"Во времена фараонов" - читать интересную книгу автора (Котрелл Леонард)

Глава IV НА ПИРШЕСТВЕ У РЕХМИРА

Отдохнув после долгого путешествия и отчитавшись перед фараоном, Рехмира решил отпраздновать свое возвращение домой и пригласил нас с вами.

За рекой солнце заходит за Фиванские холмы, а в огромном храме Амона-Ра жрецы совершают последние обряды. Их руки протянуты к Ра, нисходящему к «своему горизонту». После отупляющей дневной жары на Фивы опустилась освежающая прохлада, оживившая город. Внизу, на набережной, перекликаются лодочники. Из харчевен и пивных над водой разносятся звуки музыки и аплодисментов. Женщина высунулась из верхнего окна и позвала проходящего мимо гребца, который своим грубым ответом вызвал целый поток брани.

Просители, тщетно ожидавшие весь день у ворот какого-то высокопоставленного чиновника, закутываются в плащи и бредут по узким улочкам домой. Их босые ноги поднимают небольшие облачка серой пыли.

Предположим, что мы живем в Фивах неподалеку от дома везира. В назначенное время наши слуги подают нам колесницу. Мы садимся в нее и в сопровождении двух или трех факельщиков начинаем свое короткое путешествие. Улицы полны народа. Часто нам приходится прижиматься к краю узкой дороги, чтобы дать возможность пройти скоту. А один раз мы простояли посреди дороги целых пять минут, пока не прошел отряд воинов: обнаженных по пояс людей с копьями и щитами в руках. Впереди шли военачальники. Но вот улицы начали расширяться. Мы минуем высокие стены, из-за которых выглядывают верхушки пальм. Привратник, сидящий у своей сторожки на трехногом табурете, радуется приближающемуся вечеру и болтает с друзьями. Из прохода между домами выскочила собака и набросилась на наших лошадей. Ее отогнал возница. Воздух был теплым и влаяшым, и мы себя прекрасно чувствовали в легкой одежде, хотя слуги запаслись на обратную дорогу теплой.

Наконец мы прибыли. Наша колесница останавливается у высокой стены дома везира. Привратник в праздничной одежде, с жезлом в руке, стоит у освещенных дверей и руководит слугами. Несколько человек подходят к нашему вознице, чтобы показать место, где можно поставить колесницу. Мы выходим из колесницы и поднимаемся по лестнице. Прибывают другие колесницы с гостями, стройными мужчинами и элегантными женщинами в безупречных одеждах из «гофрированного» льна и в тяжелых черных завитых париках, обрамляющих лица. Друзья приветствуют друг друга. Слышатся смех и оживленная беседа. В сопровождении рабов мужского и женского пола мы идем по длинному коридору к главному помещению для приемов, залу с колоннами.

Когда мы входим, нас встречает еще больше рабов и служанок. Мужчины одеты в белые накрахмаленные короткие юбки. На девушках практически ничего нет, кроме небольшого куска материи, обернутого вокруг бедер, ожерелий, ручных и ножных браслетов из разноцветных бусин. Они порхают среди гостей, вручают каждому по цветку лотоса и обносят всех лакомствами и кубками вина или пива. Все это, конечно, предшествует основному угощению, которое состоится позже, когда гости рассядутся по своим местам.

Мы находимся в высоком зале. Колонны выкрашены темно-красной краской, а капители сделапы в форме бутона лотоса. Мягкий свет алебастровых ламп освещает цветные фрески на стенах; на них изображены цветы, деревья, порхающие между ветвей птицы и бабочки. Глаз скользит по колоннам, потом по цветным капителям, стропилам потолка, которые также ярко разрисованы. Стоит страшный шум. Мы пробираемся через толпу женщин с обнаженными плечами и мужчин в темных тяжелых париках в дальний конец зала, где нас поджидает везир.

Рехмира в своей жестко накрахмаленной одежде из тонкого льна, с многочисленными складками, которые поддерживает пояс с богатым орнаментом, представляет собой величественную фигуру. Его проницательные и лукавые глаза улыбаются нам из-под черного парика. Блеснули золотые браслеты: он протянул нам руку для приветствия. Рядом с ним стоит госпожа Мериет, старшая жена, которая, подобно всем египетским женщинам ее ранга, принимает участие во многих делах своего мужа. Она такяле знатного происхождения, и Тии, злая жена главного министра, скажет вам, что Рехмира очень хорошо сделал, женившись на ней, так как ее состояние было больше, чем его. Высокое общественное положение, которое занимали египетские женщины, было отчасти результатом того, что наследование всегда велось по женской линии. Даже фараон мог стать царем, только женившись на царской наследнице.

Мериет — красивая женщина. Ей тридцать пять. Она на двадцать лет моложе своего мужа. Несмотря на то что она уже не так стройна, как ее дочери, у нее еще неплохая фигура, которую подчеркивает плотно облегающая одежда, откровенно демонстрирующая ее формы. На ее голове также большой парик из натуральных волос, плетенный в сотни тугих косичек, которые свисают до обнаженных плеч. На руках золотые браслеты. Ногти на руках и на ногах окрашены хной. Ее темные глаза кажутся огромными и более продолговатыми из-за сине-зеленой краски, которой она их обвела. Немало времени она вместе со служанками посвятила своему туалету.

Рядом с Мериет стоят две самые любимые дочери, одетые так же, как их мать. Старшая — Нофрет, высокая, стройная и властная (она жрица бога Амона; ей дано право потрясать сдстром перед фараоном, когда он входит в храм, чтобы совершить жертвоприношение), чем доставляет немало забот своей матери и огорчений молодым людям, которые хотели бы жениться на ней. Ее младшая сестра Тахает лишена той холодной, классической красоты, какой наделена Нофрет. Однако она умна и живая по характеру. Ей семнадцать лет. Она несколько ниже своей сестры. Сейчас она радуется тому, что этот прием не похож на все другие, какие до сих пор устраивал ее отец. Сегодня по ее просьбе приглашены не только чиновники двора, но и их сыновья и дочери. Но не дочери интересуют Тахает, она и до этого часто с ними встречалась. У нее нет возможности встречаться с молодыми людьми, один из которых, Синухет, сын главного министра, очень интересует ее. Тии, мать Синухета, считает ее дерзкой девчонкой, но Синухет думает иначе.

Сейчас к нам приближается Тии, худощавая женщина с тонкими поджатыми губами и бегающими птичьими глазами. Мериет приветствует ее хотя и не искренне, но с хорошо разыгранной сердечностью. Тии всегда вызывала у нее раздражение. Она, конечно, знала, что Рехмира пригласил главного министра, который был самым высоким чиновником при дворе, но его жена… Тии проходит сквозь толпу к своему месту, и Мериет шепчет мужу: «Где она достала такие серьги?» Но вот она уже улыбается следующему гостю.

Рядом с везиром стоит Кенамон, младший из его взрослых сыновей, красивый восемнадцатилетний юноша. Старшие сыновья Рехмира, Менхепер-Сене и Аменхотеп, уже женаты. Они вместе с женами сидят среди гостей. Кенамон — военачальник отряда отборных воинов, охраняющих дворец, которых называют «сопутствующие его величеству»; пост он получил по протекции отца. Однако это энергичный и гордый молодой человек; он уже устал от своих церемониальных обязанностей и страстно желает действовать. Кенамон принужденно улыбается гостям отца, а глаза его ищут в толпе лишь одного человека, которым он восхищается и которого хотел бы видеть — военачальника Аменемхеба, героя нескольких военных походов. Кенамон втайне надеется, что если он понравится Аменемхебу, то будет легче убедить отца и даже, что более важно, мать разрешить ему перейти в действующую армию. Наконец, он появляется, стройный мускулистый мужчина лет сорока пяти с волевым загорелым лицом. Он улыбается Рехмира с порога, и Кенамон бросает на отца полный любопытства и надежды взгляд.

Входят другие уважаемые гости, здороваются и проходят в зал, где накрыты столы. Среди них начальник города Фивы, его жена и сын; носитель опахала царя[28] и его жена; главный жрец Амона, его жена и дочь; царский садовник и его толстая, невзрачная супруга; учитель царя и главный писец со своим меланхоличным сыном, военачальником отряда колесниц. Его зовут Сенмут. Он знатного происхождения, но тем не менее застенчив. К тому же он влюблен в Нофрет.

Постепенно все гости перешли из приемного зала в другой, где в определенном порядке расставлены для уважаемых гостей золотые и инкрустированные стулья. Остальные гости усаживаются на соломенные циновки и подушки, разложенные на полу. Женщины грациозными движениями поправляют узкие юбки и приводят в порядок завитые парики. Девушки-рабыни надевают на гостей гирлянды из цветов и вручают каждому кусок благовонного жира, который он или она кладут на свой парик. (В течение вечера жир постепенно таял и стекал на лицо и шею, что, по-видимому, было очень приятно.).

Гости принимаются за еду. По стенам зала расставлено множество небольших столов с жареным мясом, курами, утками, голубями, различными овощами и хлебом самой разнообразной формы. Тут же на металлических подносах стоят кувшины с вином. На каждом кувшине указан возраст вина. Всем известно, что у Рехмира прекрасный винный погреб. Бронзовые кубки быстро опорожняются и наполняются снова. Беседа становится более оживленной. Рабы и рабыни преподносят гостям деликатесы, которые те едят руками, а ножами пользуются только, чтобы разрезать мясо. Маленькая Небет, восьмилетняя дочь Мериет, которая сидит рядом с матерью, решительно принимается за цыпленка, в то время как ее старший брат, десятилетний Пер-гор, ест жареную котлету. Чаши для ополаскивания рук и салфетки передаются по кругу, так что гости могут смыть жир со своих рук. Управляющий энергично руководит прислугой.[29]

Гости разбились на отдельные группы. Рехмира говорит с Аменемхебом о его недавнем походе. Юный Кенамон сидит рядом с отцом и старается не пропустить ни единого слова.

— Я разговаривал с Мерира в Асиуте, — говорит везир. — Их снова беспокоят ливийцы. Третий набег за двенадцать месяцев!

— Я слышал об этом, — отвечает военачальник.

— Они застали гарнизон врасплох. Пятьдесят человек убили прямо в постели. Когда, наконец, протрубили тревогу, враги скрылись, прихватив с собой половину женщин и большую часть имущества.

Аменемхеб хмурится, смотрит на свое кольцо.

— Я знаю, — говорит он. — Мерира прислал мне полный отчет. Кроме того, я получил донесение от начальника гарнизона.

— Певеро? — поднял брови везир. — Какого ты о нем мнения?

— Не слишком высокого.

— Такого же мнения придеряшвается губернатор.

— Я собирался сместить его еще несколько месяцев назад, но человек, которого я наметил на его место, был в то время в Нубии. Во всяком случае, тебе приятно будет услышать, что Певеро отозвап. Новый человек отъезжает завтра.

— Хорошо.

Неподалеку Мериет беседует с женой учителя царя, которая перебирает пальцами ожерелье хозяйки.

— Прелесть, дорогая, — говорит жена учителя, — Оно сирийское?

— Да, мой муж привез его из Гебала, и это, — она вытягивает руку, на которой блестит браслет, в сторону прекрасных ваз на ближайшем столе, — тоже из Гебала. И ткани с удивительной окраской из Тира! Целые тюки!

— Как бы я хотела, чтобы мой муж тоже мог путешествовать! — вздыхает жена учителя.

— Не знаю, — отвечает Мериет, отправляя в рот кусок цыпленка. — Рехмира всегда уезжает надолго. Я скучаю по нему. К тому же мальчики отбиваются от рук, когда отца нет дома.

— Пер-гор всегда был хорошим мальчиком, — замечает подруга, кивая в сторону маленького сына Мериет. Тот показывает Аменемхебу скульптурку воина, которого Рехмира привез ему из путешествия. Его младшая сестренка Небет, не желая отстать от него, везет игрушечную лошадку на колесах. Мериет нежно притягивает к себе ребенка, вытирает маленький ротик девочки и подзывает к себе дородную рабыню.

— Дети разыгрались, — говорит она рабыне. — Отведи Небет в кровать и скажи Пер-гору, чтобы он шел спать.

С большой неохотой дети уходят с няней. Гости машут им вслед.

Мериет протягивает бокал слуге, чтобы он его наполнил, и продолжает прерванную беседу.

— За Пер-гора я не беспокоюсь, — говорит она. — С ним я справлюсь. Я беспокоюсь за Кенамона. Он мечтает только об армии. Я думала, что он будет доволен, если муж устроит его царским телохранителем, но ошиблась. Он хочет участвовать в походах, как Сенмут. Видите? Кенамон забился с ним в угол. Я уверена, что они говорят о сирийском походе.

Кенамон, которому наскучил разговор отца с Аменемхебом, подошел к меланхоличному молодому человеку, Сенмуту, военачальнику отряда колесниц, участвовавшему в сирийской кампании фараона. Сенмут из дальнего конца зала наблюдает за Нофрет и поэтому рассеянно слушает восторженные вопросы Кенамона.

— Какой высоты горы?

— Огромной.

— Они выше Фиванских холмов? Сенмут смеется.

— Если ты двадцать Фиванских холмов поставишь друг на друга, то и тогда они будут ниже сирийских гор. Там холодно, клянусь Гором, там очень холодно. — Сенмут делает вид, что дрожит от холода при одном воспоминании. — Вот почему сирийцы так тепло одеваются.

Он снова смеется.

— Они, наверное, для того носят бороды, чтобы им было теплее.

Кенамон тоже смеется. Однако слова Сенмута произвели на него сильное впечатление. Подобно большинству египтян, он никогда не видел гор и не знал другого климата, кроме теплого климата Нильской долины.

— И там Нил на небе? — спрашивает Кенамон.

— Так говорят жрецы. Вода падает с неба, это верно. Но это не река, а дождь.

— Но и у нас иногда бывает дождь, — возразил Кенамон.

— Ты называешь это дождем, — смеется его собеседник. — Здесь он только моросит, и земля высыхает через час. Там вода льется с неба несколько дней, а то и недель. А снег?

— Снег? Что это такое?

— В нашем языке даже нет такого слова. Он белый, падает с неба, как дождь, и ужасно холодный. От него болят кости, руки становятся бесчувственными. Ты не можешь застегнуть доспехи и не чувствуешь в руках тетиву. Сам Сэт придумал снег.

— Все равно мне хочется пойти туда, — вздыхает Кенамон. Он с любопытством смотрит на Сенмута, который вытащил из-под одежды тонкий свиток папируса.

— Что это? — спрашивает сын везира.

Сенмут, не спуская глаз с Нофрет, которая сидит в окружении молоденьких девушек, отвечает:

— Я потом тебе скажу. О, идут танцоры. Мутардис все еще в вашем доме?

— Да, — отвечает юноша. — Мой отец безумно любит ее. Я думаю, что ей несказанно повезло.

— Тсс! — предупреждает Сенмут. В дальнем конце зала появляется группа певцов и музыкантов.

— Отлично, — говорит Кенамон. — Это только мужчины. Она придет позднее.

Музыканты в одинаковых белых юбках, с украшениями на груди и руках проходят в центр зала. В руках у них инструменты: арфа, лиры, флейты и небольшие квадратные барабаны. Музыканты усаживаются на полу. Заиграли флейты, затем включились арфа и лиры, барабанщики начали отбивать ритм.

Они поют песни в честь бога Амона-Ра. Несомненно, Рехмира заранее договорился с певцами, так как знал, что у него будет верховный жрец Амона.

Мериет прерывает беседу с женой начальника города и замечает:

— Смотри, Нозем опять пьяна.

Действительно, толстая жена главного садовника фараона выпила слишком много вина. Многие гости тоже навеселе, но бедная Нозем напилась сверх всякой меры. Ее покачивает, она громко и часто смеется. Ее парик сбился на сторону, краска под глазами растеклась. Гости, сидящие рядом, смеются над ней, а когда раб наполняет ее кубок, она едва не роняет его на пол. Однако никто, даже Мериет, не шокирован ее поведением. Всегда на пиршестве кто-нибудь напьется. Но Нозем напивается раньше других. Раб стоит рядом с пей с кубком в руке и внимательно наблюдает за ней.

Но вот певцы-мужчины уходят, и появляется новая группа музыкантов. На сей раз это молодые девушки, одетые в коротенькие юбки с бахромой и с бусами на шее. Затем выходят двое — юноша и девушка. Они идут слегка танцующей походкой. Юноша подходит к девушке и опускается перед ней на колени, вытянув руки. Девушка делает вид, что хочет убежать. Тогда он поворачивается к ней спиной и прячет лицо в ладонях. Она легкой, походкой возвращается к нему. Он поворачивается к ней, встает и начинает петь. Девушки аккомпанируют ему на флейтах и лирах.

Среди слушателей воцаряется тишина. Все сидят с кубками в руках, и взгляды их полны сентиментальности. Некоторые положили руки на плечи друзей. В темных углах обнимаются пары.

Синухет, сын главного министра и Тии, сидит рядом с родителями. Он смотрит через весь ярко освещенный зал, мимо певцов, на группу людей, окружающих везира. Одна пара темных глаз смотрит прямо на него. Это глаза Тахает. Встретившись с ним взглядом, она отворачивается и начинает забавляться цветком лотоса, который держит в тонких пальцах. Но Синухет не спускает с нее глаз.

Певец закончил песню. Раздается взрыв аплодисментов. Снова слышатся звуки флейт и лир. Девушка-певица робко и кокетливо выходит вперед. Она поет, обращаясь к юноше:

В этот момент раздался шум. Это Нозем свалилась со стула. Муж помог ей подняться, но у нее начался приступ рвоты. Некоторые гости засмеялись. Раб кинулся к ней с чашей. Нозем попробовала подняться, но ноги ее подогнулись, и она растянулась на полу, толкнув жаровню с углями, которую поставили в углу для обогрева (ночью стало холодно). Раскаленные угли рассыпались по комнате. Одна из дам вскрикнула и отпрянула назад, опрокинув стул. Рабы бросились тушить пожар. К ним присоединились некоторые гости. С ними побежал и Синухет. Но его не интересовал пожар. Он добежал до колонны, закрывшей его от везира и его жены. Тахает, которая тоже выбежала вперед, чтобы посмотреть на это зрелище, вдруг оказалась рядом с ним. Не говоря ни слова, он обнял ее и поцеловал. Все это заняло одну секунду. Она вырвалась из его объятий и вернулась к родителям. Юноша медленно побрел к своему стулу в противоположный конец зала. Все в порядке! Даже Тии ничего не заметила.

Однако один человек все-таки видел эту сцену. Это была Нофрет, старшая сестра Тахает. Она сидела чуть в стороне от родителей в окружении девушек из знатных семей, с которыми весь вечер проговорила о модах, мужчинах и обменивалась придворными сплетнями. В отличие от своих подруг Нофрет не очень интересовалась мужчинами. Ее больше интересовали их долншости. Это совсем не означало, что она была корыстной. Ей незачем было быть такой. Ведь она — дочь везира и жрица бога Амона — пользовалась привилегией идти впереди самого фараона, когда тот входил в храм царя богов. Всю свою жизнь она провела в обществе высокопоставленных царских чиновников, оплота царской власти. Когда она выйдет замуж, а рано или поздно она должна будет сделать это, то ее мужем будет один из этих чиновников.[32] В любом случае он будет очень знатным. И ее дети тоже со временем займут высокие посты. Вот почему ее удивила Тахает. Кто такой Синухет? Красивый юноша, из знатной семьи, не без таланта, но не имеющий никакого отношения к государственным делам. Таких, как он, у нее, Нофрет, могло быть человек двадцать. Вот и Сенмут, молодой военачальник отряда колесниц, влюбленно смотрит на нее. Глупец! Разве кто-нибудь слышал о том, чтобы дочь везира вышла замуж за воина?

Что же касается любви, то для этого существуют наложницы, женщины, подобные Мутардис, главной фаворитке ее отца. В этот момент вошла танцовщица в сопровождении молоденьких полуобнаженных девушек. На них были короткие льняные одежды, а грудь, руки и щиколотки украшали бусы. Одни несли тамбурины, другие — лютни. Их темные волосы украшали цветы, а глаза были сильно накрашены.

Гости захлопали в ладоши и привстали со стульев, когда Мутардис скользнула в центр зала. Ей было около тридцати. Кожа ее была темнее, чем у большинства подруг, так как в жилах танцовщицы текла нубийская кровь. Черный парик, ниспадающий на плечи, обрамлял ее холодное красивое лицо. Даже во время самых чувственных движений оно оставалось неподвижным. Казалось, оно не имело ничего общего с ее чувственным телом. Мутардис делала плавные, змееподобные движения. Бедра ее двигались в ритме музыки, который она время от времени отбивала кастаньетами. Она то запрокидывала голову назад, то наклоняла ее вперед, и тогда черные кудри закрывали ей глаза. Вот она распростерла руки, упала на колени и медленно поднялась, вибрируя при этом всем телом. А хор девушек тем временем исполнял древнюю песню:

Рехмира внимательно наблюдает за танцовщицей, подавшись вперед на стуле. Тии говорит своему покорному мужу:

— Никто бы и не подумал, что у нее четверо детей от него.

Подперев подбородок руками, Сенмут думает о танцовщице, с которой он познакомился в Кадеше. Нофрет взирает равнодушно и отчужденно. Такое может нравиться только мужчинам.

Танец кончился. С последними звуками кастаньет и барабанов Мутардис выскальзывает из зала. Ее голова опущена, черные кудри закрывают лицо. Гости топают ногами и бьют в ладоши. Позем снова чуть не соскользнула со стула, но ее удержал муж. Мериет смотрит на своего супруга. Он улыбается и отводит в сторону глаза.

Пиршество близится к концу. В сопровождении двух молодых рабов в зал входит пожилой арфист. Он раскланивается направо и налево. Арфист слеп и уже много лет служит Рехмира. Он знает много песен, которые пели в Египте тысячу лет назад. Его отец был арфистом, и дед тоже. Он садится на почетное место рядом с хозяином и настраивает свой инструмент. В это время Сенмут наклонился вперед и передал Кепамоиу свиток папируса, который держал целый вечер.

— Передай это, пожалуйста, Нофрет, когда я уйду, — говорит он, робко заглядывая другу в глаза. Кенамон, ни слова не говоря, прячет свиток под тунику.

Звучит песня, которую пели на египетских пиршествах в незапамятные времена и которая записана на стенах многих гробниц. В ней ясно выражено сомнение египтян в существовании загробпой жизни, к которой они так тщательно готовились. Верховный жрец полагает, что эта песня немного греховна, но Рехмира она нравится.

Среди гостей воцарилась тишина. Мысли Рехмира витают далеко отсюда. Он думает о заброшенных гробницах, которые повстречались ему по пути, когда он плыл вверх по реке — пирамидах Хеопса, Хефрена, Джосера…

Отуманенный вином, Сенмут опустил голову на грудь. Его охватила невыносимая, черная тоска, которая, однако, не в силах побороть его безответную любовь к Нофрет. И это все, что может предложить ему жизнь? Неужели только подведение итогов, достигнутых предками и запечатленных в величественных памятниках? Неужели только краткий миг бытия, заканчивающийся смертью? Арфист продолжает песню, но слова ее не радуют Сенмута.

Песня кончилась. Гости поднялись и собираются уходить. Они прощаются с хозяином и хозяйкой и в сопровождении рабов с факелами в руках идут нетвердой походкой по дорожке, ведущей к домику привратника. Там уже их ждут колесницы. Возницы занимают свои места, скороходы стоят наготове. Луна высоко поднялась над верхушками пальм, и факелы первых отъехавших гостей слабо светятся вдалеке.

В пустом зале Нофрет читает папирус, который ей передал брат. На нем одним из самых лучших писцов Фив написана древняя поэма.

Нофрвт с развернутым свитком в руке подходит к жаровне и бросает его в горящие угли. Некоторое время она наблюдает, как свиток извивается и рассыпается в золу. Потом в сопровождении рабов уходит на женскую половину дома.