"Фактор города: Мир фантастики 2010" - читать интересную книгу автора (Сборник)

Александр Трубников Вечер, 2057 год

Песчаный пустырь, отделяющий бесконечную свалку от окружного шоссе, тонул во мраке. Звезды и луну пеленал смог, и там, куда не доставал свет фонарей, было темно хоть глаз выколи. Маленький костер, разложенный на песке, казался в фиолетовом мареве огоньком газовой горелки. Вокруг костра лежала компания бродяг.

День оказался удачным – они наткнулись на контейнер телевизоров, в которых еще использовались микросхемы, сдали их в пункт приема и выручили круглую сумму, которой хватило с лихвой и на еду, и на развлечения.

Грязный как трубочист молодой парень приподнялся на локтях и пьяно огляделся по сторонам.

– Слышь, Ригель, врубай свою технику, хоть новости поглядим, – прокаркал он, обращаясь к поджарому, давно не стриженному мужику.

Тот, кого он назвал Ригелем, очумело замотал головой, навел резкость и, тихо матерясь, принялся прилаживать к аккумулятору разноцветные провода, соединяя его с обломком телевизионной моноплиты. Покрутив антенну, он добился устойчивого изображения. Трещина в центре экрана сильно искажала звук, но слова удавалось разобрать почти все.

– Эх, Ригелетто, – восхитился молодой, – ну что бы мы без тебя делали?!

– Квасили бы, как обычно, – вмешался в разговор третий, чья привычка держать сигарету тремя пальцами, огоньком к ладони, выдавала бывшего зэка, – заткнись, Зужа, ща социальная лотерея после рекламы. Будем глядеть.

– Бяха, ты в натуре веришь в это фуфло? – спросил Ригель, почесываясь. – Это же для народа, заместо боженьки, чтобы мечтали про лучшую жизнь. А на самом деле – понты для лохов.

– Заткни скворечник, сам ты лох! – рявкнул в ответ Бяха. – У нас на зоне один ботаник опущенный был, он при мне выиграл миллион по карточке. Сразу же освободился, дом купил, а потом всех, кто его в лагере нагибал, взял по соцлимиту в слуги и устроил им такую житуху, что они через три месяца согласились на двойной срок обратно, на подводные рудники, в солнечный Шпицберген…

Ригель авторитетов не признавал. Он было вскинулся, чтобы ответить, но над костром, прерывая назревающую драку, вспыхнул ярко-белый прожектор.

На песок, посверкивая мигалкой, опустился милицейский антиграв. Машина была старая, производства Симбирского завода, изрядно помятая и крашенная дешевой серой эмалью. Из нее выбрались два мента патрульно-постовой службы.

– Так, – сказал старший мент, – знакомые все лица. Готовим документы для проверки, граждане.

– Все пучком, начальник, – миролюбиво осклабился Бяха. С появлением антиграва он присел на корточки. – Мы люди мирные, культурно отдыхаем.

– Документы, тебе сказали, урод, – набычился мент помоложе и положил руку на кобуру парализатора.

Бяха злобно поглядел на ментов, но спорить не стал. Они явно уже успели вмазать, и, похоже, им не хватило – отсюда и ночной наезд. Бывший зэк кивнул, он и оба его товарища принялись шарить по карманам в поисках карточек. Бомжиха, лежащая на песке, признаков жизни не подавала.

– Зужа, Ригель, – буркнул Бяха, – Масяню растолкайте, мля.

Бомжи ринулись к неподвижному телу.

– Стоять! – заорал молодой мент и вытащил парализатор. При этом его слегка пошатывало.

– Да нормалек, начальник, – прогудел Бяха, – ну перебрала девка слегонца, с кем не бывает. Пусть Зужа ей поможет.

Мент махнул парализатором от Зужи к Масяне. Тот шустро достал у нее из-за пазухи карточку и приложил ее к считывателю одновременно с большим пальцем подруги. Старший мент посмотрел на данные, которые высветились на мониторе, нащупал у бомжихи пульс на шее и удовлетворенно кивнул. Зужа и Ригель по очереди повторили процедуру идентификации.

Когда очередь дошла до Бяхи, экран считывателя осветил откормленные рожи ментов красным светом, и оба пэпээсника облегченно вздохнули.

– На карточке минус сто два, – объявил старший. Младший потянулся к ремню, на котором висели наручники.

– Как сто два, начальник?! – вытаращился Бяха. – Падла буду, днем в ларьке затаривался, было минус девяносто пять! Я закон знаю, на моей категории соцкредит сотка, на том стоим.

– А леший тебя знает, – злорадно ответил молодой, – может, накачался да перепутал. Давай, короче, собирайся. Мы тут с управляющим тысяча тридцать пятого жилтоварищества договорились, покрасишь два подъезда – червонец тебе на карточку, остальное, сам понимаешь, в фонд охраны правопорядка…

– Мужики, – обиженно загундосил Бяха, – у нас тут хабара на полтинник. Завтра в восемь часов скупка откроется, я счет пополню, и вся любовь…

– Вот уж хрен тебе, бомжара, – жестко произнес старший, – сегодня ты попал. Давай, лезь в машину, пока в управление не повезли. Там отработкой не отделаешься, за превышение соцлимита по новому постановлению суд и до трех месяцев принудительных работ.

– Ну, магарычом-то хоть поделитесь? – Бяха сделал характерный синяковский жест.

– Тут как управишься. Ты с нами по-хорошему, так и мы с тобой тоже.

Бяха, подхваченный с двух сторон, ритуально завыл: «А на черной скамье, на скамье подсудимых…» – и скрылся в «обезьяннике» антиграва.

– Не понимаю я вас, бичи, – с фальшивым участием в голосе заговорил старший. После «удачной операции» его потянуло на философию. – Вы же все соцминимум получаете. Устроились бы на работу, получили бы общагу, глядишь, года через два и зажили бы как люди…

– Фуфло не гони, начальник, – огрызнулся Ригель, – что я с вашего президентского сороковника буду иметь в приюте? Баланду из синтетического картофеля да матрац с клопами? А пахать меня за это заставят на химзаводе, в опасном цеху и без противогаза…

Старший посмотрел на бомжей пустыми глазами – ему уже не терпелось получить магарыч, – забрался внутрь и захлопнул за собой помятую дверь. Менты выключили прожектор, погасили мигалку и рванули в сторону чернеющих вдали высоток.

Масяня застонала и села. Сладко потянувшись до хруста в суставах, она огляделась по сторонам:

– А где Бяха, мальчики, в магазин пошел?

– Будет нам магазин! – зло ответил Ригель. – Последний флакон был у него в заначке, так что теперь, Зужа, тащись через дорогу и бери на троих, как обычно. А мы тут пока с Масянькой за жисть покумекаем…

Бомжиха начала безропотно расстегивать пуговицы верхней кофточки.

Зужа не стал спорить – он тут был человеком новым, и в отсутствие Бяхи власть по праву старшинства переходила к Ригелю. Он встал, отряхнул с одежды песок и затрусил в сторону бетонного забора, ограждающего кольцевое шоссе.

Магнитное покрытие на дороге еще не успело остыть и распространяло резкий, неприятный запах. Он протиснулся в дыру, выглянул из-за столба придорожной рекламы, бросил внимательный взгляд направо, потом налево, а затем, от греха подальше, поглядел вверх. Штраф за переход в неположенном месте обошелся бы в тридцать семь деревянных, а это немедленный арест. Но, к счастью, машины здесь ходили редко, и камер наблюдения на этом участке не было. Дождавшись, когда мимо прогудит стотонный дальнобойщик, Зужа рванул через дорогу.

С ярко светящегося рекламного щита за нарушителем правил дорожного движения безучастно наблюдал седоватый ковбой с яркой упаковкой в руке. Надпись на рекламе гласила: «Только „Мальборо“ приведет тебя в страну грез».

Ларек, обслуживающий редких ночных прохожих да бомжей, живущих хабаром со свалки, чернел в сотне метров от забора первым бастионом цивилизации. Перед ларьком стоял приземистый антиграв-купе. «Сони-Моторола-Даймлер», – подойдя поближе, прочел Зужа на багажнике. Парочки, не располагавшие деньгами на мотели, часто выбирались сюда, чтобы потрахаться на пустыре.

Машина чуть слышно загудела, приподнялась над землей и потянулась к переезду. Зужа подождал, когда поднимется стальная пластина, защищающая окошко, и пробормотал в глубину: «Две „Столичных“ и „Белый медведь“». В зарешеченной бойнице появился считыватель. Зужа вставил в него карточку. На экране высветилась цифра, после чего на полку, заменявшую прилавок, легли три разовых шприца в яркой упаковке. Зужа сгреб их дрожащими пальцами и, воровато оглянувшись по сторонам, побежал обратно к пролому.

Дорога здесь изгибалась большой дугой, поэтому обзор при переходе отсюда был намного меньше. Ковбой «Мальборо» все так же безучастно наблюдал за тем, как бомж, убедившись, что трасса пуста, готовится рвануть вперед.

Вдыхая на бегу запах дороги и ловя краем глаза отблески фонарей, Зужа вдруг отчетливо представил, как «Столичная» растекается по венам, принося тепло и умиротворение. Расслабившись, он сбросил темп и пропустил момент, когда из-за поворота вылетел на полном ходу большой черный антиграв.

Машина взревела сиреной, вильнула, раздалось гудение тормозной системы, переходящее в визг, и из-под днища вылетел сноп разноцветных искр. «Сомода-Стрейнджер 850SL», – успел прочитать на капоте Зужа, прежде чем его отшвырнуло в сторону, и он потерял сознание.

Водитель заметил появившегося словно из-под земли пешехода и даже успел рвануть на себя руль, но аварийный автопилот отреагировал на долю секунды быстрее. Раздался сигнал тревоги, машина врубила освещение, отключенное на пустой трассе для экономии, и выполнила маневр уклонения. Магнитный слой днища чуть царапнул по дорожному покрытию. На мониторе забегали желтые и красные ряды цифр внутренней диагностики.

Первым делом убедившись, что антиграв в порядке, водитель отогнал его с проезжей части на полосу безопасности, выскочил наружу и со всех ног кинулся к сбитому человеку, чернеющему посреди дороги кучей грязного тряпья.

Как и следовало ожидать, это был бомж. Теперь он сидел на асфальте и чумовато озирался.

– Тебе что, урод, жить надоело? – Водитель схватил бомжа за грудки, приподнял и начал трясти. – Накурился, скотина, так топай на переход…

Бомж молча ухмылялся щербатым ртом. Он прищурил глаза, и на мгновение это узкое лицо с характерной ямочкой на подбородке показалось водителю очень знакомым.

Мимо пролетала малолитражка. Водитель обернулся на звук и ослабил хватку. Бомж немедленно воспользовался предоставленной возможностью. Он толкнул водителя в грудь, вырвался и отработанным движением, словно преодолевая элемент армейской полосы препятствий «разрушенная кирпичная стена», – нырком, руками и ногой вперед вонзился в пролом, отпрыгнул, перекатился на бок и, выполнив (похоже, машинально) вполне грамотный уход от неприцельной стрельбы, помчался в глубину пустыря.

Водитель погнался за ним, но, добежав до забора, оглянулся на брошенную машину и благоразумно остановился. Сквозь дыру был виден костер, вокруг которого копошились едва различимые фигуры.

Водитель вернулся в машину. На пульте бортового компьютера светилась надпись: «Дать оповещение о ДТП? Да-нет». Он заглянул в салон, глубоко вздохнул и дал отбой. Машина тронулась. Шеф на заднем сиденье заворочался и продрал глаза:

– Ты что, придурок, ездить разучился? Я чуть на пол не упал!

– Простите, Иван Денисович, пешеход на трассу выскочил…

Шеф крутанул регулятор прозрачности стекол и глянул на улицу:

– Ну, ты и козел, Колян! Ты куда меня завез?

– На хайвее пробка на два часа, Иван Денисович, – терпеливо объяснил Колян, – я по окружной быстрее проскочу.

Шеф недовольно засопел, врубил встроенный в спинку кресла лазерный телевизор и стал просматривать запись утреннего заседания государственного совета. Камеры стояли на верхней галерее, и депутаты, чинно сидящие в два ряда перед толстой рожей шефа, смотрелись как шахматы на доске.

Колян перевел взгляд с зеркала заднего вида на дорогу и ехал, вполуха слушая выступление очередного слуги народа:

«Я хочу, чтобы все уважаемые депутаты поняли – социал-демократическая партия не выступает за введение сухого закона. Нам достаточно примера Соединенных Штатов, когда они ухитрились за какие-то полгода загнать в тень чуть не четверть денежного оборота страны и обрушили экономику. Но мы по-прежнему ратуем за запрет рекламы наркотиков по телевидению, в общественном транспорте и на уличных щитах. Мы требуем, чтобы все предприятия, производящие наркотические вещества, были национализированы…»

– А теперь реклама! – прервал депутатский речитатив бодрый голос телеведущего. Послышалась характерная мелодия. Колян знал этот ролик – там демонстрировался переполненный зал аукциона «Сотбис».

– Лот триста семнадцать. Картина Леона Мазайкера «Лиловый дым», миллион девятьсот! Мужчина в пятом ряду – два миллиона сто! Кто больше? Два миллиона сто – раз! Два миллиона сто – два! Два миллиона сто – три! Картина продана!

Леон, уже третья ваша картина продается по цене выше полутора миллионов. Откуда вы черпаете вдохновение?

– Я курю сигареты «ЛД». Только эта марихуана дает настоящее вдохновение.

– «ЛД – вдохновение миллионов», – завершал клип знаменитым слоганом проникновенный голос за кадром.

– Суки эти демократы! – взревел шеф. Щелкнула зажигалка, и по салону разнесся кисло-сладкий запах дорогущего «Кандагара». – У моей кабельной сети девяносто процентов дохода от рекламы дури! Если они еще раз с этим законопроектом вылезут, будем мочить на хрен!

Реклама завершилась, забубнил очередной депутат, а шеф, размягченный хорошей травкой, снова захрапел, откинувшись на мягкий кожаный подголовник. Машина свернула с окружной, вышла на проспект, покрутилась между домами и остановилась напротив ухоженной парадной двери.

– Значит, так, Колян, – с трудом выбираясь из салона, прокряхтел шеф, – машину загоняй в гараж и завтра до одиннадцати свободен. Я утром сам поведу, приедешь в офис – жди меня в дежурке.

Шеф сделал несколько нетвердых шагов, сильно качнулся и схватился обеими руками за дверной косяк. Вставить карточку в считыватель замка ему удалось только с пятого раза. «И так вот чуть не каждый день, – с ненавистью подумал Колян, – к концу дня накурится до свинского состояния и лыка не вяжет. Не мог сразу предупредить, что машину забирает?»

Николай вышел из подземной парковки, задрал голову и начал разглядывать низкие облака. Среди множества рекламных транспарантов, нарисованных лазером прямо на смоге, отыскался и номер для заказа такси. Колян достал телефон. Псевдоэкран засветился, повис в воздухе, и на нем появилось синтезированное изображение девушки-диспетчера.

– Добрый вечер, – сказала девушка и мило улыбнулась. – Желаете такси?

– Да, – ответил Николай.

– Ваше местонахождение определено. Сообщите, пожалуйста, пункт назначения.

– Седьмой проезд Новодворской, дом пятьсот восемнадцать, корпус «Ю».

– Оптимальный маршрут для наземного такси составляет двести одиннадцать километров. Предположительное время поездки – три часа сорок минут. Время подачи машины – четырнадцать минут. Время доставки воздушным такси – двенадцать минут. Стоимость поездки шестьсот …

– Спасибо, не нужно, – оборвал робота Николай.

– Благодарим вас за звонок, – ответила «девушка» и сразу же отключилась.

Платить из расчета двадцать копеек километр плюс рубль за посадку ради того, чтобы три с половиной часа тащиться в бесконечных тянучках, не было ни малейшего смысла. Воздушное такси домчит за четверть часа, но обойдется в половину месячного оклада. Оставалось одно – пилить на ближайшую станцию монорельса и добираться домой с двумя пересадками.

Прежде чем подняться в метро, он решил купить кое-какие медикаменты. В аптеке по позднему времени было почти пусто. Четверо подростков неопределенного пола терзали автомат, торгующий презервативами, а у прилавка стоял унылый тип в униформе службы контроля за канализационными сетями. Вышколенная продавщица в свежайшем белом халате вела с ним разговор:

– Что вам, молодой человек?

– Мне этот… эвтаназил.

– Какой будете брать, московский, швейцарский, венгерский, украинский?

– Не знаю. А какой самый дешевый?

– «Регенбоген» – дорогой, а остальные все примерно в одной цене. Берите «Рейнбоу» производства «Байер-Мицунэ», у них акция, скидка пять процентов, или вот этот, «Аркенсель». Можно киевскую «Веселку», но сами понимаете, завод американский, качество еще то…

– Хорошо, давайте «Рейнбоу».

– Вашу карточку.

– Вот, пожалуйста.

– Себе берете, родственникам, знакомым?

– Матери. Она на социалке, третий месяц заканчивается. Доктор сказал, что завтра можно будет…

– Обязана вас предупредить, – заученно зачастила продавщица, – что эвтаназил разрешается использовать только по назначению лечащего врача, утвержденному комиссией социальных гарантий. Нецелевое применение препарата является уголовно наказуемым преступлением и расценивается, в зависимости от применения, как самоубийство (с конфискацией имущества), преднамеренное убийство (с применением смертной казни) либо, в случае утери или хищения – как непреднамеренное убийство (с пожизненным заключением). В состав медикамента введены молекулы с уникальным кодом, а с вашей карточки считывается индивидуальный номер, так что в любом случае применение препарата будет зарегистрировано.

– Да матери моей сто семь лет. Она третий месяц на искусственном дыхании и кровообращении. Померла уже давно, но по новому постановлению только через три месяца можно отключать, даже при согласии всех ближайших родственников и установлении судом недееспособности. Но говорят, что все равно, хоть она вроде уже и не чувствует ничего, когда отключают – то мучения сильные, вот доктор и посоветовал побаловать напоследок…

Неприятный тип забрал свой «Рейнбоу» – плоскую коробочку с изображением символического тоннеля и радуги, и отвалил от прилавка. Колян, не дожидаясь вопроса, протянул продавщице карточку и перечислил все, что ему требовалось.

Таблетка-стимулятор подействовала почти мгновенно. Усталость, накопленную за день, как рукой сняло. Николай не обольщался, он знал, что в его распоряжении всего три часа, которых хватит, чтобы добраться до комнаты в общежитии и при этом не задремать в метро, – в городе было множество подростковых банд, которые специализировались на «шмоне» спящих пассажиров.

Мысли вернулись к происшествию на окружной. Голова заработала, и он наконец вспомнил, где видел лицо чуть не сбитого бомжа. «Василь! – прошептал он. – Василь Бережной! Но я же не знал, что и тебя…»

После того как в пятом классе на уроке начальной военной подготовки Коля впервые в жизни взял в руки пусть учебный, но автомат, у него больше не было никаких сомнений по поводу выбора жизненного пути. Отец, криптозоолог, и мать, редактор книжного издательства, отнеслись к этому с пониманием, хотя и не разделяли его увлечений.

Когда стало понятно, что с возрастом детское увлечение сына переросло во всепоглощающую страсть – он не вылезал с военно-исторических форумов и всерьез увлекался военными симуляторами, – они оплатили обучение в высшей военной школе. О госзаказе, даже после того как он получил высший вступительный балл, нечего было и мечтать – согласно постановлению Кабинета министров, преимущественным правом приема на бюджет пользовались дети офицеров.

По той же самой причине на распределение в армию Федерации можно было не рассчитывать – на долю контрактников оставались плохо оплачиваемые «иностранные легионы» да служба в миротворческих силах. После выпуска он подал заявку в рекрутскую службу и получил контракт в Южной Америке.

Демаркационную линию ни с чем нельзя было спутать. Стометровая контрольно-следовая полоса, плотно засеянная малыми пехотными минами и огороженная колючей проволокой с надписью на трех языках: «Стой, опасная зона, огонь без предупреждения!» – тянулась от горизонта до горизонта. Базовый лагерь находился у подножия ацтекской пирамиды, а зона ответственности дивизии простиралась на пятьдесят километров на запад и двести на восток. По мандату Лиги Наций они блокировали границу между Мексиканской империей и Объединенными Картелями.

Картели, потеряв монополию на производство кокаина, искали новые источники доходов и, пользуясь своим несомненным военно-техническим преимуществом, чуть было не вторглись в молодое индейское государство. Миротворческие силы Лиги встали у них на пути четыре года назад, когда в состав Империи, вслед за Техасом и Калифорнией, вошли государства Центральной Америки. Там командир взвода Николай Рощин принял свой первый бой и получил первое ранение. Звание старшего лейтенанта, а затем капитана ему присвоили досрочно.

Последний раз он видел Бережного в тот день, когда вся его жизнь пошла наперекосяк… Батальон особого назначения, в котором он командовал ротой, был поднят по тревоге. Выдвинувшись к полосе безопасности, миротворцы наблюдали, как на стороне Картелей из джунглей появляются беженцы. Толпа, состоявшая из женщин и детей, с трудом пробираясь через высокую, по пояс траву, приближалась к колючей проволоке.

Такое происходило далеко не в первый раз. Совет Картелей заключил договор с международной корпорацией с «обезьяньим» названием – «United Mankind» (их звали в народе «манки», обезьяны) и продавал ей под вырубку участки в джунглях, а заодно и находящиеся там индейские деревни. Индейцы, живущие без паспортов, по законам Картелей не имели гражданских прав и приравнивались к диким животным. Обычно перед зачисткой рейдеры – наемные отряды Картелей – отлавливали их и передавали «мартышкам» (так называли корпорацию офицеры и солдаты дивизии, в основном русские, украинцы и белорусы) как доноров для трансплантации органов. По всему миру бурно развивалась индустрия омоложения, и спрос на подобный товар в последние годы рос лавинообразно.

Но на сей раз, как сообщила разведка, картельщики, зачищая прилегающий к границе участок, встретили организованный отпор. Жители деревни, зная о том, что их ждет в ближайшем будущем, раздобыли оружие, и теперь мужчины, укрывшись в домах, прикрывали отход женщин и детей. Те, рассчитывая на помощь миротворцев, вышли к границе прямо напротив позиций, которые занимала его рота.

За деревьями взметнулась огненная стена.

– Суки, – процедил сквозь зубы связист Василь Бережной, – деревню сожгли, теперь будут снотворными капсулами отстреливать…

Над лесом появились антигравы рейдеров. Руки Рощина сильно, до боли сжимали держатель перископа. Он был русским офицером и позволить, чтобы вот так, прямо на глазах, мирных и ни в чем не повинных людей отлавливали, словно бродячих собак, не мог. Глядя на искаженные страхом детские лица, он скрипнул зубами, щелкнул тумблером общей связи и рявкнул в ларингофон:

– Рота! Слушай мою команду! Нападение на мирных граждан Мексиканской империи!

Через три секунды – табельное время активизации двигателей – в воздух взмыли все десять БМП-17 с полным боекомплектом на борту. Машины построились в боевой порядок и в мгновение ока пересекли границу.

– Второй взвод! Приступить к эвакуации мирного населения! Первый и третий, обеспечить прикрытие! А ты, сержант, – обратился он к Бережному, – отруби связь с командованием, а сам ори по открытым каналам: «Плохо слышу, повторите!» – пока не дам отбой. – Василь с пониманием глянул на командира и начал колдовать за пультом.

Над верхушками деревьев показались бронетранспортеры рейдеров. Система целеуказания насчитала пять харьковских «Гардиан 6У», устаревших но, тем не менее, представляющих собой грозную силу.

Три машины миротворцев опустились на землю в нескольких метрах от беженцев. Кормовые люки разъехались в стороны, и десантники, выскочив наружу, начали распределять индейцев по отсекам. Остальные БМП, прикрывая операцию спасения, кружили над землей, грозно наводя стволы на оторопевшего противника.

БМП второго взвода в считаные минуты приняли «живой груз», поднялись в воздух и понеслись в сторону ближайшей мексиканской деревни, расположенной в десятке километров. Рощин знал, что там спасенным беженцам в течение часа оформят все необходимые документы и дадут гражданство. Империя и Картели находятся в состоянии войны, жалобу в Лигу Наций никто подавать не станет, и операцию спишут как учебную тревогу.

Но рейдеры тоже были наемниками-профессионалами, им не хотелось терять лицо. Короткий выстрел лазерной пушки сжег кусты в сотне метров от беженцев, взятых в кольцо десантниками. Так противник давал понять, что предлагает «разумный компромисс», – командир рейдеров согласен на то, чтобы сентиментальные миротворцы забрали половину «товара», а половину оставили им как законную добычу. Такое иногда случалось, и многие командиры шли на молчаливое соглашение, понимая, что половина спасенных людей – это намного больше, чем ничего, а открытие огня на территории противника может привести к тому, что Лига проголосует за лишение Мексики миротворческого мандата.

Машины второго взвода разгрузились и мчались обратно. Остальные продолжали выполнять маневр прикрытия. Завидев, что миротворцы не собираются «делиться добычей», рейдеры начали перестраиваться в боевой порядок. Рощин снова скрипнул зубами. Нужно было немедля что-то решать.

– Комвзвода-один! – отчетливо, под запись, проговорил он в микрофон. – Принимай командование! Как только заберете всех гражданских, немедленно возвращайтесь на базу. Ни на какие провокации не реагировать! Я действую на собственный страх и риск.

Пальцы Рощина забегали по клавиатуре. Он перевел управление огнем на командирский пульт, заблокировал все внешние каналы и, впервые в жизни порадовавшись тому, что командирской машине роты спецназа не полагается десантный экипаж, отстранил от управления всех, кто находился на борту, – связиста, механика-пилота и оператора вооружения.

Второй выстрел рейдеров оставил черное пятно в нескольких метрах от плотно сбившейся кучки людей. Не было ни малейших сомнений, что если миротворцы немедленно не уберутся восвояси и не бросят оставшихся индейцев, то следующим будет залп на поражение.

Не дожидаясь, когда машины приземлятся и начнут погрузку людей, Рощин взмыл над лесом, резким противоракетным маневром увел БМП в сторону и выпустил залп по первой цели. Транспортер рейдеров, уже выходящий на боевой разворот, превратился в огненный шар. Остальные разошлись веером и выставили щиты силового поля, готовясь к атаке. Тактический пульт показал, что к рейдерам подходит подкрепление.

За семь с половиной минут надземного боя, который, как известно, характеризуется «скоротечностью, маневренностью и одновременными согласованными действиями в нескольких воздушных эшелонах», капитан Рощин, прикрывая эвакуацию мирного населения и отход вверенной ему роты, в одиночку управляя машиной и вооружением, продемонстрировал все, что умел. А умел он многое.

Руки, перелетая от штурвала к пульту, действовали так быстро, что сознание едва поспевало регистрировать отработанные до автоматизма действия. В глазах его при этом стояли лица женщин и детей, которых он наблюдал в перископ. «Самих вас, гадов, на органы…» – повторял он про себя каждый раз, когда очередная машина противника взрывалась либо, чадя, словно автопокрышка, падала в джунгли. Рейдеры, потеряв еще три транспортера, позорно бежали.

Возвращаясь на базу, он разблокировал связь и прошелся по каналам. Наблюдатель от Лиги Наций брызгал слюной так, что это ощущалось даже через армейскую радиостанцию. Штаб дивизии хранил молчание. В ангаре его ждал антиграв военной полиции. Рощин открыл отсеки, убедился, что все три его сержанта целы и невредимы, и, не оглядываясь назад, твердой походкой двинулся в сторону ярко-синей машины с работающими мигалками.

Мексиканская империя больше всего на свете боялась утратить миротворческий мандат Лиги Наций и готова была по первому же требованию объявить самоуправного капитана военным преступником. Но Лига, по ряду внутренних причин, решила хода делу не давать и ограничилась аннулированием контракта.

Командир дивизии генерал Белоусов принял его в своем кабинете. Прервав доклад о прибытии, он вышел из-за стола, встретил капитана на полпути и крепко пожал ему руку:

– Спасибо за службу, сынок. Ты поступил как настоящий офицер. Будь моя воля – вычистил бы эту паршу до седьмого колена, – громыхнул он сверху вниз – генерал был почти двухметрового роста, – ну да ты нос не вешай. Что делать дальше собираешься?

– Еще не знаю, товарищ генерал. Может, пока в Сан-Франциско на работу устроюсь. Все-таки иностранный специалист…

– Даже и не думай, капитан, – покачал головой Белоусов, – после развала и инфляции в странах бывших США офицерская зарплата в пересчете на наши деньги – семь-восемь рублей. Так что без выходного пособия ты домой и через десять лет не вернешься. Деды наши думали, распадется Союз – будет манна небесная, отцы полагали: развалятся Штаты – настанет мир во всем мире. А оно вот как вышло – ни Союза, ни Штатов нет уже и в помине, а до рая земного как до морковкиного заговенья… Ладно, садись, Рощин, давай-ка по маленькой.

Генерал достал из стенного шкафа бутылку «Смирнова» – в дивизии традиционно не жаловали новомодную дурь – и разлил водку в хрустальные рюмки. Они чокнулись и выпили до дна.

– Приказом по Вооруженным силам Лиги тебя уволили без компенсации, – сказал после третьей генерал, – ты уж прости, капитан, время сейчас поганое, не я все решаю. Вот, что могу, – он протянул Рощину карточку с изображением стратоплана, – это билет до Москвы на вечерний рейс. Приедешь – позвони по этому номеру. Мой бывший начштаба в крупной компании замом по безопасности, поможет с работой.

Так капитан Николай Рощин, возвратившись в Федерацию, превратился в Коляна, персонального водителя генерального директора городской сети кабельных телеканалов. Позже, адаптировавшись к гражданской жизни, он понял, что билет на невообразимо дорогой рейс «Аэрофлота» генерал Белоусов справил ему за собственный счет.

То, что вслед за ним со службы вылетел его сержант-связист, было ошеломляющей новостью. Ведь он сделал все возможное, чтобы ответственность за бой с рейдерами легла на него, и только на него. Заходя в вагон монорельса, он думал, кому бы позвонить из бывших сослуживцев, чтобы справиться о судьбе Бережного. Почему же сержант, вернувшись обратно, не нашел его, не устроился на работу, оказался среди бродяг?

После беседы с генералом ему выдали в строевой части документы и в машине военной полиции, не позволив заехать за нехитрыми офицерскими пожитками, отвезли в аэропорт.

Для него осталось загадкой, как проникла в тщательно охраняемую «демилитаризированную» зону старуха-индианка. Была ли она среди тех, кого эвакуировали утром с территории Картелей, – он не знал. Старуха, в расшитом бисером пончо, с полосатым пером в черных как смоль волосах и неизменной трубкой словно материализовалась из серой бетонной стены и преградила ему дорогу.

– Ты великий воин, – сказала она, – ты спас женщин и детей. Мой народ благодарит тебя. Мы хотели устроить в твою честь праздник. Самые красивые девушки готовы любить тебя и желают родить от тебя ребенка. Но ты уезжаешь и больше никогда не вернешься на нашу землю. В знак признательности за то, что ты для нас сделал, мы дарим тебе талисман, – она сняла с шеи ониксовый медальон на тонком кожаном шнурке, – наклонись, я сама повешу его тебе. Вот так. Спрячь под одежду и носи на теле. Когда тебе станет совсем плохо, попроси у него помощи.

С этими словами старуха развернулась и исчезла в боковом проходе. За несколько часов, оставшихся до начала регистрации, Рощин обошел все закоулки огромного здания, но так и не смог ее найти…

…Вспоминая о четырехчасовом полете в салоне бизнес-класса как о самом приятном событии за все последующие годы, Николай непроизвольно стиснул кулаки и протолкался в середину вагона.

Молодой человек, сидевший напротив, явно хвастаясь новым дорогим телефоном, в который был встроен цифровой телевизор, включил новостной канал и вывел цветное объемное изображение на свободную часть прохода.

«Сегодня Объединенная партия активистов национал-социализма и сионизма, так называемая ОПАНАСИС, провела ежегодную акцию, приуроченную к годовщине смерти исторического лидера этого движения, Дедмышера. Полвека назад молодой человек, после того как ему в очередной раз отказали в публикации эпической поэмы „Смерть черножопым!“, устроил публичный перформанс „в защиту свободы творчества“, утопившись в чане собственных испражнений, которые копил на протяжении нескольких лет. Один из фрагментов его поэмы, исполняемый на музыкальное попурри из „Хорста Весселя“ и „Хаванагилы“, с тех пор является гимном ОПАНАСИС. Министерство иностранных дел Израильской Автономии направило послу Федерации в Тель-Авиве ноту протеста по поводу допущения столь возмутительных акций, на что посол, как обычно, ответил…» На экране в это время начала разворачиваться архивная видеосъемка знаменитого самоутопления.

Рощина передернуло от отвращения. «Талисман, – привычно подумал он, – память о том, что было. Нету в нем, конечно, никакой магии, но вот прикоснешься – и легче на душе становится. Интересно, будет мне когда-нибудь еще хуже, чем сейчас?» Он привычным движением запустил руку под куртку и нащупал на груди теплый камень.

Парень с навороченным телефоном переключился на другой канал. Там тоже шли новости.

«Как известно, – стоя с микрофоном на краю свежевспаханного поля, вещала миловидная девица, – полтора месяца назад жители нескольких донских станиц оказали вооруженное сопротивление „United Mankind“ – организации, которая попыталась скупить принадлежащие им земли. Боевые действия в регионе, исторически заселенном казаками, вызвали широкий общественный резонанс. После референдума область провозгласила себя Донской Казачьей Автономией. В Новочеркасске сформировано правительство национального возрождения, которому Южная мобильная группа войск Федерации принесла присягу в полном составе. Новая администрация не успевает принимать добровольцев, прибывающих со всех концов страны. Следуя примеру казаков, начали борьбу с экономической экспансией международных корпораций жители Уральска, Запорожья, Читы и Хабаровска. Один из членов правительства национального возрождения согласился ответить на вопросы нашего корреспондента».

Рощин замер от удивления. На экране появился генерал Белоусов. Только теперь на нем была не угловатая чиновничья форма миротворческих сил, а парадный казачий мундир.

«Узнав, что происходит на родной земле, – громыхал генерал, – я оставил пост заместителя командующего Вооруженными силами Лиги Наций, вернулся домой и принял командование Добровольческой армией. На сегодня мы полностью очистили свою территорию от всей этой мрази, которая думает лишь о прибыли и в погоне за длинным рублем готова уничтожить все – культуру, традиции, нравственность. Само понятие „человек“ в терминах этих вот „Mankind“ приобретает совсем иное значение. Поэтому им не место на нашей земле. Правительство сформировано полностью, его полномочные представители делегированы в Совет Федерации, где на ближайшем заседании будет рассматриваться вопрос о признании Донской Казачьей Автономии и вхождении ее в состав…»

Парень переключился на музыкальный канал. Рощин включил телефон и, не жалея денег, настроился на сетевое вещание.

«…нас уже поддержали братья из Запорожья, Читы и Хабаровска. В Новочеркасске работает десять приемных пунктов для записи добровольцев. Все, кто готов защищать нашу землю с оружием в руках, автоматически получают гражданство ДКА. И подписывать с Федерацией соглашение о „взаимной выдаче экономических преступников“ – а фактически ни в чем не повинных граждан, попавших в колеса бездушной тоталитарной машины и превращенных в рабов за мифические долги, – мы не планируем. Как говорили еще при царе Алексее Михайловиче: „С Дону выдачи нет!“»

Рассматривая на маленьком экране чистое, не затянутое вечным смогом небо над Доном, Рощин отчетливо представил, как завтра придет в центральный офис и наберет на пульте текст заявления об увольнении по собственному желанию.

На его место выстроилась целая очередь претендентов, так что начальство вряд ли потребует положенной по закону шестинедельной отработки.

А если и потребует, то к тому времени, когда суд вынесет решение о штрафе и аресте, он уже будет гражданином Донской Автономии. Он защелкал клавишами, выводя на экран расписание самолетов.

По проходу, шатаясь из стороны в сторону и толкая пассажиров, рваной походкой двигался уколотый в дым молодой синяк. На футболке у него была надпись «Frodo Beggins Forever». Рощин, которого тот подтолкнул под локоть, в отличие от безропотной толпы, не стерпел и схватил парня за шиворот. Наркоман ворочал расширенными зрачками и тупо улыбался.

– А ну-ка не тронь! – неожиданно взвилась пожилая женщина, до этого мирно сидевшая рядом. – Садись, сынок, отдохни, – она встала, уступая место синяку, – с работы поди, устал. Ну укололся немного, ничего страшного. Дело житейское, мой старший вот такой же – а ведь мухи не обидит, когда трезвый. А всё дружки со своей дурью.

Синяк, не обращая внимания на заступницу, что-то недовольно забормотал, плюхнулся на освободившееся место, навалился на девушку, сидевшую рядом, и пьяно захрапел. Рощин с трудом подавил желание накрутить немытые патлы на руку и, как только раскроются двери, вышвырнуть его из вагона.

Выбравшись на платформу, он пошарил глазами по облакам, обнаружил рекламу с нужным телефоном и набрал номер:

– Заказ билетов? Зарезервируйте два места на утренний рейс до Ростова-на-Дону. Один оплачиваю немедленно, второй подтвержу через три часа. Нет, давайте, пожалуй, сразу два и пришлите мне воздушное такси. Цель поездки – окружное шоссе, северо-запад.

Зужа первым отошел после дозы. Над ними снова завис антиграв, и он решил, что это милицейский бобик, забравший Бяху, вернулся за дополнительной рабочей силой. Он не удивился, когда из машины вылез давешний водила, который чуть не сбил его на дороге. «Все, написал заявление, теперь точно закроют», – тоскливо подумал он и начал привычно ощупывать карманы.

– Василь! Сержант! Ты меня узнаешь? – неожиданно произнес водила.

– К-командир? – удивленно-вопросительно пробормотал еще не до конца протрезвевший Бережной.

– Да я это, я. Идти-то хоть можешь?

– Командир? Ты тут? Куда мы едем? Я проспал подъем?

– Поедем, сержант, туда, где за спасение женщин и детей со службы не выгоняют, – произнес Рощин, подставляя плечо медленно приходящему в себя парню. – Теперь все у нас будет хорошо.

Водитель такси при виде грязного бомжа, которого выгодный клиент явно тянул в салон, хотел было возмутиться, но, услышав их разговор, лишь буркнул: «Покрывало в багажнике возьми, капитан, седушки не пачкайте, мне через два часа смену сдавать». Дождавшись, когда пассажиры займут места, он дал сигнал и резким движением военного пилота поднял машину в воздух.

«Похоже, – подумал Рощин, – что если сейчас попросить его включить трансляцию с Дона, то нам понадобится не два, а три билета на самолет».