"Мир, который рядом" - читать интересную книгу автора (Карлаш Юрий)

Огромное спасибо моей жене Татьяне за редакцию, терпение, поддержку и помошь в написании книги; Олегу Головатому - за ожидание; Нельке, Стряпу, Авалону, Диме Селезневу, Эвертону - за критику и дельные советы; Мишке Ярошу - за восстановление провалов в памяти; Э.Лимонову - за Свободу!

IV

  Свидания с родными полагались два раза в месяц. У каждого здесь сидящего был определенный день свидания, в зависимости от первой буквы фамилии. Например: понедельник – А, Б, В, Г, Д, Е, вторник – Ж, З, И, К, Л, М, Н и т.д. Я с завистью наблюдал за пацанами, которые возвращались со свиданки. Лица румяные, улыбаются – будто на воле побывали, полные сумки продуктов и разных интересных вещичек.

  «Везет же некоторым… - размышлял я. – А мой гандон-следователь перекрыл мне все. Даже мать родную повидать не дает».

  Я пытался ругаться с ним по этому поводу, но так ничего и не добился.

  - Юрий, - говорил он, - ты опасен, твои приятели тебя боятся. Есть подозрение, что ты ведешь тайную переписку с ними, так как они стали отказываться от своих показаний, изобличающих тебя. Это неспроста. Значит, ты каким-то образом угрожаешь им. А пусти к тебе мать – ты ей можешь передать много информации, которая не должна ни в коем случае дойти до твоих дружков. Это для их же блага.

  Так я и сидел, не имея возможности встретиться с матерью. Но однажды, было это на шестом месяце моего пребывания в СИЗО, меня разбудил кто-то из сокамерников:

  - Юрок, тебя на свиданку заказали!

  - Да пошел ты! С этим не шутят. И так тошно.

  - Серьезно, брат. Тут не до приколов. Собирайся давай!

  - Ну, если наебал… - я, ошарашенный этой новостью, стал доставать из баула вещи, не зная, что на себя напялить.

  «Неужели мать? Неужто пустили? Что-то не верится».

  - Да ты не суетись, выведут где-то через полчаса, всегда так. Иди чифиру хапни, мысли в порядок приведи, - это Стас. Давал мне практические советы. – Что, мамку сейчас увидишь? Ну вот, а то смотреть на тебя больно было. Теперь приободришься.

  - Да погоди ты каркать! Может, мусора что-то напутали.

  - Конечно, Соломиных на тюрьме дохуя – одни Соломины вокруг, куда ни глянь! И тут Соломин, и там Соломин. А кто на дальняке сидит? Ого – опять Соломин! – проиронизировал мой малолетний корешок.

  - Ладно, кончай прикалываться. Надо хоть побриться что ли, а то мать как никак. Полгода ее не видел.

  - Так брейся! Что сидишь? Брейся давай. Станок есть? А то на вон, возьми. У меня все равно ничего не растет, а станки присылают.

  - Да у меня свой. Все в порядке, не переживай.

  Как и предполагал Стас, минут через 30 раскрылись тормоза, и я вышел на продол.

  - Лицом к стене! Карманы выверни! Кого ждешь?

  - Мать, наверное?

  - Фамилия?

  - Соломина Лариса Евгеньевна.

  - Пошли.

  Меня провели вдоль корпуса, спустили на первый этаж и завели в коридор с несколькими клетками-кабинками для свиданок. Я зашел в одну из них. Помимо стула и полочки с телефоном в ней было огромное окно, за которым я увидел маму.

  Я снял трубку телефона:

  - Мама, здравствуй, - на моих глазах непроизвольно стали наворачиваться слезы. – Не переживай, мама, все хорошо.

  - Да куда уж хорошо? Сынок, не могу больше. Без тебя и не жизнь вовсе. Чем не займусь, все из рук валится. Спать не могу, думаю о тебе. Постоянно плачу. Письмо сажусь писать, листок слезами заливаю. И в голову ничего не лезет, мысли путаются. Когда же это все кончится?  Сынок, ты тут не голодный? Как вас кормят-то? Я вот картошечки домашней привезла, сальца, селедочки…

  - Мамуль, подожди ты! Как дома-то? Как бабушка? Ты сильно не волнуйся. Раз уж так получилось, значит – судьба. У меня нормально здесь все, парни хорошие, есть с кем общаться. Я за тебя больше волнуюсь – вон худая какая стала, глаза все проплакала. Ты прекращай это дело.

  - Хорошо, сыночек, - мама улыбнулась сквозь слезы, - хорошо, я постараюсь. Что ж теперь, переживем как-нибудь. Следователь свидание нам дал, потому что дело твое закрывают и в суд скоро передадут. Говорит, что теперь ему опасаться нечего, вот и разрешил встретиться. Димка приезжал, узнавал, как что произошло. Деньгами помог. Говорит, Олеся твоя потаскухой стала. Все за тебя переживают, приветы передают. Никто не верит, надеются, что все образуется, и тебя отпустят. Я там колбаски еще привезла, чай, сигареты твои любимые. Ты только кушай, сынок, хорошо.

  - Ладно, ладно, мама. Я ведь взрослый уже. Все съем, не волнуйся. Уж разберусь как-нибудь.

  - Взрослый! Для меня ты всегда ребенок.

  - Мамуль, свиданка заканчивается. Если в суд дело передадут, то меня в Москву увезут, в другую тюрьму. Я обязательно напишу, где я нахожусь. Не волнуйся, мы победим.

  - Юрочка, сыночек, ну почему ты? Почему дружки твои дома остались? Почему ты их выгораживаешь? Они ведь все на тебя показали! Ненавижу их всех! Хоть бы кто зашел, поинтересовался. Кроме Сережки никого и не было. Вот они друзья-то какие.

  - Ладно, разберемся. Все, мамуль, за мной уже идут. Все будет хорошо. Не болей. Я напишу. Все.

  Я шел по тюремному продолу с сумками, полными харчей, а перед глазами все стояло заплаканное лицо моей матери. Моей единственной, родной и любимой мамы.

  В хате все оживились, увидев меня с подарками:

  - О, да тут к Юрку кабанчик[17] забежал! Ох щас чифирнем-то! Да, Юрок?

  Я молча положил сумки рядом с дубком, предоставив процесс разгребания дачки Стасу (я ему доверял полностью), а сам завалился на шконарь, чтобы хоть как-то отойти от пережитой встречи.

  «Димка приезжал, Олеся блядью стала».

***

  Димка – мой друг. Их у меня двое, он и Серега. Есть пословица «друг познается в беде» - это про них.

  Детство и юность свои я прожил на Севере в городе Печоре республики Коми. Еще со школы дружил я с Димкой и Серегой, мы были, как говорится, не разлей вода. Потом вместе пошли учиться в ПТУ. С Димкой нас сближала любовь к тяжелой музыке. Будучи студентами, мы собрали с ним собственную панк-рок группу «PND». Это был 1994 год. Со временем группа собрала своих поклонников и стала фаворитом печорской рок-сцены. Также нас приглашали и на республиканские концерты. Вот тогда после очередного концерта я познакомился с ней.

Звали ее Олеся. Она была поклонницей нашей группы. Среди ее домашних фотографий я нашел редкие снимки наших выступлений: она посещала все концерты и фотографировала нас. Как-то на одной из пьянок, а в то время они происходили ежедневно, Олеся рассказала мне о себе. Оказалось, что она была сиротой. Мама умерла, папа тоже, потом смерть настигла её деда. Она сидела у меня на коленях, плакала, и рассказывала, как, в течение двух лет потеряла всех своих родных, за исключением семидесятитрехлетней бабушки, на попечении которой она и находилась. Эта девушка мне нравилась еще с первого дня знакомства, и я, пожалев ее, такую хрупкую и беззащитную, предложил жить вместе. Она согласилась. Первое время мы жили с ней душа в душу. Я работал слесарем, она заканчивала школу. Её бабуля была рада за нас, и возлагала большие надежды:

  - Вот, Юрка, - говорила она, - золотой ты парень, внучка моя в надежных руках останется, теперь и помирать не страшно.

  - Ну зачем Вы так, баба Рая? Вы еще правнуков нянчить будете, рано в могилу-то собираться.

Правнуков бабуля не дождалась. Да и не было их, правнуков то. Похоронили, помянули, и началось то, чего бабушка, царствие ей небесное, никак не хотела бы видеть. Олеся начала чудить: то ей музыка моя не нравится, то друзья.

  - Выбирай, - говорит, - или музыка или я!

  С каждым днем наши отношения все больше сводились на нет. Как-то по зиме, я пришел домой под градусом. Она закатила мне очередной скандал, и настаивала на том, чтобы я убирался. На улице стояла ночь, было около сорока градусов мороза. На мои уговоры оставить меня до утра она не велась. В меня летели сковородки, скалки, и прочая кухонная утварь. По началу я был спокоен.

  - Бля, ну что ты за человек такой? Я посплю в коридоре, а завтра уеду к матери, - я стал ложиться на пол.

  - Убирайся сейчас же!!! – на меня вылился двухлитровый кувшин воды. Терпение моё подходило к концу.

  - Что ты творишь?! Дай поспать, успокойся, иди лучше отдыхай, все равно психи твои беспонтовы.

  - Нет, ты уйдешь сейчас! Ты уже достал меня…   пидарас!

  Мне пришлось дать ей пощечину.

  - Руку на девушку поднял! Бей, бей, еще бей!!! – истерила тварь.

  Я ударил еще. А как иначе? По-другому было нельзя. Она заслужила.

  На меня завели уголовное дело, и с Олесей мы расстались. Суд приговорил меня к штрафу.   Позже она умоляла меня вернуться, но я забил на все и уехал в Москву.

  Спустя месяц мне позвонил Дима и сказал, что она живет с другим. В душе я пожелал ей удачи.

  «Олеся стала блядью» - мне не жалко ее, мне стыдно перед бабушкой. Получается, что я ее  обманул. Прости меня, баба Рая, если в этом есть моя вина.

  - Юрок, хорош грузиться! Айда, чифирнем да похаваем. Глянь, какой пацаны стол замутили! Тебя одного ждем.

  Отбросив все свои воспоминания, я пошел к пацанам за стол.

  «Вот спасибо тебе, мамочка, дай Бог тебе здоровья». И мы дружно стали поглощать наивкуснейшие продукты.

  Вскоре меня вывезли на закрытие дела.

  - Вот, Юрий, это твое уголовное дело, - следователь положил передо мной толстую папку с бумагами. – Почитай, ознакомься.

  Я стал читать. Суть обвинения излагалась следующим образом: якобы я такого-то числа такого-то года в состоянии алкогольного опьянения гулял с приятелями вблизи рядов торгующих палаток. Время было позднее, и мы «стреляли» у редких прохожих сигареты. Я доебался до пьяного мужика и, приняв его за неруся, стал бить руками и ногами. Тут следовало заключение судмедэксперта о нанесенных побоях. Мои приятели в показаниях излагали то, что они пытались меня остановить, но я стал им угрожать физической расправой, после чего они, испугавшись, стали повиноваться мне. Далее говорилось, что я заставил их помочь мне дотащить потерявшего сознание мужика в строящийся дом, который находился в метрах семистах от места избиения. Они повиновались и помогли мне. Дотащив до стройки, они якобы ретировались, но видели, как я, уже будучи один, занес этого дяденьку вглубь дома, и что было дальше, они не знают. Мне же вменялось то, что я, затащив этого клиента в подвал, побил его еще немножко, а потом кинул ему на шею фрагмент железобетонного оконного блока. Ну прямо Рембо какой-то!!

  Дело было наполнено кучей всяческих экспертиз и следственных экспериментов, в которых я не участвовал. Оказывается, на моих вещах обнаружили кровь потерпевшего. Стоит оговориться, что вещи эти, изъятые при обыске в моей квартире, я не носил, наверное, года два. Они валялись в шкафу и были мне малы! На фотографиях следственных экспериментов красовался какой-то солдатик примерно моей комплекции, поднимающий деревянную балку.

  - И что это за эксперимент такой? – поинтересовался я у следака. – Кто этот солдат и при чем тут эта деревяшка? И почему это идет как доказательство?

  - Этот солдат подходит по твоим размерам, возрасту, весу и так далее. Балка – копия железобетонной плиты, которую ты кинул на потерпевшего. Исходя из этих документов видно, что ты был в силах поднять конструкцию такого размера.

  - Нормально. А меня нельзя было позвать? И дать мне в руки ту самую плиту, чтобы я попытался ее поднять? При чем тут деревянная балка?

  - Если бы мы предложили это сделать тебе, ты не смог бы отнестись к этому объективно и сказал бы, что она тяжелая, и ты не можешь ее поднять. А деревянная она, потому что сам фрагмент оконного блока куда-то исчез с места преступления. Думаю, это твоих рук дело. Вот мы его и заменили.

  - Вы считаете, что я мог украсть кусок железобетонной конструкции, сидя  в тюрьме? Вы хоть сами-то верите в то, что тут нагородили?

- Конечно, верю, Юра. И судья поверит. Не будь таким наивным. На твоем месте я бы лучше выбрал суд, где будет разбираться дело. У тебя есть выбор: либо суд обычный – судья и двое присяжных, либо суд из трех профессиональных судей, либо суд присяжных. От того, что ты выберешь, зависит многое. В частности, твой срок.

  - Я буду с присяжными судиться.

  - Зря. Это тебя в тюрьме научили? Если присяжные вынесут вердикт, что ты виновен – а они его вынесут – то судья даст тебе по максимуму – лет двадцать. А может и вышку впаять. Я предлагаю сделку: я могу убрать у тебя пункты из статьи и жестокости, хулиганстве и расовой неприязни, перебить ее со статьи 105-ой части второй на 105-ую часть первую. Эта статья всего лишь до пятнадцати лет предусматривает, и по ней можно будет судиться не в Москве, а здесь в городе. Я поговорю с судьей, ты раскаешься и получишь максимум десять лет. Если согласен, то я даже отпущу тебя под подписку о невыезде, и ты пойдешь домой, а на суд явишься по повестке. Ну что, заключаем сделку? Это в твоих же интересах.

«Ага. Заключаем. Что-то сделки какие-то нездоровые предлагаешь. Я сейчас соглашусь, значит, сознаюсь в мокрухе, вот тут-то вы меня со своим судьей и определите на все пятнадцать. Что-то побаиваешься ты, следователь, дело мое в Москву отправлять. Слепил-то ты его херово, вот и сделки теперь предлагаешь. А я ведь лох – щас, возьму и соглашусь! А тебя в звании повысят. За поимку страшного убийцы нациста-терминатора. Ну уж на хуй! Поеду в Москву».

  - Нет, я уж лучше в Москве в тюрьме посижу, зато на суде присяжных изложу свою версию вменяемого мне преступления. Потерплю как-нибудь. Глядишь, люди порядочные окажутся, разберутся во всем да вас привлекут к ответственности за фальсификацию доказательств.

  - А ты, оказывается, далеко не дурак. Меня, конечно, никто привлекать не будет, а вот ты, может быть, даже и отмажешься. Бывают такие случаи. А если не получится у тебя доказать твою невиновность, то уедешь ты далеко и надолго. Значит, суд присяжных?

  - Да.

  - Ладно. Тогда будем прощаться, мне ты больше не понадобишься. Дело твое я отправляю в Московский облсуд. Кстати, к тебе тут мама твоего приятеля пришла. Хочешь с ней пообщаться? Позвать ее?

  - Да пусть заходит.

  В кабинет зашла мама Павла:

  - Юра, здравствуй, мы все переживаем за тебя, мы знаем, что это не ты, - затараторила она, - Паша волнуется, привет передает.

  - А где он сам-то? Что, не мог прийти?

  - Ну, ты понимаешь, следствие ведь? Зачем ему светиться? Достаточно, что ты уже попался. А вдруг и его привлекут? Потом. Вот решится все, и увидитесь. Я вот тебе продуктов собрала. Вот. Ты кушай хорошо. Мы в душе с тобой. Не болей и не скучай. Ладно, я побегу, мне на работу пора. До свидания.

  - Пока.

  «Да на хуй мне нужен твой Паша? На хуй они, вообще, все нужны? Пидорасы!»

  - Ну ладно, Юрий. С делом ты ознакомился, скоро тебя переведут в Москву. Удачи.

  На этом и разошлись.