что не слышала моих слов, а я взяла Эдуарда на руки и отнесла в мою спальню.

Я обрадовалась, что в ней никого не было. Все уехали, и Кэролайн тоже. Вместе с остальными англичанками она отправилась на поезде до границы с Францией.

Вошла мисс Каррутерс…

— Вы знаете, как ухаживать за ребенком? — спросила она. — Думаю, лучше всего было бы поручить его заботам мадам Принтамп. Она знает, что надо делать.

Мадам Принтамп, дородная женщина средних лет, мать восьмерых детей, работала на кухне.

— Малыш знает меня, — ответила я. — Он испугается незнакомых людей. Я обещала позаботиться о нем.

Я говорила с решительностью, которая произвела впечатление на мисс Каррутерс. Раньше мне бы велели не глупить и немедленно отдать ребенка мадам Принтамп.

Но, возможно, все были потрясены бомбардировкой и думали: «Сегодня это Плантены, кто будет завтра?»

Как бы то ни было, никто не пытался забрать у меня Эдуарда. Я уложила его на кровать и легла рядом.

— Эдуард, — сказала я, — отныне ты будешь моим ребенком. Бояться нечего. Моя мама поможет мне заботиться о тебе. Она знает очень много о маленьких детях. Она поймет, когда я расскажу ей о моей торжественной клятве мадам Плантен, благодаря которой та умерла со спокойной душой.

Потом, лежа не шевелясь, я оплакивала Маргарет Плантен, которая так сильно тревожилась об этом дитя. Эдуард серьезно посмотрел на меня и протянул пальчик, чтобы потрогать слезу. Я взяла его ручку, поцеловала и сказала:

— Эдуард, мы будем вместе. Со мной тебе ничего не угрожает.

В это время вошла Аннабелинда и уставилась на нас.

— Я услышала о твоем поступке, — сказала она. — Мне кажется, что ты сошла с ума.

— Что ты имеешь в виду?

— Принести сюда ребенка.

Я сказала:

— О нем некому позаботиться. Плантены мертвы… убиты этой ужасной бомбой. Я обещала мадам Плантен забрать его в Англию., - Забрать в Англию! Никто не разрешит тебе сделать это.

— Будет именно так.

— А как же мадам Рошер? Ты считаешь, что она позволит тебе поступить подобным образом?

— Ей ничего другого не остается, потому что для меня это вопрос решенный. Она не может вмешиваться.

— А как насчет майора Мерривэла?

— Если он берет меня, то возьмет и ребенка.

— Я не могу понять тебя, Люсинда. Ты потеряла рассудок. Да понимаешь ли ты, в какое затруднительное положение мы попали?

— Конечно, понимаю, — ответила я. — Возможно, я знаю больше, чем ты себе это представляешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я беру ребенка с собой, — сказала я. — Я собираюсь заботиться о нем. Кто-то же должен. Его родителям нет до него дела.

— Я понимаю, как это печально, — промолвила Аннабелинда. — Но он бельгиец. Кто-нибудь позаботится о нем здесь. Его место в этой стране. У нас и без того достаточно хлопот.

— Его место не в этой стране, — медленно сказала я, подчеркивая каждое слово, сама изумленная силой моего гнева на самодовольную, беспокоящуюся только о себе Аннабелинду. Я не могла остановиться. Я забыла свое обещание Жану-Паскалю. Я забыла обо всем, кроме беспокойства за ребенка и своего гнева на Аннабелинду. — Его место с нами, — продолжала я. — С нами… с тобой. Ты хочешь оставить его здесь, потому что для тебя он обуза, как это было, когда он родился. Эдуард твой сын, Аннабелинда, ребенок, отданный Плантенам, чтобы избавиться от него, чтобы ничто не препятствовало твоему удачному замужеству.

Аннабелинда побледнела, потом ее лицо залилось краской.

— Что… что ты говоришь? — прошептала она.

Я не могла сдерживать себя. Случившееся потрясло меня больше, чем я думала. Теперь было поздно пытаться что-либо исправить, и я сомневалась, что мне это хочется.

Я продолжала:

— Я привязалась к Эдуарду. Я часто приходила в коттедж Плантенов повидать его. Он знает меня.

Я узнала обо… всем… случайно. Мне известно, что ты не болела, а должна была уехать, чтобы родить ребенка… от Карла. Все организовали твой дедушка и герцогиня. Они заплатили Плантенам за усыновление Эдуарда, за то, чтобы никто не узнал о твоей неосторожности и ты бы смогла, когда придет время, удачно выйти замуж, словно Эдуард никогда не существовал. Но он существует. Эдуард твой сын. Он остался один на свете. Думаю, что твой дедушка нашел бы еще каких-нибудь людей, которые взяли бы его к себе, и хорошо бы им за это заплатил. О да, он бы все это устроил. Но Эдуард уже потерял ту, которую любил… которая стала ему матерью. У него теперь осталась только я одна, и я собираюсь позаботиться о нем.

Аннабелинда недоверчиво посмотрела на меня.

— Ты… ты не можешь поступать так опрометчиво, — запинаясь, сказала она. — Нельзя так просто подбирать детей.

— Я могу и собираюсь это сделать. Он едет в Англию со мной.

— А что будет, когда мы доберемся туда?

Я почувствовала острую жалость к подруге. Она была напугана. Мне редко доводилось видеть Аннабелинду в этом состоянии, и я несколько смягчилась. Я нарушила обещание, и теперь мне было немного стыдно, но я спрашивала себя, почему я обязана была промолчать? Почему Аннабелинда не должна знать, что этот беспомощный малыш в кровати, переводящий взгляд с одной из нас на другую, ее сын?

И все-таки я ощущала его своим ребенком. Аннабелинда никогда не смогла бы дать ему любовь и заботу, в которых он нуждался.

Я успокоилась. Буря пронеслась. Я должна была попытаться сделать все возможное, чтобы исправить зло, которое причинила, нарушив свое обещание.

Я сказала:

— Послушай, Аннабелинда, я знаю, что твой дедушка с герцогиней увезли тебя и ты попала в клинику в Бергераке, где родился ребенок. Мадам Рошер посвятили в эту тайну. Она не желала никаких скандалов в школе и приняла сторону твоего дедушки. Ей стало известно, что мадам Плантен только что потеряла ребенка, и шанс был слишком хорош, чтобы упустить его. Наверное, то, что Эдуард будет жить так близко от школы, вызывало некоторые опасения. Но место выглядело достаточно уединенным, а ты должна была появиться только в следующем году. Решение проблемы казалось удачным. Я случайно узнала твой секрет. Я пообещала твоему дедушке хранить все в тайне, и я бы сдержала слово. Но началась война, и все изменилось. И я решила, что не могу поступить иначе. Я возьму Эдуарда домой. Моя мама поможет мне.

— Ты расскажешь ей…

— Я скажу только, что его приемные родители убиты. Я навещала их, привязалась к мальчику и не могла оставить его. Я знаю, что все будет в порядке. Малыш станет для меня и Чарльза младшим братом. Я знаю, что могу положиться на моих родителей.

— Обещай мне, Люсинда, что не раскроешь им мой секрет.

— Я не могу обещать. Но я расскажу им об этом только в случае крайней необходимости.

— Я не знала, что это мой ребенок.

— Я понимаю это. Все дела с Плантенами велись через доверенных твоего дедушки.

— О, Люсинда, какой ужас! А я считала, что со всем этим покончено. Что за страшное невезенье!

Я усмехнулась. Война раскрыла ее секрет. Я подумала о Жаке Плантене, лежащем среди развалин своего дома, о мадам Плантен, думающей перед смертью о благополучии ребенка. А Аннабелинда смотрела на все это как на невезенье.

Но она была Аннабелиндой. Все происходящее интересовало ее только в той степени, в которой затрагивало ее лично. Возможно, таковы мы все.

Вероятно, мне не следовало думать слишком плохо об Аннабелинде.

— Что сделано, то сделано, — сказала я ей. — Сейчас надо выбраться отсюда. Эдуарду будет хорошо в доме моих родителей. Ты знаешь мою маму.

Она не будет возражать против появления малыша.

— И значит, нет необходимости, чтобы кто-нибудь узнал мой секрет, сказала Аннабелинда. — Он будет просто ребенком, потерявшим родителей в Бельгии во время бомбежки, которого ты привезла в Англию.

— Правильно.

— Люсинда, если правда когда-нибудь выплывет наружу… — промолвила Аннабелинда.

— Я думаю, все обойдется, — успокоила ее я.

— Ты всегда была моей лучшей подругой. Мы любим друг друга, несмотря на…

— Да, Аннабелинда, это правда. Я хочу помочь тебе. Ты вела себя очень неразумно.

— Я знаю.

— Но теперь с этим покончено. Мы должны все забыть. Мы возьмем малыша с собой. Я уверена, что не возникнет никаких осложнений. Мои родители не станут возражать. Надо только, чтобы они поняли, насколько мне дорог Эдуард. Эта история будет выглядеть совершенно правдоподобно, потому что идет война. Все будет хорошо.

Аннабелинда бросилась ко мне в объятия. Ребенок радостно загукал, словно находил эту сцену очень забавной.

Я подошла к нему и взяла его на руки.

— Посмотри, Аннабелинда, разве он не маленькая прелесть?

Они задумчиво рассматривали друг друга.

— Садись, — приказала я. Аннабелинда подчинилась, и я посадила ребенка к ней на колени.

Малыш с любопытством изучал ее. Потом внезапно захныкал, отвернулся и протянул руки ко мне.