"Парень, который будет жить вечно" - читать интересную книгу автора (Пол Фредерик)

VI

Пятиместник хичи обычно гораздо больше трехместника. Этот был исключением. В нем целый угол занимал странный, непонятный прибор, необходимый – утверждал Броудхед – для проникновения в Ядро. Еще несколько кубических метров пространства были заполнены тем, что следовало доставить хичи: отчетами об исследованиях старателей Врат, перечнем находок, различными материалами о человечестве; на борту было и послание хичи с объяснением, что такое человек. Прибавьте к этому припасы на год, и для Стэна и Эстреллы останется не так уж много места.

Что касается Эстреллы, ей простор не требовался. Она не очень много двигалась. И не разговаривала со Стэном. Как только корабль стартовал, она забралась в свой гамак и почти все время проводила в нем, вылезая только поесть или в туалет. Когда Стэн спросил ее, все ли в порядке, она ответила: «Нет». Тогда он спросил, не может ли чем-нибудь помочь, и она отрицательно покачала головой и сказала: «Мне нужно справиться самой». А когда он спросил, в чем все-таки дело, ответила: «Нужно, чтобы я снова понравилась себе». Вернулась в свой гамак и оставалась в нем. Целых три дня, пока Стэн гадал и нервничал.

На четвертый день Стэн проснулся и обнаружил, что Эстрелла разглядывает его. Она сидела на неудобном сиденье пилота хичи и, казалось, давно.

– Привет? – сказал он вопросительно.

Еще несколько мгновений она задумчиво смотрела на него, потом вздохнула. Сказала:

– Прошу прощения, – и снова исчезла.

А когда спустя довольно много времени опять появилась, оказалось, что время она потратила на то, чтобы привести себя в порядок. Она вымыла голову и расчесала еще влажные волосы. На ней были свежие шорты и футболка. Эстрелла снова бросила на Стэна долгий непонятный взгляд.

Потом сказала:

– Стэн. Я хочу тебе кое-что сказать. Мы проведем вместе очень много времени. Думаю, будет лучше, если между нами не будет напряжения. Хочешь заняться со мной любовью?

Пораженный, Стэн ответил первое, что пришло ему в голову. А именно:

– Я никогда не занимался любовью с девственницей.

Она невесело рассмеялась.

– Это не проблема, Стэн. Я больше не девственница. Как, по-твоему, я попала в этот полет?

Предыдущий сексуальный опыт – когда Стэн с огромным трудом накопил денег на самую дешевую девушку из борделя мистер Оздена – не научил его искусству любви. Эстрелла знала об этом не больше его, но неопытность оказалась не единственной проблемой. Корабль хичи не приспособлен для занятий любовью. В первый же раз, как только он попробовал проникнуть в нее, они оторвались от петель и поплыли.

Но экспериментировать было приятно, и наконец они выработали наилучший способ: он проникал в нее сзади, Эстрелла обвивала его ноги своими, а он в это время обеими руками держал ее за талию. Тогда все произошло очень быстро.

Потом, по-прежнему обнаженные, они прижимались друг к другу, обнявшись, и молчали. Стэн обнаружил, что ему очень хорошо. Щекой он прижимался к ее уху, а носом – к все еще влажным и пахнущим потом волосам. Немного погодя, не отодвигаясь, она спросила:

– Будем друзьями, Стэн?

– О, да! – ответил он. И они действительно стали друзьями.

Теперь, когда они стали друзьями, особенно совокупляющимися друзьями, переполненный пятиместник больше не казался им тесным. Они часто прикасались друг к другу: любовное похлопывание, случайные касания, когда проходишь мимо, быстрые поцелуи, поглаживание, которое обычно переходило в новое совокупление. Казалось, Эстрелле это нравится. Стэну очень нравилось.

А еще они много разговаривали. О том, каково будет в ядре. О хичи, которые могут там быть (или нет). О том, каково будет вернуться и получить невероятно огромную премию – ведь они будут первыми людьми, посетившими хичи.

– Это будут миллиарды! – восхищался Стэн. – Хватит, чтобы купить имение на взморье, как у Робинетта Броудхеда, со слугами, хватит на хорошую жизнь – и у нас будет полно времени, чтобы наслаждаться ею, ведь у нас будет Полная Медицина.

– Полная Медицина, – прошептала Эстрелла, разделяя его мечту.

– Как пить дать! Мы не состаримся в сорок лет и не умрем в пятьдесят пять. Мы будем жить очень-очень долго и, – он сглотнул, сознавая, что делает важное признание, – мы будем жить вместе, Эстрелла. – Что, естественно, привело к новым нежным поцелуям и к совсем не столь нежному сексу.

У них нашлось о чем поговорить: они вместе листали страницы предыдущей жизни, пропущенные в прежних кратких рассказах. Когда Стэн говорил о смерти матери и о том, что эта смерть сделала с его отцом, Эстрелла взяла его руку и поцеловала. Ее очень заинтересовал его рассказ о жизни в Стамбуле и особенно о самом городе – о многовековой истории могучего христианского Константинополя, о крестоносцах, разграбивших город, о Юстиниане и Теодоре и… конечно, о византийском дворе и Византии. Все это зачаровывало ее. Она ничего не знала ни о Византийской империи, ни о Риме с его императорами, завоеваниями и столетиями мирового господства. Для нее все это было увлекательными древними преданиями, особенно интересными своей подлинностью. Насколько это позволяла память Стэна.

А Стэн, разумеется, еще меньше знал о коренных жителях Америки до ее завоевания белым человеком и после этого завоевания. Это была совсем не школьная история Америки, не история в рассказах отца. У ее племени – с материнской стороны, рассказывала Эстрелла – была собственная история. В прошлом индейцы даже строили грандиозные города, вроде Мачу-Пикчу и величественных сооружений майя на юге или загадочных строений анасази. Но, продолжала она одновременно и гордо, и печально, так было только до появления европейцев: те отбирали у индейцев не только угодья, но часто и жизнь, оттесняли их в резервации на самых неплодородных землях; последовала бесконечная череда сражений и окончательное поражение.

– Нас осталось не очень много, Стэн, – сказала она. – И единственное хорошее, что из этого вышло – но ведь на самом деле это не очень хорошо? – большинство янки сейчас так же бедны, как мы.

Это напомнило Стэну одну неразрешенную загадку.

– Но ведь ты не так уж бедна? Я имею в виду ты лично. Когда произошел этот твой… несчастный случай. Я хочу сказать, что если бы такое стряслось с Таном или с любым другим моим знакомым, никаких выплат бы не было. И уж никак нельзя было бы полететь на Врата. У тебя была Полная Медицина или что-то в этом роде?

Она удивленно рассмеялась.

– У нас вообще не было Медицины. Зато у меня был брат. – И она рассказала: всем известно, что брат убил бы того пистолеро. А муж сестры пистолеро работал бухгалтером бойни. И подправил книги, чтобы она получила выплату. Тем самым он спас жизнь своему бестолковому шурину. – Предполагалось, что это посмертная выплата, но я всех перехитрила. Я выжила. А когда оправилась настолько, что могла путешествовать, взяла остаток денег и с их помощью попала на Врата.

Рассказывала она так печально, что Стэн не мог не поцеловать ее, а это вскоре привело к очень приятным занятиям любовью. Почему бы и нет? В конце концов, у них ведь нечто вроде свадебного путешествия, не правда ли?

Шли дни – десять, двенадцать, двадцать. Стэн и Эстрелла спали в объятиях друг друга и никогда не уставали от этого. Конечно, тело немного затекало. Но одноместные гамаки были сконструированы таким образом, чтобы вместить и рослого мускулистого масаи, и тучного бенгальца, поэтому тощий Стэн и стройная Эстрелла вполне помещались в одном из них и даже могли заниматься любовью. Иногда они вместе играли что-нибудь – странное сочетание звуков, извлекаемых Стэном из трубы и Эстреллой – из флейты, появившейся из сумки. Часто разговаривали. Иногда играли в карты или просто по-дружески молчали. А иногда Стэн проигрывал послание, предназначенное для хичи, – главную причину их присутствия в этом корабле, и, слушая, они гадали, какими могут быть эти хичи. Если они действительно существуют.

Послание было наспех составлено бог знает кем – несомненно, какими-то умниками из Корпорации, а Робинетт Броудхед при этом заглядывал им через плечо. Никакого текста в послании не было. Не имело смысла, поскольку хичи все равно не знали ни одного земного языка. Часть послания составляла музыка: вначале очень мрачная «Патетическая» симфония Чайковского, затем, чтобы показать разнообразие музыкальных вкусов человечества, игривая «Классическая симфония» Прокофьева.

Но в основном послание состояло из изображений. Пустые туннели хичи на Венере. Почти такие же пустые коридоры на Вратах, когда там впервые появились люди. Группа старателей, опасливо забирающихся в пятиместник. Еще одна группа – выходит после путешествия из трехместника, неся молитвенные веера и другие вещи хичи. Изображение колеса Галактики, вид сверху, со стрелкой, указывающей положение Земли в рукаве Ориона. Медленно вращающийся земной шар. Города людей: Нью-Йорк, Токио, Лондон, Рим. Изображения людей за различными занятиями: люди пишут пейзажи, управляют трактором, смотрят в телескоп, в масках окружают постель роженицы, где на свет появляется ребенок. Потом то, чего ни Эстрелла, ни Стэн никогда не видели раньше. Серия снимков огромного плывущего в пространстве объекта, просторное веретенообразное помещение, стены из голубого металла хичи, посередине – гигантский механизм на гусеницах. «Это пищевая фабрика и та другая штука», – догадалась Эстрелла. Потом коридоры, а в них – у обоих перехватило дыхание – странные волосатые существа, похожие на людей. Должно быть, первобытные человекообразные, открытые Броудхедом. И, наконец, снова изображение Галактики с крошечным рисунком пятиместника хичи, который медленно движется от рукава Ориона к ядру. Наверно, это их корабль.

Когда все закончилось – в четвертый или пятый раз, – Стэн задумчиво потер то место, где недавно у него росли усы: Эстрелла заставила его сбрить их. Они смотрели, обнявшись. Он зевнул, отчего она тоже зевнула: обоим хотелось спать. Эстрелла слегка пошевелилась, устраиваясь поудобнее, но не отстраняясь, и увидела, что Стэн смотрит на груды припасов.

– В чем дело, Стэн? – спросила Эстрелла.

Он задумчиво ответил:

– Похоже, полет будет долгим. Не знаю, бывал ли кто-нибудь так далеко.

Она попыталась его успокоить.

– Иногда полеты на небольшое расстояние занимают много времени, а иногда наоборот. С кораблями хичи никогда нельзя знать.

– Наверно, – ответил он, поворачивая голову и целуя ее так, как ей нравилось. Она довольно поерзала и протянула губы, а это гораздо лучше любых уверений.

Ибо Стэн был счастлив с Эстреллой. Он сонно думал об этом. До этой минуты он никогда в жизни не был так счастлив. Зачем тревожиться, сколько времени займет путь, если ему хочется, чтобы путь никогда не кончался? Если полет и впрямь затянется, Стэн не расстроится.

Однако вышло иначе.

Однажды, когда поцелуи уже перешли в ласки, но дело еще не дошло до взаимного раздевания, полет закончился, и закончился очень неожиданно.

Спираль ни о чем не предупреждала. Предупредил другой прибор, тот самый приземистый купол, назначение которого оставалось неясным. Он начал гудеть и светиться, потом рычать, потом тонко завыл. Постепенно звук стал настолько высоким, что перестал восприниматься. Свечение все усиливалось. И тут ожила спираль, она засветилась так ярко, что ее белое сияние резало глаз; завертелись ярко-красные и хромово-желтые полоски. Приборы дрожали. А может, дрожал весь корабль – Стэн не мог понять, потому что дрожал сам, и это ужасно испугало его. Сонливость мигом прошла. Они с Эстреллой вцепились друг в друга…

И внезапно все кончилось.

Эстрелла высвободилась и включила приборы наружного осмотра. Позади корабля все затянуто светло-голубой дымкой. А впереди – небо, полное невероятных звезд. Их очень много, они такие яркие! И совсем рядом – огромный металлический додекаэдр, двенадцать симметричных граней, в середине каждой – небольшое углубление. Корабль с головокружительной скоростью направился к одному из таких углублений и вошел в него. И прежде чем Стэн и Эстрелла смогли пошевелиться, люк открыли снаружи.

На них смотрело существо, похожее на волосатый оживший скелет.

– Мне кажется, это хичи, – прошептала Эстрелла.

И, разумеется, угадала. Так начался самый длинный, невероятно длинный день в жизни Стэна.