"2007 № 09" - читать интересную книгу автора (Журнал «Если»)

ВИДЕОДРОМ

МЮМЗИК-MOVIE

Аркадий ШУШПАНОВ

В кинозалы двадцать первого века доставлена посылка из прошлого. Знаменитый рассказ Генри Каттнера и Кэтрин Мур «Все тенали бороговы…» ждал экранизации более шестидесяти лет. И дождался. Но о таком ли «прочтении» могли мечтать его авторы?

Классике НФ-рассказа в новом веке упорно не везет на экранизации. Вспомним незавидную прокатную судьбу недавних киноверсий короткой прозы Олдисса, Брэдбери или Дика. Удивительный рассказ Генри Каттнера и Кэтрин Мур вроде бы разделил участь предшественников. Фильм «Последняя Мимзи» тихо стартовал в США, собрал на родине скромную кассу в двадцать миллионов и незаметно отправился странствовать по кинотеатрам мира.

Но не обошлось и без парадоксов. Да и могло ли быть иначе, ведь за спинами семейного дуэта фантастов маячит тень самого парадоксального автора всех времен и народов — Льюиса Кэрролла. Супруги даже опубликовали свой текст под знаковым псевдонимом Льюис Пэджетт.

Вот, например, один из таких парадоксов. Словосочетание «режиссер Боб Шайе» большинству кинолюбителей скажет немного. А вот если его слегка изменить — на «Роберт Шайе», то перед нами окажется основатель и сопредседатель компании «Нью-Лайн Синема». Этот человек оказал огромное влияние на кинофантастику прежде всего как продюсер, начиная с фирменного сериала «Кошмар на улице Вязов» и заканчивая трилогией «Властелин Колец». Собственно, благодаря Шайе творение Питера Джексона и стало трилогией: новозеландец с командой первоначально рассчитывали на финансирование только двух фильмов. Увы, но опять же благодаря Шайе мы, судя по всему, вряд ли увидим еще хотя бы одну картину Джексона о Средиземье… Сделав независимую аудиторскую проверку «Братства Кольца», режиссер обвинил студию в занижении цифры кассовых сборов — и, соответственно, гонорарных выплат. Дело попало в суд, тяжба не закончилась до сей поры. Отношения Джексона и Шайе, которому некогда был подарен меч Гэндальфа, оказались безнадежно испорченными, и вопрос о постановке новозеландским сказочником «Хоббита» на «Нью-Лайн Синема», кажется, закрыт окончательно.

Эта непростая история вполне могла побудить Шайе «тряхнуть стариной», вернуться к режиссуре после шестнадцатилетнего перерыва и создать вторую полнометражную ленту в своей фильмографии.

Завязка фильма уважительно следует канве истории, рожденной коллективным воображением Льюиса Пэджетта. К обыкновенным американским детям, брату и сестре, попадает коробка с игрушками из будущего. Причудливые вещицы несказанно развивают интеллектуальные способности детей, одновременно вызывая тревогу родителей (их играют Тимоти Хаттон и Джоэли Ричардсон). Создатели киноадаптации сохраняют и мотив особенного отношения юных героев с пространством-временем, и даже изящный ход, по которому еще одна коробка попала в руки маленькой Алисы Лидделл, вдохновившей Льюиса Кэрролла взяться за перо.

Но дальше события развиваются, как сказала бы та же Алиса, все страньше и страньше. Сценаристы буквально переворачивают сюжет с ног на голову. Понять их можно: все-таки семейное кино, а значит, в той или иной мере лента должна проповедовать семейные ценности. Но с этой концепцией печальный финал по версии Каттнера — Мур, когда герои уходят от родителей в неведомую реальность, как-то не вяжется. Формат, он и в Америке формат. Поэтому для младшего поколения семейства Парадин, переименованного в Уайлдеров, найдена более достойная задача, нежели побег из дома в чужие измерения. Они ни много ни мало должны спасти будущее, в котором случилась не вполне ясная, но серьезная катастрофа. Для того некий ученый и забросил в прошлое чудесные игрушки. У людей из нашего века, оказывается, есть что-то важное, ставящее их на голову выше потомков. Но что именно, мы узнаем только в конце фильма.

Еще один парадокс связан с названием. Заголовок рассказа цитировал балладу Кэрролла «Джаберрвоки», известную у нас как «Бармаглот». На русский язык баллада переводилась пять раз. Самый популярный вариант встречается в переводе «Алисы в Зазеркалье», сделанном Натальей Демуровой, хотя само стихотворение переложила Дина Орловская:

«Все тенали бороговы…» — строчка из шестого, «неофициального» перевода четверостишия, выполненного Леонорой Черняховской. Почему «неофициального»? Потому что существует он только в русском варианте рассказа Каттнера и Мур, как наиболее близкий к оригиналу: «All mimsy were the borogoves». Бороговы тенают вместо хрюкотающих мюмзиков или «дрожащих в лужасе гроздов» из еще одного переложения — Владимира Орла. По сюжету рожденному воображением соавторов-фантастов, кэрролловская игра слов не что иное, как шифр, позволяющий выйти за пределы четырехмерной пространственно-временной системы координат. Если, конечно, этот шифр правильно разгадать.

Сценаристы экранизации сыграли в слова по-другому. «Мимзи» превратилось в имя игрушечного белого кролика (еще один своеобразный «привет» Кэрроллу), которому отдана ключевая роль среди прочих «шорьков» из фантастической коробки. Даже английское написание вымышленного слова изменилось на одну букву. Однако для русскоязычного зрителя, пусть и знакомого с многократно переизданным рассказом Пэджетта, из-за путаницы в переводах связь между названием фильма и текстами Кэрролла и Каттнера оказалась, мягко говоря, непрозрачной. Тем более, что отечественные локализаторы тоже проявили фантазию и громко озаглавили картину «Последняя Мимзи вселенной».

Увы, гений Кэрролла и блестящее мастерство Каттнера и Мур, перенесенные на пленку, отступают перед штампами фабрики грез. Чего только не найдешь в том ворохе «игрушек», каким пользуются взрослые деятели киноиндустрии! И настойчивая мысль, будто современный обыватель живет в лучшем из миров, и страх террористической угрозы, и взрывной сценарный коктейль, где нашлось место всему — от мотивов «Терминатора» до восточной философии.

Но есть и такое, за что Бобу Шайе и компании можно многое простить. Во-первых, за смелость обращения не только к творчеству Кэрролла и Пэджетта, но и к идеям Достоевского. Метафору о слезинке ребенка так, как это сделано в «Последней Мимзи», еще не пробовал решить, пожалуй, никто.

Во-вторых, камерная лента Шайе — настоящий гимн наивному, полному надежд семейному кино восьмидесятых. Многие сцены открыто цитируют «Инопланетянина» Спилберга. Однако именно из-за этого публика и отнеслась к ленте достаточно прохладно. Зрители уже привыкли к иной манере съемки, а фильм, кажется, сам прилетел к нам в «капсуле времени» из эпохи двадцатилетней давности. Полные залы давно уже собирают бравурные фэнтези-блокбастеры. И неудивительно, что новый проект Шайе — продюсирование экранизации «Темных начал» Пуллмана, а не постановка научно-фантастического фильма. Нам же остается надеяться: «Мимзи» была не последней, придет время, и еще не один рассказ из «золотого фонда» американской НФ и найдет свое место в пространстве киноэкрана.