"2007 № 09" - читать интересную книгу автора (Журнал «Если»)

Алексей Калугин ВОЗВРАЩЕНИЕ

Дамы и господа! Через пятнадцать минут наш самолет покинет зону единого информационного пространства, после чего все имеющиеся у вас предметы личного пользования, созданные с помощью универсальных информационных носителей, дематериализуются. Не забывайте об этом, дабы не оказаться в неловком положении…

В голосе пилота — едва заметная ирония. Еще бы! Кто не слышал уморительных историй о рассеянных туристах, забывших переодеться в вещи, созданные без использования нанотехнологий, и оставшихся в чем мать родила, как только самолет пересек границу с Россией, на территорию которой, как известно, единое информационное пространство не распространяется. Большинство этих историй всего лишь байки, придуманные самими же туристами, чтобы по возвращении домой повеселить друзей и родственников, не представляющих себе, что такое жизнь без уинов. Уже хотя бы потому, что вас не пустят в самолет, следующий рейсом в Россию, если вы не одеты, как положено. А вот что касается мелочей, которые всегда должны быть под рукой…

— …Ряд предметов первой необходимости, которые вы забыли приобрести до отлета, могут предложить вам наши стюардессы…

Я поднял руку. Миниатюрная блондинка в малиновой униформе, катившая по проходу столик на колесиках, улыбнулась и быстро двинулась в мою сторону.

— Что желаете?

— Авторучку.

Стюардесса нажала кнопку на краю столика, и моему взгляду предстали три десятка самых разных ручек — от пластиковых простушек до похожих на сигары монстров в золоченых корпусах. Я выбрал небольшую, аккуратную, удобно ложащуюся в руку, с серо-стальным узорчатым корпусом. Она не бросалась в глаза, но внимательный наблюдатель мог отметить, что это отнюдь не дешевка.

— Еще что-нибудь? — вежливо осведомилась стюардесса.

— Благодарю, это все, что мне надо.

— У вас нет часов, — улыбнулась девушка.

На руке у меня часов действительно не было. Я достал их из специального маленького кармашка, нашитого поверх внутреннего кармана пиджака. Большие круглые часы с откидывающейся крышечкой, ажурными стрелками и крупными римскими цифрами от единицы до двенадцати. Настоящий антиквариат. На внутренней стороне крышечки можно прочитать полустершуюся гравировку: «Петръ Леонидович Максинъ». Наверное, это имя первого владельца часов. И мое тоже. Но тот, кому часы принадлежали прежде, не имеет ко мне никакого отношения. Часы подарила мне Настя пять лет назад, на мой тридцать пятый день рождения. Настю поразило удивительное совпадение имен, и она решила, что непременно должна подарить мне эти часы. Я как раз впервые собирался в Москву, так что настоящие антикварные часы пришлись очень кстати. А потом они стали для меня не талисманом даже, а амулетом, таинственным оберегом, спасающим от любых напастей. Поэтому я носил их даже в информационном пространстве, где в часах нет никакой надобности — точное время можно узнать, просто подумав об этом. Кто знает, быть может, таинственное совпадение имен бывшего и нынешнего владельцев часов на самом деле наделяло их какими-то чудодейственными свойствами?

— Замечательные часы, — вежливо улыбнулась стюардесса, хотя, конечно же, не смогла оценить их по достоинству. — Триста семьдесят уинов, — деловито добавила она и показала мне стержень уин-дозатора, на узеньком табло которого горело озвученное число.

Я согласно кивнул и положил на подлокотник левую руку. Стюардесса коснулась активным кончиком дозатора углубления на уин-перстне, украшавшем мой безымянный палец, и в моем организме стало ровно на триста семьдесят уинов меньше.

— Благодарю вас, — еще раз дежурно улыбнулась стюардесса. — Желаю приятно провести время. — И покатила дальше по проходу свой столик.

Я положил голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Хорошо тому, кто летит в Россию первый раз, для того чтобы охать и ахать, с удивлением глядя на причуды и выверты последней страны, оставшейся в стороне от единого информационного пространства. Он даже не подозревает, с чем ему предстоит там столкнуться. То, о чем с восторгом рассказывают рекламные проспекты туристических фирм, для него пока не более чем экзотика. И хорошо, если в его памяти это путешествие останется всего лишь экзотическим туром. Интересно, многие ли из тех, кто летит сейчас одним со мой рейсом, захотят снова вернуться в Россию? Хотя бы в качестве туристов?

— Уважаемые пассажиры! Самолет заходит на посадку! Пожалуйста, приведите спинки кресел в вертикальное положение и пристегните ремни!

Ну вот и прилетели!

Неприятности у туристов начались уже в зале прибытия. Кто-то вдруг обнаружил пропажу очень нужных вещей. «Видите ли, я постоянно польжуюш коггектогом дикчии, — безбожно шепелявя, жалуется пожилой статный мужчина своему соседу. — Шовегшенно жабыл пго него». Две дамы, минуту назад забежавшие в туалетную комнату, выскакивают оттуда с вытаращенными глазами. «Они до сих пор пользуются унитазами!» — громким шепотом сообщает одна из них своим спутникам. Однако! Нужно было хотя бы памятку для туристов в самолете прочитать.

Встречающий группу представитель туристической фирмы, размахивая рукой, громко объясняет прибывшим план дальнейших действий:

— Кто еще не успел получить свой багаж, подойдите к стойке номер двенадцать.

Багаж — вот еще одно слово, напрочь вышедшее из употребления в зоне единого информационного пространства. О каком багаже может идти речь, если любая необходимая вещь создается на месте в считанные секунды?

Перехватив саквояж левой рукой, я не спеша двинулся к выходу на улицу.

Не успел я подойти к краю тротуара, как рядом затормозила желтая машина такси.

— У вас багаж? — наклонившись к окошку, приветливо улыбнулся шофер.

Я показал саквояж.

Таксист коротко кивнул, щелкнул клавишей на панели управления, и передо мной распахнулась задняя дверца.

— Гостиница «Балчуг», — сказал я, устраиваясь на заднем сиденье.

Таксист с интересом посматривал на меня через зеркало заднего вида. С одной стороны, говорю я на чистом русском, даже без намека на акцент. С другой — какой же русский возвращается из-за кордона без больших чемоданов?

Машина отъехала от тротуара, плавно скатилась по пандусу и выехала на шоссе.

— По делам или в гости?

Тонкий ход! Вопрос можно повернуть как в одну сторону, так и в другую! Мол, были в гостях? Или приехали в гости?

— По делам, — ответил я, глядя в окно.

— Надолго?

Черт, вроде бы ясно дал понять, что не расположен к беседе. Я прямо посмотрел в глаза шофера, отражавшиеся в зеркале.

— А что?

Взгляд водителя метнулся в сторону.

— Да нет… Я просто так спросил.

От нечего делать я принялся считать дома за окном. Не похоже, что шофер работает на Госбезопасность, — слишком уж прямолинейно начал. Хотя, с другой стороны, даже если и работает, мне-то что? Я официальное лицо, представитель Мирового экологического форума, прибыл в Москву для того, чтобы ознакомиться с последними отчетами по экологическому балансу озера Байкал и договориться об установке новых фильтров на Ангарском целлюлозно-бумажном комбинате, сбрасывающем в озеро промышленные отходы. Между прочим, МЭФ готов бесплатно предоставить России фильтры и самостоятельно провести все работы по их установке и наладке. Мне же предстоит уговаривать местное руководство согласиться на эти условия. Улавливаете иронию? Людей нужно уговорить принять дорогой — очень дорогой! — подарок. В новых фильтрах, созданных по не известной им технологии, русские почему-то видят троянского коня. «А что мы будем делать, если через неделю ваши фильтры выйдут из строя?» — спрашивают они. И здесь уже не помогают никакие доводы. Ну какой российский чиновник поверит в то, что некая неправительственная организация из закордонья — есть у них в России такое словечко — просто так, за здорово живешь, подарит ему новенькие промышленные фильтры только потому, что их, иностранцев этих поганых, беспокоит, видишь ли, судьба самого глубокого в мире озера? Чистый бред! С точки зрения российского чиновника, разумеется.

— Приехали, — объявил шофер, затормозив у входа в гостиницу. И, положив локоть на спинку водительского сиденья, повернулся ко мне. — Можете расплатиться уинами.

— У меня есть рубли, — я раскрыл бумажник. — Сколько?

— В уинах дешевле будет, — шофер чуть прищурил левый глаз, словно собирался подмигнуть мне заговорщицки.

— Сколько? — я достал из бумажника деньги.

Шофер недовольно отвернулся и щелкнул пальцем по кнопке. На кассовом табло загорелась сумма к оплате: 320 рублей. Еще десять процентов чаевых. Ладно.

— Прошу вас, — я протянул шоферу ровно 352 рубля.

Таксист забрал деньги, сунул мне в руку чек и, опустив клавишу на панели управления, открыл заднюю дверцу.

— Всего доброго, — сказал я, выбираясь из машины.

Рядом уже суетился чернокожий швейцар в малиновой ливрее с золотыми позументами, так и норовивший вырвать у меня из рук саквояж.

— Благодарю, помощь мне не нужна.

Швейцар недовольно засопел, шевельнул вывернутыми ноздрями и с обиженным видом отошел в сторону. Да, вот чего африканцу не хватало, так это широкой, окладистой бороды, которую можно степенно оглаживать, стоя в сторонке и предаваясь возвышенным думам о судьбах родины.

«Люкс» № 412 был постоянно зарезервирован за Мировым экологическим форумом. Точно так же, как еще семь номеров на разных этажах гостиницы. Портье вокруг меня едва лезгинку не станцевал, стоило мне показать золотую карточку «Службы Путешествий».

Поднявшись в номер, я сунул в руку увязавшемуся за мной коридорному двадцатку и захлопнул дверь у него перед носом. Не хватало только, чтобы он начал демонстрировать мне все достоинства номера, в котором я останавливался уже в пятый… Или в шестой раз?

Я достал из кармашка часы, щелкнул крышкой и посмотрел на циферблат.

Без пяти четыре.

Что ж, очень хорошо. Сегодняшний вечер у меня свободен.

Я подошел к огромному, едва не в полстены бару, открыл холодильную стойку и не спеша изучил ассортимент. Выставка была замечательная. Скользнув взглядом по этикеткам, я остановил выбор на ледяном чае с лимоном.

Подхватив одной рукой бутылку, другой — тяжелый четырехгранный стакан, я ногой подтолкнул кресло к невысокому шестиугольному столику из карельской березы. Устроившись в кресле, я налил себе стакан чаю и, мысленно отсалютовав всем, кто был рад или не рад видеть меня в Москве, сделал два больших глотка. Чай оказался хорош! Прохладный, чуть кисловатый, пузырьки углекислоты приятно щекочут нёбо.

Ах, блаженство!

Приоткрыв один глаз, я посмотрел на телевизор, серой глыбой застывший в углу. Модель с голосовым управлением. Чтобы этот ящик работал как следует, на него нужно орать, потому что простых, тихих слов он не понимает. Или не желает понимать. А может быть, его специально так настроили на заводе?

Россия…

Я допил чай и поставил стакан на столик.

И тут оно началось.

Странным было не то, что это вообще происходило — к странностям я был готов, — а то, что всякий раз это начиналось по-разному.

Когда это случилось в первый мой московский приезд, я страшно перепугался. Решил, что спятил. Или, в лучшем случае, переутомился. Принялся таблетки глотать успокаивающие. От транквилизаторов меня вело, как суслика среди зимы. Каким-то чудом я дотянул до конца визита. В самолете меня скрутило так, что думал, точно концы отдам. Перед глазами все плыло, как будто смотришь на мир сквозь гигантские прозрачные шестеренки, крутящиеся, цепляющиеся друг за друга и переливающиеся радужным сиянием. По сравнению с тем, что я лицезрел в гостиничном номере, видение это не наводило смертельного ужаса. Но и ощущение близящегося полного разрыва с действительностью было не из самых приятных. Но как только самолет пересек кордон, отделяющий Россию от единого информационного пространства, морок будто рукой сняло. Я вновь был полон сил, бодр, уверен в себе и в реальности происходящего. Поэтому я не стал обращаться к специалистам, решив, что уины уже вычистили из моего организма всю заразу.

Однако в следующий мой приезд все повторилось в еще более тяжелой форме. Первые два дня я как-то боролся с бредом, а потом просто выпал из реальности. Картина окружающей действительности причудливо дробилась и перемешивалась с кошмарным образами, являвшимися ниоткуда. Вернее, это я не мог понять и объяснить их происхождение.

Позже я определил для себя это состояние словом «накат».

А майор Ворный научил меня бороться с ним другим накатом.

— Ну, накатили! — провозглашал обычно Владимир Леонидович, перед тем как опрокинуть в рот стопку водки.

И снова морок отпустил меня, стоило пересечь границу единого информационного пространства.

Так что ж выходит — это сама Россия на меня так воздействует?

Вернувшись домой, я попытался выяснить, не происходит ли то же самое с другими людьми. Я перерыл горы специальной литературы, побывал на всех доступных медицинских сайтах, переговорил с несколькими знакомыми медиками. И ничего не нашел по интересующему меня вопросу. Абсолютно ничего. Ни намека даже.

Получалось, только я один слетаю с катушек, едва оказавшись вне зоны единого информационного пространства.

И чем же я заслужил такое?

Что самое ужасное, моя работа в Российском секторе Мирового экологического форума была связана с регулярными поездками в Москву, Питер, Новосибирск и другие крупные города единственной страны, упорно не желавшей присоединяться к единому информационному пространству.

Конечно, я мог подать прошение о переводе в другой сектор. И прошение это, скорее всего, было бы удовлетворено. Но ряд причин удерживал меня на месте. Во-первых, работать в Российском секторе МЭФа было престижно и интересно — Россия оставалась самой неблагополучной страной в области экологии и там было где применить наши знания и умения. Во-вторых, мне не могло не льстить то, что я считался одним из лучших специалистов по России. Дело в том, что моя задача заключалась не в мониторинге экологической ситуации и не в разработке новых проектов для ее улучшения. Я должен был уговаривать русских идти с нами на контакт. И надо сказать, у меня это неплохо получалось. В среднем, один из шести предложенных мною проектов русские принимали. В-третьих, работа моя хорошо оплачивалась, что тоже немаловажно. И наконец, самое главное — мне нравилась моя работа.

Поэтому я продолжал работать в Российском секторе МЭФа. И как минимум раз в полгода летал в Россию, старательно скрывая ото всех, что там со мной происходит.

Со временем я не привык к накатам, но почти смирился с ними, как с неизбежной профессиональной вредностью.

Сначала я краем глаза заметил, как по шторам пробежало легкое марево, будто раскаленный воздух над жаровней колыхнулся.

Я резко повернулся в сторону окна.

Все нормально. Даже сквозняк шторы не колышет.

Откуда же это ощущение, будто происходит что-то странное?

Тихо звякнули стеклянные висюльки люстры над головой.

Я поднял взгляд.

Вокруг люстры кружилось с десяток голубоватых искорок. Когда одна из них догоняла другую, первая отскакивала в сторону, цепляла стеклянную висюльку, и та издавала едва слышный звон.

Я покосился в сторону бара. За стеклянной дверцей стояла спасительная бутылка водки. Но — нет. Накат был пока слишком слабый для того, чтобы использовать радикальные методы. Не накат даже, а так себе, накатишко. Такой можно было перетерпеть, не прибегая к допингу.

Чтобы отвлечься, я взял со стола папку с программой визита.

Сегодня у меня был свободный день. В среду днем — встреча с заместителем секретаря думского комитета по экологии. То, что для начала только заместитель — это нормально. Для России — нормально. Русские любят погонять проект по скользким ступенькам бюрократической лесенки. Для кого-то этот зам мог бы стать непробиваемой стеной. Но у меня есть опыт, как обходить такие препятствия.

Краем глаза я заметил, как по стене пробежала ярко-оранжевая саламандра. Бежит — и пусть себе бежит. Главное, не обращать на нее внимания, сделать вид, будто не заметил. Иначе она остановится и попытается завязать разговор. А то еще и приятелей позовет.

Вечером — неофициальная встреча с представителем общественного движения «Зеленый мир». В приложенной справке говорилось, что это малочисленная организация, не пользующаяся популярностью среди населения и не имеющая своих представителей в Госдуме. Однако лидеры «Зеленого мира» поддерживают идею вступления России в единое информационное пространство. Поэтому мне предлагалось оценить, можно ли рассчитывать на то, что со временем «Зеленый мир» перерастет в политическую партию, лоббирующую интересы единого информационного пространства. Что ж, разберемся.

Я перевернул страничку, чтобы узнать расписание на четверг. И тут накатило по полной программе.

Прямо со страницы на меня прыгнула какая-то зверюга с разинутой пастью. Я едва успел увернуться. Зверюга — помесь крокодила, носорога и бабуина — вцепилась клыками в спинку кресла и принялась отчаянно драть ее. Я с размаху огрел тварь папкой по голове и вывалился из кресла.

Обернулся.

Зверюги нет.

Кресла тоже нет.

А в голове поют хрустальные колокольчики.

Ох, не к добру эти колокольчики.

Наученный опытом, я знал, что хуже хрустальных колокольчиков может быть только китайская тростниковая флейта.

И стоило мне о ней подумать, как тут же послышались протяжные, заунывные звуки.

Та-ак…

Медленно отступая в сторону окна, я настороженно поглядывал по сторонам, дабы не упустить момент начала трансформации.

И — вот оно!

Сначала на поверхности журнального столика появилось темное пятно. Раскручиваясь по часовой стрелке, оно быстро увеличивалось в размерах, превращаясь в глубокую, бездонную воронку. Первой в воронку улетела папка с расписанием визита. Следом за ней соскользнул стакан с недопитым чаем. Затем — большая стеклянная пепельница.

Схватив за ручку саквояж, который тоже начал опасно крениться в сторону черной воронки, я отпрыгнул назад и упал в кресло.

Выскользнувшие из подлокотников бледно-розовые, похожие на гигантских дождевых червей, шланги зафиксировали мои руки и обернулись вокруг живота. Я едва успел бросить в сторону саквояж — чтобы врагам не достался.

Собрав все силы, я порвал один из шлангов, другой намотал на руку, в третий впился зубами.

Кресло подо мной исчезло, и я плюхнулся на пол.

С потолка посыпалась мелкая снежная крупа. Холодная и противная.

Я высунул язык и поймал одну из крупинок на язык.

— Не ешь меня! — в отчаянном ужасе воскликнула снежная крупинка. — Я тебе пригожусь!

Самое плохое, это когда они начинают говорить. Значит, пора совершить встречный накат.

Я проглотил не желавшую умирать снежную крупинку, встал на четвереньки и посмотрел по сторонам.

Где бар?

Бара не было.

Что за черт!

С сухим хлопком, напоминающим приглушенный выстрел, включился телевизор. Раздвинув руками бегущие по экрану полосы, на меня с укоризной взглянул толстый, с обвисшими щеками диктор.

— И не стыдно тебе?

Только не разговаривать с ними!

Я на четвереньках пополз прочь от телевизора.

— Ку-уда-а-а!

Диктор по пояс вылез из экрана, протянул длинную, как пожарный шланг, ручищу и ухватил меня за щиколотку.

Я дернул ногой, но он держал крепко.

Тогда я перевернулся на спину и что было сил заехал ему кулаком по носу.

Бред полнейший! Драться с призраком!

Однако сработало.

Диктор выпустил мою ногу и ухватился рукой за разбитый нос.

— Зар-ра-з-з-за-а… — процедил он, зло глядя на меня.

— Сам дурак, — ответил я и, выбросив перед собой руку с пультом, нажал на кнопку выключения.

Телевизор взорвался, будто внутри него сработал фугас.

Я упал на пол, руками прикрывая голову.

Мне нужен был бар. Нужен позарез. Накат шел по полной программе, и уже было ясно, что самому мне из-под него не выбраться. Но зеленые лианообразные растения опутали всю комнату, закрыв стены. В какую сторону ползти?

На красном ковре прорисовалась морда тигра. Зверюга сверкнула глазами и хищно разинула пасть с явным намерением откусить мне голову. Я боднул тигра и быстро-быстро пополз на четвереньках куда-нибудь подальше.

Бац!

Я головой ударился об угол журнального столика.

Больно. Но теперь хотя бы понятно: я нахожусь в центре комнаты.

На столике стоял огромный цветочный горшок. Торчавший из него цветок смахивал на невероятно разросшийся куст крапивы со стеблем толщиной в два пальца. Цветок склонился надо мной. Два широких листа с зазубренным краями сложились вместе и, шевелясь и причмокивая, будто губы беззубого рта, потянулись к моему носу.

Ну что за напасть! Этот тоже собрался кусаться.

Я схватил крапивный куст за стебель — руку будто разрядом электрического тока обожгло, — одним рывком выдернул из горшка и как следует встряхнул. На полированную поверхность столика посыпались комья земли.

— Ду-ура-ак! — противно заныл кустик. — Я не крапива, а конопля!

— Будет прикидываться-то, — криво усмехнулся я.

— Ты должен обо мне заботиться!

— С чего бы вдруг?

— Потому что ты в ответе за тех, кого приручил.

— Я тебя первый раз вижу.

— Да-а?… А кто меня в горшок посадил?… Расти, говорил, расти, набирайся дури!..

— Ты меня с кем-то путаешь.

— Ну да, — саркастически усмехнулся кустик. — Тебя, пожалуй, спутаешь!

— Я только сегодня приехал.

— И сразу собрался меня замочить!.. Ты киллер?… Скажи, сколько тебе заплатили, я дам вдвое больше!..

— Ты бар здесь поблизости не видел?

— Ты что, дура-а-ак! Я ж не пью!

Все, кранты! С несуществующим крапивным кустом разговариваю!

Что делать-то?

Я затравленно огляделся по сторонам.

— Отпусти меня! — потребовал куст. — А то вернутся мои парни!.. Я ткнул растение в горшок.

— И землицы подсыпь!

— Обойдешься!

— Все, мужи-ик, — мстительно зашипел куст. — Считай, ты — труп!..

И в этот момент зазвонил телефон.

Вот оно!

Я хорошо помнил, что телефон стоял на полке слева от бара! Точно! Значит, нужно ползти на звук!

И я пополз.

Пригнув голову, пролез под журнальным столиком. Отпихнул в сторону совсем некстати подвернувшийся под руку саквояж. Раздвинув зеленую поросль, нащупал рукой стену. Медленно поднялся на ноги.

Телефон звонил совсем рядом.

Я запустил руку меж лиан, щелчком откинул покусившегося на мой палец исполинского богомола и на ощупь нашел телефонную трубку.

— Слушаю…

— Здорово! — бодро рявкнул из трубки знакомый голос.

— Привет, Владимир Леонидович, — с облегчением выдохнул я.

Майор Ворный — это человек. Человек с большой буквы! Тот самый Человек, который не даст мне сгинуть в заполонивших номер сюрреалистических джунглях.

— Как дела, Петр Леонидович? — бодро осведомился Ворный.

— Фигово, — честно признался я.

— Что, здорово накатило? — участливо понизил голос Владимир Леонидович.

— Как никогда.

— Да-а… Что-то быстро на этот раз.

— И не говори.

— Так я зайти-то могу?

— Обязан!

— Понял! Что там у тебя на этот раз?

— Джунгли… Крапивный куст с манией величия… Да, еще телевизор взорвался.

— Ох и ни фига себе! — присвистнул Ворный, вроде как с восхищением даже. — Ладно, я ща буду!

В трубке короткие гудки отбоя.

Все еще сжимая трубку в кулаке, я тяжело опустился на пол.

Сразу с трех сторон ко мне потянулись зеленые стебли лиан.

— Не-а, — усмехнувшись, покачал головой я. — Ничего у вас на это раз не получится. Сейчас придет майор Ворный, и всем вам наступит кирдык!.. Что, не верите?..

— Давай, Петр Леонидович… Давай… В нос шибанул резкий водочный дух.

Я не глядя протянул руку, схватил стакан и залпом выпил. До дна.

Сколько там было? Граммов сто? Сто пятьдесят?…

Рукавом вытер слезы.

Зрение прояснилось.

Отлично. Что тут у нас?

Прямо передо мной — круглая, румяная, улыбающаяся во все щеки физиономия майора Ворного. Сидит на корточках и пялится на мои страдания.

— С приездом, Петр Леонидович!

Я лишь рукой махнул. Поднялся на ноги, сделал два шага и упал в кресло.

Ворный подхватил с пола пустой стакан, поставил его на журнальный столик рядом с початой бутылкой, сел в другое кресло, с довольным видом сложил руки на животе и на меня уставился.

— Спасибо, Владимир Леонидович…

Я взял открытую бутылку с чаем и стал пить прямо из горлышка.

То ли я еще не до конца отошел от шарахнувшего по голове глюка, то ли гроза приближалась, но мне показалось, что из окна, промеж неплотно задернутых штор, в комнату лезет сероватый сумрак. И это было нехорошо. Очень нехорошо. Потому что сумрак мог в один миг обернуться чем угодно.

— Ну ладно! — майор Ворный решительно взялся за бутылку водки и одним движением свинтил с нее пробку. — Давай-ка и мы тогда накатим!

Владимир Леонидович поровну плеснул в два стакана, себе и мне. Взяв свой стакан, Ворный посмотрел на меня сквозь стекло.

— Рад тебя видеть, Петр Леонидович, — сказал он с таким убийственно серьезным видом, что это могло и за издевку сойти.

Но я знал, вернее, почти не сомневался в том, что Ворный говорит от чистого сердца.

Мы чокнулись и разом опорожнили стаканы.

Кстати, то, что мы с майором Ворным оба Леонидовичи, ровным счетом ничего не значит. Ну, просто так случилось. В жизни и не такие совпадения бывают.

Ворный взял бутылку чая и сделал глоток.

— Ну как? — прищурившись, посмотрел он на меня.

— Нормально, — кивнул я. — Отпускает.

— Ну и славно.

На всякий случай Ворный снова наполнил стаканы. Но пить мы пока не стали.

В голове у меня все еще пели хрустальные колокольцы, однако звон их уходил все дальше и становился все тише. По телу разливалась приятная истома. Но спать не тянуло. Наоборот, хотелось заняться чем-то дельным.

— Ну, что нового в едином информационном пространстве? — так, между прочим поинтересовался Ворный.

— Отдельные умельцы осваивают полет без крыльев, — ответил я.

— Да ну? — искренне удивился Ворный. — Это как же?

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Но как-то выходит.

— Вот-вот, — с укоризной кивнул Ворный. — Сами не ведаете, что творите.

— Снова ты за свое, Владимир Леонидович, — я скривил губы в вымученной усмешке.

— А что, попробуй скажи, что я не прав! — тут же вскинул брови майор. — Вы же понятия не имеете, как работают эти ваши уины!

— Общий принцип известен, — не очень охотно возразил я.

— Общий принцип, — передразнил Ворный. — И что дальше?

Я поднял стакан и коснулся им края стакана майора.

— Ты, Владимир Леонидович, тоже не знаешь сути химического процесса расщепления алкоголя. Однако ж это не мешает тебе водочку употреблять.

— Водочка, это совсем другой коленкор, — деловито улыбнулся Ворный.

Майор поднял свой стакан, и мы выпили.

В голове поплыл серебристый, мерцающий туман. Хороший знак — можно расслабиться, нового наката сегодня уже не будет.

— Водочка, — продолжил свою мысль Ворный, — она ведь человечеству не одну сотню лет верно служит. Все, можно сказать, на опыте поколений проверено. Она, между прочим, и тебе если не жизнь, так разум спасает.

— Если бы Россия присоединилась к единому информационному пространству… — начал было я.

— Если бы Россия присоединилась к вашему долбаному пространству, — перебил меня Ворный, — так не было бы уже России. А может быть, и вообще ничего не было. Стояли бы на голой матушке Земле только башни ваши информационные.

Я откинулся на спинку стула, кулаком подпер щеку и насмешливо посмотрел на майора.

— Ты, Владимир Леонидович, когда последний раз за кордоном был?

— Не так давно! — с вызовом дернул подбородком Ворный. — С полгода назад. И не по служебной необходимости — детей в Диккенсленд возил. Старший в прошлом году Диккенса в школе проходил, ну вот я и решил…

Тут надо сказать, что майор Ворный не просто так себе майор, а майор Госбезопасности. И его прямая обязанность — за гостями присматривать. За мной в том числе.

Как получилось, что я со своим соглядатаем за одним столом сижу и водку пьянствую?

Во время второго моего визита в Москву меня скрутило по-настоящему. Не то что в первый раз. Я в это время находился в конференц-зале гостиницы «Депутатская», где проходила презентация нового проекта восстановления плодородных земель Краснодарского края. Почувствовав себя плохо, я еще успел выйти из зала и дойти до туалета. Там-то на меня и накатило. Сначала мне привиделось, что кафельные плитки облетают со стен, кружатся вокруг меня, будто бумажные голубки, и так и норовят клюнуть кто в лоб, кто в глаз. Отмахиваясь от плиток, я отступил к туалетной кабинке. Вынырнувшая из унитаза анаконда обвилась вокруг ног и повалила меня на пол. Я попытался встать, но руки по локоть провалились в странное месиво, напоминающее полузастывший алебастр.

Наверное, я закричал. Потому что маячивший у дверей майор Ворный вбежал в туалетную комнату. Увидев, как я корчусь на полу, он подхватил меня под руки, оттащил к умывальникам и усадил на мягкую скамеечку, под зеркала.

— Эк на тебя накатило-то, — с сочувствием покачал головой Владимир Леонидович. — Ну-ка давай еще сверху накатим.

Позже майор Ворный рассказал:

— Ну и дурной же ты был тогда, Петр Леонидович. Так сразу и не поймешь, не то чертей ловишь, не то католиков гоняешь. Ну, я решил, что это у тебя с бодуна отходняк такой тяжелый. У вас-то в закордонье сухой закон, поэтому многие как только к нам попадают, сразу квасить давай.

Ну, а решив, что это мне с похмелья так плохо, сердобольный майор Ворный достал из потайного кармашка плоскую фляжку с президентским профилем на блестящем боку, отвернул крышечку и дал мне хлебнуть коньячку из своего энзэ.

Пил я на автомате, не соображая, что делаю. После трех добрых глотков весьма неплохого коньяка мне, как ни странно, полегчало. Но для того, чтобы довести дело до конца, нужно было накатить как следует. И мы вместе с майором Ворным поехали в гостиницу, где я жил.

В тот вечер, открыв для себя целительную силу алкоголя, я основательно опустошил запасы бара в гостиничном номере. Владимир Леонидович от меня тоже не отставал. Впредь мы себе такого уже не позволяли. Но в тот вечер мы сначала перешли на «ты», хотя и продолжали называть друг друга по имени-отчеству, потом поговорили о футболе — Ворный эту игру любил, я же был к ней абсолютно равнодушен, — о женщинах, которых любим, о детях, которые были только у Ворного, о начальниках, которые мешают нам жить — ну, куда ж без них, — об информационных башнях, о странной, на мой взгляд, российской политике неприсоединения к единому информационному пространству… В общем, прошлись по всем приличествующим случаю темам. И под конец как-то очень легко и просто Владимир Леонидович признался, что служит в Госбезопасности, в отделе информационных диверсий, и к тому же вовсе не случайно оказался у дверей туалета.

— Ты не думай, что это я по пьяни разоткровенничался, — повторил он раз семь. — Нас в гэбэ учат пить так, чтобы не пьянеть. Специальная наука есть, грапулогия называется, не слышал? Ну, вот знай теперь… Я и в первый твой приезд за тобой приглядывал… Ага, а что ж ты думал? Но ты же нормальный мужик, наш, русский!.. Ну и что, что живешь в этой заднице. Ну, в смысле, за кордоном… Какому коренному буржую водка в себя прийти поможет? А? Скажи мне?… Вот то-то и оно! Ты — наш! Поэтому я и решил: с тобой по-нормальному можно… Ну, в смысле просто поговорить, выпить…

Не был майор Ворный похож на наивного мальчика и, надо полагать, не надеялся на то, что я поверю его объяснениям. Он четко отрабатывал обязательную программу. В конце концов, для того чтобы следить за мной, совсем не обязательно было посылать майора Госбезопасности. Майору требовался личный контакт. Что ж, меня это устраивало. Грехов за мной никаких не водилось, я выполнял свою работу в строгом соответствии с договоренностью между правительством России и МЭФом. Поэтому мне было куда как спокойнее общаться с майором Ворным, человеком образованным и в общении приятным, нежели ловить каждый косой взгляд и в каждом встречном подозревать агента. Если общение со мной может принести Владимиру Леонидовичу какую-то пользу, что ж, я не против.

Чего я поначалу никак не мог взять в толк, так это какой интерес представляет моя скромная персона для российской Госбезопасности. В первые приезды я вообще только с лекциями выступал, о новых программах МЭФа рассказывал. Я так напрямую и спросил у Владимира Леонидовича: ну какой из меня шпион?

Ворный объяснил, что дело тут вовсе не в шпионаже: «Ты что, думаешь, я бы вот так водку пил со шпионом?» Госбезопасность наблюдает за всеми, кто прибывает в Россию из-за кордона. Даже за своими, кто туда по работе или отдыхать ездил. Все дело в том, что Россия, как известно, упорно не желает допускать на свою территорию информационные нанотехнологии, изменившие жизнь всего остального мира, в котором нет больше ни границ, ни закрытых территорий. А в последнее время, если верить майору Ворному, в России то здесь, то там, чаще всего в отдаленных, малообжитых районах, вроде как сами собой стали прорастать информационные башни.

Собственно, и у нас все так же начиналось: сначала — информационные башни, следом за ними — универсальные информационные носители, ну а уж потом — единое информационное пространство. Русские сразу же выставили санитарный кордон, распахали километровую полосу вдоль всей границы и, как только на ней информационная башня расти начинает, тут же ее выкорчевывают — заливают жидким азотом.

— Мы знаем, как происходит естественное перемещение спор информационных башен, — говорил мне майор Ворный. — Если бы даже им каким-то чудом удалось проникнуть за наш санитарный кордон, то башни начали бы расти вдоль границ. Так нет же! — в сердцах хлопал ладонью по столу Владимир Леонидович так, что рюмашки подскакивали. — Ростки башен появляются в глубине нашей территории! Как правило, в местах с невысокой плотностью населения. Чтобы, выходит, не сразу их обнаружили. И что это значит?

— Что это значит? — тупо повторял я вопрос майора.

— А то и значит, что кто-то, вернее, сволочь какая-то, завозит споры контрабандой. И рассеивает их тут, у нас!

Бац!

Кулак Владимира Леонидовича впечатывается в столешницу.

— А при чем тут я?

— При том, дружище, — Ворный наклонялся поближе и шептал в самое ухо. — Что обычные туристы в крупных городах толпятся. Москвы, Питера, Вологды и Новосибирска им более чем достаточно. В глухие углы лезут только любители экстрима и вы! — он больно тыкал меня пальцем в грудь. — Юные натуралисты. Вот и получается, что экстремалы и экологи — две основные группы риска. Поэтому мы и присматриваем за вами особо.

— Чушь! — возмущенно тряс головой я.

Ворный таинственно улыбался и укоризненно грозил мне пальцем. После чего брал бутылку и наполнял рюмашки.

— Ну, давай накатим…

— Вот видишь, — сказал я, продолжая начатый разговор. — А между тем Диккенсленд создан с помощью все тех же информационных нанотехнологий.

— Ну и что? — безразлично дернул плечом Ворный. — У нас под Архангельском церковь стоит, без единого гвоздя построенная.

— А при чем тут это? — не понял я.

— При том, что церковь одним топором срубить труднее, чем парк развлечений с помощью информационных башен склепать.

— По-твоему выходит, смысл жизни заключается в преодолении трудностей?

— Смысл жизни заключается в том, чтобы быть уверенным в себе и завтрашнем дне! — пафосно изрек Ворный.

Не новость — это я от него уже слышал.

— Люди, живущие в едином информационном пространстве, имеют все необходимое…

— Не имеют, а получают, — уточнил Владимир Леонидович.

— Пусть так, — не стал спорить я. — Какая разница?

— Вы разучились делать что-либо своими руками.

— Для того чтобы чем-то себя занять, не обязательно топором махать. Существуют наука, искусство, творчество… Тот же Диккенсленд создан с помощью информационных нанотехнологий, но придумали и спроектировали его люди.

— Ну-ну, — ехидно усмехнулся Ворный. — Ты лучше подумай о том, что, когда в один прекрасный день исчезнут информационные башни, вы останетесь с голыми задницами и без куска хлеба.

— С чего вдруг информационные башни должны исчезнуть? — искренне удивился я.

— Ас чего вдруг они появились двадцать лет назад? — вопросом на вопрос ответил Ворный.

На сей счет существовала общепринятая теория, но мне не хотелось ее пересказывать. Тем более, что Ворный наверняка ее знал. И все-таки он ждал ответа. Поэтому я решил отделаться общими фразами.

— В какой-то момент в развитии новых направлений в науке и технике, главным образом, компьютерных, информационных и нанотехнологий, произошел качественный скачок, результатом которого стало появление первых информационных башен.

— Ага, — Ворный многозначительно кивнул и расплескал водку по стаканам. — А кто конкретно их создал?

Я взял свой стакан.

— Появление первых информационных башен стало результатом самоорганизации высокоинформативных наносистем.

— В средние века люди тоже верили в то, что мухи самозарождаются в куске гнилого мяса.

Ворный поднял свой стакан. Мы чокнулись и выпили.

— Ни один нормальный человек, — продолжил вещать Владимир Леонидович, — никогда не поверит в то, что сотня-другая нанороботов, случайно оказавшихся в одной банке, смогли самоорганизоваться настолько, что начали воспроизводить сами себя и самосовершенствоваться, а в конце концов пришли к мысли, что для блага всего человечества пора начать возводить информационные башни.

— У тебя есть другая гипотеза? Глупо спрашивать — конечно, есть!

— Это начало вторжения, — с невообразимо серьезным видом изрек майор Ворный.

— Ага, — насмешливо кивнул я.

— А ты не агакай, — прищурился Владимир Леонидович. — Лучше сам мозгами пораскинь. Откуда взялись информационные башни, плодящие уинов, которыми набито твое тело, никто не знает. Как они функционируют — неизвестно. Какова их конечная цель — загадка. Сейчас уины восстанавливают поврежденные клетки твоего организма, что чисто теоретически гарантирует тебе личное бессмертие. Но что, если в какой-то момент эти самые уины начнут жрать тебя изнутри? Прикинь, за сколько часов они съедят все человечество, находящееся в едином информационном пространстве?

— Это похоже на дешевый ужастик.

— А тебе дорогой нужен? Со спецэффектами?

— Если конечная цель уинов — уничтожить нас…

— Не самих уинов, — уточнил Ворный. — А тех, кто их на Землю забросил.

— Пусть так, — согласился я. — Но почему они тогда сразу не разделались с нами?

— Потому что им нужен весь мир, — Ворный нарисовал руками большой круг. — Вся Земля. Разом. Для того они и прикидываются паиньками, чтобы мы бдительность потеряли и сами им горло подставили.

Я усмехнулся.

— Выходит, Россия — последний оплот человечества.

— Выходит, что так, — не понял, а скорее всего, не захотел понять моей иронии Ворный. — Иначе, чего бы они так старались к нам пролезть.

— Кто?

— Петр Леонидович, не пытайся ты выглядеть дурнее, чем есть, — недовольно поморщился Ворный.

— Пришельцы, — кивнул я.

— Да кто бы ни был, — Ворный щелкнул ногтем по краю стакана. — Главное, что мы их не звали.

— Слушай, ты же сам недавно ездил с детьми в Диккенсленд. Как тебе после этого уины из организма выгоняли?

— Я что, на идиота похож? — обиделся Ворный. — Зачем же я стану эту дрянь себе по венам пускать? Вот, смотри.

Владимир Леонидович достал из кармана и положил передо мной на стол небольшой предмет, похожий на одноразовую зажигалку. Корпус из темно-фиолетового пластика. С одной стороны клапан врезан, с другой — откидывающаяся крышка. Под крышкой — небольшое округлое углубление, покрытое тонким слоем похожего на латекс материала.

— Что это? — непонимающе посмотрел я на Ворного.

— Контейнер для хранения вашей валюты.

Владимир Леонидович взял меня за руку и повернул ее так, чтобы стал виден уин-перстень на безымянном пальце.

Точно! Под крышкой контейнера такое же углубление для дозатора, как и на моем перстне.

— То-то я удивился, когда шофер в такси предложил мне уинами рассчитаться, — я вернул Ворному контейнер.

— Понятное дело, — усмехнулся Владимир Леонидович. — Уины у нас сейчас идут по рублю за штуку.

— У нас — два.

— Поэтому и предлагают, что у нас менять выгоднее.

— А я думал…

Я в растерянности постучал пальцами по краю стола.

— Что?

— Думал, вы тоже начали уины по прямому назначению использовать.

— Да как же мы их можем использовать, если мы вне информационного поля? — удивился Ворный. — У нас уины себе по вене только полные деграданты и недоумки пускают. В поисках нового кайфа. Те же глюки, как и у тебя, только в более легкой форме.

— Неужели это кому-то может нравиться? — не знай я Владимира Леонидовича, решил бы, что он шутит.

— А ты с собой-то не сравнивай, — усмехнулся Ворный. — У тебя концентрация уинов в крови в миллионы раз выше, чем у наших дуриков. Поэтому и долбит тебя не по-детски.

— А остальных чего ж тогда не долбит?… Ну, в смысле, туристов, которые из-за кордона приезжают?

— Долбит, только по-своему, — улыбнулся Ворный. — Им кажется, что у нас все такой же гадюшник, как и во времена развитого социализма. Помнишь, как у Оруэлла? Три бритвенных лезвия на год, жирные пятна на столах в общественных столовых, перегоревшие лампочки в подъездах… Искажение картины восприятия действительности по полной программе. А знаешь, зачем это нужно?

— Зачем? — спросил я на автомате, хотя думал совсем о другом.

— А затем, дружище, чтобы вы, бестолочи закордонные, считали, что мы, русские, живем в бараках, по горло в собственном дерьме, и вытянуть нас оттуда — для вас первейший долг и святая обязанность. Все равно что китов, выбросившихся на берег, спасать. Сами не понимаем, отчего они на берег выбрасываются, но при этом уверены: мы лучше любого кита знаем, что для него благо, а что нет. Люди хватают китов за хвосты и волокут их обратно в море. А вы к нам споры информационных башен завозите, полагая, что тем самым нас от самих себя спасаете… Разве я не прав, Петр Леонидович?

Владимир Леонидович хотел поспорить. Бывает у него такой настрой: что ему не скажешь — он тут же в оппозицию. Но меня интересовало другое.

— Почему же тогда я вижу не грязь и разруху, а нечто вообще запредельное? — я развел руками, подчеркивая свое недоумение. — Я сегодня с крапивным кустом ругался… И из телевизора на меня кто-то лез…

— Все очень даже просто, дружище, — Владимир Леонидович посмотрел на меня добрым взглядом врача, поставившего пациенту смертельный диагноз. — На тебя эта дурь действует иначе, потому что ты русский.

— Я родился в Бельгии.

— Без разницы. Русский — это не национальность и не диагноз. Русский — это особый стиль мышления и, если хочешь, взгляд на жизнь.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно. Вы там, у себя живете и ни о чем не думаете, только радуетесь, что уины из ваших организмов раковые клетки да холестериновые бляшки вычищают. А мы у себя, дружище, серьезные научные исследования проводили. И выяснили: уины, помимо всего прочего, воздействуют на мозговую деятельность.

— Тоже мне новость, — насмешливо хмыкнул я. — Уины усиливают мозговую активность, повышая уровень интеллекта и заметно улучшая память. Я, например, дома давно уже не пользуюсь записной книжкой — все адреса и телефоны держу в голове. Также они снимают стрессовую нагрузку и депрессивное воздействие отрицательных эмоций.

— Уины зомбируют людей. Они могут заставить человека видеть то, чего на самом деле нет, или вспоминать события, которые с ним не происходили. Кроме того, они влияют на оценочную позицию. В зависимости от обстоятельств, уины могут заставить человека воспринимать одно и то же событие как со знаком «плюс», так и со знаком «минус». При этом человек уверен в том, что это его собственное мнение.

— Трудно в это поверить.

— Трудно. Особенно, когда в твоем собственном мозгу уины кишмя кишат.

— Ладно, при чем тут мои галлюцинации?

— Чтобы понять и оценить воздействие уинов на психику, мы постепенно поднимали концентрацию уинов в организме испытуемых. Уины не разумные существа, они действуют в строгом соответствии с заложенной в них программой. Они концентрируются в строго определенных мозговых центрах и либо блокируют прохождение нервных импульсов, либо, наоборот, усиливают их. Примерно так же воздействуют на мозг наркотические и галлюциногенные препараты, только действие уинов более избирательное. Люди, как выяснилось, реагируют на активность уинов по-разному. В основном, можно выделить три типа реакции. Первый тип людей с легкостью отдает свой разум под контроль уинов. Раз согласившись принять мир таким, каким показывают его уины, они после этого живут спокойно и легко, ни о чем не задумываясь, ни в чем не сомневаясь и не зная проблем. Что характерно, Петр Леонидович, таких людей, как выяснилось, подавляющее большинство. Даже у нас, в России. Поэтому можно предположить, что именно они и являются целевой, так сказать, аудиторией уинов. Люди, относящиеся ко второму типу, пытаются неосознанно сопротивляться влиянию уинов. Это скептики, параноики и конспирологи. Они не понимают, что происходит вокруг и, чтобы не спятить окончательно, выстраивают собственные, зачастую совершенно бредовые теории. На мозг людей третьего типа уины действуют как галлюциноген. В небольших количествах они вызывают эдакое легкое искажение картины действительности, которая, как правило, кажется приятной и даже забавной. С повышением концентрации уинов галлюцинации становятся все более тревожными и пугающими. В особо тяжелых случаях, как у тебя, Петр Леонидович, видения оборачиваются кошмарами, способными вызвать необратимое поражение мозга. Такое впечатление, что уины имеют установку убивать тех, кто не подчиняется их воздействию. Так что имей в виду, всякий раз прилетая в Россию, ты рискуешь если не жизнью, то уж точно разумом.

— И ты говоришь мне это только сейчас? — я попытался улыбнуться. И у меня это даже почти получилось.

То, что рассказывал Владимир Леонидович, звучало настолько невероятно, что в это невозможно было поверить. Да что там — смахивало на откровенную глупость. Но, с другой стороны, майор Ворный был не настолько туп, чтобы верить в то, что я приму все это за чистую монету. Так чего же он хотел добиться, скармливая мне откровенную чушь?

— Мы сами только недавно об этом узнали, — Ворный передвинул зачем-то недопитую бутылку водки на край стола, как будто это была ладья на шахматной доске.

Я проследил взглядом за его движением.

— А при чем тут водка?

— Хочешь выпить? — удивленно посмотрел на меня Владимир Леонидович.

— Нет, — я сделал отрицательный жест. — Почему водка снимает галлюциногенный накат?

— Спиртовые молекулы воздействуют на те же мозговые центры, что и уины. И даже вытесняют этих тварей с насиженных мест. Вот держи, — Владимир Леонидович кинул на стол блестящую полоску фольги с закатанными в нее десятью маленькими круглыми таблетками. Никакой маркировки на упаковке не было. — Это антидот, разработанный в нашей лаборатории. Теперь, как накатит, можешь вместо того, чтобы водку пить, таблетку принять. Удовольствия, понятное дело, никакого, но эффект тот же самый.

Я с сомнением покрутил в пальцах странную упаковку.

— Бери, бери, — подмигнул Владимир Леонидович. — В продажу такие не поступают.

— Знаешь, что мне кажется странным? — я машинально сунул таблетки в карман.

— Не знаю. Говори.

— Почему глюк на меня накатывает только в России?

— А что тут странного? — пожал плечами Ворный. — Оказавшись вне зоны единого информационного пространства, уины в твоем мозгу испытывают резкий дискомфорт и начинают активно понуждать тебя вернуться под сень родных информационных башен. Они стимулируют определенные участки мозга, в результате чего человек начинает испытывать крайне неприятные ощущения. А проявляется это по-разному. Одному кажется, что он попал в клоаку, другого лианы душат.

Логично вроде бы, но все равно не верю.

— А какое это имеет отношение к тебе?

— Ко мне? — удивленно приподнял бровь Владимир Леонидович.

— К твоей работе, — уточнил я.

— А, ты об этом, — он вроде как забыл, о чем мы вообще разговариваем. — Информационные башни размножаются либо усами, либо спорами. Усы они больше чем на километр протянуть не могут, мы их на санитарном кордоне рубим. Споры могут разноситься ветром на гораздо большие расстояния. Но фокус в том, что развиваться спора информационной башни начинает, только когда оказывается в зоне информационного поля. Пусть очень слабого, пусть совсем ненадолго — но именно воздействие информационного поля является толчком к началу развития споры. Без него она просто соринка, мусор… Ты знал об этом?

— Нет, — честно признался я.

— Вот видишь, — с укоризной качнул головой Владимир Леонидович. — Мы о ваших информационных технологиях больше вас знаем. Ну скажи мне, куда это годится?

Мне совершенно не хотелось обсуждать этот вопрос.

— Меня лично существующее положение дел устраивает, — ответил я в меру конкретно и максимально обтекаемо.

— Понял, — кивнул Владимир Леонидович. — А вот меня — нет. Поэтому ты работаешь в Мировом экологическом форуме, а я — в российской Госбезопасности. И знаешь, Петр Леонидович, я считаю, что непрекращающиеся попытки нелегально засадить Россию информационными башнями, есть не что иное, как диверсия против моей страны. И в меру своих сил и способностей буду с этим бороться.

Взгляд у майора Ворного при этом был такой, что мне хотелось не просто отвернуться, а под стол залезть, чтобы вообще его не видеть.

— Ты так это говоришь, будто меня в чем-то подозреваешь.

Ворный оперся руками о колени и медленно поднялся на ноги. Заложил руки за спину, подошел к стене и стал внимательно рассматривать висевшую на ней репродукцию Проваторова.

— Ты не допускаешь, что тебя могут использовать? — не оборачиваясь, спросил Ворный.

— Использовать? — растерянно переспросил я. — С какой целью?

— Ясное дело, с какой.

Ворный развернулся на каблуках, медленно подошел к столу, посмотрел на меня сверху вниз, достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул мне.

— Это список мест, которые ты посещал во время своих предыдущих визитов. Ты ведь не только с министрами встречаешься, но еще и по стране ездишь.

— Это моя работа. Оценка экологического состояния…

— Меня, Петр Леонидович, твоя работа не колышет, — перебил Ворный. — Мне другой факт интересен. В каждом месте, где ты побывал, спустя какое-то время проводилась спецоперация по уничтожению проростков информационных башен.

Владимир Леонидович кинул листок на стол.

— Ты хочешь сказать… — медленно начал я и умолк.

— Ну-ну, продолжай, — подбодрил меня Владимир Леонидович. Он снова сел и сложил руки на груди.

— Нет… — я покачал головой. — Нет! — я протестующе взмахнул перед собой рукой. — Я не верю!

— Чему? — удивленно поднял брови Владимир Леонидович, в результате чего лицо его приобрело выражение крайней наивности.

Казалось, обидеть такого человека ничего не стоит. Но это было серьезное заблуждение.

— Ты обвиняешь меня в том, что я завожу к вам в страну споры информационных башен?

— Не кипятись, — усмехнулся Владимир Леонидович. — В этом-то я тебя как раз обвинять не собираюсь. Споры, оказавшиеся вне зоны информационного поля, за два-три месяца полностью теряют всхожесть. Я думаю, что ты можешь являться тем самым катализатором, который пробуждает их к жизни.

— Я?… Каким образом?

— Пока не знаю. Но факты, дружище, это такая штука, с которой трудно спорить. Вот, например, — Владимир Леонидович двумя пальцами взял за уголок лежавший на столе лист бумаги. — Смотри, апрель позапрошлого года. Ты ездил в Сызрань… Напомни, что ты там делал?

— Проблема защелачивания почв, — ответил я.

— Верно, — улыбнувшись, кивнул Ворный. — Ты там был с компанией наших экологов. Единственный представитель МЭФа, прибывший из-за кордона. А спустя восемнадцать дней после того, как ты покинул Сызрань, там проводилась спецоперация по уничтожению информационных башен. Двадцать три штуки выкорчевали.

— По-твоему, это моя работа?

— Не исключено.

— Ну так арестуй меня! — я в сердцах хлопнул ладонью по столу. — Какого черта…

— Успокойся, Петр Леонидович. Не думай, ты не какой-нибудь уникум. У нас целый список таких же, как ты, колесящих по всей стране послов доброй воли, за которыми тянется след из проростков информационных башен.

— И что вы собираетесь предпринять?

— Для начала попытаемся понять, как это происходит. Поскольку сам человек, даже нашпигованный уинами, не является источником информационного поля, значит у него при себе должно быть некое устройство, генерирующее узконаправленный, очень короткий импульс. Будь иначе, мы бы его засекли.

— Хочешь обыскать мои вещи? — я сделал приглашающий жест в сторону саквояжа, который даже не начал разбирать.

— Ну что ты, — укоризненно нахмурился Ворный. — Мы ведь доверяем друг другу. — Он сделал паузу, как будто хотел удостовериться, что я не стану возражать. — Так ведь, дружище?

— Так, — кивнул я.

А про себя подумал: что он от меня хочет? Почему не говорит напрямую?

— Что ты сам обо всем этом думаешь?

— Ничего, — качнул головой я.

— Ну что ж, — Владимир Леонидович вроде как с сожалением развел руками. — Ладно, давай свое расписание.

Я молча подтолкнул ему папку с программой визита. Майор Ворный раскрыл папку, двумя руками взял лист бумаги с красивой виньеткой.

— Ага… Значит, на этот раз у нас в плане реликтовые болота Облонского края, — Владимир Леонидович глянул на меня поверх листа. — У тебя копия есть?

— Нет.

— Тогда я для себя сделаю. Договорились?

Не дожидаясь моего ответа — да и не нужен он ему был, — Владимир Леонидович сунул папку себе под мышку.

— Ну, будь здоров, Петр Леонидович, — Ворный встал и протянул мне руку. — Завтра вечерком я к тебе заскочу, если ты не против. Лады?

— Лады, — я приподнялся и пожал майору руку.

Владимир Леонидович заговорщицки подмигнул и быстрой походкой направился к двери.

— Да, и вот еще что, — обернулся он с порога. — Ты с этими типами из «Зеленого мира» будь поосторожнее.

— В каком смысле, — не понял я.

— Да это я так, на всякий случай, — Владимир Леонидович улыбнулся, махнул рукой и вышел за дверь.

Тихонько чмокнул магнитный дверной замок.

Я достал из кармана часы. Сухо щелкнула открывшаяся крышка. Маленькая стрелка с завитушками вокруг острого конца подбиралась к восьми. Делать было совершенно нечего. Поэтому можно просто лечь спать. И попытаться обо всем забыть.

Утро среды выдалось пасмурным. По серому небу плыли тяжелые, пропитанные влагой тучи, из которых в любой момент мог хлынуть дождь. Но проснулся я, как ни странно, в отличном настроении.

Заказав завтрак в номер, я принял душ, после которого окончательно воспрял духом.

Мне еще в ванной начало мерещиться, будто по стене скользят странные, ни на что не похожие, но при этом до боли знакомые тени. Потом, причесываясь у зеркала, я стал различать тихие голоса. Шепот у себя за спиной. Переговаривались двое. Один, насколько я мог понять, на что-то подбивал другого. Другой же пытался его отговорить. К тому времени, когда я сел за стол, мне стало окончательно ясно: эти двое замышляют убийство. И убить они намерены меня. Чем уж я им так досадил — вопрос отдельный. Но спор их, как выяснилось, касался метода, каковым планировалось меня умертвить.

Зловещие тени скользили по полу, стенам и потолку, становясь все более реальными. Я еще не мог их опознать, хотя они уже начинали приобретать объем.

Дождь, ударивший в оконное стекло, отозвался в ушах грохотом орудийной пальбы.

Вспучился лежавший на полу ковер — кто-то большой и толстый полз под ним, нацелившись на мои ноги.

Ждать продолжения не стоило. Возможно, кому-то и было бы интересно, чем все закончится, но я таких представлений видел множество и точно знал, что ничем хорошим это обернуться не может. Поэтому я кинул в рот одну из таблеток, оставленных майором Ворным, и запил ее минеральной водой.

Не прошло и трех минут, как накат сгинул, так и не успев развернуться по полной. Словно ночной кошмар после пробуждения.

Собственно, уже за это стоило сказать Владимиру Леонидовичу спасибо. Обычно по утру накаты не бывают сильными. Для того чтобы сбить их, достаточно одной-двух рюмок коньяку. Но сегодня мне хотелось, чтобы во время встречи с заместителем секретаря думского комитета по экологии голова была свежей, а сознание ясным.

Русские любят проводить неофициальные встречи, как они выражаются, «на нейтральной территории». Сей эвфемизм означает, что встреча должна состояться в баре или ресторане. Уточняя время и место встречи с заместителем секретаря думского комитета по экологии господином Купейко Вениамином Муровичем, я пригласил его в небольшой ресторан с восточной кухней «Шаш-Баш», расположенный неподалеку от станции метро «Смоленская». Донесшееся в ответ из трубки недовольное ворчание господина Купейко я расценил как согласие и за десять минут до назначенного времени уже сидел за столиком.

Господин Купейко прибыл с опозданием в сорок две минуты. Он появился в сопровождении телохранителя — черный, отутюженный костюм, широкие солнцезащитные очки, выпирающая под мышкой кобура и скобка микрофона на ухе. Думец уселся за стол напротив меня, кивнул невыразительно и, даже не извинившись за опоздание, уткнулся в меню. Для российского чиновника это нормально. Я уже привык к подобной манере общения, а потому и отреагировал, как полагается — жестом подозвал официанта.

Господин Купейко заказал двойной бараний шашлык, двойные свиные ребрышки, семгу, черную икру, двести граммов «Хеннесси» и рюмку текилы. От предложенных салатов и зелени заместитель секретаря думского комитета по экологии гордо отказался.

Дабы поддержать компанию, я выпил с Купейко пятьдесят граммов коньяку. Вениамин Мурович опрокинул для начала рюмашку текилы и навалился на еду.

Он ел все то время, что я излагал ему детали Байкальского проекта. Я бы решил, что он вообще меня не слушает, если бы он не кивал время от времени. При этом Купейко продолжал жевать, низко склонившись над тарелкой, оттого я и видел лишь его покрытую пушком и пигментными пятнами макушку. Так что, возможно, это было чисто рефлекторное движение, направленное на то, чтобы протолкнуть пищу в желудок.

Купейко поднял голову только после того, как я закончил излагать, а он завершил трапезу, опрокинув в глотку последнюю рюмку коньяку. Вениамин Мурович сгреб бумаги в папку — неровно, так что углы торчали во все стороны, — вручил ее молчаливому телохранителю, вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола. Я успел еще поинтересоваться мнением самого Вениамина Муровича о проекте, в ответ на что Купейко степенно изрек:

— Проект будет рассмотрен на очередном заседании комитета.

После чего сделал знак телохранителю и, не прощаясь, продефилировал к выходу.

В целом, можно сказать, встреча прошла успешно.

Дабы избавиться от ползающих под ногами черепах с длинными, по-змеиному извивающимися шеями, я проглотил еще одну таблетку Ворного и отправился на встречу с представителем движения «Зеленый мир».

О человеке, с которым мне предстояло встретиться, я вообще ничего не знал, кроме того, что зовут его Гена Марвин. Я связался с ним через интернет, и он предложил встретиться в пивном ресторане «Острова Длинного Ганса».

Я никогда не был в этом заведении, но найти его оказалось несложно. Ресторан находился на Садовом кольце, в пяти минутах ходьбы от метро «Курская». Небольшое полуподвальное помещение было мило, хотя и несколько эклектично оформлено под старину. Тяжелые деревянные столы, трехногие табуреты вместо традиционных стульев, массивные декоративные балки перекрытия, древняя утварь, развешанная на стенах, и даже пожелтевший коровий череп без рогов над стойкой. Выбор напитков и закусок также радовал глаз. Отпугивали только цены, взятые, похоже, с потолка и автоматически помноженные на сто. Должно быть, именно поэтому в зале было немноголюдно. Странная парочка в стиле унисекс нежно ворковала, устроившись в уголке. Стоявший у бара официант прижимал к животу круглый блестящий поднос и недобро поглядывал в их сторону — они заказали только две чашки кофе и горстку соленых орешков. Неподалеку от входа сидел в одиночестве длинноволосый парень в мешковатой, застиранной до полной потери первоначального цвета майке с длинными рукавами и в темно-синей бейсболке с крупными буквами FBI. Рядом с ним стоял початый стакан светлого пива. Склонившись так, что козырек бейсболки едва не касался стола, парень обеими руками сосредоточенно и весьма основательно ковырялся в тарелке с мелкими креветками, как будто искал там жемчужину.

До назначенной встречи оставалось еще десять минут. Я сел за свободный столик. Тут же рядом со мной нарисовался официант с круглым подносом, застыв в традиционной позе «чего изволите». Я заказал бокал нефильтрованного «Гранта» и полоску острой вяленой говядины.

Быстро вернувшись, официант переставил заказ с подноса на стол. Я достал из бумажника тысячерублевую бумажку и кинул ее на поднос. Официант прикрыл купюру накрахмаленным полотенцем и удалился. Интересно, принесет сдачу или нет?

Я сделал глоток пива, достал часы, щелкнул крышкой. Без пяти шесть. Посмотрел по сторонам. Никаких тревожных признаков. Все предметы находились на своих местах и покидать их явно не собирались. Также не было никаких признаков внешней трансформации, за которой, как правило, следовала витализация неживых объектов.

Что ж, славненько! Осталось только дождаться господина Марвина.

Захлопнув крышку, я спрятал часы в карман.

Длинноволосый парень в бейсболке FBI поднялся со своего места, взял в одну руку недопитый стакан, в другую — тарелку с пучеглазыми, длинноусыми креветочными головами и направился в мою сторону.

Ну, нет — я едва не скривился, — такое знакомство не входило в мои планы. Да и сам по себе парень был мне неприятен, поэтому, не дожидаясь, когда он устроится напротив и заведет проникновенный разговор, я поднял руку и сделал отрицательный жест. Мол, проходи мимо, не до тебя сейчас.

В ответ парень сделал мне совершенно непонятный знак полупустым стаканом и без тени сомнения уселся за мой столик.

Улыбнувшись, он непринужденно произнес:

— Добрый день.

Я слегка наклонил голову.

Ладно, решил я, пусть сидит. Как только придет этот Гена Марвин, опаздывающий, кстати — я достал из кармана часы — уже совершенно непозволительно, я переберусь с ним за другой столик. Я мельком улыбнулся незваному соседу и пригубил пиво.

— Угощайтесь, — длинноволосый пододвинул мне свою тарелку с последствиями тотального обезглавливания креветок.

— Спасибо, — сухо ответил я.

— Голова в креветке — самая вкусная часть, — длинноволосый ухватил за усы одну из креветочных голов, поднял до уровня собственного носа и качнул из стороны в сторону. — Я их специально напоследок оставляю. В голове у креветки мозги…

Я все же решил перебраться за другой столик.

Длинноволосый сосед понял, что я собираюсь уйти. Бросив остатки креветки в тарелку, он быстро вытер пальцы о край салфетки и преданно уставился на меня.

— А хотите я вам пива закажу? — спросил он с придыханием.

— Спасибо, я не люблю пиво, — со сдержанным достоинством ответил я.

— А мне говорили…

Не закончив фразу, длинноволосый растерянно развел руками.

— Говорили? — машинально повторил я.

— Ну, да, — кивнул длинноволосый. — Собственно, это не имеет никакого значения, мало ли, про кого что говорят… Я, вообще-то, должен здесь встретиться с представителем МЭФа.

— С кем? — я решил, что ослышался.

— С Петром Леонидовичем Максиным, — насмешливо посмотрел на меня длинноволосый. — С представителем Международного экологического форума.

— А вы, в таком случае?…

— Марвин Геннадий Павлович, — длинноволосый сдернул с головы бейсболку и взмахнул ею в воздухе. — К вашим, так сказать, услугам.

Я опустился на прежнее место.

Да уж, не так, совсем не так представлял я себе одного из активистов «Зеленого мира». Геннадий Павлович не внушал мне ни малейшей симпатии. К тому же ему, видимо, было совершенно безразлично, о чем я собираюсь с ним говорить. Примерно та же реакция, что и у депутата Купейко. Поэтому, отбросив эмоции, я открыл кейс и достал папку с планом сотрудничества, который МЭФ собирался предложить «Зеленому миру». Я выполнял свою работу.

— Должен сразу вас предупредить, господин Марвин, что наш план весьма схематичен. Поскольку мы имеем только самое общее представление о численности и структуре «Зеленого мира», а также о задачах, которые вы перед собой ставите…

Марвин глотнул пива и вяло махнул кончиками пальцев.

— Кончай…

— Простите? — я непонимающе наклонил голову.

— Кончай, говорю, без толку воздух сотрясать. Я положил ладони сверху папки.

— Знаете, Геннадий Павлович, у меня складывается впечатление, что мы с вами совершенно по-разному рассматриваем результаты этой встречи…

— В Облонск собираешься, — перебил меня Марвин.

Мне совершенно не понравилось то, каким тоном — не вопрос, а утверждение — это было сказано. Я молча открыл кейс, бросил в него папку и щелкнул замками. В силу служебной необходимости я, пожалуй, смог бы смириться с обществом деграданта, смакующего креветочные головы, но сносить оскорбления хама не собирался.

— Всего доброго, Геннадий Павлович.

— Стой! — резко выбросив руку, Марвин крепко ухватил меня за запястье. — Не езди в Облонск. Понял?

— Нет, не понял, — ледяным голосом ответил я.

— Повяжут.

— Что?

— Не дергайся, — Марвин отпустил мою руку, но еще какое-то время не убирал своей, как будто хотел убедиться, что я не стану убегать. — Вот так, — улыбнулся он. — Не надо привлекать к себе внимание.

Я недоумевающе глянул по сторонам. Посетителей в зале не прибавилось.

Не сводя с меня взгляда, который вдруг сделался до озноба пронзительным, Марвин быстрым, нетерпеливым движением схватил с тарелки креветочную голову, обмакнул в пиво и целиком, как есть, кинул в рот. Хрустнул хитиновый панцирь на зубах.

— Вот так, — Марвин изобразил улыбку, при этом в уголке его рта показался креветочный ус. — Веди себя тихо, и тогда все обойдется, — с многозначительным видом он погрозил мне пальцем с грязным, обломанным ногтем, после чего добавил: — Может быть.

— Вы представляете общественное движение «Зеленый мир»? — спросил я, сам не зная зачем.

— Какая разница, — недовольно скривился Марвин.

И в самом деле, какая разница, кого он тут представляет, ежели у человека явно не все в порядке с головой.

— Слушай меня внимательно. В Облонск тебе ехать нельзя.

— Почему?

— А вот это тебя не касается.

— Вы имеете какое-то отношение к плану моей поездки?

Я очень постарался, чтобы в моих словах была слышна ирония, но Марвин, похоже, не воспринимал обертоны.

— Нет, — ответил он с убийственной серьезностью.

— В таком случае, вас совершенно не касается то, когда, куда и с какой целью я собираюсь ехать. Я встретился с вами только потому, что меня особо попросили об этом…

— Кто?

Вопрос Марвина не сказать что поставил меня в тупик, но заставил задуматься. Провалами памяти я не страдал. Даже после накатов ясно помнил все, что со мной происходило. Но сейчас я, хоть убей, не мог вспомнить того, кто поручил мне встретиться с представителем «Зеленого мира». Вне всяких сомнений, это был кто-то из Международного экологического форума — тут уж, что называется, без вариантов. Но кто именно?… Хотя бы из какого отдела?…

— Ну-ну, давай! Вспоминай! — Марвин резко подался вперед и обдал меня зловонным дыханием. — Шевели мозгами! Думай! Или что, совсем разучился?… Ха! — Он несильно стукнул ладонью по краю стола. — Вот до чего же привыкли вы, что все за вас уины делают! Даже думать самостоятельно не способны! Информатики гребаные!..

Я быстро — слишком быстро, почти суетливо — раскрыл кейс и выхватил из него папку с планом визита. Вот оно: «Встреча с представителем общественной организации «Зеленый мир». Обсуждение первоначального плана сотрудничества».

Я подался назад и оценивающе посмотрел на Марвина.

— Слушайте, кто вы такой?

— Да какая разница! — поморщившись, Марвин выплюнул в пустой стакан креветочные усы и разжеванный хитиновый панцирь. — Ты, главное, знай меня слушайся. Тогда не пропадешь.

— Так вы не из «Зеленого мира»?

— А хоть бы и нет. Тебе-то что?

— Вы знаете, — я аккуратно положил папку с тисненой золотой эмблемой МЭФа обратно в кейс, медленно закрыл его и беззвучно опустил замки. — Я решительно вас не понимаю. Поэтому…

— Встречу с «Зеленым миром» внес в твой план майор Ворный. А вот это уже был тупик!

Откуда Марвин, или кем он там был на самом деле, знает майора? И не просто знает — он в курсе планов Ворного. Во всяком случае, пытается меня в этом убедить. Опять же вопрос: зачем?

И что мне делать? Встать и уйти?

Черт возьми, наверное, это было бы самое верное решение. Но я вдруг понял, что хочу во всем разобраться. От начала и до конца.

Я снова раскрыл кейс, достал все ту же папку с планом визита и, отодвинув в сторону тарелку с объедками, положил документы перед Марвиным.

— Если вы соизволите заглянуть в эту папку, господин Марвин, — начал я намеренно церемонно, — то сможете убедиться в том, что план моего визита был утвержден несколько дней назад в Центральном бюро Международного экологического форума, к которому, смею полагать, майор Ворный никакого отношения не имеет.

— Не смеши меня, — Марвин одним пальцем оттолкнул от себя папку. — Ворному ничего не стоит подделать любой документ.

— Но я видел план визита еще до отлета в Москву.

— Это ты так думаешь, — криво усмехнулся Марвин. — Это обыкновенное внушение, — он постучал себя сложенными щепотью пальцами по виску. — Суггестия. Ага?… Ворный вчера заходил к тебе в гости, — это был не вопрос, поэтому я промолчал. — Поменял папки с планами визита. Потом дал тебе таблетки, а ты их, как дурак, глотать принялся. Все! — Марвин развел руками. — Какие еще вопросы? После этого тебя легко можно было бы убедить в том, что ты убил свою бабушку, приготовил из нее жаркое и накормил им всю семью.

— Откуда ты все это знаешь?

— У нас есть осведомители.

— У нас — это у кого?

— Считай нас героями-подпольщиками, — довольно осклабился Марвин.

Боль клюнула в левый висок. Я слегка наклонил голову и двумя пальцами придавил источник боли.

Что-то в истории Марвина было не так. Концы с концами не сходились. Если встречу с представителем «Зеленого мира» внес в план моего визита майор Ворный — зачем ему это нужно, отдельный вопрос, — то как получилось, что пришел на нее длинноволосый тип по имени Гена Марвин, который предупреждает меня о злых кознях Владимира Леонидовича?

И еще…

— Почему я не должен ехать в Облонск? — спросил я у длинноволосого ценителя креветочных голов.

— Потому что тебя пасут, — ответил он зловещим полушепотом. Я озадаченно пожал плечами.

— Всех пасут…

— Тебя — особенно, — Марвин указал на меня пальцем, чтобы я не заблуждался, о ком именно идет речь.

— А что будет, если я все же поеду?

Марвин усмехнулся и снова потянулся к тарелке.

— Постой, — я схватил его за запястье. — Я закажу тебе двойную порцию креветочных голов, если ты наконец объяснишь мне, что должно произойти в Облонске?

— В Облонске, говоришь? — насмешливо глянул на меня Гена.

— Это ты говоришь, — уточнил я.

— Да черт с тобой, поезжай! Он попытался освободить руку. Я сильнее сжал его кисть.

И в это мгновение замигал синий индикатор на моем уин-перстне — счетчик уинов зашкалило. Это было невероятно! Для того, чтобы сработал индикатор перегруза, число уинов в моем организме должно было подскочить примерно в два раза!

В растерянности я разжал пальцы на запястье Марвина. И индикатор на перстне тотчас же погас.

В полнейшем недоумении я поднял взгляд на Марвина.

Черт возьми! Контактный уин-перстень сработал на уины, кишащие в крови Марвина! Сколько же их у него в организме!.. Если верна теория Ворного, то сознание и разум Гены должны сейчас выкидывать коленца похлестче, чем девчонки из «Мулен Руж». Полутора стаканов пива, что он выпил при мне, было маловато для того, чтобы сбить накат.

Выходит, все, что он нес, было полным бредом?

Да, но откуда он знает Ворного?…

Пока я охотился за странными мыслями, что роились у меня в голове, лицо Гены Марвина претерпевало изменения. Черты его стали вдруг жестче, подбородок заострился, нос вытянулся. На лбу пролегли две глубокие морщины. Взгляд будто старался просверлить дырку у меня в переносице.

— Ну, чувачок, чего делать-то будем?

В интонациях Марвина прозвучало что-то, чему трудно было найти точное определение, но что мне резко не понравилось. Я понял: момент, когда можно было просто встать и уйти, безнадежно упущен.

Совершенно неожиданно Марвин улыбнулся и сделал легкий жест, будто отгоняя пушинку.

— Нет, ты меня неверно понял.

Я молча пожал плечами. Собственно, я вообще ничего не понимал.

— Помнишь, что говорил майор Ворный о воздействии информационного поля на спору башни? Нужен первоначальный импульс для активации и развития споры. А за тобой, чувачок, тянется длиннющий след из информационных башен, которые гэбэшники выкорчевывать не успевают. Догоняешь?

— Мне невозможно предъявить обвинения, — я медленно покачал головой.

— Точно! — радостно кивнул Марвин. — У них на тебя ничего нет. Поэтому тебя попросту ликвидируют. Там, — Гена почему-то махнул рукой влево, — в Облонске. Так сказать, вдали от обжитых мест.

Услышав такое, я только и смог произнести:

— Как?

— Не знаю, чувачок, — пожал плечами Марвин. — Полагаю, это будет несчастный случай. Например, в трясину угодишь. Там же вокруг болота.

— Я не собираюсь бродить по болотам.

— Ну, тогда грибами отравишься. Местные предложат — отказываться некрасиво. А вертолет, которым тебя в больницу повезут, по дороге сломается. И ка-ак ахнет!..

Бамс!

Марвин хлопнул ладонью по столу.

На лице его появилось странное выражение — не то удивления, не то обиды. Голова его сначала наклонилась к плечу, а затем упала, ударившись лбом о стол. Я еще подумал, хорошо, что тарелку с креветками убрал, а то бы точно в нее угодил. В воцарившейся вдруг мертвой тишине сочно чмокнула, ударившись о стол, тяжелая, темная, жирная капля. За ней еще… еще… Я, как завороженный, не мог оторвать взгляд от темной струйки, вытекающей из-за левого уха Марвина, сбегающей по щеке и большими каплями падающей на стол.

— Мне жаль…

Я медленно поднял взгляд.

За спиной мертвого Марвина стоял официант с прижатым к животу круглым подносом. Из-под белой, накрахмаленной салфетки, переброшенной через левую руку, высовывался край пистолетного глушителя — черный металлический цилиндр.

— Мне жаль, — повторил негромко официант. — Но он оказался не в меру болтлив. Я предупреждал его, что не стоит увлекаться уиновыми инъекциями, особенно перед важной встречей.

Странно, но, видя направленный на меня ствол, я не испытывал страха. Мне только было несколько не по себе. Как, позвонив по телефону малознакомому человеку и услыхав голос в трубке, начинаешь сомневаться, правильно ли набрал номер, и, вместо того чтобы представиться, начинаешь подыскивать извинения.

— Зачем вы убили Марвина?

Официант быстро глянул на простреленный затылок любителя креветочных голов, как будто хотел убедиться в том, что дело сделано хорошо.

— Это был не Марвин.

— Кто же тогда?

— Маврин. Павел Геннадьевич Маврин.

— Так зачем вы прострелили ему голову?

— А вот это, Петр Леонидович, — лукаво прищурился официант, — вам знать не полагается.

— Ну, здорово, — удрученно кивнул я. — Вы подходите, убиваете моего собеседника, а я даже не могу узнать, в чем его вина.

— Вы неверно формулируете. Маврин ни в чем не виноват. Во всяком случае, сам он не чувствовал за собой никакой вины… Я так думаю… Понимаете, Петр Леонидович, для того чтобы убить человека, вовсе не обязательно считать его в чем-то виноватым.

— Только не говорите, что вы с ним были друзьями.

Официант снова, на этот раз оценивающе, посмотрел на мертвеца.

— Нет, — едва заметно качнул головой он. — Друзьями мы с ним не были. Я впервые его сегодня увидел.

— Этот Марвин… Или, если хотите, Маврин давал мне странные советы…

— Не более странные, чем те, что дает вам майор Ворный.

— Вот! — я щелкнул пальцами и направил указательный на официанта. — Именно об этом я и хочу поговорить.

— Нет-нет, — официант, будто вдруг испугавшись чего-то, быстро-быстро затряс головой. — Об этом мы говорить не станем… Маврин уже сказал вам все, что требовалось. И даже больше.

— Но я ничего не понял.

— От вас, Петр Леонидович, требуется не понимание, а исполнение. Строгое и неукоснительное выполнение полученных директив.

— Маврин сказал, что в Облонске меня убьют.

— Точно, — кивнул официант.

— Но сейчас вы грозите мне пистолетом.

— Такова жизнь, Петр Леонидович.

— И что вы от меня хотите?

— Чтобы вы отказались от поездки в Облонск.

— Хорошо, откажусь. Я могу идти?

— Как-то неискренне вы это сказали, Петр Леонидович, — официант с сомнением поджал губы.

— А как можно быть искренним под дулом пистолета?

— Я должен быть уверен, что вы не поедете в Облонск.

— И что же я должен сделать, чтобы вы мне поверили?

— Даже и не знаю… — официант в задумчивости постучал глушителем по краю подноса. — Может быть, вам для этого нужно умереть?

— Не уверен, что это хорошая мысль.

— Я тоже… Но другой у меня нет.

— Давайте подумаем вместе.

— Хорошо… У нас пока еще есть время.

Я машинально достал из кармана часы, щелкнул крышкой, взглянул на циферблат.

— Начнем? — я посмотрел на официанта как можно дружелюбнее. Он коротко кивнул. — Может быть, расскажете мне о себе?

— Зачем? — насторожился официант.

— Хотя бы назовите свое имя… Должен же я к вам как-то обращаться.

— Называйте меня Исмаил.

— Исмаил… — я оценивающе посмотрел на официанта. Коротко остриженные светло-русые волосы, круглое лицо, голубые глаза, нос пуговкой, подбородок с ямочкой… Нет, на Исмаила он определенно не походил. — Хорошо, пусть будет Исмаил. Чем вы занимаетесь, Исмаил?

— По-моему, вас сейчас не это должно интересовать, Петр Леонидович.

— Верно, — согласился я. — Вы уверены, что в Облонске меня убьют?

— Ну, может быть, не в самом городе… Вас могут убить в самолете.

— За то, что по моим следам прорастают информационные башни?

— Это хороший мотив для убийства, — с видом знатока заметил Исмаил.

— Может быть, и хороший, но явно недостаточный.

— Вы так считаете? — Исмаил усмехнулся. — Посмотрите-ка на угол стола, Петр Леонидович… Видите?

Там, куда указывал взглядом Исмаил, над мореными досками стола примерно на полтора сантиметра вверх поднимался серебристый конус с округлой вершиной, похожий на проклюнувшийся из-под земли шампиньон — росток информационной башни.

— Ну надо же… — только и смог проговорить я удивленно.

— Вот так-то, любезный, — многозначительно произнес Исмаил.

— Спор вокруг много, но прорастают только те, что оказались активированы информационным полем.

— При чем тут я?

— Без вас, Петр Леонидович, ничего бы не произошло, — улыбнулся мне Исмаил. — Вы что, до сих пор так ничего и не поняли?

Честное слово, я едва не взорвался!

— Что я должен понять?

— Петр Леонидович, — Исмаил немного подался вперед и наклонился так, что ствол пистолета смотрел теперь мне не в лоб, а в грудь.

— Петр Леонидович, — повторил он, понизив голос до полушепота, — а вы сами, — Исмаил прищурился, — ничего не чувствуете?

— Нет, — с невообразимо глупым видом я развел руками. Прислушался к собственным ощущениям. Так, на всякий случай. — Ничего!

— Ну да ладно, — махнул спрятанным под салфеткой пистолетом Исмаил. — Главное, что об этом знает Госбезопасность, которая как раз и спланировала ваше физическое устранение.

— Вы тоже из конторы?

— Ну что вы, Петр Леонидович! — обиженно насупился Исмаил. — Как вам только такое в голову взбрело!

— Но вы же собираетесь меня убить.

— Я не могу допустить, чтобы вы попали в лапы гэбэшников.

— А другого способа нет?

— Увы, я его не вижу.

— Тогда чего же мы ждем?

— Видите ли, Петр Леонидович, — смущенно потупил взгляд Исмаил. — К вам я не испытываю никакой личной неприязни. Даже наоборот, я восхищен тем, что вы делаете. Поэтому, перед тем как завершить наше маленькое дельце, я хотел расставить все точки над «ё». По-моему, будет справедливо, если перед смертью вы узнаете… Черт!

Исмаил не успел завершить витиеватую фразу: его оттолкнул в сторону бармен.

— Э, стой, братан! У меня на этого мужика свои виды!

— Не понял? — нахмурил брови Исмаил.

— Ну и дурак значит, — бармен сунул руку за пазуху и вытянул оттуда огромный пистолет. Что это был за ствол, понятия не имею, я вообще в оружии плохо разбираюсь, но он оказался таких невероятных размеров, что я удивился, как он прятался под рубашкой и фирменной малиновой жилеткой.

— Короче, — бармен, словно дирижерской палочкой, взмахнул стволом. — Тебя, братан, — это он Исмаилу, — я приговариваю к смерти за убийство лидера нашего экотеррористического движения «Зеленый бор»…

— «Зеленый мир», — поправил я.

— Точно, братан, спасибо, — с благодарностью кивнул бармен. — Ты, кстати, тоже приговорен за соучастие в убийстве.

— Но ведь он, — указал я на Исмаила, — хотел и меня застрелить.

— Это уже ваши проблемы, — бармен показал нам открытую ладонь левой руки. — Я в них вмешиваться не собираюсь. От мавра-то что требуется? Сделать свое дело и по-тихому свалить.

— Допустим, по-тихому уже не получится, — Исмаил переориентировал ствол пистолета на бармена.

Бармен направил свой пистолет на меня.

— Брось пушку, братан, иначе я пристрелю фраера.

Я пожалел, что у меня нет пистолета. А лучше — двух.

А еще мне стало грустно: в жизни так много дураков, что порой они могут встретиться за одним столиком и даже с намерением убить одного и того же человека. И, собственно, делать с этими идиотами больше нечего, как только отстреливать. Нужно только найти вменяемых людей, которые взялись бы за дело. И тогда…

Когда мне уже показалось, что я близок к завершению аккуратной логической цепочки, ход моих размышлений был прерван самым неожиданным образом. На стол прямо передо мной запрыгнул один из унисексов, так тихо сидевших в своем углу, что о них все позабыли. Чуть наклонившись, унисекс поднял согнутую в колене ногу и резко распрямил ее. Исмаилов пистолет взлетел под потолок. Нога унисекса резко, как на пружине, дернулась еще раз, и теперь уже сам официант, раскинув руки, рухнул спиной на соседний столик. Унисекс выхватил из-за пояса небольшой баллончик, сорвал ограничитель и направил дымящуюся струю жидкого азота на росток информационной башни.

Второй унисекс, оказавшийся позади бармена, перехватил его руку с пистолетом и резко дернул вверх. Грохнул выстрел, но пуля ушла в потолок. Унисекс ударил бармена стопой под колено и тут же нанес удар кулаком по позвоночнику в области поясницы. Бармен зарычал, но, в отличие от Исмаила, он все еще пытался сопротивляться. Тогда унисекс схватил бармена за подбородок и резко дернул его голову в сторону. Обмякшее тело бармена упало на пол.

— Наталья! — крикнул тот, что был на столе.

Ага, значит, по крайней мере один из них — женщина.

Наталья обернулась.

Я посмотрел в ту же сторону.

К нам приближались шестеро поваров в длинных белых халатах и накрахмаленных колпаках. Первый сжимал в руке никелированный разделочный топорик с очень удобной деревянной рукояткой. Остальные держали на изготовку короткие автоматы, возможно, «узи», кто их разберет. Для кого-то, наверное, принципиально важно, из какого именно оружия он будет застрелен, а мне так все равно.

Повар, вооруженный топориком, ринулся на женщину. Наталья пригнулась. Брошенная ее напарником табуретка сбила повара с ног.

Его соратники остановились, словно налетели на невидимую стену.

Клац!

Повара разом передернули затворы.

Наталья прыгнула в сторону, перевернувшись через плечо, рукой опрокинула стол и залегла за ним. В каждой руке — по пистолету.

Тот, что стоял на столе, схватил раскрытый кейс, захлопнул его и бросил мне в руки. Не успел я поймать кейс, как унисекс ударил по нему ногой. Я вместе со стулом грохнулся на спину. Унисекс прыгнул на меня сверху.

И в ту же секунду воздух разорвал озверелый рык пяти автоматов.

Я думал, тут мне и конец.

Пули рвали дерево столов, крошили камень пола, сбивали развешенные по стенам картины.

Грохот, треск, каменная крошка, щепки, вой…

И вдруг все затихло.

Как будто уши ватой заложили.

Только едва слышные сухие щелчки.

Лежавший на мне унисекс чуть приподнялся.

Только сейчас я его рассмотрел как следует. Этот, несомненно, был мужчина.

Он быстро глянул через плечо, затем снова повернулся ко мне и протянул руку.

— Хочешь жить, иди со мной.

Против такого предложения я ничего не имел. Я даже был рад тому, что нашелся кто-то, кто сегодня не хочет меня убить. И с готовностью протянул руку своему потенциальному спасителю.

Унисекс рывком поднял меня на ноги и толкнул в сторону двери. Сам он встал во весь рост и, выбросив перед собой руку с пистолетом, открыл огонь по перезаряжавшим автоматы поварам. Его напарница, поднявшись над краем столешницы опрокинутого стола, стреляла с двух рук.

Пригибаясь, локтем прижимая к боку кейс, я успел добежать до стеклянной двери, прежде чем повара открыли ответную пальбу.

Дверное стекло передо мной разлетелось вдребезги.

Я пригнулся еще ниже и почти на карачках выбрался на улицу.

Было уже темно. Горели редкие фонари. Мимо проносились машины. А по тротуару, как ни в чем не бывало, вышагивали прохожие. Казалось, только я один слышу выстрелы, доносящиеся из разбитых дверей пивного ресторана «Острова Длинного Ганса».

Плевать, подумал я. Это не мое дело. Нужно поймать такси… Или лучше добежать до метро — здесь недалеко. Доберусь до гостиницы и оттуда позвоню в консульство, пусть высылают за мной машину с охраной… Идиот, у меня же мобильник в кармане!..

Вылетевшая из дверей ресторана Наталья едва не сбила меня с ног. Левое плечо у нее было в крови, щека разодрана, но в целом выглядела она довольно бодро.

— Андрей! Уходим! — крикнула она, должно быть, своему напарнику.

И, не дожидаясь ответа, потащила меня к обочине. Не имея понятия, что собирается предпринять эта девочка-ниндзя, я сделал попытку избавиться от ее общества.

— Я очень благодарен вам за столь своевременное вмешательство… Честное слово! Я с удовольствием оплачу ваши услуги, если вы оставите визитку… Но сейчас нам совсем не по пути…

— Заткнись!

Наталья ткнула мне под ребра пистолет, из чего я сделал вывод, что лучше с ней не спорить.

Нас догнал ее напарник Андрей.

Все вместе мы подошли к темно-синей «ауди», припаркованной возле обочины. Андрей обежал машину и сел на место водителя. Наталья распахнула передо мной заднюю дверцу и стволом пистолета указала в глубь темного салона.

— Залезай.

Я даже спорить не стал. Обхватил кейс обеими руками, прижал к груди и, пригнув голову, забрался в машину.

Наталья села рядом со мной.

Не успела захлопнуться дверца, как машина сорвалась с места и понеслась в сторону Красных ворот, ловко, на грани допустимого риска маневрируя в плотном потоке машин.

То, что Наталья больше не тыкала пистолетом мне в ребра, придало оптимизма.

— Вы из «Зеленого мира»? — осторожно поинтересовался я.

— Мы из Госбезопасности, — ответил Андрей. Час от часу не легче!

— А удостоверение покажете?

Андрей посмотрел на меня в зеркальце заднего вида и криво усмехнулся.

Понятно, придется поверить на слово.

— А куда мы сейчас едем?

— К вам в гостиницу.

— Зачем?

— Глупый вопрос, — сказала Наталья.

— Там вас ждет майор Ворный, — ответил на глупый вопрос Андрей.

— Он в курсе событий?

— Отчасти.

— А мне вы можете объяснить, что произошло?

— Вас пытались убить.

— Это я понял.

— Что же вы еще хотите знать? — искренне удивился Андрей.

— Почему?

— Почему вас хотели убить или почему вы все еще живы?

— И то, и другое.

— Живы вы потому, что мы за вами присматривали. А кто и за что хотел вас убить, расскажет майор Ворный. Если сочтет нужным.

Дальше мы ехали молча.

Остановив машину возле служебного входа, Андрей показал охраннику удостоверение, после чего тот пропустил нас внутрь. Мы пересекли кухню, прачечную, миновали еще какие-то подсобные помещения и в конце концов вышли к грузовому лифту. Поднявшись на этаж выше, чем было нужно, мы спустились по пожарной лестнице, вышли в главный холл, откуда уже было рукой подать до дверей моего номера.

Оказавшись в номере, я тут же бросил кейс на диван, схватил из бара бутылку «Гринелса», налил полстакана и, не разбавляя, выпил. Только после этого я упал в кресло и умиротворенно вытянул ноги. Здорово бы было еще и душ принять, но на это сил у меня уже не оставалось.

— Присоединяйтесь, — сказал я Андрею с Натальей, взглядом указав на початую бутылку.

— Спасибо, — поблагодарил Андрей и жестом отказался от выпивки. — Мы ненадолго оставим вас одного.

— Конечно, — вяло кивнул я.

— Мы запрем дверь. Майор Ворный откроет ее своим ключом.

— Как скажете, — снова согласился я.

— Надеемся, до его прихода с вами ничего не случится.

— А что со мной может случиться?

Я попытался усмехнуться, но сам почувствовал, что получилось не очень убедительно. Я жутко устал. Глаза сами собой закрывались. Подбородок опускался на грудь.

— Распустите галстук, легче дышать будет, — посоветовал Андрей.

Я поблагодарил его за заботу едва заметным движением пальцев. И провалился в густой, тяжелый сон, похожий на беспамятство.

Я проснулся от нестерпимой головной боли. Какие-то твари, засевшие в черепной коробке, долбили в затылок тяжелыми молотками и одновременно старались пробуравить виски тупыми сверлами. Кажется, я застонал, еще не успев открыть глаза. А когда открыл их, не сразу смог сфокусировать взгляд. Когда же и это мне удалось, я увидел майора Ворного, сидевшего в кресле по другую сторону журнального столика.

— С пробуждением, Петр Леонидович, — поприветствовал он меня.

Я попытался сказать в ответ какую-нибудь любезность, но одеревеневший язык прилип к сухому нёбу. Я глянул по сторонам в поисках живительной влаги. Увидав открытую бутылку минералки, схватил ее и жадно выпил. Пусть выдохлась, подумаешь, теплая, плевать, что вкус противный, главное — мокрая.

— Который час? — спросил я, оторвавшись от бутылки. Аккуратно оттянув манжету, Ворный посмотрел на часы.

— Без двух минут одиннадцать.

За окном светло, значит — день. Выходит, я всю ночь проспал в кресле, как был, в пиджаке. Даже ботинки не снял. Только галстук растянул. Или это заботливый Андрей постарался?

— Плохо, Петр Леонидович? — участливо осведомился Ворный.

— Плохо, — не стал отпираться я.

Хотя и сам не мог понять, с чего это мне так плохо. Я точно помнил, что выпил перед сном всего-то полстакана джина.

Однако в литровой бутылке «Гринелса», стоявшей на столе, джина оставалось меньше чем на два пальца. Ворный приложился? Я искоса глянул на майора. Нет, не похоже…

Я ждал, что майор Ворный сам начнет разговор о случившемся вчера. Но Владимир Леонидович сделал неожиданный ход:

— Сходи-ка прими душ, Петр Леонидович, — предложил он. — Потом мы с тобой поедим как следует, накатим граммов по сто, и будешь ты у нас снова как огурчик.

Это было не совсем то, чего я ожидал. Но отказываться от такого замечательного предложения мне показалось глупым. Я снял пиджак, скинул ботинки, распустил до конца галстук и потопал в ванную.

Вернулся я примерно через полчаса. Мокрый, бодрый, одетый в темно-синий банный халат. Голова уже почти не болела и, как ни странно, хотелось есть.

Майор Ворный переместился за обеденный стол. Он снял пиджак, слегка ослабил узел галстука и подвернул накрахмаленные манжеты своей кипенно-белой рубашки. На столе громоздилось столько посуды, будто мы ждали еще, по крайней мере, четверых гостей. Рядом стоял сервировочный столик, доставленный в мое отсутствие. Судя по обилию блестящих крышек, Владимир Леонидович решил, что, раз уж я пропустил завтрак, следует сразу перейти к обеду.

Так мы и сделали. Я разлил по тарелкам душистую уху, а Владимир Леонидович наполнил стаканы остатками «Гринелса».

Закусив неразбавленный джин наваристой ушицей, я почувствовал себя просто замечательно. Самое время было переходить к серьезному разговору, и я многозначительно покосился на Владимира Леонидовича. Но он словно и не заметил моего взгляда — ел, сосредоточенно глядя в тарелку. Что ж, придется начинать мне.

— Хочу еще раз поблагодарить твоих ребят за вчерашнее.

По-прежнему не поднимая взгляда, майор Ворный молча кивнул.

— Если бы не они… — я ложкой нарисовал в воздухе непонятный даже мне самому каббалистический знак. — Ну, не знаю даже, чем бы все это закончилось.

— Вышел бы конфуз, — произнес негромко Ворный.

— Конфуз?…

Я задумался о значении данного слова. Конфуз — это, пожалуй, слишком уж мягкое определение того, что вчера произошло. Даже для майора Госбезопасности.

Владимир Леонидович доел уху, отодвинул пустую тарелку в сторону и посмотрел на меня. Мне показалось — с осуждением.

— Ты не принимал таблетки, которые я тебе дал?

— Принял несколько штук… До тех пор, пока мне про них не рассказали.

— И что же тебе рассказали?

— Эти таблетки способствуют подавлению воли и дают возможность манипулировать сознанием того, кто их принимает.

Майор Ворный усмехнулся и принялся за паэлью.

— Ты мне не доверяешь?

— У тебя могут быть причины не говорить мне всей правды.

— Ты мне не доверяешь? — на этот раз акцент был сделан на слово «мне».

— После того, что произошло вчера, я вообще не знаю, кому верить… Честно говоря, вчера я собирался позвонить в консульство и потребовать для себя охрану… И непременно бы позвонил, если бы не отрубился, пока тебя ждал… Черт, — я швырнул ложку в тарелку с недоеденным супом. Аппетит вдруг пропал. — Мне никогда не разобраться в том, что тут у вас происходит. Да, честно говоря, и не очень-то хочется. Наверное, лучшее, что я могу сделать, это поскорее улететь домой.

— А что так? — с невозмутимым спокойствием поинтересовался Ворный.

— Что так?! — я едва не подпрыгнул от возмущения. — Меня вчера хотели застрелить трое разных людей!.. А потом еще эти повара с автоматами!.. Аты спрашиваешь, что так!..

— Расскажи-ка поподробнее о поварах.

— А твои ребята тебе разве не докладывали?

— Нет, — медленно покачал головой Ворный. — Я вообще не слышал ни о какой перестрелке.

— Спроси у Натальи, кто ее в плечо ранил!

Владимир Леонидович достал из кармана мобильник и набрал номер.

— Наталья, наш клиент утверждает, что вчера ты была ранена в плечо… Да, пулевое… Ясно. Пока.

Ворный нажал кнопку отбоя, положил телефон рядом с собой на стол и снова взялся за вилку.

— Ну? — нетерпеливо спросил я.

— Никакой перестрелки вчера не было. И с Натальей, и с Андреем все в порядке. Они без происшествий доставили тебя в гостиницу, в холле на этаже дождались моего прибытия… Честно говоря, я тоже не заметил, чтобы кто-то из них был ранен.

Так.

Меня снова пытаются сбить с толку…

И вдруг меня осенило!

Все, что произошло вчера, было спектаклем, разыгранным специально для меня! А то, что происходит сегодня, это продолжение все того же спектакля!

Вот только оставался вопрос, очень серьезный вопрос — чего ради он затеян?

Ладно. Если действовать методично, акцентируя внимание на мелочах, тогда мне, возможно, удастся подловить майора Ворного на каких-то несоответствиях предлагаемой им версии с реальными событиями. Успеху вчерашнего представления, несомненно, способствовали таблетки, которыми угостил меня Ворный. Сегодня мой разум чист.

— Так что же произошло вчера? — спросил я как бы между прочим.

Взглянув на меня, Владимир Леонидович чуть приподнял левую бровь.

— Ты совсем ничего не помнишь?

— Напротив, — непринужденным движением я отодвинул от себя тарелку. — Очень хорошо помню, — я взял с сервировочного столика вазочку с грибным салатом. — Настолько хорошо, что могу и тебе что-то напомнить.

— Ну-ну, — насмешливо скривил губы Владимир Леонидович.

Прежде чем продолжать, я встал из-за стола, подошел к бару и, раскрыв дверцы, внимательно изучил содержимое. Найдя взглядом бутылку «черного» «Джонни Уокера», я взял ее и вернулся за стол.

— Может быть, лучше таблетку, — сказал Ворный.

Я поднял два пальца и сделал ими знак, отрицающий любые попытки направлять мои действия. Сегодня я делаю то, что сам считаю нужным. И для начала я свернул с «Джонни Уокера» крышку.

— Ты организовал мою встречу с представителем «Зеленого мира»? — я взял рюмку и всклянь наполнил ее виски.

— Нет, — ответил Ворный, глазом не моргнув.

— У меня на сей счет иная информация. Я опрокинул рюмку. Замечательный напиток.

— Источник ее, надо полагать, тот же, что и по поводу таблеток?

— Да.

Я закусил грибным салатиком. Тоже неплохо.

— Называть его ты, конечно, не станешь?

— Может быть, в ином случае я бы и засомневался, стоит ли называть этого человека. Но поскольку он уже мертв, могу сказать, что звали его Геннадий Павлович Марвин. Или, может быть, Павел Геннадьевич Маврин.

— Когда он умер?

— Вчера. Его застрелил официант из пивного ресторана «Острова Длинного Ганса», называвший себя Исмаилом.

— А после появились повара с автоматами?

— Нет, сначала был бармен с громадным пистолетом. И он непременно пристрелил бы меня, если бы не вмешались твои ребята. А вот после этого уже появились повара с автоматами. И один с разделочным топориком.

— С топориком, говоришь? — Ворный наклонил голову и озадаченно почесал пальцем висок.

Я откинулся назад и положил локоть на спинку стула.

— Ты как будто в первый раз об этом слышишь.

— Честно говоря, так оно и есть.

Я натянуто хохотнул.

— Что тебя так развеселило? — удивленно посмотрел на меня Ворный.

— Сегодня я таблеток не принимал, и тебе не удастся меня провести.

— А, ладно…

Владимир Леонидович принялся изучать содержимое сервировочного столика.

— Хочешь жульен? — спросил он.

— Нет.

— По-моему, неплох.

Он поставил перед собой блестящую кокотницу и осторожно сломал ложечкой запеченную сырную корочку. Попробовав немного, Владимир Леонидович удовлетворенно кивнул.

— Что хочешь со мной делай, не могу я поверить, что еда, приготовленная с помощью нанотехнологий, так же вкусна, как и настоящая. Вы же потребляете сплошную синтетику с вкусовыми добавками. Скажешь, нет?

— По-моему, никакой разницы, — недовольно буркнул я и, взяв бутылку, наполнил свою рюмку. — Вот откуда у вас «Джонни Уокер»? Из старых запасов? А что будете делать, когда закончатся?

— Виски, которое ты пьешь, изготовлено в Калуге по традиционным рецептам и технологиям. Так что мы-то без «Джонни» не останемся.

Я выпил и даже закусывать не стал. Вдруг взяла меня досада. Может быть, потому что калужский «Джонни Уокер» ничем не отличался от оригинального, из старых запасов, пару бутылок которого я три года назад за бешеные деньги в «Смоленском» купил?

— Давай рассказывай. Я готов.

Майор Ворный съел ложечку жульена. Аккуратно промокнул губы салфеткой.

Манеры — как у аристократа.

— Вчера днем у тебя была встреча с заместителем секретаря думского комитета по экологии…

— Точно, была, — подтвердил я.

— Потом ты поехал на конференцию общественных организаций и движений «Единое информационное пространство: вчера, сегодня, завтра». Одним из организаторов конференции числился тот самый «Зеленый мир», от общения с представителями которого я тебя предостерегал. Эти ребята пытаются делать себе имя на экотерроризме, а это значит — рано или поздно их прихлопнут. Во время встречи на тебя, похоже, здорово накатило. Я в это время работал в конторе, поэтому велел приглядывавшим за тобой ребятам везти тебя в гостиницу. И там уже дать чего-нибудь выпить. Сам я прибыл минут через сорок после вас. Ты полулежал в кресле в полной отключке. Что и немудрено — ты один скушал почти целый литр джина.

— Все ложь! — протестующе взмахнул я рукой. — От начала до конца!

— Тебе, понятное дело, виднее, — едва заметно усмехнулся Ворный.

Чем, надо сказать, здорово вывел меня из себя.

— Послушай, Владимир Леонидович, — положив руку на стол, я подался вперед. — Я знаю, что такое накат. И, поверь мне, реальность от бреда отличить сумею.

— Повара с автоматами… Сколько, говоришь, их было?

— Пятеро. И один с топором.

— По-твоему, это не бред?

— Но я их видел! — это был единственный довод, который я смог привести. — Я был там!

— Где?

— В ресторане «Острова Длинного Ганса». Неподалеку от Курского вокзала.

Владимир Леонидович поднялся из-за стола, подошел к телефону, снял трубку и переключил аппарат в режим громкой связи.

— Портье. Чем могу быть вам полезен?

— Будьте добры, подскажите телефонный номер и адрес пивного ресторана «Острова Длинного Ганса». Где-то в районе станции метро «Курская».

— Секундочку.

Было слышно, как щелкают клавиши — портье набирал запрос.

— Простите, но ресторана с таким названием в Москве нет.

— Большое спасибо, — Владимир Леонидович положил трубку на рычаг и посмотрел на меня. — Нужны комментарии?

Мой взгляд в растерянности скользнул по столу, как будто надеялся найти ответ среди посуды и столовых приборов.

— Портье работает на тебя.

— Ага, — криво усмехнулся Ворный. — Каждый второй в нашей стране является осведомителем гэбэ, а каждый первый следит за каждым вторым. — Он снова сел за стол. Взял в руку ложку, постучал ею по краю тарелки. — Если не лень, можем съездить туда, где находится этот твой ресторан… Хотя, если следовать твоей логике, я мог за несколько часов открыть на месте ресторана семинарию. А весь обслуживающий персонал пустить в расход. Правда, можно еще съездить в кинотеатр «Рассвет», где проходила конференция, и человек двадцать из обслуживающего персонала подтвердят, что видели тебя там вчера. В общем, я не знаю, Петр Леонидович…

— Подожди! — я поднял руку.

Теперь мне не терпелось разобраться, где же реальность. Допустим, большинство из тех доказательств, которые привел майор Ворный, нельзя было сфабриковать. Но их можно было мне внушить. Заставить меня поверить, что все было именно так, а не иначе. Вот только зачем и кому это было нужно?

— Слушай, Петр Леонидович, ты вчера сколько таблеток принял?

— Четыре или пять… Какое это имеет значение?

— Покажи упаковку.

Я встал, подошел к стулу, на котором висел пиджак, и достал упаковку таблеток.

То, что я увидел, поразило меня самого: в упаковке не хватало всего лишь одной таблетки.

— Так ты их не принимал? — Владимир Леонидович смотрел на меня не то с осуждением, не то с сочувствием.

В ответ я мог только руками развести.

— Честное слово, я был уверен, что принимал таблетки.

— Вот на тебя и накатило… — майор Ворный принялся за фруктовый десерт. — Однако, дружище, это не объясняет того, что ты уверен в обратном… Если ты, конечно, в этом уверен?…

— Абсолютно, — подтвердил я. — Как и в реальности существования «Островов Длинного Ганса».

— Что ж, в таком случае… — Владимир Леонидович отправил в рот ложечку засахаренных фруктов. — Выходит, кто-то действительно играет с твоим сознанием.

— Не ты? — спросил я вроде как в шутку.

— Не я, — серьезно ответил Ворный.

— А предположения есть?

Владимир Леонидович доел десерт и поднялся из-за стола.

— Давай-ка, дружище, прогуляемся. Погода отличная, а свои плановые мероприятия ты можешь со спокойной совестью пропустить. Ты все мне подробно расскажешь, и мы попытаемся определить точку прокола.

Мы шли по набережной. Стараясь не упускать даже самых мелких деталей, я рассказывал майору Ворному о своих вчерашних приключениях. Владимир Леонидович внимательно слушал, кивал и время от времени задавал уточняющие вопросы. И надо сказать, по мере того, как история моя близилась к завершению, я сам все меньше верил в ее достоверность. Уж слишком невероятными были события. По любым меркам.

— Интересная получается картинка, — сказал майор Ворный, когда я закончил. — В твой совершенно фантастический сюжет вплетено довольно много реальных событий и персонажей. О Наталье с Андреем я уже не говорю — они доставили тебя вчера в номер. Геннадий Павлович Марвин — один из лидеров «Зеленого мира». Чудище с крышей, съехавшей набекрень. Обычно несет полный бред, который его соратники воспринимают как божественное откровение. За свою деятельность уже трижды привлекался к суду, но отделывался штрафами и административными взысканиями. Я не думал, что он заявится на конференцию, но, судя по твоему описанию, это был именно он.

— Надеюсь, его не убили? — кисло усмехнулся я.

— Наталья сказала, что на тебя накатило уже после окончания официальной части конференции. В фойе был организован небольшой фуршет, и во время него шла довольно оживленная дискуссия. Которая, по всей видимости, в твоем сознании трансформировалась в перестрелку между оппонентами.

— Значит, то, что я слышал от Марвина, он говорил мне на самом деле?

— Не уверен, — с сомнением покачал головой Ворный. — Хотя от этих выродков всего можно ожидать. Говорил же я тебе! — Владимир Леонидович с досадой ударил ладонью о ладонь. — Не общайся с ними!.. Черт!.. Честное слово, жалею теперь, что «жучка» тебе не подсунул!.. Какого хрена этот отморозок завел речь об убийстве?

— Но он говорил, что покушение на меня готовит Госбезопасность.

— Вот именно! — возмущенно взмахнул руками Ворный. — И наверняка этому были свидетели!

— И что с того? — не понял я.

— А то, что, ежели в Облонске или по дороге туда с тобой что-нибудь случится, «Зеленый мир» обвинит во всем Госбезопасность. «Мы ведь предупреждали!» — будет вопить Марвин на каждом углу…

— Так на меня готовится покушение?

— С какой стати? Кому ты нужен? Это я теоретизирую. На самом деле, я уверен, нет никакой опасности… Ты знаешь, что последние пару лет у нас практически стопроцентная раскрываемость преступлений?

— А у нас преступлений вообще нет.

— Это потому что у вас тоталитарное общество.

— У нас?

— Ну не у нас же. У вас каждый человек находится под наблюдением двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. Если возникнет необходимость, можно с точностью до минуты расписать любой день из жизни каждого. Ничего невозможно скрыть. Никаких тайн не существует. Это, дружище, не жизнь, а полный кошмар. Просто вы приучили себя не думать об этом. Вы живете в обнимку с тем самым Большим Братом, которым в свое время Оруэлл напугал весь мир. Кому в таких условиях может прийти в голову не то что совершить преступление, а хотя бы подумать о нем?

— У нас нет преступности, потому что люди обеспечены всем необходимым.

— А-а, — недоверчиво махнул рукой Владимир Леонидович. — Человек никогда не может остановиться на достигнутом. Сколько ни давай, ему все мало.

— Это потребительский подход к жизни.

— А ты знаешь какой-то другой?

— Я не понимаю, в чем ты пытаешься меня убедить?

— В том, что ваша информационная цивилизация планомерно загнивает.

— Не нравится — не нюхай, — недовольно буркнул я.

— Оно-то вроде как верно, — будто в задумчивости протянул Владимир Леонидович. — Можно, конечно, нос зажать, а то и вовсе отвернуться. Но дело-то в том, что, как только у вас там все рухнет, вы же толпой к нам через кордон ломанетесь. И что нам тогда делать?

Чего мне сейчас хотелось меньше всего, так это обсуждать излюбленную тему майора Ворного о том, как в один ужасный день все информационные башни исчезнут, уины перестанут действовать, и вся закордонная цивилизация из эры информационных нанотехнологий окажется выброшенной в каменный век. А то и куда похуже — обрабатывать камни еще ведь научиться нужно. То упорство, с каким Владимир Леонидович пытался убедить меня в неизбежности именно такого варианта развития событий, порой наводило на мысль, что он сам в него не верит. В принципе, я был не прочь с ним поспорить, хотя, честно говоря, не видел в этом большого смысла — сколько мы не муссировали эту тему, каждый все равно оставался при своем мнении.

— Владимир Леонидович, дорогой мой, давай оставим в покое проблемы информационного общества. Не отрицаю, они у нас есть…

— Нет, — перебил меня Ворный. — В том-то и дело, что у вас нет никаких проблем.

— Это только со стороны так кажется.

— Назови главную.

— Экология.

— Все, больше вопросов не имею!

— Лично у меня сейчас проблема чисто русская — что делать?

— Занимайся своим делом и ни о чем не беспокойся, главное, не забывай таблетки принимать, — скороговоркой произнес майор Ворный. — Если что не так — сразу таблетку под язык. В Облонск твоя группа завтра отправляется? Ну так и лети вместе со всеми! И не волнуйся, мы за тобой присмотрим.

— А присматривать зачем, если бояться нечего?

— Для порядка. Мало ли что…

У обочины, в трех шагах от нас притормозила пурпурная «тойота» с тонированными стеклами. Приметив ее, я решил, что это машина Владимира Леонидовича. Прогулка пешком — это, конечно, замечательно. Но машина сопровождения всегда должна быть рядом. Стекло задней дверцы немного опустилось вниз, и из зияющей темноты прямоугольной бойницы показался автоматный ствол.

— На землю! — крикнул майор Ворный и, прежде чем упасть самому, завалил меня под куст.

Длинная сухая очередь хлестко ударила по тому месту, где мы только что стояли. Звук был настолько пронзительно реалистичным, что, казалось, воздух наполнился тонкими пластинками слюды, ломающимися и бьющимися друг о друга.

Перекатившись на живот, майор Ворный выдернул из-под мышки пистолет и открыл ответный огонь.

Я лежал, вжавшись в серый асфальт, накрыв голову сцепленными замком ладонями. Мне не было дела до того, что происходило вокруг — я хотел остаться живым.

Голову я приподнял, только когда стрельба прекратилась.

Кажется, цел.

Майор Ворный, похоже, тоже не пострадал. Изощренно и зло матерясь сквозь зубы, Владимир Леонидович выбросил из пистолета пустую обойму и коротким ударом ладони загнал на ее место новую. Передернул затвор.

Пронзительно взвизгнув тормозами, «тойота» сорвалась с места.

Майор Ворный проворно вскочил на ноги и, перехватив пистолет обеими руками, принялся стрелять ей вслед.

На что он рассчитывал, не знаю.

Девять выстрелов, а затем сухой щелчок бойка, ударившего в пустоту.

И в тот момент, когда казалось, что машина-убийца уже ушла, вылетевший из переулка черный «додж» ударил ее в дверцу. Удар был настолько сильным, что «тойота» боком перелетела через узкую пешеходную дорожку и, проломив чугунную ограду, рухнула в реку.

— Вовремя, — одобрительно кивнул майор Ворный. — Очень вовремя.

Из покореженного «доджа» вышел человек в светло-сером спортивном костюме, как старому знакомому махнул рукой Владимиру Леонидовичу и, подойдя к пролому в изгороди, посмотрел вниз, на темные воды, сомкнувшиеся над пурпурным автомобилем.

— Давай поспорим, что никто не выплывет? — предложил мне Ворный, убирая пистолет в кобуру.

Можно подумать, я дурак, чтобы спорить с профессионалом. Не дождавшись ответа, Владимир Леонидович поднял с асфальта пустую обойму и пошел к тому месту, где упала в воду «тойота».

— Ну как, Сельвинович, выплыл кто?

— Не-а, — мужчина в спортивном костюме ухватился рукой за столбик ограды и наклонился ниже. — Все в машине остались.

Я отчаянно боролся с сумбуром в голове.

Несмотря на оптимистичные прогнозы майора Ворного, меня снова пытались убить.

Снова?…

Ну да, если принять за первое покушение в несуществующем ресторане «Острова Длинного Ганса».

Хотя, честно говоря, я опять начал сомневаться в том, что это был бред. Что хотите со мной делайте, не мог оказаться бред настолько реалистичным, что я до сих пор помнил, как играли отсветы огней на блестящем острие разделочного топорика, которым размахивал воинственный повар!

В любом случае, несколько минут назад меня точно пытались убить. Самым натуральным образом. На этот раз Ворный находился рядом со мной, так что если он и теперь начнет утверждать, будто мне все привиделось, я просто рассмеюсь ему в лицо.

Меня хотят убить.

Остается последний и самый интересный вопрос: кому я тут насолил?

Сам я за собой никакой вины не чувствовал.

А впрочем, какая разница. Пусть русские сами разбираются с тем, что тут у них происходит. А я — в гостиницу, собираю вещи, еду в аэропорт и первым же рейсом — домой. Теперь у меня есть вполне реальное и очень веское оправдание. А даже если бы и не было — жизнь мне пока еще дороже престижа…

— Простите, — кто-то негромко окликнул меня сзади.

Я обернулся. Но даже не успел увидеть лица человека, стоявшего у меня за спиной. Только темный, расплывчатый силуэт. В лицо мне ударила упругая струя едкого газа. Собираясь крикнуть, я сделал глубокий вдох, почувствовал удушье и потерял сознание.

Когда я очнулся, было темно.

И тихо.

Как под землей.

В гробу.

Я судорожно вздохнул.

Воздуха мне пока хватало. Хотя свежим его никак нельзя было назвать. Но и затхлым тоже. Скорее уж, застоявшимся. С запахом пыли и какой-то чуть сладковатой пряности.

Сидел я, по всей видимости, на стуле. Руки мои были заведены за спинку и связаны. Не очень туго. Наверное, постаравшись, я даже смог бы распутать узлы. Но пока у меня такого желания не возникало.

— Проснулись, Петр Леонидович?

Голос был искажен до неузнаваемости, будто пропущен через вокодер.

Только теперь я сообразил, что на голове у меня темный мешок. И запах пряности прятался в его швах.

— Снимите мешок!

Требование мое прозвучало, скорее, как униженная просьба. Но ее тут же выполнили. С головы моей стянули мешок, и я зажмурился от яркого света, ударившего по глазам.

Я находился в темном помещении. В трех шагах от меня стоял письменный стол. На столе — лампа с круглым абажуром, направленная мне в лицо. Справа от стола сидел человек. Я мог видеть только его ноги в лаковых узконосых ботинках, закинутые одна на другую.

— Если вы обещаете не вставать со стула, мы развяжем вам руки, — все тем же искаженным голосом произнес мужчина.

— Да, конечно, — с готовностью согласился я.

Кто-то подошел ко мне сзади и перерезал веревку на руках. Я машинально потер запястья. Не потому что затекли, а потому что так полагается делать после того, как тебя развязали.

— Приношу вам свои извинения, Петр Леонидович, за причиненные неудобства. Поверьте, мы не желаем вам зла. И как бы ни закончилась наша беседа, вы выйдете отсюда живым и невредимым. Давайте считать, что вы просто пришли к нам в гости.

— Странный способ приглашения, — буркнул я в ответ. — Да и на вечеринку не похоже.

А собственно, какие у меня были основания верить тому, что говорит этот тип за столом? Почему я должен ему доверять, если он прячет свое лицо и даже голос меняет?

— Боюсь, у нас не было другой возможности встретиться с вами. Вы ведь и сами знаете, что находитесь под постоянным наблюдением Госбезопасности.

— Кто вы такие?

Понятное дело, мой вопрос остался без ответа.

— Быть может, вы чего-нибудь хотите? — спросил незнакомец за столом. — Чаю? Кофе? Может быть, сэндвичей?

— Водки граммов сто пятьдесят.

— Вы это серьезно?

Даже сквозь скрип и скрежет искажающих голос помех я распознал недоумение.

— Если есть, давайте, — махнул я рукой.

— Ну, хорошо…

На секунду из темноты выскользнула рука незнакомца, сделавшая кому-то знак.

Сзади послышалась какая-то возня.

— Не оборачивайтесь, — предупредил таинственный хозяин. Я безразлично дернул плечом — мол, не очень-то и хотелось.

К моему стулу слева придвинули широкий табурет, выкрашенный белой масляной краской. На табурет поставили граненый стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью. Рядом — блюдечко с золотой каемочкой. На блюдечке — нарезанный кружками соленый огурец, пять зубчиков маринованного чеснока и три кусочка селедки. На краю — маленькая двузубая вилочка для фруктов.

— Прошу вас, — вновь выскользнувшая из темноты рука сделала приглашающий жест.

Я взял в руку стакан.

— Компанию не составите?

— Простите, не могу, Петр Леонидович. Здоровье не позволяет.

— Ну, тогда за ваше здоровье!

Я сделал глоток. Ничего, вполне приличная водка. Сделал еще глоток. Поставил недопитый стакан на табурет. Наколол на вилку кусочек селедки и отправил его в рот.

Выпив, я почувствовал себя чуть бодрее. Ничего хорошего от этой встречи я, понятное дело, не ждал. Хотя, с другой стороны, если бы меня хотели убить, тогда зачем водкой поить? Или же это такой особо изощренный способ глумления?…

А, черт с ними!

Поскольку хозяин не проявлял никаких признаков жизни, я хлопнул в ладоши.

— Ну так о чем мы?

Носок левой ноги таинственного незнакомца едва заметно качнулся.

— Видите ли, Петр Леонидович, вопрос, который мы хотим с вами обсудить, настолько деликатный… что я даже не знаю, с чего начать.

— Может быть, для начала представитесь? — предложил я.

— Называйте меня Ахавом.

— Ахав, значит, — насмешливо кивнул я. Тоже мне, знатоки классики! — Я прежде знал человека, который просил называть его Исмаилом. Он плохо кончил.

— Я постараюсь не повторять его ошибок, — ответил Ахав.

— Хорошо, поверю вам на слово, — не стал спорить я. И дабы сменить тему, спросил: — Вы экотеррорист?

— Нет.

— В ресторане «Острова Длинного Ганса» на меня напали ваши люди?

— Нет.

— А сегодня? Пурпурная «тойота»?

— Да, это были мы.

— Вашей целью был я или полковник Ворный?

— Мы хотели встретиться с вами наедине.

— Я имел в виду, в кого вы стреляли?

— Вы полагаете, стреляя с трех метров из автомата по неподвижно стоящим людям, можно промахнуться?

— Я не знаток оружия.

— Тогда посмотрите сюда.

Рука, появившаяся из темноты, указала влево.

Там, куда она указывала, возникло яркое пятно, в считанные секунды растянувшееся в стороны и превратившееся в квадратный экран, размером примерно метр на метр. Но это был не телевизионный дисплей и не экран для демонстрации фильма с кинопроектора. Казалось, изображение висит в воздухе. К тому же, подчиняясь едва заметным движениям пальцев Ахава, оно легко меняло ракурс, и не скачком, как если бы происходило переключение на другую камеру, а плавно, будто камера летала в воздухе, выписывая самые невероятные пируэты.

Сначала я увидел набережную с черной чугунной изгородью, тянущейся вдоль берега реки. Серый асфальт, аккуратно подстриженные кусты. А вот и мы с майором Ворным стоим и разговариваем. Звука не было, но я знал, что в этот самый момент Владимир Леонидович убеждал меня в том, что беспокоиться мне совершенно не о чем. Убедил!

Камера скользнула в сторону и развернулась вокруг вертикальной оси. Я увидел, как опускается тонированное стекло задней дверцы пурпурной «тойоты». В темном проеме появляется ствол автомата, и на конце его начинают лопаться огненные вспышки.

В этот момент изображение остановилось, и камера вновь развернулась на нас с Ворным. Смешно втянув голову в плечи, майор пытался повалить меня на землю.

— Смотрите внимательно, Петр Леонидович. Изображение начало неспешно двигаться.

Я медленно, выставив перед собой руки, падал на землю. Майор Ворный чуть быстрее тянул из кобуры пистолет.

— Видите?

— Что?

— Следы от пуль. Я присмотрелся.

— Нет.

— Потому что пуль не было.

Картинка снова переключилась в режим реального времени.

Камера поймала в объектив уносящуюся прочь «тойоту».

Выкативший на полной скорости из переулка черный «додж» бьет «тойоту» в бок. «Тойота» перелетает через тротуар, проламывает ограждение и падает в реку.

Ахав щелкнул пальцами, и изображение исчезло.

— Это был отвлекающий маневр.

— В машине сидели камикадзе?

— Нет. В тот момент, когда машина упала в воду, в ней уже никого не было.

— Уже?… Что значит «уже»?…

— Видите ли, Петр Леонидович, в будущем люди научатся перемещаться во времени.

— В будущем?

— Да.

— Но не сейчас?

— Конечно, нет.

— Что ж, это все объясняет!

Я взял стакан, залпом допил остававшуюся в нем водку и закусил зубчиком чеснока.

— Не ерничайте, Петр Леонидович. Я говорю серьезно.

— Простите, не понял.

— За несколько секунд до того, как «додж» протаранил «тойоту», находившиеся в ней люди переместились на двенадцать часов назад. И спокойно покинули место будущего происшествия.

— То есть вы заранее знали, что именно так все и произойдет?

— Это была уже не первая попытка.

— Серьезно? Почему же я ничего не помню?

— Потому что с вами это случилось впервые… Полагаю, вам трудно в это поверить, Петр Леонидович, но мы прибыли из будущего.

— Для того чтобы нацепить мне на голову мешок, затащить в какой-то темный ангар и там угостить водкой?

— Кстати, — я снова увидел открытую ладонь Ахава, обращенную ко мне. — Хотите еще водки?

— Нет.

— Чудесно.

— Что хорошего в том, что я не хочу водки?

— Это просто такой оборот речи. Хотя количество алкоголя, которое вы уже употребили сегодня, значительно превышает…

— Давайте не будем об этом, — я недовольно поморщился. — Вы не моя мама и не моя жена. Вы вообще из будущего! Какое вам дело, когда и сколько я пью?

— Дело в том, Петр Леонидович…

— Из какого вы года?

— Нас с вами разделяют столетия.

— Да ну?… А инопланетяне прилетели?

— Мы и есть те самые инопланетяне…

— Вы захватили Землю?

— Петр Леонидович, вы не позволяете мне закончить!

Я сложил ладони вместе, а затем медленно развел их в стороны, давая понять, что теперь буду молчать и слушать.

— Пришельцами оказались наши далекие потомки, вернувшиеся из будущего.

— Разве в будущем все так плохо?

— Будущее поливариантно.

— Кто же этого не знает! — развел я руками.

— И как ни странно, Петр Леонидович, именно от вас зависит, захочется ли нашим и вашим потомкам бежать из своего будущего в прошлое.

— От меня? — на всякий случай, чтобы не вышло ошибки или непонимания, я еще и пальцем ткнул себя в грудь.

— Именно от вас, — подтвердил Ахав.

Я поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Кашлянув в кулак, прочистил горло. Сложил руки на коленях.

— Будьте предельно внимательны.

— Я весь внимание.

— Будущее зависит от того, станет ли Россия частью единого информационного пространства. А это, в свою очередь, зависит именно от вас, от ваших действий сегодня и в ближайшие дни.

Я почесал ногтем кончик носа.

— Я как-то не думал…

Не закончив фразу — потому что не знал, что сказать, — я сделал эдакий весьма многозначительный и неопределенный жест. Жест сей ровным счетом ничего не означал, но Ахаву, наверное, будет интересно подумать над его смысловым наполнением.

— Петр Леонидович, разве вы сами не видите, какие интриги плетутся вокруг вас? Во время прежних ваших визитов в Москву с вами случалось нечто подобное?

— Вы имеете в виду перестрелку в ресторане?

— И это тоже.

— Так значит, она была на самом деле?

Рука Ахава, появившаяся из темноты, повторила мой недавний жест.

— И ради чего все это? — спросил я.

— Вас пытаются вынудить отказаться от поездки в Облонск.

— А я должен туда ехать?

— Непременно.

— Зачем?

— Именно среди реликтовых Облонских болот поднимутся первые в России информационные башни. Созданное ими информационное поле окажется достаточно сильным для того, чтобы они смогли защитить себя, когда их обнаружат. После этого прогресс уже невозможно будет остановить.

— Но при чем тут я?

— Вы разве сами еще не поняли? Прежде чем ответить, я задумался.

Определенно, у меня не было никаких мыслей по этому поводу. Видимо, Ахав и сам это понял.

— Вы сами, Петр Леонидович, создаете поле, необходимое спорам для того, чтобы пробудиться и начать рост. Такова уж особенность вашего организма.

— То есть я должен непременно поехать в Облонск, чтобы пробудить спящие там споры?

— Именно так, — подтвердил Ахав.

Я удивленно посмотрел на свои ладони. Говорят, некоторые особо одаренные люди могут видеть свое биополе. Я ничего не видел. Хотя, конечно, источник силы, о которой толковал Ахав, мог оказаться не в ладонях, а в какой-то другой части тела или органе. Например, в печени. Точно — в печени! Поэтому-то Ахава так беспокоит мое пристрастие к выпивке!

Меня охватило некое странное волнение. А может быть, беспокойство. Мне вдруг стало казаться, что я чувствую время. Не так, как ощущаем мы его обычно, мысленно отсчитывая секунды, часы и дни, а физически. Будто песок, утекающий между пальцев — избитое, но очень верное сравнение.

— И что я должен сделать в Облонске?

— Ничего.

— Как это — ничего? — мне показалось, что я ослышался. — Сначала вы говорите, что от меня зависит будущее, потом заявляете, что мне ничего не нужно делать!

— Все произойдет само собой, — заверил меня Ахав.

— Но мне необходимо убедиться, что все в порядке. Иначе я потом всю жизнь буду думать — получилось или нет?

— Не беспокойтесь, если что-то пойдет не так, мы вернемся и все повторим.

— Только я об этом не узнаю.

— Увы.

Мне вдруг пришла в голову другая мысль.

— Вокруг полно психов, желающих убить меня. Один даже обещал отравить меня грибами по дороге в Облонск. Скажите, Ахав, я вернусь домой?

— Непременно.

— Живым?

— Живым и здоровым, Петр Леонидович.

— Обещаете.

— Конечно.

— Ну да, — усмехнулся я. — «Если что-то пойдет не так, мы вернемся и все повторим».

— А вот тут, Петр Леонидович, вы ошибаетесь! — Ахав поднял указательный палец. — Мы можем повторять одно и то же действие бесконечное число раз. Но лишь до тех пор, пока все его участники живы. Если вы вдруг умрете, то это уже навсегда, — руки Ахава с раскрытыми ладонями разошлись в стороны. — Извините.

— Так значит, шанс умереть у меня все же имеется?

— У нас у всех есть такой шанс.

Что ж, следует отдать Ахаву должное, ответ он дал неоднозначный, требующий глубокого философского осмысления. При этом уклончивым его не назовешь — Ахав был предельно честен.

Странная, вообще-то, получилась беседа. Минимум информации, парочка ценных указаний и вместо «будьте здоровы» в конце далеко не оптимистичный прогноз на будущее. На мое личное будущее. Которое, честно говоря, интересовало меня не меньше, чем будущее всего мира. Уже хотя бы потому, что я не мог представить грядущее без себя любимого. А ежели так, выходит, нет меня — нет и будущего.

Впрочем, все это глупый солипсизм, который Ахав и ему подобные энтузиасты-альтруисты, ощущающие будущее, как свой собственный геморрой, скорее всего, в расчет не принимали. И может, были правы.

В голове у меня все здорово перепуталось — настоящее и будущее, реальность и бред, правда и ложь.

— Мы постараемся вернуть вас в ту самую временную точку, откуда забрали. Проблема в том, что чем меньше временной отрезок, с которым приходится иметь дело, тем ниже точность попадания в нужную точку. Разброс может составлять от нескольких минут до двух часов.

— Ладно, — отчего-то мне вдруг сделалось невыносимо скучно, даже зевнуть захотелось. — Что я сейчас должен сделать?

— Сложите руки на коленях.

— Есть.

— И поплотнее закройте глаза.

— Зачем?

— Чтобы они не выпали из орбит.

— Такое случается?

— Никто не проверял, но лучше не рисковать.

— Хорошо.

Я закрыл глаза.

— Вас ждут облонские реликтовые болота.

— Что?

— Не открывайте глаза!..

Мы неспешно шли по набережной. Справа — кусты, а за ними — проезжая часть. Слева — невысокое ограждение, тянущееся вдоль реки.

— Делай свое дело и ни о чем не беспокойся, — твердил свое майор Ворный. — Главное, таблетки принимать не забывай. Если что не так — сразу таблетку под язык. В Облонск твоя группа завтра отправляется? Ну так и лети вместе со всеми! Не волнуйся, мы за тобой присмотрим.

Чуть обогнав Владимира Леонидовича, я встал так, что и ему пришлось остановиться.

— Я знаю, — сказал я.

— Что ты знаешь? — недоумевающе поднял бровь Владимир Леонидович.

— Знаю, почему там, где я побывал, начинают расти информационные башни.

— Ну-ну, любопытно.

— Я могу генерировать поле, необходимое для активации спор.

— На тебя снизошло озарение? — лицо у майора Ворного будто из камня, так что и не поймешь, всерьез он это или насмехается.

— Я знаю это, — ответил я.

— А ты не думал о том, что те, кто регулярно посылает тебя в Россию, знают об этой твоей особенности и вовсю ею пользуются?

В ответ я только улыбнулся. Если я расскажу Владимиру Леонидовичу про Ахава, он ведь все равно не поверит.

— Ты только особенно не зацикливайся на идее собственной исключительности.

— Что? — удивленно посмотрел я на Ворного.

— Ну, это я насчет твоей силы, которая якобы споры пробуждать может. Глупость все это, Петр Леонидович. Не знаю, кто вбил тебе в голову эту мысль, но поверь мне — глупость.

— Давай проверим?

— Давай, — безразлично пожал плечами Владимир Леонидович.

— Прямо здесь?

— Нет, лучше в гостиницу вернемся.

Майор Ворный подошел к краю тротуара и махнул рукой. Из переулка выехал черный «додж» — тот самый, который в иной реальности столкнул в реку «тойоту» гостей из будущего, — игнорируя правила уличного движения, пересек встречную полосу, развернулся и остановился возле нас.

Владимир Леонидович распахнул передо мной заднюю дверцу, а сам сел впереди.

Всю дорогу мы молчали. Да и о чем говорить? К тому же за время прогулки мы не успели далеко отойти от гостиницы.

Войдя в номер, я снял пиджак, подвернул рукава рубашки, как готовящийся к выступлению престидижитатор, сходил в ванную комнату и вымыл руки.

Владимир Леонидович ждал меня в гостиной, удобно устроившись в низком кресле с широкими подлокотниками.

— С чего начнем? — натянуто улыбнулся я.

Не то чтобы я начал сомневаться в своих возможностях, которые обрисовал мне Ахав, однако демонстрация их на людях начала казаться мне довольно глупым и никчемным делом. Кому и что я хотел доказать? Да и зачем? Завтра — Облонск. Через три дня я вернусь домой. И больше никогда и ни за что сюда не приеду. В конце концов, почему я один? Должны быть и другие герои, способные спасти мир.

— Для начала прими таблетку, — посоветовал Владимир Леонидович. — А то ведь потом сам не поверишь, что это было на самом деле. И будет тебе, дружище, мучительно больно.

Я молча налил в стакан минералки, выдавил на ладонь одну из таблеток и демонстративно проглотил ее.

Владимир Леонидович улыбнулся и приглашающим жестом указал на журнальный столик, который он уже предусмотрительно освободил от всего лишнего.

Я вдруг сообразил: у нас же нет самого главного, что требуется для проведения эксперимента!

— А где взять споры? — растерянно посмотрел я на Ворного.

— Да не проблема, — Владимир Леонидович достал из внутреннего кармана пиджака небольшой пластиковый флакон-дозатор. — Тебе сколько?

— Одной, я полагаю, хватит.

— Пусть будет пять, — Владимир Леонидович взял с обеденного стола блюдце и пять раз надавил над ним на поршень дозатора. — А то вдруг какие-то уже всхожесть потеряли, — и на журнальный столик поставил.

Я смотрел на кажущееся пустым блюдце и не знал, что делать. Ахав говорил, что все должно произойти само собой. Но сколько времени нужно ждать, чтобы споры начали прорастать? В ресторане «Острова Длинного Ганса» это, помнится, произошло очень быстро, у всех на глазах.

— Ну как? — очень серьезно поинтересовался Владимир Леонидович.

Я жестом попросил его проявить терпение.

— Может быть, тебе нужно произвести какие-то пассы? — предположил майор Ворный. — Люди, утверждающие, что обладают особой энергетикой, обычно именно так поступают.

Я вглядывался в белизну блюдца, и мне казалось, я различаю крошечные споры, внутри которых находятся сотни спящих уинов. Мысленно я умолял их проснуться. Мне почему-то вдруг пришло в голову… Нет, я почти поверил в то, что, если мне сейчас, на глазах у майора Ворного, удастся оживить споры, он непременно изменит свою точку зрения в отношении информационных нанотехнологий. В самом деле, если люди, пусть даже не все, а только некоторые, обладают способностью пробуждать к жизни споры информационных башен, значит, наша природа едина. Значит, глупо и дальше пугать себя угрозой вторжения некоего чуждого разума, решившего уничтожить жизнь на Земле. Значит, бороться с процессом распространения единого информационного пространства на территорию России бессмысленно. Рано или поздно это все равно произойдет. Потому что людей, наделенных моими способностями, будет становиться все больше…

— Может, тебе выпить стоит? — выдвинул новое предположение Владимир Леонидович. — Шаманы некоторых северных народов, чтобы войти в транс, жуют мухоморы.

— Ты мне мешаешь.

— Извини.

Владимир Леонидович сложил руки на груди и повалился в кресло. Я встал со своего места, подошел к бару, выпил стакан минеральной воды.

— Притомился? — спросил, не скрывая иронии, Ворный.

— Я только начал.

— А сколько сейчас времени?

Я подошел к стулу, на спинке которого висел пиджак, и сунул руку в специальный маленький кармашек для часов. Кармашек оказался пуст. На всякий случай я осмотрел другие карманы, даже в брючные забрался, но все было напрасно — подарок жены исчез.

— У меня пропали часы, — растерянно произнес я.

— Не эти, часом?

Ухватив двумя пальцами кончик брелока с зажимом, Владимир Леонидович вытянул из своего кармана большие круглые часы с откидной крышкой, на внутренней стороне которой, вне всякого сомнения, имелась полустершаяся гравировка «Петръ Леонидович Максинъ».

Я протянул руку за часами, но майор Ворный дернул брелок, подкинул часы вверх и, поймав, зажал их в кулаке.

— Где ты их взял? — спросил я, испытывая самые нехорошие подозрения.

— Не взял, а изъял, — уточнил Владимир Леонидович. — У одного из активистов «Зеленого мира», известного под прозвищем Исмаил. Тебе это имя ни о чем не говорит?

— Я видел, как Исмаила убили твои ребята.

— Ну, значит, это был не тот Исмаил. Тот, которого мы взяли, утверждал, что ты подарил ему часы.

— Он солгал.

— Я так и подумал. Но знаешь, Петр Леонидович… — майор Ворный вытянул шею, будто хотел заглянуть мне за спину. — Как там твои споры?

Я оглянулся. Блюдце оставалось пустым. Ни малейшего намека на рост.

— А хочешь, я тебе фокус покажу? — Владимир Леонидович резво поднялся на ноги и подошел к столу. — Следи внимательно, — хитро посмотрел он на меня.

После чего поднес к блюдцу часы и нажал кнопку. Коротко и мелодично пропела пружинка, и крышка отскочила в сторону. Майор Ворный взглянул на циферблат:

— Восемнадцать двадцать пять. И захлопнул крышку.

Я непонимающе смотрел на Владимира Леонидовича и ждал продолжения.

— Не на меня смотри, — Ворный указал пальцем на блюдце.

На белом фарфоре будто из ничего возникли три крошечные серебристые капельки, похожие на ртуть.

— Три из пяти, — прокомментировал Ворный. — Неплохо.

Они на глазах увеличивались в размерах, расползались в стороны и тянулись вверх. Коснувшись друг друга краями, они слились в единое целое, площадь основания которого уже занимала половину чайного блюдца. То в одном месте этого странного серебристого тела, то в другом вздувались и тут же опадали похожие на пузыри округлые выросты. А вершина маленькой информационной башни упрямо тянулась вверх.

— Ну как, впечатляет? — краем глаза посмотрел на меня Владимир Леонидович.

Я не знал, что ответить.

— Все, хватит.

Майор Ворный достал из кармана небольшой баллончик с распылителем, снял крышку и надавил большим пальцем на головку. Испаряющаяся на лету струя жидкого азота обдала только что появившуюся на свет информационную башенку. И она застыла, схваченная смертельным холодом. Она уже не казалась живой. Она походила на кучку слипшегося пепла.

Владимир Леонидович щелкнул ногтем по трупику информационной башни, и она рассыпалась в прах.

— Что все это значит? — спросил я.

— То, что споры информационных башен действительно активируются и начинают прорастать в твоем присутствии. Вот только реагируют они не на тебя, дружище, а на миниатюрный импульсный источник информационного поля, встроенный в твои замечательные часы, — майор Ворный положил часы рядом с блюдцем, — и срабатывающий всякий раз, как ты открываешь их, чтобы посмотреть время. Так что тот, кто подкинул тебе идею о твоей исключительности, в чем-то был прав.

Я медленно протянул руку, взял часы со стола и нажал кнопку. Скрытая пружинка откинула крышку с надписью «Петръ Леонидович Максинъ» на внутренней стороне.

— Теперь мы знаем, что искать у гостей, за которыми так же, как за тобой, тянется шлейф проросших спор, — закончил свою мысль Владимир Леонидович. — И, как ни смешно, благодарить за это следует Исмаила, который зачем-то стащил у тебя часы… Кстати, наши специалисты полагают, что именно с присутствием источника информационного поля связаны и твои кошмары.

Я почти не слушал Ворного. Я думал о своем. И чем больше думал, тем меньше мне нравились выводы, к которым подводили меня раздумья.

— Это очень старые часы.

— На вид, да. Но на самом деле этой подделке не более семи лет. Хотя, надо заметить, выполнена она искусно. Вряд ли такую вещицу смог сделать кто-то у вас в закордонье. Будем искать местных мастеров.

— Часы подарила мне Настя. Моя жена… Вернее, сейчас она моя жена, а тогда мы только начали встречаться… Она купила их в антикварном магазине, потому что ее удивила гравировка с моим именем.

— Сколько лет этому подарку?

— Скоро будет пять. Настя подарила их мне на тридцатипятилетие.

— И ты как раз впервые собирался в Россию.

Это был уже не вопрос, поэтому и отвечать на него я не стал.

— Хочешь, повторим эксперимент? — предложил Владимир Леонидович.

Я отрицательно качнул головой.

Глядя на циферблат с большими римскими цифрами, я пальцем медленно очертил их. Я не знал, не мог понять, что мне делать? То ли взять стоявшую рядом тяжелую пепельницу из небьющегося стекла и расколотить ею часы? То ли врезать по морде майору Ворному? А может быть, тихо и спокойно сунуть часы Владимиру Леонидовичу в нагрудный карман и уйти?

Владимир Леонидович будто прочитал мои мысли.

Он поставил на стол два высоких стакана и в каждый налил водки примерно на четыре пальца.

— Накатим, Петр Леонидович, — поднял он свой стакан. — За взаимопонимание.

Не глядя на Ворного, я взял свой стакан. Мы чокнулись и выпили.

Владимир Леонидович подошел ко мне сзади и положил руку на плечо.

— И это еще не самая пакостная новость, которую я должен тебе сообщить, дружище.

— Надо же, — криво усмехнулся я. — Что же еще?

Люди, которым я верил, использовали меня цинично и подло, как козла-провокатора, ведущего ничего не подозревающий скот на бойню. Что может быть хуже этого?

И что самое обидное, если бы в свое время мне объяснили суть моей тайной миссии, я бы и отказываться не стал. Я был истым сторонником идеи и верил в то, что, ежели русские по глупости своей не желают присоединяться к единому информационному пространству, их нужно тащить туда за шиворот, потом сами спасибо скажут. Теперь же я вдруг понял, нет, не понял даже, а всем своим нутром почувствовал, насколько это мерзко, когда за тебя принимают решения, ставят тебя перед свершившимся фактом, да еще и ждут при этом благодарности.

Руки чесались. Мне просто необходимо было что-нибудь сломать или разбить… Я схватил со стола стакан, залпом допил остававшуюся водку и запустил в стену.

Звон сыплющихся на пол осколков на миг вернул мне самообладание и способность думать. Но мысль, которая в этот миг пришла мне в голову, была отвратительна.

Я догадался, что хотел сказать мне Ворный.

Часы подарила мне Настя.

Выходит, во всей этой истории у нее была своя роль.

Она была хозяйкой козла-провокатора.

— Закуси, — Владимир Леонидович протянул мне розетку с солеными орешками.

Я зацепил щепоть орешков и кинул в рот.

Орехи показались мне до отвращения безвкусными. Настолько, что захотелось запить их водкой. Но Владимир Леонидович больше мне не наливал. Потому что я расколотил свой стакан?

— Мы через свою службу проверили твою жену, Петр Леонидович.

— Настю? — уточнил я.

Как будто у меня еще и другая была.

— Настю, — подтвердил Ворный. — Так вот, мы не нашли на нее никаких данных. Понимаешь? Вообще никаких.

— Не понимаю, — покачал головой я.

— Такого человека не существует. Я саркастически усмехнулся.

— Мы живем вместе не один год. Я вижу ее каждый день… За исключением тех, что провожу в командировках.

— И что ты знаешь о ней?

— Все.

— Ее полное имя?

— Анастасия Викторовна Лунина.

— Сколько ей лет?

— Тридцать четыре. Она на пять лет моложе меня.

— Кто ее родители?

— Отец — врач-педиатр, мать преподает литературу в младших классах.

— Ты встречался с ними?

— Нет.

— Почему?

— Они живут где-то на Аляске.

— Это не причина для того, чтобы не встречаться с родителями.

— Это не мои родители.

— А Настя не говорила, почему она не хочет видеться с папой и мамой? Может быть, они в ссоре?

— Нет… Не знаю.

— Ладно, — Владимир Леонидович обошел стол и сел в кресло. — Ты никогда не предлагал Насте съездить вместе в Россию?

— Предлагал.

— И что?

— Она отказалась.

— У нее много дел?

— Нет, она просто не хочет сюда ехать.

— А чем она вообще занимается?

— Она дизайнер. Разрабатывает новые модели оформления жилых помещений.

— Она работает дома?

— Да.

— А ее коллеги к вам заходят?

— Нет.

— Какая у нее любимая еда?

Казалось бы, простой вопрос майора Ворного поставил меня в тупик.

— Не знаю… Обычно она меня спрашивает, что бы я хотел на обед или на ужин.

— Где вы познакомились?

— На концерте.

— Джаз?

— Классика. Скрипичный концерт.

— Кто выступал?

— Нанореплика Иегуди Менухина, — мне надоело отвечать на казавшиеся совершенно бессмысленными вопросы Ворного. Я чувствовал нарастающее раздражение и злость. — К чему вообще этот допрос?

Владимир Леонидович пригубил водку.

— Имени Анастасии Викторовны Луниной нет ни в одной из проверенных нами баз данных. Не зарегистрировано ее рождение. У нее нет родственников даже на Аляске. Она никогда не ходила в школу. Не получала какого-либо специального образования. Никогда не обращалась за помощью к врачу. Не делала крупных покупок. Даже билет на тот концерт, где вы встретились, она не покупала. Женщины по имени Анастасия Викторовна Лунина не существует.

Ворный снова глотнул водки.

— Похоже, ты живешь с нанорепликой. Такой же, как Иегуди Менухин, на концерте которого вы познакомились.

— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь, — я наклонился и прижал пальцы к вискам.

— Почему же. Вы там у себя в закордонье давно уже начали воскрешать мертвецов, создавая их нанореплики. В Диккенсленде я сам видел нанореплику Чарлза Диккенса. Выглядит, как живой.

— Нанореплики великих людей всего лишь воспроизводят внешнее сходство с оригиналом и некоторые способности, которыми они обладали при жизни. Нанореплика Менухина может с точностью до ноты воспроизвести любое из произведений, исполненных великим скрипачом при жизни. Нанореплика Пикассо с точностью до штриха воспроизведет любую из существующих картин великого художника. Но это только копии оригиналов, не способные к самостоятельному творчеству. Нанореплика Диккенса не сможет написать ни единой строчки, которой нет в произведениях ее прототипа. Они не могут создать ничего принципиально нового, потому что действуют в строгом соответствии с заложенной в них программой. Можно сказать, что это роботы, созданные из плоти и крови.

— И почти ничем не отличающиеся от живых людей, — добавил Ворный. — Единственный их недостаток: они не могут существовать вне информационного поля, которое не только заставляет миллиарды уинов сохранять форму тел нанореплик, но и руководит всеми их действиями.

— Да, это так, — кивнул я.

— Ну? — пристально посмотрел на меня Владимир Леонидович.

— Нет, — скорее, не протестующе, а испуганно затряс головой я. — Нет! — Я не хотел, не мог согласиться с той мыслью, к которой подвел меня майор Ворный. — Настя — живой человек!

— Она жива ровно настолько, насколько ты готов в это поверить.

— Нанореплики не способны принимать самостоятельные решения. Они лишены индивидуальности.

— А что, если кто-то просто хочет убедить нас в этом? Чтобы усыпить нашу бдительность. Для того и выставляются напоказ нанореплики известных людей, похожие на заводные куклы. А тем временем безукоризненно выполненные нанотвари постепенно заменяют живых людей.

— Не называй мою жену тварью, — не очень убедительно и совсем не агрессивно попросил я.

— Так ты согласен с тем, что она не человек?

— Нет.

Майор Ворный внезапно расслабился и будто оплыл в кресле. Даже лицо его утратило обычно присущую ему резкость черт.

— А ведь еще немного и будет поздно, — тихо произнес он.

— Что?

Я только делал вид, что мне непонятно, о чем говорит майор Ворный. На самом деле, я все давно уже уяснил.

— Нас хотят выжить с этой планеты, Петр Леонидович.

— Кто?

— Да какая разница! Главное, что мы… То есть вы, закордонники, даже не хотите сопротивляться. Вам наплевать на все, кроме собственного комфорта и удовольствия. Ты ведь и сам занимаешься проблемами экологии только потому, что это греет твое эго. Фактически, вас купили с потрохами за вкусную еду, бытовые удобства и гарантированное здоровье. Точно так же когда-то белые поселенцы в Америке покупали у индейцев их земли за нитки стеклянных бус и карманные зеркальца.

— И загнали их в резервации, — сказал я.

— Боюсь, в новом мире для нас даже резервации не предусмотрены, — Владимир Леонидович взял в руку бутылку. — Ну что, где твой стакан? Давай еще накатим.

И мы накатили.

В Облонск я не полетел. И в консульство звонить не стал.

На следующее утро я собрал вещи, поехал в аэропорт, купил билет на ближайший рейс и улетел домой.

В самолете я заснул и проспал до посадки.

Странно даже. Казалось бы, после всего, что произошло, я должен себе места не находить. А я спокойно спал. И видел сны. Не помню о чем, но очень приятные. Меня не тревожило мое будущее. Мне было все равно. Абсолютно. Я знал, что больше от меня ничего не зависит. И просто радовался окончанию всех кошмарных видений.

В аэропорте меня встретила Настя.

— Как ты узнала о моем возвращении? — удивился я.

— Получила сообщение информационной службы. Ну да, конечно, я же зарегистрировался на рейс.

Настя поднесла уин-перстень к указателю стоянки такси, и тотчас рядом с нами материализовался двухместный смарт-мобиль.

Мы сели в машину, Настя назвала адрес, и мы поехали.

Настя сидела слева от меня и молча смотрела вперед, на улицу, ровную, будто стрела, с нанесенной по центру прямой белой линией, с ухоженными газончиками и кустиками, тянущимися вдоль тротуаров. И огромными серебристыми информационными башнями, выглядывающими из-за домов. Странно, раньше я не обращал внимания на их количество.

Я посмотрел на профиль жены, красиво прорисовывающийся на фоне тонированного стекла.

— Как поживают твои родители? — спросил я.

— Хорошо.

Настя даже не скосила глаза в мою сторону. Хотя я не припомню, когда в последний раз мы говорили о ее родителях.

— Давай пригласим их в гости, — предложил я.

— Давай, — согласилась Настя.

— В эти выходные.

— Боюсь, в эти выходные не получится. И все. Никаких комментариев.

— Мы можем сами навестить их.

— Они не любят гостей.

— Я не знаком с твоими мамой и папой.

— Тебе мало меня одной?

Смарт-мобиль остановился возле нашего дома.

Кирпичное двухэтажное строение. Перед домом — ухоженная лужайка с цветником. Над двускатной крышей возвышается серебристый конус информационной башни, растущей на заднем дворе.

— Что ты хочешь на ужин? — спросила Настя, едва мы переступили порог.

— А что ты сама хочешь? — спросил я.

— Мне все равно. Я буду то же, что и ты. Тишина.

Как будто все умерли в доме.

Я тихо открыл двери и вошел в комнату жены.

Настя неподвижно стояла перед трюмо с большим овальным зеркалом и смотрела на свое отражение.

Я подошел к ней сзади и осторожно взял за плечи. Наклонился и поцеловал в шею. Она пахла, как моя жена. Как настоящая женщина.

— Я возвращаюсь в Москву, — тихо произнес я.

— Когда? — спросила Настя.

— Скоро… Может быть, завтра.

— Хорошо, я закажу тебе вещи.

В прежние времена жена сказала бы мужу: «Я соберу твои вещи». Я повернул Настю к себе лицом. Мои ладони скользнули по ее рукам. Пальцы сомкнулись на запястьях.

— Я хочу, чтобы ты полетела со мной.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

— А если я тебя очень попрошу?

Настя улыбнулась и приложила свой пальчик к кончику моего носа.

— Нет!

— Почему? — настойчиво повторил я.

— Петенька, дорогой, ну что ты, как маленький, — Настя недовольно наморщила носик. — Ты ездишь в Россию по работе, а мне что там делать? Там же нет информационного поля. А значит, нет элементарных удобств, к которым я привыкла.

— Хорошо.

Я заранее, еще до самолета, продумал все свои действия, в том числе и на тот случай, если Настя откажется от предложения посетить Москву. Поэтому я не торопился, а делал все обстоятельно.

Я снял пиджак и по локоть закатал рукава рубашки. Подошел к столику-контроллеру — точно такие же, стеклянные, круглые, на высокой витой ножке, имелись в каждом доме — и приложил уин-перстень к встроенной в стеклянную поверхность ячейке дозатора. В глубине стекла загорелись бледно-голубые цифры, показывающие состояние моего уин-счета.

— Большой пожарный топор, — громко и отчетливо произнес я. А на всякий случай еще и представил то, что хотел получить.

По краю стеклянного круга пробежал зеленый огонек, означавший, что заказ принят и оплата произведена.

— Зачем тебе топор, Петя? — спросила Настя.

Я посмотрел на жену. На ее лице не было и тени тревоги. Она просто не понимала, зачем мне понадобилась эта вещь. Ну что ж…

— Хочу навести порядок на заднем дворе.

Рядом со столиком материализовался топор. Точно такой, как я хотел. С длинным красным топорищем, с широким сверкающим лезвием и тяжелым металлическим штырем на обухе. Топор неподвижно висел в воздухе, как будто закона гравитации для него не существовало.

Я ловко ухватил топор за рукоятку, улыбнулся довольно и, как бывалый лесоруб, положил на плечо.

— Ты не сказал, что заказать на ужин, — напомнила жена.

— Закажи что-нибудь на свой вкус, — ответил я и направился к двери, ведущей на задний двор.

— Милый, я буду есть то же, что и ты.

— Ну, значит, сегодня мы останемся голодными, — сказал я и распахнул дверь.

Солнце уже почти закатилось. Лужайку, бассейн и информационную башню на заднем дворе освещали летающие фонари. Парившие в разных концах двора, они собрались надо мной, едва я вышел из дома.

Трава на газоне казалась аккуратно подстриженной. Но на самом деле она просто не росла выше или ниже установленной нормы. Она вообще не росла. Потому что была ненастоящая.

Я подошел к основанию информационной башни, возносящейся метров на десять над землей. Верхушка ее вытягивалась в тонкую спицу, а внизу, чтобы обхватить ее, за руки должны были взяться пять человек. Я провел пальцами по ее теплой, чуть шероховатой поверхности, блестящей так, будто она была облита расплавленным свинцом.

Отступив на шаг назад, я перехватил топорище обеими руками, размахнулся как следует и наполовину вогнал острое лезвие в тело информационной башни.

— Петя! — вскрикнула вышедшая следом за мной на двор Настя. — Что ты делаешь!

Я выдернул лезвие топора.

Глубокий шрам на теле башни на глазах начал затягиваться. Не дожидаясь, когда он исчезнет, я снова размахнулся и ударил в то же место.

Еще раз! Еще!..

— Петя!

Подбежав сзади, Настя схватила меня за руку.

Нет, дорогая, теперь меня уже не остановить!

Дернув плечом, я освободил руку и нанес новый удар в основание башни.

Настя снова попыталась меня остановить, но я оттолкнул ее так, что она упала на траву.

— Ты совсем спятил в этой своей России! — закричала она, приподнявшись.

— Может быть, — быстро глянул на нее я. — Но ты знаешь, мне это нравится.

И еще раз махнул топором.

Башня пыталась сопротивляться, но рана на ее теле с каждым ударом становилась длиннее и глубже. На ее стороне были миллиарды работящих нанороботов, на моей — то, что материал, который я кромсал, был пластичным и мягким, а топор — тяжелым и острым. Я понимал, что работа мне предстоит нелегкая. Но я был готов потрудиться на совесть.

— Зачем ты это делаешь? — тихо произнесла у меня за спиной Настя.

— Хочу узнать, кто ты на самом деле, — ответил я, не оборачиваясь.

— Тогда просто оглянись.

— Нет. Здесь я не могу быть уверен в том, что это действительно ты. Здесь все ненастоящее. Здесь меня все время пытаются обмануть.

— Это глупо.

— Возможно… Но мне это нравится!

Чего я не мог понять, так это почему никто, кроме Насти, не пытается меня остановить? Почему не исчезнет топор в моих руках? Почему мириады уинов, заполонившие мой организм, не начнут пожирать меня изнутри? Может быть, тот, кто всем этим заправляет, пока еще не понял сути происходящего? Или же он просто не воспринимал меня всерьез? Кто я для него? Муравей, пытающийся укусить за ногу наступившего на него слона!

Ладно, посмотрим, что будет дальше.

Я ненадолго прервался, чтобы смахнуть пот со лба, и снова принялся за работу.

Наконец-то я делал то, что хотел.

Как же мне это нравилось!